Текст книги "Поединок Разумов"

С божьей помощью

Есть во Вселенной планета Аталла. И на ней – громадная гора Санито, у подножия которой, в долинах, где климат умеренный и благоприятный, процветают различные цивилизации. Вершина же Санито закована в вечные льды, а по склонам то и дело сходят лавины. Склоны эти не просто круты – они почти отвесны, и среди голых скал там зияют бездонные пропасти.

Ни один человек не бывал на вершине Санито. Она считается неприступной. Даже холмы в ее предгорьях словно бросают вызов альпинистам. Однако, как гласит легенда, некогда одному святому удалось-таки на эту гору подняться, ибо святость этого человека за долгие годы достигла уровня божественности – а все благодаря усиленной и однонаправленной концентрации всех его духовных сил.

Этот новоявленный бог, до своего вознесения на Санито известный среди местного населения под именем Шельмо, вырубил в гранитной щеке горы пещеру, сделал себе ложе из ледяных глыб и сплел из лишайников коврик для медитации. Ничего более ему не требовалось – ведь он научился вырабатывать вполне достаточно энергии и внутреннего тепла для своей жизнедеятельности.

Шельмо решил провести на вершине Санито несколько тысячелетий и как следует попрактиковаться в применении однонаправленной концентрации, хотя и без того неплохо владел этим мастерством, и оно даже принесло ему титул бога. Но достигнутые результаты его не удовлетворяли. Он полагал, что может еще отточить свое умение.

Проходили века. Возникали и исчезали цивилизации, но Шельмо было не до того: для достижения по-настоящему полноценной концентрации времени требуется чрезвычайно много. С другой стороны, Шельмо понимал, что, возможно, проявляет некоторый эгоизм по отношению к живущим по соседству народам – нужно же ему, богу, как-то присматривать за людьми, а он забывает о них, все свое время без остатка посвятив любимому занятию. Но потом Шельмо рассудил здраво: во-первых, богам закон не писан, а во-вторых, времени впереди еще более чем достаточно и вполне можно успеть проявить себя как высоконравственное божество – разумеется, когда ему удастся полностью овладеть наконец мастерством однонаправленной концентрации.

Для бога, желающего ото всего отрешиться, гора Санито была местом поистине идеальным. Рев бурь и грохот лавин создавали отличный звуковой фон, а клубящиеся белые облака и темные тучи являли собой отличный объект для медитаций. И расположена пещера Шельмо была так высоко, что людские молитвы редко достигали его ушей. Заглушенные воем ветров и толщей снегов, они казались Шельмо, скорее, печальными стонами или вздохами, не имевшими к нему отношения.

Однако даже богам не дано вечно оставаться в стороне от мирских дрязг. Какое-то время, конечно, можно продержаться, но в итоге тебя все-таки достанут земными проблемами.

И вот как-то раз человек из нижнего мира застал-таки Шельмо врасплох, взобравшись на неприступную вершину и отыскав его пещеру. (Но Шельмо, разумеется, никакого удивления по этому поводу не выказал – боги ведь никогда не удивляются. И все же это было для него неожиданно.)

Человек пал перед божеством ниц и принялся возносить ему длиннющую молитву.

– Да-да, спасибо большое, – прервал его Шельмо. – Скажи лучше, как ты сюда попал? Ведь считается, что взобраться на Санито не может никто, кроме богов. Ты, случайно, не бог в человечьем обличье?

– Нет, – сказал человек. – Я обыкновенный человек. И зовут меня Дэн. Мне помогли подняться на такую высоту как мои собственные добродетели и благочестие, так и молитвы людей, которые там, внизу, поклоняются тебе.

– Ясно, – промолвил Шельмо. – Не хочешь ли присесть с дороги? Вот и подходящая ледяная глыба. Надеюсь, ты достаточно хорошо владеешь терморегуляцией?

– Да, конечно! – отвечал Дэн. – Ведь это один из самых легких шагов на пути к высшей духовности.

– Ты прав, – согласился Шельмо. – Ну, рассказывай, зачем ко мне пожаловал?

