Текст книги "Перси Джексон и лабиринт смерти"

Глава семнадцатая
Потерянный бог говорит свое слово

Мы бежали, пока не выдохлись. Рейчел помогала нам обходить ловушки, но куда мы идем – мы не знали: мы убегали прочь, подальше от черной горы и рева Кроноса.

Мы остановились в тоннеле с мокрыми стенами белого камня, похожем на часть естественной пещеры. Позади ничего слышно не было, но в безопасности я себя не чувствовал. Я еще помнил эти чудовищные золотые глаза, глядящие на меня с лица Луки, и это ощущение, что мои руки и ноги постепенно каменеют.

– Я больше не могу! – пропыхтела Рейчел, хватаясь за грудь.

Аннабет плакала все время, что мы бежали. Теперь она рухнула на пол и спрятала лицо в коленях. Ее рыдания отдавались эхом в тоннеле. Мы с Нико сели рядом. Он бросил свой меч рядом с моим и судорожно вздохнул.

– Хреново дело, – сказал Нико. На мой взгляд, это неплохо описывало ситуацию в целом.

– Ты нам жизнь спас, – произнес я.

Нико вытер с лица пыль.

– Это все девчонки виноваты, они меня притащили. Это было единственное, насчет чего они не спорили. Мол, надо тебе помочь, а то ты все испортишь.

– Я рад, что они в меня так верят.

Я посветил фонариком в глубь пещеры. Со сталактитов капала вода, словно дождь в замедленной съемке.

– Нико, а ты того… вроде как себя выдал.

– В смысле?

– Ну, та стена черного камня. Выглядело довольно впечатляюще. Если Кронос до сих пор не знал, кто ты такой, теперь-то уж точно знает – дитя подземного мира.

Нико нахмурился.

– Ну и подумаешь!

Я на это ничего не сказал. Наверно, Нико просто пытался скрыть, как ему страшно, и я его понимал.

Аннабет подняла голову. Глаза у нее покраснели от слез.

– Но что… что с Лукой? Что они с ним сделали?

Я рассказал ей, что я увидел в гробу и как последняя частица духа Кроноса вошла в тело Луки, когда Этан Накамура принес ему клятву верности.

– Нет! – воскликнула Аннабет. – Этого не может быть! Он не мог…

– Он предался Кроносу, – проговорил я. – Мне очень жаль, Аннабет, но Луки больше нет.

– Нет! – возразила она. – Ты же видел, когда Рейчел его ударила…

Я кивнул и посмотрел на Рейчел с уважением.

– Ты дала в глаз владыке титанов голубой пластмассовой расческой.

Рейчел, похоже, смутилась.

– Ну, у меня просто больше ничего не было.

– Но вы же видели! – настаивала Аннабет. – Когда расческа попала ему в глаз, он растерялся – и пришел в себя.

– Ну да, наверно, Кронос еще не полностью овладел его телом, или что-нибудь в этом духе, – сказал я. – Это еще не значит, что Лука может что-то решать.

– Тебе просто хочется, чтобы он оказался плохим! – вскричала Аннабет. – Ты же не знал его раньше, Перси. А я знала!

– Да что с тобой такое? – огрызнулся я. – Почему ты его все время защищаешь?

– Эй, вы двое! – произнесла Рейчел. – Хватит уже!

Аннабет накинулась на нее.

– А ты вообще не лезь, смертная! Если бы не ты…

Не знаю, что она собиралась сказать, но голос у нее сорвался. Она снова опустила голову и принялась жалобно всхлипывать. Мне хотелось ее утешить, но я не знал, как. Я по-прежнему чувствовал себя оглушенным, как будто Кроносово замедление времени ударило мне по мозгам. Я был просто не в состоянии осознать то, что видел. Кронос жив. И вооружен. Очевидно, близок конец этого мира.

– Надо двигаться, – проговорил Нико. – Он за нами чудовищ пошлет.

Бежать мы были уже не в состоянии, но Нико был прав. Я поднялся на ноги и помог подняться Рейчел.

– Ты молодец, – сказал я ей.

Она слабо улыбнулась.

– Ага, ну да. Я не хотела, чтобы тебя убили.

Она покраснела.

– Ну, в смысле… потому что. Ты мне слишком многим обязан. Если бы тебя убили, с кого бы я стала требовать долги?

Я опустился на колени рядом с Аннабет.

– Слушай, извини, но… Надо идти.

– Знаю, – кивнула она. – Все… все нормально.

