Текст книги "Восстание в Кронштадте. 1921 год"

Глава 3
КРОНШТАДТ И РУССКАЯ ЭМИГРАЦИЯ

С самого начала советские власти видели в Кронштадте источник возможных беспорядков. В атмосфере всеобщего недовольства восстание кронштадтских моряков могло разжечь огромный пожар, который бы охватил всю страну. Возможность вмешательства извне давала дополнительный повод для беспокойства. Расположенный в устье Невы Кронштадт представлял для Петербурга серьезную опасность. Большевики еще не успели забыть, как четыре года назад беспорядки в армии, забастовки и демонстрации в столице привели к свержению самодержавия. Теперь их режим подвергался такой же опасности. Если «красный Кронштадт» и «красный Питер» могут восстать против правительства, то что можно ожидать от остальной части страны? Так что нет ничего странного в том, что было сделано все, чтобы дискредитировать мятежников. Задача довольно сложная, поскольку Кронштадт имел репутацию города, преданного идеалам революции.

В 1917 году Троцкий назвал кронштадтских матросов «красой и гордостью» русской революции, а теперь он изо всех сил старался доказать, что эти совсем не те преданные революции матросы, которых он знал четыре года назад, а новые, совершенно иного склада люди. Тысячи кронштадтцев погибли в годы Гражданской войны, доказывал Троцкий, а многие из оставшихся в живых рассеялись по всей стране. Таким образом, лучшие ушли, а их места заняли новобранцы с Украины и западных приграничных областей, крестьяне, в основной массе равнодушные к революционной борьбе, а некоторые, в силу классовых и национальных отличий, враждебно настроенные к советскому режиму. Многие рекруты прибыли из областей, где орудуют банды Махно, Григорьева и прочих, и привезли с собой «анархо-бандитские настроения», а кто-то из них даже воевал в этих бандах или в белых армиях Деникина и Врангеля[65]65
  Троцкий А. Так вооружалась революция. Т. III. Ч. 1. С. 203 – 204; Пухов А.С. Указ. соч. С. 40 – 41; Кронштадтский мятеж / Под ред. Н.А. Корнатовского. С. 12 – 13; Курье М.А. Кронштадтский мятеж 1921 года в советской и белой литературе и печати // Красная летопись. 1931. № 2. С. 226.


[Закрыть].

В изображении большевиков кронштадтский моряк 1921 года имел «другой социальный и психологической склад», нежели его предшественник времен революции и Гражданской войны. В худшем случае – аморальный, деморализованный мужлан, недисциплинированный, сквернослов, любитель карт и выпивки. В лучшем случае – «крестьянин в морской форме», обычный деревенский парень, носивший «пышные панталоны клеш и прическу сутенеров», чтобы привлечь женское внимание[66]66
  Слепков А. Указ. соч. С. 20.


[Закрыть].

Для этих зеленых новичков, говорили большевики, бывалые моряки, «морские волки» придумали массу оскорбительных эпитетов: «клешники» – из-за непомерно широких «клешей»; «жоржики» – разряженные деревенщины, и самый обидный из всех – «иванморы», издевательская пародия на «военморы» (военные моряки), гордое название ветеранов Гражданской войны[67]67
  Кронштадтский мятеж / Под ред. Н.А. Корнатовского. С. 21; Кузьмин М. Кронштадтский мятеж. Л., 1931. С. 17.


[Закрыть].

Насколько точны эти характеристики? Не может быть ни малейших сомнений, что во время Гражданской войны состав Балтийского флота претерпел значительные изменения: на смену старым опытным морякам пришли молодые призывники, в основном из сельских районов. В 1921 году, согласно официальным данным, более трех четвертей общей численности матросов составляли крестьяне, в отличие от 1917 года, когда большую часть составляли рабочие Петрограда и близлежащих городов.

Позже Петриченко подтвердил, что многие из его товарищей по оружию были крестьянами, приехавшими из южных губерний. Однако это вовсе не означает, что особенности поведения на флоте претерпели значительные изменения. В среде моряков – выходцев из рабочего класса всегда был большой процент крестьян, недисциплинированных, готовых взбунтоваться при малейшей провокации. В 1905 и 1917 годах именно из-за них, тогда еще совсем молодых крестьянских парней, Кронштадт заработал репутацию очага революционного экстремизма. Во время Гражданской войны город оставался независимым и своевольным, трудноуправляемым и далеко не всегда готовым оказать поддержку правительству. По этой причине многих матросов, особенно постоянных нарушителей спокойствия и оппозиционеров, отправляли подальше от центров большевистской власти. Многие из тех, кто оставался служить на Балтийском флоте, жаждали обрести свободы, которые они завоевали в 1917 году, до того как новый режим начал устанавливать во всей стране однопартийную диктатуру.

