Текст книги "Колумб"

– Разве это глупость? – спросил Колон. – Пятнадцать столетий назад Плиний утверждал, что антиподы – это борьба между знанием и невежеством. Если бы приняли за абсурд всё то, чего мы не можем понять, что бы осталось от нашего мира?

– Вполне достаточно для разумного человека, – пробурчал Фонсека.

Но на этом спор не закончился. Слово взял один из доминиканцев, фрей Хустино Варгас, доктор канонического и гражданского права.

– Что бы там ни говорили космографы, один из основоположников нашей церкви выражает сомнение в существовании антиподов. Лактанций ставит вопрос так: можно ли дойти до такой глупости, чтобы верить, что люди ходят ногами вверх, а головами – вниз или что есть земли, на которых деревья растут в глубь тверди, а капли дождя падают в небо?

– Он был мореплавателем, этот Лактанций? – сухо осведомился Колон.

От такого вопроса лица теологов, сидящих за столом, помрачнели, а Талавера резко одёрнул Колона.

– Вы слышали, сеньор, Лактанций – один из основоположников нашей церкви, святой человек, по авторитету сравнимый с авторами Евангелия.

Но Колон уже завёлся.

– Евангелие не имеет никакого отношения к тому, чем мы сейчас занимаемся.

– Вот тут вы не правы, сеньор. Великий святой Августин особо подчёркивал, сколь важна проблема антиподов для нашей веры. Если допустить, что на другой стороне Земли есть населённые острова, это реально признанию, что люди там произошли не от Адама, поскольку нас разделяет океан, пересечь который невозможно. Возникает противоречие со священным писанием, где ясно сказано, что все мы произошли от первого человека, сотворённого Богом.

На мгновение Колон оцепенел, провалившись, как он мог догадаться, в теологическую трясину. Борьба с ней грозила немалыми опасностями, но признать своё поражение, смирившись, он не мог, хотя и понимал, что может кончить на костре за ересь.

– Являются ли высказывания святого Августина догматами церкви? – спросил он, чем привёл в ужас сидящих за столом.

– Вы говорите, – сурово напомнил ему Талавера, – об одном из величайших светочей нашей веры.

Но неожиданно Диего Деса, эрудит, признанный авторитет в вопросах теологии, пришёл на помощь к Колону.

– Он, несомненно, знает об этом, господин мой епископ, – спокойно заметил Деса. – Он лишь спрашивает, считаются ли высказывания святого Августина догматами веры. И на вопрос этот мы должны ответить: нет, не считаются. – Он оглядел присутствующих, но никто не возразил. – Не будем пугать сеньора Колона тем, что его слова могут быть истолкованы как ересь. – И он улыбнулся, предлагая Колону продолжить.

– Благодарю вас, дон Диего. Я должен сказать, что святой Августин, должно быть, упустил из виду один нюанс: изменение поверхности Земли после её сотворения. Суша, которая теперь лежит за океаном, когда-то, возможно, находилась гораздо ближе к нам. Взять хотя бы Атлантиду Платона. Некоторые считают её мифом, но другие утверждают, что те же Азорские острова – остатки погрузившегося в океан континента. Если Атлантида существовала, а кто сможет аргументирование возразить против этого, она могла служить тем мостом, по которому дети Адама добрались до восточных земель, которых я намерен достичь, плывя на запад.

Деса кивнул.

– Действительно, святой Августин мог не обратить на это внимания.

Адмирал тем временем разложил карту и с пристрастием изучал её. Тут он поднял голову.

– Не могу спорить с вами, сеньор, ваше предложение внушает доверие. Но с моей точки зрения, не более того. Мы все знакомы с книгой Марко Поло, и до какой-то степени она подтверждает ваши рассуждения. Но лишь до какой-то степени. Далее мы должны полагаться на вашу математику.

– Нет, нет, не только на математику, – глаза Колона вспыхнули. – На факел Божьей воли, осветивший мне путь к открытию, которое продвинет имя Божие на край света.

– Сеньор, – запротестовал Талавера, – о чём это вы говорите?

Голос Колона зазвучал ещё торжественнее.

