Текст книги "Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)"

Рис. 2

XXXIII. Но, как замечено выше, все пространство заполнено телами и количество одних и тех же частиц материи в равных местах всегда равно; отсюда следует, что ни одно тело не может двигаться иначе как по кругу, то есть таким образом, что оно изгоняет какое-либо иное тело с того места, куда вступает, а это второе тело изгоняет третье, а это – четвертое, и так до последнего тела, вступающего на место, оставленное первым телом, в тот самый момент, когда место оставлено. Это легко мыслить в совершенном круге, ибо мы увидим, что там нет ни пустоты, ни сгущения или разрежения, когда частица круга А движется по направлению к В, в то время как частица В движется к С, С к D, а D к А (см. рис. 3). То же самое можно мыслить и в несовершенном и сколь угодно неправильном круге, раз замечено, при каких условиях все неровности мест могут возмещаться разницей в скорости движения. Так, вся материя, заключенная в пространстве EFGH (см. рис. 4), может кругообразно двигаться без сгущения или образования пустоты, и в то время как ее частица, направляющаяся к Е, переходит из G, та, которая направляется к G, переходит из Е; а переходят частицы таким образом, что если пространство в G предполагается вчетверо шире, чем в Е, и вдвое шире, чем в F и Н, то частица движется в Е с учетверенной скоростью относительно скорости в G и с удвоенной скоростью относительно скорости в F и Н. Следовательно, при прочих равных условиях, быстрота движения возмещает узость места. При этом условии в любое определенное время через каждую из частей этого круга проходит одинаковое количество материи.

Рис. 3

Рис. 4

XXXIV. Должно, однако, признать, что в этом движении находится нечто такое, что наша душа воспринимает как действительно существующее, хотя и не понимает, как оно происходит; это, именно, деление некоторых частей материи до бесконечности или неопределенное деление, то есть деление на столько частей, что мы никогда не можем мысленно установить такой малой части, чтобы не понимать, что она делима на иные и того меньшие части. Не может случиться, чтобы материя, уже заполняющая пространство G, последовательно заполняла все неисчислимо меньшие пространства между G и Е, если только какая-либо из ее частиц не приспособит свою· фигуру к бесчисленным мерам этих пространств; а раз так случается, то необходимо, чтобы вообразимые ее частицы, поистине неисчислимые, хоть немного взаимно отодвигались; подобное сколь угодно малое передвижение и будет истинным делением.

XXXV. Но должно заметить, что я говорю здесь не о всей материи, а лишь о некоторой ее части. Ведь хотя мы положим, что в G находятся две или три частицы материи ширины, равной ширине Е, а также много значительно меньших остающихся неделимыми частиц, тем не менее кругообразное движение материи к Е возможно мыслить в том только случае, когда с этими частицами смешаны иные, которые сколь угодно сгибаются и так изменяют свою фигуру, что, будучи связаны с частицами, не изменяющими своей фигуры, а лишь приспособляющими скорость к условиями занятия места, тщательно заполняют все незанятые теми частицами углы. И хотя мы не можем постичь способ, каким совершается это деление до бесконечности, мы не должны, однако, сомневаться, что оно совершается; ибо мы ясно понимаем, что это деление необходимо следует из природы материи, яснейшим образом нами познанной; и мы понимаем даже, что движение материи принадлежит к роду вещей, которые нашей конечной душой не могут быть охвачены.

XXXVI. Отметив, таким образом, природу движения, важно обсудить его причину; а она двояка: во‐первых, общая и первичная причина всех движений, существующих в мире, а затем частная; в силу последней случается, что отдельные частицы материи приобретают такие движения, какими прежде не обладали. Что касается общей причины, то, мне кажется, ясно, что она – не что иное, как сам Бог. Он сотворил материю вместе с движением и покоем и уже одним своим обычным содействием сохраняет во всей ней то самое количество движения и покоя, какое вложил в нее при творении. Хотя бы это движение было только модусом в движимой материи, оно, однако, имеет известное и определенное количество; и мы легко понимаем, что оно может оставаться всегда одним и тем же в отношении к совокупности всех вещей, хотя изменяется в отдельных частях материи: потому мы и думаем, что когда одна частица материи движется вдвое быстрее другой, а эта последняя по величине вдвое больше первой, то столько же движения в малой, сколько и в большой из частиц;

