Текст книги "Красный Вервольф 4"
Автор книги: Рафаэль Дамиров
Жанр: Историческая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Вот так я и ходил. По знакомым-незнакомым местам. И смотрел на людей, чьи портреты до этого видел только на надгробиях на местном кладбище.
Опомнился, только когда почти стемнело. И поплелся в растрепанных чувствах обратно к бывшей школе.
Может, зря я затеял это внедрение? Может, надо было выполнить все, как сказал Лаврик, вернуться обратно в отряд и забыть? А то черт знает, что… Глаза на мокром месте, как девчонка расчувствовался от нахлынувших воспоминаний.
Опа…
Я замер, не успев вырулить из-за угла.
Впереди были звуки какой-то возни. Смачная плюха, чей-то сдавленный стон. Потом тихий голос:
– Тихо ты, тащи лучше сюда мешок…
– А ежели он заорет?
– Не заорет, я его вырубил. Тащи мешок, говорю!
– Да сейчас… Тут он где-то был, темно же…
– Зачем ты его на землю бросил, остолоп?! Ничего тебе доверить нельзя!
– Вот он, вот!
Снова возня, хруст веток, будто что-то громоздкое протаскивают сквозь кусты.
– Тяжелый, гад…
– Откормленный, падла. На наших харчах. Но ничего… За все поквитаемся.
– А ежели узнают?
– Не будешь болтать, и не узнают. Давай, взяли!
Я осторожно выглянул. Так и есть. Два темных силуэта волокут что-то большое и тяжелое. Это что они такое удумали?
Я подождал, когда парочка злоумышленников отойдет на безопасное расстояние и бесшумно скользнул вдоль кустов за ними. Ох, неаккуратно работают, деятели! Переругиваются вполголоса, тело тащат волоком, приминая кусты и траву.
Что это они такое задумали, интересно? Судя по голосам, один старый, другой молодой.
Притормозили рядом с рельсами. Попререкались немножко, пока решали, как ловчее через них бесчувственное тело перетащить.
Решились. Полезли на насыпь чуть ли не по-пластунски, разок упустили свою жертву, и фриц съехал по гравию обратно вниз. Матюгнулись, снова поволокли.
С третьего раза у них получилось.
В лесу они повели себя смелее. Перестали шептать и плестись гусиным шагом. Взвалили тело к себе на плечи и потащились куда-то вглубь по едва заметной тропинке. Вроде были в той стороне какие-то развалины. Не то коровник дореволюционный, не то недострой какой-то. Мы с пацанами их исследовали, но признали скучными. А вот эти двое, похоже, считали иначе.
– Сюда заноси. Да осторожнее ты…
– А то, что? Голова ему все равно уже не понадобится.
– Не хочу, чтобы он раньше времени скопытился.
– А ежели он в себя не придет?
– Придет. Я тут припас кой-чего на этот случай… Веревку давай!
– Так у тебя же веревка!
– Как у меня? Я точно помню, что тебе ее отдавал!
– Ничего ты мне не отдавал, мешок только.
– А веревка в мешке… Тьфу ты, пропасть… Давай мешок стаскивай…
– Вас ис дас…
– Ааа, стой, гнида!
Бум, хрясь! Что-то тяжелое впечаталось в череп. Треск веток.
– Помер, кажись… Ты ему голову проломил.
– Да и черт с ним! Давай сюда его подтащим, тут место ровнее.
– Вот веревка!
– Да на что она теперь?! Укладывай давай! Руку, руку вот эдак вот вытяни! Да не вверх, а вбок, вот, смотри, как я делаю!
– На нем же еще знаки надо будет какие-то рисовать?
– У меня бумажка есть с собой. Вот тут вот… Эх, не видно ни зги! Спички есть? Подсветить надобно.
– Фонарик подойдет? – вполголоса спросил я.
Глава 20
– Да не ори ты, придурок, всю деревню перебудишь, – я удерживал пацана на вытянутой руке, тот орал и нелепо размахивал руками. Типа ударить пытался, но не дотягивался.
– Пусти, гад фашистский! – орал он.
– Тихо ты! – шикнул я и вполголоса обратился в темноту, куда кувырком укатился второй, старый. – Эй, мужик! Выходи давай, я свой. Не трону!
– Да какой же ты свой, коли я видел, как ты франтом по улице расхаживал?! – раздалось из темноты.
