Текст книги "Красный Вервольф 4"

Круг, квадрат, ромб, треугольник, трапеция…

Карточки легли строго друг под другом. Ни одной ошибки. Как такое вообще возможно?!

– Я же говорил, тебе понравится, – Анхель ухмыльнулся и ткнул меня в бок. – Разве это похоже на цирковые фокусы?

– Нет, – я покачал головой. – Совершенно не похоже.

В такие моменты я чувствую себя как будто не в своей тарелке. Одно дело читать про каких-нибудь экстрасенсов в какой-нибудь желтой газете. Там все просто – хмыкнул презрительно, мол, это точно все враки. А вот тут как воспринимать? Как себе объяснить то, что я только что видел?

Не то, чтобы я как-то прицельно пытался отвязаться от Анхеля… Просто сделал вид, что задумался, направился куда-то в сторону. Вдруг он решит сбегать по своим делам или еще что.

Увы. Он хвостом шел за мной, никуда не отвлекаясь и не сворачивая. И еще и все время болтал. Рассказывая мне что-то про древние славянские капища, и как их устройство перекликается с другими языческими мотивами.

Я изо всех сил поддерживал разговор, задавал вопросы, изображая искренний интерес к теме. Слушал я и правда внимательно, если что, расскажу потом Лаврику, они чем-то похожим занимаются, вдруг им эта информация тоже нужна.

– Есть идея! – Анхель вдруг остановился и лицо его просияло. Бл*ха, как же он меня напрягает все-таки! Иногда он кажется просто увлеченным энтузиастам, который двинулся на своих идолах, менгирах и собаках. А иногда мне кажется, что все совсем даже не так. Что это только маска, чтобы казаться безобидным и недалеким…

Н-да, тут, пожалуй, и генетический тест не нужен, чтобы понять, что мы родственники.

– Внимательно слушаю! – сказал я. Тоже с видом простодушного энтузиаста.

– Я должен показать тебе одно место, тут недалеко, – Анхель двинулся в сторону леса. – С полчаса пешком.

– Разве нам не приказали быть осторожнее? – хмыкнул я.

– Так мы же вдвоем, разве нет? – Анхель оскалил все свои отличные зубы в улыбке. – Так что распоряжение не нарушаем. Пойдем-пойдем, тебе будет интересно!

Для вида я изобразил на лице короткий период внутренней борьбы и сомнений. Потом все-таки двинулся следом за ним. В голове в это время происходило совершенно другое. Я мысленно собрался. Как, однако, странно складывается ситуация. Лаврик отправил меня в Заовражино убить Анхеля. И вот этот самый Анхель тащит меня куда-то в лес, где мы будем наедине. И никаких свидетелей вокруг.

Я не был уверен, что хочу его убивать.

Но тут будто сама судьба подкидывает идеальную ситуацию…

Глава 22

– Можно сказать, что нам очень повезло найти это место, – Анхель пригнулся, пробираясь под нависшими ветками, и поманил меня за собой. – Русские давно забыли свои корни, так что оно очень давно заброшено. И почти ничего не сохранилось.

Продравшись через цеплючие ветки, мы оказались на поляне в форме почти идеального круга. В центре лежал большой плоский камень, над ним возвышались три деревянных идола, по кругу стояло еще семь, поменьше.

– Подожди-ка, герр Анхель… – я присмотрелся повнимательнее. – Все они выглядят слишком новыми! Их срубили от силы пару лет назад.

– Год назад, если быть точнее, – кивнул Анхель. – Наша экспедиция была здесь с тридцать девятого года, и мы реконструировали капище. Постарались сделать его таким, каким оно было. Изначально угадать, что здесь было, можно только по контурам.

Анхель ходил по капищу и увлеченно рассказывал мне про его устройство. Про внешний круг, про обязательный ров, который копали, если рядом не было естественного ручья. Про мост, про девять ритуальных костров. И всякую прочую славянскую мистику.

