Текст книги "Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)"

LXIV. Я не прибавлю здесь ничего ни о фигурах, ни о том, как сообразно бесчисленным изменениям последних следуют бесконечные видоизменения движения: это ясно само собой обнаружится, когда наступит время повести о том речь. Я предполагаю, что мои читатели уже знают основные элементы геометрии или, по крайней мере, обладают умом в достаточной степени способным понимать математические доказательства. Я совершенно открыто признаюсь, что мне неизвестна иная материя телесных вещей, как только всячески делимая, имеющая фигуру и движимая, иначе говоря, только та, которую геометры обозначают величинами и принимают за объект своих доказательств. И совершенно ничего в той материи не содержится сверх отмеченных делений, фигур и движения: и ничто не принимается за верное относительно нее, что не выводилось бы из тех общих понятий, в истинности которых не следует сомневаться, и чего нельзя было бы считать за математическое доказательство. Вследствие того, что этим путем, как обнаружится из последующего, могут быть объяснены все феномены природы, мне думается, не должно допускать никаких иных оснований физики, да и не должны они требоваться.

Третья часть «Начал философии»

О видимом мире

I. Нами найдены некоторые начала материального мира, которые здесь искались не на основании предрассудков чувств, а при помощи света разума, так что мы не можем сомневаться в их истинности. Теперь должно сделать попытку из одних этих начал объяснить все феномены природы. Начать нужно с феноменов, которые наиболее всеобщи и от которых зависят прочие, а именно – с общего строения всего видимого мира. Чтобы правильно философствовать касательно этого предмета, должно соблюдать два положения.

Одно таково: внимая бесконечной мощи и благости Бога, мы не станем никогда бояться представлять его творения обширнейшими, прекрасными и абсолютными и, напротив, остережемся предполагать в них пределы, не вполне нами познанные, чтобы не показалось, что мы недостаточно восхищенно судим о власти Творца.

II. Другое положение таково: остережемся когда-либо с большой гордостью мыслить о себе самих. Последнее произойдет тогда, когда мы захотим измыслить для мира какие-либо границы, не познаваемые нами ни путем рассуждений, ни путем божественного откровения, полагая, будто бы сила нашего мышления может направляться свыше того, что действительно содеяно Богом; тем более мы погрешим, если выдумаем, что все сотворено Им ради нас одних, или если даже будем полагать, что силой нашего духа могут быть постигнуты цели, предложенные Богом самому Себе при мироздании.

III. Правда, в этике благочестиво говорится, что все содеяно Богом ради нас, говорится с той целью, чтобы мы больше побуждались к богоугодным делам и горели любовью к Богу; и в собственном смысле это верно, поскольку, конечно, мы можем пользоваться известным образом всеми вещами, по крайней мере в целях упражнения нашей души и ради удивления перед Богом при обозрении Его дел. Тем не менее никоим образом не вероятно, будто все создано ради нас, так что нет иного назначения для созданного. И было бы вовсе смешно и бесполезно предполагать это при обсуждении физических вопросов, так как мы не сомневаемся, что существует или когда-то существовало и уже исчезло многое, что никогда ни одним человеком не было видано или понято и не доставляло никогда и никому пользы.

IV. Начала, найденные уже нами, столь обширны и плодотворны, что из них вытекает значительно больше явлений, чем мы замечаем их в этом видимом мире, и даже гораздо больше того, что наша душа может когда-либо пересмотреть при размышлении. Но мы наглядно предложим краткую историю выдающихся феноменов природы, причины которых должны быть здесь исследованы; правда, мы поступим не так, чтобы пользоваться этими доводами для засвидетельствования феноменов: мы хотим вывести основания следствий из причин, а не причин из следствий[29]29
  В дальнейшем мы полностью переводим только общее учение Декарта о строении мировой материи (середина третьей части «Начал») и заключительные антропологические соображения Декарта (конец четвертой части). Полный перевод всех частностей физического учения философа представляется, на наш взгляд, излишним: девять десятых из числа физических объяснений Декарта совершенно устарели и могут возбуждать лишь специальный исторический интерес. Однако, желая облегчить любознательному читателю ознакомление с отдельными деталями взглядов Декарта и с ходом его мысли, мы помещаем находящиеся в сочинении Декарта заголовки всех оставленных без перевода параграфов «Начал» (в тексте даны мелким шрифтом). – Прим. перев.


[Закрыть].

