Текст книги "Перси Джексон и лабиринт смерти"

Я помчался к ним, обегая сражающихся, прошмыгивая между ног у великанов. Ближайшая вода – в ручье, почти в километре отсюда… но я должен был что-то сделать! Я сосредоточился. В животе появилось тянущее ощущение, в ушах послышался рев. И сквозь деревья хлынула стена воды. Вода накрыла пожар, Можжевелу, Гроувера и почти всех остальных.

– Спасибо, Перси! – отплевываясь, сказал Гроувер.

– Не за что!

Я помчался обратно в бой, Гроувер с Можжевелой последовали за мной. У сатира в руке была дубинка, у Можжевелы – палка, вроде розги. Дриада выглядела злющей-презлющей, как будто всерьез собиралась надрать кому-то задницу.

И как раз когда казалось, что силы сражающихся сделались равны и что у нас, быть может, есть шанс выстоять, из Лабиринта послышался потусторонний вопль, вопль, который я уже слышал прежде.

В небо, расправив свои крылья летучей мыши, взмыла Кампа. Она опустилась на вершину Зевсова Кулака и окинула взглядом побоище. Ее лицо выражало жуткое злорадство. На поясе у нее рычали головы зверей-мутантов. На ногах шипели и извивались змеи. В правой руке она держала блестящий клубок – нить Ариадны, – однако она тут же сунула клубок в львиную пасть, распахнувшуюся у нее на поясе, и обнажила свои кривые мечи. Клинки светились зеленым от яда. Кампа издала торжествующий вопль, и некоторые ребята завизжали от ужаса. Другие бросились было бежать и были стоптаны адскими гончими или великанами.

– Di immortales! – вскричал Хирон. Он прицелился было в Кампу, но та как будто почуяла его присутствие. Она на удивление проворно взмыла в воздух, и стрела Хирона просвистела мимо ее головы, не причинив вреда.

Тайсон отцепился от великана, который свалился без сознания от его ударов. Он помчался к нашим рядам, крича:

– Стойте! Не убегайте от нее! Сражайтесь!

Но тут на него прыгнула адская гончая, и Тайсон, сцепившись с собакой, исчез из виду.

Кампа опустилась на штабную палатку Афины и раздавила ее. Я помчался за ней и обнаружил рядом с собой Аннабет. Она бежала вровень со мной, сжимая в руке меч.

– Возможно, это все, – сказала она.

– Может быть.

– Ты был славным соратником, рыбьи мозги.

– Ты тоже.

Мы вместе преградили путь чудовищу. Кампа зашипела на нас и взмахнула мечами. Я увернулся, пытаясь ее отвлечь, позволяя Аннабет подобраться поближе, но чудовище, похоже, умело фехтовать двумя руками независимо друг от друга. Оно отразило меч Аннабет, и Аннабет пришлось отскочить, чтобы не попасть в облако яда. Просто стоять рядом с этой тварью было все равно, что находиться в кислотном тумане. Глаза щипало. Легким не хватало воздуха. Я понял, что дольше нескольких секунд мы не протянем.

– Ну же! – крикнул я. – Нам нужна помощь!

Но помощь не шла. Все либо пали, либо сражались не на жизнь, а на смерть, либо были слишком напуганы, чтобы приблизиться. В грудь Кампе вонзились три Хироновых стрелы, но она от этого только громче взревела.

– Давай! – сказала Аннабет.

И мы одновременно ринулись вперед, увернулись от мечей чудовища, подобрались на расстояние удара, и почти… почти сумели его нанести, но тут из талии чудовища высунулась огромная медвежья голова, и нам пришлось отступить, иначе бы она нас разорвала.

Хлоп!

В глазах потемнело. Когда я пришел в себя, мы с Аннабет лежали на земле. Чудовище наступило передними лапами нам на грудь, не давая встать. Прямо надо мной, насмешливо шипя, извивались сотни змей. Кампа занесла свои мечи, зеленые от яда, и я понял, что для нас с Аннабет все кончено.

И тут позади раздался вой. Что-то черное обрушилось на Кампу. Чудовище отлетело вбок. Над нами стояла Миссис О’Лири, рыча на Кампу и клацая зубами.

