Текст книги "Перси Джексон и лабиринт смерти"

Глава восьмая
Мы оказываемся на ранчо демонов

Наконец мы остановились в зале с водопадами. Вместо пола там была одна сплошная яма, со скользкой каменной галереей вдоль стен. Вокруг со всех сторон хлестала вода из огромных труб. Вода падала в яму. Дна у ямы видно не было, даже когда я светил туда фонариком.

Бриарей привалился к стене. Он зачерпнул воду сразу дюжиной пригоршней и умылся.

– Эта яма ведет прямиком в Тартар, – пробормотал он. – Наверно, мне следует прыгнуть туда, чтобы избавить вас от хлопот.

– Не надо так говорить! – сказала ему Аннабет. – Ты можешь вернуться с нами в наш лагерь. Ты можешь помочь нам приготовиться к атаке. Ты же знаешь о сражениях с титанами больше, чем кто бы то ни было!

– Мне нечего вам предложить, – произнес Бриарей. – Я лишился всего.

– А как насчет твоих братьев? – спросил Тайсон. – Двое других уж точно высокие, как горы! Мы можем отвести тебя к ним.

Лицо Бриарея сменилось еще более печальным: скорбным.

– Их больше нет. Они исчезли.

Грохотали водопады. Тайсон смотрел в бездну, смаргивая слезы со своего единственного глаза.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я. – Что значит «исчезли»? Я думал, чудовища бессмертны, как и боги.

– Перси, – слабым голосом сказал Гроувер, – даже бессмертие имеет свои пределы. Иногда… иногда чудовищ забывают, и они теряют волю и желание оставаться бессмертными.

Я посмотрел в лицо Гроуверу и спросил себя, не о Пане ли он думает. Я вспомнил то, что некогда сказала нам Медуза: как ее сестры, другие две горгоны, ушли из жизни, оставив ее одну. Вот и в прошлом году Аполлон говорил что-то насчет того, что древний бог Гелиос исчез, и теперь он сам вынужден выполнять обязанности бога солнца. Я об этом никогда особо не задумывался, но теперь, глядя на Бриарея, осознал, как это, наверно, ужасно: быть таким древним – ему же много-много тысяч лет! – и при этом совершенно одиноким.

– Я должен уйти, – сказал Бриарей.

– Армия Кроноса вторгнется в лагерь, – произнес Тайсон. – Нам нужна помощь.

Бриарей повесил голову.

– Я не могу вам помочь, циклоп.

– Ты же сильный!

– Уже нет.

Бриарей встал.

– Эй!

Я ухватил его за одну из рук и отвел в сторону, туда, где рев воды заглушал наши голоса.

– Бриарей, ты нам нужен. Если ты вдруг не заметил, Тайсон в тебя верит. Он ради тебя жизнью рисковал!

И я рассказал ему все: про план вторжения Луки, про вход в Лабиринт на территории лагеря, про мастерскую Дедала, про золотой гроб Кроноса…

Бриарей только мотал головой.

– Не могу, полубог! У меня нет пистолета, с которым можно выиграть эту игру.

И, словно в качестве иллюстрации, сложил из пальцев сразу сотню пистолетиков.

– Может, поэтому монстры и исчезают, – сказал я. – А совсем не из-за того, что смертные в них не верят. Может быть, вы просто сами сдаетесь, и все.

Его чисто карие глаза уставились на меня. Его лицо снова видоизменилось: теперь оно выражало стыд. Потом он повернулся, зашагал по коридору и исчез во тьме.

Тайсон всхлипнул.

– Все хорошо! – Гроувер опасливо похлопал его по плечу. Должно быть, ему для этого потребовалось все его мужество.

Тайсон фыркнул.

– Ничего хорошего, козлик! Он же был для меня героем…

Мне хотелось его утешить, но я не знал, что сказать.

Наконец Аннабет встала и вскинула на плечи свой рюкзак.

– Идем, парни. Эта яма меня нервирует. Давайте найдем для ночевки место поуютнее.

Мы расположились в коридоре, сложенном из массивных мраморных блоков. Судя по его виду, это могла быть часть греческой гробницы. В стены были вделаны бронзовые держатели для факелов. Похоже, это была более старая часть Лабиринта, и Аннабет решила, что это добрый знак.

– Мы, наверно, уже близко к мастерской Дедала, – сказала она. – Всем отдыхать! Утром двинемся дальше.

– А откуда мы узнаем, что уже утро? – спросила Гроувер.