Неужели он правда привел меня сюда только затем, чтобы показать это место? Но зачем?

– Вот этого истукана рубили мы с Йоханом, – похвастался он, облокачиваясь об одно из грозных славянских божеств. – Возможно, настоящие кумиры имели другие лица.

Гордая улыбка сползла с его лица, он помрачнел.

– Знаешь, герр Базиль, сколько сил нам пришлось потратить, чтобы собрать несчастные крохи информации? – он скривил губы. – Русские невежественны и совершенно лишены памяти. Даже старожилы из местных деревень не могли нам рассказать ничего внятного про это место. Его никто не помнит, представляешь? У меня сейчас больше знаний про славянское наследие предков, чем у всех местных жителей вместе взятых! Немыслимо…

Он прошелся по капищу взад-вперед. Потом сел на камень в центре. Спиной ко мне.

Бл*ха, трудно представить себе более идеальное место для жертвы Вервольфа, чем древнее капище! Пусть даже и реконструированное немцами же!

Это же прямо-таки идеально!

Но я стоял и не двигался с места. Будто окаменел. Попытался мысленно себя как-то пнуть. Давай, мол, дядя Саша, не тормози! Нож в сапоге, один бросок – и все кончено.

Хрен там.

Как будто я сам превратился в один из этих бородатых истуканов. Бревно с лицом.

Не могу, и все тут.

Никак.

Анхель беспечно достал из кармана портсигар и зажигалку. Чиркнул кремень. Он затянулся и поднял голову вверх. Все еще сидя ко мне спиной.

– Мне нравится сюда приходить, – мечтательно сказал он. – Вспоминать… Думать. Мне больше нравилось работать, когда война еще не началась. Местные тогда были гостеприимными, ребятишки в наш лагерь прибегали. Девушки…

Не смогу я его убить. Не смогу…

Не потому что жалко, а… Не знаю, почему. Что-то мне мешает, как будто невидимая стена. Паралич нападает на все тело, как только я пытаюсь даже помыслить о том, чтобы потянуться за оружием.

Я сглотнул.

Ну, прости, Лаврик. Эту миссию я явно провалю.

Я шагнул вперед и сел на камень рядом с Анхелем. Он протянул мне открытый портсигар. И на этот раз я даже не отказался. На папиросной бумаге синели буквы Eckstein. Ну да, логично. Их почти все фрицы курят. Редко у кого видел другие сигареты.

Я затянулся. В голове с непривычки тут же все поплыло. Но и как будто прояснилось тоже. Бл*ха, все-таки гадость! Зачем я вообще курил?

– Почему ты привел меня сюда, герр Анхель? – спросил я.

– Не знаю, – он пожал плечами. – Просто захотелось. Раньше здесь был Йохан, мой самый близкий друг. И мы часто сюда приходили. Разговаривали, мечтали. Строили планы о том, что будем делать, когда вернемся. В какую еще экспедицию поедем. Но месяц назад он вернулся в Мюнхен, а для меня снова нашлась работа здесь. А с тобой… Почему-то подумал, что можно. Будто… Родство душ?

Он рассмеялся и хлопнул меня по плечу.

– Да нет, ерунда все это, – сказал он. – Глупости. Просто соскучился по Йохану и нашим разговорам, наверное. Не бери в голову!

Анхель нахмурился и молча уставился в одну точку. Я почувствовал… странное. Неловкость, грусть. Сожаление. Так что сидел рядом и смотрел, как тлеет в пальцах сигарета.

Не знаю, сколько бы мы вот так тупили, каждый погруженный в свои непонятные переживания. Если бы не застрекотавший вдалеке пулемет. И парочка хлопков взрывов.

– Это в Заовражино! – Анхель вскочил, будто его подбросило. – Партизаны напали!

Я тоже вскочил, и мы синхронно бросились в сторону деревни.

Но Анхель вдруг схватил меня за плечо.

– Нет, тебе не надо сейчас туда идти! – сказал он твердо. – Ты безоружен. Оставайся здесь, я за тобой вернусь!