– Хорошая девочка! – послышался знакомый голос. Дедал прокладывал себе путь наружу из Лабиринта, рубя направо и налево, пробираясь к нам. Рядом с ним был кто-то еще – знакомый великан, куда выше лестригонов, с сотней шевелящихся рук, в каждой из которых было по здоровенному камню.

– Бриарей! – изумленно вскричал Тайсон.

– Привет тебе, братишка! – взревел Бриарей. – Держись!

Миссис О’Лири отпрыгнула с дороги, и Сторукий осыпал Кампу градом камней. Вылетая из рук Бриарея, камни как будто увеличивались в размерах. Их было так много, что казалось, будто половина земли научилась летать.

БАБАХ!

Там, где только что стояла Кампа, теперь высилась гора валунов высотой чуть ли не с Зевсов Кулак. И единственным признаком того, что тут только что было чудовище, были острия двух зеленых мечей, торчащие из щелей.

Ребята восторженно взревели, но враги были далеко еще не разбиты. Одна из дракониц взвыла:

– Руби ихххх! Убейте всехххх, не то Кроносссс с вассс живьем шкуру спуссстит!

Очевидно, угроза была куда страшнее нас. Великаны ринулись вперед, в последнюю, отчаянную атаку. Один застал Хирона врасплох и вскользь ударил его по задним ногам. Кентавр пошатнулся и упал. Шестеро великанов злорадно взревели и кинулись на него.

– Не-ет! – завопил я, но я был слишком далеко и помочь ничем не мог.

И тут-то все и случилось. Гроувер раскрыл рот и издал самый ужасающий звук, какой я когда-либо слышал. Звук был подобен реву медной трубы, усиленному тысячекратно – звук чистого, незамутненного ужаса.

Воины Кроноса, все, как один, побросали оружие и бросились кто куда. Великаны стоптали дракайн, которые пытались первыми проникнуть в Лабиринт. Тельхины, адские гончие, вражеские полукровки ломились следом за ними. Тоннель с рокотом закрылся, и тем битва и кончилась. На поляне сделалось тихо, если не считать треска пламени в лесу и стонов раненых.

Я поднял Аннабет на ноги. Мы побежали к Хирону.

– Ты в порядке? – спросил я.

Кентавр лежал на боку, тщетно пытаясь встать.

– Как некстати… – пробормотал он. – Думаю, со мной все будет нормально. К счастью, кентавров со сломанными… ох! – сломанными ногами пристреливать не принято.

– Тебе нужна помощь! – сказала Аннабет. – Я приведу медика из домика Аполлона.

– Нет! – возразил Хирон. – У нас есть более серьезные ранения. Ступай! Все со мной нормально. Но… Гроувер, нам с тобой потом придется поговорить о том, как ты это сделал.

– Это было круто! – подтвердил я.

Гроувер покраснел.

– Я даже не знаю, как это вышло…

Можжевела стиснула его в объятиях.

– Зато я знаю!

Но прежде, чем она успела сказать что-нибудь еще, Тайсон крикнул:

– Перси, скорей! Там Нико!

Его черные одежды курились дымом. Кулаки были стиснуты, и трава вокруг его тела пожелтела и засохла.

Я перевернул его, как можно бережнее, и положил руку ему на грудь. Сердце билось слабо-слабо.

– Принесите нектару! – крикнул я.

Один из ребят Ареса подошел, хромая, и протянул мне фляжку. Я влил немного волшебного напитка в рот Нико. Он поперхнулся, закашлялся, но глаза у него открылись.

– Нико, что случилось? – спросил я. – Говорить можешь?

Он слабо кивнул.

– Никогда еще не пытался вызвать сразу так много… Я… я в порядке.

Мы помогли ему сесть, дали еще нектара. Он растерянно моргал, как будто пытался вспомнить, кто мы такие. И вдруг устремил взгляд на кого-то, стоявшего позади меня.

– Дедал! – прохрипел он.

– Да, мой мальчик, – сказал изобретатель. – Я совершил очень серьезную ошибку. Я пришел ее исправить.