Ясно было, что ничего не нормально. Но Аннабет встала на ноги, и мы поплелись через Лабиринт.

– Обратно в Нью-Йорк, – сказал я. – Рейчел, ты можешь…

Я застыл. В паре метров впереди луч фонарика высветил затоптанную красную тряпку, лежащую на полу. Это была растаманская шапочка, та самая, в которой всегда ходил Гроувер.

Я поднял шапочку. Руки у меня тряслись. Шапочка выглядела так, словно на нее наступили большим грязным башмаком. После всего, через что я прошел сегодня, мысль о том, что еще и с Гроувером что-то случилось, была невыносимой.

И тут я заметил кое-что еще. Пол пещеры размок от воды, капающей со сталактитов. И на нем виднелись большие следы, похожие на следы Тайсона, и отпечатки поменьше – козлиные копытца. Следы вели налево.

– Надо идти за ними, – решил я. – Они проходили здесь. И, похоже, недавно.

– А как же Лагерь полукровок? – спросил Нико. – Времени-то нет!

– Надо их найти! – произнесла Аннабет. – Это наши друзья!

Она взяла затоптанную шапочку Гроувера и побрела вперед.

Я пошел следом, заранее готовясь к худшему. Тоннель оказался коварным. Он спускался вниз под самыми странными углами и был скользким от влаги. Мы больше скользили и оступались, чем шли вперед.

Наконец мы спустились и очутились в большой пещере с громадными колоннами сталагмитов. Пещеру делила пополам подземная река, и на берегу реки сидел Тайсон, держащий на коленях Гроувера. Глаза у Гроувера были закрыты.

– Тайсон! – завопил я.

– Перси! Скорей!

Мы подбежали к нему. Слава богам, Гроувер был жив, но дрожал всем телом, как будто он замерз до смерти.

– Что случилось? – спросил я.

– Ой, много всего… – пробормотал Тайсон. – Большая змея. Большие собаки. Люди с мечами. Но потом… мы пришли сюда. Гроувер обрадовался. Он побежал. Потом мы пришли в эту пещеру, а он взял и упал. Вот так вот.

– А он ничего не говорил? – спросил я.

– Он сказал «Мы уже близко». А потом ударился головой о камни.

Я опустился на колени рядом с ним. Единственный раз, когда я видел, чтобы Гроувер потерял сознание, был в Нью-Мехико, когда он ощутил присутствие Пана.

Я посветил фонариком по стенам пещеры. Заблестели скалы. В дальнем конце находился вход в другую пещеру, по сторонам которого возвышались гигантские колонны из хрусталя, выглядевшие как бриллиантовые. И там, в этой пещере…

– Гроувер! – сказал я. – Очнись!

– Ы-ы-ы-ы-ы-ы…

Аннабет опустилась на колени рядом с ним и плеснула ему в лицо ледяной водой из реки.

– Ай! Тьфу!

Гроувер заморгал.

– Перси? Аннабет? А где…

– Все в порядке, – произнес я. – Ты отрубился. Не вынес его присутствия.

– Я… я помню. Пан!

– Ага, – кивнул я. – Вон там, в той пещере – нечто очень могущественное.

Я быстро всех перезнакомил: Тайсон и Гроувер никогда не виделись с Рейчел. Тайсон сказал Рейчел, что она миленькая, отчего ноздри у Аннабет раздулись, как будто она вот-вот пыхнет огнем.

– Короче, – сказал я. – Гроувер, пошли! Обопрись на меня.

Мы с Аннабет помогли ему встать, и все вместе перешли вброд подземную реку. Течение было сильное. Вода доходила до пояса. Сам я усилием воли заставил себя остаться сухим – оч-чень полезная способность, – но остальным от этого было не легче, и даже я ощущал холод, как будто в пургу.

– По-моему, это Карлсбадские пещеры, – проговорила Аннабет, стуча зубами. – Быть может, их неисследованная часть.

– А ты откуда знаешь?

– Карлсбад же в Нью-Мехико, – пояснила она. – Это объяснило бы то, что случилось прошлой зимой.

Я кивнул. Гроувер потерял сознание именно тогда, когда мы пересекали Нью-Мехико. Тогда он оказался ближе всего к могуществу Пана.

Мы выбрались на берег и пошли дальше. По мере того, как мы приближались к хрустальным столпам, я начинал чувствовать могущество, исходящее из соседней пещеры. Я уже бывал в присутствии богов, но это было не то. Кожу покалывало от живой энергии. Усталость куда-то делась, как будто я хорошенько выспался. Я ощущал, как наливаюсь силой, точно растение в замедленной съемке. И запах, исходящий из пещеры, не имел ничего общего с подземной сыростью. Пахло деревьями, травой, жарким летним днем.