– Эх ты, вроде взрослый дядя, а не знаешь, что бывают разведчики, – хохотнул я. Ухватил все еще вырывающегося парня за руку, скрутил. Ну как, скрутил, скорее обнял крепко, чтобы тот трепыхаться перестал.
Пацан был молодой и очень тощий, просто кожа да кости.
– Ты книжки про шпионов читал? – сказал я.
– А чем докажешь, что ты шпион? – требовательно вопросил старый. – У меня тут ружжо! Пристрелю в случае чего!
– Ага, два ружья… – буркнул я. – Да выходи давай! Вы чуть вольфсангель в другую сторону не нарисовали.
– Чего не нарисовали? – кусты затрещали, и я тут же направил в ту сторону фонарик.
– Доброй ночи, отец, – ухмыльнулся я. – Вы же тут, как я смотрю, этого фрица как жертву вервольфа собирались расписать.
– Да не свети ты в глаза, – ворчливо сказал дед, прикрывая лицо растопыренной ладонью. – А ежели и так, то тебе-то что за дело?
– С умом надо подражать, – я оглядел собеседника. Сухощавый старикан, из путаницы морщин высовывается крючковатый нос. Серая роба, под ней тельняшка, на которой дыр больше, чем полосок. И сквозь дыры просвечивают линялые синие узоры на коже. О, а дедок-то, похоже, сиделец. Вот почему он так ловко свалил. Прямо-таки щучкой нырнул, как мастер спорта по прыжкам в кусты. А пацан замешкался, так что я его успел ухватить за загривок.
– Это чегой-то? – прищурился дед.
– А тогой-то! – фыркнул я и заглянул в лицо парнишке. – Если отпущу, кидаться на меня не будешь, воин?
– Неа, – тот помотал головой.
Я разжал руки, и пацан немедленно кинулся к деду.
– Головой-то подумай, – сказал я. – Фрицы убитых Вервольфом уже много находили, знают, как он убивает. А если найдут этого с совсем другими знаками, как думаешь, быстро поймут, что это не вервольфа рук дело, а?
– Ну… это… – замялся дед. – Я вроде все точно скопировал, мне Данила мамой клялся, что точно так все и выглядит.
– А теперь еще немного подумай, – жестко сказал я. – Когда фрицы своего убитого находят, дальше что происходит?
– Так я же и кумекал, что ежели решат, что вервольф это, то никого не тронут, – дед всплеснул руками.
– Это ты правильно подумал, – кивнул я. – Вот только вольфсангель рисуется в противоположную сторону. Вот так, смотри.
Я присел рядом с распластанным телом немца и быстрым росчерком нацарапал у него на лбу вольфсангель.
– Теперь надо вот так… – я распорол гимнастерку на его груди, изобразил три следа от когтей. На правой ладони начертил руну «уруз» – символ неудержимой силы, а на левой – «хагалаз», в смысле смерть и разрушение. Вспомнил инструкции Лаврика, вздохнул. Посмотрел на парочку, завороженно наблюдающую за моими действиями. Нет уж, достаточно. Хватит и этого, вот разве что…
– Эй, пацан, прутиков не нарвешь? – сказал я. – Корону этому фрицу надо сплести.
Парень дрожащими руками потянулся к голым веткам кустов. Принялся их нервно дергать.
– Так это ты что ли Вервольф и есть? – выдохнул дед.
– Да неважно, – отмахнулся я. – Вервольф – это, знаешь ли, сказочный персонаж. Вот пусть и дальше живет в сказках.
– Вввот, я наломал… – пацан протянул мне веник из тонких голых прутиков. Ага, как там Злата их сплетала? Бл*ха, у нее всегда ловчее, чем у меня получалось.
– А вы этого фрица просто так убили, потому что враг? – спросил я, скручивая непослушные ветки в подобие треугольной короны. – Или он лично вам чем-то насолил?
– Да нешто повод нужен? – обиделся дед. Но по лицу было заметно, что как-то он… лукавит. Не договаривает. Суетливо руками начал теребить свою робу.
– Да ладно, выкладывай давай, что тут творится! – я натянул на лицо лыбу во все тридцать два зуба.
– А чего они к нашему кладбищу лезут? – буркнул дед и отвернулся.
– Ну-ну, продолжай, чего замолк? – подначил я его. – Что за кладбище?
