Текст книги "Охотники за сокровищами. Нацистские воры, хранители памятников и крупнейшая в истории операция по спасению мирового наследия"

Роример окинул взглядом пустые стены. В Лувр вернулась только малая часть коллекции, украдено было гораздо больше.

– Мне совсем не хочется задавать тебе этот вопрос, Жак, но… Откуда ты знаешь, что она не была одной из них? Почему ты уверен, что Роза Валлан не работала на нацистов?

– Потому что это я послал ее шпионить. Я попросил ее остаться на посту в музее, и она согласилась, несмотря на опасность. Почти каждую неделю она приносила мне информацию. Ценную информацию. Только благодаря Валлан Сопротивлению удалось задержать отправление последних немецких поездов с бесценными произведениями искусства, украденными из лучших частных коллекций Франции.

Жожар остановился.

– Я знаю ее, Джеймс. Ее преданность Франции и искусству не подлежит сомнению. Когда ты узнаешь ее получше, ты и сам это поймешь. Если сомневаешься в ней, – сказал он с улыбкой, – порасспроси ее о поезде с произведениями искусства. Роза Валлан спасла больше великих картин, чем большинство смотрителей за всю свою жизнь. В особенности если они не жили во время этой треклятой войны. Ну, вот мы и на месте.

Они зашли в зал, две стены которого занимал гобелен из Байё. Роример стал его разглядывать, восхищаясь искусством автора. Настоящий роман – сцены средневековой жизни, переданные с необыкновенным мастерством в подробных деталях.

– Я думаю об этом еще с прошлого раза, – сказал Роример, дойдя до дальнего конца зала.

Одну из последних сцен – на ней, если он правильно помнил, были изображены бегущие врассыпную солдаты, оружие которых разлеталось в воздухе, – закрывала временная заслонка.

– Гобелен ведь не был поврежден? Ему же столько веков…

Жожар покачал головой.

– Дело не в состоянии гобелена, – объяснил он. – Дело в подписи. In fuga verterunt Agli – «Англичане бегут».

Тут Роример наконец вспомнил, кто были бегущие солдаты, – англичане, потерпевшие поражение от французов. Он не смог сдержать улыбки:

– Какие мы нежные!

Жожар пожал плечами:

– Мы на войне.

Глава 19
Рождественские пожелания
Метц, Франция
Декабрь 1944

Зима 1944 года стала самым суровым периодом войны на Западном фронте. Британские войска и канадская 21-я группа армий под командованием генерала Монтгомери были остановлены немцами на Рейне. Союзникам пришлось неделями пробираться по опасной дельте реки, чтобы занять порт в Антверпене и наладить поставки продовольствия.

1-я армия США вступила в Хуртгенский лес: коридор крутых склонов, мины повсюду и засевшие в траншеях солдаты. В декабре снег завалил все сугробами, а земля так промерзла, что невозможно было рыть окопы. Продвижение было мучительным, особенно по дремучим участкам леса. В один из месяцев армия отвоевала всего три километра, потеряв при этом четыре тысячи пятьсот солдат. Битве за Хуртгенский лес суждено было стать самым длинным сражением в военной истории США – она продлилась с сентября 1944 года по февраль 1945-го. К его концу 1-я армия отвоевала меньше ста тридцати квадратных километров.

На восточной границе Франции генерал Паттон и его 3-я армия споткнулись о неприступный город Метц. Окруженная фортами и постами наблюдения крепость была построена еще римлянами: в свое время она отчаянно сопротивлялась германским варварам и сдалась им последней. С тех пор город оставался самым суровым бастионом Запада, который пытались завоевать все: начиная от крестоносцев, устроивших здесь массовую резню евреев в 1096 году, и заканчивая Бурбонами и английскими разбойниками. В 1870 году, во время франко-прусской войны, город выдержал яростную атаку немцев, но пал в результате осады и временно вошел в состав Германии. Французам удалось получить его обратно, но путем дипломатии, а не войны. И вот в ноябре 1944 года 3-я армия США пополнила длинный список тех, кто пытался завоевать Метц.