Анхель скрылся за кустами, возразить ему я не успел.

Впрочем…

Не то, чтобы мне хотелось очень хотелось возражать. Лезть в бой, где на противоположной стороне русские партизаны – это, прямо скажем, так себе идея. Кроме того, я все равно уже обдумывал, что пора покинуть Заовражино, лучшего случая, чем боевая суматоха и придумать трудно. Если я сейчас исчезну, никаких подозрений это не вызовет.

Вот только…

Девочка.

Милена Бежич, маленькое сокровище, которое захапали фрицы.

С одной стороны, она вроде как в безопасности. Ее будут защищать, как зеницу ока. С другой… Нельзя ее им оставлять! Нет, даже после демонстрации я не очень-то верил в возможных собак-убийц, но это ведь может оказаться вопросом времени.

Нет, рано еще уходить. Если уйду сейчас, Василий Горчаков останется весь в белом, никто даже не заподозрит шпиона. Засада, партизаны, вот это все. Хотя толку-то? Путь назад все равно будет закрыт. Так что…

Так что двину-ка я в Заовражино, вот что. Может получится воспользоваться суматохой и увезти оттуда девочку и ее семью.

«Там прямо настоящий бой…» – подумал я, подобравшись к Заовражино со стороны железной дороги. Неужели наши напали?

С северного края деревни поднимался густой дым. Огрызался пулемет, хлопали выстрелы.

Бу-бух! Бу-бух!

Два взрыва.

Только нападающих не видно. Кто напал, откуда стреляют?

Если это Слободский, то с чего бы ему нападать на Заовражино? Хотя хрен его знает, Лаврик приказал, как в прошлый раз. Забив на то, что вообще-то меня сюда отправил.

Ладно, будем честны, он не давал мне задание внедриться в местное общество и собрать разведданные. Это была моя собственная инициатива и стечение обстоятельств. А миссию, с которой он меня отправил, я благополучно провалил. Возможно, по той же непостижимой причине, по которой я вообще оказался в тысяча девятьсот сорок первом вместо две тысячи двадцать третьего. И прячусь под насыпью железки вместо того, чтобы шашлыки с друзьями жрать, пивом запивая.

Ладно, хорош сиськи мять.

Надо пробираться туда, где заваруха. С этой стороны тихо, отсюда я хрен, что увижу.

Я перебрался через насыпь, пробежал, пригнувшись, вдоль стены вокзального павильона, прислушался.

Ага, снова пулемет фигачит. Немецкий, похоже. По лесу поливает, чтобы никто не высунулся.

Ба-бах!

Это граната? Или взрыв-пакет какой…

Фиуууууу… Бух!

Ох ты ж… В ушах зазвенело от близкого взрыва. Вряд ли сюда целили. Или промазали, или просто бьют абы куда. Нет, вряд ли это Слободский со своими, они не стали бы по Заовражино из минометов бить. Тут же фрицев-то всего ничего.

Тогда кто? И зачем?

Я перебегал от дома к дому, подбираясь все ближе к источнику суматохи. Было громко, вот только нападающих не видать. Хаотичный какой-то обстрел, будто те, кто это устроил, пытается создать впечатление, что атака больше, чем на самом деле есть.

Фиииииу… Бух!

За шиворот мне посыпался мусор с полуразрушенной стены дома, рядом с которым я притаился. Так, дядя Саша, подумай-ка сейчас мозгом.

Если бы ты сам устраивал фейковое нападение, то для чего?

Чтобы все сбежались в сторону суматохи, а я спокойно пробрался бы в нужное место, где сейчас тихо, спокойно и никакой охраны, и забрал бы то, что мне нужно.

То есть…

С*ка, все ниточки опять тянутся к этим клятым пшекам! Они ночью пытались пробраться в дом Бежичей и выкрасть девочку. Но я это пресек. Но Доминику упустил. Значит…

Но зачем им девочка? Они же вроде за золотом охотились. Ограбление какого-нибудь грузовика с ценностями я еще могу понять, но киднеппинг-то на фига?

