Текст книги "Путь к Вавилону"

16

На этот раз они шли дольше, и Ривен поначалу все удивлялся тому, что они неуклонно спускаются вниз, но потом вспомнил, что Талскер стоит на высоком холме, и если они собираются выйти из города по этим тоннелям, им нужно сначала спуститься к его подножью.

Силы его были уже на исходе. Он едва поспевал за Квиринусом и Кейгаром, спотыкаясь на каждом шагу, задевая плечами о стены и время от времени стукаясь головой о потолок. Кроме того, Ривена томила невыносимая жажда, хотя он не дошел еще до того состояния, чтобы всерьез додумывать о воде, стекающей по стенам тоннеля. Ее вид по-прежнему не внушал доверия, хотя канализационные стоки давно остались позади.

Теперь тоннели выглядели древнее. Кое-где стены уже просели и раскрошились, а пол стал неровным. Черные, острые, точно копья, сталактиты свисали с сумрачного потолка.

Квиринус шел впереди, держа в руке факел, который дожидался его на выходе из колодца. Его мерцающий свет отбрасывал громадные размытые тени, пляшущие на стенах тоннеля. Дальние углы и боковые проходы оставались сокрыты во мраке. Крысы больше не попадались, но несколько раз Ривену показалось, что он замечал краем глаза какое-то мелькание. Наверное, это виры неслышно крались по пятам, приглядывая за ними. Или, может, еще какие-нибудь существа, обитающие в здешних темных подземных глубинах. От этой мысли по его телу побежали мурашки, и он подумал о том, что было бы лучше, если бы он шел в середине, а не последним.

Наконец они остановились. Только шум их дыхания да треск факела нарушали тишину подземелья. Ривен был благодарен за передышку. Привалившись спиной к влажной стене, он вытер мокрый лоб. Ноги горели, как в огне, голова стала странно легкой. Горло было воспалено.

Квиринус передал ему обтянутую кожей фляжку.

– На вот, подкрепись. Скоро мы уже выйдем из этих тоннелей. Однако нам еще предстоит проделать немалый путь по земле. Несколько миль верхом. Тебе понадобятся силы.

– Далеко? – спросил Ривен, откупоривая фляжку. Из горлышка потянуло ароматом крепкого ликера.

– От городских стен до моего дома в Рим-Армишире – двенадцать миль, и нам придется поторопиться. Не сомневаюсь, что город сейчас весь гудит от известий о вашем исчезновении. Шайка Сергиуса уж постарается. Они потребуют свободы действий. – Он улыбнулся. – Пей. Это придаст тебе сил.

Ривен выпил. Крепкий напиток с привкусом мандарина охладил его горло и согрел желудок. Язык больше уже не казался разбухшим. Он протянул фляжку обратно, но Квиринус не взял ее.

– Оставь у себя. Судя по твоему виду, до восхода солнца она тебе еще не раз пригодится. – Он повернулся и, кивнув Кейгару, вновь повел их вперед.

Вскоре они снова остановились. По прикидкам Ривена, они успели пройти не больше мили, как вдруг Квиринус поднял руку, требуя тишины, и замер на месте, прислушиваясь. Спереди доносился рев стремительного потока воды, отдававшийся эхом в проходах. Квиринус нахмурился.

– Вода поднялась высоко, выше, чем я предполагал. Обычно на этом уровне она едва сочится.

– Когда мы спускались в канал, шел дождь. Быть может, он так и идет, – высказал предположение Кейгар.

– Может быть, – проворчал Квиринус. – Но как бы там ни было, выбор у нас небольшой. Держитесь за ремни друг друга. Я гашу факел. – Он взглянул на Ривена. – Теперь придется поднапрячься, так что держись покрепче.

Он поднял руку и отшвырнул факел, который упал, зашипев искрами и угольками. Все погрузилось во тьму. Шум воды как будто стал громче. Ривен почувствовал, как Кейгар сделал первый осторожный шаг, и вцепился в его ремень. Они медленно продвигались вперед, точно троица слепцов.

