Текст книги "Белларион"

Глава XIV. ПОГОНЩИК МУЛОВ

До рассвета оставалось не более часа, когда караван мулов, ведомый единственным погонщиком, остановился возле южных ворот Алессандрии и ночную тишину прорезал резкий свист.

Свист повторился еще дважды, и только потом позади решетчатого окошка, устроенного в массивной двери, защищавшей узкий боковой проход в стене, блеснул свет в грубый голос рявкнул:

– Кто идет?

– Посланник мессера Джироламо, – ответил погонщик.

– Пароль?

– Победоносный Лоди.

Заскрипели петли, загремели цепи, и огромная черная масса, едва различимая в непроницаемой тьме, медленно отделилась от стены и плавно опустилась почти у самых ног погонщика. Но прежде чем ступить на мост, тот прокричал в пустоту за своей спиной слова прощания и поспешил дать указания несуществующим товарищам, отправлявшимся в обратный путь. Затем он перегнал своих мулов через мост в крепость и сразу же оказался в толпе стражников, охранявших ворота. Их количество удивило его: вероятно, в городе опасались возможного предательства, если стянули столько солдат для встречи обоза.

Офицер сунул фонарь в лицо погонщику – высокому молодому парню в груботканой коричневой тунике и чулках из того же материала, крест-накрест завязанных на коленях.

– Ты не Лорендзаччо! – прорычал он.

– Черт побери, незачем подпаливать мой нос, чтобы убедиться в этом, – ответил погонщик.

Его непринужденное поведение несколько успокоило возникшие было подозрения, да и как можно было сомневаться в человеке, рисковавшем собой, чтобы провести караван мулов в осажденный город.

– Кто ты? Как тебя зовут?

– Мое имя Беппо – уменьшительное от Джузеппе, и в этот раз я заменяю Лорендзаччо, с которым приключилась беда. И я знаю, кто вы. Лорендзаччо предупреждал меня, что я встречусь здесь со злобным сторожевым псом по имени Кристофоро, который захочет съесть меня живьем, как только я окажусь перед ним, – тогда я не поверил ему, но сейчас убедился в этом на собственной шкуре. Есть ли у вас под рукой что-нибудь выпить, капитан? Сегодня чертовски дущная ночь.

И погонщик провел тыльной стороной ладони по лбу, стряхнув капельки пота, а заодно удалив с него изрядное количество сажи.

– Отведи своих мулов к ратуше, – отрывисто ответил ему офицер, раздраженный его фамильярностью.

День уже занимался, когда мессер Беппо ввел своих мулов во двор ратуши и передал их в руки поджидавших его офицеров Виньяте и представителей городской управы. Он обратил внимание, что военные выглядели крепкими и сытыми по сравнению с бледными и истощенными горожанами, и сделал очевидный вывод, что рационом последних в Алессандрии жертвовали в пользу первых.

Мессер Беппо, оказавшийся на редкость самоуверенным для погонщика малым, немедленно потребовал отвести его к синьору Джованни Виньяте и даже перешел к угрозам, получив сначала отказ, так что в конце концов один из офицеров взялся проводить его в Рокку note 85Note85
  Крепость на горе, цитадель (ит.)


[Закрыть] – самое сердце этой знаменитой крепости гвельфов.

Они пересекли ведущий в цитадель узкий подъемный мост и поднялись по извилистой каменной лестнице в низкую комнату с голыми каменными стенами, незастекленными готическими окнами и сводчатым потолком, настолько низким, что погонщик рисковал удариться о него головой, выпрямившись в полный рост. Простой дубовый стол, похожий на те, что ему доводилось видеть в монастырях, дубовая скамья и кресло с высокой спинкой и красной бархатной подушкой на сиденье составляли всю обстановку этой комнаты.

Оставив Беппо стоять на пороге, офицер пересек комнату и исчез за узкой дверью в другом ее конце. Оттуда вскоре появился коренастый и кривоногий человек, с толстыми надутыми губами и смуглым лицом, одетый в длинную, волочащуюся по каменному полу малиновую мантию. За ним по пятам следовали пожилой, крепкого сложения монах в черной рясе и долговязый человек в кожаной солдатской куртке, с мечом и кинжалом, прицепленными к дорогому поясу.

Коренастый окинул погонщика надменным взглядом.

– Мне сказали, что у вас есть какое-то сообщение для меня, – напыщенно проговорил он и уселся в единственное в комнате кресло.