Воздушные бомбардировки не принесли результата, и Паттон послал в бой пехоту. Больше месяца солдаты карабкались по крутым каменным стенам укреплений и пробирались по опутанным колючей проволокой и пронизанным железными прутьями туннелям. И в итоге взяли все немецкие позиции, не считая одного форта, который сдался сам. Продвижение от реки Мозель обошлось армии в сорок семь тысяч убитыми и ранеными, при этом они прошли меньше пятидесяти километров. Немецкая оборона и дожди выводили Паттона из себя. В письме военному секретарю США он писал: «Когда эта война закончится и вы будете подводить ее итоги, постарайтесь настоять, чтобы немцы оставили себе Лотарингию, потому что я не могу представить более тяжкой ноши, чем эта гадкая земля с ее бесконечными дождями, богатство жителей которой измеряется кучами аккуратно сложенного говна».

Но декабрь оказался еще хуже. 8 декабря, в день, когда в Метце сдались последние отряды немцев, генерал Паттон поздравил свои войска с наступающим Рождеством и произнес следующую молитву: «Господь всемилостивый и всемогущий! Смиренно просим Тебя о великой милости Твоей: обуздать эти безудержные дожди, с которыми мы так тяжко боролись. Пошли нам ясную погоду для битвы. Внемли благосклонно взывающим к Тебе солдатам, и вооруженные силою Твоей да продвинемся мы от победе к победе и да сокрушим угнетение и порок, посеянные врагами, и да установим Твою волю меж людьми и народами. Аминь».

Молитва о погоде не сработала. Небо было все так же затянуто облаками, становилось все холоднее. В лесных ущельях снег доходил солдатам до плеч и обрушивался на них ледяными глыбами вместе с ветками. Набегал густой туман, погружая мир во мрак, а затем внезапно рассеивался, и солдаты в черной форме становились легкими мишенями на белом снегу. Земля в Арденнском лесу замерзла так, что ее не брали солдатские складные лопаты и кирки. Некоторым отрядам повезло, и им достались динамитные шашки для рытья землянок, остальным пришлось довольствоваться палатками и общими одеялами. Перчатки не спасали пальцы от обморожения. Холод жалил до костей. От него опухали ноги, и среди солдат, не снимавших на ночь сапоги, началась эпидемия «траншейной стопы» – некроза ноги, вызванного слишком долгим воздействием холода и влаги. Отморожение и переохлаждение стали врагами хуже немцев, но нацисты, казалось, окопались на каждом квадратном метре земли от Северного моря до швейцарской границы. Армии по обе стороны немецкой границы вступили в жестокую войну на измор, измерявшуюся не километрами, а метрами.

В это время хранитель памятников Роберт Поузи, архитектор из Алабамы, должно быть, вспоминал свое первое назначение в суровые земли Северной Канады и благодарил Бога, что его отправили не рыть окопы и ночевать в палатке, а во французский Нанси защищать искусство. Оттуда он постоянно ездил в Метц, где памятникам культуры был нанесен колоссальный ущерб. Знаменитое городское собрание средневековых манускриптов уничтожил пожар. Почти все ценные произведения искусства Поузи обнаружил в хранилищах, но городские реликвии, включая самую ценную – мантию Карла Великого, вместе со всеми сокровищами Метцского собора забрали нацисты, «чтобы охранять». Зато Нанси почти не пострадал, и поскольку до конца зимы здесь обосновалась штаб-квартира 3-й армии, Поузи решил написать короткие заметки, касающиеся архитектурной и художественной истории города. Побывав на фронте, он тоже загорелся идеей создать информированную, интересующуюся культурой армию.

Его рассказ об истории земли, за которую сражались солдаты 3-й армии, пользовался огромным успехом у солдат, но это не значит, что писался он с большим трудом. Нанси был торговым и художественным центром, но в тот холодный декабрьский день Поузи вспоминал его военную историю. Там на морозе сражались и умирали солдаты, и он не мог забыть об этом ни на секунду. Он начал понимать, что и сам в душе не только архитектор, но и солдат; своей жене Элис он писал, что «в армии чаще, чем в университете, знакомишься с приятными тебе людьми. Кажется, что связи здесь ближе и крепче».

Поузи не принадлежал к элите. Он вырос на маленькой ферме под городком Моррис, штат Алабама, где вся архитектура сводилась к тому, чтобы приладить к дому несколько листов фанеры, а единственным доступным искусством было отражение неба в грязной луже после дождя. Но пусть семья Поузи и была лишена материальных благ и положения в обществе, она с лихвой компенсировала это родовой историей. Каждый член семьи – ну или каждый мужчина в семье – мог по памяти перечислить почетный список предков: Френсис Поузи, сражавшийся против французов и индусов в колониальных войнах, Иезекая Поузи, ополченец Южной Каролины в Войне за независимость, раненный тори в 1780 году, Джозеф Харрисон Поузи, участник войны 1812 года. Карнот Поузи выжил в битве при Гёттисберге, но скончался от боевого ранения четыре месяца спустя; брат Карнота, Джон Уэсли Поузи, служил в 15-й конно-пехотной дивизии Миссисипи (они прибывали к месту битвы верхом и, спешившись, отправлялись сражаться) и единственный из восьми отправившихся на фронт братьев Поузи пережил Гражданскую войну.

