Текст книги "Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)"

Эвдокс: Если он опирается на столь слабое основание, то действительно он плохо разумеет свои интересы, и я тотчас отвечу: пусть он этого остерегается. Но достаточно отступлений; вернемся к нашему предмету. Я согласен с вами, Эпистемон, что должно знать, что такое сомнение, мысль, существование, прежде чем полностью убеждать в истине рассуждения: я сомневаюсь, следовательно существую, или, что то же: я мыслю, следовательно существую. Но не станете же вы воображать, будто для приобретения этих предварительных понятий необходимо принуждать и мучить наш ум, чтобы находить ближайший род и существенное различие вещей и из этих элементов составлять истинное определение. Оставим это тому, кто хочет быть профессором или вести школьные диспуты. Но кто желает испытывать вещи сами по себе и судить о них согласно тому, что он о них знает, тот не может быть столь ограниченным, чтобы, всякий раз как он внимательно обратится к вещам, не познавать, что такое сомнение, мысль, существование, и чтобы ему была необходимость изучать логические различия. Сверх того, есть много вещей, которые мы делаем более темными, желая их определить, ибо, вследствие их чрезвычайной простоты в ясности, нам невозможно постигать их лучше, чем самих по себе. Больше того, к числу величайших ошибок, какие можно допустить в науках, следует причислить, быть может, ошибку тех, кто хочет определять то, что должно только просто знать, и кто не может ни отличить ясного от темного, ни того, что в целях познания требует и заслуживает определения от того, что отлично может быть познано само по себе. И вот к числу вещей столь ясных, что они познаются сами по себе, можно отнести сомнение, мысль и существование. Я не представляю себе человека столь тупого, чтобы его нужно было учить тому, что такое существование, прежде чем он сможет заключить и утверждать, что он существует. То же самое относительно сомнения и мышления. Я прибавлю даже, что невозможно изучать эти вещи иначе как на самом себе и быть убежденным иначе чем собственным опытом и тем сознанием или внутренним свидетельством, которое каждый человек носит в самом себе, когда он делает какое-либо наблюдение; подобно тому, как было бы бесполезно определять, что такое белизна, чтобы сделать ее понятной слепому, тогда как для познания ее нам достаточно открыть глаза и увидеть белое, так же точно, чтобы знать, что такое сомнение и мышление, достаточно сомневаться и мыслить. Это нас научает всему, что мы можем знать в этом отношении, и даже говорит нам больше, чем наиболее тонкие определения. И действительно, Полиандр должен был знать эти вещи прежде, чем смог вывести оттуда формулированные им заключения. Наконец, так как мы его выбрали судьей, спросим его, не оставалось ли ему когда-либо неизвестным, что он такое был и что есть.

Полиандр: Признаюсь, я с величайшим удовольствием слушал ваши рассуждения о том, чему я не могу быть научен помимо самого себя; и не без радости, в этом по крайней мере случае, я вижу, что мне должно признать себя за вашего наставника, а вас за моих учеников. Вот почему, чтобы извлечь вас из стеснении и разрешить наскоро ваши затруднения («наскоро» говорят относительно чего-либо, когда оно случается вопреки надежде и вниманию), я могу перед вами удостоверить, что я никогда не сомневался в том, что такое сомнение, хотя я и начал его постигать или скорее размышлять над ним только тогда, когда Эпистемон пожелал подвергнуть его сомнению. Как только вы доказали мне незначительность достоверности, какой мы обладаем относительно существования вещей, познаваемых нами только с помощью чувств, я стал в этих вещах сомневаться, и этого было достаточно, чтобы сделать мне известным одновременно и мое сомнение, и достоверность этого сомнения. Я могу утверждать, что я начал себя познавать, лишь только начал сомневаться; но мое сомнение и моя уверенность относятся не к одним и тем же предметам. Мое сомнение прилагается исключительно к вещам, существующим вне меня, а моя уверенность относится к моему сомнению и к самому мне. Эвдокс имел основание сказать, что существуют вещи, которые мы можем изучить, лишь видя их. Так же, чтобы понять, что такое сомнение, что такое мышление, должно только сомневаться и мыслить самому. Подобно же и с существованием. Должно только знать, что разумеют под этим словом; и вместе мы узнаем, что это за вещь и насколько ее можно познавать, и для этого нет необходимости в определениях; они скорее затемняют вещь, нежели освещают ее.