На самом деле старослужащие мало чем отличались от новичков. И те и другие были по большей части из крестьян. Одни во время отпуска, другие до поступления на флот могли убедиться в бедственном положении русского крестьянства. А главное, все они, старые и молодые, стремились избавиться от политики принуждения центрального правительства. Так что нет ничего удивительного в том, что, когда наконец вспыхнуло восстание, ветераны, много лет прослужившие на флоте (некоторые начали службу еще до Первой мировой войны), взяли на себя руководство восстанием. Петриченко пришел на флот в 1912 году и служил в команде «Петропавловска» с 1918 года. Его заместитель во Временном революционном комитете, старый морской волк Яковенко, сражался на баррикадах в 1917 году. Вполне естественно, если учесть их зрелость и опыт, не говоря уже о горьком разочаровании, постигшем их, как бывших участников революции, что эти закаленные в боях моряки оказались в центре восстания. Они по праву занимали главенствующее положение, как стоявшие выше по рангу и более компетентные (Петриченко, например, был старшим писарем на линкоре), выделявшиеся даже среди наиболее энергичных и грамотных молодых матросов и привыкшие брать инициативу на себя. К тому же близость Петрограда с его напряженной интеллектуальной и политической жизнью способствовала обострению их политического чутья.

Кронштадтцы долго считались вдохновителями революционной воинственности – репутация, остававшаяся практически незапятнанной на протяжении Гражданской войны, несмотря на беспечность и отсутствие дисциплинированности. Еще осенью 1920 года, вспоминает Эмма Гольдман, коммунисты поддерживали моряков, считая их поведение блестящим образцом доблести и неустрашимой отваги: 7 ноября, в третью годовщину захвата большевиками власти, моряки шли в первых рядах, и толпа шумно приветствовала их появление[68]68
  Гольдман Э. Слишком много протестов Троцкого. Глазго, 1938. С. 7.


[Закрыть].

Никто в то время не говорил о «классовом вырождении». Утверждение, что политически отсталые мужики охладили революционный пыл моряков, кажется в этом случае не более чем желанием найти объяснение диссидентским выступлениям моряков и поступить с ними как в октябре 1918 года после неудавшегося мятежа на военно-морской базе в Петрограде, когда социальный состав флота еще не подвергся такому существенному изменению.

Таким же безосновательным является заявление, что кронштадтцы были главным образом не русскими, а украинцами, латышами, эстонцами, финнами, то есть теми, кто враждебно относился к советской власти. В списке участников Кронштадтского восстания порядка трехсот – четырехсот фамилий. Насколько можно судить по этим фамилиям (это, конечно, весьма сомнительное доказательство), среди восставших подавляющее большинство составляли русские. Несколько иначе обстоит дело со списком членов Временного революционного комитета, Генерального штаба восстания:

Петриченко, старший писарь, линкор «Петропавловск».

Яковенко, телеграфист службы связи, Кронштадтский район.

Ососов, машинист, линкор «Севастополь».

Архипов, машинист, старшина.

Перепелкин, электрик, линкор «Севастополь».

Патрушев, старшина-гальванер, линкор «Петропавловск».

Куполов, старшина, медбрат.

Вершинин, матрос, линкор «Севастополь».

Тукин, рабочий электромеханического завода.

Романенко, сторож в сухих доках.

Орешин, директор Третьей Рабочей школы.

Вальк, мастер на лесопильной фабрике.

Павлов, рабочий минного завода.

Байков, начальник управления строительства крепости.

Кильгаст, штурман дальнего плавания[69]69
  Правда о Кронштадте. С. 113, 158; Как началось восстание в Кронштадте. Архив Миллера, д. 5М, л. 5.


[Закрыть].