– Да как в тот раз сюда приехал тот франтоватый, в усиках, – сказал пацан. – Охраны тьма у него, ходил такой важный, распоряжался.
Раскручивать их пришлось в час по чайной ложке, но в конце концов картинка сложилась. Франтоватый хрен с усиками – это, как я понял, Зиверс. Приехал в Заовражино в первый раз еще когда граф был жив. Был со всеми сладко-вежлив и предупредителен, его охрана детишек конфетами угощала, а сам он привязывался к самым старым жителям и выспрашивал про старое кладбище. Пока кто-то, наконец, не проговорился, где оно. Там уже давно никого не хоронили, оно было уже лет сто, как заброшено. И уже после этого сюда приехали и аненербевцы со своими собаками, и другие фрицы. И вот эти другие принялись это кладбище активно раскапывать и доставать оттуда скелеты. Аккуратно так, чтобы ни одной косточки не потерять. Извлекут из земли, отмоют, выложат ровненько. Потом приезжал Зиверс, выбирал, какие скелеты забирает, а остальные скидывали в отвал, как мусор.
И это дело очень не понравилось старожилам. Правда, поделать они ничего не могли. Собирались иногда в ночи тайно, бухтели, ворчали, но на протесты не решались. Страшно было, что перестанут с ними нянькаться, и устроят погром и резню, как в других деревнях. Слухи-то доходили. А иногда и не слухи, а кое-кто из выживших в Заовражино укрылся.
Вот только старому сидельцу все это было поперек совести. На том кладбище вся его родня была похоронена, хоть и табличек на сохранилось. Останавливаться фрицы явно не собирались. Понятно же, что пока всех мертвецов не выкопают, кладбище в покое не оставят.
– Н-да, дела… – я покачал головой. – А зачем ему скелеты?
– Коллекцию какую-то собирает, – огрызнулся дед.
– Уважаю, – покивал я. – что не смог ты, сложа руки сидеть, сам такой. А теперь что думаешь?
– Да, думаю, может если труп главного копателя найдут вервольфом загрызенный, может одумаются… – вздохнул дед.
– Может и одумаются… – эхом повторил я, потом поднялся на ноги. – Так, ребятушки, пора нам с вами разбегаться, и так засиделись тут в темноте.
– А зовут-то тебя как? – встрепенулся дед.
– Меня, отец, не зовут, я сам прихожу, – сказал я. – Ну и меньше знаешь, крепче спишь, так ведь?
Я сделал шаг в темноту, оставив парочку диверсантов хлопать глазами и перешептываться. Эти двое вряд ли меня выдадут. Разве что разболтают, что жертву вервольфа им помогал подделывать настоящий Красный Вервольф, слухи доползут до фрицев, и те их сграбастают и с пристрастием допросят.
Но, надеюсь, до этого не дойдет.
Тем более, что задерживаться надолго я в Заовражино не собирался. Еще денек-другой сведения пособираю, и пора и честь знать. Дела не ждут, пусковой бункер этот еще долбанный надо придумать, как из строя вывести. Точнее, сделать так, чтобы в строй он никогда и не запустился.
А собаки…
А что, в конце концов, собаки?
Не мог я себя заставить всерьез поверить, что получится у них в ближайшем будущем воспитать настоящих собак-убийц, которые смогут как-то переломить ход истории.
Странно, конечно, что эта навязчивая мысль меня все никак не отпускает.
Я тряхнул головой, пытаясь ее отогнать. И вместо этого придумать какую-нибудь удивительную историю, которую я Анхелю расскажу. На тему, где это его сосед по комнате шлялся половину ночи.
Можно сказать, что встретил любовь всей жизни и полночи с ней романтично прогуливался. Хотя так себе погода для прогулок. Лучше уж на сеновале валялся, правдоподобнее будет. И подробности пикантные проще рассказать, опять же. А имя девушки можно и не называть, я ведь джентльмен, и все такое. Хотя какой еще джентльмен, я же в Сорбонне учился. Тогда получается, что настоящий мсье. Бл*ха, звучит как-то по-дурацки.
Я тихонько засмеялся.
Но вернее всего будет сказать, что забрел в один дом, там на меня насели пенсионеры с самогоном, и мы там полночи спорили о воспитании подрастающего поколения и прочих философских вопросах. Только тогда нужно обеспечить себе сивушный запах. Кстати, не так уж и сложно. Надо только к Марье заглянуть, она вряд ли самогона пожалеет. На благое-то дело.