– Ты, главное, отдыхай, – велела Аннабет.

Гроувера не пришлось уговаривать дважды. Он вытащил из своего рюкзака охапку соломы, часть съел, из остальной сделал подушку и в два счета захрапел. Тайсону потребовалось больше времени, чтобы улечься спать. Он некоторое время возился с какими-то железяками из своего конструктора, но, что бы он там ни делал, его это явно не устраивало. Он то и дело все разбирал и начинал заново.

– Извини, что потерял щит, – сказал я ему. – Ты так старался, чинил его…

Тайсон поднял взгляд. Глаз у него покраснел от слез.

– Не волнуйся, брат. Ты меня спас. Тебе не пришлось бы меня спасать, если бы Бриарей нам помог.

– Он просто перепугался, – произнес я. – Я уверен, он еще придет в себя.

– Он не сильный, – проговорил Тайсон. – Он теперь никто.

Он шумно и тяжело вздохнул, потом закрыл глаз. Железяки выпали у него из руки, так и не собранные, и Тайсон захрапел.

Я и сам пытался заснуть, но никак не получалось. После того, как за тобой гонялась громадная драконица с отравленными саблями, расслабиться почему-то довольно трудно. Я взял свой спальник и перетащил его поближе к Аннабет, которая сидела на страже.

Я сел рядом с ней.

– Ложился бы ты спать, – сказала она.

– Не спится мне. А ты-то как, в порядке?

– Ну конечно! Первый день во главе экспедиции. Круто!

– Мы доберемся, – кивнул я. – Мы найдем мастерскую раньше Луки.

Она отвела с лица прядь волос. На подбородке у нее было грязное пятно, и я представил, как она выглядела маленькой, когда они бродили повсюду с Талией и Лукой. Как-то раз, когда ей было всего семь лет, она спасла их из жилища злого циклопа. И даже когда она выглядела испуганной, вот как сейчас, я все равно знал, что она очень мужественная.

– Просто лучше бы этот поход подчинялся какой-то логике! – жалобно вздохнула она. – Ну, в смысле, мы куда-то идем, но при этом понятия не имеем, куда мы придем. Вот как можно было за день дойти от штата Нью-Йорк до Калифорнии?

– В Лабиринте пространство другое.

– Да знаю, знаю. Но просто… – она неуверенно взглянула на меня. – Перси, я обманывала сама себя. Я столько планировала, столько читала, но я все равно понятия не имею, куда мы идем.

– Да у тебя все отлично получается. А потом, мы ведь никогда не знаем, что делаем. А как-то всегда выкручиваемся. Помнишь остров Цирцеи?

Она фыркнула.

– Из тебя вышла очень милая морская свинка!

– А тогда, в вотэрленде, когда нас из-за тебя выбросило из лодки?

– Из-за меня? Это все из-за тебя получилось!

– Ну вот. Видишь? Все же хорошо кончилось.

Она улыбнулась. Я был рад это видеть – но улыбка быстро исчезла.

– Перси, что имела в виду Гера, когда говорила, что, ты знаешь способ пройти Лабиринт?

– Не знаю, – признался я. – Честно.

– Но ты же сказал бы мне, если бы знал?

– Конечно. Может быть…

– Что – «может быть»?

– Может быть, если бы ты сказала мне последнюю строчку пророчества, это бы помогло.

Аннабет содрогнулась.

– Только не здесь! Не в темноте.

– А как насчет выбора, о котором упоминал Янус? Гера сказала…

– Прекрати! – отрезала Аннабет. Потом судорожно вздохнула. – Извини, Перси. У меня просто стресс. Но я не… Мне надо подумать.

Мы сидели молча, прислушиваясь к странным скрипам и стонам Лабиринта – отзвукам трущихся друг о друга камней: тоннели ведь постоянно менялись, росли, расширялись. Тьма заставила меня вспомнить видения, в которых я видел Нико ди Анджело, и внезапно я кое-что понял.

– Нико тоже где-то тут, внизу, – сказал я. – Вот как он исчез из лагеря. Он отыскал Лабиринт. А потом нашел путь, который ведет еще глубже – в подземный мир. Но теперь он снова в Лабиринте. Он ищет меня.

Аннабет долго ничего не отвечала.

– Перси… Надеюсь, ты ошибаешься. Но если ты прав…

Она смотрела на луч фонарика, отбрасывающего тусклый круг на каменную стену. У меня было ощущение, что она думает о своем пророчестве. Я никогда еще не видел ее такой усталой.