Из пятнадцати членов комитета у троих – Петриченко, Яковенко и Романенко – явно украинские фамилии, а у двоих – Вальк и Кильгаст – немецкие. Петриченко, Яковенко и Кильгаст занимали ключевые посты в Революционном комитете – председателя, заместителя председателя и секретаря соответственно. Согласно советским источникам, Петриченко был ярым националистом, за что товарищи прозвали его «Петлюрой», в честь вождя националистического движения на Украине.

По свидетельству Петриченко, «три четверти» Кронштадтского гарнизона были выходцами с Украины; некоторые из них прежде, чем попасть на советский флот, воевали в антибольшевистских армиях.

Это указывает на то, что националистические чувства играли определенную роль в разжигании мятежа, но насколько велика эта роль, сказать трудно. Зато с полной очевидностью можно судить о социальном статусе членов Революционного комитета Кронштадта. Основное большинство составляли матросы из крестьянских или рабочих семей. Среди них были те, кто служил на «Петропавловске» и «Севастополе» – пороховой бочке восстания, на заводе и даже занимал руководящие посты (например, директор школы). Одним словом, лидеры движения, в отличие от белых, были простого происхождения, и этот факт явно приводил власти в замешательство, хотя они упорно утверждали, что главари мятежников происходят из антипролетарских социальных слоев. Вершинина, матроса с «Севастополя», который на начальном этапе восстания попал в руки большевиков, назвали «спекулянтом» и «жоржиком». Еще хуже обошлись с Павловым, объявив его бывшим агентом сыскной полиции. Байков якобы имел собственность в Кронштадте; Тукин, бывший жандарм, имел ни много ни мало как шесть домов и три магазина в Петрограде; Кильгаст был осужден за присвоение государственных денег, но освобожден по амнистии в связи с третьей годовщиной большевистской революции.

Дискредитация членов Временного революционного комитета продолжалась и после подавления Кронштадтского восстания. Помимо порочащих фактов в отношении участников восстания, советские авторы стремились связать их с политической оппозицией: Петриченко называли левым эсером, Валька и Романенко – меньшевиками, Орешина – народником-социалистом. Ламанова, который, считалось, был главным идеологом движения и редактором ежедневной газеты, причисляли к эсерам-максималистам.

К сожалению, нет никакой достоверной информации, которая могла бы подтвердить или опровергнуть эти заявления. Согласно советским источникам, Петриченко «бывший коммунист», вступил в партию во время «партийной недели» в августе 1919 года, когда зачислялись все желающие рабочие и крестьяне без всяких рекомендаций, и был исключен из партии во время следующей перерегистрации.

Недолгий союз с коммунистами (как в случае с Петриченко) был довольно распространенным явлением. Тысячи матросов-балтийцев прошли тем же путем. В Кронштадте к марту 1921 года число членов партии сократилось ровно вдвое по сравнению с сентябрем 1920 года. Некоторые из исключенных из партии, воспользовавшись первой возможностью, уехали в отпуск. Петриченко вернулся в родную деревню в апреле 1920 года и оставался там до сентября или октября, имея вполне достаточно времени, чтобы понаблюдать за деятельностью продотрядов и проникнуться враждебными чувствами к правительству. Власти, скажет он впоследствии американскому журналисту, не единожды арестовали его по подозрению в контрреволюционной деятельности. Он даже пытался присоединиться к белым, но ему отказали, как бывшему большевику. Тем не менее он упорно настаивал, что Революционный комитет не имел связей ни с одной политической группировкой. Наше восстание, сказал Петриченко, было просто желанием избавиться от большевистского давления.

Большевистская пропаганда стремилась доказать, что восстание являлось не стихийной вспышкой массового протеста, а очередным контрреволюционным заговором. В советской прессе сообщалось, что моряки под влиянием меньшевиков и эсеров, затесавшихся в их ряды, без зазрения совести связали свою судьбу с «белогвардейцами» во главе с бывшим царским генералом Козловским. «За спинами эсеров и меньшевиков уже обнажили клыки бывшие царские генералы»[70]70
  Правда. 1921. 5 марта.


[Закрыть].

Это только часть заговора, говорили большевики, тщательно планируемого в Париже русской эмиграцией совместно с французской контрразведкой. Кроме того, были выдвинуты обвинения в адрес организаций Красного Креста – международного, американского и российского в Финляндии – как объединения заговорщиков.