Гроувер заскулил от возбуждения. Я был слишком ошеломлен, чтобы говорить. Даже у Нико как будто язык отнялся. Мы вступили в пещеру, и Рейчел сказала:

– Ух, ты-и!

На стенах мерцали кристаллы: красные, зеленые, голубые. В странном свете росли великолепные растения: гигантские орхидеи, цветы, похожие на звезды, лозы, отягощенные оранжевыми и пурпурными гроздьями, вьющиеся среди кристаллов. Пол пещеры был выстелен мягким зеленым мхом. Потолок над головой был выше, чем в соборе, и сверкал, как целая галактика звезд. В центре пещеры стояло ложе в римском стиле, позолоченного дерева, изогнутое в форме буквы U, с бархатными подушками. Вокруг него, развалившись, возлежали животные – те животные, которых давно уже не существует. Была там и птица-дронт, и нечто похожее на помесь волка с тигром, и громадный грызун, праматерь всех морских свинок, а позади ложа бродил, обрывая хоботом гроздья ягод, лохматый мамонт.

На ложе лежал старый сатир. Он смотрел на нас глазами, голубыми, как небо. Его курчавые волосы были белыми, как и заостренная бородка. И даже козий мех у него на ногах подернулся сединой. Рога у него были громадные: блестящие, коричневые и кривые. Да уж, такие рога ни под какой шапочкой не спрячешь! На шее у него висела тростниковая свирель.

Гроувер подошел к ложу и пал на колени.

– Владыка Пан!

Бог улыбнулся ласково, но в глазах у него виднелась печаль.

– Гроувер! Мой милый, мой отважный сатир! Как долго я тебя ждал!

– Я… я заблудился, – виновато проговорил Гроувер.

Пан рассмеялся. Это был чудный смех: словно первый порыв весеннего ветерка, от него вся пещера исполнилась надежды. Тигроволк вздохнул и положил голову богу на колени. Птица-дронт принялась ласково поклевывать копыта бога. Из глубины клюва у нее слышались странные звуки. Я мог бы поклясться, что она мурлычет «От улыбки станет всем светлей»[18]18
  В оригинале – «It’s a Small World»: милая детская песенка, под которую катают на аттракционах в «Диснейленде». – Прим. перев.


[Закрыть].

Но Пан все равно выглядел усталым. Вся его фигура мерцала, как будто он состоял из Тумана.

Я обратил внимание, что мои друзья преклонили колени. Лица у них были благоговейные и завороженные. Я тоже опустился на колени.

– Ваш дронт что-то напевает, – глупо заметил я.

Глаза у бога лукаво блеснули.

– Да, это моя Деде. Моя маленькая актриса!

Дронт-Деде, похоже, обиделась. Она клюнула Пана в коленку и замурлыкала нечто, напоминающее похоронный марш.

– Как же тут красиво! – воскликнула Аннабет. – Красивее, чем в любом здании, что когда-либо было построено.

– Рад, что тебе тут нравится, милая, – сказал Пан. – Это одно из последних диких мест в мире. Мои владения наверху, боюсь, уже исчезли. Остаются лишь анклавы, крохотные клочки жизни. Вот этот останется непотревоженным… чуть дольше остальных.

– Владыка, – произнес Гроувер, – прошу тебя, вернись со мной обратно! Старейшины глазам своим не поверят! Они будут так рады! Ты сможешь спасти леса!

Пан положил руку на голову Гроуверу и взъерошил его курчавые волосы.

– Ты так молод, Гроувер. Так благороден, так предан. Думаю, я сделал правильный выбор.

– Выбор? – переспросил Гроувер. – Я… я не понимаю…

Фигура Пана мигнула, на секунду развеялась дымом. Гигантская морская свинка с испуганным визгом шмыгнула под ложе. Мохнатый мамонт нервно всхрапнул. Деде сунула голову под крыло. Но тут Пан возник снова.

– Я проспал многие века, – проговорил бог с несчастным видом. – И сны мои были мрачны. Я пробуждаюсь лишь ненадолго, и с каждым разом пробуждения мои все короче. Теперь конец уже близок.

– Как?! – воскликнул Гроувер. – Нет же, нет! Вот же он ты!