Монах примостился на краешке скамьи, а офицер остался стоять позади Виньяте. Погонщик мулов решительно шагнул вперед, нисколько не смущаясь тем, что находится в присутствии ужасного тирана Лоди.

– Его превосходительство кардинал Десана извещает вас, что сегодняшний обоз с провизией – последний, который он может послать вам.

– Что? – словно ошпаренный, подскочил Виньяте, и от его ледяного достоинства не осталось и следа.

– Это стало не только небезопасно, но и попросту невозможно. Вчера утром, возвращаясь из Алессандрии, Лорендзаччо попал в руки Фачино и сейчас наверняка уже повешен. Впрочем, это не имеет значения. Куда важнее то, что осадная линия теперь затянута слишком туго и пытаться просочиться сквозь нее – чистейшее безумие.

– Однако вам удалось сделать это, – заметил долговязый офицер.

– Да – с помощью уловки, которой, к сожалению, нельзя воспользоваться дважды. Сначала я погнал десяток мулов без груза прямо на кордон возле Аулары; естественно, там подняли тревогу и отовсюду стянули туда людей, но, прежде чем они сообразили, что к чему, я успел проскочить с обозом на оголившемся участке между Ауларой и Касальбальяно.

– Хитрый маневр, – заметил офицер.

– Мне пришлось пойти на риск, – сухо проговорил Беппо. – И не только ради того, чтобы доставить вам продовольствие, а чтобы предупредить вас, что оно доставлено в последний раз.

– Кто вы? – спросил Виньяте у Беппо, заинтригованный его смелыми манерами и живой речью. – Вы не похожи на погонщика мулов.

– Ваша светлость проницательны. После пленения Лорендзаччо никто из погонщиков не соглашался вести обоз в Алессандрию. Синьор кардинал предложил мне взяться за это дело, что я и выполнил, в надежде поступить к вам на службу. Разрешите представиться, ваша светлость: капитан Беппо Фарфалла, командир трехсот всадников, расквартированных сейчас в Канталупо, к вашим услугам.

– Черт побери, как я могу взять вас на службу, когда нам здесь скоро нечего будет есть?

– Вы хотите дождаться, чтобы наступил голод? Синьор кардинал считает, что этого нельзя допустить.

– Мой братец собирается учить меня моему ремеслу?

– На этот счет у него существуют весьма ясные представления, – сказал, пожав плечами, мессер Беппо.

– Какие еще представления? – с досадой спросил Виньяте.

– Ну, например, он считает, что отправка в Алессандрию продовольствия столь же бессмысленна, как и муки данайцев note 86Note86
  Данайцы – общее название греческих войск, осаждавших Трою


[Закрыть].

– Данайцы? Кто это такие?

– Я надеялся, что вашей светлости известно об этом. Мне, к сожалению, нет. Я всего лишь процитировал слова синьора кардинала.

– Это намек на поведение язычников, взятый из Аполлодора note 87Note87
  Аполлодор Афинский – грамматик и филолог II в. до н. э., известен компилятивными трудами по общей истории, а также по истории литературы, философии, религии; основные произведения – стихотворные «Хроники» в 4 книгах и религиозно-мифологическая энциклопедия «О богах» в 24 книгах


[Закрыть], – объяснил монах.

– Выражаясь более простым языком, синьор кардинал имеет в виду, – продолжал Беппо, – что кормить вас – пустая трата средств, поскольку вы сидите здесь сложа руки.

– Что за глупости! – возмутился Виньяте. – Пускай он занимается мессами и молитвенником и не лезет не в свои дела.

– Он понимает в них больше, чем ваша светлость предполагает.

– В чем именно?

– В ратных делах, синьор.

Виньяте разразился неприятным хохотом, и его офицер присоединился к нему, однако на лице монаха читалось явное неудовольствие по поводу их пренебрежительного отношения к кардиналу.

– Он считает, что новости, которые я вам принес, должны подстегнуть вас к более решительным действиям, – без тени смущения продолжил Беппо.

– Черт бы побрал его наглость, и вашу тоже! Зачем меня подстегивать? Передайте ему, что я веду войну так, как считаю нужным. Если я не проявляю активности, значит, я просто жду своего часа.

– Угроза голода скоро выгонит вас отсюда, и вам придется приложить некоторые усилия, чтобы приблизить этот час.

Виньяте нахмурился, и в его глазах вспыхнул мрачный огонь. Наглость этого петушка совсем не нравилась ему.