– Слушай, давай, я подежурю первым? – предложил я. – Если что-нибудь случится, я тебя разбужу.

Аннабет, похоже, хотела что-то возразить, но потом кивнула, растянулась на своем спальнике и закрыла глаза.

Когда пришла моя очередь спать, мне приснилось, что я снова очутился в тюрьме в Лабиринте, где держали того старика.

Теперь камера сделалась больше похожей на мастерскую. Столы были завалены измерительными инструментами. В углу жарко полыхал горн. Мальчишка, которого я видел в прошлом сне, раздувал мехи. Теперь он был постарше, почти мой ровесник. К трубе горна была приделана какая-то хитрая вытяжка, которая отводила дым и жар в трубу, уходящую в пол, рядом с большим бронзовым люком.

Был день. Небо над головой было синее, однако стены Лабиринта отбрасывали на мастерскую густые тени. После того, как я столько времени провел в тоннелях, мне казалось странным, что часть Лабиринта находится под открытым небом. Из-за этого Лабиринт почему-то казался еще более жестоким местом.

Старик выглядел совсем больным. Он ужасно исхудал, руки были все в ссадинах и красные от работы. Седые волосы падали ему на глаза, туника испачкалась в смазке. Он склонился над столом, трудясь над каким-то длинным металлическим изделием из множества деталей – нечто вроде полосы кольчужного полотна. Он взял тонкий бронзовый завиток и приладил его на место.

– Готово! – объявил он. – Все готово.

Он показал свое изделие. Оно было так прекрасно, что у меня аж сердце зашлось: это были металлические крылья, изготовленные из тысяч заходящих друг на друга бронзовых перьев. Крыльев было две пары. Одни еще лежали на столе. Дедал растянул раму, и крылья распахнулись метров на шесть. В глубине души я знал, что летать на этом нельзя. Крылья слишком тяжелые, от земли на них никак не оторваться. Но какая великолепная работа! Металлические перья засверкали на солнце, засияли тридцатью оттенками золотого.

Мальчишка бросил мехи и подбежал поглядеть. Он широко улыбнулся, несмотря на то что был весь чумазый и потный.

– Отец, ты гений!

Старик улыбнулся.

– Скажи мне лучше что-нибудь, чего я не знаю, Икар. Ну, давай скорее! На то, чтобы их приладить, уйдет не меньше часа. Давай!

– Ты первый! – сказал Икар.

Старик запротестовал, но Икар настаивал.

– Это же ты их сделал, отец! Тебе и должна принадлежать честь первым их надеть.

Мальчишка застегнул на отце кожаную сбрую, похожую на альпинистскую страховочную систему, с ремнями, идущими от плеч к запястьям. Потом принялся крепить крылья, используя металлическую емкость, напоминающую огромный клеевой пистолет.

– Эта восковая смесь должна продержаться несколько часов, – нервно произнес Дедал, пока его сын трудился. – Но ей нужно время, чтобы схватиться. И хорошо бы не взлетать слишком высоко и не спускаться слишком низко. Морская вода размоет клей…

– А жар солнца его растопит, – закончил мальчик. – Хорошо, отец. Миллион раз ведь уже обсуждали!

– Осторожность никогда лишней не бывает.

– Отец, я полностью доверяю твоим изобретениям! Никого умнее тебя не было, нет и не будет.

Глаза у старика вспыхнули. Было очевидно, что он любит сына больше всего на свете.

– Ну, теперь я займусь твоими крыльями, а моим это даст время как следует схватиться. Давай!

Дело шло медленно. Старческие руки долго возились с ремнями. Ему было трудно удерживать крылья на месте, пока он их крепил. Его собственные металлические крылья, похоже, тянули его к земле, постоянно мешая работать.

– Медленно, слишком медленно! – пробормотал старик. – Как я медлителен…

– Не торопись, отец, – сказал мальчишка. – Стражники не явятся раньше, чем…

БУМ!

Двери мастерской содрогнулись. Дедал заложил их изнутри деревянной подпоркой, но они все равно чуть не слетели с петель.

– Скорее! – воскликнул Икар.

БУМ! БУМ!

В двери били чем-то тяжелым. Подпорка держалась, но в левой створке появилась щель.

Дедал лихорадочно трудился. Капля горячего воска упала на плечо Икару. Мальчишка поморщился, но не вскрикнул. Левое крыло было приделано к ремням, и Дедал взялся за правое.