У Дедала было несколько царапин, из которых текло золотистое масло, но он выглядел лучше, чем большинство из нас. Очевидно, его тело-автоматон быстро выздоравливало. Позади него возвышалась Миссис О’Лири. Она зализывала раны на голове у хозяина, отчего волосы у Дедала стояли смешными вихрами. Рядом с Дедалом возвышался Бриарей, окруженный толпой восхищенных ребят и сатиров. Он вроде как стеснялся, но тем не менее ставил автографы на доспехах, щитах и футболках.

– Я нашел Сторукого, когда шел через Лабиринт, – объяснил Дедал. – Он, похоже, тоже собирался прийти на помощь, но заблудился. Так что мы пошли вместе. Мы оба пришли, чтобы загладить свою вину.

– Ух ты! – Тайсон запрыгал от радости. – Бриарей! Я знал, я знал, что ты придешь!

– А я не знал, – ответил Сторукий. – Но ты, циклоп, напомнил мне, кто я такой. Ты герой!

Тайсон покраснел, но я хлопнул его по спине.

– Я это давно знаю! – сказал я. – Но, Дедал… ведь войско титанов по-прежнему где-то там, внизу. Они все равно вернутся, даже без нити. Рано или поздно они отыщут путь, раз их ведет Кронос.

Дедал убрал меч в ножны.

– Ты прав. Пока существует Лабиринт, ваши враги могут им воспользоваться. Вот почему Лабиринта быть не должно.

Аннабет уставилась на него.

– Но вы же говорили, что Лабиринт связан с вашей жизненной силой! И, пока вы живы…

– Да, мой юный архитектор, – согласился Дедал. – Когда я умру, Лабиринт умрет вместе со мной. Так что у меня для тебя подарок.

Он сбросил с плеча кожаную сумку, расстегнул молнию и достал тонкий серебристый ноутбук – один из тех, которые я видел в мастерской. На крышке была голубая буква Δ.

– Здесь все мои труды, – пояснил он. – Это все, что мне удалось спасти от огня. Заметки по проектам, за которые я так и не взялся. Некоторые из моих любимых изобретений. Я не мог их воплотить в последние несколько тысячелетий. Я не решался показать свои творения миру смертных. Но, быть может, тебя они заинтересуют.

Он вручил ноутбук Аннабет. Она смотрела на компьютер так, словно тот был из чистого золота.

– Вы отдаете это мне? Но это же бесценная информация! Она стоит… Я даже не представляю, сколько это стоит!

– Небольшая компенсация за мое поведение, – сказал Дедал. – Аннабет, ты была права насчет детей Афины. Нам следует быть мудрыми, а я вел себя отнюдь не мудро. Когда-нибудь ты станешь великим архитектором, даже лучше меня. Используй мои идеи и улучши их. Это самое меньшее, что я могу сделать, прежде чем меня не станет.

– Эй, – окликнул его я, – что значит «не станет»? Вы же не можете просто покончить жизнь самоубийством. Так нельзя!

Он покачал головой.

– Можно, после того, как я две тысячи лет скрывался от своих преступлений. Гений не извиняет злодейства, Перси. Мое время пришло. Я должен принять свою кару.

– Но вам же не приходится надеяться на справедливый суд, – проговорила Аннабет. – Один из судей – дух Миноса, и…

– Будь что будет, – сказал Дедал. – Я полагаюсь на правосудие подземного мира, уж каким бы оно ни было. Ничего другого нам не остается, верно?

Он посмотрел в упор на Нико. Парень потемнел лицом.

– Да, – произнес он.

– Примешь ли ты мою душу в качестве выкупа? – спросил Дедал. – Ты мог бы использовать ее, чтобы вернуть сестру.

– Нет, – ответил Нико. – Я помогу твоей душе выйти на волю. Бьянка умерла. Ей придется остаться там, где она есть.

Дедал кивнул.

– Молодец, сын Аида. Ты становишься мудрым.

И он обернулся ко мне.

– Последняя услуга, Перси Джексон. Я не могу бросить Миссис О’Лири одну. А возвращаться в подземный мир она не хочет. Не согласишься ли ты позаботиться о ней?

Я посмотрел на громадную черную гончую. Та жалостно заскулила, продолжая вылизывать волосы Дедала. Я подумал о том, что в маминой квартире нельзя держать собак, особенно если собака больше самой квартиры, но сказал:

– Да. Да, конечно.