– О той силе, что бьётся во мне. И она должна победить, чтобы святая вера распространилась на земли, ещё неведомые, и на живущих там, как бы сатана ни настраивал людей против истины, которую я несу, как бы ни вдохновлял их противиться мне. – Выдержав паузу, он продолжал: – Король Жуан Португальский не смог осознать того, что я ему предлагал. В этом я усматриваю волю неба, так как теперь земли эти будут открыты под сенью Испанской короны, прославившей себя борьбой с сарацинами. А получив богатства тех земель, владыки Испании с новой силой обрушатся на неверных и доведут войну до победного конца, отбив у них гроб Господень. Вот та цель, уважаемые господа, достижение которой я, не более чем инструмент Божьей воли, могу обещать вам на основании этой карты.

Сантанхель, ловивший каждое слово, заёрзал в кресле, опасаясь, как бы его протеже не перегнул палку, чересчур понадеявшись на присущий ему магнетизм.

Но взглянув на лица сидящих рядом, он понял, что тревоги его напрасны. Речь Колона достигла сердец.

Затянувшееся благоговейное молчание нарушил скрипучий голос Фонсеки.

– Возможно, всё так, как вы говорите. Но на текущий момент у нас нет другого подтверждения, кроме вашего слова. А принимать решение, основываясь только на этом, весьма затруднительно.

Он хотел добавить что-то ещё, но его прервал Талавера.

– Вы высказали ваше предложение, сеньор Колон. А уж комиссия решит, достаточно ли убедительными были приведённые вами доводы.

Взгляд его остановился на Десе, приоре Сан-Эстебана.

– Есть ли у кого-нибудь вопросы?

– Лично я, – Деса принял этот взгляд за приглашение ответить первым, – полностью удовлетворён. Даже помимо убеждённости сеньора Колона в том, что им двигала Божья воля, о чём он нам только что сказал, его космографические расчёты безупречны.

Высокий авторитет Десы не позволил вступить с ним в открытый спор. Фонсека, сидящий на конце стола, скорчил недовольную гримасу. Голос подал лишь фрей Хустино Варгас.

– Не смею спорить с высокоучёным приором. Однако доказательства того, чего мы не можем увидеть собственными глазами, из разряда предположений. А принимая предположения на веру, не должно ли нам прислушаться к мнению известных авторитетов, если таковые имеются?

– В данном случае авторитеты вы сами, – отпарировал Деса. – Мы оцениваем высказанное предположение, руководствуясь нашим разумом и логикой.

– Согласен. Разумеется, согласен. Но достаточно ли этого? Мы ступили в область рассуждений. Самое большое, на что мы способны, выслушав аргументы сеньора Колона, это заявить, что существование земель, которые он видит своим мысленным взором, возможно. Мы признаём, что аргументы эти весьма убедительны. Но позволяют ли знания высокоучёных членов комиссии оценить компетентность сеньора Колона?

– Другими словами, – заговорил Талавера, – у нас может возникнуть сомнение в выводах сеньора Колона, поскольку мы не знаем, сколь велик его авторитет среди космографов и математиков.

– В этом суть проблемы, господин мой епископ.

Колон стоял, раздираемый противоречивыми чувствами. Складывающаяся ситуация заставляла его разыграть последнюю карту. Карту козырную, но делать этого ему не хотелось, ибо могло создаться впечатление, что он не сам пришёл к своим выводам, но почерпнул их из трудов знаменитого учёного. Разумеется, будь эти важные документы при нём, он бы решился представить их комиссии. Но их украли, и в душе Колона зародилась тревога. Всё с большей очевидностью он начал осознавать… что без карты и письма Тосканелли нечего рассчитывать на победу.

Фрей Диего Деса и тут не оставил его в беде.

– К счастью, – заметил он, – проблема эта легко разрешима. Сеньора Колона поддерживает авторитет величайшего математика современного мира – Паоло дель Поццо Тосканелли.

Вдоль стола пробежал одобрительный шумок. А Сантанхель тут же добавил: «Именно благодаря этой поддержке её величество и собрала нашу комиссию».

Талавера уставился на Колона.

– Почему вы ранее не сказали нам об этом?

– Не видел в этом необходимости. Мне представлялось, что логики моих аргументов и лежащей перед вами карты более чем достаточно.