Вода под ногами быстро поднималась; сначала она покрыла ступни Ривена, затем лизнула лодыжки и продолжала подниматься выше. Когда она заплескалась почти на уровне бедер, он откупорил фляжку Квиринуса и сделал несколько глотков. Если ему предстояло опять окунуться в студеную воду… у него было такое чувство, что он вполне этого заслуживает.

Когда вода поднялась по пояс, Ривен почувствовал, что поток может сбить его с ног, и еще крепче вцепился в ремень Кейгара. Ему представилось вдруг, как этот поток унесет его по незнакомым тоннелям в темное чрево города, и он навсегда потеряется в канализации своей же собственной истории. Ривен криво усмехнулся.

Течение обратилось в стремительный поток, и, чтобы не упасть, приходилось крепче держаться друг за друга. Но впереди уже стал заметен какой-то свет. Ривен увидел, что тоннель поднялся высокой аркой, проход стал заметно шире, в потолке виднелись квадратные прорези, через которые тоже падал свет; вода, однако, все поднималась.

– Держитесь поближе к стене! – крикнул Квиринус. – Там справа где-то должна быть лестница. Надо нащупать ее!

Вслепую, они с трудом продвигались вперед; брызги летели им в лицо, вода попадала в рот. Один раз Ривен едва не захлебнулся. Каждый вдох давался с трудом. На мгновение дно ушло из-под ног Ривена, и поток унес бы его, если бы он не повис на ремне Кейгара. Ему удалось, наконец, снова ощутить ногами дно. Его пальцы скользили по влажному камню стены, пытаясь нащупать, за что ухватиться.

Кейгар внезапно остановился и что-то прокричал, но Ривен не сумел расслышать, что именно. Потом он стал подниматься. Ривен судорожно ощупал стену и наткнулся на металлическую скобу, заделанную в камень. Он подтянулся и полез следом за Кейгаром. Вода осталась внизу. Вверху Ривен различал круг лысой головы Квиринуса, вырисовывающийся на фоне квадрата ночного неба. Они с Кейгаром вытащили Ривена из колодца, который после этого без сил повалился на влажные камни мостовой. Он лежал, прислушиваясь к шуму воды далеко внизу и подставив лицо редким каплям дождя.

И тут его разобрал смех. Вот уж действительно: тихая ночка. Тишь да покой.

Впрочем, в покое его оставили ненадолго, Квиринус и Кейгар подняли Ривена на ноги и потащили по темной улице. Он не успел даже стряхнуть с себя влагу. Из мрака выступили лошади и люди в доспехах. Он весь сжался. Ловушка после стольких усилий? Но кто-то набросил плащ ему на плечи и подтолкнул к лошади без седока.

– Садись, – шепнул ему на ухо Кейгар. – Нам надо ехать не медля!

Ривен с трудом забрался в седло. Холодная вода, пропитавшая его одежду, захлюпала под ягодицами. Кто-то взял его коня под уздцы, и копыта застучали по мостовой. Ривен натянул капюшон на голову, чтобы укрыться от дождя, который снова усилился. Через некоторое время он начал узнавать громадные крепостные стены, за которыми остался город. Рассвело, но было пасмурно. Стук лошадиных копыт отдавался гулким эхом, вскоре перед ними открылась темная равнина, за нею – холмы в завесе мороси, а еще дальше угадывались черные вершины гор. Вместе с остальными, конь его перешел в легкий галоп, и Ривен прилагал все силы, чтобы не вылететь из седла. Погони не было, но он так устал, что ему было уже все равно.

Они нещадно гнали лошадей, лишь изредка замедляя бег. Дорога шла то вверх, то вниз, и несколько раз лошади их пересекали мелкие речушки, поднимая фонтаны брызг. Воздух срывал капюшон плаща с головы Ривена, отбрасывая его назад, за плечи. Он не мог сдержать дрожь. Промокшая одежда обледенела, бороду покрыл иней. Пришла настоящая зима, и они приближались к подножию Гресхорна, самых высоких гор в этом мире. Ривен толком еще и не видел этого хребта, но даже теперь ему стало ясно, что горы Гресхорна гораздо выше самого высокого кряжа на Скае, суровее любого утеса, на который ему доводилось подниматься. Он решил пока не задумываться над тем, какой им предстоит подъем. Тепло – вот что ему сейчас нужно. Тепло и сон. Он потянулся за фляжкой Квиринуса, но ее не оказалось на месте. Скорее всего, он выронил ее в водоворотах того подземного потока. Он выругался про себя от досады. Ничего не поделаешь, придется стоически выносить жажду и эту боль, которую пробудила в нем бешеная скачка в морозной ночи. Ривен давно уже потерял ощущение времени и расстояния и чувствовал только, как немеют пальцы рук и ноги в промокших сапогах.