2 марта 1921 года Совет труда и обороны принял в связи с мятежом специальное постановление. На следующий день за подписью Ленина и Троцкого оно было опубликовано в печати. Бывший генерал Козловский и его сподвижники объявлялись вне закона. Принятая на «Петропавловске» резолюция называлась черносотенно-эсеровской. Город Петроград и Петроградская губерния переходили на осадное положение. Вся полнота власти в Петроградском укрепленном районе передавалась Комитету обороны Петрограда.

В доказательство, что восстание было задумано антисоветскими группировками в Париже, большевики подчеркивали, что сообщения о восстании в Кронштадте появились во французских газетах за две недели до реальных событий. Эти сообщения, говорилось в заявлении, сделанном Троцким британским и американским журналистам, ясно свидетельствуют о гнусных интригах, замышляемых русской эмиграцией и их сторонниками из Антанты. Выбор Кронштадта в качестве объекта продиктован его близостью к Петрограду, тем, что к нему легко подобраться с запада, а кроме того, притоком ненадежных элементов на Балтийский флот.

Выступая 8 марта на X съезде партии, Ленин повторил высказывания Троцкого. За восстанием, заявил Ленин, «маячит знакомая фигура белогвардейского генерала». Совершенно ясно, сказал он, сославшись на статьи в «Ле Матэн» и «Л'эхо де Пари», что «это является работой эсеров и белогвардейцев»[71]71
  Десятый съезд РКП(б). С. 33.


[Закрыть].

Поскольку большевики отвели главную роль парижским сообщениям, следует внимательно изучить, что же в них было такого, что советское правительство настаивало на участии в заговоре белоэмигрантов. В статье, появившейся 13 февраля в «Ле Матэн» под заголовком «Москва принимает меры против кронштадтских мятежников», говорилось о том, что на Кронштадтской военно-морской базе вспыхнул мятеж и большевистские власти принимают меры, чтобы не допустить его распространения на Петроград. В «Ле Матэн» 14 февраля появилась вторая статья, объяснявшая, что арест кронштадтской делегации, поехавшей в Москву с просьбой об увеличении продовольственного пайка, и явился причиной начавшегося восстания. Ситуация в Кронштадте, говорилось в статье, постепенно обострялась, и «мятежники повернули оружие на Петроград». В тот же день появилась статья в «Л'эхо де Пари» с очередными новостями из Кронштадта: мятежники арестовали комиссара Балтийского флота и несколько боевых кораблей (вероятно, с помощью ледокола) держат курс на Петроград. В статье от 15 февраля говорилось, что мятежники рассчитывают на поддержку Петроградского гарнизона, а власти проводят массовые аресты в прилегающих к Петрограду районах. В период с 13 по 15 февраля подобные сообщения появились и в других западных газетах. «Нью-Йорк таймс» пошла дальше всех, заявив, что моряки заняли Петроград и войскам, брошенным Троцким на Петроград, не удается выбить мятежников из города[72]72
  Нью-Йорк таймс. 1921. 14 марта.


[Закрыть].

Конечно, в феврале 1921 года ни в Кронштадте, ни на одной из баз Балтийского флота не происходило ничего подобного. В то время ложные слухи – а этому, безусловно, способствовала волна беспорядков, прокатившаяся по России, и стремление выдать желаемое за действительное – были не редки. Однако в случае с Кронштадтом они стали предвестником событий, которые действительно произошли две недели спустя. Некоторые историки полагают, что поводом к мятежу послужила II партийная конференция моряков-балтийцев, на которой делегаты, подвергнув резкой критике работу Побалта, вышли с предложением об отмене политотдела флота.

Но это предположение следует исключить, поскольку ложные слухи появились за несколько дней до открытия II партийной конференции. Следует признать, что впервые подобные сообщения появились в русских эмигрантских газетах, явившись основой для статей в зарубежной прессе. Эсеровская газета в Праге, «Воля России», сообщила о вспышке восстания на Балтийском флоте 12 февраля. Двумя днями раньше в парижской газете «Общее дело» появилась статья народника Владимира Бурцева под заголовком «Восстание моряков в Кронштадте». Судя по всему, это было первое сообщение, вслед за которым появились статьи в разных газетах, которые с удивительной точностью воссоздали реальную картину событий, случившихся двумя неделями позже: кронштадтские моряки поднялись против правительства, заняли порт, арестовали комиссара Балтийского флота, планируют начать военные действия против Петрограда, власти Петрограда объявили осадное положение и проводят массовые аресты[73]73
  Общее дело. 1921. 10 февраля.