История восточных провинций Франции – Эльзаса и Лотарингии – тоже была историей чести и жертв. Как свидетельствовали местные кладбища, ни одному поколению не довелось пожить здесь в мире и спокойствии с тех пор, как Аттила вверг Римскую империю во тьму. До этого Поузи побывал в Вердене: в этом городе состоялась одна из самых кровавых битв Первой мировой войны, где был ранен миллион и погибли двести пятьдесят тысяч человек. Он осмотрел военные кладбища, на которых покоились погибшие в той битве. «Великая война» – говорили о Первой мировой. «Война, которая покончит с войнами». Но мемориал павшим героям Первой мировой в Монсеке был испещрен пулями новой войны. А на американском военном кладбище в Сен-Мишеле немецкие солдаты осквернили все могильные камни, на которых была изображена звезда Давида.

Он подумал о Рождестве. Будет ли Вуги скучать по нему? Будут ли у них подарки в носках и фаршированная индейка? Или теперь, с системой продовольственных карточек, все по-другому? Здесь, на фронте, большого праздника не жди. Рождество было просто еще одним рабочим днем, как в его детстве в Алабаме. В один счастливый год Роберту повезло получить в подарок носовой платок и апельсин. В другой раз его отец сколотил небольшую тележку – впрочем, кажется, дело было уже ближе к весне – впряг в нее домашнего ослика и по очереди катал детей по двору. Потом отца не стало. И ослика тоже. Роберту было одиннадцать, его сестру отдали тетушке, потому что ее нечем было кормить, а сам он начал трудиться сразу на двух работах: в продуктовой лавке и в киоске по продаже газировки.

Армия спасла его. Как только ему позволил возраст, он поехал в Учебный лагерь офицеров резерва (УЛОР). Это дало ему все: еду, деньги, будущее. Благодаря армии он смог оплатить поступление в Обернский университет. Было решено, что он отучится год, а затем уступит место младшему брату, потому что даже с финансовой поддержкой УЛОР его семья не потянула бы сразу двух студентов. Но Роберт так хорошо учился, что его брат наотрез отказался идти в университет. И вот у Роберта появилась вторая любовь: архитектура. Так оно с тех пор и повелось: архитектура и армия тесно переплелись в его уме и сердце.

Поузи отложил ручку и достал сушеный инжир и арахис, которые Элис прислала ему на Рождество. Инжир и арахис – ребенком он и мечтать не мог о таких лакомствах. А ведь у него еще было несколько подарков, некоторые даже в упаковочной бумаге. Он хранил их, чтобы открыть рождественским утром.

Роберт вспомнил, как впервые осознал, что где-то существует большой мир. Ему было восемь, и он увидел картинку с изображением горы. На ее вершине лежал снег, но внизу, в долине, цвели цветы. Ему не у кого было узнать, как такое возможно, и он пытался разгадать загадку самостоятельно. И чем больше он об этом думал, тем прекраснее и сложнее казалась ему жизнь. Он понял, что есть еще много загадок, над которыми он будет биться до конца своих дней.

Интересно, подумал Поузи, а что бы сказал тот мальчик, если бы мог увидеть себя сейчас? Он видел настоящие горы. Он видел толщи льда в Арктике и проектировал взлетно-посадочные полосы на этом льду на случай, если туда надо будет добраться американским летчикам. Он соорудил понтонный мост, только чтобы увидеть, как он разрушится и утопит танк в грязных водах реки Пенсильвании. Он побывал в Лондоне. Он жил и работал в Нью-Йорке.

А теперь он служил в Европе. Выйдя за дверь, Поузи мог отправиться на прогулку по древнему городу, где на улицах лежали сугробы, а за ними виднелись ряды укутанных снегом домов. И он не просто так был здесь. Он – специалист, чей долг – сохранить город. И он солдат. Он лично знаком с великим генералом Джорджем С. Паттоном-младшим. Даже те, кто называл этого человека ублюдком (то есть все солдаты 3-й армии), перед ним преклонялись.