Дэн поудобнее уселся на ледяную глыбу, поправил одежду и сказал:

– Господи, мы, твои верующие, молим тебя о помощи! Без твоего вмешательства мы вскоре будем уничтожены, стерты с лица Аталлы.

– Да? И что же у вас случилось? – спросил Шельмо. – Надеюсь, что-то серьезное? Я не люблю, когда меня отвлекают по пустякам.

– Все дело в проклятых стальных крабах! – воскликнул Дэн. – Самопрограммирующиеся механические вампиры тоже, конечно, не подарок. Да и медные скорпионы со взрывающимися хвостами несколько поднадоели. Но основное – все-таки крабы. Эти чертовы автоматы научились сами себя воспроизводить! Мы один завод разрушим, так тут же появляется десяток новых! Чертовы твари заполонили наши дома, улицы, их полно даже в храмах! Они созданы как убийцы, и сейчас мы им явно проигрываем.

– А в мое время на Аталле ничего подобного не было, – заметил Шельмо. – Откуда же эти крабы взялись?

– Ну… – начал Дэн, – тебе ведь, наверное, известно, что сейчас на Аталле царит мир. Но еще в самом недавнем прошлом некоторые страны продолжали друг с другом воевать, тогда-то и были изобретены стальные крабы. А через некоторое время они вырвались из-под контроля людей и мгновенно распространились – сперва на территории той страны, где были созданы, а потом и по всему миру. Крабы размножались быстрее, чем их успевали уничтожать. Мы, разумеется, совершили большую глупость, но… теперь просто пропадаем! Господи, умоляю, яви свою милость, помоги нам! Сделай хоть что-нибудь!

Несмотря на добровольное отшельничество, Шельмо все-таки чувствовал себя чем-то обязанным этим людям – «его верующим», как они себя называли.

– Ну хорошо, я это улажу, – сказал он, – но сможете ли вы впоследствии сами о себе позаботиться, а меня оставить в покое?

– О, конечно! – воскликнул Дэн. – Мы абсолютно уверены, что человеческое общество способно управлять собою. Мы, люди, хотим сами ковать свою судьбу! Мы считаем оправданным отделение церкви от государства. Вот только… чертовы крабы, к сожалению, вырвались из-под контроля!

Шельмо всесторонне изучил проблему «чертовых крабов», включив Великое Знание, которым теперь (в качестве бога) располагал. Внизу действительно были серьезные неприятности.

Разумеется, он мог бы запросто сотворить чудо, и все крабы тут же исчезли бы – богу это раз плюнуть! – однако Совет Божественной Этики вряд ли одобрил бы столь прямое вмешательство в жизнь людей. Подобные «чудеса» обычно приводят к возникновению суеверий, и Шельмо пришлось создать некий вирус – люди, между прочим, так и не сумели разобраться в его происхождении, – который разрушал микросхемы не только стальных крабов, но и медных скорпионов и механических вампиров. Умело манипулируя вирусом на генетическом уровне, Шельмо заставил его уничтожать только вредные для человека автоматы, а потом подвергнуться саморазрушению.

Когда дело было сделано, Шельмо быстренько прервал словоизлияния ликующего Дэна и заявил:

– Знаешь, я не против потрудиться разок на благо человечества. В конце концов, я ведь и сам когда-то был одним из вас. Но теперь очень прошу на какое-то время оставить меня в покое: мне нужно наконец как следует сосредоточиться и достигнуть максимальной однонаправленной концентрации.

Итак, Дэн вернулся назад, в мир людей, а Шельмо опять с головой погрузился в любимое занятие.

Шли годы, но Шельмо они казались мгновениями, и, когда Дэн снова возник на пороге его пещеры, он удивленно спросил:

– Снова ты? Так скоро? Что случилось теперь? Неужели я тогда не всех крабов уничтожил?

– Всех, слава тебе господи, – ответствовал Дэн.

– Тогда в чем дело?

– Видишь ли, некоторое время мы вполне успешно жили в мире и покое, но потом опять начались неприятности.

– Неприятности? Вы снова стали воевать друг с другом?