Эпистемон: Раз Полиандр удовлетворен, я успокаиваюсь и не продолжаю спора; однако я не вижу, чтобы мы ушли много вперед за два часа, в течение которых рассуждаем. Все, что познано с помощью этого прекрасного метода, который вы столь превозносите, – это то, что Полиандр сомневается, мыслит и есть мыслящая вещь. Поистине удивительное открытие! Так много слов – так мало дела. Это можно бы было выразить в четырех словах, и мы все согласились бы друг с другом. Что до меня, если бы мне нужно было истратить столько слов и времени на изучение вещи столь незначительного интереса, я постарался бы сложить с себя этот труд. Наши учителя говорят нам большее и гораздо смелее; их ничто не удерживает, они берутся за все и говорят обо всем; ничто не отвращает их от их дела и не повергает в изумление. И хотя случается, что они видят себя прижатыми, однако двусмысленность, или to distimpio, выводит их из стеснения. Будьте уверены, что их метод всегда окажется предпочтен вашему, сомневающемуся во всем и настолько боящемуся споткнуться, что, без конца топчась, он никогда не подвинется вперед.

Эвдокс: Я никогда не имел намерения предписывать кому-либо метод, которому должно следовать в разыскании истины; я только хотел изложить тот, которому я сам следовал, с тем чтобы, если его признают дурным, бросили его, а если, напротив, признают полезным, пользовались бы им. Затем, я предоставляю каждому полную свободу принять или отбросить его. Если же теперь скажут, что он меня почти не подвинул вперед, то об этом надо судить путем опыта; я уверен, лишь бы вы продолжали уделять мне ваше внимание, вы сами признались бы, что мы не можем быть достаточно предусмотрительны в установлении принципов и что раз принципы основательно заложены, мы можем провести следствия дальше и вывести их легче, чем мы решились предложить их. Так, я думаю, все ошибки, случающиеся в науках, происходят оттого, что мы вначале судили с излишней поспешностью, принимая за принципы вещи темные, о которых у нас не имелось никакого ясного и отчетливого понятия. Что свидетельствует за истинность такого утверждения – это некоторый прогресс, сделанный нами в науках с достоверными и общеизвестными принципами; тогда как в тех науках, где принципы темны и недостоверны, те, кто хочет быть искренним, принуждены признать, что, потратив много времени и прочитав много томов, они убедились, что ничего не знают и ничего не изучили. Нe удивляйтесь же, дорогой Эпистемон, если, желая вести Полиандра по пути более надежному, чем тот, которому обучали меня, я суров до крайности, принимая за истинное только то, достоверность чего равна достоверности моего существования, моей мысли и того, что я мыслящая вещь.

Эпистемон: Вы мне кажетесь похожим на тех акробатов, которые всегда падают на ноги[39]39
  Позднее этим сравнением воспользовался Мальбранш в трактате «О разыскании истины» (часть 3, гл. IV). – Прим. перев.


[Закрыть]; вы все возвращаетесь к своему принципу; если вы станете продолжать таким образом, вы не пойдете ни далеко, ни быстро. Как, в конце концов, мы найдем истины, в которых могли бы быть уверены столь же, как в нашем существовании?

Эвдокс: Это не столь трудно, как вы полагаете, ибо все истины следуют одна из другой и связаны между собой единой связью. Весь секрет состоит в том, чтобы начать с простейших из них и так подниматься мало-помалу и как бы по ступеням до истин наиболее далеких и сложных. Так кто усомнится, что поставленное мной как принцип не есть первая из всех вещей, какие мы можем познать с любым методом? Очевидно, наконец, что мы не можем сомневаться в нем, хотя бы мы сомневались в истинности всего существующего в мире. Стало быть, после того как мы удостоверились, что хорошо начали, чтобы нам не заблудиться, надлежит не допускать за истинное все, что подвержено хоть малейшему сомнению. А в конце концов следует, по моему мнению, оставить говорить одного Полиандра. Так как он не знает иного наставника, кроме здравого смысла, и так как его разум не испорчен никакими предрассудками, то для него почти невозможно ошибиться, или, по крайней мере, он быстро заметит ошибку и без труда возвратится на правильную дорогу. Итак, послушаем его речь и предоставим ему излагать то, что он воспринимает как содержащееся в вашем принципе.