– Мы сбережём немало времени, – вмешался Деса, – если вы представите карту, полученную от Тосканелли.

– У вас есть карта, вычерченная его рукой? – воскликнул Талавера, и Колон увидел, как вытянулись лица его противников.

Ничем не выдавая бушующую внутри ярость, Колон пытался ответить правдиво, но не на последний вопрос.

– Сформулировав свои выводы, я, прежде чем представить их королю Португалии, решил проконсультироваться с Паоло Тосканелли. Ознакомившись с моими расчётами, он прислал мне письмо и карту. Последняя отличалась от той, что лежит перед вами только в одном: расстоянии до суши при плавании на запад. По моему разумению, оно меньше, чем считал Тосканелли.

– Да это и неважно, – заметил Талавера. – Главное – принцип, и тут слово величайшего космографа имеет первостепенное значение.

Сидевшие слева и справа от него согласно закивали.

– Я имею честь уверить вас, что в принципе Тосканелли полностью согласился со мной, – твёрдо заявил Колон.

– Мы хотели бы не только слышать ваши заверения, но и увидеть саму карту.

Этой фразой Колона прижали к стенке.

– К сожалению, я не могу положить её перед вами. Карту у меня украли.

Повисла зловещая тишина. Колон увидел, как округлились глаза Сантанхеля, как побледнело обычно румяное лицо Десы. Фонсека что-то шепнул своему соседу.

– Но, сеньор, – бесцветным голосом спросил Талавера, – кто мог украсть у вас эту карту?

– Мой господин, ответить на этот вопрос – выше моих сил. Да сейчас это не суть важно. Карты у меня нет. Но если бы она и была, клянусь вам, на ней вы увидели именно то, о чём я и говорил.

Он услышал чей-то смешок. Ему словно отвесили пощёчину. Колон вспыхнул. Глаза его полыхнули ярким пламенем. Но он ничего не успел сказать, потому что Талавера задал следующий вопрос:

– Сеньор Колон, по приезде в Испанию вы показывали кому-нибудь эту карту?

– Никогда. Никому.

– Значит, теперь, после смерти Тосканелли, подтвердить её существование можете только вы?

– Совершенно верно, – признал Колон.

– И, если я правильно понял дона Луиса де Сантанхеля, их величества собрали эту комиссию только потому, что вы заверили их в существовании этой карты?

– Карта была лишь одним из доводов. Не более того.

– А мне представляется, – проскрипел Фонсека, – что наша комиссия никогда не собралась, если б их величества знали, что никакой карты нет.

И тут Колон не сдержался.

– Если вы намекаете, что я ввёл в заблуждение короля и королеву необоснованными претензиями, то я подобные обвинения отвергаю. Я обманывал бы их величеств, если бы карты не существовало. На самом же деле карта есть, и я посмею лишь добавить, что и не собирался представлять её, поскольку считаю, что убеждать должны логика и математические выкладки, а не громкие имена.

Едва ли последняя фраза оказалась удачной. Если кто-то из членов комиссии всё ещё симпатизировал Колону, то после неё он потерял последних союзников. Даже глаза Десы посуровели. Сантанхель и Кинтанилья старались не смотреть на него.

– Вы вот сказали, что были при дворе короля Жуана, когда получили карту и письмо, – напомнил доминиканец Варгас. – Вы показывали их королю?

– Да.

Брови доминиканца взметнулись вверх.

– И тем не менее король Жуан не счёл нужным дать вам корабли?

– Благодаря этому, – ответствовал Колон, – владыкам Испании представился шанс получить в своё распоряжение богатства новых земель.

Фрей Хустино Варгас лишь презрительно улыбнулся.

Талавера подождал ещё немного, но так как желающих выступить не нашлось, откашлялся.

– Если вам нечего добавить, сеньор, позвольте нам перейти к обсуждению. Вы можете удалиться.

Но даже в атмосфере всеобщего недоверия Колон решился на последнее слово.

– Я вынужден повторить, мой господин, что всё сказанное мною о документах Тосканелли – истинная правда, и я призываю в свидетели Господа Бога. Я благодарю вас, господа, за Терпение, с которым вы выслушали меня, и целую ваши руки.