и насколько движение одной частицы делается медленнее, настолько движение какой-либо иной делается быстрее. И мы понимаем, что совершенством в Боге является не только то, что Он неизменен сам по себе, но и то, что Он действует на возможно более постоянное и неизменное; значит, исключая те изменения, верность которых утверждают ясный опыт и божественное откровение и которые мы представляем происходящими без всякого изменения в самом Творце, или верим в то, – исключая все это, мы не должны предполагать в Его творении никаких иных изменений, чтобы отсюда тем самым не утверждать в Нем непостоянства. Отсюда в силу одного того, что Бог при творении материи наделил отдельные части последней различными движениями, наиболее согласно с разумом будет полагать, что Он сохраняет всю эту материю тем самым образом и на том же основании, как создал, и что Он и после удержит в ней то же самое количество движения.

XXXVII. А из этой неизменности Бога могут быть познаны некоторые правила или законы природы: они суть частные или вторичные причины различных движений, замечаемых нами в отдельных телах. Первое из этих правил таково: всякая вещь, поскольку она проста и неделима, всегда остается сама по себе в одном и том же состоянии и изменяется когда-либо только от внешних причин. Так, если некоторая частица материи квадратна, то мы легко убедимся, что она постоянно пребывает квадратной, пока откуда-либо не явится нечто, изменяющее ее фигуру. Раз эта часть материи покоится, мы не думаем, что она когда-либо начнет двигаться, если только не окажется какой-нибудь извне побуждающей ее причин. Не больше оснований полагать, что раз она движется, то добровольно и не побуждаемая ничем иным прекратит свое движение. Отсюда должно заключить, что то, что движимо, поскольку оно существует само по себе, всегда движется. Но так как здесь мы говорим о Земле, устройство которой таково, что все движения, происходящие вблизи нее, быстро замедляются и часто по причинам, которые неизвестны нашим чувствам, то с юных лет мы судим, что эти движения, замедляющиеся по причинам, нам неизвестным, прекращаются произвольно. И мы склоняемся к тому, чтобы судить обо всех случаях так, как, на наш взгляд, испытываем во многих случаях: именно, что движения по природе своей прекращаются, то есть стремятся к покою. Это, конечно, как нельзя более противоречит законам природы; ибо покой противоположен движению, а ничто не может по собственной природе быть относимо к своей противоположности, то есть к разрушению самого себя.

XXXVIII. И действительно, любой опыт с брошенным телом вполне подкрепляет наше правило. Ведь нет другого основания, почему брошенные тела сохранялись бы некоторое время в движении, отделившись от бросающей руки, – кроме того основания, что однажды двинутые тела продолжают двигаться, пока не задержатся встречными телами. И ясно, что они обычно постепенно задерживаются воздухом или иными текучими телами, среди которых движутся, а потому их движение не может быть продолжительным. Что воздух сопротивляется движениям других тел, можно испытывать путем осязания, если сотрясать воздух опахалом; то же подтверждает полет птиц. И нет другой жидкости, которая еще яснее, чем воздух, сопротивлялась бы движениям брошенных тел.

XXXIX. Второй закон природы таков. Каждая частица материи, рассматриваемая в отдельности, всегда стремится продолжать движение не по какой-либо кривой линии, а исключительно по прямой, хотя многие из частиц начинают отклоняться от этого пути в силу встречи с иными частицами, а значит, как было сказано раньше, во всяком движении образуется некоторого рода круг изо всей одновременно движущейся материи. Причина этого закона та же, что и предыдущего, а именно: простота и неизменность акта, с помощью которого Бог сохраняет движение в материи. Он сохраняет движение только таким, каково оно в данный момент, безотносительно к тому, каким оно случайно было немного ранее. И хотя нет движения, которое происходило бы одномоментно, ясно, однако, что все движущееся в различные моменты, которые могут быть отмечены во время движения, предопределено направлять свое движение в какую-либо сторону по прямой линии, но отнюдь не по кривой.