Кондотьеры не часто позволяли себе вести с ним подобным образом.

– И какие же, позвольте спросить, усилия я должен приложить?

– Синьор кардинал считает, что вам следует атаковать штаб-квартиру Фачино в Павоне.

– Ну конечно; с таким же успехом я могу атаковать сидящего в аду сатану. Мы сделали уже четыре вылазки – и все они закончились провалом. Видит Бог, в этом не было моей вины.

– Вы уверены, ваша светлость? – тихо спросил мессер Беппо, слегка улыбнувшись.

– А вы что, сомневаетесь? – взорвался тиран Лоди, и его лицо стало фиолетово-бордовым. – Хотел бы я знать, кто осмелится усомниться в этом.

– Синьор кардинал. И он не просто позволил себе усомниться, а высказал твердое убеждение.

– И ваша дерзость, конечно же, согласны с ним?

– Что может сделать моя дерзость против фактов? – насмешливо проговорил Беппо, и все присутствующие с откровенным изумлением уставились на него. – Все эти вылазки совершались днем, на виду у противника, который всякий раз успевал стянуть свои войска туда, где его атаковали, поскольку кавалерия – ваша ударная сила – не может быть эффективно использована на такой местности. Синьор кардинал считает, что вам необходимо произвести вылазку под покровом ночи; это позволит вам достичь неприятельских линий прежде, чем ваше передвижение будет замечено.

Виньяте с откровенным презрением посмотрел на него и пожал плечами.

– Чисто поповский взгляд на войну, – только и сказал он.

Долговязый офицер взял на себя роль толкователя слов своего синьора:

– Подобная акция была бы возможна, если бы мы хотели вырваться из Алессандрии, оставив ее в руках Фачино. Но такие действия недостойны синьора Виньяте. – Он облокотился на высокую спинку кресла и примирительно добавил: – Только в случае крайней необходимости…

Но мессер Беппо, рассмеявшись, не дал ему закончить:

– А разве раньше такой необходимости не существовало? Все последние недели Фачино Кане фактически находился в вашей власти, но вы так ничего и не предприняли, чтобы воспользоваться этим.

Все трое изумленно уставились на него.

– Что вы сказали? – тихо произнес Виньяте. – Фачино Кане был в нашей власти?

– Именно так. Один смелый удар – и с ним покончено. Судите сами: его войска стоят на протяжении восемнадцати миль, и их отдельные группы разрежены. В Маренго, Ауларе, Касальбальяно и Сан-Микеле созданы опорные пункты…

– Это мы знаем.

– …Но Маренго и Сан-Микеле со вчерашнего дня ослаблены ради усиления участка между Ауларой и Касальбальяно, поскольку стало известно, что Алессандрия снабжается продовольствием именно с того направления. Однако Аулара и Касальбальяно расположены дальше всего от Павоне, штаб-квартиры Фачино и самого укрепленного опорного пункта.

В глазах Виньяте появился блеск. В конце концов, он ведь недаром был солдатом и начинал понимать, к чему клонит мессер Беппо.

– Да, верно, – пробормотал он.

– Если сильный отряд, действуя под покровом темноты, выйдет из северных ворот города, незаметно переправится через Танаро и затем, двигаясь вдоль реки, обойдет Павоне и нападет на нее, то расквартированные там войска Фачино будут разбиты, прежде чем к ним успеет подойти подкрепление. Можно не сомневаться, что Фачино и его главные помощники попадут в плен и, таким образом, осаждающая Алессандрию армия будет обезглавлена.

В комнате наступило молчание. Виньяте сгорбился в кресле, кусая свои толстые губы и осмысливая предложение.

– Черт возьми! – воскликнул он и вновь задумался. – Черт возьми! – еще раз воскликнул он и взглянул на своего долговязого капитана. Тот сжал рот и одобрительно кивнул.

– Неплохой план, – сказал он.

– Неплохой! – смеясь, отозвался Беппо. – Что можно придумать лучше в такой ситуации? Только так можно превратить поражение в победу.

– Вам известно, сколько людей у Фачино в Павоне? – спросил Виньяте, заметно воодушевленный уверенностью Беппо.

– Четыре или пять сотен, не больше; и если удастся застать их врасплох, то хватит и половины этого количества солдат, чтобы одолеть осаждающих.

– Зачем рисковать? Я возьму с собой шесть сотен.