Он поклонился и направился к двери.

Но прежде чем Колон закрыл за собой дверь, он услышал голос Фонсеки: «Мне думается, господин мой епископ, нам не стоит терять время на подобные пустяки. Совершенно ясно, что нас собрали понапрасну. К счастью, мы вовремя это выяснили».

Глава XIX. Доклад

Гордость поддерживала Колона до тех пор, пока взгляды упирались в его спину, но не секундой больше.

Как только двери зала заседаний захлопнулись, голова его поникла, спина согнулась под свалившейся на него непосильной ношей, и, ослеплённый обидой и злобой, Колон, волоча ноги, еле доплёлся до скамьи у стены.

Два пажа шептались в углу. Охранник застыл у дверей. Они не обращали на него ни малейшего внимания, а кроме них, в полутёмной приёмной не было ни души. Никто не видел его жестокого поражения. И оставался он в приёмной не потому, что в нём ещё теплилась надежда на успех. Просто не мог уйти, не объяснившись с Сантанхелем.

Глубоко задумавшись, он не замечал бега времени. И вздрогнул от неожиданности, когда раскрылись двери, выпуская из зала заседаний членов комиссии. Ему показалось, что не прошло и пяти минут, как он вышел в приёмную. На самом же деле комиссии потребовалось полчаса, чтобы прийти к единому мнению.

Талавера шёл первым, за ним – Мальдонадо и Ресенде.

Инстинктивно Колон встал. Их взгляды, привлечённые его движением, тут же скользнули в сторону, едва они увидели, кто поднимается со скамьи.

Четвёртым показался Деса с низко опущенной головой. Деса, который верил ему, которого он убедил в своей правоте, который защищал его перед владыками Испании. Деса тоже увидел его и тоже прошёл, не сказав ни слова, не подав ни знака, из которых он мог бы понять, принимают ли его за бесчестного шарлатана, не останавливающегося ни перед какой низостью.

Фонсека не удостоил Колона и взгляда, оживлённо беседуя о чём-то с одним из доминиканцев, и Колон уже проклинал себя за то, что сразу же не покинул приёмную, а остался, подвергаясь новым унижениям.

Наконец появился Сантанхель, молча шагающий рядом с Кинтанильей. По телу Колона пробежала дрожь. Неужели и этот верный друг, которому он стольким обязан, покинет его? Но нет, Сантанхель, заметив Колона, прямиком направился к нему. На лице его отражалась тревога. Он тяжело вздохнул и покачал седой головой, прежде чем заговорить.

– Пока не могу обещать вам ничего хорошего, мой дорогой Кристобаль. Но всё ещё можно поправить. Мы должны приложить все силы, чтобы вернуть карту.

– Спасибо и за то, что вы хоть верите в её существование. Другие-то сразу решили, что карты никогда и не было. Эти господа… Рука Сантанхеля легла на его плечо.

– Чем дольше я живу, дорогой Кристобаль, тем больше убеждаюсь, сколь мало в человеке милосердия.

– Тогда мне всё ясно. Комиссия приняла меня за шарлатана, а предложение моё, как искренне полагает Фонсека, за сплошной обман.

– Поменьше думайте об этом наглом священнике, да и вообще постарайтесь успокоиться. Сегодня я загляну к вам. А теперь идите.

Он похлопал Колона по плечу, чтобы подбодрить, но едва ли вдохнул в него хоть каплю надежды. Домой тот ушёл в отчаянии, потрясённый совершившимся.

С трудом преодолевая каждую ступеньку, он поднялся по лестнице, открыл дверь и оцепенел, увидев Беатрис, сидящую у стола.

Она метнулась ему навстречу; чёрная, обшитая кружевами мантилья осталась на спинке стула.

– Я не могла не прийти, Кристобаль. Хотела дождаться тебя и сразу узнать обо всём. Я не находила себе места от волнения. Ты победил, дорогой мой?! Я знаю, что ты победил!

Он шагнул к окну, и Беатрис увидела, как печально его лицо. В ужасе она отшатнулась.

– Кристобаль!