Рис. 5

Так, например, камень А (рис. 5), вращаемый в праще ЕА по кругу ABF, в момент прохождения через точку А определен конечно в движении в некотором направлении, и именно в направлении по прямой к С, то есть так, что прямая АС будет тангенсом круга. Нельзя представить, что камень определен к какому-либо криволинейному движению. Ибо если сначала он и направлялся из L к А по кривой линии, то ничего из этой кривизны не могло остаться, когда он достиг точки А. И опыт подтверждает это, потому что как только камень выпадет из пращи, он будет продолжать движение в направлении к С, а не к В. Отсюда следует, что всякое тело, движущееся по кругу, стремится отойти от центра описываемого круга. Это мы чувствуем по самой руке, когда вращаем камень в праще. Так как этим рассуждением мы часто станем пользоваться в дальнейшем, то его должно внимательно заметить; подробности будут изложены ниже.

ХL. Третий закон природы таков. Когда движущееся тело при встрече с другим телом для продолжения движения по прямой обладает меньшей силой, чем это второе тело, противостоящее первому, то последнее обращается в другую сторону, причем, удерживая свое движение, теряет лишь направление движения; если же данное тело имеет большую силу, то движет за собой второе, встречное тело и сколько скорости придает ему из своего движения, ровно столько само теряет. Таким образом, мы на опыте убеждаемся, что все твердые тела, будучи брошены и ударяясь об иное твердое тело, не прекращают в силу этого движения, но отлетают в противоположную сторону, и наоборот, встречая на пути мягкие тела, тотчас передают последним все свое движение и потому сами немедленно приходят в покой. Все частные причины изменения частиц тела заключены в этом третьем законе; это верно, по крайней мере, относительно изменений телесных, ибо силу, с какой движут тела человеческие и ангельские души, мы теперь не исследуем, а оставляем ее до того, как станем трактовать о человеке.

XLI. Первая часть этого закона доказывается тем, что существует различие между движением, рассматриваемым само по себе, и его направлением в определенную сторону; почему и бывает, что это направление может изменяться при неизменности движения в делом. Если, как сказано выше, какая-либо простая, а не составная вещь всегда сохраняет данное движение, пока оно не нарушится известной внешней причиной, то при столкновении с твердым телом ясно, что за причина препятствует движению другого встречного тела оставаться определенным к тому же направлению; но это не причина тому, чтобы уничтожалось или уменьшалось движение, ибо движение движению не противоположно; отсюда следует, что движение не должно уменьшаться.

XLII. Вторая часть закона выводится из неизменности действий Бога, непрерывно сохраняющего мир с той самой деятельностью, с которой Бог создал последний. Раз все наполнено телами и тем не менее движение каждого тела направляется по прямой линии, то Богом предусмотрено при начале мироздания, чтобы не только различные частицы мира двигались различным образом, но вместе с тем и то, чтобы они побуждали прочие частицы и переносили на них свое движение; значит, сохраняя в частицах материи одну и ту же деятельность по тем же законам, с которыми они созданы, Бог сохраняет движения частиц одной и той же материи не всегда определенными, но переходящими из одних в другие, смотря по тому, как частицы взаимно встречаются. Таким образом, это вечное изменение сотворенного мира является доказательством неизменности Бога.

XLIII. Здесь же надобно старательно заметить, в чем заключается сила каждого тела при воздействии на другое тело или при сопротивлении действию последнего: она заключается, понятно, в одном том, что каждая вещь стремится, поскольку это в ее силах, пребывать в том самом состоянии, в котором находится, согласно закону, выдвинутому на первое место. При этом тело, соединенное с другим телом, имеет некоторую силу препятствовать разъединению; подобным же образом разъединенное тело обладает силой оставаться разъединенным, покоящееся – пребывать в своем покое и, следовательно, противостоять всему, что могло бы изменить этот покой, а движущееся тело стремится сохранить свое движение, то есть движение одной и той же скорости и направления. Эта сила должна определяться как величиной тела, в котором заключена, и поверхности, которой данное тело соприкасается с другими телами, так и скоростью движения и природой, равно и противоположностью рода, с какой сталкиваются различные тела.