Да зачем угодно! Британская разведка заказала. Пообещав сто тыщ фунтов стерлингов и отпуск в домике на белых скалах Дувра. Можно подумать, Баба Яга единственный тут британский шпион…

Уже не особо скрываясь, я помчал к центру деревни. К школе и дому Бежичей, то есть, к центру деревни.

Обитатели Заовражино благоразумно попрятались, любопытствовать, высовываясь в окна, жизнь их уже отучила. Так что деревня была, как будто вымершей.

Так, вот и школа.

Со стороны питомника раздается многоголосый лай, собаки тревожатся. Ну, это понятно, стреляют все-таки. И взрывается что-то. Псы нервничают. Но откуда-то нужно начинать, вдруг Милена все еще где-то там. Когда мы с Анхелем уходили, она возилась с собаками.

В правом крыле школы в нескольких окнах выбиты стекла, но тут понятно от чего – земля разворочена, прилет мины был почти впритык. Я двинулся в сторону питомника, стараясь не хрустеть осколками.

Замер.

С противоположной стороны раздался звук, как будто палку переломили об колено.

Кто-то стрелял!

А я тут как на экране, бл*ха!

Я щучкой скользнул в выбитое школьное окно. До питомника можно и не улицей пройти, безопаснее будет.

Замер, прислушиваясь.

В школе стояла тишина. Никто не грохотал сапогами по лестницам, не отдавал приказы. Кажется, тут вообще никого не было…

Но я бы на это не рассчитывал.

Тихонечко подошел к двери кабинета, в который я запрыгнул. Этот бывший класс пока еще ни к чему не приспособили. Приоткрыл дверь, выглянул наружу.

– Хальт! – раздался голос почти над самым ухом.

– Не стреляй, я свой! – я поднял руки и повернулся лицом к фрицу.

Молоденький эсэсман, одна щека в пене для бритья. В руках винтовка.

– Видел здесь кого? – спросил я. – Девочка где?

Фриц смотрел на меня с недоверием, не узнал сходу, не успел я тут стать суперзвездой еще.

– Я Базиль Горчаков, – быстро сказал я. – В школу кто-то пробрался?

– Не знаю, – он мотнул головой.

– Еще кто-то здесь остался в карауле? – спросил я.

– Крюгер и Боннер, – сказал фриц, дернув стволом в сторону входной двери. – Я должен был заступить в восемь вечера.

Отлегло. На секунду в голове мелькнула мысль, что это опять переодетый пшек, они уже много раз засветились в немецкой форме. Но нет, по говору понятно, что фриц. Наверняка надеялся, что к октоберфесту вернется в родную Баварию и будет жрать жирные колбаски, заливая их пивом.

– Да опусти уже оружие, – фыркнул я. – Снаружи кто-то стрелял. Давай, я вперед, а ты прикрывай, если что.

Фриц тупо похлопал белесыми ресницами. Тупенький юноша, даром что эсэсовец. Да по хрен, главное, чтобы в спину не пальнул!

Крюгер и этот второй, фамилию которого я уже забыл, нашлись рядом с дверью, заботливо сложенные друг на друга в тамбуре. Судя по залившей форму кровище, одному перерезали глотку, другому всадили нож в печень.

Увидев это зрелище, пацан-немец пискнул что-то испуганное и еще крепче вцепился в свою винтовку. Губы задрожали.

Ну да, ну да. Страшно маленькому.

Так.

Этих двоих прирезали изнутри, дверь закрыта на засов. Значит подошли вплотную без проблем. Значит и правда были в форме.

Бл*ха.

Ладно, я вообще-то собирался до питомника добраться, когда этот эсэсовский шкет меня отвлек.

Тем более, что собаки продолжали свой концерт, добавляя происходящему сюрреалистичных ноток.

– Идем к питомнику, – прошептал я.