Он, должно быть, заснул или задремал, или даже на какое-то время потерял сознание, потому что резкий толчок заставил его очнуться. Ривен едва удержался в седле. Всадники остановились. Вокруг них разливалось золотое сияние факелов, ветер трепал их пламя и уносил дым. Их окружили какие-то пешие люди, взяли под уздцы лошадей. Впереди громоздилась стена, – массивная, серая, – испещренная бойницами. Посередине зиял черный провал ворот. На мгновение Ривену показалось, что они возвратились обратно в Талскер, но люди, что окружили его, помогли ему сойти с коня, и Квиринус стоял в свете факелов – лицо приобрело цвет меди, на бровях таяла изморозь, – покрикивая на них, чтобы те были поосторожнее с конем. Им пришлось подхватить Ривена, так как ноги его не держали. Он совсем окоченел и ослаб. Кто-то обхватил его за плечи. Айса, заметил Ривен, нисколько не удивившись. На разбитое, все в кровоподтеках лицо миркана было страшно смотреть, глаза же его, как всегда, оставались спокойны и непроницаемы.

– Добрая встреча, Майкл Ривен, – сказал ему Айса, и Ривен закрыл глаза.

– Да уж, – выдавил он и почувствовал, как его подняли на руки и понесли куда-то, где не стало ни дождя, ни пронизывающего ветра.

Мелькали лица: то появлялись, то исчезали. Он явственно ощущал жар, исходивший от огня. Кто-то раздел его и стер ледяную воду с лица и шеи. Потом его уложили в постель, – настоящую постель, – и он сумел наконец выйти из оцепенения и ненадолго вернуться в реальный мир.

Он проснулся от света дня, который лился сквозь узкие окна и ложился золотыми полосами на покрывало. В комнате было тепло. В очаге горел огонь. Он не мог даже пошевелиться – все тело болело, однако Ривен обнаружил, что все его ссадины перебинтованы и он ощущает пальцы ног, что уже радовало.

Он сел на постели. Больше в комнате не было никого, хотя подле его кровати стоял стул. Снаружи ветер гулял по карнизам, откуда-то из дома доносились голоса. Он опять лег, устроившись поудобнее. Воспоминания о подземной темнице, о канализационных тоннелях и людях-крысах лезли в голову, словно обрывки кошмарного сна. Что за место! Что за чертово место!

Вдруг он вспомнил Айсу. Как видел его прошлой ночью. Значит, они живы. Они здесь. Слава Богу.

На низком столике подле кровати лежала одежда, и Ривен встал, чтобы посмотреть, что там ему принесли. Снова – наряды Мингниша. У него скоро будет вполне приличный гардероб… или, вернее, был бы, если бы он постоянно не рвал и не пачкал свое одеяние в переделках.

Дверь отворилась. В дверном проеме стояла Мадра. Радость озарила ее лицо, когда она увидела, что Ривен встал. Он улыбнулся ей. Она бросилась через всю комнату и упала к нему в объятия, повалив его на кровать. Он рассмеялся и принялся безудержно целовать ее. На горле ее все еще оставалась повязка. Он взял в ладони ее лицо и заглянул в глаза, сияющие от радости. От одного только вида этих сияющих глаз Ривен наполнился здоровьем и бодростью.

– Ты можешь уже говорить?

Лицо ее омрачилось. Она мотнула головой. Он поцеловал ее в лоб.

– С тобой все в порядке? Они плохо с тобой обращались?

Она кивнула и покачала головой, не в силах оторвать взгляд от лица Ривена. В ее глазах промелькнуло вдруг недоверие, и пальцы ее пробежали по его волосам, груди, как если бы она хотела удостовериться, что действительно он сейчас спросил ее об этом, что действительно он только что целовал ее с такой страстью.