– Времени должно было быть больше! – пробормотал Дедал. – Они пришли слишком рано! Нужно время, чтобы клей застыл!

– Ничего, и так сойдет, – сказал Икар, когда отец управился с правым крылом. – Помоги мне сдвинуть люк…

БАЦ! Двери треснули, в щель просунулся бронзовый наконечник тарана. Топоры быстро расчистили путь, и в помещение вошли двое вооруженных стражников, а следом за ними – царь в золотой короне и с бородой в форме наконечника копья.

– Так-так, – сказал царь с жестокой улыбкой. – Куда собрались?

Дедал и его сын застыли. Металлические крылья сверкали у них за спиной.

– Мы улетаем, Минос, – произнес старик.

Царь Минос хмыкнул.

– Мне любопытно было посмотреть, далеко ли пойдет это твое изобретеньице прежде, чем я разрушу твои надежды. Надо сказать, я впечатлен.

Царь полюбовался крыльями.

– Вы похожи на бронзовых кур, – решил он. – Возможно, стоит вас ощипать и бросить в суп.

Стражники глупо заржали.

– Бронзовые куры! Суп! – повторил один.

– Заткнись! – приказал царь. Потом снова обернулся к Дедалу. – Старик, ты допустил, чтобы моя дочь сбежала. Ты довел мою жену до безумия. Ты убил мое чудовище и сделал меня посмешищем для всего Средиземноморья. Ты никогда отсюда не уйдешь!

Икар схватил восковой пистолет и выстрелил в царя горячим воском. Тот удивленно отшатнулся. Стражники ринулись вперед, но оба получили струю расплавленного воска в лицо.

– Открывай! – крикнул Икар отцу.

– Хватайте их! – взревел царь Минос.

Старик с сыном вдвоем сдвинули крышку люка, и из земли ударил столб горячего воздуха. Царь, не веря своим глазам, смотрел, как изобретатель с сыном устремились в небо на бронзовых крыльях, несомые восходящим потоком.

– Стреляйте! – завопил царь. Но луков у стражников не было. Один в отчаянии метнул было вслед свой меч, но Дедал с Икаром уже оказались вне досягаемости. Они покружили над Лабиринтом и царским дворцом, потом полетели прочь над городом Кноссом и дальше, над скалистыми берегами Крита.

Икар рассмеялся.

– Свобода, отец! У тебя все получилось!

Мальчик расправил крылья во всю ширь, и ветер понес его прочь.

– Постой! – окликнул Дедал. – Осторожней!

Но Икар был уже над морем. Он несся на север, радуясь их удаче. Он взмыл еще выше, напугав орла, летевшего своей дорогой, потом ринулся с высоты к морю, точно прирожденный летун, выйдя из пике в последний момент. Его сандалии зацепили гребешки волн.

– Прекрати! – крикнул Дедал. Но ветер унес его голос прочь. А сын опьянел от свободы.

Старик пытался его догнать, неуклюже планируя вслед за сыном.

Они были уже в нескольких милях от Крита, над открытым морем, когда Икар наконец оглянулся и увидел встревоженное лицо отца.

Мальчик улыбнулся.

– Не тревожься, отец! Ты гений! Я доверяю делу твоих рук…

И тут первое металлическое перо оторвалось от крыла и улетело прочь. Потом второе. Икар потерял равновесие. И внезапно бронзовые перья посыпались с него, и ветер понес их прочь, точно стаю вспугнутых птиц.

– Икар! – вскричал отец. – Скользи по воздуху! Расправь крылья! Держись как можно более неподвижно!

Но Икар захлопал руками, отчаянно пытаясь выровняться.

Левое крыло начало отваливаться первым – оно оторвалось от ремней.

– Отец! – вскрикнул Икар. И полетел вниз. Крылья мало-помалу отрывались, и вот уже вниз падал просто мальчишка в альпинистской страховке и белой тунике, с руками, раскинутыми в тщетной попытке планировать по воздуху…

Я пробудился рывком, с ощущением падения. В коридоре было темно. В неумолчных стенаниях Лабиринта мне теперь слышался отчаянный крик Дедала, зовущего «Икар! Икар!», в то время как его сын, единственная радость в его жизни, падал в море с высоты сотни метров.

Утра в Лабиринте не было, но когда все проснулись и роскошно позавтракали батончиками мюсли и соком из пакетиков, мы тронулись дальше. Про свой сон я никому ничего не сказал. Мне он показался довольно жутким, и я не был уверен, что остальным стоит знать про эти ужасы.