– Милый мой сатир, – улыбнулся Пан, – я ведь уже пытался сказать это миру, две тысячи лет тому назад. Я объявил об этом Лизасу, сатиру, очень похожему на тебя. Он жил в Эфесе и попытался сообщить об этом всему миру.

Глаза у Аннабет расширились.

– То древнее предание! О том, как моряк проплывал вдоль побережья Эфеса и услышал голос, взывающий с берега: «Объяви, что великий бог Пан умер!»[19]19
  Описал древнегреческий историк Плутарх.


[Закрыть]

– Но это же была неправда! – сказал Гроувер.

– Ваш род так этому и не поверил, – произнес Пан. – Славные, упрямые сатиры отказались смириться с моим уходом. И я люблю вас за это, но вы лишь отдалили неизбежное. Вы лишь продлили мою долгую и мучительную кончину, мой темный сумеречный сон. Этому пора положить конец.

– Нет! – Голос у Гроувера задрожал.

– Милый Гроувер, – проговорил Пан, – ты должен принять истину. Вот твой спутник, Нико – он понимает.

Нико медленно кивнул.

– Он умирает. Ему давно уже следовало умереть. Это… это скорее воспоминание.

– Но боги же не могут умереть! – сказал Гроувер.

– Они могут исчезнуть, – ответил Пан, – когда уходит все, что они воплощали. Когда они лишаются власти и их святыни гибнут. Милый мой Гроувер, глуши теперь осталось так мало, она так раздроблена, что никакому богу ее не спасти. Царство мое ушло. Вот почему мне нужно, чтобы ты доставил весть. Возвращайся к Совету. Скажи сатирам, и дриадам, и прочим духам живой природы, что великий бог Пан действительно умер. Расскажи им о моем уходе. Им больше не стоит ждать, что я приду и спасу их. Я не могу. Спастись вы можете только сами. Каждому из вас следует…

Он запнулся и, нахмурив брови, уставился на птицу-дронта, которая снова что-то замурлыкала себе под нос.

– Ну что ты делаешь, Деде? – осведомился Пан. – Ты опять поешь «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались»?[20]20
  В оригинале – «Kumbaya»: задушевная песня, которую обычно поют у костра или в компании, чтобы продемонстрировать, как все присутствующие дружны и любят друг друга. – Прим. перев.


[Закрыть]

Деде посмотрела на него с невинным видом и поморгала желтыми глазками.

Пан вздохнул.

– Кругом сплошной цинизм. Но, как я уже говорил, милый Гроувер, каждому из вас придется внять моему призыву.

– Нет… нет! – всхлипнул Гроувер.

– Мужайся, – велел Пан. – Ты меня нашел. А теперь тебе придется меня отпустить. И унаследовать мой дух. Бог больше не может его хранить. Его придется взять на себя вам всем.

Пан уставился прямо на меня ясными голубыми глазами, и я осознал, что он говорит не только о сатирах. Он имел в виду и полукровок, и людей. Всех.

– Перси Джексон, – сказал бог, – я знаю, что ты видел сегодня. Мне ведомы твои сомнения. Но знай: когда настанет час, страх не овладеет тобой.

Он обернулся к Аннабет.

– Дочь Афины, наступает твое время. Тебе назначена великая роль, хотя, быть может, и не та, которую ты себе представляла.

Он перевел взгляд на Тайсона.

– Не отчаивайся, юный циклоп. Герои редко соответствуют нашим ожиданиям. Но ты, Тайсон, – твое имя будет жить среди циклопов много-много поколений. Ну, а мисс Рейчел Дэр…

Рейчел поежилась, когда он назвал ее имя. И попятилась, как будто чувствовала себя виноватой в чем-то. Но Пан только улыбнулся. И вскинул руку в знак благословения.

– Я знаю, ты думаешь, будто тебе нет прощения, но ты не менее важна, чем твой отец.

– Я… – Рейчел осеклась. По щеке у нее поползла слеза.

– Я знаю, сейчас ты в это не веришь, – сказал Пан. – Но ты ищи возможности. Они будут.

Наконец он снова обернулся к Гроуверу.

– Милый мой сатир, – ласково улыбнулся Пан, – доставишь ли ты мою весть?

– Я… я не могу.

– Можешь, – произнес Пан. – Ты самый сильный и самый отважный. Сердце у тебя верное. Ты верил в меня сильнее, чем кто-либо когда-либо. Именно поэтому тебе и придется доставить весть, именно поэтому тебе надлежит первым освободить меня.

