Текст книги "Двойные неприятности"

ЧЕСТЕР ДРАМ

Дождь и снежная крупа били мне в лицо, и я чувствовал соленый привкус крови на губах. Если Скотт сейчас свеж, как майский цвет, он может меня прикончить. Но и я ему не дам спуску. Он выжидал удобного момента, отфыркиваясь и втягивая кровь в свой разбитый нос. Я двигался вокруг него, готовясь к схватке. Потом, улучив удобный момент, заехал ему кулаком в левое ухо. Удар отозвался глухой болью в суставах моих собственных пальцев и каким-то подозрительным хрустом.

Но Скотт как ни в чем не бывало спокойно сделал шаг в сторону, принял удобную стойку и обрушил град ударов в мое солнечное сплетение. Затем опустился на колено на цементную дорожку, словно сработал наконец мой удар левой. Я взглянул на него сверху вниз, но тут же его лицо оказалось вровень с моим, потому что я сложился пополам, твердя про себя: «Дыши, дыши, чертов дурень!» – моя диафрагма отказывалась двигаться, застряв под легкими.

Моя голова опустилась ему на плечо. Я больше не чувствовал ни дождя, ни снежной крупы, ни ветра. Скотт слабо поколачивал меня по ребрам и почкам. И тут я почувствовал запах – противный солоноватый запах прибоя – и снова задышал, а удары Скотта стали более сильными. Мы опять сцепились. Я пытался схватить его руки, Скотт – мои.

– Что за... чертовщину ты нес тут насчет Блю-Джей? – выдохнул я ему в ухо. – Думаешь, я приехал туда осматривать достопримечательности?

– Ты участвовал в похищении Фроста, – прошипел Скотт сквозь зубы, когда мы сцепились и повисли друг на друге.

– Это я-то занимался похищением Фроста?! – заорал я. – Ну ты и балда! Поэтому твои сообщники спустили меня с лестницы?

– Мои сообщники?!

Его ярость и мое негодование, а может, наоборот, или и то и другое, вместе взятое, заставило нас расцепить руки. Мы пожирали друг друга глазами, судорожно глотая воздух разбитыми ртами. Мои легкие пылали огнем. Скотт слегка замешкался, и я бросился на него. Но я вскинул руки, а он пригнулся.

И на мое многострадальное солнечное сплетение снова посыпались удары. Я тяжело осел наземь.

Но к тому времени и Скотт тоже оказался сидящим на заднице... беспомощно склонив голову.

«Встань и прикончи его, – мысленно говорил я себе. – Встань и покончи с ним». И я попытался встать. Опять-таки мысленно. Некоторое время мы оба просто сидели на цементе.

– Мягко? – ехидно спросил я.

Скотт исхитрился подняться на ноги, постоял, покачиваясь, несколько секунд, а потом бросился на меня. Я успел откатиться в сторону. Он упал ничком, а я навалился ему на спину и получил огромное удовольствие, ткнув его несколько раз физиономией в мокрый цемент.

Тут он вывернулся из-под меня и принялся размахивать руками, наподобие лопастей ветряной мельницы в шторм. Я ощутил спиной холодный цемент. Скотт решил использовать меня в качестве шанцевого инструмента для прокладывания дороги вперед. Я вцепился в лацканы его плаща и рванул на себя так, что плащ затрещал по швам. Я замолотил ногами. Скотт отстал от меня. Тогда мы оба поползли друг к другу на четвереньках, а потом стали подниматься на ноги. На этот раз гораздо медленнее. С каждым разом подниматься становилось все труднее и труднее.

Я вложил всю свою силу в удар правой руки. Удар был точным, но недостаточно сильным. Тяжесть руки, вобравшая в себя вес всего тела, оказалась не пропорциональной силе удара, снова отбросившего Скотта на землю.

«Вот так-то», – самодовольно подумал я, с трудом переводя дыхание. Я был абсолютно уверен, что на сей раз он уже не поднимется, что с ним покончено навсегда.