V. Каково основание различия величины и взаимного расстояния Солнца, Земли и Луны. VI. Каково расстояние прочих планет от Солнца. VII. Неподвижные звезды нельзя предполагать слишком удаленными. VIII. Земля, будучи рассматриваема с Солнца, кажется планетой меньшей Юпитера и Сатурна. IX. Солнце и неподвижные звезды блещут собственным светом. X. Луна и другие планеты заимствуют свет от Солнца. XI. Земля в отношении света не отличается от планет. XII. Луна в новолуние освещается Землей. XIII. Солнце можно причислить к неподвижным звездам, Землю – к планетам. XIV. Неподвижные звезды, но не планеты, сохраняют взаимное расстояние одним и тем же. XV. Одни и те же явления можно объяснить путем различных гипотез. XVI. Гипотеза Птолемея не удовлетворяет явлениям. XVII. Гипотезы Коперника и Тихо не различаются, поскольку они – гипотезы. XVIII. Тихо де Браге на словах меньше Коперника, на деле больше наделяет Землю движением. XIX. Я тщательнее, чем Коперник, и правдоподобнее, чем Тихо, отрицаю движение Земли. XX. Неподвижные звезды нужно предполагать отстоящими от Сатурна как нельзя более. XXI. Хотя Солнце наподобие пламени состоит из весьма подвижной материи, однако оно не изменяет места. XXII. Солнце отличается от пламени тем, что не нуждается в постоянной поддержке. XXIII. Все неподвижные звезды вращаются не в одной и той же сфере, но каждая имеет вокруг себя огромное пространство, свободное от других звезд. XXIV. Небо есть жидкость. XXV. Небо увлекает за собой все тела, заключенные в нем. XXVI. Земля покоится в своем небе, но тем не менее уносится им. XXVII. То же должно полагать и о прочих планетах. XXVIII. Ни Земля, собственно говоря, не движется, ни прочие планеты, хотя они и уносятся небом. XXIX. Земле не должно приписывать никакого движения, хотя бы последнее понималось не в собственном смысле слова; но в таком случае правильнее говорить, что движутся прочие планеты. XXX. Все планеты уносятся небом вокруг Солнца. XXXI. Как уносятся отдельные планеты. ХХХII. Как образуются пятна на Солнце. XXXIII. Земля вращается около собственного центра, а Луна – вокруг Земли. XXXIV. Движение неба не вполне кругообразно. XXXV. Об отклонении планет в ширину. XXXVI. О движении в длину. XXXVII. Все феномены легко понять согласно этой гипотезе. XXXVIII. Относительно гипотезы Тихо должно сказать, что Земля движется вокруг собственного центра. XXXIX. Она движется вокруг Солнца годовым движением. ХL. Перемещение Земли не вызывает никакого различия в расстоянии неподвижных звезд вследствие их величайшей удаленности. ХLI. Это расстояние неподвижных звезд требуется для движения комет.

ХLII. Сверх этих самых общих явлений могут быть рассмотрены здесь в числе феноменов и многие частные, но только в сфере Солнца, планет, комет и неподвижных звезд, но особенно около Земли (именно все то, что видим на ее поверхности). И чтобы познать истинную природу этого видимого мира, не достаточно только найти некоторые причины, из которых можно бы было объяснить все то, что мы издалека наблюдаем в небе; нет, из них же должно вывести все то, что мы видим вблизи, на земле. И не важно, чтобы все это мы рассматривали ради определения причин наиболее общих явлений: мы тогда сами убедимся, что они дальше нами правильно определены, когда заметим, что из них объяснимо не только то, к чему обратились, но и все остальное, о чем прежде не мыслили.

XLIII. И действительно, если мы воспользуемся только яснейшими началами, если все выведем из них с математической последовательностью и если выведенные следствия будут тщательно согласоваться со всеми феноменами природы, то мы увидим, что нанесли бы Богу обиду, предположив ложными причины вещей, таким путем нами найденные, ведь оно как бы значило, что Он породил нас столь несовершенными, что мы ошибаемся и тогда, когда правильно пользуемся нашим разумом.

XLIV. Однако, чтобы не казалось, будто мы надменны в размышлениях над этими вещами, утверждая, что нами найдены врожденные истины о них, я не хотел бы оставаться при таком утверждении, и все, о чем буду писать далее, предлагаю лишь как гипотезу. Хотя бы и была она сочтена за ложную, все же, по моему мнению, она окажет достаточно большую услугу, если все выведенное из нее будет согласоваться с опытом; и, таким образом, из нее мы извлечем очень большую пользу для жизни и для познания самой истины.