Старые каменные тоннели сменились земляными, с кедровыми балками под потолком, вроде как в золотых копях или типа того. Аннабет забеспокоилась.

– Это неправильно! – сказала она. – Тоннели должны быть по-прежнему каменными!

Мы вышли в пещеру, где сталактиты свисали с потолка почти до самого пола. В центре земляного пола была прямоугольная яма, похожая на могилу.

Гроувер содрогнулся.

– Здесь пахнет подземным миром!

Тут я увидел, как на дне ямы что-то блеснуло – обертка из фольги. Я посветил в яму фонариком и увидел недоеденный чизбургер, плавающий в коричневой газированной жиже.

– Нико, – сказал я. – Он снова призывал мертвых.

Тайсон заскулил.

– Тут были призраки! Не люблю призраков.

– Надо его найти!

Не знаю почему, но здесь, на краю ямы, мне казалось, что его нужно найти срочно. Нико был где-то поблизости. Я это чувствовал. Нельзя, чтобы он блуждал тут один, в компании мертвецов. Я бросился бегом.

– Перси! – крикнула Аннабет.

Я нырнул в тоннель и увидел впереди свет. К тому времени, как Аннабет, Тайсон и Гроувер меня догнали, я смотрел на дневной свет, льющийся сквозь прутья у меня над головой. Это была стальная решетка, сваренная из железных труб. Я видел деревья и голубое небо.

– Где мы? – спросил я вслух.

Тут на решетку упала тень, и на меня уставилась корова. На вид корова как корова, если не считать странного цвета: она была ярко-красная, как вишня. Никогда не думал, что коровы бывают такого цвета.

Корова замычала, осторожно поставила копыто на решетку и убрела прочь.

– Решетка от скота, – сказал Гроувер.

– Чего-чего? – переспросил я.

– Такие решетки кладут в воротах ранчо, чтобы коровы не разбрелись. Коровы не могут на них наступать.

– А ты откуда знаешь?

Гроувер негодующе фыркнул.

– Уж поверь, если бы у тебя росли копыта, ты бы знал, что такое решетка от скота! Знаешь, как достает?

Я обернулся к Аннабет.

– Гера вроде бы говорила что-то насчет ранчо, нет? Надо проверить. Может быть, Нико там.

Она заколебалась.

– Ну ладно. Но как же нам выбраться?

Тайсон решил проблему, выбив решетку обеими руками. Она выскочила из ямы и улетела куда-то прочь из виду. Мы услышали лязг и испуганное мычание. Тайсон покраснел.

– Извини, коровка! – крикнул он.

И вытащил нас всех из тоннеля.

Да, мы действительно оказались на ранчо. До самого горизонта тянулись пологие холмы, усеянные дубами, кактусами и валунами. От ворот в обе стороны шла изгородь из колючей проволоки. Вокруг щипали траву вишневые коровы.

– Красные коровы, – сказала Аннабет. – Коровы солнца.

– Чего-чего? – переспросил я.

– Они посвящены Аполлону.

– Священные коровы?

– Именно. Но что они делают…

– Постойте! – сказал Гроувер. – Слушайте!

Поначалу казалось, что все тихо… но тут и я услышал отдаленный собачий лай. Лай приближался. Потом подлесок заколыхался, и из него вылетели две собаки. Только это были не две собаки. Это была одна собака, но двухголовая. Она была похожа на грейхаунда: длинная, змеевидная, с гладкой коричневой шкурой, но шея у нее раздваивалась, и на каждой шее сидело по голове, и обе эти головы рычали, клацали зубами и всячески демонстрировали, что нам тут не рады.

– Плохая собачка, собачий Янус! – воскликнул Тайсон.

– Арф! – сказал ей Гроувер, приветственно вскинув руку.

Двухголовая собака оскалила зубы. Похоже, ее совсем не впечатлило, что Гроувер умеет разговаривать на языке зверей. Но тут из леса выбрался хозяин собачки, и я понял, что собака – не главная наша проблема.

Это был здоровенный мужик с ослепительно-белыми волосами, в соломенной ковбойской шляпе и с белой бородой, заплетенной в косицы – точь-в-точь Старик-Время[5]5
  Старик-Время – персонаж европейского фольклора, высокий бородатый старик с косой и песочными часами.