– Ну, тогда я готов встретиться со своим сыном… и с Пердиксом, – произнес Дедал. – Я должен извиниться перед ними.

У Аннабет в глазах стояли слезы.

Дедал обернулся к Нико. Тот обнажил меч. Поначалу я испугался, что Нико убьет старого изобретателя, но Нико просто сказал:

– Твое время давно миновало. Ступай с миром.

Дедал расплылся в счастливой улыбке. Он застыл, точно статуя. Его кожа сделалась прозрачной, стали видны бронзовые шестеренки и механизмы, жужжащие внутри тела. А потом статуя обернулась серым пеплом и рассыпалась.

Миссис О’Лири завыла. Я погладил ее по голове, пытаясь утешить, насколько мог. Земля зарокотала – это землетрясение, наверное, почувствовали во всех крупных городах нашей страны. То обрушился древний Лабиринт. Я надеялся, что где-то внутри оказались погребены останки передового отряда титанов.

Я окинул взглядом следы побоища на поляне, усталые лица друзей.

– Ну что, – сказал я им, – пора за работу!

Глава девятнадцатая
Раскол в совете

Слишком со многими пришлось прощаться.

В тот вечер я впервые увидел, как лагерные саваны используют для настоящего погребения. Не хотел бы я увидеть это вновь.

В числе мертвых был Ли Флетчер из домика Аполлона, убитый великаньей дубиной. Его закутали в золотой саван без украшений. Сын Диониса, погибший в бою со вражеским полукровкой, был закутан в темно-пурпурный саван, расшитый виноградными гроздьями. Звали его Кастором. Мне было стыдно, что я провел три года в одном с ним лагере и даже не потрудился узнать, как его зовут. Ему было семнадцать. Его брат-близнец, Поллукс, пытался что-то сказать, но у него перехватило горло, и он просто взял факел. Он зажег погребальный костер в центре амфитеатра, и через несколько секунд весь ряд саванов был охвачен огнем, и искры и дым летели в небо, к звездам.

Весь следующий день мы лечили раненых – ранены были почти все. Сатиры и дриады трудились, восполняя ущерб, нанесенный лесу.

В полдень совет козлоногих старейшин собрался на экстренное совещание в своей священной роще. Там присутствовали трое старших сатиров и Хирон в инвалидной коляске. Его сломанная нога еще не зажила, так что на ближайшие несколько месяцев он поневоле был прикован к коляске, пока нога не окрепнет достаточно, чтобы выдерживать его вес. Роща наполнилась сатирами, дриадами и наядами, выбравшимися на сушу: их были сотни, и все жаждали услышать, что будет. Мы с Можжевелой и Аннабет стояли рядом с Гроувером.

Силен требовал немедленного изгнания Гроувера, но Хирон уговорил его хотя бы выслушать свидетелей. И вот мы рассказали всем о том, что произошло в хрустальном гроте и что сказал нам Пан. Потом еще несколько свидетелей с поля битвы описали странный звук, который издал Гроувер – звук, загнавший войско титанов обратно под землю.

– Это была паника! – упорно повторяла Можжевела. – Гроувер использовал могущество лесного бога!

– Паника? – переспросил я.

– Перси, – объяснил Хирон, – во время первой войны богов и титанов владыка Пан издал ужасающий вопль, который распугал вражеские войска. Это и есть… точнее, было, – главное его оружие: мощная волна ужаса, которая тогда помогла богам выиграть битву. И само слово «паника» происходит от имени Пана. Гроувер использовал это оружие, пустив его в ход по своей воле.

– Ерунда! – взревел Силен. – Святотатство! Быть может, сам лесной бог послал нам свое благословение. А может быть, музыка Гроувера была столь ужасна, что сама по себе распугала врагов!

– Отнюдь, сударь, – возразил Гроувер. Он говорил куда спокойнее, чем говорил бы на его месте я, если бы меня так оскорбили. – Он испустил дух, и дух этот вошел во всех нас. Мы должны действовать. Каждый из нас должен трудиться, чтобы обновить глушь, защитить и сохранить то, что от нее осталось. Мы должны распространять весть. Пан умер. Не осталось никого, кроме нас самих.

– Мы искали его две тысячи лет, и теперь ты хочешь, чтобы мы тебе поверили?! – вскричал Силен. – Ни за что! Нужно продолжать поиски. Изгнать предателя!