– Не хочу.

– Знаю, – сказал бог. – Но мое имя, «Пан»… изначально оно значило «сельский». Ты об этом знал? Но с годами оно стало означать «все». И теперь дух глуши должен перейти во всех вас. Каждому, кого встретите, вы должны говорить: если хотите найти Пана, примите дух Пана. Возрождайте глушь, мало-помалу, каждый – в своем уголке мира. Не ждите, пока кто-то другой, пусть даже бог, сделает это за вас.

Гроувер вытер глаза. И медленно встал.

– Я провел всю жизнь в поисках тебя. И теперь… я отпускаю тебя на волю.

Пан улыбнулся.

– Благодарю, милый мой сатир. Прими мое последнее благословение.

Бог закрыл глаза и растворился в воздухе. Белый туман распался на клочки энергии, но эта энергия не была жуткой, как та, голубая, которую я видел в Кроносе. Она заполнила пещеру. Завиток белого дыма втек мне прямо в рот, другой втянулся в рот Гроуверу, и остальным тоже. Но, мне кажется, Гроуверу досталось все же немного больше. Кристаллы потускнели. Животные печально посмотрели на нас. Деде-дронт вздохнула. А потом все они посерели и рассыпались прахом. Лозы увяли. И мы остались одни в темной пещере, подле опустевшего ложа.

Я включил фонарик.

Гроувер глубоко вздохнул.

– Ты… ты в порядке? – спросил я у него.

Гроувер как-то постарел и погрустнел. Он взял у Аннабет свою шапочку, отряхнул с нее грязь и решительно натянул ее на голову.

– Надо идти, – сказал он, – рассказать им всем. Великий бог Пан умер.

Глава восемнадцатая
Гроувер устраивает переполох

В Лабиринте расстояния короче. Но все равно, к тому времени, как Рейчел привела нас обратно на Таймс-сквер, я чувствовал себя так, словно мы бежали бегом от самого Нью-Мехико. Мы выбрались из подвала отеля «Мариотт» и остановились на тротуаре, под лучами яркого летнего солнца, щурясь на машины и толпу.

Я никак не мог решить, что кажется менее реальным: Нью-Йорк или хрустальный грот, где я стал свидетелем смерти бога.

Я отвел отряд в переулок, там, где эхо получше. И свистнул во всю мочь, пять раз.

Минуту спустя Рейчел ахнула:

– Какие же они красивые!

Табун пегасов спускался с неба, кружа среди небоскребов. Впереди всех летел Пират, а за ним – четыре его белых друга.

«Ого-го, шеф! – мысленно сказал он мне. – Ты живой!»

– Ага, – ответил я ему. – Так уж мне повезло. Слушай, нам надо в лагерь, и быстро!

«Это как раз по моей части! Эй, чувак, да у вас с собой циклоп? Ого-го! Гвидо! Твоя спина выдержит?»

Пегас Гвидо застонал и заныл, но все-таки согласился взять Тайсона. Все принялись садиться на пегасов – кроме Рейчел.

– Ну чего, – обратилась она ко мне, – тогда, наверно, всё?

Я неловко кивнул. Оба мы знали, что в лагерь ей нельзя. Я взглянул на Аннабет, но та сделала вид, будто возится со своим пегасом.

– Спасибо тебе, Рейчел, – поблагодарил я. – Без тебя мы бы не справились.

– Ну, такое нельзя было пропустить! В смысле, если не считать того, что меня едва не убили, и еще Пана…

Голос у нее осекся.

– Он что-то говорил о твоем отце, – вспомнил я. – Что он имел в виду?

Рейчел принялась теребить лямку рюкзака.

– Ну, папа… Папина работа… Он вроде как известный бизнесмен.

– То есть, в смысле… ты богатая?

– Ну, да…

– Так вот как ты уговорила водителя нам помочь! Ты просто назвала папину фамилию, и…

– Ну да, – перебила Рейчел. – Перси… мой папа – агент по земельной собственности. Он летает по всему миру, ищет перспективные земельные участки.

Она судорожно вздохнула.

– Глушь, короче. Он… он ее скупает. Я это ненавижу. Он там все перепахивает и строит уродские коттеджи и торговые центры. А теперь, когда я видела Пана… и Пан умер…

– Слушай, но ты-то тут ни при чем!

– А, ты еще не знаешь самого худшего. Я… я не люблю говорить о своей семье. Я не хотела, чтобы ты знал. Извини. Мне вообще не следовало ничего говорить.