XLIV. Нужно заметить при этом, что одно движение никоим образом не противопоставляется другому, равному по скорости. Здесь, собственно, есть только двоякого рода противоположность. Одна – между движением и покоем, или даже между ускорением и замедлением движения, поскольку, конечно, это замедление причастно природе покоя. Другая противоположность – между определением движения к некоторому направлению и столкновением тела с телом, покоящимся или иначе движущимся в этом направлении. Эта противоположность будет большей или меньшей, сообразно направлению, в котором движется встречное тело.

XLV. Раз мы можем определить, при каких условиях отдельные тела увеличивают и уменьшают свои движения или обращают их в иные стороны при встрече с другими телами, то следует лишь учесть, сколько в каждом из них силы для движения или для сопротивления движению, и принять за достоверное, что остаток большей силы всегда выступает со своим действием. Это легко может поддаться учету, если сталкиваются два вполне твердых тела, так, сверх того, делимых, что их движению не препятствует и не способствует ни одно из прочих окружающих тел. Тогда-то и наблюдаются следующие правила:

XLVI. Во-первых, если эти два тела, положим В и С (рис. 6), совершенно равновелики и движутся с одинаковой скоростью, В – справа налево, а С в направлении к В, слева направо, то, сталкиваясь друг с другом, тела обращаются назад и продолжают двигаться – В вправо, а С влево, не теряя ничего в своей скорости.

Рис. 6

XLVII. Во-вторых, если В несколько больше С, то при прежних прочих условиях, назад обращается одно С, и, таким образом, каждое из тел движется налево с той же прежней скоростью.

XLVIII. В-третьих, если тела равновелики, но В движется несколько скорее С, то оба тела будут не только продолжать движение налево, но из В в С перейдет половина той скорости, которою В превосходит С; то есть если в В имелось раньше 6 единиц скорости, а в C только четыре, то после взаимной встречи каждое из тел устремится налево со скоростью в пять единиц.

XLIX. В-четвертых, если тело С, обладающее несколько большей величиной, чем В, покоится, то В, двигаясь к С с какой угодно скоростью, никогда не сдвинет С, а само отгоняется последним в обратную сторону. Ибо покоящееся тело более сопротивляется значительной скорости, нежели малой, – и это происходит в соответствии с различием величин тел; а потому всегда в С будет большая сила для сопротивления, чем в В сила для толчка.

L. В-пятых, если покоящееся тело С меньше В, то последнее, при сколь угодно медленном движении по направлению к С, после столкновения будет двигать С с собою, перенося в него такую долю своего движения, которая нужна, чтобы оба тела продолжали движение с равной скоростью. Если В вдвое больше С, то оно перенесет в С третью часть своего движения, так как эта третья часть будет двигать С столь же быстро, как две оставшиеся будут двигать вдвое большее В. Поэтому, встретившись с С, В замедлит движение на одну треть против прежнего, то есть чтобы подвинуться на расстояние двух шагов, для него потребуется то время, которое раньше требовалось для прохождения трех шагов. Равным образом, если В будет втрое больше С, то оно передаст последнему четвертую часть своего движения; то же и в иных случаях.

LI. В-шестых, если покоящееся тело С оказывается вполне равновеликим движущемуся к нему В, то С будет отчасти побуждаться последним вперед, а отчасти будет отталкивать В: так, если В приближается к С со скоростью 4 единиц, то оно сообщит С одну единицу скорости, а со скоростью оставшихся трех единиц направится в обратную сторону.

LII. Наконец, если В и С движутся в одном и том же направлении, С медленнее, а В, следующее за ним, быстрее, так что в конце концов настигает С, – и если при этом С больше В, но преизбыток скорости В больше, чем преизбыток величины С, – то В переносит в С столько из своего движения, сколько нужно, чтобы оба тела двигались после с равной скоростью и в одну и ту же сторону. Но если, напротив, избыток скорости в В меньше, чем избыток величины С, то В отскакивает в обратную сторону, сохраняя все свое движение. Избыток же высчитывается здесь так: если С вдвое больше В, а В не движется вдвое быстрее С, то В не только не гонит вперед С, но само возвращается назад; если же В движется более чем с двойною скоростью, то толкает С. Так, если С имеет лишь 2 единицы скорости, а В – 5, то 2 единицы скорости отнимаются от В и, перемещаясь в С, составляют лишь одну единицу, потому что С вдвое больше В. Отсюда и вытекает, что оба тела, В и С, после столкновения движутся каждое с тремя единицами скорости; так же должно рассуждать и в остальных случаях. И не нуждается все это в проверке, ибо явствует само по себе.