Некоторые сатиры постарше одобрительно загомонили.

– Голосуем! – потребовал Силен. – Да и кто ему поверит, этому дурацкому мальчишке-сатиру?

– Я, – ответил знакомый голос.

Все обернулись. На прогалину вразвалочку вышел Дионис. На нем был приличный черный костюм, – я его из-за этого сначала даже не узнал, – темно-пурпурный галстук и фиолетовая рубашка, и курчавые черные волосы аккуратно расчесаны. Глаза у него были налиты кровью, как всегда, и пухлое лицо чересчур румяное, но сейчас он выглядел так, словно страдает скорее от горя, чем от воздержания от вина.

Все сатиры почтительно встали и поклонились ему. Дионис махнул рукой, и из земли рядом с Силеном выросло новое кресло – трон из виноградных лоз.

Дионис сел и закинул ногу на ногу. Он щелкнул пальцами, и прибежавший сатир подал ему тарелку с сыром, крекерами и диетической колой.

Бог вина окинул взглядом собравшуюся толпу.

– Что, соскучились по мне?

Сатиры принялись кивать и кланяться.

– Очень, очень соскучились!

– Ну, а я вот по этому месту совершенно не скучал! – бросил Дионис. – У меня плохие новости, друзья мои. Очень плохие. Младшие боги перебегают на сторону врага. Морфей продался Кроносу. Геката, Янус и Немезида – тоже. И Зевс знает, кто еще.

Вдали послышался раскат грома.

– Понял, вычеркиваем, – сказал Дионис. – Даже Зевс не знает. А теперь я хочу выслушать историю Гроувера. С самого начала.

– Но, господин мой, – запротестовал Силен, – это же сплошная чушь!

Глаза у Диониса полыхнули фиолетовым пламенем.

– Силен, я только что узнал, что мой сын, Кастор, мертв! Я в дурном расположении духа. Будь любезен, не нервируй меня.

Силен сглотнул и махнул Гроуверу, чтобы тот рассказал все сначала.

Когда Гроувер закончил, мистер Д. кивнул.

– Совершенно в духе Пана. Гроувер прав. Эти поиски всех достали. Вам пора начать думать самим.

Он обернулся к сатиру.

– Винограду, чищеного, живо!

– Слушаюсь, повелитель!

И сатир умчался.

– Надо изгнать предателя! – настаивал Силен.

– Я против, – возразил Дионис. – Считайте, что я проголосовал.

– Я тоже против! – вставил Хирон.

Силен упрямо стиснул зубы.

– Все голосуют за изгнание?

Он и двое остальных старых сатиров подняли руки.

– Три против двух, – сказал Силен.

– Да, конечно, – произнес Дионис. – Но, увы, голос бога считается за два. А поскольку я голосовал против, выходит так на так.

Силен с негодованием вскочил.

– Это возмутительно! Совет не может кончиться ничем!

– Ну, так распустите его, – посоветовал мистер Д… – Мне как-то все равно.

Силен вместе со своими двумя товарищами натянуто поклонился, и все трое ушли из рощи. Около двадцати сатиров удалились вместе с ними. Прочие остались стоять, неловко перешептываясь.

– Не тревожьтесь, – сказал им Гроувер. – Нам не нужен совет, чтобы решать, что делать. Мы и сами можем это решить.

Он снова повторил им слова Пана – о том, что глушь нужно спасать понемногу, мало-помалу. Он принялся делить сатиров на группы: кто-то должен был отправиться в национальные парки, кому-то предстояло разыскивать последние уголки нетронутой глуши, кому-то – оберегать парки в крупных городах.

– Смотри-ка, – толкнула меня Аннабет, – а Гроувер-то наш вырос!

Позднее в тот же день я нашел Тайсона на берегу моря. Он разговаривал с Бриареем. Бриарей в пятьдесят рук строил песочный замок. Он не особо старался, однако его руки сами собой возвели трехэтажную крепость с мощными стенами, рвом и подъемным мостом.

Тайсон чертил на песке карту.

– У рифа – налево, – объяснял он Бриарею. – Увидишь затонувший корабль – сразу вниз. Потом одну милю на восток, мимо русалочьего кладбища, и там увидишь огни.