Однако Скотт мгновенно вскочил на ноги. Он пребывал в такой ярости, что, казалось, сейчас схватит мой «крайслер» и швырнет его в меня. Но вместо этого он использовал один из любимых своих приемов – левый хук в плечо с разворотом на сто восемьдесят градусов. И аккуратный удар мне в челюсть справа.

И я снова оказался на земле.

ШЕЛЛ СКОТТ

Когда Драм снова поднялся, я нанес ему удар правой, а потом и левой. Он слегка потряс головой, а потом врезал мне кулаком по носу. Из глаз у меня полились слезы, и я не разглядел нацеленного на меня кулака. На сей раз он пришелся мне по подбородку, свернув мою голову под углом в сорок градусов. Это было слишком, но я в конце концов понял, что больше ударов не последует. И их не последовало.

Когда зрение вернулось ко мне и снова стало ясным, как прежде, я увидел Драма сидящим на заднице, бессильно опустив руки на колени. Рот у него был открыт, и он прерывисто дышал. Я стоял на четвереньках и тоже глотал воздух ртом.

Тяжелые капли стекали у меня с губ и падали на цемент. В какой-то момент мне показалось, что истекает сама плоть губы, но это была всего лишь кровь. Я даже подумал с удовлетворением, что, видимо, во мне осталось еще вполне достаточно крови.

С неба снова посыпалась крупа, и ветер буквально валил меня с ног, особенно если учесть мое нынешнее состояние.

Когда мне удалось снова поднять голову, Драм тупо смотрел на меня. Я провел языком по зубам. Они пока были на месте. Видно, у меня чрезвычайно крепкие зубы.

– Драм, – сказал я, – ты – старый ублюдок. Ты – старый ублюдок, Драм.

– Угу, – сказал он. – А ты – сукин сын. У тебя вид умирающего, побитый сукин сын.

– Не питай таких надежд. Я выживу. Я так думаю.

– У тебя нет ни единого шанса.

– Не исключено, что у меня внутреннее кровотечение, но я вижу, что и у тебя тоже, только наружное. – Я помолчал. – Послушай, Драм.

– Ну?

– Не думаю, чтобы из этого что-то получилось.

Он согласно кивнул, слегка поморщился, но некоторое время не мог ничего сказать. Наконец произнес:

– Я же тебе говорил. Я тоже так думаю.

– Нет, мне это первому пришло в голову.

Он осклабился.

До нашей потасовки, подумал я, он казался довольно приятным на вид парнем. Хотя, конечно, не таким, как я.

Я ощупал рукой свое волевое лицо. Черт, да я сам на себя не похож! Теперь колокола у меня в голове звонили тише, почти тикали, как часы.

– Драм, старый ублюдок, – сказал я примирительным тоном, – нам придется выяснять отношения другим путем. Но послушай. Я все понял, когда Эрик Торгесен выпустил тебя из тюрьмы во Фронт-Ройале. После того как ты размозжил голову Таунсенду Хольту. Поэтому теперь, пока я не вышиб из тебя дух, скажи мне: почему ты убил Хольта? Зачем это тебе понадобилось?

Драм закрыл глаза, а затем медленно открыл их. Насколько они смогли открыться. И устало проговорил:

– Ты – балда. Я тебе вот уже целый час толкую. Это ты по уши в дерьме. Я никого не убивал. Просто я защищал интересы миссис Сэнд...

– Ну да! Это я защищал интересы миссис Сэнд. В понедельник утром она поручила мне заняться поисками ее отца. Вот ты и попался, Драм!

– И кроме того, веду расследование по поручению Хартселльской комиссии.

Конечно же он лжет, подумал я и снова почувствовал, как во мне нарастает праведный гнев. К сожалению, ничего, кроме гнева. Сидит тут и нагло врет! Пока он нес этот бред, я улегся поудобнее.

Не могу сказать точно, когда это произошло. Возможно, полежав на холодном цементе, подставив лицо дождю и снегу, я слегка образумился. Во всяком случае, голова у меня явно прояснилась, и я начал улавливать в его словах определенный смысл. На меня вдруг накатила дурнота, словно меня окатили расплавленным шербетом. Некоторые из его фраз прочно врезались мне в память: «...Хольт наверняка звонил Рейгану, чтобы сообщить ему, что он все устроил. Инсценированное похищение, в котором Хольт должен был выступить в роли спасителя Алексис и заполучить находившиеся при ней бумаги отца. Но Хольт так и не появился. А вместо него появился я. Я разделался с этими двумя мерзавцами...»