LIII. Но благодаря тому, что не может быть тел, так отделенных от всех остальных в мире, и не бывает обычно вокруг нас тел, совершенно изолированных, счет для определения того, насколько изменяется движение отдельных тел вследствие их столкновения с другими телами, очень затрудняется. Вместе с тем должно принимать во внимание все случающееся вокруг тела, а также то, что действия тел весьма различны, смотря по тому, тверды тела или жидки. Здесь и должно исследовать, в чем состоит их различие.

LIV. Именно через свидетельство чувства мы познаем только то, что частицы жидкостей легко выступают из своих мест и потому не сопротивляются направленным против них движениям наших рук; наоборот, частицы твердых тел так взаимно сцеплены, что их невозможно разъединить без силы, достаточной для преодоления сцепления. И, исследуя напоследок, как случается, что одни тела уступают свои места иным телам без особого усилия, другие же тела далеко не так легко, мы быстро подметим, что тела, уже находящиеся в движении, не препятствуют другим телам занимать оставленные ими места, а покоящиеся тела могут быть вытолкнуты из своих мест только с известным усилием. Отсюда легко заключить, что тела, которые поделены на множество различно движущихся мелких частиц, – жидки; тверды же тела, все частицы которых, будучи взаимно связаны, покоятся.

LV. Мы не в состоянии выдумать никакого клея, который сцеплял бы между собою частицы твердых тел крепче, чем их сцепляет покой. Да и чем бы мог быть этот клей? Не субстанцией: ибо раз те частицы – субстанции, то нет им основания сцепляться посредством иной субстанции лучше, чем сцеплялись бы они сами по себе; равно и не модусом, отличным от покоя: нет модуса более противоположного движению, разделяющему эти частицы, чем покой последних. А помимо субстанций и их модусов нам не известен никакой иной род вещей.

LVI. Что касается жидкостей, то хотя для чувства и не заметны движения их частиц, так как последние очень малы, легко, однако, выводятся эти движения из результатов, – особенно в воздухе или в воде, – а именно из того, что этими частицами разрушается множество других тел. И ведь ни одно телесное действие, каким и является такое разрушение, не может происходить без местного движения; причины движения этих частиц будут указаны ниже. Но затруднение в том, что эти частички не могут все одновременно переноситься в любую сторону; однако кажется необходимым, чтобы частицы не препятствовали движению тел, приближающихся с какой-либо стороны; а они, действительно, этим телам не препятствуют.

Рис. 7

Так, например, если твердое тело В (рис. 7) движется к С и некоторые из частиц посредствующей жидкости несутся обратно, от С к В, то они не только не поддерживают движения В, а напротив, более препятствуют ему, чем если бы они были совершенно неподвижны. Чтобы разрешить это затруднение, должно вспомнить, что не движение, а покой противоположен движению и что направление движения в одну сторону противоположно направлению его в другую сторону, как уже сказано; а также надлежит вспомнить и то, что все движущееся стремится продолжать движение по прямой линии. Из этих положений явствует, во‐первых, что пока твердое тело В покоится, оно этим своим покоем противостоит вместе взятым движениям частиц жидкости и более, чем оно то делало бы двигаясь. Наконец, что касается направления, то, конечно, верно, что сколько частиц жидкости D движется от С к В, столько же движется их в противоположном направлении; эти последние частицы суть те, которые, направляясь от С, столкнулись с поверхностью тела В и наконец были оттолкнуты назад к С. Поэтому отдельные из них, если их рассматривать самих по себе, ударившись о тело В, подвинули бы его к F и, следовательно, более помешали бы ему двигаться к С, чем если бы были неподвижны; но ведь столько же частиц стремится от F к В и толкает последнее к С; вследствие этого в данном случае В одинаково испытывает толчок в ту и в другую сторону, и потому, если не привходит как условие что-либо иное, В пребывает в покое. Какой бы фигуры, по нашему предположению, ни было тело, его всегда гонит одинаковое число частиц с той и с другой стороны, раз только сама жидкость движется в одну сторону не больше, чем в другие. И мы должны предполагать, что В со всех сторон окружено жидкостью DF; и ничуть не важно, если в F не таково же количество жидкости, как в D, потому что эта жидкость действует против В не как целое, а только теми своими частями, которые касаются поверхности В. До сих пор мы смотрели на В как на неподвижное тело; теперь положим, что оно побуждается к С известной, откуда-либо идущей силой; этой силы (сколь бы мала она ни была) достаточно не только для собственного движения В, но и для столкновения его с частицами жидкости DF и для того, чтобы направить последние к С, сообщив им часть собственного движения.