– Нет, войн мы избежали. Стряслась совсем иная беда, но не менее страшная. У нас имелись огромные бетонные резервуары для хранения ядерного и химического оружия, которое ныне вышло из употребления. По мнению специалистов, угрожать нам это ничем не могло. Но потом что-то все-таки внутри этих озер произошло: началась неведомая ученым мутация и зародилась некая новая и, надо сказать, весьма агрессивная форма жизни…

– Итак, вы создали новую разновидность живых существ? – молвил Шельмо. – Как бы случайно, по ошибке, но тем не менее! И теперь вам нужен бог, чтобы разрешить создавшуюся проблему. Вам, верно, несладко пришлось?

Дэн кивнул.

– Да уж! Из этих искусственных озер поползла живая, полужидкая субстанция, пожиравшая все на своем пути и быстро заполонявшая планету; эта… тварь повсюду рассыпает свои споры, заражая людей, и скоро Аталла исчезнет под ее покровом. И у нас, увы, нет средства, чтобы остановить этот кошмар. Если ты нам не поможешь, господи, мы приговорены!

– Вы, глупцы, упорно продолжаете ошибаться на одном и том же месте, – сказал Шельмо. – Неужели так трудно было сделать выводы из истории со стальными крабами?

– Ты прав, но уж на этот раз мы выводы сделаем наверняка! – воскликнул Дэн. – Весь мир в страхе и тревоге ждет конца! Но поскольку мы, к счастью, пока что не успели себя уничтожить, может быть, ты сумеешь помочь нам еще разок? Мне кажется, уж после этого-то мы определенно изберем путь прогресса и построим новый, куда лучший мир!

Шельмо снова включил Великое Знание и всесторонне обследовал создавшуюся ситуацию. Радиоактивная тварь неведомого химического состава выглядела действительно устрашающе – ее оранжево-черные кляксы испятнали уже большую часть сине-зеленых просторов красавицы Аталлы.

Будучи богом, Шельмо имел несколько возможностей решить эту задачу. Он сделал новоявленное химическое чудовище чувствительным к нехватке нобелия, неустойчивого радиоактивного изотопа, относящегося к актиноидам, а затем неким чудесным образом удалил с планеты Аталла весь нобелий. (Шельмо, в общем, любил порой пошутить. И разумеется, собирался позднее вернуть все на свои места.)

Радиоактивная тварь погибла мгновенно. А Дэн сумел вымолвить лишь:

– Благодарю тебя, господи! – И правда, где найти слова, чтобы выразить безграничную благодарность тому, кто только что вторично спас человечество от гибели?

Затем Дэн, естественно, вернулся в свой мир, а Шельмо – к любимому занятию.

Он вроде бы еще и сосредоточиться не успел – глядь, а этот Дэн опять на пороге!

– Ты же только что был здесь! – воскликнул Шельмо.

– С тех пор уж полвека прошло, – возразил Дэн.

– Но это же ничтожно мало!

– Ты прав, господи, – смиренно признал Дэн. – Молю тебя: прости, что я снова нарушаю твой покой! Не за себя молю, но за весь народ – твой народ, господи! – ибо он, беспомощный, обречен на страдания.

– А на этот раз что случилось? Очередное ваше изобретение вышло из-под контроля?

Дэн покачал головой:

– На сей раз всему виной паратиды. Я знаю, тебя не интересует земная политика, но позволь, я все же немного поясню. Паратиды – одна из основных политических партий в нашей стране. Они выступают за свободу, равенство и справедливость по отношению ко всем вне зависимости от расовой и половой принадлежности или религиозных убеждений. Во всяком случае, мы так думали. Но, когда паратиды пришли к власти, стало ясно, что нас жестоко обманули! На самом деле они оказались беспринципными авторитаристами, фанатичными циниками и…

– Довольно, я понял, – прервал его Шельмо. – Но вы-то почему позволили таким людям прийти к власти?