– Это ты ему объясняешь, как до кузниц добраться? – спросил я.

Тайсон кивнул.

– Бриарей хочет помогать. Он научит циклопов тому, что мы забыли. Как делать лучшее оружие и доспехи.

– Я хочу к циклопам, – подтвердил Бриарей. – Не хочу больше быть один.

– Да уж, там тебе одиноко не будет! – сказал я слегка завистливо, потому что сам никогда в царстве Посейдона не бывал. – Там у тебя минутки свободной не будет.

Бриарей сделал счастливое лицо.

– Минутки свободной не будет – это замечательно! Жалко только, что Тайсон со мной не пойдет.

Тайсон покраснел.

– Мне надо остаться тут, с братом. Да все будет нормально, Бриарей! Спасибо тебе.

Сторукий пожал мне руку – наверно, раз сто.

– Мы еще увидимся, Перси! Я знаю!

Потом стиснул Тайсона в могучих осьминожьих объятиях и вошел в воду. Мы провожали его взглядом, пока его громадная голова не исчезла в волнах.

Я хлопнул Тайсона по спине.

– Ты ему здорово помог!

– Просто поговорил с ним.

– Ты в него верил! Без Бриарея мы бы нипочем не справились с Кампой.

Тайсон расплылся в улыбке.

– А здорово он камнями швыряется!

Я расхохотался.

– Что да, то да! Камнями он швыряется здорово. Ну, идем, верзила. Пора ужинать.

Как хорошо было наконец нормально поужинать в лагере! Тайсон сидел со мной за столом Посейдона. Закат над проливом Лонг-Айленд был прекрасен. Конечно, жизнь далеко еще не вернулась в обычную колею, но, когда я подошел к жаровне и стряхнул с тарелки часть еды в качестве подношения Посейдону, я чувствовал, что мне и впрямь есть за что благодарить богов. Мы с друзьями живы. Лагерь остался цел. Нападение Кроноса удалось отразить – по крайней мере, пока.

Единственное, что меня тревожило – это Нико. Он держался в тени в углу павильона. Ему предлагали сесть за стол Гермеса, и даже за главный стол, вместе с Хироном, но он отказался.

После ужина ребята потянулись в амфитеатр: домик Аполлона обещал устроить грандиозный вечер песен, для поднятия духа. Но Нико повернулся и исчез в лесу. Я решил, что лучше мне пойти за ним.

Я вошел в лес и только тогда заметил, как сильно стемнело. Прежде мне никогда не бывало страшно в лесу, хотя я и знал, что там полно чудовищ. Однако я подумал о вчерашней битве и спросил себя, смогу ли я когда-нибудь снова спокойно ходить по этим лесам, не вспоминая ужасов этой резни.

Нико видно не было, но через несколько минут впереди показался свет. Поначалу я подумал, что Нико включил фонарик. Но, подойдя ближе, я понял, что светится призрак. На поляне стояла мерцающая фигура Бьянки ди Анджело. Бьянка улыбалась брату. Она что-то сказала ему и коснулась его щеки – точнее, попыталась коснуться. Потом ее фигура растаяла.

Нико обернулся, увидел меня, но, похоже, не разозлился.

– Мы прощались, – хрипло сказал он.

– Нам не хватало тебя за ужином, – произнес я. – Ты мог бы сесть со мной.

– Нет.

– Нико, не можешь же ты вообще не обедать и не ужинать! Если не хочешь оставаться в домике Гермеса, может быть, для тебя сделают исключение и поселят тебя в Большом доме. Там полно комнат.

– Я не останусь здесь, Перси.

– Но… не можешь же ты просто взять и уйти! Для одинокого полукровки жизнь слишком опасна. Тебе надо учиться.

– Я учусь у мертвых, – лаконично ответил он. – Лагерь – не место для меня. Здесь не случайно нет домика для детей Аида, Перси. Аиду здесь не рады, как не рады и на Олимпе. Я не здешний. Мне придется уйти.

Я хотел было возразить, но в глубине души знал, что Нико прав. Мне это не нравилось, но ему придется отыскать свой собственный, темный путь. Я вспомнил пещеру Пана: лесной бог тогда обратился лично к каждому из нас… кроме Нико.