LVII. Чтобы яснее понять это, предположим, во‐первых, что твердого тела еще нет в жидкости FD, но что частицы последней а e i о а, расположенные в виде кольца, кругообразно движутся в направлении а е i, а другие частицы о u у а о подобным же образом движутся в направлении о u у: если данное тело жидко, то его частицы, как сказано, должны двигаться различным образом. Если теперь в этой жидкости DF между частицами а и о находится твердое тело В, что, спрашивается, должно произойти? Разумеется, частицы а e i о, которым препятствует тело В, не могут перейти от о к а, чтобы закончить круг своего движения; также и частицам о u у а тело В мешает переходить от а к о; частицы, направляющиеся от i к о, толкают В к С, а идущие от у к а настолько же отгоняют его к F; поэтому одни они не имеют силы двинуть В, но возвращаются от о к u, от а к о и круговращение из двух превращается в одно, именно в порядке означенных а е i о u у а. Итак, вследствие столкновения с телом В никоим образом не прекращается движение частиц, но изменяется лишь определение направления, и частицы не идут по линии прямой или приближающейся к прямой, как шли бы, не столкнись они с В. Когда, наконец, привходит некоторая новая сила, побуждающая В к С, то эта сила, сколь угодно малая, будучи связанной с частичкой жидкости, превзойдет ту, посредством которой частицы, направляющиеся от у к а, отгоняют В в противоположную сторону; поэтому ее достаточно для изменения их направления и для того, чтобы частицы относились в порядке а у u о, поскольку это требуется для устранения препятствия движению В. То, что я говорю здесь о частицах а e i о u у, должно разуметь и относительно всех прочих частиц DF, сталкивающихся с В: достаточно присоединить к ним самую маленькую силу, чтобы изменить их направление. И хотя, быть может, ни одна из частиц не описывает тех именно кругов, которые на рис. 7 представлены линиями а е i о и о u у а, однако несомненно, что все частицы движутся кругообразно путями, равнозначными данному.

LVIII. Следовательно, при таком изменении направления частиц жидкости, препятствующих телу В двигаться к С, В начинает двигаться; и оно движется с той же скоростью, с которой толкает его сила, отличная от силы жидкости, если предположить, что в последней нет частиц, двигающихся быстрее или по крайней мере с такой же скоростью. Ибо если отдельные из частиц движутся медленнее, то жидкость теряет природу текучести и уже недостаточно маленькой силы, чтобы двинуть находящееся в этой жидкости твердое тело, а требуется сила, которая превосходила бы сопротивление, оказываемое медленностью этих частиц жидкости. И потому мы часто замечаем, что воздух, вода и иные жидкости оказывают сильное сопротивление телам, движущимся в них очень быстро, и без всякого сопротивления поддаются, когда твердые тела передвигаются медленно.

LIX. Но если тело В так движется к С, должно думать, что оно получает свое движение не от внешней движущей его силы, но скорее со стороны частиц жидкости; так, понятно, что те частицы, которые составляют круги а е i о и а у u о, отдают из своего движения столько, сколько получают его частицы твердого тела В, находящиеся между о и а; при этом сами они уже попадают в часть круга а е i о и а у u о а: хотя, по мере того, как позднее проходят к С, они соединяются всегда с новыми частицами жидкости.

