Текст книги "Лелег"

Книга III
Днесь Днестр

«В начале третьего тысячелетия севернее сорок восьмой параллели возродится древнейшая вера, которая так сплотит нацию, что запад, юг и восток содрогнутся. Эти северяне могущественны по своей природе, и лишь чуждая религия их рознит. Затем Великая Империя и Антихрист появятся там, где некогда существовала империя Аттилы[54]54
  Аттила – (лат. Attila, греч. АттцХад, ум. 453) – вождь гуннов с 434 по 453 год, объединивший под своей властью варварские племена от Рейна до Северного Причерноморья.


[Закрыть], и новый Ксеркс[55]55
  Ксеркс I (др. – перс. Хшаяршан, что означает «Царь героев» или «Герой среди царей») – персидский царь, правил в 486–465 годах до н. э., из династии Ахеменидов.


[Закрыть] нападёт с бесчисленным войском, так что явление Святого Духа, появившегося на сорок восьмой параллели, вызовет переселение, изгоняя мерзостного Антихриста, который будет воевать против царственной персоны, которая займёт пост Великого Викария Иисуса Христа[56]56
  Римского папы.


[Закрыть], и против его церкви, а царствие его будет временное и до конца времён.

Мишель Нострадамус

Часть I

Савватиеву казалось, что всё здесь чрезвычайно к нему нынче ласково. Или он так хотел, чтобы казалось. Встречные лица вызывали нежность, и хотелось каждому хотя бы улыбнуться, открыто, душевно, чтоб в этой его улыбке не проскользнуло ни тени какого-либо другого чувства. Небо млело от испарений, поднимавшихся с реки, полей, садов, дубрав, лесных прогалин и болотцев, отчего солнце не палило характерными для июня расстрельными лучами, а рассеивалось, мягко обволакивая негой, будто мама или невеста. У горизонта начинались некие иллюзии в виде завораживающих неоновых свечений, с каждой минутой становившихся насыщенно колоритными, концентрированными, способными претендовать на образность или даже сюжет. Это волновало воображение. Геннадий, взбираясь из долины на холмы, где расположились центральные городские кварталы, периодически останавливался, чтобы выровнять дыхание и полюбоваться.

В Заполярье такие чудные картинки весьма прозаично величают миражами. Физика, оптика, ежу понятно. Насмотрелся, навосхищался, привык, сохранил как добрые, в основном приятные воспоминания. Беломорье – страна суровых нравов, характеров, подверженных многолетней рыбной диете, эклектике полярных дней и ночей. Межличностные отношения простые, открытые. Правда, метко стрелять уметь надо. Иначе на одной рыбе не прокормишься. И умеют, однако. Хоть и по сей день у них в цене поговорка: «Тресочки не поешь, чайку не попьёшь». А к не чайку потребно мясо. Ружьё в каждой семье. Гуси, утки, зайцы, дикие олени и лоси. Куропаток вообще заготавливают мириадами. Помимо как стрельнуть, ловят силками, петлями. Вообще оригинальный дедовский способ: бутылкой в снегу делают цилиндрическую ямку, птица то ли по глупому любопытству, то ли по желанию комфортного ночлега, не утруждённого бурением плотного наста, туда ныряет клювом, обратно выбраться никак. Так их и собирают, словно белые грибы. По ночам, в самые, как правило, жгучие морозы, полярные сияния. Какая красота! И какая уж тут ласковость?

Молдавским небесным сводам сия оптика незнакома. Здесь волшебство иного свойства, великой доброты и душевности, и взрывоопасности. Но ведь это же Днестр! Извечное пограничье, стык цивилизаций, исторический капец[57]57
  Капец (или конец) – в древности межевой камень либо насыпанный холмик.


[Закрыть] между Западом и Востоком. Кто бы ни сунулся, неся в котомке за душой гадость, здесь обретали конфуз, моральное и квантовое разложение, беспамятство и чёрную дыру от космоса. Другое дело, кто влюблялся в эту загадочную параллель с её идеальной нумерологией, невероятной сакральностью и Божьей благословенностью. Вот одним из таких и был Геннадий Петрович Савватиев. Надо бы нам здесь, уважаемый читатель, непременно намекнуть в этой связи, что Приднестровье отвечало ему взаимностью. И хлебом насущным днесь не обижало.

Он поднимался в гору, упревая без привычки, периодически останавливался унять сердцебиение, заодно насладиться беспечной негой утреннего великолепия. Вскоре взору открылся блистающий золотыми россыпями Днестр. Пожалуй, самое чарующее место в Рыбнице. Божественная красота! Немудрено, что калитка церковной ограды была гостеприимно распахнута. Сюда и направлялся. Первый обязательный визит к нему, святому Архангелу Михаилу, покровителю города, самого Приднестровья, всех светлых ратников и душ христианских. Храм сиял. Ослепительный, «отменно стойкий и спокойный, во вкусе умной старины». Православный люд, благоговея, был весьма горд своим святилищем, по сути, «сверстником» Приднестровья как государства. Оба восставали из исторического пепла, яко птица Феникс, отойдя от оккультизма и бесовского преследования.

Геннадий хорошо помнил неприглядные остовы, зияющие пролёты колокольни, ржавые каркасы куполов, мшаник на стенах. И творящуюся вокруг кровавую вакханалию неонацизма, великодержавного предательства, идеологического цинизма и ереси. Теперь глаз не выдерживал радости, блаженная слеза скатывалась до самых уголков рта. Душа переполнялась великой благодатью.