XLV. А для лучшего объяснения явлений природы я хочу подняться до их причин, какие я считаю когда-либо существовавшими. Несомненно, что мир изначала создан был во всем своем совершенстве, так что в нем существовали Солнце, Земля, луна и звезды; на Земле имелись не только зародыши растений, но и сами последние; Адам и Ева были созданы не как дети, а как взрослые. В этом ясно убеждает нас христианская вера и природный разум. Обращая же внимание на неизмеримую мощь Бога, мы не можем считать, что Бог создал что-либо не во всех отношениях совершенное. И тем не менее, чтобы лучше понять природу растений или животных, гораздо предпочтительнее рассуждать так, будто они постепенно порождены из семени, а не созданы Богом при начале мира. Мы можем при этом открыть известные принципы, просто и легко понятные; из последних, как из зерна, можем показать происхождение звезд, Земли и всего постигаемого нами в видимом мире. И тогда – раз будем помнить, что в действительности все это не так возникло, – мы изложим природу явлений значительно лучше, чем описав явления такими, каковы они суть. А так как мне кажется, что я нашел эти принципы, я их здесь кратко и изложу.

XLVI. Раньше уже было установлено, что для всего телесного мира материя одна и та же; она сколь угодно делима и уже в действительности поделена на множество частей, которые различно движутся, движение имеют некоторым образом кругообразное и всегда сохраняют в целом одно и то же количество движения. Сколь велики эти частицы, сколь быстро они движутся и какие круги описывают, мы не в состоянии определить одним рассудком: Бог может установить их бесчисленно различными способами, а то, какие из всех последних избираются, мы можем изучить лишь путем опыта. Итак, если угодно, предположим, что вся материя, из которой состоит видимый мир, была сначала поделена Богом на частицы сколь возможно более равные между собой и по величине средние, именно средние между теми частицами, из каких составлено небо и из каких звезды; все части заключали в себе столько движенья, сколько встречается его в мире; двигались они равномерно, каждая вокруг своих центров и отдельно друг от друга, образуя жидкость, какой мы и считаем небо; а многие двигались совместно вокруг определенных точек, которые были равноудалены друг от друга и расположены так, как в настоящее время расположены центры неподвижных звезд; наконец, было еще движение ко многим другим точкам, по числу равным планетам. Так вращались все частицы, заключенные в пространстве AEI (рис. 8) вокруг центра S, и все частицы в пространстве АЕV вокруг F, таким же образом вращались и другие. Частицы все вместе образовали столько вихрей, сколько существует в мире светил.

Рис. 8

XLVII. Этого немногого, кажется, достаточно, чтобы из данных причин возникло все видимое в нашем мире, согласно вышеизложенным законам природы. Я не думаю, чтобы можно было измыслить иные простейшие, более разумные либо даже более вероятные принципы вещей. И хотя даже из хаоса по законам природы мог бы быть выведен существующий порядок вещей, – как и раньше пытался показать, – все же спутанность, по-видимому, меньше согласуется с высшим совершенством Творца вещей, Бога, нежели соразмерность и порядок; и хаос отнюдь не так отчетливо может быть воспринят нами.

Ведь нет соразмерности и порядка проще и доступнее для познания, чем те, которые состоят в полном равенстве, поэтому я и предполагаю здесь, что все частицы материи сначала были равны как по величине, так и по движению: и я не допускаю в мире никакого неравенства, кроме того, которое состоит в различии положения неподвижных звезд. Последнее для всякого, созерцающего небо, обнаруживается столь ясно, что невозможно того отрицать. И одинаково ценно, что таким образом не предположить для начала, так как позднее согласно законам природы произошло изменение. Можно сделать иное предположение, откуда был бы выведен тот же результат (только, быть может, искуснее) согласию тем же законам природы. С помощью этих законов материя последовательно принимает все формы, к каким способна, так что, когда мы в порядке рассмотрим эти формы, мы будем в состоянии перейти к форме, свойственной нашему миру; значит, не должно бояться ошибки от ложного предположения.