Улыбка его более всего напоминала гримасу боли. Он усадил её на стул, сам опустился перед ней на колени, уткнулся лицом в её платье.

– Всё кончено, – простонал он. – Я лишился всего: надежды, доверия, собственной чести. До наступления вечера королю и королеве доложат, что я обыкновенный лгун и обманщик. Если они проявят милосердие, мне просто прикажут покинуть Испанию, если же король Фердинанд решит, что я должен расплатиться за жалкие гроши, которые выдавались мне, меня бросят в тюрьму.

Руки её нежно гладили Колона по волосам. Наконец он поднял голову, посмотрел на Беатрис.

– Меня ограбили.

– Ограбили? – От внезапно нахлынувшего страха Беатрис осипла. – Что? Что у тебя украли?

– Всё! – Он поднялся. – Всё, кроме жизни. Оставили только отчаяние и стыд, которые будут меня преследовать до последнего часа. У меня украли оружие, которым я мог сокрушить этих твердолобых учёных из Саламанки, этих священников, которые не видят дальше собственного носа.

И Колон закружил по комнате, как разъярённая пантера, передавая Беатрис все насмешки, все намёки, которые пришлось ему выслушать.

Она сидела не дыша, побелев как полотно, её глаза не отрывались от лица Колона. А потом он остановился перед ней, горько улыбнулся.

– Таков конец всех моих грёз, моя Беатрис. Я должен идти в другие края, предлагать мои услуги кому-то ещё, но едва ли меня захотят слушать, потому что, как выяснилось сегодня, бумажкам поверят куда больше, чем человеку.

Беатрис упёрлась локтями о стол, обхватила голову руками. Она пыталась в точности вспомнить, какие слова удалось вырвать из неё Галлино. А вспомнив, поняла, как много сказала, сколь важные сведения узнал от неё венецианец.

И заставила себя заговорить.

– Когда ты в последний раз видел эти документы?

– Когда? Откуда мне знать? У меня и мысли не было проверять, на месте ли они. Даже в среду, когда я положил в жестянку письмо для Сантанхеля, о котором я тебе говорил, я не стал перетряхивать содержимое, уверенный, что документы в полной сохранности.

– А может, ты не положил карту на место, когда последний раз работал с ней?

– Невозможно. Я держу её в этой жестянке, и больше нигде. Кроме того, я всё перерыл.

– Вчера тебя не было дома целый день, – напомнила ему Беатрис. – Может, тебя ограбили в твоё отсутствие?

– Я не нашёл следов взлома. Все замки целы. Правда… – Колон что-то вспомнил. – Сегодня утром, открыв сундук, чтобы достать карту, я заметил, что вещи лежат в беспорядке. Во всяком случае, не так, как я их клал. До того я открывал сундук в среду утром, после твоего ухода. – И он помолчал. – Пожалуй… да, меня могли ограбить вчера. Но как? Замок на сундуке цел. И кто мог знать, где я храню ключ?

– Я знала.

– Ты? – он уставился на Беатрис. – Ты полагаешь, раз я сказал тебе, то мог сказать и кому-то ещё? Но я не говорил. И даже ты не знала, какая из лежащих в жестянке карт вычерчена Тосканелли.

Она поняла, что должна рассказать ему обо всём, чем бы это ей ни грозило.

– Послушай, Кристобаль… – Но встретилась взглядом с его полными муки глазами, и решимость покинула её. Она не могла, не могла вылить ещё одну каплю в чашу страданий, которую ему пришлось испить в этот день.

– Я слушаю, любовь моя.

– Нет, ничего… ничего. – У неё перехватило дыхание. – Глупая, шальная мысль.

Колон наклонился, поцеловал её в холодные губы.

– Когда я встретился с тобой, Беатрис, я так нуждался в тебе. А теперь ты нужна мне ещё больше… но я должен отказаться от тебя.

Ответа не последовало. Беатрис словно обратилась в статую.

И тут раздался стук в дверь.

Колон подошёл, открыл её и оказался лицом к лицу с Сантанхелем.

– Дон Луис! – Он отступил в сторону, давая казначею войти.

Сантанхель переступил порог и, увидев Беатрис, остановился.

– Я, похоже, не вовремя.