LX. Остается объяснить здесь, почему я прежде не сказал, что направление частиц а у i о изменяется не абсолютно, но лишь насколько требуется, чтобы они не препятствовали движению тела В. Именно, потому, что тело у не может двигаться скорее того, как оно двинуто привходящей силой, хотя часто все частицы жидкости DF обладают гораздо большим движением.

Одно из тех положений, которые должны нами особенно соблюдаться среди наших размышлений, это – не приписывать ни одной причине того, что превосходит ее силу. Так, положим, что твердое тело В, двигавшееся прежде в среде жидкости DF, теперь некоторой внешней силой, например силой руки, побуждается замедлить движение; так как здесь только этот толчок моей руки является причиной движения тела, то не должно полагать, что оно движется скорее, чем толкается; и если бы все частицы жидкости двигались значительно быстрее, не должно было бы считать, что они необходимо предназначены к кругообразным движениям а е i о а и а у u о а или подобным, которые быстрее этого толчка; как скоро частицы более побуждаются, они сами начнут двигаться в каком угодно ином направлении, нежели прежде.

LXI. Из этого ясно видно, что твердое тело, покоящееся в жидкости и окруженное последней, находится там как бы в равновесии, и что сколь велико оно ни было бы, всегда, однако, достаточно самой незначительной силы, чтобы оттолкнуть его в ту или другую сторону; та сила или приходит извне, или заложена в том, что жидкость несется в одну какую-либо сторону, подобно тому как волны несутся к морю или ветер Эвро в целом несется на запад. Раз так происходит, то необходимо, чтобы твердое тело, находящееся в подобной жидкости, неслось вместе с последней; и этому не препятствует правило четвертое, согласно которому, как раньше сказано, покоящееся тело не может быть толкаемо никаким иным меньшим телом, сколь быстро это последнее ни двигалось бы.

LXII. Если мы обратим внимание на истинную и абсолютную причину движения, которая состоит в перенесении движущегося тела из соседства иных, сцепленных с ним тел, и на то, что эта причина в каждом из взаимно сцепленных тел равна, хотя и не называется обычно одним и тем же именем, – мы вполне убедимся, что твердое тело, уносимое содержащей его жидкостью, движется далеко не так, как двигалось бы оно, не будь уносимо последней; ведь в первом случае твердое тело менее удаляется от окружающих частиц жидкости.

LXIII. Остается еще случай, где опыт, по-видимому, противоречит ранее найденным правилам движения; а именно, тот случай, когда мы наблюдаем во многих телах, значительно меньших, чем наши руки, столь тесное сцепление, что никакая сила рук не в состоянии разъединить эти тела. И если частицы не сцеплены никаким иным клеем, помимо покоя одних частиц подле других, и если всякое покоящееся тело может быть побуждаемо бóльшим движущимся телом, то не ясно с первого взгляда, почему, например, железный гвоздь или другое небольшое, но очень твердое тело не может быть разделено пополам одной силой наших рук. Ведь каждая половина этого гвоздя принимается за одно тело, и так как эта половина меньше нашей руки, то кажется, что она должна иметь возможность двигаться собственной силой руки и, таким образом, отделяться от другой половины. Но нужно заметить, что наши руки мягки и скорее приближаются к природе жидких, а не твердых тел, а потому обычно не целиком направляются на тело, движимое ими, но лишь той своей частью, которая касается данного тела. Так как в этом случае половина гвоздя, как скоро она отделена от другой половины, рассматривается как одно тело, то и часть руки, ближе касающаяся этой половинки гвоздя и меньшая последней, поскольку может быть отделена от других частей руки, рассматривается как тело; так как она легче отделяется от остальной части руки, чем соответственная часть гвоздя от его остальной части, и это отделение происходит с чувством боли, то мы и не можем сломать железный гвоздь рукой; если же я пожелаю сделать это, то, вооружись пилой, клещами или иными инструментами, чтобы их силой разделить тело на части меньшие, чем тело, которым мы пользуемся, помощью этих орудий можно преодолеть любую твердость тела.