– Кто на нас напал? – подал голос мой юный немецкий падаван. Ага, явно уже передумал хорохориться. На роже написано «слушаю и повинуюсь», только не заставляй меня принимать решения.

Мы подобрались к школьной кухне, дверь в которую была заперта. Чтобы выйти к той части школьного двора, где питомник, нужно как раз через нее пройти. Но дверь хлипкая, можно особо не церемониться.

Я саданул по замку пяткой. Замок с хрустом прекратил свои преграждающие функции. На всякий случай я отскочил в сторону. Вдруг пальнет кто.

Нет, не пальнули.

– Стой тут, – одними губами приказал я юному фрицу. Тот с готовностью кивнул и встал, прижавшись к стене.

Я просочился в помещение кухни. Пахло горелым жиром, жареной капустой и табаком. Кто-то тут совсем недавно курил.

Я пополз на карачках вдоль здоровенной столовской плиты…

Высунулся на секунду в окно. Вроде никого нет. Клетки с собакенами закрыты, а сами они продолжают самозабвенно лаять.

Или там кто-то есть, или они просто не могут успокоиться.

Я выглянул через приоткрытую дверь.

Ох ты ж…

Быстро нырнул обратно. Возле стены двое – один в форме цвета фельдграу, второй в чем-то другом, не разглядел. Но лицо второго замотано тряпкой по самые глаза. Шушукаются.

Из-за лая собак ни хрена непонятно.

Но самое главное я увидел – девочки с ними нет.

Значит она где-то в другом месте. Прикончить этих? Бл*ха, вот зачем они днем напали?! Никакого пространства для маневра…

Я выглянул еще раз.

Кажись, там еще один или двое. Если выпрыгну, окажусь на прицеле того, что за поленницей сидит. И у того, что с мордой замотанной, в руке пистолет.

Подумал, сначала, может это Доминика, но нет. Этот – явно мужик.

Но одно ясно – девочки с ними нет. Рожи озадаченные и озабоченные, думают, что дальше делать.

Значит надо проверить, как дела в доме Бежичей.

Я тихонько вышел из кухни. Фриц стоял там, где я его оставил. Бледный, губы шевелятся. Молится?

– Пойдем наружу, – прошептал я. – С этими не справимся, тут подмога нужна.

В этот момент собаки вдруг как-то разом перестали гавкать. И в наступившей тишине раздался громкий голос Зоси с явственными истерическими нотками.

– Вы кто такие? Руки вверх, я буду стрелять!

Глава 23

Твою мать… Твою мать!

Вот же дурища! За каким чертом она к ним полезла?

– Хальт! Хэнде хох! – сказал один из поляков.

– Я по роже вижу, что ты не фриц! – заорала Зося. – Быстро руки вверх подняли, я кому сказала! Буду стрелять!

Молоденький фриц замер, прижав к себе винтовку. Я показал на нее глазами, потом кивнул в сторону кухни. Ткнул пальцем себе в грудь. Так себе, наверное, объяснение, но он сообразил. Торопливо сунул мне оружие и бочком-бочком пошел вдоль стены в противоположную сторону.

Я снова проскользнул на кухню. Бл*ха, ни хрена отсюда не простреливается. Зато если высунусь, то буду идеальной мишенью.

– Нет-нет, не надо стрелять… Мы свой…

– Что ты там бормочешь?

– Пистолет положи.

– Не сметь двигаться!

Бах! Бах!

Два выстрела, потом крик кого-то из поляков, топот, возня, звук пары ударов.

– Кусается, куррррва!

– Она меня ранила!

– Ничего, заживет, там царапина!

– Держи ее крепче.

– Да не мешай ты!

– Подожди! А ну-ка поверни ее лицо ко мне!

Я осторожно выглянул. Хреновые дела. Пшеки скрутили Зосю. Она лежала на животе, руки скручены за спиной, один поляк сидит у нее на спине. А другой пытается посмотреть ей в лицо. Первый схватил ее за короткие волосы.