Полиандр: Столь многое содержится в идее, представляющей мыслящее существо, что потребовался бы целый день развить это. Но теперь мы только трактуем о главнейшем, о том, что служит уяснению понятия этого существа и отличает последнее от всего того, что не имеет к нему отношения. Я разумею под мыслящим существом…[40]40
  На этом рукопись прерывается. – Прим. ред.


[Закрыть]

Страсти души

Часть первая
О страстях вообще и попутно обо всей природе человека в целом

1. Страсть по отношению к субъекту всегда есть действие в каком-либо отношении

Нигде так ясно не обнаружился недостаток знаний, унаследованных нами от древности, как в том, что было писано о страстях. И хотя познания этого предмета очень усиленно добивались и он не представляется особенно трудным, так как каждому из нас, испытывая страсти на себе, нет необходимости заимствовать откуда-либо наблюдений, чтобы открыть их природу, – тем не менее то, чему научили нас древние, так незначительно и в большей части так маловероятно, что я не имею надежды приблизиться к истине иначе как удаляясь от путей, которым они следовали. Потому-то я и буду вынужден писать здесь, как бы трактуя о предмете, никем еще до меня не затронутом. Для начала я принимаю во внимание, что все совершающееся или вновь случающееся вообще именовалось философами страстью по отношению к субъекту, который нечто испытывает, и действием – по отношению к тому, кто делает так, что нечто случается; в силу того, что действующий и страдающий часто совершенно различны, действие и страдание не остаются одним и тем же предметом, имеющим два различных наименования, смотря по субъектам, к которым их можно отнести.

2. Чтобы познать страсти души, должно отличать функции последней от функций тела.

Затем и обращаю также внимание на то, что мы не замечаем присутствия какого-либо предмета, который более непосредственно воздействовал бы на душу, чем тело, с которым душа связана; а следовательно, мы должны мыслить так: что для души является страданьем, для тела вообще будет действием. Нет лучшего пути к познанию наших страстей, как исследовать различие между душой и телом, чтобы узнать, к чему из этих двух должно отнести каждую из наших функций.

3. Какому правилу должно следовать для этой цели

В этом не окажется больших трудностей, если быть осторожным: все, что мы испытываем в самих себе, допуская при этом возможность существования того же самого в телах совершенно неодушевленных, должно приписывать нашему телу; наоборот, все имеющееся в нас и никоим образом не относимое к телу должно приписывать нашей душе.

4. Теплота и движение возникают в теле, мысли – в душе

Так, в силу того, что для нас непостижимо, чтобы тело каким бы то ни было образом мыслило, мы имеем основание думать, что все виды наших мыслей относятся к душе. По той причине, что мы не сомневаемся в наличности одушевленных тел, которые могут двигаться подобно нашим телам и даже еще разнообразнее и имеют столько же и более теплоты, – мы принуждены полагать, что всякая теплота и все наши движения, поскольку они не зависят от мысли, принадлежат именно телу.

5. Ошибочно полагать, что душа дает телу движение и теплоту

Благодаря этому мы избегнем очень важной ошибки, в которую впали многие; я даже думаю, что ошибка эта – первая причина, препятствующая хорошо изложить учение о страстях и прочее касательно души. Ошибка состоит в том, что, видя все мертвые тела лишенными теплоты и движения, воображают, будто отсутствие души и уничтожило эти движения и теплоту; наконец, без основания верят, что наша природная теплота и все движения нашего тела зависят от души, тогда как, напротив, надо думать, что в случае смерти душа удаляется не иначе как по причине уничтожения теплоты и разрушения органов, служащих движению тела.

6. Какое различие существует между живым и мертвым телом

Дабы избегнуть подобной ошибки, заметим, что смерть никогда не наступает по вине души, но исключительно потому, что разрушилась какая-либо из главных частей тела; и мы рассудим так: тело живого человека отличается от такого же тела мертвеца, как часы или другой автомат, когда они, будучи заведены, имеют материальный принцип соответствующего движения и все то, что требуется для движения, – и те же часы или иной механизм, когда они распались и начало их движения отказывается служить.

7. Краткое описание частей тела и некоторых из их функций[41]41
  И дальнейших параграфах Декарт дает бывшее по тому времени новинкой описание кровообращения, открытого в 1619 г. Уильямом Гарвеем. Описание Декарта весьма схематично и обще. – Прим. перев.