Поузи вспомнил анекдот, который рассказывали друг другу солдаты. Паттон руководил 7-й армией США на Сицилии в 1943 году. Увидев римские руины в Агридженто, генерал осведомился у местного эксперта:

– Это ведь не 7-я армия сделала?

– Нет, сэр, – ответили ему, – это произошло во время предыдущей войны.

– А что это была за война?

– Вторая Пуническая.

Над анекдотом смеялись, но в нем был и серьезный посыл: история длинная, культурное наследие важно, а 3-я армия изо всех сил стремилась стать величайшей армией с тех пор, как Ганнибал перевел своих слонов через Альпы и почти разгромил зарождавшуюся Римскую империю в Пунической войне. Роберт Поузи не был пехотинцем. Ему не доводилось стрелять из военных орудий. Но и его работа была значима, и он отдавал ей всего себя. К черту смертельную опасность и плохую погоду! На земле нет места, которое Роберт Поузи предпочел бы 3-й армии.

Кроме дома.

Он снова отложил ручку и посмотрел на коробки с подарками. Было 10 декабря, до Рождества оставалось еще две недели, но он не хотел больше ждать.

В первой коробке оказались подарки для французских детей. Он просил Элис не посылать их, поскольку он все время переезжал с места на место и ни с какими детьми знаком не был, но она все равно послала. На следующий день он взял подарки и отправился на улицу, где, к собственному изумлению, обнаружил детей, собирающих на улице фольгу, чтобы украсить рождественские елки. Немцы сбрасывали фольгу, чтобы заглушить сигналы радаров союзников, и это было единственное, чего на улицах имелось в изобилии. Он вспомнил собственное нищее детство и подивился чуткости Элис. Он выбрал стайку французских девочек, вручил им подарки, но и попросил кое-что взамен: чтобы они писали его сыну письма на французском.

Письмо Роберта Поузи сыну Вуги

29 ноября 1944

Дорогой Деннис!

Уверен, ты будешь рад, если эта рождественская открытка 3-й армии будет написана только для тебя одного. Надеюсь, ты получил наплечный знак 3-й армии, который два месяца назад я вложил тебе в письмо.

На открытке наши танки прорывают позиции немцев в Нормандии, с боем входят в Бретань, стремительно проходят по Франции. Я все это видел, и, поскольку мы очень сильны, я не сомневаюсь, что уже скоро мы будем в Берлине.

Само зрелище потрясает, но на самом деле война – это очень плохо, поскольку причиняет огромные страдания людям, которые живут там, где идут бои. К тому же солдаты находятся далеко от дома, отчего они грубеют и иногда грустят.

Эту войну начала Германия, она вторгалась в одну маленькую страну за другой, пока Франции и Англии не пришлось объявить ей войну. Мы помогали Франции и Англии, но поначалу не воевали. Затем на нас внезапно напали японцы, и одновременно с этим Германия объявила войну Америке. Так что нам пришлось воевать, и сначала было очень тяжело, потому что мы не были готовы. Но теперь мы сильные, Англия тоже сильная и Россия, на которую напала Германия, сильная. Италия воевала на стороне Германии, но мы ее победили, и она перешла на нашу сторону. Франция была побеждена Германией, но мы ее освободили, и теперь она собирает большую армию. Мы освободили Грецию, Бельгию и часть Голландии, и теперь они помогают нам, а Китай с трудом, но освобождается от ига вероломных японцев.

И вот поэтому я уверен, что мы скоро победим Германию и Японию и так их проучим, что когда ты и другие мальчики вырастете, вам не придется снова сражаться с ними. И я надеюсь, что ни одна другая страна не последует их примеру и не будет задирать других, потому что война – это очень плохо.

Все это помогает мне примириться с тем, что Рождество я встречаю далеко от тебя и мамы. Надеюсь, ты замечательно проводишь время и тебе подарили много прекрасных подарков. Пожалуйста, купи от меня маме что-нибудь приятное на день рождения и Рождество.

А пока прощаюсь, с любовью

Боб

Глава 20
Мадонна из Ла-Глеза
Ла-Глез, Бельгия
Декабрь 1944

Пока Роберт Поузи трудился в Восточной Франции, Уокер Хэнкок объезжал отвоеванные бельгийские города и деревушки у самой линии фронта. Где-то посередине своего путешествия он оказался в городке Ла-Глезе.