– Они обманули нас своими пропагандистскими посулами! А может, они и сами верили собственной лжи… Не знаю уж, что в них страшнее – цинизм, или слепой фанатизм, или то и другое. Известно одно: они уже отменили все грядущие выборы и провозгласили себя единственными и постоянными гарантами некоей будущей утопии. В их партии состоит менее трети всего населения планеты, однако паратиды уже создали настоящее царство страха.

– Но почему же вы не оказали им сопротивления? – спросил Шельмо.

– Но оружие-то в их руках! И это их солдаты маршируют по улицам! Ужасные вещи рассказывают также об их камерах пыток… Они уже бросили в застенки тысячи людей! Запрещена любая культурная деятельность; можно лишь сочинять вариации на одобренные правительством музыкально-патриотические темы. И мы, беспомощные, оказались полностью в их власти! Только ты один, господи, можешь спасти нас!

Шельмо задумался.

– Интересно, можно ли отыскать примеры божественного вмешательства в политические дела людей? – спросил он.

– Разумеется! И немало! Многочисленные сведения об этом имеются в наших древних религиозных анналах…

– А в этих анналах не говорится, какова в подобных случаях божественная судебная процедура?

– Господь поразил неправых.

– Как же он определил, где правые, а где неправые?

Дэн подумал и сказал:

– Иногда люди посылают своего пророка с конкретной жалобой непосредственно к богу – как вот меня, например.

– Нет, этого недостаточно, – заявил Шельмо. – Ведь необходимо выслушать доводы и противоположной стороны.

– Но ведь ты мог бы узнать, где истина, включив свое Великое Знание! – подсказал Дэн.

– Нельзя, – возразил Шельмо. – Великое Знание годится только в том случае, когда оперируешь фактами, а не мнениями.

– Ну тогда делай, как сочтешь нужным, – сказал Дэн.

– Хорошо, – кивнул головой Шельмо и вдруг застыл, прищурив глаза из-за чрезвычайно интенсивной внутренней концентрации. Невидимое глазу энергетическое поле со звоном окутало его. У Дэна даже волосы встали дыбом. Пещеру вдруг залил зловещий красный свет, который то слабел, то становился ярче, точно его интенсивность регулировалась с помощью какого-то дьявольского реостата. Потом свет погас совсем, и пещера приняла свой обычный вид.

– Кончено, – устало вымолвил Шельмо.

И Дэн услышал, как с Аталлы донесся страшный вопль – в нем слились печаль и ярость, гнев и тоска, – и так он был силен, что, в отличие от людских молитв, сумел достичь даже пещеры Шельмо.

– Что же ты сделал, господи? – пролепетал Дэн.

– Я принял самое простое решение. Теперь все паратиды исчезли.

– Что значит «исчезли»?

– Пожалуй, это можно назвать и убийством, – спокойно ответил Шельмо, – но я предпочитаю говорить, что они исчезли. Или – что их количество стремится к нулю. В общем, больше у вас с ними неприятностей не будет. Все ваши проблемы решены.

Дэну понадобилось некоторое время, чтобы осознать случившееся, и ужас постепенно объял его – он понял: Шельмо только что уничтожил треть населения планеты!

– Тебе не следовало их убивать! – воскликнул он. – По большей части это были вовсе не такие уж плохие люди. Просто они, как последние дураки, следовали за своими вождями, и…

– Надо было других вождей себе выбирать! – наставительно заметил Шельмо.

– Но в этой партии состояли даже некоторые члены моей семьи!

– Прими мои соболезнования. Зато теперь все ваши враги уничтожены. И не существует никаких препятствий для построения на Земле общества справедливости! Впрочем, если помехи все же возникнут, можешь свободно обращаться ко мне. И пожалуйста, передай это людям, – великодушно предложил Шельмо.

– А как же! Непременно передам всем нациям и народам! – пообещал Дэн.

– Вот и прекрасно! Скажи, что отныне я полностью в распоряжении своих верующих, решения принимаю быстро и буду рад помочь тому, кто сам себе помочь не может. Но помогать буду, разумеется, по-своему.