[Закрыть]

Чтобы сделать это более понятным, я в немногих словах изложу устройство машины нашего тела. Едва ли кто сомневается, что у нас есть мозг, сердце, желудок, мускулы, нервы, артерии, вены и т. п.; известно также, что пища переходит в желудок и кишки, откуда их сок направляется в печень и вены и смешивается с кровью, содержащейся в последних; благодаря этому увеличивается количество крови. Те, кто хоть немного знаком с медициной, знают кроме того, как устроено сердце и как вся венозная кровь свободно может проходить по полой вене в правую половину сердца, откуда может пройти в легкие через сосуд, называемый артериальной веной, затем возвратиться через легкие в левую половину сердца по венозной артерии и, наконец, направиться в большую артерию, ветви которой расходятся по всему телу. Все, кого не ослепил окончательно авторитет древних и кто имеет достаточно желания открыть глаза, чтобы обсудить мнение Гарвея касательно кровообращения, не сомневаются более в том, что вены и артерии тела не что иное, как каналы, по которым стремительно и беспрерывно течет кровь, беря свое направление из правой полости сердца через артериальную вену, ветви которой раскинуты на все легкие и связаны с ветвями венозной артерии; по последней кровь проходит через легкие в левую половину сердца, затем оттуда идет в большую артерию, ветви которой, раскинутые по всему остальному телу, соединены с ветвями вены, относящими ту же самую кровь обратно в правую полость сердца; обе эти полости кажутся как бы шлюзами: через каждую из них проходит вся кровь при каждом кругообороте. Кроме того, известно, что все движения членов человеческого тела зависят от мускулов; эти последние противостоят друг другу таким образом, что когда один из них сокращается, он влечет за собой часть тела, к которой прилегает, а это одновременно удлиняет противоположный мускул; затем, в тот момент, когда последний сокращается, первый мускул удлиняется, увлекая за собой соответственную часть тела. Наконец, думают, что все движения мускулов, как и все чувства, зависят от нервов, маленьких нитей или трубочек, проникающих в мозг и содержащих, подобно мозгу, известные легкие воздушные частицы, очень тонкие, именуемые «животными духами» (esprits animaux)[42]42
  Мы сохраняем досланный перевод причудливого названия, данного Декартом тем материальным единицам, динамикой которых философ пытался разъяснить все разнообразие ощущений и чувств. Нетрудно заметить, что решительный в области мысли Декарт доводит здесь до neс plus ultra крайности материалистического мировоззрения при попытке механически истолковать душевную жизнь. – Прим. перев.


[Закрыть].

8. Каков принцип всех их функций

Вообще, однако, не знают, каким образом эти «духи» и нервы способствуют движениям и чувствам, не знают и того, каков принцип, приводящий «духи» в действие; вот почему (этого я уже касался в некоторых других работах[43]43
  В «Рассуждении о методе» и в «Диоптрике». – Прим. перев.


[Закрыть]) я должен коротенько заметить, что за время нашей жизни в нашем сердце постоянно присутствует теплота – вид пламени – и поддерживает там венозную кровь; это пламя и является материальным принципом движения наших членов.

9. Как совершается биение сердца

Первым действием этой теплоты является разрежение крови, наполняющей полости сердца; вот причина, почему кровь, имея потребность занять большее пространство, стремительно проходит из правой полости сердца в артериальную вену, а из левой в большую артерию; затем, по прекращении этого расширения, не содержа новых элементов, кровь входит из полой вены в правый мешочек сердца, а из венозной артерии в левый; существуют маленькие перепонки при входах в эти четыре сосуда сердца, так расположенные, что кровь не может войти в сердце иначе как по двум из этих сосудов, ни выйти, кроме как через два других. Новая кровь, проникая в сердце, неудержимо разрежается там подобно предыдущей; в этом-то и состоит пульс и биение сердца и артерий; повторяется оно каждый раз, как в сердце входит новая кровь. Единственно это дает крови движение и вызывает беспрерывное и оживленное ее течение по всем артериям и венам; благодаря этому кровь разносит теплоту, приобретаемую в сердце, во все остальные части тела и служит их пищей.

