Текст книги "Красный Вервольф 4"
Автор книги: Рафаэль Дамиров
Жанр: Историческая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Глава 12
– Ф-ух, я тут уже все ногти тут себе сгрыз, думал, что ты совсем запропал и потерялся, – кочка рядом с раскидистой березой зашевелилась, превращаясь в Яшку. – Думал, искать надо идти… Спасать…
– Это хорошо, что не пошел, – хмыкнул я. – В ночном лесу могли и разминуться.
– Что там? Пшеки ведь это? Чего им тут надо? – Яшка потормошил меня за рукав.
– Пшеки, – вздохнул я. – Мародеры это. Крысы помойные… Тот, в форме, похоже был из их компании.
– Так надо их… того… – Яшка многозначительно чиркнул ногтем большого пальца по шее.
– Экий ты кровожадный, – усмехнулся я. – Льстит, конечно, что ты в меня так веришь. Но многовато их там для меня одного. Так что «того» подождет. У нас с тобой сегодня другие дела.
Шли по лесу молча. Яшка иногда сопел и покряхтывал. Хорошо хоть болтать на ходу у него не получалось. Тем более, что мне надо было подумать.
Доминика…
Я знал, что она осталась в живых после той истории с вагоном. Мне еще граф об этом сообщил. Вот только тогда я не придал этому значения. Выжила – и хорошо. Ее план похищения янтарной комнаты для греческого миллионера я сорвал. Вольфрам Зиверс, который обеспечивал ей высокое положение и доступ к информации, спешно от нее избавился, потому что иприт, похоже, довольно сильно подпортил ее красоту.
Можно махнуть рукой и забыть?
Хм…
Я мысленно представил себя на месте Доминики. Пани Радзивилл была барышней умной и изворотливой. Водила за нос британскую разведку и немецкую контрразведку. Вербовала движением идеальной брови агентов и сражала наповал сильных мира сего. И тут появился я, и все ее усилия пошли по бороде. «А ведь она меня должна ненавидеть сейчас со всем пылом горячей польской пани», – подумал я. Другое дело, что она понятия не имеет, где меня искать. И что именно, и как произошло в ту ночь, когда мы увезли со склада янтарную комнату.
Но совсем не принимать ее в расчет с моей стороны будет очень немудро. Даже без своего главного козыря – красоты – она уже снова ходит в авторитете. Правда, среди каких-то поляков-мародеров, но что это меняет?
Пожалуй, буду держать ухо востро, если поблизости от лагеря Слободского появится хоть кто-то, похожий на пшека…
– Ну давай, показывай, где дом твоего верного человека, – сказал я, когда мы вышли к железной дороге. – На той стороне уже Заовражино. Надеюсь, нам не в центр деревни топать?
– Самый крайний дом вон там, – Яшка махнул рукой. – Правда, я давно у нее не был, сначала надо проверить, все ли хорошо.
– У нее? – хмыкнул я. – Так твой верный человек – это женщина?
– Так мужики-то почти все в армию ушли, – Яшка развел руками, как будто оправдываясь. – Или партизанят. Или немцы на работу угнали… Или… В общем, она правда человек верный, не сдаст. Если только с ней самой чего худого не приключилось, пока меня тут не было. Странненькая она. Так что ты не удивляйся, ежели что…
– Да какое уж тут удивление, – я хлопнул Яшку по плечу. – У мельницы, говоришь?
В мое время от мельницы осталось еще меньше, чем сейчас. Сваи от каменной дамбы только. А тот дом, к которому Яшка меня вел, стоял заброшенным после пожара. И про него всякие страшные байки рассказывали. Мол, там когда-то жила ведьма, которую все боялись и обходили стороной. И что пожар этот случился в тот день, когда она умирала. Мол, гроза разразилась такая, что казалось, что черти свадьбу в тучах устроили. И когда она испустила дух, в дом ударила молния. Странненькая? Та самая ведьма, получается?
– Ты сейчас меня тут подожди, за забором, – прошептал Яшка. – Если все хорошо, то я подам знак.
– А если плохо? – подмигнул я.
– Тьфу на тебя! – фыркнул Яшка и проскользнул в калитку.
Окна дома были темными, но заброшенным дом не выглядел. Было бы странно, если бы в такое время горел свет, ночь уже на исходе практически.