И я почти уже повернул в сторону дома яшкиной близкой подруги пышных форм и сурового нрава. Но не сдвинулся с места. Замер и присел рядом с забором.
Какая богатая на события ночь, однако.
Это еще что за тени такие в ночи?
На фоне светлой стены дома промелькнул силуэт высокого мужчины. Он скрылся за углом и присел. Послышался свистящий шепот, но что именно говорилось – не разобрал. Ага, вот еще один! Башка из кустов высунулась, а потом спряталась. Третий пробежал следом за первым.
Снова шу-шу-шу, потом коротко взлаяла собака, но быстро замолчала.
Надеюсь не прирезали псинку.
От забора, совсем рядом со мной, отделилась еще одна фигура. Крадучись, пересек двор и встал рядом с дверью. Странно. Форма немецкая. Зачем бы фрицам окружать дом Бежичей?
Опять шепот.
Я изо всех сил напряг уши, чтобы разобрать, что они там говорят. И отчетливо услышал только слова «курва!»
Да ладно? Пшеки? Какого хрена они забыли в Заовражино? Никакого золота здесь нет, а у них вроде на уме только оно.
Но что бы они там не затеяли, вряд ли это что-то хорошее.
Так, соберись, дядя Саша! Похоже, сейчас придется драться. Своих я не убиваю, но насчет этих пшеков такого уговора не было. Беспредельщики сраные.
Я, пригнувшись, пробежал вдоль калитки и нырнул в куст черемухи. Высунул оттуда голову под прикрытием веток. Голые ветки – такое себе прикрытие, конечно, но по ночному времени не заметят.
В первую очередь, сколько их.
Так. Трое рядом с домом. Один вон в тех кустах. И если бы я планировал учинить какую-то диверсию, то вон за тем столбом поставил бы соглядатая. Чтобы следил, как бы со стороны школы кто не появился.
Вот с того места я и начну. А если там никого, то следующим будешь ты, подкустовный выползень.
Я скользнул рукой за голенище и вынул заточку.
Задумался ненадолго. Может просто тревогу поднять? Тогда сбежится немецкая охрана, и с этих пшеков нацистскую форму вместе с кожей снимут.
А, успеется! Азарт уже защекотал кончики пальцев, так что я переместился вдоль забора и затаил дыхание. Точняк, есть кто-то возле столба! Прижался к нему, как к родной мамочке, чтобы не разглядеть было. Но головой крутит. То в одну сторону посмотрит, то в другую.
Двигался я синхронно с его подбородком. Как только он начал поворачиваться в противоположную от меня сторону, я прыгнул и нанес удар в шею. Заорать он не успел, только рот раззявил.
– Вот курва, ты хотел сказать? – злорадно прошептал я. – Минус один.
Я осторожно опустил тело на землю, и мертвый пшек свернулся вокруг столба каралькой.
А я снова нырнул под укрытие кустов рядом с забором.
Три-два-один. Ну что, отряд не заметил потери бойца?
Я прислушался. Кипиш не поднялся, кусты не трещали. Чисто снял, молодец дядя Саша!
Теперь тот, что в кустах. К нему подобраться бесшумно будет труднее, какая-нибудь ветка обязательно треснет, паскуда. Ну да ладно.
Что там творят остальные трое?
Бл*ха, кто-то уже в дом пролез, дверь приоткрыта! А остальные двое где?
Ага, вон там, зарраза! У окна притаились. Один со ставнями возится, другой на корточках рядом сидит. Спальня не Зоси, а… Как же вторую сестру-то зовут?
Надо их тоже кончать, чем меньше врагов разом, тем лучше.
Главное, чтобы тот, кто в доме не услышал.
Я приготовился к броску и краем глаза заметил движение слева.
Кто-то еще?
Или показалось?
Ничего…
Башка пшека в немецкой фуражке высунулась из кустов на расстоянии вытянутой руки от меня. Вот и умница, иди к папочке, пшек сраный!
Я ухватил его за шею и рванул. Тот издал хрюкающий звук, задергался, грохнул кулаком по забору.
Хрясь!
Шейные позвонки хрустнули, и тело мешком повалилось в кусты. С оглушительным хрустом!