10. Как образуются в мозгу «животные духи»

Но здесь особенно важно то, что все наиболее подвижные и тонкие частицы крови, разрежаемые в сердце, входят, без сомнения, в значительном количестве в полости мозга. Преимущественно присутствуют там частицы крови в силу того, что вся кровь, направляясь от сердца по большой артерии, идет вправо к мозгу, не имея возможности целиком проникнуть в последний, в силу крайней узости проходов; только самые подвижные и тонкие частицы крови проникают туда, в то время как остальная масса их расходится по другим частям тела. Эти-то тончайшие частицы образуют собой «животные духи»; и им нет в данном случае необходимости претерпевать в мозгу какие-либо изменения, раз они там отделены от прочих тонких частиц; таким образом, то, что я именую здесь «духами», суть не что иное, как тела, не имеющие никаких особенных свойств, кроме незначительности размеров и крайней быстроты движения, напоминающих пламя свечи; таким образом, они не задерживаются на одном месте, и по мере того как некоторые из них входят в полости мозга, другие выходят через поры мозгового вещества; эти поры проводят «духи» в нервы, а оттуда в мускулы, посредством которых они приводят тело в движение самым различным способом.

11. Как совершаются движения мускулов

Единственная, как уже сказано, причина движений нашего тела – удлинение определенных мускулов и сокращение мускулов противолежащих. Единственная причина, что какой-либо из мускулов сокращается больше, чем противолежащий, та, что к первому направляется большее количество мозговых «духов», нежели ко второму. «Духи», приходящие непосредственно от мозга, не только движут данные части тела, но они вынуждают «духов», находящихся в одном из мускулов, быстро покинуть последний и перейти в другой; благодаря этому тот мускул, откуда «духи» вышли, становится более вытянутым и слабым, а другой, куда «духи» перешли, будучи раздут ими, сокращается и увлекает за собой часть тела, с которой он связан. Это легко понять, зная, что там очень мало «духов», беспрерывно идущих от мозга к каждому мускулу, но всегда имеется известное количество других, быстро движущихся в самом мускуле, иногда вращающихся только по тому месту, где они находятся, если для «духов» совершенно нет выходов, а иногда уходящих в противоположный мускул. Существуют небольшие отверстия в каждом из мускулов, каким путем «духи» и могут перейти в другой мускул; эти отверстия расположены так, что когда «духи», направляющиеся от мозга к тому или другому мускулу, обнаруживают более силы, чем прочие, то они открывают все входы, по которым «духи» другого мускула могут перейти в этот, и одновременно закрывают все те проходы, через которые «духи» последнего могут перейти и первый мускул; благодаря этому все «духи», заключенные ранее в двух данных мускулах, соединяются в одном из них, вздувают и сокращают последний, в то время как другой мускул вытягивается и ослабевает.

12. Как внешние вещи действуют на органы чувств

Остается узнать здесь причины, почему «духи» проходят от мозга к мускулам не всегда одинаковым образом, и – как это иногда случается – к одним более, нежели к другим. Кроме действия души, которое, несомненно, обнаруживается в нас (об этом будет сказано ниже), как одна из таких причин, существуют еще две другие причины, зависящие только от тела; их необходимо отметить. Первая из них состоит в различии движений, возбужденных в органе чувств их объектами, что я обстоятельно излагал еще в «Диоптрике». Но чтобы не было надобности тем, кто увидит настоящее произведение, читать другие мои труды, я повторяю: существуют три вещи в нервах: это ядро, или внутреннее вещество, которое распространяется в форме маленьких нитей от мозга, где оно берет свое начало, до оконечностей прочих частей тела, с которыми эти нити связаны; далее, оболочки, окружающие нити (будучи смежны с теми, которые облегают мозг, они образуют небольшие трубочки, где замкнуты миниатюрные нити); наконец, «животные духи» – они, будучи относимы по указанным трубочкам от мозга к мускулам, являются причиной того, что эти трубочки остаются свободными и просторными настолько, что небольшая вещь, двигающая часть тела или конечность какой-либо из последних, тем самым двигает соответствующую часть мозга, подобно тому как движения одного конца веревки заставляют двигаться другой конец.