[Закрыть], если бы тот вдруг заделался деревенским мордоворотом, да еще вдобавок под кайфом. На нем были джинсы, футболка с надписью «ТЕХАС НЕ ТРОЖЬ!» и джинсовая куртка с оборванными рукавами, так, что были видны мускулистые ручищи. На правом бицепсе была татуировка со скрещенными мечами. В руке он держал дубину величиной с ядерную боеголовку, с пятнадцатисантиметровыми шипами на рабочем конце.

– Ко мне, Орф![6]6
  Орф – двухголовый пес, сын Тифона и Ехидны, брат Цербера.


[Закрыть] – сказал он собаке.

Собака еще раз на нас рыкнула, просто чтобы выразить свои чувства, потом вернулась к хозяину. Дядька смерил нас взглядом, держа дубину наготове.

– Кто такие? – осведомился он. – Скотину воруем?

– Просто путешественники, – ответила Аннабет. – У нас поход.

У дядьки дернулся глаз.

– Полукровки, а?

Я было начал:

– А откуда вы зна…

Аннабет стиснула мой локоть.

– Я Аннабет, дочь Афины. Это Перси, сын Посейдона. Гроувер, сатир. Тайсон…

– Циклоп, – докончил за нее дядька. – Ну да, вижу.

Он воззрился на меня.

– А про полукровок я знаю, потому как я сам полукровка, сынок! Я – Эвритион[7]7
  Эвритион – пастух великана Гериона. Вместе с псом Орфом убиты Гераклом при совершении десятого подвига.


[Закрыть], пастух с тутошнего ранчо. Сын Ареса. Вы, я так понимаю, через Лабиринт пришли, как и тот, другой.

– Тот, другой? – переспросил я. – Вы имеете в виду Нико ди Анджело?

– Да к нам вечно кто-то из Лабиринта прется, – мрачно сказал Эвритион. – Немногие уходят обратно.

– Ух ты! – сказал я. – Что называется, теплый прием!

Пастух оглянулся, как будто за ним кто-то следил. Потом понизил голос.

– Слушайте, полубоги, я это скажу только раз и повторять не стану. Убирайтесь обратно в Лабиринт. Пока не поздно.

– Нет, мы не уйдем, – упрямо ответила Аннабет. – Пока не увидим того, другого полубога. Ну пожалуйста!

Эвритион крякнул.

– Ну что, барышня, тогда выбора у меня нет. Мне придется отвести вас к старшому.

Я даже не чувствовал себя заложником или кем-то вроде того. Эвритион шагал рядом с нами, неся дубину на плече. Двухголовый пес Орф рычал и принюхивался к ногам Гроувера и время от времени пропадал в кустах, охотясь за животными, но в целом Эвритион его контролировал.

Мы шли по наезженной колее, которая, казалось, тянулась вперед бесконечно. Стояла жарища, градусов под сорок, после прохладного Сан-Франциско было очень тяжело. Над землей колыхался раскаленный воздух. В деревьях гудели насекомые. Мы еще не так далеко ушли, а я уже вспотел. Вокруг вились мухи. Время от времени мы видели загон, полный красных коров или еще более странных животных. Как-то раз мы миновали леваду с изгородью, обшитой асбестом. Внутри бегал табун огнедышащих коней. И сено у них в кормушке полыхало. Земля дымилась у них под ногами, но сами лошади выглядели довольно ручными. Один большой жеребец поглядел на меня и заржал, выпустив из ноздрей столбы красного пламени. Интересно, он себе так носовые пазухи не обжигает?

– А эти зачем? – спросил я.

Эвритион нахмурился.

– Мы разводим животных для самых разных клиентов. Для Аполлона, для Диомеда… ну, и для других тоже.

– Например?

– Хватит вопросов.

Наконец мы вышли из леса. На холме перед нами возвышался большой фермерский дом, из белого камня и дерева, с огромными окнами.

– Это же Фрэнк Ллойд Райт![8]8
  Фрэнк Ллойд Райт – знаменитый американский архитектор первой половины ХХ века, создатель «органической архитектуры». – Прим. перев.


[Закрыть] – воскликнула Аннабет.

Наверно, это что-то архитектурное. Лично на мой взгляд, этот дом выглядел как место, где несколько полубогов могут серьезно влипнуть. Мы зашагали вверх по склону холма.

– Правил не нарушать! – предупредил Эвритион, когда мы поднимались на крыльцо парадного входа. – Драк не устраивать. Оружие не вынимать. И никаких комментариев по поводу внешности старшого!

– А почему? – спросил я. – Как он выглядит?

Но прежде, чем Эвритион успел ответить, другой голос произнес:

– Добро пожаловать на ранчо «Три Г»!