– Тише ты, курррва! – раздалось от дома.
– Все-все, молчу, – прошептал я и перемахнул через невысокий забор.
Минус два. Еще двое и один в доме.
Секунда на выдох – и вперед, пока они не опомнились.
Тот, что сидел на корточках, успел меня заметить и даже открыл рот, чтобы второго предупредить, но тут мой нож воткнулся в его горло. Он забулькал, схватился за шею и повалился на бок. А я уже взмыл на ноги и прикончил второго.
Готово.
Так, теперь тот, что в доме.
Стоп.
Он возился со ставнями, значит зачем-то ему нужно открытое окно. Тот, что внутри, сразу не сообразит, что открыл ему не сообщник.
Так, что там со ставнями?
Я подцепил пальцами крючок, даванул вверх. Сука, неподатливый какой! Понятно, что он так долго провозился…
Я привалился к ставне плечом, крючок звякнул и вывалился из петли. Я осторожно приоткрыл ставню.
Изнутри раздался шепот. Да уж, они и вслух-то шипят так, что хрен разберешь, а уж шепот понять…
– Тсумай дифчина, – повторил голос из дома шепотом. Руки передали через подоконник что-то завернутое в одеяло.
– Ааааа! – раздался женский вопль из дома.
Я быстро перехватил то, что передавал мне пшек. Сверток зашевелился и захныкал. Ну как, сверток! В темноте было непонятно, какого размера этот предмет, а когда я его на руки взял, то собразил, что это. Точнее, кто это. Девчонка Бежич!
– Курва! – раздалось изнутри дома. Потом два выстрела дуплетом. И дикий вопль.
Девочка на моих руках громко заплакала.
– Тихо, милая, все хорошо! – сказал я, прижимая ребенка к себе.
– Руки вверх! – раздался из окна голос Бежича-старшего. И высунулось дуло двустволки.
– Я свой, герр Бежич, – сказал я. – Посмотрите вот сюда, вниз.
– Отпусти девочку, подонок! – прорычал он.
Но в окно выглянул. Увидел два мертвых тела. Еще несколько секунд подержал меня на прицеле, потом опустил ружье.
– Возьмите внучку, она перепугалась, – я шагнул к окну и посадил девочку в одеяле на подоконник. От школы уже слышался топот ног и немецкая речь.
Бежич-старший поднял девочку на руки, и они оба скрылись в доме.
Ф-ух. Бежать уже поздно. Бежич меня узнал, значит отмазаться, что я ни причем, а девочку спас какой-то неизвестный благодетель не получится. Ладно, навру что-нибудь.
Надо только вид принять лихой и придурковатый. Отболтаюсь.
Уклониться я успел каким-то чудом. Почти звериным чутьем. Я прянул в сторону, ударившись локтем об открытый ставень, и мимо уха просвистел нож. Я перехватил руку, вывернул.
Какое тонкое запястье…
– Кто ты такой, курва? – прошипел женский голос.
Глава 21
Твою мать. Твою мать! Твою ж мать… Я замешкался буквально на какую-то долю секунды! Ослабил хватку лишь едва-едва.
И тут же тонкое запястье выскользнуло из руки, а из глаз посыпались искры от дикой боли. В теории, где-то существуют мужики, способные втягивать яйца. Слышал легенды, что какие-то тибетские йоги так могут. Но я ни разу не тибетец, и даже не йог. Так что получив со всего маху коленом в пах, поступил как и любой другой мужик. Скрючился, и хорошо хоть не заорал. Глаза в прорезях маски сверкнули яростной ненавистью. Доминика меня узнала, несмотря на бороду. Ее рука судорожно пыталась нашарить выпавший нож.
Потом взгляд ее метнулся в сторону школы, от которой доносились звуки топота приближающихся шагов. И крики «Хальт!»
Она взмыла на ноги. Опять же за долю секунды до того, как я смог разогнуться и попытаться ее схватить. И стремительной тенью метнулась к кустам.
Во дворе стало тесно от набежавших фрицев. В меня уткнулось дуло винтовки. Я поднял руки вверх и забормотал:
– Нет-нет, не стреляйте! Я Базиль Горчаков!
– Он нас спас, не стреляйте! – по-русски сказал из окна старший Бежич. Все еще прижимающий к себе девочку.