– Да нет, – сказал я. – Все классно. Слушай, Рейчел, ты молодец. Ты провела нас через Лабиринт. Ты так отважно себя вела. И это единственное, что для меня имеет значение. А чем занимается твой папа – меня не волнует.

Рейчел посмотрела на меня с благодарностью.

– Ну, в общем… если тебе снова взбредет в голову пообщаться со смертной… можешь мне позвонить, или еще что-нибудь.

– Э-э… ага. Конечно.

Она нахмурила брови. Наверно, особого энтузиазма в моем голосе не чувствовалось, но я не это имел в виду. Я просто не знал, что еще сказать, когда вокруг стояли все мои друзья. А за последние пару дней мои чувства, кажется, сделались довольно запутанными.

– Ну, то есть… с удовольствием, – произнес я.

– Моего номера в телефонной книге нет, – проговорила она.

– Я его знаю.

– Что, он у тебя до сих пор на руке записан? Да ладно!

– Нет. Я его… вроде как выучил.

Она снова медленно расплылась в улыбке, на этот раз – куда более радостной.

– Ну, пока, Перси Джексон! Ты ведь спасешь мир, ага?

Она пошла по Седьмой авеню и затерялась в толпе.

Когда я вернулся к лошадям, оказалось, что у Нико проблемы. Его пегас шарахался от него, не давая ему сесть верхом.

«От него покойниками воняет!» – пожаловался конь.

«Да ладно тебе, – сказал Пират. – Брось, Пирожок! От полубогов вечно несет непонятно чем. Они не виноваты. Э-э… шеф, это я не про тебя!»

– Летите без меня! – решил Нико. – Я все равно не хочу возвращаться в лагерь.

– Нико, – проговорил я, – нам нужна твоя помощь!

Он скрестил руки на груди и насупился. Аннабет положила руку ему на плечо.

– Нико, – сказала она, – ну пожалуйста!

Его лицо медленно смягчилось.

– Ладно уж, – нехотя согласился он. – Только ради тебя! И насовсем я там не останусь.

Я посмотрел на Аннабет и вопросительно вскинул бровь, типа «С чего это вдруг Нико тебя слушается?». Она показала мне язык.

Наконец все уселись на пегасов. Мы взмыли в небо и вскоре уже летели вдоль Ист-ривер. Впереди раскинулся Лонг-Айленд.

Мы приземлились среди жилых домиков, и нам навстречу тут же выбежали Хирон, пузатый сатир Силен и пара лучников из домика Аполлона. Увидев Нико, Хирон вскинул бровь, но, если я рассчитывал удивить его последними новостями, насчет того, что Квинтус оказался Дедалом, или что Кронос восстал, то я ошибался.

– Этого я и боялся, – сказал Хирон. – Надо спешить. Есть надежда, что вам удалось задержать владыку титанов, но его авангард все равно прорвется сюда. И они будут алкать крови. Большинство наших защитников уже на своих местах. Идем!

– Минуточку! – вмешался Силен. – А как насчет поисков Пана? Ты опоздал почти на три недели, Гроувер Ундервуд! Твоя лицензия искателя отозвана!

Гроувер набрал воздуху в грудь. Он вытянулся и посмотрел в глаза Силену.

– Лицензия искателя больше не имеет смысла. Великий бог Пан умер. Он скончался и оставил нам свой дух.

– Что-о?! – лицо Силена побагровело. – Ложь и святотатство! Гроувер Ундервуд, я позабочусь о том, чтобы ты отправился в изгнание!

– Это правда, – произнес я. – Мы видели, как он умер. Мы все.

– Невозможно! Вы все лжете! Уничтожители природы!

Хирон пристально посмотрел в лицо Гроуверу.

– Мы поговорим об этом позже.

– Нет, мы поговорим об этом сейчас! – сказал Силен. – Необходимо разобраться с этим…

– Силен, – перебил Хирон, – моему лагерю грозит нападение. Вопрос Пана ждал две тысячи лет. Боюсь, ему придется подождать еще немного. При условии, что к вечеру мы будем еще здесь.

И на этой радостной ноте Хирон натянул свой лук и поскакал к лесу, предоставив нам догонять его, как получится.