У человека, стоящего на крыльце, была нормальная голова – уже хорошо. Лицо обветренное и смуглое от многих лет, проведенных на солнце. Прилизанные черные волосы и тонкие черные усики, как у негодяев в старых фильмах. Он нам улыбался, но эту улыбку нельзя было назвать дружелюбной – он скорее ухмылялся, типа: «Вот здорово, будет кого помучить!»

Однако долго я на эту тему не раздумывал, потому что тут я обратил внимание на его тело… точнее, тела. У него их было три. Вы, конечно, можете подумать, что я уже привык к странной анатомии, после Януса и Бриарея, но этот мужик выглядел как три отдельных человека. Его шея соединялась со средней грудью, как у нормального человека, но у него было еще две груди, по одной с каждой стороны, соединенных плечами и расположенных на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга. Его левая рука росла из левого плеча, а правая из правого, так что у него было две руки, но зато четыре подмышки, как ни дико это звучит. Все груди соединялись в один громадный торс, стоящий на двух обычных, только очень мощных ногах. На нем были самые огромные джинсы, какие я видел в своей жизни. А на телах у него были три ковбойки разного цвета: зеленая, желтая и красная, как светофор. Интересно, как же он среднее-то тело одевает, там же рук нет.

Пастух Эвритион ткнул меня в спину.

– Поздоровайся с мистером Герионом![9]9
  Герион – трехтелый великан, которого убил Геракл, совершая десятый подвиг.


[Закрыть]

– Привет! – сказал я. – Клевые тела… ой, то есть ранчо! Клевое у вас ранчо.

Трехтелый не успел ничего ответить, как застекленные двери распахнулись и на крыльцо вышел Нико ди Анджело.

– Герион, я не стану ждать…

Он увидел нас и застыл. Потом обнажил меч. Клинок был тот самый, что я видел во сне: короткий, острый и черный, как полночь.

Увидев это, Герион зарычал.

– А ну, уберите это, мистер ди Анджело! Не хватало еще, чтобы мои гости друг друга поубивали!

– Но это же…

– Перси Джексон, – закончил Герион. – Аннабет Чейз. И пара их приятелей-чудовищ. Ну да, знаю.

– Почему это чудовищ? – обиделся Гроувер.

– На нем три рубашки! – сказал Тайсон, как будто только что это заметил.

– Они допустили, чтобы моя сестра умерла! – голос Нико дрожал от ярости. – Они пришли, чтобы меня убить!

– Нико, мы здесь не затем, чтобы тебя убить, – я поднял руки. – То, что случилось с Бьянкой, было…

– Не называй ее имени! Ты недостоин даже упоминать о ней!

– Минуточку! – Аннабет указала на Гериона. – Откуда вы знаете наши имена?

Трехтелый подмигнул.

– Собирать сведения – это моя работа, дорогуша! Время от времени на ранчо забредает всякий. И всякому что-нибудь да надо от старины Гериона. Так вот, мистер ди Анджело, положь этот жуткий меч, а не то велю Эвритиону его у тебя отобрать.

Эвритион вздохнул, но вскинул свою шипастую дубину. У его ног зарычал Орф.

Нико заколебался. Он выглядел более худым и бледным, чем в посланиях Ириды. Такое впечатление, что за последнюю неделю он вообще ничего не ел. Его черные одежды запылились за время, проведенное в Лабиринте, темные глаза были полны ненависти. Он все-таки слишком юн, чтобы выглядеть таким озлобленным. Я ведь еще помнил его жизнерадостным мальчишкой, играющим в «Мифы и магию».

Он нехотя убрал меч в ножны.

– Перси, если ты подойдешь ко мне ближе, я вызову помощь! А с моими помощниками тебе познакомиться не захочется, уж поверь мне.

– Да верю, верю, – сказал я.

Герион похлопал Нико по плечу.

– Ну, вот и договорились! Ну, пошли, ребятки. Хочу показать вам свое ранчо.

У Гериона был электропоезд – вроде тех поездов, на которых катают детишек в зоопарке. Он был разрисован черно-белыми пятнами, под коровью шкуру. Над кабиной водителя была приделана пара коровьих рогов, и вместо сигнала у него был коровий колокольчик. Наверно, так он и мучил своих пленников. Они умирали от стыда, катаясь на этом му-му-мобиле.