– А ну, не крути башкой, а то я тебе ее оторву, курва! Сюда смотри!

– Это же сестра девчонки!

– Какая еще сестра?

– Ну или тетя! Эй ты, где девчонка, говори?!

Зося промычала что-то на русском матерном.

– Отвечай, курва! Где девчонка?!

– Я не понимаю, что ты там бормочешь! – взвизгнула Зося.

– Ми-ле-на Бе-жич. Где она?

– Не знаю! А если бы знала, то не сказала бы!

– Все она знает. Сейчас ты все расскажешь, курва! Подними ее!

Снова раздались звуки возни. Потом Зося пронзительно завизжала, но крик быстро оборвался. Заткнули рот, видать.

– Сейчас ты все нам расскажешь, или я тебя пощекочу вот этим ножичком. Буду отрезать по маленькому кусочку кожи, пока она у тебя вся не закончится, поняла?

– Не понимаю!

– Где Ми-ле-на Бе-жич?

– Дома! Где же ей еще быть!

– Ты врешь, курва, мы обыскали дом, там никого нет!

– Отпустите меня немедленно!

Пшеки принялись шумно спорить. Говорили с такой скоростью, что я ничего не понял. Но польское слово «пердолить» поняла даже не особо подкованная в языках Зося. Поняла и тут же заорала. Крик опять оборвался со звуком удара.

Надо было как-то спасать эту дурищу, но как? Реально, совершенно невыгодная позиция. Выскочу в узкий проход, и на несколько шагов окажусь под огнем. А бошками пшеки крутят активно, настороже держатся.

Бу-бух!

Шандарахнул взрыв неподалеку. Кажись, у них там заряды кончаются, реже стали стрелять.

Пшеки притихли, потом посовещались еще и поволокли Зосю к двери в кухню. Я спешно отступил за дверь. А вот так уже лучше. В тесном помещении у меня куда больше шансов их всех положить так, чтобы они не прикончили по ходу дела Зосю.

Молоденький фриц куда-то уже откочевал по-тихому, но так даже лучше.

– Следи за улицей! – скомандовал один из пшеков, и снова последовали звуки возни и борьбы. Дурища Зося, которая сама вляпалась в эту идиотскую историю, сопротивлялась яростно. Брыкалась, пыталась кричать, как только у нее подворачивалась такая возможность, кусалась, судя по выкрикам того, кто ее там первым собирался оприходовать.

– Да держи ты ее, курва!

– Сам курва!

– Времени мало, надо искать девчонку!

– Успеем! Наши еще стреляют.

Вдалеке действительно снова раздался стрекот пулемета. Потом бабахнул очередной прилет где-то вдалеке на этот раз. Соскучившиеся по женской ласке пшеки явно не собирались отступать от задуманного. Даже несмотря на активное несогласие Зоси.

– Дверь проверь!

– Заперто там, я сам закрывал!

– Пошевеливайся, курва!

Раздались шаги. Скрипнула дверь. И из-за нее высунулась голова в немецкой фуражке. Иди ко мне, мой сладкий сахар!

Я перекинул винтовку ему через голову и выволок за дверь. Хрустнул кадык, он успел хрипло что-то прошипеть и обмяк. Минус один. Я опустил его тело на пол рядом со стеной. Остальные пшеки, увлеченные процессом укрощения Зоси не обратили внимания. Отлично.

Я проскользнул в открытую дверь в кухню и притаился за плитой. Затрещала разрываемая ткань.

– Нет! Помогите! – закричала Зося.

«Потерпи еще чуть-чуть, милая!» – мысленно ответил я, пробираясь вдоль плиты к внешней двери. Первым нужно снять того, кто охраняет.

Я быстро бросил взгляд из-за угла. Ага, хрена с два, он что охраняет, курва… Бл*ха, нахватался уже от пшеков, подцепил долбаное словечко! Пшек действительно стоял в дверях, но смотрел на наружу, а внутрь. И скалился. Предвкушает, собака сутулая, когда его очередь настанет. Никогда, тварь поганая!