Я хотел крикнуть, чтобы они догнали Доминику, но заткнулся. Сознание ожгла одна единственная мысль – она меня узнала. Если ее не убьют, а начнут допрашивать, Доминика уж точно не станет молчать на мой счет. И тогда…
Тогда не будет ничего хорошего. Кто я такой точно, она не знает, но для фрицев достаточно будет и того, что я никакой не Базиль Горчаков.
Так что я заткнулся и молча принялся отряхивать с одежды налипший, пока я прыгал по кустам, мусор.
Целиться в меня перестали, но гауптман сверлил меня цепким взглядом. Пока остальные фрицы торопливо деловито обшаривали периметр.
Через несколько минут напряженной игры в гляделки, к гауптману подскочил один и доложил, что они нашли еще два трупа.
– Заходите в дом, – приказал мне гауптман, мотнув головой.
Мы сидели в уже знакомой мне гостиной Бежичей. Старший Бежич, обе его дочери и девочка. Разговаривать нам не запретили, так что я узнал, что отца зовут Богдан Львович, а вторую сестру – Эмилия. Зося подчеркнуто не смотрела в мою сторону, хотя когда проходила мимо, чтобы сесть на стул, на пару секунд прижалась бедром к моему плечу.
– Я возвращался к себе и заметил какое-то движение вокруг дома, – с простодушным лицом рассказывал я. – Сначала меня сбила с толку их форма, и я даже почти окликнул одного из солдат. Но они вели себя слишком подозрительно, так что я затаился, чтобы подслушать. Они разговаривали по-польски. И планировали проникнуть в дом. Я понял, что им надо помешать и быстро. А если я попытаюсь поднять тревогу, то тот, кто уже проник в дом, может причинить вред уважаемым Бежичам.
Гауптман вошел где-то на середине моего рассказа и слушал, привалившись к дверному косяку.
– Ты убил четверых, – отрывисто сказал он на немецком. Но судя по выражению его лица, мой русский он тоже неплохо понимал. – Они что, не сопротивлялись?
– Я умею убивать, герр гауптман, – с тем же простодушным выражением лица сказал я. – Я восемь лет служил во Французском Индокитае.
Гауптман сверлил меня взглядом, как будто пытался залезть под череп. Я не отводил глаза, всем своим видом изображая предельную честность. На самом деле я ступил прямо-таки на тонкий лед. Про Французский Индокитай я знал хрен да маленько. Только то, что он был, и в нем все время была масса каких-то проблем, восстаний и войнушек в джунглях. Если вдруг он возьмется придирчиво копать, выспрашивать мое звание, награды и еще какие-нибудь подробности, тут-то я и засыплюсь на все деньги. Потому что я понятия не имел, как там что называлось, и чем вообще в эти годы была славна французская армия. Надежда была только на то, что немцы чертовски редко изучают чужую историю и чужие языки.
Сработало. Гауптман едва заметно кивнул и расслабился. Полез в карман за портсигаром, потом услышал голоса во дворе, и вышел наружу. А его место занял другой фриц. Который уже ни о чем не спрашивал, просто стоял и таращился.
– Мы ведь вас так и не поблагодарили, – сказала Эмилия. Это были первые слова, которые я от нее услышал. Она держала девочку на коленях, прижимая к себе. Эмилия Бежич на свою сестру была совершенно непохожа. Она была значительно выше, светлые волосы заплетены в две косы. Лицо открытое, черты лица резкие, как у какой-нибудь валькирии. Этакая идеальная модель для советской женщины-ученого. – Вы спасли мою дочь, спасибо вам огромное. Вы рисковали своей жизнью за чужого ребенка.
– Сделал, что мог, – ответил я. – В тяжелые времена каждый должен делать добрые дела.
На лицо Эмилии набежала тень, в глазах мелькнула горечь и боль. Она явно хотела что-то сказать, но бросила быстрый взгляд на стоящего в дверях фрица и промолчала. Опустила глаза. Потом снова посмотрела на меня.
– Знаете, давайте я вскипячу чай, – она встала, посадила девочку на свой стул и принялась хлопотать по хозяйству. Поставила примус, зачерпнула из бака воды ковшиком, наполнила кособокий чайник. Руки ее действовали уверенно и споро. Лицо стало безмятежно-непроницаемым.