[Закрыть].

Слухи поступали из единственного источника – от корреспондента «русского» агентства новостей в Гельсингфорсе, печально известного центра антисоветской пропаганды. Однако остается неясным, что именно вызвало эти слухи. Беспорядки на флоте и арест в Москве делегации из Кронштадта вполне могли отчасти послужить причиной восстания. Командующий Балтийским флотом Раскольников предупреждал, что моряки могут открыть огонь по Петрограду, если не освободят их товарищей, но правительство с пренебрежением отнеслось к его словам и даже стало угрожать Кронштадту репрессиями.

Временный революционный комитет категорически отверг обвинение в заговоре, как заведомую клевету, не подтвержденную ни единым доказательством, а только лишний раз демонстрирующую низость существующей власти. В заявлении Временного революционного комитета, обращенном к рабочим и крестьянам России, говорилось: «Наши враги пытаются обмануть вас. Они говорят, что кронштадтское восстание было организовано меньшевиками, эсерами, агентами Антанты и царскими генералами. Ведущую роль они отводят Парижу. Вздор! Если наше восстание делалось в Париже, то луна делалась в Берлине»[74]74
  Правда о Кронштадте. С. 120.


[Закрыть].

Ответ комитета на обвинение, что руководили восстанием белые офицеры, был столь же категоричен: «В Кронштадте вся власть находится в руках революционных матросов, красноармейцев и рабочих, а не белогвардейцев, возглавляемых генералом Козловским, как клеветнически заявляет об этом радио Москвы». У нас здесь только один генерал, язвительно заявили мятежники, «комиссар Балтийского флота Кузьмин. И он арестован»[75]75
  Там же. С. 57, 65.


[Закрыть].

Временный революционный комитет опубликовал полный список участников восстания, чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений в том, кто в действительности организовал мятеж. Как мы знаем, в списках не было никаких офицеров, не говоря уже о генералах, а только матросы и рабочие. «Все это наши генералы, брусиловы, Каменевы и т. д.», – написали кронштадтские «Известия», имея в виду множество бывших царских генералов, примкнувших как раз к лагерю большевиков[76]76
  Там же. С. 131, 158.


[Закрыть].

А вот генерал Козловский действительно был в Кронштадте в марте 1921 года. Какую роль, если таковая вообще имелась, он сыграл в восстании? Александр Николаевич Козловский родился в 1861 году в Красном Селе под Петроградом. Профессиональный военный: закончил Киевский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище, Офицерскую артиллерийскую школу, Михайловскую артиллерийскую академию. Участник Первой мировой войны, генерал артиллерии. После большевистской революции в числе многих бывших царских генералов был принят на службу в армию в качестве «военного специалиста». С декабря 1920 года начальник артиллерии крепости Кронштадт. Когда вспыхнуло восстание, большевики сразу объявили его «закулисным руководителем мятежа». Козловского объявили вне закона, а его жену и детей ВЧК взяла в качестве заложников. Трех офицеров, служивших под его началом, объявили заговорщиками. Козловский утверждал, что только потому, что в Кронштадте он был единственным бывшим царским генералом, власти отвели ему роль белого генерала, планировавшего заговор с целью свержения советского режима.

Может, так и было. Есть основания считать, что Козловский и его подчиненные действительно принимали участие в мартовских событиях 1921 года. Когда в первые часы мятежа комендант крепости сбежал на материк, Козловский отказался последовать за ним, оставшись на своем посту. Временный революционный комитет назначил бывшего царского офицера Соловьянова начальником внутренней обороны крепости, с ним Козловский работал в тесном сотрудничестве. Большинство военспецов поступили в распоряжение мятежников, оказывая им техническую помощь. Большевики практически не использовали опыт и знания бывших офицеров, особенно артиллеристов. Отношение этих офицеров к большевикам характеризует фраза, сказанная Козловским большевистскому комиссару 2 марта: «Ваше время прошло. Я сам сделаю, что нужно».

С начала восстания военспецы занялись планированием военных операций мятежников; 2 марта, как объяснил Козловский, он и его сослуживцы посоветовали комитету немедленно перейти в наступление, чтобы перехватить инициативу[77]77
  Социалистический вестник. 1921. 5 апреля. С. 5 – 6.


[Закрыть].