Ждать пришлось совсем недолго, соскучиться я не успел. Дверь скрипнула буквально через минуту.
– Дядя Саша! – свистящим шепотом проговорил Яшка. – Заходи, все в порядке!
«Знак он подаст, ага!» – мысленно хохотнул я, придержав калитку, чтобы не хлопнула.
Внутри дома остро пахло сухими травами и чем-то медицинским. Так еще в квартирах у бабушек пахнет. Вот только до немощной старушки хозяйке было еще далеко. Пышнотелая рубенсовская мадам, завернутая в длиннополый черный балахон, по размерам похожий на чехол для танка, на ведьму походила мало. Скорее уж на разбитную буфетчицу или рыночную торговку. Румяные круглые щеки, внушительный бюст, задрапировать который даже просторные одежды были не в состоянии. Лет, наверное, тридцати от силы. Зато дом изнутри был как раз-таки ведьмовским. По стенам и потолку развешены пучки разных трав, на грубо сколоченном стеллаже – батарея стеклянных банок, внутри которых вовсе не традиционные соленья-варенье, а какие-то малопонятные бурые кусочки, корешки, шарики, жижа странных цветов. Даже как-то не тянуло задавать вопросы о содержимом.
– Не можешь ты по-простому, Яшка, – вздохнула она и по-бабьи так покачала головой, оглядывая меня с головы до ног.
– Добрый вечер, хозяйка, – вежливо улыбнулся я. – Спасибо, что согласились приютить.
– Да нешто мы нерусские люди, – дамочка всплеснула пухлыми руками и сразу как-то засуетилась. – Давайте вот лучше подсобите! Вам ведь целый день надо переждать, если в доме останетесь, то заприметить могут. А про подпол у меня ни одна душа не знает. Сундук вот этот только сдвинуть надобно…
Мы с Яшкой взялись за скобы громоздкого сундука и оттащили его в сторону. Тяжеленный, черт…
– Давай, Яков, хозяйничай, что стоишь столбом? – сварливо проговорила хозяйка, запахнув свой огромный халат так поплотнее. Сверкнув при этом своими белоснежными телесами в сторону Яшки. Щеки у того вспыхнули, и он старательно спрятал от меня взгляд. Похоже, тут какие-то весьма амурные отношения имеют место.
Яшка поднял тяжелую крышку люка. Которая даже люком не выглядела, а просто как часть пола поднялась. Если не знать, то и не подумаешь, что там какой-то подпол имеется. Изнутри неожиданно пахнуло не запахом мокрой земли, как из обычного погреба, а сухим домашним таким теплом.
– Гостю все покажешь, а сам поднимайся, поговорить надобно, – хозяйка многозначительно прищурилась, а я понял, что она так до сих пор и не представилась. И Яшка мне тоже не сказал, как ее зовут.
– Айда за мной, дядя Саша! – Яшка явно повеселел, махнул рукой и сноровисто нырнул в темный лаз.
«А неплохо тут все обустроено…» – подумал я, оглядывая помещение. Яшка поднял в руке керосиновую лампу, чтобы мне было лучше видно. Надо же, странно, что мы пацанами этот подвал не нашли. Первая камера, которая сразу под полом, похожа в чем-то на обычный подпол, разве что продукты тут не хранятся, а всякий деревянный хлам. Сломанные столы, стулья, штакетины из заборов. Дровами запаслась дамочка. Зима все-таки близко.
– Вон туда, – Яшка осветил самый низ дальней стены. Ага, понятно. Там был узкий лаз еще куда-то.
Вторая комната оказалась чуть просторнее. И была очень даже жилая на вид – четыре тюфяка, колченогий столик. На столике – стопка мисок и пара кружек.
– В общем, ты укладывайся и спи, дядя Саша, – Яшка поставил лампу на столик. – А мне с Марией надо поговорить.
– Ну надо так надо, – усмехнулся я и плюхнулся на один из тюфяков. Перед тем, как отрубиться, успел подумать, что если отсюда нет никакого подземного хода, то это настоящая мышеловка. Каменный мешок без выхода.
Но организм решил за меня все сам. Чутье на опасность молчало, а поспать в относительном покое и с удобствами – это было сейчас ценностью едва ли не большей, чем пожрать.