– А как все наши? Ратаган… с ним все в порядке? Я видел, как его…

Она снова кивнула, потом молча поцеловала его.

– Ратаган жив-здоров, и, я вижу, ты тоже не так уж и плох, дружище, – раздался с порога знакомый бас.

Мадра чуть отстранилась, и Ривен увидел, что у двери толпятся Ратаган, Байклин, Финнан и все остальные. Даже бесстрастное лицо Льюба, казалось, светится радостью.

– Всему свое время и место, – рассмеялся Байклин, и вся честная компания шумно ввалилась в комнату. Последним вошел Квиринус с недоуменно-растерянным выражением на лице.

Ривен опустил ноги с постели и оказался в медвежьих объятиях Ратагана, который с силой прижал его к своей груди. Распухшее лицо гиганта представляло собой сплошной багровый синяк, прорезанный от виска до носа ссохшимся в корку лиловым шрамом, но голубые глаза оставались такими же ясными, как и прежде.

Остальные выглядели ничуть не лучше. Даже Финнан получил свою долю ссадин и синяков. Голова Байклина была перевязана льняными бинтами, алыми от пропитавшей их крови. Смуглолицый положил руку на плечо Ривену.

– Квиринус рассказал нам, как ты запанибрата общался с колдунами и вирами, лазил по тайным ходам Талскера и купался в сточных водах. Мы, конечно, ему не поверили. Но ты нас заставил поволноваться, Майкл Ривен. Были мгновения, мы думали, ты уже не оклемаешься.

Ривен улыбнулся. Оказалось, что это не так уж и трудно.

– Да я в полном здравии. Когда выезжаем?

– Скоро, но не так чтобы слишком, – сухо вставил Квиринус. – Тебе и твоим друзьям не мешало бы отдохнуть день-другой, прежде чем отправляться в горы. Байклин все тебе объяснит.

– В самом деле, – тот вдруг посерьезнел. – Нам всем надо немного отойти после радушного гостеприимства леди Джиннет. К тому же ее кондотьеры сейчас шарят по предгорьям в поисках наших душ. Нам нужно выждать.

– Мы удостоились особого внимания местных властей, – прогудел Ратаган.

– Мы объявлены вне закона, – уныло пояснил Финнан, должно быть, думая о своей барже, которая так и осталась стоять на приколе у Речных ворот Талскера. – Меня взяли сразу же после тоге, как я вышел из дома Фриния. Они следили за ним.

– А как все было? – спросил Ривен. – Как виры освободили вас?

– Благодаря хитроумию, сноровке и капле везения. – Байклин кивком указал на лысого барона, который уселся в углу и внимательно наблюдал за ним. – Люди Квиринуса помогли нам, когда мы выбрались из камер, но, прежде чем выйти из города, нам все же пришлось убрать с дороги нескольких слишком ретивых преследователей.

– После всех синяков и шишек, обрушившихся на наши головы, не самое неприятное, должен заметить, занятие, – вставил Ратаган. В глазах его блеснул огонек, и он стал как-то странно похож на Айсу.

– А теперь мои стражи присоединились к этой охоте за вашими головами, – не без иронии добавил Квиринус. – Нет нужды говорить, что мы с Кейгаром хорошенько их проинструктировали. По крайней мере, нужно было освободить вам дорогу в горы.

– Снаряжение уже приготовлено, – сказал Байклин. – Дня через два мы можем отправиться в путь. Или даже через день… в зависимости от того, как будем себя чувствовать.

Ривен задал вопрос, который пришел ему в голову еще в доме Фриния.

– Кто едет?

– Ты, Ратаган и я. – Смуглолицый как-то неловко оглядел компанию. – Айса настаивает, чтобы его тоже взяли. Это все. Мадра, прости, но ты не в том сейчас состоянии, чтобы проделать такую дорогу…

Ривен почувствовал, как она вся напряглась.

– …Льюб и Коррари проводят тебя домой.

Коррари хотел было возразить, но замер под взглядом Байклина.

– С меня хватит того, что убили твоего брата, – тихо проговорил Смуглолицый. – Достаточно одного.

Льюб, как всегда, оставался невозмутим.