– Значит, ваша светлость решились? – спросил долговязый офицер.

– Почему бы и нет, Рокко?

Рокко нерешительно потеребил свою бородку.

– Я чувствовал бы себя спокойнее, будь я уверен, что нам удастся скрытно совершить обходной маневр.

– Вас надо подстраховать, – подал непрошеный совет мессер Беппо. – Днем мои триста всадников переместятся в Пьетрамарацци, станут позади Павоне и в назначенный час атакуют Фачино с тыла, в то время как вы будете действовать с фронта.

– Но как мы разберем в темноте, кто есть кто? – спросил Рокко. – Наши и ваши люди могут принять друг друга за солдат Фачино.

– Этого не случится, если они наденут рубашки поверх своих доспехов.

– О Боже! – вздохнул Виньяте. – Вы, похоже, все предусмотрели.

– Я считаю, что только так можно добиться успеха.

Виньяте тяжело поднялся из-за стола.

– Хорошо, – решительно сказал он, – тянуть с этим делом нам не позволят наши желудки. Мы можем рассчитывать на вашу помощь сегодня ночью, капитан Фарфалла?

– При условии, что мы договоримся, – непринужденно ответил Беппо.

– Отнюдь не любовь к приключениям толкает меня на подвиги.

Эти слова сразу отрезвили Виньяте. Его глаза сузились, и от былого воодушевления не осталось и следа.

– Чего вы хотите за это? – спросил он деловито.

– Год службы для меня и моей кондотты с ежемесячным жалованьем в пятнадцать тысяч золотых флоринов.

– Боже Всемогущий! – воскликнул Виньяте и презрительно рассмеялся.

– И это все?

– Вашей светлости решать.

– Фантастика! Пятнадцать тысяч… И зачем мне ваша кондотта на целый год?

– Это условие послужит для обеих сторон гарантией договоренности.

– Десять тысяч флоринов за вашу помощь, – твердо проговорил Виньяте.

– Тогда я пожелаю вам доброго утра и откланяюсь, – так же твердо ответил мессер Беппо. – Я знаю цену себе и своим людям.

– Вы хотите воспользоваться моим затруднительным положением, – недовольно сказал Виньяте.

– Не забывайте, вы уже должны мне за одно то, что я, рискуя своей шеей, пробрался сюда.

Они торговались еще не меньше получаса, и само упрямство, с которым мессер Беппо отстаивал свои требования, свидетельствовало, казалось, о его благонадежности и добрых намерениях.

В конце концов таран Лоди уступил, и монах, выполнявший обязанности его секретаря, составил договор, который они скрепили своими подписями. С легким сердцем и в приподнятом настроении мессер Беппо позавтракал в компании синьора Виньяте и затем покинул город, чтобы отправиться к кардиналу Десане и сообщить ему о принятых решениях, а самому приготовиться к участию в их исполнении.

Стояло ослепительное утро; гроза так и не разразилась, и воздух был чист и прозрачен. В такое утро жизнь кажется прекрасной, и, возможно, поэтому мессер Беппо улыбался, уверенно входя в домик в Павоне, где находилась штаб-квартира Фачино.

Кондотьер сидел за обедом с тремя своими офицерами и графиней Беатриче и вопросительно взглянул на вновь прибывшего, когда тот подошел к незанятому месту у стола.

– Ты опаздываешь, Белларион. Мы заждались от тебя известий. Была ли ночью попытка провести обоз сквозь кордоны или нет?

– Была, – ответил Белларион.

– Удалось ли задержать его?

– Конечно. Однако все мулы и все припасы благополучно достигли Алессандрии.

Пять пар глаз изумленно уставились на него.

– Как же так? – усмехнулся Карманьола. – Несмотря на то, что вы задержали их?

Белларион поднял на него свои покрасневшие, слегка припухшие от бессонницы глаза.

– Да, несмотря на это, – согласился он, усаживаясь на свою табуретку. – И я лично отвел обоз в Алессандрию.

– Вы хотите сказать, что были в Алессандрии?

– В самой цитадели; и даже позавтракал в компании с тираном Лоди.

– Мы требуем объяснений, Белларион! – вскричал Фачино.

Беллариона не пришлось упрашивать дважды.