Офицеры разработали план: высадиться в Ораниенбауме, захватить боевую технику, установить контакт с воинскими подразделениями, сочувствующими кронштадтцам, и двинуться на Петроград, не дожидаясь, пока правительство подтянет туда войска. Кроме того, офицеры предлагали совершить набег на паровую мельницу в Ораниенбауме, – там хранилось около 60 тысяч пудов муки, а запасы продовольствия в Кронштадте были ограничены. Военспецы-артиллеристы разработали план по освобождению скованных льдом «Петропавловска» и «Севастополя» с помощью орудий и предложили обнести крепость рвом, чтобы затруднить действия пехоты.

При всей активности офицеров их использовали во время мятежа только в качестве консультантов, не более. Они не принимали участия ни в руководстве восстанием, ни в составлении политической программы. Никто из офицеров не участвовал в составлении резолюции, принятой на «Петропавловске», не выступал на Якорной площади, не присутствовал на «делегатском собрании» в Морском инженерном училище, не входил в состав Временного революционного комитета. Как и при большевиках, они были всего лишь техническими консультантами восставших. Позже, находясь в тюрьме, некоторые из мятежников сказали Ф. Дану, что Козловский просто продолжал выполнять свои обычные обязанности и не обладал никакими полномочиями в их восстании[78]78
  Дан Ф. Указ. соч. С. 154.


[Закрыть].

Учитывая независимый характер моряков и их традиционную ненависть к офицерству, очень сомнительно, чтобы Козловский и другие офицеры могли оказывать серьезное влияние на мятежников. Временный революционный комитет демонстрировал недоверие к военспецам, неоднократно отклоняя предложенные ими планы, правда выслушивая и, возможно, присваивая их идеи. Несмотря на уговоры офицеров, мятежники даже не пытались освободить скованные льдом корабли. Они не стали занимать плацдарм на материке и не воспользовались царившим поначалу замешательством в стане большевиков. Мятежники ограничились тем, что в ночь со 2 на 3 марта, после известия о том, что Морской воздушный дивизион решил присоединиться к восстанию, направили небольшой отряд в Ораниенбаум, который был встречен пулеметным огнем.

Теперь остался только один, но наиважнейший вопрос: насколько правы были большевики, обвиняя русскую эмиграцию в Париже в руководстве восстанием? Конечно, эмигранты не отказывали себе в удовольствии помечтать об антибольшевистском восстании – об этом много говорилось и писалось, особенно в группе, известной как «Всероссийский национальный центр» во главе с Национальным комитетом, чья штаб-квартира находилась в Париже, туда входили кадеты, октябристы и другие умеренные. Возьмем, например, статью одного из лидеров партии кадетов Ф.И. Родичева, появившуюся в газете «Общее дело» за десять дней до начала восстания: «Взять Петроград не представляет трудности. Трудность состоит в том, чтобы накормить город и привести его в порядок. Когда все будет готово, наступит время действовать. Петроград ближе других расположен к западной границе. До этого города в Советской России проще всего добраться, чтобы начать работу по возрождению... Пора начинать»[79]79
  Родичев Ф. В поисках спасения // Общее дело. 1921. 20 февраля.


[Закрыть].

В то время откровенные угрозы такого характера не вызывали беспокойства у большевистских лидеров – их намного больше тревожили заговоры, которые, как они подозревали, тайно замышляли эмигранты. И надо сказать, эти подозрения были вполне обоснованны. По сведениям из неизвестного источника, Всероссийский национальный центр составил план антибольшевистского восстания за несколько недель до Кронштадтского мятежа. Прежде чем пояснить, о каких сведениях идет речь, хотелось бы сказать несколько слов о деятельности центра.

Он возник в Москве в мае – июне 1918 года, в начале Гражданской войны, как «нелегальная организация, сформированная в России для борьбы с большевиками»[80]80
  Образование северо-западного правительства / Архив русской революции. 1922. С. 295; Аукомский А.С. Воспоминания: В 2 т. Берлин, 1922. Т. 2. С. 116.


[Закрыть].