– По крайней мере, этот вопрос улажен. – Квиринус поднялся со своего места в углу. Голос его был приветлив. – Близится время обеда. Мне нравится, как у меня готовят. Буду рад, если вы пожелаете составить мне компанию. – Он вышел за дверь. Финнан с задумчивым видом поплелся за ним.

– Наш речной друг ищет себе новое место, – заметил Ратаган, когда они ушли.

– И кто может его упрекнуть? – спросил Байклин. Веселое выражение уже стерлось с его лица. Он снова выглядел измученным и усталым. – Ну? Пойдем пообедаем? И ты с нами, Майкл Ривен, если чувствуешь, что в силах. У Квиринуса действительно хорошая кухня. – Он улыбнулся. – Хотя его повару пока далековато до Кольбана. Ну ладно, увидимся.

Он тоже вышел, уводя за собой Коррари и двух мирканов. Ратаган задержался. Он подошел к одному из окон и уставился вдаль, на присыпанные снегом горы.

– Почти добрались, – сказал он. Потом обернулся. – Мерет поправляется. Славная девушка, правда. Квиринус сейчас пытается разыскать ее отца, тайно, конечно… – Он умолк и, склонив голову, принялся разглядывать свои руки. В огненно рыжих его волосах появились седые пряди. Заметив это, Ривен испытал нечто похожее на потрясение. Неунывающий гигант теперь казался измученным, и смертельно уставшим, и каким-то даже неуверенным: Тор в преддверии Рагнарека. Но когда Ратаган поднял голову, лицо его озаряла все та же усмешка. – Пожалуй, пойду. А то пропущу самое лучшее пиво. Сдается мне, у вас двоих есть о чем поговорить. Будь здоров. – Он тихо вышел.

Ривен откинулся на подушки. Мадра обняла его и прижалась щекой к его плечу. Почти добрались. И в первый раз эта мысль не пробудила в Ривене страха. Он чувствовал: многие нити таинственной этой истории, наконец, сходятся вместе.

Все предначертано.

Все будет так, как должно быть.

Он еще крепче прижал к себе Мадру, наслаждаясь ощущением какой-то странной гармонии и покоя.

Позднее, когда над землей опустилась ночь и Ривен сидел у окна и глядел на покрытые снегом вершины, а огонь очага красным глазом мерцал во тьме комнаты, она пришла к нему вновь. Она была босиком, закутанная в длинный плащ. Когда она встала подле его кровати – темные волосы обрамляли лицо ее, – она напомнила Ривену Джиннет, когда та пришла к нему в камеру. Но движением плеча Мадра сбросила плащ и предстала перед ним обнаженной. Сияние тлеющих угольков омыло кожу ее плеч алым светом. В комнате было прохладно. Она скользнула к нему в постель, потянулась к его теплу. Он дал ей это тепло, – без остатка, – принимая все, что она предлагала ему. И старые призраки не стояли сегодня у него за плечом. Он снова был мальчиком… мальчиком с вопрошающим взглядом. Он вновь открывал для себя это чудо: исступленный восторг – прикоснуться к ней, слиться с ней. Он вновь ощутил ускользающее чувство гармонии и правоты. Он был един с этим снегом, медленно падающим за окном, с этой нетронутой красотой гор, с замерзшей землей и людьми, что ходили по ней. Он вплетался нитью в ткань мира, что предъявил на него права еще до того, как Ривен появился на свет, и острое ощущение счастья пронзило его, ибо так и должно быть. Он чувствовал себя исцеленным.

Время пришло, наконец. Время подняться в горы.

17

Теперь Талскер виделся далеким холмом, подернутым дымкой, у подножья которого серой змеей извивалась Великая река. Они остановились на склоне и еще раз оглянулись назад, на бескрайнюю равнину Большого Дола, сияющего снежной белизной в свете солнца, на скопления черных точек – деревни со струйками дыма над крышами, на Рим-Армишир – небольшое, но тесное нагромождение домов, башен и стен.

Ривен, Байклин, Ратаган и Айса. Итого – четверо. Их поход приближался к концу, и теперь они медленно, но упорно поднимались в горы. Гресхорн. И в самом сердце его – Алая гора: Стэйр. Арат-Гор для гномов и Сгарр Диг в том, другом мире.