– Нет, нет. Это мой близкий друг, сеньора Беатрис Энрикес. Она навестила меня в час, когда большинство друзей отвернулось от меня.

Дон Луис сдёрнул шапочку с головы и поклонился. Он узнал в Беатрис танцовщицу, которую Колон защищал от насмешек маркизы Мойя. Его острый взгляд отметил не только удивительную красоту девушки, но и тёмные круги под глазами, и следы слёз на щеках.

– Я решил незамедлительно поставить вас в известность, Кристобаль, что их величества смогут принять епископа Авилы только вечером. Я вырвал у него обещание перечеркнуть изложенные в докладе комиссии выводы, если до этого времени пропавшая карта будет найдена.

Взгляд Колона потеплел.

– Пусть я умру, если у меня есть более верный друг…

Сантанхель лишь махнул рукой.

– Карта, – вернулся он к интересующей его теме. – Кто, по-вашему, мог украсть её?

– Понятия не имею.

– А вы подумайте, подумайте. Всё зависит от этого, даже ваша честь. Вспомните старинную пословицу: «Cue bonofuerit?» – «Кому это выгодно?»

– Знаете, я подумал о португальцах. Но скорее потому, что больше ничего не пришло в голову. Подозрения мои, разумеется, ничем не обоснованы.

Дон Луис раздражённо закружил по комнате.

– Ну ради чего Деса заговорил о Тосканелли! Мы достигли бы своего и без этой карты.

– Он хотел мне помочь.

Дон Луис печально покачал головой.

– Да, конечно. Намерения у него были самые добрые. Но результат-то ужасен. Даже Деса, ваш верный друг, отвернулся от вас. Как и остальные, он решил, что история о краже – чистая выдумка. Он вам больше не верит.

Ярость охватила Колона.

– Помоги мне, Господи! Ну почему в человеке видят только плохое? С какой лёгкостью его лишают чести! Как же завидуют иностранцу, который может добиться расположения владык Испании! Как хочется им объявить меня лгуном!

Сантанхель грустно вздохнул.

– Если вы не укажете мне на возможных похитителей… – Он пожал плечами, не договорив.

Беатрис, сжавшись, сидела у стола. Её распирало желание выложить всё, что ей известно, но страх перед разрывом с Колоном заставлял молчать.

– Я пойду к королеве, – прервал молчание дон Луис. – У неё доброе сердце и проницательный ум. Я ещё поборюсь за вас!

– Спасибо, друг мой. Ибо я оказал вам плохую услугу.

– Посмотрим. Посмотрим. Не теряйте мужества. Я ещё загляну к вам. Может, сегодня вечером.

Едва он ушёл, поднялась и Беатрис. Её уже ждали у Загарте. Она опаздывала.

– Да, – кивнул Колон. – Тебе надо идти. А я-то обещал вызволить тебя из этого вертепа. Смех, да и только.

Она выбежала из дому, но на полпути к харчевне Загарте остановилась как вкопанная. Ей недоставало мужества сказать всё Колону, но уж с Сантанхелем она могла бы поговорить. А потом исчезнуть из Кордовы, чтобы не сгореть со стыда. Ей понадобилось лишь несколько секунд, чтобы принять решение. Загарте, спектакль и публика подождут.

Она повернулась и вновь застыла на месте. Перед её мысленным взором возник несчастный Пабло, томящийся в грязном, вонючем подземелье, умоляющий спасти его даже ценой собственной чести. Вновь ей приходилось выбирать между братом и любовником. Только предав и пожертвовав одним, она могла спасти второго.

Проходивший мимо солдат подтолкнул её и игриво шепнул пару слов, предложив весело провести вечерок. Беатрис разом очнулась. Одним взглядом отшив солдата, она поспешила к Мечети. Дон Луис жил на улице, выходящей к западной стене кафедрального собора. Охранник у ворот только осведомился, что ей нужно, как из дома вышел Сантанхель.

Беатрис смиренно попросила выслушать её. Отказывать ей Сантанхелю не хотелось, но он очень спешил.

– Вы выбрали неудачную минуту. Я иду к королеве. Полагаю, вы понимаете, почему я должен немедленно увидеться с ней?