Образованный А.В. Карташевым, П.Б. Струве и другими лидерами партии кадетов, центр ставил основной целью свержение правительства Ленина и установление конституционного режима[81]81
  Главными задачами Всероссийского национального центра были «борьба с Германией, борьба с большевизмом, восстановление единой и неделимой России, верность союзникам, поддержка Добровольческой армии как основной русской силы для восстановления России, образование Всероссийского правительства в тесной связи с Добровольческой армией и творческая работа для создания новой России – России после февральского переворота, форму правления которой может установить сам русский народ через свободно избранное народное собрание». (Примеч. пер.)


[Закрыть].

Руководящее ядро организации располагалось в Москве. До конца 1918 года отделения центра были созданы в крупных городах европейской части России, в том числе в Петрограде, в крепостях Кронштадт и Красная Горка. В 1919 году центр был вовлечен в попытку генерала Юденича захватить Петроград. Антон Владимирович Карташев, бывший профессор Петербургской духовной академии, последний российский обер-прокурор Священного синода, первый и последний министр по делам исповеданий Временного правительства, в числе пяти представителей центра входил в политический совет Юденича. Согласно советским источникам, среди представителей центра в Кронштадте был профессор Давид Давидович Гримм, бывший ректор Петербургского университета, сыгравший заметную роль в событиях 1921 года.

Во время наступления Юденича на Петроград Кронштадт сохранял преданность большевикам, отражая нападения британцев с воздуха и торпедные атаки; несколько кораблей Балтийского флота получили повреждения и были потоплены. В отличие от Кронштадта на форте Красная Горка вспыхнул мятеж. Форт перешел на сторону белых и открыл огонь по Кронштадту. Очевидно, здесь не обошлось без участия центра, с молчаливого согласия британской разведки.

Резидент британской разведки, находившийся в то время в России, Пол Дюкс, которого Советы обвинили в участии в мятеже, отрицал личное вмешательство и связь Британии с Всероссийским национальным центром.

Мятеж был подавлен орудийным огнем с линкора «Петропавловск»; отряд кронштадтских моряков и красноармейцев пошел на штурм и захватил Красную Горку.

Вслед за поражением Юденича ЧК арестовала многих членов Национального центра, которых приговорили к расстрелам или длительным тюремным срокам. Однако ряд лидеров центра, и среди них профессор Карташев, смогли убежать из страны и, организовав новый штаб в Париже, приступили к восстановлению организации. К концу 1920 года у центра были уже отделения в Лондоне, Берлине, Гельсингфорсе во главе с профессором Гриммом и в других городах. Помимо Карташева, Струве и Родичева, в руководство центра входили такие известные кадеты и октябристы, как В.Д. Набоков (от Конституционно-демократической партии народной свободы) и А.И. Гучков (от Либеральной республиканской партии), несколько народников правого крыла, в том числе В.Л. Бурцев, редактор газеты «Общее дело»[82]82
  Бурцев Владимир Львович – историк, издатель, журналист. В 1907 году эмигрировал в Париж. Издавал газеты «Общее дело» (1909 – 1910 гг.) и «Будущее» (1911 – 1914 гг.). В августе 1914 года вернулся в Россию. Издатель и редактор газет «Общее дело», «Наше общее дело». В октябре 1917 года арестован, в феврале 1918 года освобожден. Эмигрировал в Финляндию, затем во Францию, возобновил в Париже издание газеты «Общее дело» (1918 – 1922, 1928 – 1933 гг.), один из организаторов и член президиума Национального комитета (1921 г.), соредактор журнала «Борьба за Россию» (1926 – 1931 гг.). (Примеч. пер.)


[Закрыть].

Некоторые из известных либералов, такие как Павел Милюков[83]83
  Милюков Павел Николаевич – политический деятель, историк, публицист. Один из создателей Конституционно-демократической партии (1905 г.), ее теоретик и лидер. В 1917 году министр иностранных дел Временного правительства 1-го состава. После октября 1917 года эмигрировал. (Примеч. пер.)


[Закрыть] и Максим Винавер[84]84
  Винавер Максим Моисеевич – один из основателей партии кадетов, член ЦК, лидер Еврейской народной группы. После Октябрьской революции активно боролся против советской власти, в 1919 году был министром внешних сношений белогвардейского Крымского краевого правительства. В этом же году эмигрировал во Францию. (Примеч. пер.)


[Закрыть], не захотели войти в организацию, отказавшись от надежды освободить Россию путем вооруженного вторжения, даже с помощью союзников.