Я припомнил, как Алексис рассказывала мне о принце Чете, который появился откуда ни возьмись, словно ракета, и набросился на них, и еще что-то в этом роде. Все сходится.

Чувствуя подступающую тошноту, я приподнялся сначала на одном, к тому же саднящем локте, потом с трудом заставил себя подняться на ноги.

– Драм, – сказал я загробным голосом.

– Да?

– Кто натравил полицейских на меня с Рейгеном? Я думал, это ты.

– Это действительно был я. Все сходилось к тому, что ты действуешь заодно с Рейгеном. Черт, я же видел тебя с ним!

Мне стало еще хуже.

– Нет, это я видел тебя с ним, Драм... Я думаю... мы оба сейчас потеряем сознание.

ЧЕСТЕР ДРАМ

Возможно, в этом Скотт оказался прав. Может быть, мы и в самом деле были на грани потери сознания. Вам никогда не доводилось видеть борцов-тяжеловесов, сражающихся за приз «Золотая перчатка»? Они выступают в перчатках, каждая из которых весит шестнадцать унций, то есть целый фунт, и после пары раундов – если им удается продержаться – этот вес становится для борца непомерным, он просто не может поднять рук. Мы со Скоттом сейчас походили на этих борцов. Судя по тому, что мне удалось разглядеть в темноте, вид у него был не слишком-то бравый. Должно быть, я тоже выглядел не лучше, а может, даже и хуже.

Я, подобно борцу-тяжеловесу, не мог поднять руки. Что же касается Скотта, честно признаюсь, я был им восхищен. Он смог бы вступить в единоборство с сильнейшими из них. Кроме того, пару раз он запросто мог меня прикончить, но не сделал этого. Он отменно умел драться.

Мы оба кое-как держались на ногах, но не более того. То, что он говорил, звучало весьма странно в устах человека, который, как я считал, продался Рейгену. Вид у него был жуткий. Я чувствовал себя не лучше. В какой-то момент мне показалось, что на его разбитых в кровь губах мелькнула улыбка.

– Но какого черта ты делал в Блю-Джей? – спросил он.

Мои губы тоже основательно распухли, и произносимые мною слова звучали невнятно:

– Я же говорил тебе. Я пытался опередить молодчиков Рейгена. Но меня вырубили.

– Я тебя не вырубал. Если бы это сделал я, то ты закусил бы пулями, приняв их за витамины. – Скотт поднял руку и стал тыкать своим распухшим пальцем в мою сторону. – Тогда какого черта тебе понадобилось тут?

– Маркер уже готов был расколоться. Так сказал оперативник по имени Моуди, работающий с Хартселлом. Я примчался ему на помощь, но опоздал. Пара гадов под пытками заставили Моуди сказать, что Фрост скрывается в Блю-Джей.

Левый глаз Скотта приоткрылся пошире. Правый совершенно заплыл и почти совсем не открывался.

– Минк и Кэнди? – спросил он.

– Ага, они самые. Но Моуди также сообщил сенатору, что ты тоже суешься в расследование смерти Брауна Торна, поэтому я...

– Еще бы мне не соваться! Браун был одним из самых близких моих друзей. Значит, говоришь, работаешь по заданию Хартселла?

– Да, веду специальное расследование. Черт побери, я ведь это тебе уже говорил!

Мы посмотрели друг на друга. Он был другом Брауна Торна. Я занимаюсь расследованием по поручению Хартселла. Я моргнул одним глазом. Другим не получалось.

– У тебя неплохая репутация, – сказал я нехотя. – Тебя нарекли Четом Драмом из Лос-Анджелеса.

– Десять минут назад я был готов запихать им эти слова обратно в глотки. А теперь не знаю, – сказал он и добавил: – Сегодня ты оказался на высоте.

– Ты умеешь орудовать кулаками, – заметил в свою очередь я.