XLVIII. Стало быть, для начала обозрения деятельности законов природы по предложенной гипотезе, должно заметить, что те частицы, на которые, согласно принятому, вся материя этого мира была вначале поделена, не могли быть изначала шарообразными, так как множество совместно взятых шариков не заполнят пространства непрерывно. Но какой бы фигуры частицы ни были, с течением времени они не могли не стать округлыми, так как имели разные круговые движения. Так как в начале частицы были движимы силой достаточно значительной, чтобы отделиться друг от друга, сохраняя ту же самую силу, то, несомненно, этой силы хватало, чтобы обточить углы частиц при позднейшем взаимном их столкновении, и для этого обтачивания силы не требовалось столько, сколько для первого. Единственно из того, что углы каждого тельца так обтачивались, легко понять, как оно становилось круглым, ибо под именем угла я разумею здесь все, что выступает в таком теле сверх шаровой поверхности.

XLIX. Но так как нигде невозможно пространство, совершенно лишенное тел, и так как, будучи совместно взяты, те округлые частицы материи оставляют около себя очень маленькие промежутки, то необходимо заполнить эти промежутки какими-либо иными мельчайшими осколками материи, которые имели бы фигуру, пригодную для заполнения промежутков и вечно изменяющуюся сообразно занятому месту. А именно, становящиеся округлыми частицы материи понемногу стирают углы и получаемые из растирания их частицы оказываются столь малы и приобретают такую скорость, что силой собственного движения дробятся на бесчисленные осколки; последние и заполняют все углы, проникнуть в которые не могут иные частицы материи.

L. Должно заметить, что чем меньше сравнительно с прочими частицами эти осколки, тем они легче могут двигаться и дробиться на иные, еще меньшие. Ведь чем они меньше, тем значительнее их поверхность в отношении к массе; они сталкиваются с другими телами сообразно их поверхности, а делятся сообразно массе.

LI. Должно заметить, что они движутся значительно быстрее прочих частиц материи, от которых получают свое движение: тогда как последние несутся по прямым и открытым путям, те осколки стремятся по окольным и тесным. На этом основании, как мы замечаем по кузнечным мехам, хотя последние замыкаются медленно, однако воздух выходит из них в силу тесноты пути, по которому он идет. Выше уже было показано, что любая частица материи должна быстро двигаться и действительно делиться на бесчисленные части, чтобы различные круговые и неравные движения могли протекать без разжижения или образования пустоты; и нет ничего иного кроме этой причины, что было бы сюда пригодно для объяснения.

LII. Итак, мы уже имеем два сильно различающихся рода материи; они могут быть названы двумя первыми элементами видимого мира. Первый род – это тот, который имеет такую силу движения, что, сталкиваясь с другими телами, дробится на кусочки бесконечно малые и приспособляет свои фигуры к заполнению всех тесных промежутков, оставленных ими. Второй род тот, который делится на шарообразные частички, много меньшие сравнительно с теми телами, какие мы можем различать глазами; однако эти частички обладают известной определенной величиной и дробимы на иные значительно меньшие части. Третий род мы обнаружим несколько позднее: он состоит из частиц либо очень плотных, либо имеющих фигуру, малопригодную для движения. И мы заметим, что из этих трех видов материи образованы все тела видимого мира: из первого – Солнце и неподвижные звезды, из второго – небо, а из третьего – Земля с планетами и кометами. Солнце и неподвижные звезды испускают свет, небом он переносится, Земля же, планеты и кометы его отражают; это представляющееся наглядно различие не худо отнести к различию трех элементов.

LIII. Не худо также всю материю, заключенную в пространстве АЕI (рис. 8), вращающуюся вокруг центра S, считать за первое небо; а всю ту, которая вращается вокруг центров Ff и образует бесчисленные иные вихри, за второе, и, наконец, все встречающееся сверх этих двух небес – за третье. Это третье небо мы принимаем в отношении ко второму за неизмеримое, а второе в отношении к первому за огромное. Но рассматривать третье небо здесь неуместно; оно нами не может быть никогда видимо в этой жизни, а мы говорим здесь лишь о видимом мире. Вихри, центральные точки которых суть Ff, мы будем считать за одно небо, так как оно рассматривается нами на одном и том же основании; а вихрь S, хотя он не кажется отличным от других, мы будем рассматривать как особое небо и примем за первое изо всех, так как мы позднее найдем в нем Землю, наше обиталище, и будем рассматривать его ближе, чем другие небеса; имена же мы обыкновенно прилагаем к вещам не ради них самих, а лишь ради изложения наших мыслей о них.