13. Это действие внешних вещей может различно направлять «духов» и в мускулы

Я излагал в «Диоптрике», как все видимые вещи сообщаются с нами только путем местных движений, а именно при посредстве прозрачных телец, находящихся между предметами и нами, маленьких нитей оптических нервов в глубине наших глаз и, наконец, тех частей мозга, откуда идут эти нервы; они движут их таким образом, что мы можем видеть различие между вещами; и это происходит не от непосредственных движений наших глаз, но от движений в нашем мозгу, представляющем душе эти предметы. Легко, например, понять, чтозвуки, запахи, вкусы, ощущения тела, боль, голод, жажда и вообще все предметы как наших внешних чувств, так и внутренних желаний возбуждают в наших нервах известное движение, проходящее с помощью нервов до самого мозга; и помимо того, что эти движения открывают нашей душе различные чувства, они могут также быть причиной того, что «духи» берут направление к известным мускулам преимущественно перед остальными и даже движут члены нашего тела, как я удостоверю это сейчас примером. Если кто-либо быстро выдвинет руку перед нашими глазами, собираясь как бы ударить нас, то, хотя бы мы и знали, что он – наш друг и делает это только в шутку, что он далек от мысли причинить нам зло, мы, однако, спешим закрыть глаза. Это показывает, что глаза закрываются отнюдь не при участии души, так как это происходит против нашей воли, которая является если не единственным, то важнейшим проявлением нашей души; это происходит от того устройства машины нашего тела, благодаря которому движение руки перед глазами возбуждает другое движение в нашем мозгу, и мозг направляет «духи» в мускулы, опускающие глазные веки.

14. Различие между «духами» также может разнообразить их течение

Другая причина, способствующая различиям в направлении «духов» к мускулам, есть неравная деятельность этих «духов» и различие их частиц. Когда некоторые из этих частиц значительнее и оживленнее других, то они раньше проходят по прямой линии в углубления и поры мозга и посредством этого направляются к тем мускулам, где их не оказалось бы, будь они менее крепки.

15. Каковы причины их различия

И это неравенство может происходить от различия веществ, из которых «духи» составлены»; это и видно на лицах, пьющих много вина: винные пары, быстро проникая в кровь, поднимаются от сердца к мозгу, где обращаются в «духи», и последние, будучи более сильны и обильны, чем обычно, способны двигать тело самым причудливым образом. Такое же неравенство «духов» может происходить от различных состояний сердца, печени, желудка, селезенки и прочих органов, которые способствуют воспроизведению «духов». Здесь, прежде всего, нужно отметить маленькие нервы, рассеянные в сердце; они служат расширению и сужению сердца, благодаря чему кровь, расширяясь там в большей или меньшей степени, производит «духов» неравной живости. Нужно также отметить, что хотя кровь при входе в сердце идет оттуда во все прочие части тела, однако она доходит до одних из них успешнее, нежели до других, по той причине, что нервы и мускулы, относящиеся к этим частям организма, особенно давят и воздействуют на нее, и что, сообразно различию мест, откуда кровь по преимуществу идет, она различно расширяется в сердце и производит «духи» неодинаковых свойств. Так, например, та кровь, которая идет от нижней части печени, где находится желчь, расширяется совсем иначе, чем кровь, идущая от селезенки, а эта совсем не так, как та кровь, которая направляется от вен ног и рук; последняя же совершенно отлична от желудочного сока, быстро проходящего из желудка и кишок через печень к сердцу.

16. Как все члены тела могут быть приводимы в движение объектом чувств и «духами» без помощи души

Механизм нашего тела устроен, нужно заметить, так, что при изменениях в движении «духов» могут открываться одни поры мозга скорее, чем другие; и наоборот, когда некоторые из этих пор открыты более или менее обычного посредством нервов, служащих чувствам, то это известным образом изменяет движение «духов», и они идут в мускулы, служащие движениям тела, а последнее приводится в движение так, как оно обычно движется при подобном действии; следовательно, все движения, производимые без участия нашей воли (как это часто происходит, когда мы дышим, ходим, едим и вообще производим все отправления, общие нам с животными), зависят исключительно от сложения наших органов и направления, по которому «духи», образуемые теплотою сердца, естественно следуют в мозг, нервы и мускулы, таким же образом как движение часов возникает силой одной пружины и благодаря фигуре колес.

17. Каковы функции души

Установив все функции, относящиеся исключительно к телу, легко понять, что в нас не остается больше ничего, что должно бы приписывать нашей душе, кроме мыслей; мысли преимущественно двух родов, а именно: одни – действия души, другие – страсти последней. Действиями нашей души я называю все желания, так как мы по опыту знаем, что они исходят непосредственно от нашей души и кажутся зависящими только от нее;

наоборот, страстями можно вообще назвать все роды перцепций или знаний, находящихся у нас, ибо часто не наша собственная душа делает страсти тем, что они есть; она всегда получает их от вещей, представляемых с помощью тех же страстей.