– То, что я собираюсь рассказать вашему высочеству, возможно, поможет вам в разговоре с королевой.

Его добрые глаза всмотрелись в бледное, полное страданий лицо Беатрис.

– Пойдёмте со мной.

Они пересекли залитый солнцем двор и вошли в прохладный вестибюль. Слуги бросились им навстречу, но Сантанхель отослал их прочь и ввёл Беатрис в маленькую гостиную.

– Так что вы хотите мне рассказать?

– Я знаю, кто воры и где их найти, – выпалила Беатрис и, увидев, как изумлённо раскрылись глаза Сантанхеля, продолжила: – Это агенты государственных инквизиторов Венеции. Их двое – Рокка и Галлино. Рокка утверждает, что входит в состав посольства Венецианской республики при королевском дворе Испании. Живут они в «Фонда дель Леон».

Сантанхель шагнул к ней.

– Откуда вы всё это знаете?

– Зачем вы спрашиваете меня? – с болью в голосе отозвалась Беатрис. – Разве вам недостаточно их имён?

– Недостаточно, если возникнет необходимость задержать их. Тем более, как вы сами сказали, один из них пользуется дипломатической неприкосновенностью. – И тут же добавил: – Кристобаль знает об этом?

– Я не решилась сказать ему.

– Ага! – Его густые брови сдвинулись к переносице, но заговорил он очень мягко: – Почему же? Будьте со мною откровенны, дитя моё.

Колебалась она недолго.

– В Венеции мой брат брошен в подземелье Подзи. Его обвиняют в краже, и на то есть основания, и в государственной измене, хотя никакой он не шпион…

Беатрис рассказала всё, ничего не утаивая. Сантанхель слушал внимательно, с непроницаемым лицом, не упуская ни единого слова.

– …Я знаю, какой мерзавкой выгляжу в ваших глазах, – закончила Беатрис. – Я сама себе противна. Однако клянусь госпожой нашей девой Марией – я не хотела предать Кристобаля, когда Галлино вытянул из меня то, что хотел узнать. Ибо любовь, которую требовалось лишь изобразить, превратилась в настоящую.

– И не надо отказываться от неё, – улыбнулся Сантанхель. – Бедная вы моя. Какой жестокий выбор выпал на вашу долю – между братом и возлюбленным.

– Но так ли я выбрала? – взмолилась она.

– Вы поступили по справедливости, – твёрдо заявил Сантанхель. – Вы не можете нести ответственность за вину вашего брата. В тюрьме он оказался не из-за вас и не должен требовать, чтобы вы принесли себя в жертву ради его освобождения. Этим он лишь умножает свои грехи. Кристобаль же угодил в западню. Причём вас использовали как приманку. Ваша любовь к нему или его – к вам не имеет тут никакого значения. Ваш долг – любой ценой вызволить его из этой западни.

Облегчение отразилось на лице Беатрис. Доводы Сантанхеля показались ей убедительными.

– Вы так думаете? Какая тяжесть свалится с моих плеч!

– Это же легко проверить. Пойдите и исповедуйтесь. Ни один священник не отпустит вам грехи, пока вы не сделаете всё от вас зависящее, чтобы уменьшить нанесённый вами ущерб. Так что не терзайтесь угрызениями совести. Идите с миром. А я приму необходимые меры. Немедленно повидаюсь с алькальдом Кордовы, и мы займёмся этими венецианцами.

– Вам потребуются мои свидетельские показания.

Улыбаясь, Сантанхель покачал головой.

– Они-то мне как раз и не нужны. Ваши показания вынудят алькальда арестовать вас.

– Я знаю. Но меня это не волнует.

Улыбка Сантанхеля стала шире. Он видел, что Беатрис готова принести себя в жертву.

– Дитя моё, арест – это ваша погибель, а я не уверен, что Кристобаль поблагодарит меня, если узнает, какой ценой я спас его честь. Положитесь на меня. Я управлюсь без вас. Лучше не теряйте времени и расскажите обо всём Кристобалю. Ничего не утаивая.

По телу Беатрис пробежала дрожь.