LIV. Материя первого элемента понемногу возрастала оттого, что частицы второго элемента в их постоянном движении все далее и более обтачивались, а так как во Вселенной ее имелось в большем количестве, чем нужно для заполнения тех мельчайших пространств, которые находились между взаимно соприкасавшимися шарообразными частицами второго элемента, то остаток материи, по заполнении тех пространств, вытек к центрам S, F, f (рис. 8), образовав там некоторые в высшей степени жидкие шарообразные тела: Солнце в центре S и неподвижные звезды в других центрах. После того как частицы второго элемента стали более обточены, они заняли меньше пространства, чем прежде, и в силу того их не только не тянуло к центрам, но они равномерно во всех направлениях удалялись от них и покидали, таким образом, сферические места, которые наполнялись притекавшей со всех сторон материей первого элемента.

LV. Закон природы таков, что все тела, движущиеся по кругу, каков бы ни был последний, удаляются в своем движении от центров.

Я выясню сколь возможно тщательнее эту силу, благодаря которой шарики второго элемента, как и скопившиеся около центров S и F частицы первого элемента, начинают удаляться от этих центров. Такую силу составляет, как будет показано ниже, единственно свет. От познания этого обстоятельства зависит многое иное.

LVI. Когда я сказал, что шарики второго элемента стремятся удалиться от центров, около которых они вращаются, то не следует полагать, будто я хотел приписать им известную мысль, вызывающую такое стремление: они так лишь составлены и так побуждаются к движению, что действительно будут идти указанным образом, если не воспрепятствует им какая-либо иная причина.

LVII. Так как часто многие причины совместно действуют на одно и то же тело и одни из них мешают результатам других, то мы можем, обращаясь то к тем, то к другим, сказать, что тело одновременно направляется или стремится двигаться в разные стороны. Например, камень А в праще ЕА[30]30
  Рисунок тот же, что и к § XXXIX второй части «Начал». – Прим. перев.


[Закрыть], вращаясь вокруг центра Е, направляется от А к В, если все причины, содействующие известному движению, рассматриваются совместно, как действительно таким образом переносящие тело. Но если мы обратимся к одной силе движения, имеющегося в камне, то мы скажем, что он, находясь в А, направляется к С, согласно вышеизложенному закону движения, а именно – принимая АС за прямую, касающуюся круга в точке А. Если же камень вырвется из пращи в тот самый момент, когда, выйдя из А, приходит к точке А, он действительно пройдет от А к С, а не к В; хотя бы праща препятствовала последнему результату, она не препятствует, однако, стремлению. Стало быть, если мы, наконец, обратимся не ко всей этой силе движения, а лишь к той его части, которая не задерживается пращей, разумеется различая его от той части силы, которая приводит к результату, то мы скажем, что этот камень, находясь в точке А, тяготеет лишь к D, то есть стремится удалиться от центра Е по прямой EAD.

LVIII. Чтобы яснее увидеть это, сравним движенье, которым камень, находясь в А, несется к С, если тому не препятствует иная сила, с движением муравья, находящегося в той же точке А и направляющегося к С, если линия ЕV[31]31
  Рисунок тот же. Буква V означает предельную точку в движении по прямым ED, EC, EG, а X – промежуточное положение на тех же прямых. – Прим. перев.


[Закрыть] будет палкой, по которой он прямиком идет от А к V, в то время как сама палка вращается вокруг Е и точка А описывает круг ABF; пусть эти два движения так согласованы между собой, что муравей доходит до X, когда палка будет в С, и до V, когда она в G, а муравей все находится на прямой ACG. Затем сравним и ту силу, которой наш камень несется в праще по круговой линии ABF, стремясь удалиться от центра Е по прямым АD, ВС, FG, со стремлением, остающимся у муравья, если перевязью или клеем он будет удержан в точке ЕV; когда эта палка вращается около центра Е по круговой линии ABF, муравей всеми силами стремится идти к V и удаляться от центра Е по прямым ЕАV, ЕВV и т. д.