– Косвенные улики, – сказал Скотт. – Каждый раз, как я слышал твое имя, мне глаза застилал красный туман из-за этих косвенных улик.

– Со мной происходило то же самое, Скотт. Это было неизбежно, судя по тому, как разворачивались события.

– Ты вооружен?

– Ага. Но не воспользовался пистолетом, потому что подумал, что те, кто внутри, могут услыхать выстрел. Ведь и ты отбросил свое оружие по той же самой причине, разве нет?

– Угу. К этому-то я и клоню.

Мы оба таращились друг на друга еще некоторое время, потом он улыбнулся. Скотт со смущенным видом протянул мне руку. Наверное, и у меня был не менее смущенный вид.

Я пожал его руку. Рукопожатие оказалось не слишком крепким: у нас просто не было сил.

– Итак, мы задали отменную взбучку друг другу, – продолжал я, – а как мы поступим с негодяями, которые собрались в этом сарае?

Не успел он ответить, если только вообще собирался отвечать, как вспыхнул свет. Но не у нас в головах, как это случалось раньше, а повсюду на взлетно-посадочной полосе.

Соломинка в чужом глазу

Тайдуотер, штат Мэриленд, 22 ч. 40 мин., воскресенье, 20 декабря

ШЕЛЛ СКОТТ

Мы, словно по команде, настороженно огляделись по сторонам.

Драм в ходе нашей длительной разборки и после нее обрисовал в общих чертах суть происходящего. Я в свою очередь дополнил общую картину фактами, известными только мне. Поэтому мы оба поняли, что означают эти сигнальные огни.

Ожидается прибытие какого-то самолета. Но кто и зачем прилетает на этот заброшенный аэродром, да еще в такую непогоду? Чтобы встретиться с Сэндом и Аббамонте?

Это может быть только Джон Рейган.

Рейген и еще одна шайка вооруженных бандитов. У меня неожиданно возникло такое ощущение, словно меня привязали к бомбе с коротким и уже горящим запальным шнуром.

– Это... слегка затрудняет мой ответ на твой вопрос, – сказал я. – Насчет того, что делать с гадами, которые внутри. Скоро их будет полно и снаружи, они спустятся с неба, а возможно, даже выскочат из-под земли.

– Рейген, а кто еще может прибыть с ним? – спросил Драм.

– Кэнди и трое-четверо вооруженных бандитов, но может, и больше.

Драм выглядел ужасно. Теперь, когда включили огни на взлетно-посадочной полосе, мы могли довольно хорошо разглядеть друг друга, хотя лучше было бы не видеть. Я прекрасно понимал, что мой собственный вид не способен доставить мне удовольствие. И судя по выражению лица Драма, у него он тоже не вызывал эстетического наслаждения. Он осматривал меня с головы до ног, затем снова обращал взгляд на мое лицо, словно пытался отыскать на нем нос. Потом, помедлив, сказал:

– У нас еще есть шанс до смерти напугать их.

И в тот самый момент мы вдруг поняли, что стоим на открытой местности и отовсюду видны как на ладони. Мы бросились бежать к зданию, которое находилось чуть поодаль, приблизительно в сорока ярдах от нас, и добрались до спасительной стены, пробежав кружным путем восемьдесят-девяносто ярдов. Драм оказался там раньше меня, потому что в последний момент случайно споткнулся и пролетел по воздуху оставшееся расстояние до здания. Он приземлился на колени, жутко запыхавшись, а я с разбегу наскочил на него и полетел головой вниз. Разогнавшись, я никак не мог остановиться. Когда мне удалось снова встать на ноги, я понял, что они больше не пригодны для ходьбы. А когда ты не можешь ни стоять, ни ходить, то, как говорится, дальше ехать некуда.

Драм все еще никак не мог отдышаться.

– Дело плохо, – сказал я. – Мы сейчас не в состоянии вызволить оттуда женщину. С ней рядом находится полдюжины, а то и дюжина мерзавцев. А теперь еще и Рейген прибывает со своими головорезами. О, как это... мерзко!