Город не вызывал благоговения, как Ахен, не обещал волнующих фронтовых находок вроде забытой на передовой картины Брейгеля – простые дома на тихом холме под необъятным и белым зимним небом. Зато тут царили мир и покой. Хэнкок заехал сюда ради собора, который, если верить списку охраняемых памятников, был построен в XI веке. Однако собор его разочаровал. Было сразу понятно, что спасти здание уже не удастся: старая каменная кладка разрушена, колокольня – снесена. Но во всех повреждениях винить следовало не войну, а бездарную реставрацию. Неясно было даже, как собор попал в список.

Но на улице было холодно, так что Хэнкок все равно решил зайти внутрь. Сразу за дверью, посредине нефа на небольшом постаменте стояла маленькая деревянная статуя Девы Марии. Он замер. Работа была довольно примитивной, но простота только подчеркивала невероятное изящество фигуры. Невысокая и хрупкая, она все равно будто возвышалась над всем пространством церкви. Одну руку Дева Мария прижала к сердцу, другую подняла в приветствии, и этот жест заставлял каждого преклониться перед ней. Это была простая, даже грубоватая работа, однако ее красота преображала все вокруг.

Кюре собора куда-то отлучился, но сотрудница туристического центра вызвалась показать Хэнкоку Ла-Глез. Вид на холмистые поля и Арденнский лес за ними был прекрасен, но сам город, в котором почти не осталось жителей, состоял лишь из ферм и маленьких магазинчиков и не произвел на хранителя никакого впечатления. А вот девушка – очаровала. Ее отец владел постоялым двором, но поскольку путешественники сюда давно не заглядывали, тоже подался в фермеры. Что до статуи, известной как Мадонна из Ла-Глеза, то ее выточили в XIV веке, но нашли всего 50 лет назад, в ходе очередной бездарной реставрации церкви. А в неф поставили несколько лет назад.

Девушка подарила Хэнкоку открытку с Мадонной – единственную, которая у нее была, – и пригласила его на ужин. Ее семья жила в милом двухэтажном доме, который своими руками построил отец семейства, месье Жанин. После месяца, проведенного на армейских пайках, еда казалась Хэнкоку даже слишком вкусной, а компания за столом собралась теплая и веселая. Сидя за деревенским столом, Хэнкок начинал понимать простую красоту людей, неразрывно связанных со своей землей, и городка, еще днем казавшегося ему таким скучным. Уокер Хэнкок пронес память об этом ужине и о чудесной, никому не известной Мадонне через все последующие месяцы, через дождь и холод, бомбардировки и разрушенные города. Если и существовало место, казавшееся нетронутым войной, то это был Ла-Глез.

Письмо Уокера Хэнкока Сайме

4 декабря 1944

Возлюбленная моя Сайма!

Сегодня – наш с тобой день, годовщина самого счастливого дня в моей жизни. И как бы я ни любил тебя год назад, сегодня я люблю тебя во много раз больше. Пусть большую часть года мы провели в разлуке, все это время мы были вместе в лучшем из смыслов. И ты так помогала мне и так поддерживала меня на всем протяжении этих интересных, но изматывающих месяцев, как вряд ли смогла бы поддерживать, веди мы спокойную, счастливую жизнь дома. Эта жизнь еще наступит, и нашей радости не будет предела, но я никогда не мог себе представить, чем ты станешь для меня в долгие месяцы войны. Твои письма – моя главная опора. Мне достаточно даже простого рассказа о том, чем ты занимаешься и о чем думаешь. А между письмами я не прекращаю думать о тебе.

Сегодня был весьма утомительный день, один из тех, когда кажется, что ты вообще ничего полезного не сделал. Но я надеюсь наверстать упущенное за неделю. Здесь приходится раз и навсегда усвоить, что в армии дела делаются постепенно, и нет смысла откусывать больше, чем можешь проглотить. Соседнюю со мной койку занимает польский офицер, который говорит, что для него это будет шестое Рождество в армии, вдали от родных. Он очень грустит, но мы все утешаем его и говорим, что следующее Рождество он встретит с семьей.

Завтра или послезавтра надеюсь встретиться с Джорджем Стаутом. Интересно, собирается ли он вернуться в 1-ю армию? Надеюсь, да, потому что меня одного на всю эту работу не хватит. Посылаю тебе много слов любви, прекрасное создание.

Люблю тебя,

Уокер