18. Желание

Желания наши – двух родов: одни являются действиями души и заканчиваются в самой душе, когда, например, мы желаем любить Бога или вообще устремляем мысль на совершенно нематериальный предмет; другие – суть действия, оканчивающиеся в нашем теле, когда из нашего желания прогуляться следует, что ноги двигаются и мы шагаем.

19. Восприятие

Восприятия наши опять-таки двоякого рода: одни имеют причиной душу, а другие тело. Имеющие причиной душу – это восприятия наших желаний, воображения и прочих родов мыслей, зависящих от души; ведь достоверно, что мы не могли бы желать никакой вещи без того, чтобы не представлять ее себе посредством того, что мы ее именно желаем; и хотя по отношению к нашей душе это составит акт желания какой-либо вещи, однако можно сказать, что именно в душе имеется страдательное начало, состоящее в восприятии чего-либо, желаемого душой;

однако ввиду того, что это восприятие и это желание в конце концов как бы одно и то же, наименование переходит в сторону особенно важного; а потому и установился обычай называть такое восприятие не страстью, а лишь действием.

20. Вымыслы и иные мысли, образуемые душой

Когда наша душа пытается представить что-нибудь несуществующее, воздушные замки или химеру, а также когда она обсуждает что-либо исключительно умопостигаемое, а отнюдь не то, что можно вообразить, например свою собственную природу, то подобные восприятия этих вещей зависят исключительно от воли, представляющей их; поэтому и имеют обыкновение считать их скорее действиями, а не страстями.

21. Мечты, имеющие причиной только тело

Между восприятиями, обусловливаемыми телом, большинство зависит от нервов; но существуют некоторые из них совершенно независимые, так называемые вымыслы, равно как и те, о которых я стану говорить и которые отличаются от вышеуказанных тем, что наша воля не участвует в их образовании, и, таким образом, они не могут быть отнесены к числу душевных действий; они происходят в силу того, что «духи», будучи различно колеблемы и встречая следы разнообразных впечатлений, уже бывших в мозгу, быстро принимают в последнем направление по одним порам предпочтительнее нежели по другим. Таковы иллюзии наших слов и наши мечты в бодрственном состоянии, когда мысли без всякого сцепления блуждают туда и сюда. Некоторые из таких вымыслов являются страстями души, принимая этот термин в его собственном значении, а все они вообще могут быть названы так, если понимать это слово в более общем смысле; тем не менее, ввиду того, что они не имеют более заметной и определенной причины, кроме восприятий, получаемых душой посредством нервов, и что они кажутся лишь тенью и отображением, прежде нежели мы их хорошо распознаем, следует установить разницу между теми и другими из представлений.

22. О различии между прочими восприятиями

Все восприятия, о которых я еще не говорил, получаются душой с помощью нервов, и между ними существует та разница, что одни мы относим к внешним объектам, затрагивающим наши чувства, другие – к нашей душе.

23. Восприятия, которые относятся нами к вещам вне нас

Восприятия, относимые нами к вещам вне нас, к объектам наших чувств, по крайней мере в тех случаях, когда наше мнение не совершенно ложно, причиняются этими объектами, которые, производя определенные движения в органах внешних чувств, возбуждают также движения в мозгу при посредстве нервов; последние делают так, что душа чувствует. Так, когда мы видим пламя свечи и слышим звук колокола, эти звук и свет суть два различных действия; только потому, что звук и свет производят различные движения в некоторых из наших нервов, а благодаря этому и в нашем мозгу, они дают душе два различных чувства, относимых нами к объектам, которые мы принимаем за причину наших чувств; таким образом, мы думаем, что видим саму свечу и слышим колокол, а не то, что только чувствуем исходящие от них движения.

24. Восприятия, относимые нами к нашему телу

Восприятия, относимые нами к телу или к некоторым из его частей, суть те, которые мы получаем от голода, жажды и прочих естественных желаний; от них можно отличить боль, жар и прочие свойства, чувствуемые нами как бы в наших органах, а не во внешних предметах: так мы можем чувствовать одновременно одними и теми же нервами холод нашей руки и жар пламени, к которому приближаем руку, или, наоборот, теплоту руки и холод воздуха, куда рука выставлена. Мы можем чувствовать это, не делая различия между действиями, заставляющими чувствовать холод или жар нашей руки и таковые же вне нас; в том только случае, когда одно из явлений переходит в другое, мы рассуждаем, что первое – уже в нас, а наступающее еще не там, но в объекте, причиняющем данное явление.