Я вынырнул из смутных и тревожных сновидений и открыл глаза. Видения, в которых Доминика, половина лица которой была похожа на облезший до костей череп тянула к моей шее хищные золотые когти, а вокруг кружились мерзкие черные птицы с красными глазами, отступили. Вокруг был непроглядный мрак подвала. С соседнего тюфяка доносилось безмятежное посапывание.
«Хорош же ты дрыхнуть, дядя Саша!» – мысленно сказал я. Надо же, даже не услышал, как Яшка пришел. Сопение смолкло, Яшка завозился.
– Дядя Саша? – прошептал он. – Проснулся уже?
– Есть такое дело, – тихо ответил я.
– Я тут это… Новости повыспрашивал… – неуверенно пробормотал он.
– Ну так и что замолчал-то? Рассказывай давай! – я сел на тюфяке и протянул руки в ту сторону, где по моим расчетам должен был стоять стол.
– Да я не знаю, с чего начать… – Яшка вздохнул. – Странные какие-то новости. В общем, третьего дня в Заовражино приезжал сам Зиверс. С целой свитой. И оркестром еще. Устроили для деревенских танцы, конфеты детишкам раздавали.
– Это с чего вдруг такая щедрость? – недоверчиво хмыкнул я.
– Да ты понимаешь… Еще раньше сюда приехали эти… из Аненербе. Заняли школу, свастики свои везде развесили. Но никого вроде не обижали, даже наоборот. Лыбятся, руками машут. То место, где раньше клуб стоял, до того, как в него авиабомба попала, расчистили и клетки там построили.
– И для кого клетки? – я нащупал, наконец, керосинку. Осталось спички найти. Тоже где-то рядом должны быть.
– Для собак, – ответил Яшка и снова завозился. – Лампу надо зажечь, а то мне в этой темноте не по себе как-то.
– Собак? – переспросил я.
– Ну да, там вроде как питомник какой-то у них, – Яшкина рука тоже наткнулась на лампу. – Давай сюда, я запалю… Яшка чиркнул спичкой. Крохотный огонек выхватил из темноты его круглую заспанную физиономию.
– В общем, здесь в Заовражино живут Бежичи. Дед, две дочери и внучка. Они собак воспитывают, поводырей. К ним даже из Москвы приезжали. И когда фрицы про это узнали, они взялись вокруг круги нарезать. Сначала, вроде как, припугнуть пытались, но не вышло. Взялись подкупать и уговаривать. Мария говорит, что раньше никогда они так себя не вели. А тут деду Бежичу разве что в ножки не кланялись. Продуктов привозили несколько раз. В общем, кажись, у них что-то сладилось, и теперь вот… Такое.
– Интересно, – сказал я, и в голове зашевелились всякие осколки мыслей, которые пока что в цельную картину не складывались. Аненербе. Волчьи черепа. Собачий питомник. Ликантропия. Вервольф…
– И кладбище раскопали еще, – продолжил Яшка. Старую часть, где еще лет триста назад хоронили.
– Фрицы раскопали? – нахмурился я.
– Ну да, фрицы, – кивнул Яшка. – Эти вот, из Аненербе как раз. Но, опять же, чин чином. Пришли к Борисычу, договорились, что устроят эти самые раскопки, свежие могилы не тронут, только самые старые, которые сейчас, считай что, за оградой. Каждый скелет в отдельный мешок упаковали.
– Можно сказать, повезло деревенским, – усмехнулся я. – Фрицы не так уж часто конфетами подкармливают.
– И вот это меня больше всего и пугает, – вздохнул Яшка. – Раз конфетами кормят, значит задумали какую-то вовсе уж несусветную дрянь.
– Необязательно, – я пожал плечами. – Аненербе иногда и обычной наукой занимается… Но разнюхать стоит. Так что темноты дождемся и посмотрим, кто это у нас тут окопался.
* * *
Я пробежал вдоль забора, нырнул за куст неприлично разросшегося малинника и присел. Двухэтажное здание заовражинской школы было теперь у меня как на ладони. Когда был пацаном, я даже одну четверть здесь отучился вместе с деревенскими. Когда родителям надо было уехать по делам, меня забросили к бабушке и временно перевели сюда. Школа была все та же. Только я ее помнил в основном в розовых тонах, а сейчас она была белая. И по обеим сторонам от входа были натянуты вездесущие красные полотнища со свастиками. И табличка теперь тоже какая-то другая. Не «районная средняя школа номер один», а что-то другое. Не разобрать с этого ракурса. Да еще и замысловатыми готическими буквами, которыми фрицы обычно таблички рисуют. На входе скучают двое охранников. Один даже стул вытащил. Ничего не боятся, гады… Руки зачесались навести шороху в этой благодати. Гранату в окно забросить или еще что.