Три недели пути, если, конечно, продержится хорошая погода. Осталось немного. Ноги Ривена разболелись и совсем окоченели, ключица ныла под тяжестью вещевого мешка – этакого громадного тюка за плечами. Мела поземка, поднимая взвихренные облачка сухого снега. Было холодно. Снегопад давно перестал, и теперь снег даже подтаивал, но колючий ветер продолжал наметать сугробы, и Ривен отчетливо видел, что путь к далеким вершинам там, впереди, закрыт снегами. Не обращая внимания на боль в голове и опаленное морозом горло, он пристально вглядывался в нагромождение скал и пропастей – зазубренные гранитные гряды, что поднимались к небу вереницей остроконечных вершин – голые, точно могильные плиты, с прожилками белого снега в складках. Одного вида их было достаточно, чтобы лишить его сил. Ему захотелось вернуться, пока не поздно: пусть спотыкаясь и скользя, но спуститься вниз по крутой тропе, снова прийти к этой хмурой юной женщине, которая не может говорить. И остаться с ней.

Но нет. Он еще должен кое-что сделать. Есть места, где он должен еще побывать, и тайны, которые ждут разгадки. Он улыбнулся студеному ветру.

Молча они продолжали путь. За спиной остались Талскер и Рим-Армишир, впереди ждали каменные вершины.

Весь день они поднимались в гору. Ноги дрожали от напряжения. Шаг за шагом: согнуть, переставить, разогнуть… Стало тепло. Они даже сняли верхнюю одежду. Пробирались через скопления валунов, мокрых от талого снега, через горные ледяные – глубиной по щиколотку, а то и по колено, – ручьи, прозрачные, точно хрусталь.

Здесь было много кроншнепов, а один раз путники вспугнули стаю куропаток, выпорхнувших прямо у них из-под ног. Там, где снег подтаял, открылись красные заросли прошлогоднего папоротника. На поросших травой откосах и полянах резвились зайцы. И еще путешественники видели парящего в вышине орла, распластавшего могучие крылья на фоне серого неба.

Лети, птица, лети…

Как только стемнело, они разбили лагерь под утесом, лишенным всякой растительности. Земля здесь была жесткой и холодной, но Ривен испытывал какое-то странное чувство удовлетворения. Почему-то ему казалось, что с каждым шагом все окружение его обретает реальность и твердость. Здесь не было ни наемников, ни крепостей, ни свирепых чудовищ, – лишь суровые пустынные предгорья и дорога, уводящая Ривена назад, – к тому, чем он был когда-то. Он чувствовал, что может довериться этим суровым гранитным утесам и ледникам, этим угрюмым громадам гор. Здесь он был дома. Как и там – среди пустынных вершин на Скае.

Прошло еще несколько дней. Молчание гор оказалось заразительным. Даже Ратаган был тих и подавлен. С перевязанного липа Байклина не сходило хмурое выражение. Все едва передвигали ноги. Им пришлось вытерпеть многое, и события последних дней подорвали их силы. Но никто не сказал и слова против, когда на второй день их пребывания в доме Квиринуса Ривен заявил, что им пора отправляться в путь. Они словно бы ощутили некий не зависящий от него импульс, который упорно его подгонял. Как если б у них была где-то назначена встреча, на которую нельзя опоздать.

Путники вышли к подножию хребта. Тропа пролегала теперь через отвесные скалы – не холмы предгорий, а настоящие горы – стены гранита; припорошенного снегом. Ветер стих, и были слышны лишь скрежет щебня под ногами и едва различимые крики орлов, что парили в своем мире безбрежного неба.

Быть может, с высоты Гресхорна они увидят Гленбриттл и даже, возможно, море, а за морем – темные утесы Рама с Маком и Эйгом. Может быть, оттуда видны рыбацкие шхуны у Маллейга. И слышны крики чаек.

Здесь снег уже не таял, и чем выше они поднимались в горы, тем глубже становился его покров. К концу дня они брели уже по лодыжку в снегу. Серые тучи по-прежнему закрывали небо, нестерпимый, пробирающий до костей холод, казалось, просто потешался над теми кострами, которые путники разводили, чтобы согреться, и каждую ночь они подолгу не могли заснуть от холода.