– Когда ты уходишь? – спросил я.

– Прямо сейчас. У меня тонны вопросов. Например: кто была моя мать? Кто оплачивал школу нам с Бьянкой? Кто был тот дядька-адвокат, что вывел нас из гостиницы «Лотос»? Я же ничего не знаю о своем прошлом! Надо выяснить.

– Разумно, – согласился я. – Но, надеюсь, нам не придется стать врагами.

Он потупился.

– Ты извини, что я вел себя по-свински. Надо было послушаться тебя, насчет Бьянки.

– Кстати… – я выудил кое-что из кармана. – Тайсон это нашел, пока мы прибирались в домике. Я подумал, вдруг тебе пригодится.

Я протянул ему оловянную фигурку Аида – статуэтку из «Мифов и магии», которую Нико оставил зимой, убегая из лагеря.

Нико замялся.

– Я в это больше не играю. Это для маленьких.

– У него сила атаки – четыре тысячи! – вкрадчиво заметил я.

– Пять тысяч, – поправил меня Нико. – Но только если противник атакует первым.

Я улыбнулся.

– Может быть, иногда все-таки можно побыть маленьким.

Я бросил ему статуэтку.

Нико несколько секунд разглядывал ее, держа на ладони, потом сунул в карман.

– Спасибо.

Я протянул ему руку. Он нехотя пожал ее. Рука у него была ледяная.

– Мне многое нужно исследовать, – сказал он. – И кое-что из этого… Короче, если узнаю что-то полезное, я дам тебе знать.

Я не был уверен, что правильно его понял, но кивнул.

– Ты не пропадай, Нико.

Он повернулся и пошел в лес. Тени как будто тянулись к нему на ходу, словно ждали его внимания.

Голос у меня за спиной произнес:

– Вот пошел весьма расстроенный молодой человек.

Я обернулся и обнаружил, что за спиной у меня стоит Дионис, по-прежнему в черном костюме.

– Идем, пройдемся, – позвал он.

– Куда это? – подозрительно спросил я.

– Да до костра, – сказал он. – Я почувствовал себя несколько лучше и решил немного поболтать с тобой. Ты всегда ухитряешься испортить мне настроение.

– Ну, спасибочки…

Мы молча шли по лесу. Я обратил внимание, что Дионис шагает по воздуху: его блестящие черные туфли не касались земли. Наверно, он не хотел их запачкать.

– Слишком много предательств, – произнес он. – Похоже, дела Олимпа плохи. Однако вы с Аннабет сумели спасти этот лагерь. Даже не знаю, стоит ли тебя благодарить.

– Это был результат совместных усилий.

Он пожал плечами.

– Невзирая ни на что, я полагаю, что вы двое более или менее справились с делом. Я подумал, что тебе следует знать: это нельзя назвать полным провалом.

Мы дошли до амфитеатра, и Дионис указал на наш лагерный костер. Кларисса сидела плечом к плечу с высоким парнем-латиносом, который явно рассказывал ей какой-то анекдот. Это был Крис Родригес, полукровка, сошедший с ума в Лабиринте.

Я обернулся к Дионису.

– Это вы его исцелили?

– Я специалист по безумию. Это было проще простого.

– Но… вы взяли и сделали доброе дело. Почему?

Он вскинул бровь.

– Да я вообще добрый! Доброта так и прет. А ты разве не замечал, Перри Йоханссон?

– Ну-у…

– Может, я был огорчен гибелью сына. Может, я подумал, что этому парню, Крису, стоит дать еще один шанс. Во всяком случае, это, кажется, улучшило настроение Клариссы.

– А зачем вы мне это говорите?

Бог вина вздохнул.

– Аид его знает. Но запомни, мальчик: добрые поступки иногда бывают сильнее меча. Когда я был смертным, я не был ни хорошим бойцом, ни атлетом, ни поэтом. Я всего лишь делал вино. Люди из моей деревни надо мной потешались. Они говорили, что из меня не выйдет толку. А теперь погляди, чего я добился! Иногда мелочи помогают достичь многого.

И он оставил меня одного размышлять над его словами. И, глядя на то, как Кларисса с Крисом распевают дурацкую походную песню и держатся за руки в темноте, думая, будто их никто не видит, я невольно улыбнулся.