Дверь открылась, из школы вышло трое эсэсовцев. Жизнерадостные такие. Сели в опель и укатили. Ну ясно, рабочий день у них закончился, а живут в Пскове. Еще в нескольких окнах погас свет.
Я прикинул. Часть работников наверняка здесь же и живет. Судя по запахам, которые доносил со стороны здания легкий ветерок, кухня у них тоже работает, как и в школе, когда я там учился. Значит часть народу может и жить там же. Старшие офицеры уезжают, а рядовые сотрудники остаются. Скорее всего, второй этаж школы сделали жилым.
Судя по всему, первый этаж – рабочий, второй – жилой. В принципе, можно рискнуть и забраться внутрь. Тут снаружи такую иллюминацию устроили, что мне будет достаточно света, чтобы осмотреться.
Осталось только дождаться, когда все окна погаснут. Ну или хотя бы почти все. Не ждать же всю ночь одного трудоголика.
Дверь снова заскрипела. Еще один фриц, пожилой такой эсэсовец. Шарфюрер. Невелика птица. И с ним благообразный старикан с длинной бородой как у Санта-Клауса. Они остановились рядом с часовыми. Фриц достал портсигар.
– Значит вы думаете, герр Бежич, что никакого оборотничества тут нет и быть не может? – спросил немец на неожиданно весьма сносном русском.
– Не буду ничего утверждать, потому как сам не видел, – отозвался старик и взял протянутую шарфюрером сигарету. – Но одна идея у меня на этот счет есть… Особенно после сегодняшних экспериментов.
– И какая же? – оживился фриц.
– Если верно, что человек может поддерживать мысленную связь с собакой, то, возможно, верно и обратное, – сказал дед, закуривая. – Умница Шварци сегодня на наших глазах выполнила несколько мысленных команд. А что если человек может выполнять команды волка?
– Боюсь, что не понял, что вы имеете в виду, – покачал головой пожилой шарфюрер.
– Ну вот смотрите, – приосанившись, произнес старик. – Возьмем соединенную телепатической связью пару – человека и волка. Человек надеялся, что сможет подчинить волка и заставить слушаться, а на деле получается наоборот. Воля волка побеждает, и человек становится… наполовину зверем. Не внешне, нет! А разумом, рассудком. И в теле человека, как будто бы, оказывается волк. Хищное и опасное животное. Думаю, это и есть наш с вами оборотень. А искать в старых могилах свидетельства того, что были люди, которые могли превращаться в волка, это, извините, глупо и бессмысленно.
– Я бы поспорил, но, боюсь, что мой русский не позволит донести до вас аргументы, – развел руками шарфюрер.
– Вот и не будем тогда спорить, – снисходительно согласился дед. – Зайдете к нам на ужин? Дочери будут рады.
– Нет, пожалуй, – фриц покачал головой. – Боюсь, что мне нужно еще поработать.
Докуривали они молча. Потом дед в сопровождении одного из часовых направился по главной улице Заовражино, а шарфюрер вернулся обратно в школу.
«Пора, пожалуй» – решил я и быстро переместился в тень угла школы. Решеток на окнах тут не было, возможно просто пока не успели приделать. А приоткрытую форточку я сразу заприметил. Если встать на подоконник, можно запросто дотянуться до шпингалета. А внутренняя рама вообще открыта. Прямо парадный вход.
Створка скрипнула, я мысленно чертыхнулся, приподнял и придержал окно.
И проскользнул внутрь.
Когда-то тут был кабинет химии. Портрет Менделеева все еще висел на стене в том месте, где когда-то висела доска. Из мебели осталось только четыре парты. Их сдвинули к стене. Рабочие столы, вроде как.
В центре – большая металлическая клетка. И какое-то… устройство. Кнопки, тумблеры, провода. И запах псины такой, что в нос шибает. Понятно, почему окно открыто. Проветривают.