– Я осматривал, – заговорил Драм, все еще не отдышавшись, – ангар и административное здание. Мы можем... войти внутрь и, может быть... может быть... он...

– Ага.

– Может быть... ох... – Он замолк. – Ну а может, у тебя есть предложение получше?

Пришлось признаться, что у меня предложений нет. Что свидетельствовало о том, насколько низко могут пасть мыслительные способности человека. И если уж на то пошло, с трудом переводил дыхание не только Драм, но и я тоже. Дело в том, что мы начинали фразу на выдохе, и у нас, естественно, не хватало дыхания, чтобы ее завершить.

Теперь сквозь ветер и дождь мы могли различить приглушенный рев самолетных двигателей.

– Несомненно, это Рейген, – сказал я. А потом у меня в голове мелькнула догадка, и я ее тотчас же высказал: – А может быть, доктор Фрост и Алексис.

Драм кивнул:

– Если они еще живы. Какой самолет у Рейгена?

– Какой-то «ДС-3».

– "ДС-3" – это «Дакота», старый двухмоторный рейсовый самолет. Вместимость около двадцати пассажиров.

– Славно. Двадцать. А он, случаем, не бомбардировщик? Не скинут ли они нам что-нибудь на голову?

Драм показал рукой:

– Вот он летит.

Я последовал взглядом за его пальцем, устремленным к небу. И тут я увидел нечто страшное, даже ужасающее. «Нечто» было похоже на часть огромного, разбухшего века, зрелище перемещающегося в воздухе куска плоти... Я закрыл глаза и когда снова их открыл, то уже ничего не увидел. Ну конечно же это и в самом деле была часть моего собственного, огромного, распухшего века. Я предпринял вторую попытку и, воспользовавшись своим единственным действующим глазом, на этот раз увидел мерцающий на крыле самолета красный огонек. Через мгновение стал виден еще один огонек, когда самолет сделал вираж и развернулся к нам, держа курс на посадочную полосу.

Теперь мы были лишены возможности спрятаться где-нибудь понадежнее.

Драм все никак не мог избавиться от навязчивой идеи спасения девушки и ни о чем другом не желал думать.

– Если мы сумеем быстренько проникнуть внутрь... и как-нибудь справимся с теми, кто там находится, то сможем устроить достойную встречу Рейгену и его молодчикам.

– Вот это «как-нибудь» и беспокоит меня, Драм. – Я покачал головой, застонал от боли, затем придал голове устойчивое положение и сказал: – Боюсь, единственный способ избавиться от этой банды негодяев – заставить их нам помочь и перестрелять друг дружку. Что же касается применения силы... то сил у меня не осталось.

Драм мрачно кивнул:

– Понимаю, куда ты клонишь, Скотт. Хочешь сказать, это из-за драки. Ты и сам высосал из меня больше соков, чем их во мне было.

– Да. Ведь я же победил. Но чувствую себя так, словно проиграл.

Это был момент несвойственной нам обоим нерешительности. Ситуация складывалась явно не в нашу пользу. Мы с безысходной тоской следили за приближающимся самолетом – вот так приговоренные к смертной казни арестанты смотрят на взвод солдат, ждущих команды «Огонь!». С минуты на минуту колеса «Дакоты» коснутся посадочной полосы. Мы с обреченным видом ждали развязки. Но тут Драм вдруг повернулся ко мне и как-то странно взглянул на меня.

– Скотт, – сказал он, – разве ты не говорил, что можно одержать над ними верх, если они перестреляют друг друга?

– Угу. Но скорее я сказал, что...

И тогда до меня дошло. И растерянности как не бывало.

Смешно сказать, но к взаимопониманию и согласию мы пришли путем смертельной битвы, битвы не на жизнь, а на смерть, словно в ходе ее возникла некая мыслительная алхимия, побудившая нас мыслить одинаково.

Мы быстро обсудили ситуацию, и я ощутил возбуждение, придавшее сил моему телу.

– Аббамонте уже почти удалось спихнуть Сэнда, – сказал Драм. – Я был свидетелем, как здесь, в этом заброшенном аэропорту, его холуй вмазал Сэнду по челюсти сорок пятым калибром.