В конце 1920 года Всероссийский национальный центр начал заблаговременно вести подготовку к съезду национального объединения. На съезде, проходившем в июне 1921 года в Париже, был создан Национальный комитет под председательством профессора Карташева. Основная цель вновь созданного комитета – «освобождение России из коммунистического рабства»[85]85
  Общее дело. 1921. 6 июня.


[Закрыть].

С момента образования Национальный центр преследовал эту же цель, но постепенно один за другим командующие Белой армией – Юденич, Колчак, Деникин – терпели поражение. Однако генерал Врангель сумел эвакуировать большую часть своей армии. Примерно 70 – 80 тысяч белогвардейцев оказались в Константинополе, на Галлипольском полуострове (в Турции) и на острове Лемнос (в Греции), в Сербии и Болгарии, сохранив воинские звания и дисциплину. В августе 1920 года Франция признала де факто правительство Врангеля как правительство Юга России[86]86
  Правительство Юга России создано в Севастополе в апреле 1920 года как Совет начальников управлений, реорганизованный затем в Совет при главкоме ВСЮР Врангеле (с 11 мая – главком Русской Армии); с заключением соглашения с верхушкой казачества Дона, Кубани, Терека и Астрахани (с 16 августа) стало называться правительством Юга России. Являлось фактически преемником деникинского Южнорусского правительства, последнего правительства из числа претендовавших на всероссийскую власть. (Примеч. пер.)


[Закрыть] (единственная страна, оказавшая барону подобную честь).

С помощью Франции Врангель смог разместить свою армию в турецких военных лагерях. Его армада в составе дредноута[87]87
  Дредноут (от англ. dreadnought) – «неустрашимый» – английский линейный корабль, положивший начало этому классу кораблей. (Примеч. пер.)


[Закрыть], нескольких эскадренных миноносцев и десятков других кораблей Черноморского флота и порядка 5 тысяч членов экипажей располагалась в Тунисском порту Безерта.

В ноябре 1920 года Париж формально отказался от поддержки армии Врангеля, но продолжал снабжать оружием «из гуманных соображений», одновременно убеждая Врангеля распустить армию.

Но их усилия не увенчались успехом. В марте 1921 года британский верховный комиссар в Стамбуле сэр X. Румбольд заметил, что «генерал Врангель вероятнее всего выступит категорически против любых предложений, связанных с расформированием его армии, поскольку утверждает, что его армия является единственной антибольшевистской силой, готовой извлечь выгоду из событий, происходящих в России»[88]88
  Сэр X. Румбольд – лорду Керзону, 17 марта 1921 года.


[Закрыть].

Однако вернемся к деятельности Национального центра. В архивах этой организации хранится рукописный документ с пометкой «Совершенно секретно», озаглавленный «Докладная записка по вопросу об организации восстания в Кронштадте»[89]89
  Докладная записка по вопросу об организации восстания в Кронштадте: Рукопись / Колумбийский русский архив. См. полный текст «Записки» в Приложении 1.


[Закрыть].

В «Докладной записке», датированной 1921 годом, излагается детальный план предполагаемого восстания в Кронштадте. Из записки становится ясно, что план составлен в январе или в начале февраля агентом Национального центра, расположенного в Выборге или Гельсингфорсе. Агент предполагает, что восстание матросов вспыхнет «предстоящей весной». В наличии «множество безошибочных признаков» недовольства большевиками, и, если «небольшая группа быстро и решительно захватит власть в Кронштадте», остальная часть флота и гарнизона последует за этой группой. «Среди матросов уже сформировалась такая группа, готовая и способная предпринять энергичные действия». При поддержке извне «можно полностью рассчитывать на успех восстания».

По всей видимости, автор «Записки» хорошо знаком с положением в Кронштадте. Он приводит точный план крепости, проводит анализ фортификационных сооружений. В «Записке» подчеркивается необходимость заранее подготовить продовольственные запасы для мятежников, воспользоваться помощью французов, загрузить продовольствие на транспортные суда в Балтийском море, которые по получении приказа двинутся к Кронштадту. Далее: следует мобилизовать Русскую Армию генерала Врангеля, которая будет действовать при поддержке французской морской эскадры и кораблей Черноморского флота, стоящих в Безерте. (Основное допущение: восстание должно начаться после весенней оттепели, когда растает лед и Кронштадт будет защищен от вторжения с материка, будут подготовлены продовольственные запасы и армия Врангеля будет в полной боевой готовности.)