Лаборатория, ясно. В клетку запирают собаку и что-то с ней делают. При помощи этого самого устройства. Но никаких документов на виду нет.
Я бесшумно двинулся к двери. Прислушался. Осторожно приоткрыл на миллиметр. Ага, петли смазаны, отлично. Я потянул ручку на себя.
И замер. На пороге, широко расставив могучие лапы, стояла и скалилась здоровенная немецкая овчарка.
Глава 13
Пес издал тихое поскуливание, потом склонил голову на бок и сел. Хвост несколько раз медленно шевельнулся из стороны в сторону.
Старая собака. Здоровенная, да. Лапищи вон какие огромные. Но старая. И совершенно не видит во мне врага.
Чуть не поседел, блин, пока это понял. Не люблю я убивать собак. Умею, ясен пень, но не люблю. Даже если это настоящая зверюга, и ее работа – охранять концлагерь. И вот сейчас, когда увидел силуэт псины, готовился мысленно к тому, что придется ее прикончить.
Не пришлось.
Собака подалась чуть вперед и обнюхала мою руку. Боднула лобастой башкой в бедро, отвернулась, и ее когти заклацали по деревянному полу коридора.
Ф-ух. Будем считать, что она показывает мне дорогу.
Отличный повод увязаться следом.
Я вышел из бывшего класса. Собака остановилась. Обернулась, будто хотела убедиться, что я все еще здесь. И пошла дальше.
Заовражинская школа была построена в форме буквы «Т». Боковые крылья – учебные классы, а в ножке – столовая, кабинет директора и учительская. Собака уверенно вела меня в сторону приоткрытой двери директорского кабинета. В нем единственном горел свет.
– Подожди, Зоннтаг, – раздался знакомый голос. Тот самый пожилой шарфюрер. – Еще немного, и я с тобой поиграю.
Собака звонко гавкнула.
– Совсем чуть-чуть, правда, – он тихо засмеялся. И, наверное, потрепал собаку по голове. Чем они тут занимаются? Телепатической связью с собаками? Похоже, не слишком успешно. Ведь собака, по кличке «Воскресенье» явно хотела сообщить, что в темном здании ей попался какой-то странный незнакомец.
Но шарфюрер, к счастью, язык собак не понимал.
Ночную тишину вдруг вспорол оглушительный звонок телефона.
Я аж подпрыгнул от неожиданности.
– Слушаю, герр Зиверс! – бодро отрапортовал шарфюрер.
«Это я удачно зашел…» – подумал я и присел рядом с приоткрытой дверью, из которой тут же высунулся любопытный нос собаки. Я не удержался и потрепал ее за ухом.
– Ни в коем случае, герр Зиверс, – сказал фриц. – Уверяю вас, никаких цирковых номеров. Девочка показывает изумительные результаты.
Было слышно, что телефонная трубка что-то экспрессивно бормочет.
– Яволь, герр Зиверс, прямо сейчас готовлю для вас развернутый отчет! – в голосе шарфюрера – энтузиазм и служебное рвение. – Да, по двум направлениям. Только… Нет-нет, герр Зиверс, все в порядке! Я только хотел сказать, что для полной картины нам не хватает заключения доктора. Да, доктора… Конечно, герр Зиверс. Обязательно, герр Зиверс.
Беседа длилась не меньше получаса. Я успел тихо поиграть с собакой, несколько раз размялся. Ну и слушал внимательно, ясен пень. Чтобы чего не упустить.
Девочка из эксперимента, о которой шла речь, это внучка Бежич. Ей было десять, и девчонка на трех разных экспериментах показала, что умеет управлять собаками. Псы безошибочно выбирали нужные карточки, даже если она была не просто в соседней комнате, а вообще снаружи здания. Вот только каждый раз, когда речь заходила о том, чтобы заставить животное кого-то укусить, девчонка начинала плакать и отказывалась принимать участие в такой игре. В любой другой ситуации от несговорчивой малявки без сомнения избавились бы, но пока никто больше ничего подобного не мог, так что приходилось мириться с ее капризами. Во всяком случае до тех пор, пока ее секрет не сумеют вытащить на свет, записать, алгоритмизировать и повторить.
Зиверс напирал и требовал. Шарфюрер клялся, что все идет отлично.