Я тихонько положил винтовку на пол, достал из-за голенища нож.

– Неееееет! – заверещала Зося. Одновременно с ее криком бахнул взрыв где-то совсем рядом, с потолка посыпалась штукатурка. Момент идеальный!

Я распрямил колени и метнулся вперед. Острая заточка вонзилась в шею пшека, он успел только рот раззявить и глаза удивленные на меня выпучить. И потух, мешком свалившись мне прямо в объятия.

И тут же окрик другого пшека.

– Эй, ты еще кто?!

Щелк… А вот это кнопка на кобуре. Я развернулся, держа тело мертвого «караульного» перед собой.

Бах! Бах! Тело дернулось, я сделал широкий шаг вперед и швырнул труп, сбивая с ног и стрелка, и второго, который как раз спустил штаны и завис над распластанным на полу кухни телом Зоси. Голая жопа упал на Зосю, труп следом за ним, а тот, кто стрелял, попытался, было, отступить, но неудачно. Не удержался на ногах и рухнул спиной вперед. Раздался мерзкий хруст, который трудно с чем-то перепутать. Так ломаются шейные позвонки. Вместе с основанием черепа. Бздямкнул об пол пистолет.

Оставшийся в живых «голая жопа» заворочался, задергался, пытаясь вывернуться из-под мертвого тела.

Не успел.

Пока, парень. Зря ты вообще сюда пришел. Сидел бы в своей Польше, глядишь и пожил бы подольше. Я всадил нож ему в шею. Три раза. Одного бы хватило, но очень уж меня они выбесили. Едва сдержался, чтобы не начать пинать уже мертвые тела.

Кровь хлынула на полуголую Зосю.

Она замычала. Кричать не могла, пшеки-таки заткнули ей рот какой-то тряпкой.

Я столкнул с нее оба мертвых тела и рывком поднял на ноги.

– Давай я отведу тебя домой, – сказал я.

– Я… Они… Я… – она открывала и закрывала рот, всхлипывая и задыхаясь. Не без удовольствия отвесил ей пару звонких пощечин. Жестокий, конечно, сеанс психотерапии для девушки, которую только что чуть не изнасиловали, но другого не завезли, прости, дорогая.

Взгляд стал осмысленным, всхлипы перестали быть истеричными, теперь она просто заплакала. «Надо же, она еще и накрашена…» – подумал я, глядя на потеки черной туши под ее глазами.

– Ну-ну, милая, все уже закончилось, – я погладил ее по голове. Она попыталась броситься обниматься, но я ее удержал на расстоянии. Она в кровище вся, мне только крови на пиджаке не хватает для полного комплекта.

– Вася, ты меня спас! – сказала она, наконец, осмысленную фразу.

– Типа того, – я погладил ее по тому плечу, которое не было залито кровью пшека. – Пойдем, я тебя домой отведу. Тебе надо умыться и переодеться.

– Там же… там… – она махнула рукой, тыкая пальцем сразу в несколько сторон.

– Ну да, там стреляют, – кинвул я. – Это случается. Пойдем.

На плите валялась сброшенная куртка одного из пшеков. Раздевался, чтобы не мешала, ясен хрен. Вот и пригодится теперь. Я накинул ее на плечи Зоси, приобнял осторожненько и повел прочь из школы.

Пока нянчился с Зосей, осторожно порасспросил ее, что тут такое случилось. С ее сбивчивых слов восстановил более или менее картину. Мы с Анхелем после эксперимента сразу ушли в лес, на капище. А она вроде как договаривалась с отцом что-то обсудить и сидела в школе его ждала. Он все не появлялся. Потом раздались первые взрывы и стрельба. Она пошла его искать, нашла мертвого фрица, у которого почему-то не забрали пистолет. Взяла пистолет, вернулась в школу. Думала, что может родственники где-то в питомнике или лаборатории задержались. А в питомнике увидела этих. Решила припугнуть. А дальше я все видел. И куда делись остальные Бежичи, она не знает. Они вообще вчера были какие-то озабоченные, шептались, вроде в разговоре какую-то Марью поминали.