Дэн низко поклонился и поспешил уйти. А Шельмо с удовольствием позволил себе выпить чашку чая – первую за долгие столетия. Он даже промурлыкал несколько тактов какой-то песенки, которую певал, еще будучи человеком. Потом он включил Великое Знание и заглянул в будущее Аталлы. Он внимательно изучил ближайшие лет полтораста и понял, что утопии эти люди так и не создали. Однако жили они, в общем, неплохо. По крайней мере, не хуже, чем можно было предполагать.

И никто больше за этот период к нему за помощью не обратился.

Он отключил Великое Знание и устроился поудобнее на своем ложе из ледяных глыб, намереваясь как следует и надолго предаться однонаправленной концентрации. И уж на сей раз выполнить наконец все предписания!

Что такое жизнь

Мортонсон утверждает, что однажды прогуливался в предгорьях Гималаев и вдруг услышал голос, нет – глас, идущий словно бы отовсюду и ниоткуда.

– Эй, ты! – сказал глас.

– Я? – переспросил Мортонсон.

– Да, ты, – пророкотал глас. – Скажи-ка, что такое жизнь?

Мортонсон замер на полушаге, обливаясь потом. Он понимал, что переживает самый настоящий мистический опыт и очень многое зависит от того, как он ответит на вопрос.

– Мне надо немного подумать, – сказал он.

– Думай, только недолго, – разрешил глас, эхом отражаясь отовсюду.

Мортонсон присел на камень и стал размышлять. Бог или демон, обратившийся к нему с вопросом, безусловно, знает, что перед ним простой смертный, даже не слишком выдающийся экземпляр простого смертного, который понятия не имеет, что такое жизнь. Поэтому, вероятно, ожидается, что своим ответом Мортонсон продемонстрирует понимание собственной ограниченности, но в то же время покажет, что для бога или демона было в каком-то смысле уместно спросить: «Что такое жизнь?» – у потенциально божественного создания, человека, представленного здесь Мортонсоном, с его сутулыми плечами, облупившимся носом, оранжевым рюкзаком и помятой пачкой «Мальборо». С другой стороны, возможно, подразумевается, что Мортонсон на самом деле знает, что такое жизнь, и способен без подготовки дать ответ в нескольких метких словах. Однако блистать гениальными экспромтами уже поздновато.

– Одну минуту, пожалуйста, – сказал Мортонсон.

– Ладно, – громыхнуло вокруг, отразилось от скал и прокатилось по долинам.

Было очень неприятно оказаться вдруг крайним в духовных вопросах. И вообще, это нечестно. Ведь Мортонсон приехал в Непал не в поисках откровений, а просто с месячным обзорным туром. Он обычный парень из Америки, с обожженным на солнце лицом, курит сигарету за сигаретой на склоне горы в Непале, куда попал благодаря собственной непоседливости и пятистам долларам, неожиданному подарку на день рождения от родителей. И что из этого вытекает, с учетом контекста? «Невежественный американец столкнулся с легендарной восточной мудростью и сел в лужу»? Проклятье!

Всегда неприятно, когда тебя вот так припирают к стенке. Очень неловко себя чувствуешь, да и самолюбие может пострадать, когда оглушительный глас обрушивает тебе на голову вопрос, причем вопрос наверняка с подвохом. И как тут быть? Не попасться в ловушку, раскрыть каверзность загадки и показать, что ты тоже умеешь играть в метафизику, сделав свой ход с вдохновенной непринужденностью! Ответить: «Жизнь – это голос, спрашивающий человека, что есть жизнь!» И рассмеяться этак космически.

Но прежде чем выдавать нечто подобное, хорошо бы знать наверняка, что глас небесный оценит твое остроумие. А вдруг он скажет: «Ну да, это то, что сейчас происходит, но что есть жизнь?» И тогда придется стоять, обтекая брошенным в тебя эктоплазменным тухлым яйцом, и космически смеяться будут уже над тобой – громогласно, гомерически хохотать над твоей пафосностью, над самонадеянностью, над тем, как дерзко ты взялся разгадать неразгадываемое.

– Как дела? – поинтересовался глас.

– Пока думаю, – ответил Мортонсон.