Когда раздался щелчок отбоя, хозяин кабинета облегченно вздохнул.
– Он все равно ничего не понимает, верно, Зоннтаг? – пробормотал он. – Что такое? Ты хочешь играть? Или тревожишься? Нет-нет, я не могу пока никуда с тобой идти. Мне нужно еще поработать. Вот, возьми…
Собака захрустела какой-то вкусняшкой.
Ладно, он явно пока собирается сидеть в кабинете, значит не помешает мне осмотреться. Я бесшумно отошел от двери и направился по знакомым коридорам. Вдоль учебных классов. Следом за мной по полу снова заклацали когти старой, но все еще любопытной собаки.
– Ну давай посмотрим, что у нас тут… – одними губами проговорил я, потрепав загривок собаки и заглянул в самый дальний из классов. – Похоже, тут у нас занимаются этнографией, да Зоннтаг?
Столы-парты сдвинуты к окну, на них стопки бумаг. И старые книги, похоже, дореволюционные еще. А в середине на сколоченном из досок постаменте – бревно-идол. От времени почернело, но морду с треугольными зубами с одного конца угадать вполне возможно. Я почесал в затылке. Не силен в славянской мифологии я, что уж. Что за идол такой? По форме, понятно, что бревно это должно стоять горизонтально. А морда… Что-то вроде бегемота с зубами. Может, это и есть пес? Или волк? Хрен его знает, может вообще дракон.
Ладно. Идем дальше.
Пара классов были заперты.
В следующем… Бррр… Что это еще? Прозекторская? Стеллажи, с которых скалятся коричневые черепа. Человеческие. Под окном – ряд мешков. В центре – два стола, обшитых металлическими листами. И запах такой… Ни с чем не перепутаешь. Никакой карболкой и хлоркой его не замаскируешь. Душный запах смерти.
Больше ничего особенного навскидку обнаружить не удалось. Вернуться к этнографам, почитать документы? Разобраться, что там за идол зубастого бегемота лежит?
Бл*ха, что я вообще прицепился к этой школе? Трачу время на какую-то потустороннюю ерунду, которую даже не все фрицы всерьез воспринимают.
«Семаргл, – ни с того, ни с сего подсказала память. – Собачье божество славянское называется Семаргл. Это его идол».
– Ладно, Зоннтаг, мне, пожалуй, пора! – прошептал я, опираясь на подоконник приоткрытого окна. То же, через которое я сюда и забрался.
Собака навострила уши и махнула хвостом. Припала на лапы. И вдруг разразилась громким лаем.
– Тихо ты! – прошептал я. – Что началось-то? Все же хорошо было!
Но замолкать она не собиралась. Да, бл*ха!
– Зоннтаг! Ты где? – в коридоре раздались торопливые шаги шарфюрера. На долю секунды у меня возникло желание прикончить его, но я забраковал эту идею сразу же. Щучкой выскользнул в окно, притворил насколько мог бесшумно створку. Присел у стены, осмотрелся.
– Зоннтаг, что здесь такое? – голос шарфюрера прямо над головой. – Никого… Что случилось?
Скрипнуло окно.
– Открыто? Кто-то пытался забраться внутрь? Кто здесь? Хальт! – я вжался в стену. Твою дивизию… Если он сейчас меня заметит, придется его валить! А делать этого никак нельзя, если замочу шарфюрера, то жителям Заовражино не поздоровится. Фрицы точно не станут их конфетами угощать, настоящий ад устроят. С обысками и расстрелами…
По лестницам загрохотали шаги множества ног. Надо сваливать отсюда по-быстрому, сейчас тут весь школьный двор заполнится фрицами.
Я скосил взгляд наверх и дождался, когда голова шарфюрера скроется в окне. Скользнул вдоль стены до угла. Так, теперь куда? Жиденькие кусты вдоль забора. Теперь к крайнему дому. Через огород… Перемахнуть через кучу срезанных веток. Затаиться.
Бывшая школа ожила. В освещенных окнах мелькали человеческие фигуры, с заднего двора раздавался многоголосый собачий лай. Окажется эта дружелюбная Зоннтаг следопытом и приведет по моим следам прямо в дом местной ведьмы, где меня терпеливо дожидается Яшка.
Значит, нельзя идти прямой дорогой, нужно сначала погоню гипотетическую в сторону увести.