– Я… я не решусь. По крайней мере, сейчас… – Она помолчала, затем продолжила: – А не могли бы вы… Ваше высочество, рассказать ему? Пусть он сам решит, как поступить со мной.

Сантанхель задумался.

– Если хотите. Но поверьте мне, дитя моё, будет лучше, если обо всём он узнает от вас.

Беатрис заломила руки.

– Я не решусь. Не решусь до тех пор, пока ему не возвратят карту.

– Ладно, ладно, – закивал Сантанхель. – Именно этим мы сейчас и займёмся. А остальное может и подождать. Не будем терять времени.

Дело оказалось не столь простым, как рассчитывал дон Луис. Дон Мигель де Эскобедо – верховный судья Кордовы – свято чтил дух и букву закона и не собирался что-либо предпринимать, не получив ответ на интересующие его вопросы.

– Нет смысла напирать на меня, дон Мигель, – запротестовал Сантанхель. – Считайте лучше, что эти сведения получены мною в исповедальне.

– С каких это пор вы стали священнослужителем, дон Луис?

– Не только священникам доводится выслушивать исповедь. Я обещал не выдавать человека, который передал мне эти сведения. Иначе он бы не заговорил. Неужели мне следовало оставить это преступление безнаказанным?

– Но где доказательства совершения преступления?

– Моё слово.

– Вернее, слово неизвестного человека.

– Я его хорошо знаю. Разве вам этого недостаточно?

– Ума не приложу, что и делать. Один из этих людей, как вы говорите, числится в венецианском посольстве. Даже при наличии неопровержимых доказательств его вины мне не хотелось бы связываться с ним – Алькальд погладил седую бороду. – Если искомых документов при них не окажется, мне грозят немалые неприятности. Не могли бы вы принести мне приказ от королевы?

– Нет. Но уверяю вас, когда всё будет закончено, она одобрит ваши действия.

– Непростую вы мне задали задачку. Пошлю-ка я за коррехидором.

Несколько минут спустя в кабинет вошёл мужчина, в котором за милю был виден военный. Дон Ксавьер Пастор обладал более богатым воображением, чем алькальд, и оказался не столь щепетилен.

– Говорите, карта и письмо? – Он помолчал, потом добавил: – А если мы найдём их у одного из венецианцев, как мы докажем, что они принадлежат не им?

– Сеньор Колон, несомненно, назовёт особые отличия и карты и письма.

– Тогда позвольте мне начать с сеньора Колона.

– А потом? – пожелал знать алькальд, несколько сбитый с толку такой прытью подчинённого. – Один из этой пары, не забывайте об этом, приписан к посольству.

– Мы же не обязаны действовать официально, – дон Ксавьер позволил себе подмигнуть Сантанхелю, – и не будем называть себя. Постараемся избежать огласки.

– Если вы напортачите, я выгоню вас со службы, – предупредил алькальд.

– Значит, я того заслужил, – рассмеялся дон Ксавьер, который всё больше нравился Сантанхелю.

Вдвоём они сразу отправились к Колону, причём он предупредил коррехидора, что тот вроде бы не знает, кто воры.

– Я принёс вам надежду, Кристобаль, – приветствовал его Сантанхель. – Это коррехидор, который займётся поисками вашей карты.

– Даже если нам неизвестно, кто её украл?

– Поиски, я думаю, и выведут нас на воров, – уверенно заявил коррехидор. – Положитесь на нас, сеньор. Мы знаем Кордову лучше, чем вы.

– Вы сотворите чудо, если вам удастся отыскать карту.

– Попробуем сделать это с вашей помощью. Как нам узнать, что карта – ваша, если мы её найдём?

– Вместе с ней у меня украли письмо, адресованное на моё имя, с подписью Тосканелли и его печатью: орёл с распростёртыми крыльями под герцогской короной. Те же печать и подпись имеются на карте.

– Это всё, что мне нужно. Надеюсь вскорости вновь увидеться с вами. Отдыхайте с миром, сеньор. – И он вышел из комнаты.

– Самоуверенный господин, – заметил Колон. – И очень уж легко даёт обещания.

Пожалуй, он недооценил коррехидора, который прямиком направился в «Фонда дель Леон».

Кисада, хозяин гостиницы, встретил его с должным почтением.