Это была самая крупная военная операция, какую я до сих пор видел в лагере. Все собрались на поляне в полных боевых доспехах, но на этот раз не для захвата флага. Домик Гефеста устроил у входа в Лабиринт ловушки: проволоку-«егозу», ямы, наполненные горшками с греческим огнем, ряды заостренных кольев, которые должны были остановить натиск. Бекендорф командовал двумя катапультами размером с грузовик. Катапульты были уже заряжены и наведены на Зевсов Кулак. Ребята из домика Ареса стояли в первых рядах, выстроенные фалангой. Кларисса отдавала приказы. Домики Аполлона и Гермеса укрывались в лесу, с луками наготове. Многие заняли позиции на деревьях. Даже дриады вооружились луками, а сатиры расхаживали с деревянными дубинками и щитами из толстой древесной коры.

Аннабет присоединилась к своим собратьям из домика Афины – они раскинули штабную палатку и командовали операцией. У палатки развевалось серое знамя с совой. На страже у входа стоял наш начальник охраны, Аргус. Дети Афродиты суетились там и сям, поправляли на всех доспехи и предлагали расчесать султаны из конского волоса. Даже дети Диониса нашли себе работу. Самого бога нигде видно не было, но белокурые близнецы, его сыновья, бегали, раздавая вспотевшим воинам бутылки с водой и пачки сока.

В целом все смотрелось неплохо, однако стоявший рядом Хирон буркнул:

– Этого мало…

Я подумал о том, что видел в Лабиринте: обо всех чудовищах на стадионе Антея, о мощи Кроноса, которую я испытал на себе на горе Там. Сердце у меня упало. Хирон был прав, но это были все, кого мы могли собрать. В кои-то веки я пожалел о том, что здесь нет Диониса. Но даже если бы он и был, не знаю, сумел ли бы он что-то сделать. Ведь когда доходит до войны, богам нельзя вмешиваться напрямую. Очевидно, титаны подобными ограничениями не заморачивались.

На краю поляны Гроувер говорил с Можжевелой. Он рассказывал ей свою историю, а она все это время держала его за руки. Когда он сообщил ей вести о Пане, на глаза у нее навернулись зеленые слезы.

Тайсон помогал детям Гефеста готовить укрепления. Он таскал валуны и складывал их возле катапульты в качестве боеприпасов.

– Оставайся при мне, Перси, – велел Хирон. – Когда начнется битва, дождись, пожалуйста, когда мы поймем, с чем имеем дело. Ты должен вступить в бой, когда нам нужнее всего будут подкрепления.

– Я видел Кроноса, – сказал я, до сих пор не придя в себя от этого факта. – Я смотрел ему прямо в глаза. Это был Лука… и в то же время не он.

Хирон провел пальцами вдоль своей тетивы.

– Насколько я догадываюсь, у него были золотые глаза. И в его присутствии время как будто делалось жидким.

Я кивнул.

– Как он сумел овладеть смертным телом?

– Не знаю, Перси. Боги веками принимали облик смертных, но сделаться смертным на самом деле… смешать божественный облик с обликом смертного… Не понимаю, как можно было это сделать, не обратив тело Луки во прах.

– Кронос говорил, что тело было подготовлено.

– Меня дрожь берет, как подумаю, что это означает. Но, возможно, это ограничит могущество Кроноса. По крайней мере, на время он будет прикован к человеческому обличью. Оно свяжет его собой. Есть надежда, что может и помешать.

– Хирон, если он возглавит эту атаку…

– Не думаю, мальчик мой. Если бы он был близко, я бы почувствовал. Несомненно, он это планировал, но, полагаю, вы сильно ему помешали, обрушив на него его собственный тронный зал.

Он взглянул на меня укоризненно.

– Ты и твой друг Нико, сын Аида.

В горле у меня встал комок.

– Извини, Хирон. Я понимаю, я должен был тебе об этом сказать. Я просто…

Хирон вскинул руку.

– Я понимаю, почему ты так поступил, Перси. Ты чувствовал ответственность за него. Ты стремился его защитить. Но, мальчик мой, нам следует доверять друг другу, если мы хотим выжить. Нам следует…

Голос у него дрогнул. Земля у нас под ногами тряслась.

Все, кто был на поляне, замерли. Кларисса выкрикнула короткий приказ:

– Сомкнуть щиты!

И из Лабиринта хлынуло войско титанов.

Ну, то есть, мне уже доводилось бывать в бою, но это была полномасштабная битва. Первыми я увидел дюжину великанов-лестригонов, которые вынырнули из-под земли с таким ревом, что у меня чуть уши не лопнули. У лестригонов были щиты, сделанные из расплющенных автомобилей, и палицы из древесных стволов, щетинящиеся ржавыми шипами. Один из великанов взревел на фалангу Ареса, взмахнул своей дубиной и смел весь домик целиком: двенадцать воинов разлетелись, как тряпичные куклы.