Нико сел в самый конец, наверно, затем, чтобы следить за нами. Эвритион забрался на сиденье рядом с ним, взяв с собой свою шипастую дубину, и надвинул на глаза ковбойскую шляпу, как будто собирался вздремнуть. Орф запрыгнул на переднее сиденье, рядом с Герионом, и принялся радостно гавкать на два голоса.

Мы с Аннабет, Тайсоном и Гроувером расселись в два средних вагончика.

– У нас тут колоссальное предприятие! – принялся хвастаться Герион, когда му-му-мобиль двинулся вперед. – В основном мы разводим лошадей и коров, но и всяких экзотических животных тоже.

Мы перевалили через холм, и Аннабет ахнула:

– Гиппалектрионы? А я думала, они вымерли!

У подножия холма, на огороженном пастбище, паслась дюжина самых странных зверей, каких я когда-либо видел. Передняя половина у них была от коня, а задняя – петушиная. Вместо задних ног у них были огромные желтые лапы со шпорами. Хвосты с перьями, красные крылья. Я увидел, как двое из них подрались из-за кучки зерна. Они вставали на дыбы, ржали и хлопали крыльями, пока, наконец, тот, что поменьше, не ускакал прочь, слегка припадая на задние, птичьи лапы.

– Петушки-лошадки! – изумился Тайсон. – А яйца они откладывают?

– Раз в год! – ухмыльнулся Герион в зеркало заднего вида. – На яичницу идут, разбирают влет!

– Но это же ужасно! – воскликнула Аннабет. – Это же, наверно, исчезающий вид!

Герион только рукой махнул.

– А-а, дорогуша, деньги есть деньги! К тому же ты не пробовала такой яичницы…

– Неправильно это, – пробурчал Гроувер, но Герион, как ни в чем не бывало, продолжал вести экскурсию.

– Ну, а вон там у нас огнедышащие кони, – сказал он. – Их вы, наверное, видели по дороге сюда. Их, ясное дело, разводят для войны.

– Какой войны? – спросил я.

Герион лукаво усмехнулся.

– Да для любой, какая ни начнется. Ну, а вон там, понятно, наши призовые красные коровы.

И да, действительно, на склоне холма паслись сотни вишнево-красных коров.

– Много как! – сказал Гроувер.

– Ну да, Аполлон слишком занят, чтобы за ними смотреть, – объяснил Герион, – поэтому передал их нам по субподряду. Мы их разводим, сколько можем, спрос очень большой.

– А зачем они? – спросил я.

Герион вскинул бровь.

– Как «зачем»? На мясо! Войско-то чем-то надо кормить.

– То есть вы режете священных коров бога солнца на тушенку? – переспросил Гроувер. – Это же противоречит древним законам!

– Да не парься ты так, сатир. Это же просто скот!

– Просто скот?!

– Ну да. И потом, если бы Аполлона это заботило, он бы нам, наверно, сказал.

– Если бы знал, – буркнул я.

Нико подался вперед.

– Герион, меня все это не интересует. Нам нужно поговорить о деле, и не об этом деле!

– Всему свое время, мистер ди Анджело. Посмотрите сюда: вот одни из моих экзотических питомцев!

Следующее поле было обнесено колючей проволокой. И по нему ползали гигантские скорпионы.

– «Ранчо «Три Г»! – внезапно вспомнил я. – Ваша метка стояла на ящиках в лагере. Квинтус получил скорпионов от вас.

– Кви-интус… – задумчиво протянул Герион. – Короткие седые волосы, мускулистый такой, хороший фехтовальщик?

– Ага.

– Никогда о нем не слышал, – сказал Герион. – Ну, а вон там мои призовые скакуны. Это надо видеть!

Видеть их мне было не обязательно: я их почуял еще метров за триста. На берегу зеленой реки раскинулась левада величиной с футбольное поле. Вдоль левады с одной стороны тянулись конюшни. И примерно сотня лошадей тусовалась там буквально по колено в грязи – скажем прямо, в конском дерьме. Ничего отвратительнее в жизни не видел: такое ощущение, что там прошла дерьмовая метель и выпало больше метра навоза. Бродившие по всему этому лошади выглядели жутко, и сами конюшни смотрелись ничуть не лучше. А вонища стояла такая, что вы не поверите: воняло хуже, чем мусорные баржи на Ист-Ривер.

Даже Нико чуть не стошнило.

– Это что такое?

– Конюшни мои! – сказал Герион. – Ну, вообще-то они принадлежат Авгею, но мы за ними присматриваем, за небольшую ежемесячную плату. Красота, а?