Очевидно, это была одна из божественных блиц-викторин, а Мортонсон все бродил вокруг да около и так и не подобрался собственно к ответу на вопрос, что, черт возьми, такое жизнь. Он принялся торопливо перебирать варианты. Жизнь – это теплый щенок. Жизнь – это асимметрия. Жизнь – это шанс. Жизнь – хаос, пронзенный неизбежностью (так, это стоит запомнить). Жизнь – миска вишен. Жизнь – птичьи трели и музыка ветра (мило). Жизнь – это то, чем мы ее делаем. Жизнь – космический танец. Жизнь – кинофильм. Жизнь – материя, которая обрела любопытство (это не Виктор Гюго сказал?) Жизнь – это любая фигня, которую назовешь жизнью.

– Вопрос и правда непростой, – произнес Мортонсон.

– Это уж точно, – отозвался глас, перекатываясь от вершины к вершине и наполняя воздух своим присутствием.

Каждый человек должен быть всегда готов к такой вот внезапной встрече с высшим разумом, думал Мортонсон. И почему в Нью-Йоркском университете не читают курс «Стандартные подходы к неожиданностям»? Но в колледжах вообще не учат ничему важному, можно только нахвататься всего понемногу, почитывая Чжуан-цзы, Генри Торо, Нормана Брауна, Ошо, Шивапури Бабу и прочих допущенных к сакральным истинам избранных, которые уж точно знают, что к чему. И пока ты их читаешь, все кажется совершенно неоспоримым! Но стоит закрыть книжку, и оно напрочь вылетает из головы; ты почесываешь нос и думаешь, как было бы здорово, если бы тебя пригласили на вечеринку, где тебе встретилась бы юная нежная дева с прямыми длинными волосами, крепкими торчащими грудками и длинными стройными ножками; но сейчас не время думать об этом, потому что проклятый глас с небес ждет ответа, Великого Ответа, и что же, будь оно все проклято, такое жизнь?

– Сейчас-сейчас.

Особенно нервировало понимание, что если он, Мортонсон, даст правильный ответ, то сможет совершить настоящий рывок вверх по духовной лестнице. Ему выпал воистину невероятный шанс одним махом перескочить начальные ступени и достигнуть просветления, мукти, сатори! Истинно гармоничный человек способен разрешить эту загадку и мгновенно получить членский билет в закрытый клуб гуру или даже в тайное общество будд! Вознестись на вершины, которых почти невозможно достичь смертному, хоть всю жизнь проведи в Эсалене или штудируй Гурджиева! Но что же такое жизнь?

Мортонсон потушил сигарету и обнаружил, что это была последняя. Теперь придется терпеть до возвращения в пансион. Господи боже! Пора с этим кончать! Жизнь – сомнение? Желание? Страсть? Грусть? Подготовка? Осуществление? Объединение? Разъединение?

Мортонсон потер лоб и произнес громко, хотя и слегка дрожащим голосом:

– Жизнь – это воспламенение!

Повисло неловкое молчание. Выдержав, как он надеялся, приличествующую паузу, Мортонсон робко поинтересовался:

– Ну так как? Ответ правильный?

– Сейчас примерю… – прогремел величественный и необъятный глас. – Нет, «воспламенение» – слишком длинно. Зажигание? Пламя! Жизнь – это пламя! Годится!

– Ну да, я и имел в виду пламя, – сказал Мортонсон.

– Ты меня очень выручил, – сказал глас. – А то ничего в голову не приходило. Теперь помоги-ка с семьдесят восьмым по горизонтали. «Второе имя изобретателя антифрикционного межзвездного привода»? Вертится на языке, да все никак не вспомню. Третья – «д».

Мортонсон был готов к любым безумным откровениям, но разгадывание космических кроссвордов с высокодуховной точки зрения выходило за любые рамки. Хотя, конечно, это тоже мистический опыт.

Мортонсон утверждает, что повернулся и пошел обратно в Катманду, прочь от гласа небесного и его великих загадок. Теперь он снова трудится экспедитором на фабрике по переработке хрящей, принадлежащей его отцу, а отпуска проводит на Майорке.