Тропа исчезла, и они поднимались теперь прямо по каменистому уклону, стараясь придерживаться гребня кряжа – так было проще набирать высоту. Здесь снова поднялся ветер. Рвал их одежду, обдувал стужей лица, превращая их путь среди покрытых льдом скал в весьма опасное занятие.

На такой высоте не было ничего живого, – только орлы продолжали кружиться в небе, – но все они чувствовали чье-то присутствие: кто-то следил за ними, может быть, даже преследовал их. Наконец, неприятное ощущение это стало настолько сильным, что путешественники вынуждены были ночами то и дело останавливаться и вглядываться в близлежащие склоны и лощины, пытаясь заметить какое-нибудь движение. Не раз они слышали, как осыпаются камни, словно под чьими-то ногами. Хотя, может быть, это был просто ветер.

– Наемники никогда бы не стали преследовать нас на такой высоте, – сказал Байклин. – Какой им от этого прок. – Все согласились, но все равно продолжали настороженно озираться вокруг.

Теперь они шли через пустыню из камня и льда. Здесь не было даже самой жалкой растительности, годной на растопку костра, и по ночам путешественники жались теснее друг к другу, как озябшие дети, пытаясь согреться; ели холодное, вместо воды сосали лед, пока все до единого не застудили горло. Вскоре им начало казаться, что они потеряли даже представление о тепле и уюте и сами превратились в создания гор, – твердые и холодные, как гранит хребтов и вершин, немые, как камень, – а вездесущий ветер лишь придал им форму человека.

Так – в изнурительных переходах – прошли две недели. Путешественники придерживались изогнутого подковой кряжа и в конце концов вышли к горному массиву, над которым возвышался отвесный пик Стэйр – главная вершина Гресхорна. И если действительно в этих горах жили гномы, то согласно преданию, жили они именно здесь, под сенью Алой горы, нависавшей над мрачной бездной, отделявшей ее от земли людей внизу. Много столетий тому назад мирканы использовали это место как наблюдательный пункт и часто встречались с гномами, но все прекратилось с началом чисток. Поговаривали, что Горний народ бежал в горы Гресхорна и нашел приют у каменных людей, как еще называли гномов. Но никто еще не возвратился в Долы, чтобы подтвердить этот слух.

Путники остановились на изломе хребта. Пар их дыхания уносило ветром. Байклин внимательно оглядел горную страну, раскинувшуюся перед ними.

– Мы спустимся по этому склону вон к тому распадку, где протекает ручей. Там и разобьем лагерь. Дорога станет полегче, но нам еще предстоит совершить восхождение – последнее.

Они стояли на вершине хребта, втиснув ноги в расселины камня, чтобы ветер не сбил их, и внимательно изучали ровную, каменистую долину с неглубоким холодным ручьем и каким-то темным кустарником, что цеплялся за мерзлую почву по обеим его берегам.

– Слава Богу, – произнес Ратаган. – Сегодня у нас будут дрова и горячая пища.

– И нужно использовать эту возможность сполна, – отозвался Смуглолицый. – Потому что потом нам уже вряд ли удастся найти что-нибудь, кроме снега и камня. Мы поднимемся слишком высоко.

В тот вечер стемнело раньше обычного. Густые темные тучи окутали вершины гор. Путники молча сидели вокруг костра, прислушиваясь к шуму ветра, который завывал на все лады, предвещая плохую погоду. Рядом тихо журчал ручей.

Ратаган протянул свои больные руки к огню, растопырив пальцы. Глаза его блестели, отражая свет пламени. Он прикрыл веки.

– Как вы думаете, сколько еще нам идти? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – И где вы думаете искать гномов?

Никто не ответил. Байклин выглядел усталым, а взгляд Айсы был каким-то отсутствующим. Даже упорство миркана, похоже, отступило перед утомлением. Ривен носком сапога подтолкнул откатившуюся головешку обратно в костер. Он мог бы сказать им, что он уверен: прежде чем гномы покажутся им, должно что-то произойти, – но прозвучало бы это нелепо и зловеще, и Ривен придержал язык.