«Это ее доспехи, – подумал я. – Чтобы не сойти с ума, она занимает руки. Пока руки работают, страшные мысли отступают…»
Я посмотрел на девочку. Она сонно улыбалась, терла глаза. Кажется, она даже испугаться толком не успела. А еще она была очень похожа на свою мать. Светлые волосы в косичках, здоровенные ясные глазищи, чеканные черты лица. «Вот значит ты какая, маленькая звездочка Аненербе», – подумал я.
«Пора уходить из Заовражино», – думал я, когда суета закончилась, и гауптман дозволил всем разойтись спать. Где-то тут по соседству бродит разъяренная Доминика, которая может меня рассекретить буквально одним движением. Но до школы я шел в сопровождении фрицев, в самом помещении усилили охрану, врубили освещение и снаружи тоже выставили часовых. Не то, чтобы непреодолимое препятствие, но прорываться с боем не хотелось бы.
Так что я с относительно спокойной душой лег спать, резонно подумав, что сон на нормальной кровати и в теплом помещении сейчас такая роскошь, которой нужно пользоваться при любом удобном случае.
Проснувшись, я обнаружил, что Анхель свою койку уже покинул. В отдохнувших мозгах созрел план. Сейчас я позавтракаю, сделаю вид, что пошел смотреть подходящее место, потом вернусь и сообщу, что мне надо съездить в Псков на согласование суммы и договориться о поставках стройматериалов. Сяду на машину и свалю. А дальше – все как обычно. Чтобы выполнить задание Лаврика, необязательно быть внедренным агентом. Воспользуюсь партизанскими методами.
Но планы пошли по бороде. Я спустился в столовую, получил свою порцию каши, колбасок и кофе. Сел за стол, почти напевая от предвкушения. Как же все-таки начинаешь ценить простые удовольствия, когда их лишаешься!
И тут на соседний стул плюхнулся Анхель.
– Герр Базиль, у меня появилась отличная идея, – сказал он. – Ты как-то скептически был настроен к нашим экспериментам с собаками, как насчет посмотреть, как это все происходит? Уверяю тебя, ты будешь удивлен!
– Вообще-то я собирался сегодня заняться своей работой, – сказал я. – Мне нужно посмотреть несколько подходящих помещений, и…
– А ты слышал, что утром нашли еще одну жертву вервольфа? – вполголоса спросил он.
– Эээ… Нет, – оторопело пробормотал я и сунул в рот кусок хлеба, чтобы придать лицу более идиотское выражение.
– Взялись прочесывать местность после твоих героических подвигов, – усмехнулся он. – И наткнулись… Я Ганса предупреждал, чтобы он в одиночку не ходил. И тебе тоже не стоит ходить в одиночку.
– Так я же… – попытался возразить я.
– Это не просьба, герр Базиль, это приказ, – Анхель усмехнулся. В глазах его опять мелькнуло… нечто. Я под колпаком? Анхель меня подозревает и намерен вывести на чистую воду? Или действительно пока я спал, отдали такой приказ? В принципе, ничего удивительного. Но блин…
– Помещения для беспризорников подождут, – Анхель похлопал меня по плечу. – Доедай, и идем в питомник. Тебе понравится, правда!
– Яволь, герр Анхель, – я незаметно вздохнул. С одной стороны, мне было даже интересно, посмотреть, что там делает маленькая Милена с собаками такого, что Аненербе встало на уши. С другой – каждый лишний час в образе Базиля Горчакова грозит мне массой неприятностей, типа очень близкого общения с дознавателями. Сами собой как-то вспомнились псковские застенки на бывшей улице Ленина.
Я тряхнул головой, отгоняя от себя призрачный допрос. Внутренний голос отвесил мне оплеуху: «Рановато ты начал дергаться. Что, нервы ни к черту, дядя Саша?»
Я активно заработал ложкой, запивая кашу дрянным кофе. Но даже дрянной кофе лучше никакого.
Доел и поднялся. Анхель, терпеливо меня дожидавшийся, тоже встал. «Ну что ж, получается, сегодня я проведу время с дедом», – мысленно усмехнулся я.
Милена деловито прошлась мимо клеток с собаками. Лицо строгое, руки заложила за спину. Как взрослая, прямо. Шарфюрер и Богдан Львович молча стояли в стороне и ждали.