– Огонь! – взревел Бекендорф. Катапульты ожили. В сторону великанов понеслись два валуна. Один отлетел от автомобильного щита, оставив на нем небольшую вмятину, зато второй угодил лестригону в грудь, и великан рухнул. Лучники Аполлона дали залп: десятки стрел вонзились в толстые доспехи великанов, точно иглы дикобраза. Некоторые угодили в щели в броне, и несколько великанов испарились от прикосновения небесной бронзы.

Но когда уже казалось, что лестригоны вот-вот будут повержены, из Лабиринта хлынула следующая волна: тридцать, если не сорок дракайн в полных боевых доспехах, с копьями и сетями. Драконицы рассыпались во все стороны. Некоторые угодили в ловушки, расставленные домиком Гефеста. Одна застряла в кольях и стала легкой мишенью для лучников. Другая задела растяжку, и горшки с греческим огнем полыхнули зеленым пламенем, поглотив нескольких змееженщин. Но из Лабиринта появлялись все новые и новые. Аргус и воины Афины ринулись им навстречу. Я увидел, как Аннабет обнажила меч и вступила в схватку с одной из них. Неподалеку Тайсон оседлал великана. Циклопу каким-то образом удалось вскарабкаться великану на спину, и теперь Тайсон лупил его по голове бронзовым щитом: бац! Бац! Бац!

Хирон спокойно натягивал лук и выпускал стрелу за стрелой. Каждая стрела убивала какое-нибудь чудовище. Но из Лабиринта выбирались все новые враги. Наконец из тоннеля выскочила адская гончая – не Миссис О’Лири, – которая помчалась прямиком на сатиров.

– Вперед!!! – крикнул мне Хирон.

Я обнажил Анаклузмос и бросился в бой.

Мчась через поле битвы, я видел страшные вещи. Вражеский полукровка сражался с сыном Диониса, хотя поединком это назвать было трудно. Враг пырнул его в руку, потом ударил по голове рукоятью меча, и сын Диониса рухнул. Еще один вражеский воин пускал в кроны деревьев огненные стрелы, и наши лучники и дриады разбегались в ужасе.

Внезапно десяток дракониц отделился от основного сражения. Они заскользили по тропе, ведущей в лагерь, так уверенно, будто знали, куда идти. Если они прорвутся туда, то смогут беспрепятственно спалить весь лагерь!

Единственным, кто оказался более или менее поблизости, был Нико ди Анджело. Он пырнул мечом тельхина, и его черный стигийский клинок вобрал сущность чудовища, выпив его энергию, так, что от того осталась только пыль.

– Нико! – заорал я.

Он посмотрел туда, куда я указывал, увидел женщин-змей и сразу все понял.

Он перевел дух и вскинул свой черный меч.

– Эй, мои слуги! – крикнул он.

Земля содрогнулась. Перед драконицами распахнулась трещина, и из нее выбрался десяток павших воинов: жуткие трупы в форме всех времен и народов: и американцы времен войны за независимость, и римские центурионы, и наполеоновская кавалерия верхом на лошадиных скелетах. Воины, как один, обнажили мечи и вступили в бой с дракайнами. Нико рухнул на колени, но мне было некогда проверять, как он там.

Я приблизился к адской гончей, которая теснила сатиров к лесу. Зверюга сделала выпад в сторону одного из сатиров – тот легко отпрыгнул в сторону, но она тут же прыгнула на другого, который оказался медлительнее. Его щит из древесной коры затрещал, сатир упал.

– Эй! – крикнул я.

Адская гончая развернулась, зарычала на меня и прыгнула. Она бы порвала меня в куски, но, когда я отшатнулся и упал, под руку мне попался горшок – один из Бекендорфовых горшков с греческим огнем. Я швырнул его в пасть гончей, и тварь вспыхнула. Я, задыхаясь, отполз подальше.

Сатир, попавший ей под лапы, не шевелился. Я подбежал, чтобы узнать, жив ли он, но тут до меня донесся вопль Гроувера:

– Перси!

В лесу вспыхнул пожар. Пламя бушевало в нескольких метрах от дерева Можжевелы, и Можжевела с Гроувером сходили с ума, пытаясь его спасти. Гроувер заиграл на своей свирели песню дождя. Можжевела отчаянно пыталась сбить пламя своим зеленым платком, но от этого становилось только хуже.