И что-то действительно произошло.

Во тьме, за пределами круга света, с грохотом посыпались камни. Темные фигуры возникли как будто из ниоткуда, давя сапогами жесткий, как проволока, кустарник. Остальные, поднимая брызги, ринулись через ручей с другой стороны.

– Тревога, – заорал Ратаган. – Нападение!

В один миг все четверо вскочили на ноги. Усталость словно рукой сняло. В руках засверкало оружие. Ривен вскинул свой меч, который ему подарил Квиринус, Ратаган – позаимствованный взамен потерянного боевой топор, Байклин – короткий клинок, а Айса – окованный в железо посох, который он откопал в арсенале Рим-Армишира. Они встали в круг, спиной к огню, и встретили нападавших.

Те рванулись в атаку – все разом, – скользя на заиндевевшем щебне и поднимая в ручье фонтаны брызг. Байклин убил одного, когда тот, поскользнувшись, упал на берегу под ноги другого. Ратаган выбил у третьего меч и, сбив его наземь, со всего маху ударил его носком сапога. Его товарищ бросился было на помощь, но Ратаган перехватил руку с занесенным мечом и отшвырнул его в темноту, так что тот с размаху ударился головой о валун и затих. Развернувшись, гигант раскроил череп того, который пытался подняться с земли. Боевой его клич звучал как смех, и – как рев торжествующего животного.

Но врагов не убавлялось. Неуловимым движением боевого посоха Айса одним ударом сбил сразу двоих, а когда те упали, с яростью ткнул каждого под ребра острым концом своего оружия. Сквозь шум и лязг битвы прорывались крики отчаяния и клики победы. Глаза Айсы пылали бешенством, и Ривену показалось даже, что миркан напевает себе под нос какую-то песню мщения.

Оскалившееся лицо врага возникло из тьмы прямо перед Ривеном, и рукояти их мечей со звоном сошлись. Ривен отбросил атакующего назад, и тот упал, поскользнувшись на шатком камне. Он вонзил меч ему в шею и увидел, как струей хлынула кровь – ало-черная в пляшущих отблесках пламени костра. Он едва успел выдернуть меч, как перед ним уже стоял другой. Ривен прикрылся мечом, чтобы отразить удар. Ночь прорезал высокий женский крик:

– Сказитель должен остаться живым! Не покалечьте его!

Ривена вдруг охватило нелепое желание рассмеяться, но еще один удар противника – который он успел отбить – не дал ему перевести дух. Свидание началось, но доживет ли он до того, чтоб поглядеть, что будет потом?

Он убил врага не задумываясь. Его тело теперь повиновалось лишь рефлексам, которые сформировались в нем за последние несколько месяцев. Место поверженного врага тут же занял другой.

Тело упало в костер, подняв в воздух вихрь искр, и какое-то время они сражались в этом пылающем фейерверке, пока ветер не унес летящие угольки и не загасил их в снегу. Поле сражения погрузилось во тьму, освещаемую только отблесками клинков, отражающих слабое свечение облаков над горами, да бледными пятнами искаженных от напряжения лиц врагов.

А потом схватка пошла на убыль. Их враги, сыпля проклятия, начали пятиться назад, натыкаясь друг на друга. Визгливый женский голос кричал им, чтобы они остановились и выполнили свою работу, отработали деньги, а иначе они не получат вообще ни гроша. Дикий смех Ратагана разнесся в ночи, ударив в спины бегущих. Айса бросился следом – глаза миркана пылали жаждой крови, – не обращая внимания на приказ Байклина оставаться на месте. Ривен почувствовал, как отвратительный пот страха, выступивший у него на спине, стал вдруг холодным и ожег старые раны. Запах жареного человеческого мяса исходил от растоптанного костра – нестерпимую вонь не мог рассеять даже свежий горный ветер. Айса вернулся назад, волоча за собой бешено отбивающуюся женщину, вцепившуюся в него, словно дикая кошка. Он швырнул ее на землю рядом с костром. Она подняла на них свои пылающие ненавистью глаза. Посох Айсы задел ее правый висок; тоненькая струйка крови медленно стекала с него вниз по шее.