LIX. Правда, я знаю, что вначале движение этого муравья будет медлительным, что его стремление начать движение не может быть значительно; однако оно не равно нулю и увеличивается с увеличением его результатов, так что развивающееся отсюда движение может приобрести достаточную скорость. Так, приведу другой пример: положим, что ЕV канал, в котором находится шарик А; хотя в первый момент, пока этот канал движется по кругу около Е, шарик будет передвигаться к V медленно, однако в следующий момент он станет передвигаться скорей: он удержит первоначальную силу и сверх того получит свежую от нового стремления удаляться от центра Е. Поэтому чем больше длится круговое движение, тем длительнее становится и это стремление, как бы обновляясь в отдельные моменты. В этом убеждает опыт; если канал ЕV быстро вращается около центра Е, то шарик, находящийся в нем, быстро перейдет от А к V. То же мы видим и в праще; чем быстрее вращается в ней камень, тем больше напрягается веревка, и это напряжение, которое возникает только благодаря силе камня, стремящегося удалиться от центра своего движения, обозначает для нас количество этой силы.

LX. Что сказано здесь о камне в праще или о шарике в канале, вращающемся около центра Е, легко понять в подобном же смысле и относительно всех шариков второго элемента, а именно: каждый из них начинает с достаточно большой силой удаляться от центральной точки вихря, в котором вращается; удерживается же там он другими окружающими шариками лишь так, как камень удерживается пращей. Но эта сила в остальных шариках значительно увеличивается оттого, что верхние и нижние из них все вместе сжимаются материей первого элемента, собравшейся в центре данного вихря. Прежде всего, чтобы все тщательно различать, мы должны повести речь об этих шариках;

а относительно материи первого элемента заметим только, что все занимаемые ею пространства как бы пусты, то есть заполнены материей, которая ни способствует, ни препятствует движению других тел. Истинная идея пустого пространства не может быть иной, как явствует из предыдущего.

Рис. 9

LXI. Так как все шарики, вращающиеся около S в вихре АЕI, пытаются удаляться от S, как указано, то достаточно ясно, что те, которые расположены на прямой ЕА, все должны взаимно отталкиваться к А, а те, которые расположены на прямой SЕ, должны отталкиваться к Е; то же происходит и с остальными. Поэтому когда их недостаточно, чтобы заполнить все пространство между S и окружностью АЕI, то около S остается незаполненное пространство. И так как те шарики, которые взаимно теснятся (как, например, на линии ES), не все вращаются как палка, но одни быстрее, а другие медленнее совершают свой пробег, как будет позднее отмечено, то оставленное при S пространство не может быть круглым. Если мы вообразим, что многие шарики вначале были на прямой SЕ, а не на SА или SI, так что нижние из них на прямой SЕ были ближе к центру, чем нижние из шариков на прямой SI, то те нижние должны выполнять свой пробег быстрее расположенных на той же линии верхних и ни одни из тех не приобретут быстроты шариков линии SI, как более удаленные от S. Поэтому все нижние шарики этих линий равно удалены от S и оставленное ими пространство BCD должно быть круглым.

LXII. Сверх того нужно заметить, что не только шарики на прямой SE совместно теснятся к Е, но что каждый по отдельности теснится всеми другими, расположенными между прямыми, проведенными от данного шарика к окружности BCD и касающимися ее. Так, например, шарик F теснится всеми, расположенными между линиями BF и DF, то есть на пространстве треугольника BFD, но не столь теснится прочими шариками: если бы место F было пустым, то одновременно все шарики, заключенные в пространстве BFD, а никак не другие шарики, поспешили бы сколь возможно быстрее занять его. Ведь мы видим ту силу тяжести, которая направляет в свободном воздухе падающий камень к центру Земли; не одинаково влечет его туда, когда прямому направлению камня препятствует какая-либо неровная поверхность. Несомненно, что той силы, которой шарики пространства BDF начинают удаляться от центра S, по прямой, ведущей от этого центра, достаточно, чтобы удалить от последнего данный шарик.

Рис. 10

Рис. 11

LXIII. Этот пример с силой тяжести уяснит дело, когда мы рассмотрим следующее: в сосуде BFD (рис. 10) содержатся дробинки и так лежат одна на другой, что когда на дне сосуда проделывается отверстие, то дробинка 1 выпадает в него силой собственной тяжести (рис. 11), за ней следуют две другие 2 и 2, а за ними – 3, 30, 3, и так прочие; таким образом, в тот момент, как нижняя 1 начинает двигаться, все остальные, заключенные в пространстве треугольника BED, вместе опускаются при неподвижности прочих дробинок. Тут должно заметить, что два шарика 2, 2, следуя за упавшей дробинкой 1, разумеется, должны сколь возможно мешать друг другу; но это не имеет места относительно шариков второго элемента, так как они находятся в постоянном движении. Будь они так расположены, как дробинки, то это длилось бы только мгновение и непрерывность их движения не нарушалась бы. Сверх того должно заметить, что сила света состоит не в продолжительном движении, а только в стесненности (pressione) или в первом приготовлении к движению, хотя бы отсюда и не следовало самого движения.