Глава XV. ДИВЕРСИЯ

О том, что произошло дальше, нетрудно догадаться. Ночью Виньяте и шестьсот его солдат попали в засаду неподалеку от Павоне, и после получасовой отчаянной схватки уцелевшие стали бросать оружие и сдаваться в плен. Белларион, облаченный в подаренные Бусико великолепные доспехи, но без шлема, к которому так и не смог привыкнуть, держался в стороне от общей свалки, испытывая глубокое отвращение к личному участию в рукопашном бою, в чем впоследствии его не раз упрекали современники.

Впрочем, один удар, который с полным основанием можно было назвать решающим, ему все же пришлось нанести.

Ближе к концу схватки, когда ее исход уже не вызывал никаких сомнений, закованный в доспехи рыцарь, чье поднятое забрало придавало ему вид какой-то фантастической птицы, яростно устремился на обступивших его врагов. Ему удалось вырваться из окружения, и никто, кроме слоняющегося неподалеку Беллариона, не преграждал ему путь к спасению. Будь на то его воля, Белларион и пальцем бы не пошевельнул, чтобы помешать ему улизнуть, но этот рыцарь поскакал – и надо сказать, весьма опрометчиво – прямо на него с копьем наперевес, так что Белларион едва успел подать свою лошадь в сторону, уклоняясь от удара. Затем он привстал на стременах и, когда этот неудержимый боец промчался рядом, ударил булавой, которой он владел прекрасно, прямо по поднятому забралу.

Белларион спешился и, подойдя к всаднику, которого только что выбил из седла, снял с него шлем, чтобы свежий воздух привел его в чувство. По законам рыцарства этот человек считался теперь пленником Беллариона.

Под охраной двух бургундцев его привели в Павоне, в штаб-квартиру Фачино, и там, разглядев при свете его смуглое, искаженное яростью лицо, Белларион не смог удержаться от смеха.

– Грязный, алчный пес! – завопил его пленник. – Ты продался тому, кто дал тебе больше! Если бы я знал, что это был ты, я предпочел бы умереть с перерезанной глоткой, чем попасть в твои грязные руки.

Его слова привлекли внимание Фачино и Карманьолы, только что вошедшего к нему с докладом о результатах схватки. Они обернулись к пленнику, и к своему удивлению, узнали в нем Виньяте, тирана Лоди.

– Вы что-то путаете, синьор, – отвечал тем временем ему Белларион.

– За все время своей службы у синьора Фачино я никогда и никому не продавался.

Виньяте ошалело уставился на него, не в силах поверить, что кто-то мог решиться на такой отчаянный риск.

– Так это был обман? – чуть не шепотом проговорил он. – И ты не Фарфалла?

– Мое имя – Белларион.

– Это имя мошенника, подлого и низкого предателя, который хитростью втерся ко мне в доверие. – Он взглянул за спину Беллариона, на улыбающегося Фачино. – Ты так воюешь теперь, Фачино?

– Боже милосердный! – рассмеялся Фачино. – Вот уж не ожидал услышать болтовню о воинской чести из уст вероломного бандита! Зачти ему его нахальство, Белларион. Он твой пленник, но, будь он в моих руках, я бы взял за него никак не меньше пятидесяти тысяч дукатов. Пускай жители Лоди соберут деньги и узнают на собственной шкуре, каково благоволить к такому тирану.

Виньяте исподлобья взглянул на Фачино, и его глаза злобно сверкнули.

– Моли Бога, Фачино, чтобы тебе никогда не попасться мне в плен.

Белларион крепко взял его за плечо.

– Вы мне не нравитесь, мессер де Виньяте. Вы глупец, и мир только выиграет, если вы перестанете беспокоить его своим присутствием. И я могу оказаться не настолько скуп, чтобы ради выкупа, какой-то сотни тысяч дукатов, пренебречь своим долгом перед человечеством и не послать вашу голову миланскому герцогу, которого вы предали.

Виньяте замер, раскрыв рот от смеси удивления и испуга.

– Помолчите, прошу вас, – предупредил его Белларион. – То, что вы уже сказали, обошлось вам в лишние пятьдесят тысяч дукатов. Дерзость – непозволительная роскошь для пленника.

Он повернулся к стоявшим тут же бургундцам и сказал:

– Отведите его наверх, снимите доспехи и крепко свяжите.

– Но зачем же вести себя со мной так по-варварски? Я ведь сдался вам, поклялся, наконец!

– Поклялся! – рассмеялся ему в лицо Белларион. – Вы клялись и Джангалеаццо Висконти, но не успело остыть его тело, как вы повернули оружие против его сына. Я охотнее положусь на крепость веревки, чем на ваше слово, синьор.