Я перебежал к следующему дому. Окна темные, как и везде в деревне. Теперь вниз, в неглубокий овражек. Ноги погрузились в ручей почти до колен. Холодная вода полилась в ботинки. В нос шибанул запах чего-то прелого и гниющего. Теперь вперед, в сторону леса прямо по воде.
Выбрался из ручья уже в лесу, за железкой. Мокрый и грязный, пришлось пролезть по трубе под рельсами. Погони не было слышно, так что может ее и вовсе не было. Может я зря перестраховывался.
Но лучше уж перебдеть…
Потратил некоторое время, чтобы смыть с ботинок комья грязи и ила. И направился обратно к дому у развалин старой мельницы.
– Дядя Саша, что ты так долго?! – напустился на меня Яшка, когда Мария впустила меня в дом. – Ты купался что ли? Что случилось?! Мы тут чуть с ума не сошли, когда лай услышали, я уж думал, что надо тебя спасать идти, только вот какой из меня спасатель, там же фрицев столько…
– Стреляли? – спросил я, стягивая мокрые ботинки.
– Что? – встрепенулся Яшка.
– Выстрелы были в деревне? – я поднял голову и посмотрел на него.
– Нет, – он помотал головой. – Собаки сначала лай подняли, а потом вроде все успокоилось. Получается, что мы сегодня не пойдем уже в Псков?
– Нет, – я покачал головой. – Обратно в лагерь возвращаемся.
Пока слонялся по лесу, обдумал, что Яшка прав. Незачем так рисковать и лезть прямо в пекло. Реально, под пули еще парня подставлю. Можно было, конечно, оставить его здесь на время. «Надежный человек» Мария будет явно не против такого поворота событий. Но план этот все равно был каким-то очень уж расплывчатым. Разнюхай то, не знаю, что. В общем, надо в лагерь возвращаться. И если уж пробираться в Псков, то можно взвалить на себя еще каких-нибудь важных дел. Наверняка у Слободского найдется для меня задание.
Или…
Я вдруг понял, что голову мою гораздо больше занимает эта вот ставка Аненербе в Заовражино. Ничего такого в истории деревни раньше не было. Запомнили бы. И рассказывали долгими зимними вечерами как страшные сказки. Значит, получается, что эти «собачники» появились как следствие моего вмешательства в местные дела. Ну да, вервольф-собаки-Семаргл-Аненербе. Логично?
А черт его знает… Что за исследования они тут вели под патронажем самого Зиверса, неизвестно, но вся эта контора прямо в центре деревни – та еще пороховая бочка. При отступлении подобные места фрицы выжигали дотла вместе с местными жителями. Значит…
– Ф-ух… – Яшка облегченно вздохнул и сел на лавку. – Не поверишь, дядя Саша, прямо камень с души. Плохой из меня партизан, раз у меня душа в пятки уходит, когда тайком вот эдак пробираться куда-то надо…
– Зато честный, – усмехнулся я. – Твой же был план под видом торговцев в Псков пробраться.
– Дык я пока тебя не было все думал, думал… – Яшка вжал голову в плечи. – А ежели узнает нас кто?
– Все, не ссы, Яшка, не потащу тебя в город, – я хлопнул его по плечу. – Сейчас обсушим чуток мои ботинки, и можно двигать лесом обратно к машине.
– Нельзя сегодня идти, – вдруг подала голос молчавшая до этого момента Марья. – Себя только зря погубите, да других еще за собой прихватите.
– Опять карты свои раскладывала? – неожиданно резко огрызнулся Яшка. – Я же тебя просил…
– Помолчи, Яков, сама знаю, что мне делать, а чего не делать, – оборвала его Мария. Сегодня она была одета не в ту вчерашнюю хламиду, а в обычное такое серое платье и фартук. Пуговицы сверху кокетливо расстегнуты, так что вся верхняя половина могучего бюста напоказ. Она уперла кулак в массивное бедро. – Говорю вам, никуда не пойдете! Плохо кончится. И друг твой продрог весь. Так что спускайтесь в подвал, а я пока похлебки сварю. Иначе, сляжет он завтра, как пить дать.
– Так ежели мы не дойдем, то как он сляжет-то? – Яшка хихикнул.