LXIV. Отсюда уясняется, каким образом та деятельность, которую я рассматриваю как свет, распространяется Солнцем или телом любой неподвижной звезды равномерно во все стороны; и в малейший момент времени проходится какое угодно расстояние; поэтому свет проходит по прямой линии не только от центра светящегося тела, но и от любой иной точки его поверхности. Отсюда могут быть выведены все прочие свойства света. Может быть, многим это покажется парадоксом, но все это имелось бы в небесной материи, не будь даже силы в Солнце или иной звезде, около которой материя вращается: таким образом, если бы солнечное тело было не что иное, как пустое пространство, но тем не менее свет, разве только более слабый, в остальном различался бы нами так же, как и теперь по крайней мере в кругу, по которому движется небесная материя; ведь и теперь мы рассматриваем не все направления сферы. И чтобы получить возможность уяснения того, что имеется в самом Солнце и звездах, как увеличивается эта сила света и распространяется по всем направлениям сферы, созданы некоторые предположения о небесном движении.

LXV. По какому основанию движения ни существовали бы первоначально отдельные вихри небесной сферы, они должны были быть согласованы между собой так, что каждый несся в ту сторону, где движение остальных окружавших его вихрей оказывало наименьшее сопротивление; таковы законы природы, что движение каждого тела легко может быть изменяемо от столкновения с другим телом. Поэтому, если мы положим, что первый вихрь, с центром S[32]32
  Рисунок тот же. Буква V означает предельную точку в движении по прямым ED, EC, EG, а X – промежуточное положение на тех же прямых. – Прим. перев.


[Закрыть], несется от А через Е к I, то другой соседний с ним вихрь, с центром F, должен нестись от А через Е к V, если не препятствуют никакие другие окружающие вихри; тогда их движения наилучшим образом согласуются между собой. Подобным образом, и третий вихрь, центра которого нет на площади SAFE, – он уходит за ее пределы и образует с центрами S и F треугольник, – и этот вихрь должен двигаться от А к Е и затем ввысь. При таком расположении четвертый вихрь, с центром f, не может нестись от Е к I в согласии с движением первого вихря, так как это противоречило бы движению второго и третьего вихрей, не может нестись он и от Е к V, подобно второму, так как этому препятствовали бы первый и третий вихри; и, наконец, не может он направляться от Е ввысь, как третий, ибо этому препятствовали бы первый и второй вихри. Поэтому остается только предположить, что этот вихрь одним из своих полюсов обращен к Е, а другим – в противоположную сторону, к В, и вращается около оси ЕВ от I к V.

LXVI. Здесь должно отметить, что не будет противоположности в этих движениях, если эклиптики трех первых вихрей, то есть круги, удаленные от полюсов, сойдутся в точке Е, где находится полюс четвертого вихря. Так если IVX будет той частью вихря, которая находится около полюса Е и вращается в круге, в порядке обозначений IVX, то первый вихрь будет выполнять движение по прямой ЕI и по другим параллельным ей прямым, второй за ним – по линии ЕV, а третий – по ЕХ, почему они несколько и затруднят круговое движение. Но природа легко исправляет это в силу законов движения, поскольку она немного отклоняет эклиптику трех первых вихрей в направлении, в котором движется четвертый вихрь IVX; тогда вихри будут следовать не по прямым EI, ЕV и ЕХ, но по кривым 1I, 2V, ЗХ и таким образом вполне будут согласованы в своем движении.

Рис. 12

Рис. 13

LXVI. И мне представляется немыслимым какой-либо иной путь, согласно которому движения этих различных вихрей возможно меньше препятствовали бы одно другому. Если мы предположим, что два полюса соседних вихрей взаимно соприкасаются, то либо оба они несутся в одну сторону и таким образом объединяются в один вихрь, либо несутся в противные стороны и, стало быть, взаимно препятствуют друг другу самым сильнейшим образом. Поэтому хотя я не беру на себя смелости определять положение и движение всех небесных вихрей, однако полагаю, вообще можно утверждать (и это было достаточно доказано), что полюс каждого вихря находится в соседстве не с полюсом другого соприкасающегося вихря, а с его частями, наиболее удаленными от полюса.