– Я видел результат. И я точно знаю: Рейген готов убить Сэнда в любой момент, при условии, конечно, что ему это сойдет с рук.

– А Сэнд из кожи вон лезет, чтобы приструнить Аббамонте. И они оба находятся здесь. Сэнд зубами держится за свое место. Он вполне может подумать, что Рейген заодно с Аббамонте.

– Дьявольщина! – воскликнул я. – Мы и впрямь можем стравить их, так что они с готовностью перестреляют друг друга. Ни один из этих негодяев не подозревает о чьем-либо присутствии здесь. Если ты сделаешь несколько выстрелов в Рейгена и его банду как бы из ангара, то они, естественно, решат, что это дело рук вступивших в сговор Сэнда и Аббамонте. А если я отвечу огнем на твои выстрелы снаружи, то получится обратный эффект: Сэнд и Абба подумают, что Рейген и его молодчики решили прикончить их.

Драм осклабился.

– Это может сработать. Но для этого мне необходимо както пристроиться к банде Аббы и Сэнда. А тебе – к шайке Рейгена. И только. Есть смысл попытаться.

– Они уже готовы к подобным акциям.

– Так давай осуществим их на практике!

Мы были в полной боевой готовности. Я увидел воинственный огонек в глазах Драма и почувствовал, что мои глаза тоже загорелись. «ДС-3» заходил на посадку.

– Я попытаюсь проникнуть внутрь, – сказал Драм. – Там Хоуп.

– Мы все точно рассчитали. Мне лучше держаться поближе к Рейгену.

«Ох уж эти огни! – подумал я. – Мне не удастся приблизиться вплотную к Рейгену и его спутникам и остаться при этом неузнанным, пока здесь светло как днем».

– Драм, – сказал я слегка приглушенным голосом, – когда увидишь, что сигнальные огни на взлетно-посадочной полосе погасли, знай, что я там. Потом у меня уже не будет времени на это. А у тебя и своих хлопот в ангаре хватит. Между прочим, а что находится внутри?

Драм вкратце описал все, что ему удалось увидеть, когда он неожиданно оказался в этом гараже-ангаре несколько дней назад. Ангар находился в передней торцевой части строения.

Среднее отделение, расположенное непосредственно за ангаром, отведено, видимо, под гараж, а в дальнем крыле – некое подобие административного сектора, или контора. Кстати, это – единственное помещение, в котором имеются окна.

Скорее всего именно там и происходит сборище.

– Это уже кое-что, – сказал я, – по крайней мере, теперь у меня есть представление о месторасположении конторы.

Драм кивнул:

– Детали будем уточнять по мере развития событий. В любом случае я сделаю первый выстрел, целясь поверх твоей головы.

– Желательно, чтобы ты сделал несколько выстрелов. Эти головорезы готовы палить куда угодно и в кого угодно, возможно, за исключением Рейгена, но для этого они должны почувствовать, что их предали. Сразу после твоих выстрелов я открою огонь по административному крылу здания.

Драм широко улыбался:

– Сумасшедший план.

– Конечно.

Так оно и было в действительности. И был также шанс на успех. Всего лишь один шанс. Но мне этого было достаточно.

И Драму – тоже.

– В любом случае я подпущу вас как можно ближе, – сказал Драм и добавил шутливым тоном: – Пока не увижу соринку в твоем глазу.

– Не сомневаюсь, Драм, что с этим у тебя не будет проблем.

Он протянул мне руку:

– Удачи тебе, Шелл!

Всего два слова, но его крепкое рукопожатие сказало все остальное.

Я пожал ему руку:

– Удачи тебе, Чет!

В последнюю минуту перед тем, как разбежаться в разные стороны, мы посмотрели на самолет. Теперь «ДС-3» уже коснулся посадочной полосы и катил по ней прямо к ангару. И опять перед моим мысленным взором возникла картина: обреченные на смерть перед взводом солдат с винтовками на изготовку. Сейчас эта картина могла стать реальностью, а скорые на руку молодчики Рейгена вполне могли стать теми самыми стрелками.

Однако вполне возможно, что целиться они будут не в нас.