Он сделал знак бургундцам, и его рука при этом слегка дрожала.

– Как только у такого Иуды язык повернулся назвать меня мошенником и предателем! – в сердцах проговорил Белларион, когда за Виньяте и бургундцами закрылась дверь.

Фачино и Карманьола понимающе переглянулись – им показалось, что Виньяте нащупал его болевую точку. Но они даже не подозревали, что он совершенно равнодушно отнесся бы к этим эпитетам, если бы в тот момент не вспомнил о других устах, которые с не меньшим презрением произносили их.

– Пусть тебя утешит выкуп, мой мальчик. Сто тысяч дукатов! Клянусь, тебя не упрекнешь в скромности, – рассмеялся Фачино. – Тебе чертовски повезло взять в плен Виньяте.

– Действительно, это большая удача, – грубовато согласился Карманьола и повернулся к Фачино: – Итак, синьор, все завершилось благополучно, и…

– Как, то есть, завершилось? – поспешил прервать его Белларион. – Все только начинается. И это была всего лишь прелюдия.

– Прелюдия к чему?

– К захвату Алессандрии, которая еще до рассвета будет нашей.

– Ты ничего не сказал нам об этом, – недовольно нахмурился Фачино.

– Мне казалось это само собой разумеющимся. Как вы думаете, для чего я соблазнил Виньяте совершить вылазку из Алессандрии с шестью сотнями солдат, надевших рубашки поверх доспехов, и обещал ему встречу еще с тремя сотнями бойцов, одетых подобным образом? Для того чтобы девятьсот или чуть больше всадников в рубашках поверх доспехов могли с триумфом въехать в предрассветных сумерках в Алессандрию, торжествующий гарнизон которой с радостью примет их.

– Как ты смог додуматься до этого? – изумленно произнес Фачино, когда наконец обрел способность говорить.

– А разве одно логически не вытекает из другого? Готовьтесь позавтракать сегодня в Алессандрии, синьор!

И Фачино, знаменитый кондотьер, с уважением посмотрел на этого зеленого новичка в военном деле.

– О Боже, мальчик мой! Ты далеко пойдешь. У Траво ты показал, на что способен в стратегии. Но это…

– Стоит ли сейчас рассыпать дифирамбы? note 88Note88
  Дифирамб – в Древней Греции так называлась хоровая культовая песнь в честь бога Диониса; в переносном смысле – преувеличенная похвала, восторженное славословие


[Закрыть] – не дал ему закончить Белларион.

Вскоре вся кондотта была готова к выступлению, и Фачино велел Беллариону лично возглавить отряд «белорубашечников», как он назвал их. Однако Белларион предложил Карманьоле занять его место.

– Все лавры достанутся им, – напомнил ему Фачино. – А они по праву твои.

– Я лучше уступлю их Карманьоле. Когда гарнизон обнаружит обман, в городе начнется рубка, а это дело мессер Карманьола знает лучше меня.

– Мессер, вы чересчур великодушны, – сказал Карманьола.

Думая, что над ним смеются, Белларион строго взглянул на него, но впервые Карманьола говорил с ним совершенно искренне.

Последующие события разворачивались именно так, как и предполагал Белларион.

Когда до рассвета оставалось совсем немного и окрестности Алессандрии окутала легкая дымка тумана, часовые с крепостных стен заметили приближающихся к городу всадников в белых рубашках. Был поспешно опущен мост и распахнуты ворота; всадники ворвались в город и заждавшиеся солдаты Виньяте приветствовали их восторженными восклицаниями, которые, однако, скоро сменились криками ярости и страха. Диверсанты смели стражу, овладели рычагами, приводившими в действие подъемный мост, и рассыпались по окрестным улочкам, прикрывая подступы к воротам. Теперь уже ни у кого из осажденных не оставалось сомнений в том, с кем они имеют дело, и в высоком рыцаре в доспехах, который руководил нападающими, многие узнали Франческо Бузоне Карманьолу.

И вскоре в неверном свете занимающегося утра со стен крепости можно было увидеть другое войско, спешащее к Алессандрии: это готовились вступить в бой основные силы Фачино.

Двумя часами позже, как и предсказывал Белларион, Фачино, его офицеры и графиня действительно садились завтракать в цитадели, и к этому времени в захваченном городе уже были восстановлены спокойствие и порядок.