Я принес ей еще кружку воды из бака. Смотрел, как она пьет, а сам нетерпеливо поглядывал на дверь. Марью, значит. Знаю я тут одну Марью… Наверняка в деревне не единственная Марья, но мне захотелось все же проверить свои подозрения. А для этого нужно было оставить Зосю. И сделать так, чтобы она за мной хвостом не увязалась.

– Так, мне нужно идти, – сказал я и встал. – Нет-нет, ты оставайся дома. На улице ходить опасно. И вообще лучше спрячься в подпол, а то еще в дом прилетит.

– Я с тобой! – Зося решительно выпрямилась тоже. Губы трясутся, пальцами перебирает край шали, в которую она завернулась чуть ли не с ног до головы. Следы черной туши под глазами все еще были на ней.

– Милая, тебе со мной нельзя, ясно? – как можно более мягко сказал я. – Понятно тебе? Обещаешь, что никуда не будешь выскакивать и на здоровенных мужиков кидаться не станешь?

– Ллладно… – плечи ее поникли, она опять опустилась на стул и спрятала лицо в ладонях. Плечи задрожали. – Что же я такая невезучая-то?..

Слушать ее дальнейшие причитания я не стал. Быстро свалил из дома Бежичей. Огляделся, оценивая обстановку. Никого. Отлично. Припустил бегом в противоположный край деревни. К знакомому и знаковому теперь уже дому. Там все-таки мой отец родился.

Домчал, чуть запыхавшись. Остановился за забором, чтобы «понюхать воздух». Тишина. Как будто дом и вовсе заброшен, и внутри нет никого. Ставни закрыты наглухо. Но попробовать надо.

Поднялся на крыльцо. Медленно. Чтобы если кто-то все-таки сейчас наблюдает за мной через прицел, видел, что я резких движений не делаю и за оружием не тянусь.

Постучал.

Тишина.

Еще раз постучал.

Никакого ответа. Толкнул-подергал дверь. Заперто изнутри на засов.

Только поднял руку, чтобы еще раз постучать, с той стороны раздались тяжелые шаги хозяйки.

Скрипнул засов, дверь приоткрылась. В проеме показалась пышная фигура Марьи, закутанная в тот же самый халат-балахон, в котором я ее уже видел.

Прищурилась, осмотрела меня с ног до головы. В глазах блеснул огонек. Узнала.

Открыла дверь шире, посторонилась, ни о чем не спрашивая.

Я протиснулся мимо нее, поневоле поелозив по ее устрашающих размеров бюсту.

– Добрый день, Марья, – тихо сказал я. – Понимаю, что не договаривались, но у меня только один вопрос. Не у тебя ли гостят Бежичи?

Она молча кивнула головой в сторону комнаты. Я шагнул вперед, пригнувшись в низком дверном проеме. Замер, подняв руки. В меня целились сразу из двух стволов. Точнее, из трех. У Бежича в руках была двустволка, а у старика – трофейный вальтер.

– Тихо, друзья, не делаем резких движений! – произнес я. – Я свой!

Немая сцена затянулась на минуту. Бежич хмурился, как будто что-то соображая и прикидывая. Вальтер в руках у старика приплясывал. Бл*ха, еще пальнет случайно. И тут я его опознал. Тот самый «сиделец», с которым мы убитого фрица под жертву вервольфа распанковывали. Как его там звали? Или мы не познакомились?

– Отец, ты меня не помнишь что ли? – сказал я. – Я вам ночью показывал, как правильно вольфсангели рисуются еще.

Дед охнул и опустил оружие. Посмотрел на Бежича.

– Свой он, Степаныч, – проскрипел он. – В доску свой, зуб на сало.