– Оставь, Яшка, – я махнул рукой. С одной стороны, во всякие там приметы и предсказания я не особенно верил, с другой – неоднократно видел, как вся эта мистика работает. Ну и в чем-то Мария была права, меня, и правда, начало слегка знобить. Будто простудился слегка. Значит ночевка в сухом и теплом месте мне точно не повредит. Свалюсь с воспалением легких, и толку от меня будет? – Отдохнем еще. Завтра, так завтра.
– Но дядя Саша… – Яшка набрал, было, в грудь воздуха, но потом махнул рукой. – Эх, ладно. Полезли тогда вниз что ли…
В этот момент в дверь тихонько поскреблись.
– Марья! Марья! – раздался надтреснутый старческий голос. – Марья, ты не спишь еще?
Хозяйка шагнула к двери, зыркнув глазами в сторону подпола. Намек был без слов понятен. Я скользнул к яме в полу и нырнул вниз. Сверху практически сразу скатился Яшка. Задвинул дощатый щит. Мы затаились, практически не дыша.
Скрипнула входная дверь.
– Чего тебе, Фрол Григорьевич? – сварливо спросила хозяйка.
– Нюрка-то рожать вздумала, – громким шепотом сообщил ночной гость. – А Прасковья от нее отплевалась еще тогда. Мол, близко не подойдет к немецкой подстилке.
– Ну и чего? – буркнула Марья.
– Так как чего? – удивленно воскликнул дед. – Нешто ее одну теперь бросать? Наша девка все-таки, с рождения, почитай что, знаем.
– Чего сразу не привели, говорю! – прикрикнула Марья.
– Дак как ее вести-то? – ошалело проговорил дед.
– Ногами! – огрызнулась Марья. – Ноги-то у нее не сломаны покамест. Вот и пусть переставляет. Правая-левая, правая-левая.
– А ежели пока мы ее ведем младенец и выпадет? – с присвистом выпалил дед.
– Ежели будешь еще тут лясы точить, то так все и будет, – фыркнула Марья. – Палку в зубах пусть зажмет, чтобы не заорать ненароком. Да шевелись ты, старая тетеря!
Дверь тихонько захлопнулась, наверху раздались торопливые шаги, потом звон посуды, потом еще какой-то грохот.
«Да уж, вряд ли она мне похлебку варит…» – мысленно усмехнулся я. И только потом меня прошиб холодный пот. Нюра! Это же получается, мой отец сейчас родиться должен?
Вообще-то, день рождения отца мы всегда справляли зимой, девятнадцатого декабря, можно сказать, репетиция нового года. Но он как-то под добрый стих и пару рюмок чая рассказывал, что понятия не имеет, когда точно родился, а баба Нюра на эту тему говорить всегда отказывалась. Мол, не помню ничего, времена страшные, память отшибло напрочь. А метрики тогда не велись, вот она и записала сына на Николу зимнего.
– Ох… – завозился рядом в темноте подпола Яшка. – Как неудачно сложилось-то… Бедная девка…
Я промолчал. Не хотелось ничего говорить, чтобы нервным голосом себя как-то не выдать. А нервяк я словил прямо изрядный, руки тряслись так, что их пришлось в карманы сунуть. В голове бешено бегали какие-то обрывки мыслей, ни одной связной. Что делать-то? А вдруг это не случайно все вот так получилось, что я оказался именно в это время и в этом месте? Сделаю что не так, и перестану существовать вовсе. Как будто меня и не было никогда…
– …указ был, чтобы роженицы всех младенцев отдавали, – говорил Яшка. Первую часть фразы я прослушал, пока пытался себя в руки взять. – И детишек там всячески измеряют и изучают. И ежели они на арийцев похожи, то оставляют себе, чтобы потом воспитать как надо, а ежели нет, то – плюх! – в колодец сбрасывают.
– Да помолчи ты уже, – беззлобно шикнул я, прислушиваясь к грузным торопливым шагам Марии. Она что-то передвинула, затопила буржуйку. Хлопнула крышка сундука.
– Давай-давай, Нюра, еще немного осталось, – снова раздался надтреснутый голос Фрола Григорьевича. – Подсоби, Никитка, видишь, тяжело девке.
– Да я пытаюсь же… – раздался второй мужской голос. Неуверенный басок, молодой совсем, голос как будто только что сломался.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.