Как мне объяснили, суть сегодняшнего эксперимента такая – девочка выбирает собаку-партнера, но задания выдает шарфюрер, она заранее не знает, что им придется делать. А наблюдателям при этом позволялось разговаривать и даже отвлекать девочку. Но не в самом начале. Так что сейчас мы просто сидели в сторонке и молчали.
Девочка еще раз прошлась мимо клеток. Все собаки прыгали и радостно поскуливали. Кажется, что каждая мечтала поиграть с Миленой. Наконец она остановилась.
– Шатци! – звонко сказала она, ткнув пальцем в лобастую немецкую овчарку.
Шарфюрер отпер клетку, девочка радостно взвизгнула, снова став похожей на ребенка, и бросилась обниматься с собакой. Которая немедленно поставила свои лапищи ей на плечи и облизала лицо. Прямо не грозный охранник концлагерей, а уютная домашняя болонка.
– Мы готовы! – сказала она, почесывая овчарку за ухом.
– Зер гут, – шарфюрер кивнул и пристегнул к ошейнику собаки поводок.
Первая задача была очень простая и больше была похожа на цирковой номер. Девочка сидела напротив собаки. Перед собакой в ряд лежало десять карточек с разными фигурами – квадрат, круг, треугольник, овал. Перед девочкой стоял ассистент, который показывал ей карточку. Потом девочка смотрела на собаку, и Шатци должна была выбрать нужную из ряда тех, что лежали перед ней.
Справились они без единой ошибки. Чем вызвали одобрительные хлопки всех зрителей. Кроме нас тут было еще человек восемь.
Вторая задача была сложнее. Девочку посадили спиной к собаке, так, что она не видела, какую карточку выбирает Шатци. А другой ассистент принес патефон, покрутил ручку, поставил иглу на пластинку. Заиграл бравурный немецкий марш. Теперь нам было видно и карточки, которые показывает ассистент, и собаку. А девочка сидела к нам спиной.
Треугольник, квадрат, овал… Овчарка безошибочно выхватывала зубами картонки с теми же самыми фигурами, практически сразу, как только они появлялись перед девочкой.
Н-да, реально впечатляет. Я что-то читал про фокусы с собаками. Вроде бы, дрессировщики подают какой-то незаметный сигнал, чтобы собака выбрала нужное… Но девочка даже не видит, что там делает собака!
– Очень хорошо! – сказал шарфюрер. И обратился к ассистенту. – Отведи ее в лабораторию. Как договаривались.
Ассистент молча кивнул, взял девочку за руку, и они ушли с площадки. Музыка доиграла, иголка взялась противно шкрябать по пластинке. Шарфюрер потрепал собаку за ухом и снова разложил перед ней карточки. Повисло напряженное молчание. Шатци нетерпеливо поскуливала, но сидела, как ей и приказал шарфюрер. С места не двигалась, только хвостом мотала туда-сюда.
Шарфюрер посмотрел на часы. Потом на собаку.
Шатци вдруг вскочила, покрутилась разок вокруг себя, будто пытаясь ухватить свой хвост. И бросилась к карточкам.
Круг, квадрат, ромб, треугольник, трапеция…
Шарфюрер брал карточки, которые приносила ему собака, и складывал в ряд на столе. По очереди.
Собака звонко гавкнула и снова села. Завиляла хвостом. В глазах светилось вот это всегдашнее собачье: «Кто хороший мальчик?»
Голос девочки мы услышали раньше, чем увидели ее и ассистента.
– Мне вчера мама принесла акварельные краски, – рассказывала она. – Я очень люблю рисовать, но с красками у меня как-то не складывается. Рисунок расплывается, получается некрасиво. Я видела, что ты рисуешь, может ты покажешь мне технику?
– В сфопотное фремя, – кивнул ассистент.
– Ура! – девочка радостно подпрыгнула.
– Милена, почему ты отвлекаешься? – строго спросил Богдан Львович. – Опыты еще не закончились.
– Деда, я и так знаю, что умница Шатци все сделала правильно! – личико девочки стало возмущенным.
– Ничего не перепутал? – спросил шарфюрер у ассистента, забирая стопку карточек.
– Они идут строго по очереди, – кивнул ассистент. – Я даже записал на бумаге отдельно.
Он полез в карман, но шарфюрер отмахнулся и направился к столу. Девочка бросилась обниматься с собакой, а зрители вытянули шеи, чтобы посмотреть, что там на столе.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.