В соборе подходил к завершению грандиозный молебен, Геннадий о том не знал и посему, не без труда протиснувшись, впал в ступор. Епископ Тираспольский и Дубоссарский привёз на один всего лишь день мощи Святого Луки Симферопольского и Крымского. Доктор, конечно, знал, что сей святой в миру был выдающимся российским и советским хирургом, спасшим тысячи жизней, великим исповедником веры Христовой, доктором медицинских наук, профессором, духовным писателем, выдающимся богословом и даже лауреатом Сталинской премии. Первым и единственным таковым среди священников. Удивительный человек, удивительной судьбы. Пережив репрессии, ссылки, аресты, пытки в застенках НКВД, жестокие личные утраты, не изменил высшего предназначения, до самой кончины занимался научной медицинской деятельностью и православным богословием.

Во время проповеди епископ знакомил прихожан с биографией Святого Луки подробно. Гена отметил удивительный факт: православный Святой, оказывается, родился в католической семье. Ведь рядом с нашим храмом стоит католический костёл, чуть не воскликнул Геннадий. Через асфальтовую всего лишь дорожку. Мирно соседствуют. Но ещё больше доктора удивило известие, что читавший молебен епископ есть преподобный святой отец Савва. Когда закончились причастия, целования креста, исповеди, священник неожиданно повернул голову, ища глазами кого-то. Вдруг остановил взгляд и, отпустив с Богом прихожанку, решительно направился к нему.

– Брат мой, поведай, как тебя величают в миру? – он, видя простодушное Генино замешательство, ярко вспыхнувшие щёки, сам простодушно улыбнулся и протянул руку, но не для целования. Для нормального, мужского рукопожатия, не слабого, надо сказать.

– Геннадий, – не узнав голоса собственного, совсем уже сконфузился, но епископ ещё крепче сжал его ладонь и с улыбкой в бороду вовсе оглоушил:

– Офицер? Служишь ещё?

– Точно так, святой отец! Подполковник Савватиев, Геннадий Петрович.

– Вона как. Тёзка, значит. О преподобном Святом Савватии слыхал ли?

– Конечно! Основатель Соловецкого монастырского братства. На Белом море.

– Похвально, брат мой. Как-то с акцентом про Студёное море ты.

– Видите ли, святой отец, я двадцать почти лет ему отдал. Космодром Плесецк. Тайга, тундра, Беломорье.

– Пойдём со мной.

У некоторых благочестивых старушек сие действо святейшин-ства отобразилось удивлением на лицах. Некоторые стали смотреть на Геннадия чуть ли не с тем же благоговением, как и на епископа. Настоятель же храма и остальные служители сохраняли абсолютное спокойствие в облике.

– Тебе необходимо исповедаться. После дам благословение на труд. Вижу, задумал великое дело, но не знаешь, справишься ли. Это верно, что начал с посещения храма. Однако тебе чаще надо в церковь-то ходить. И здесь, и там.

– Простите, батюшка, где там?

– Как где? Где архипастырь наш, святитель и исповедник Лука муки великие претерпевал. У вас на Севере. В той системе служишь? Как думаешь, зря такие совпадения?

Центральная библиотека располагалась через дорогу от храма, в современном двенадцатиэтажном доме, занимала весь первый этаж. Заведующая, приятная женщина лет пятидесяти, встречала Савватиева в читальном зале, словно ей кто-то заранее сообщил о его приходе. Лицо показалось вроде знакомым, но так, быстро, вспомнить не мог. Это немного смутило. Подумал, это же Приднестровье, неожиданности, чудеса – обыденное явление, учтиво улыбнулся, представился.

– Именно после молебна ожидала, что сразу же зайдёте к нам. Не удивляйтесь. Подойдёмте к стенду, всё поймёте.

Она провела доктора к противоположной от стеллажей стене. «Творческое литературное объединение “Родник”». Большой стенд, полтора на два метра. Грамоты, литературные журналы, фото. Геннадий с любопытством рассматривал и то, и другое. Увидел друга на снимке, чуть не рассмеялся.

– Узнали, да? Это он мне вчера звонил, когда Вы приехали. Всё рассказал. Просил помочь.

– Значит, Владислав стал-таки поэтом?

– Подающим большие надежды. Валентин Сергеевич, руководитель литобъединения, уже хлопочет о его вступлении в Союз писателей. Кому же, как не Владу, защитнику, благое русское слово тайны свои сокровенные доверить не убоится. Наш легендарный современник, наш герой. Вас мы тоже помним, Геннадий Петрович.

Она проводила его в другое помещение, уставленное компьютерной техникой, теми же стеллажами с книгами. За столиком сидела девушка, лицом одно в одно с завбиблиотекой. Очень красивая.

– Моя дочь, Елизавета. Знакомьтесь, проходите. Лизонька, это Геннадий Петрович, тот самый – помнишь? – врач из батальона Павла Степановича.

Бог мой, теперь только узнал! Правильно, лет-то прошло. Девчушка была совсем, а сейчас вона, королева красоты. Взгляд какой. Стоп! Мысли читает! Ставим «колпак», не хватало ещё погореть на какой-нибудь непроизвольно похотливой мозговой искринке. При такой красавице попробуй, выдержи монашеский стоицизм. Обе, она и мать, рассмеялись. Ну, правильно, это же Приднестровье.

– Вспомнили, Геннадий Петрович? Не знаю, что бы мы делали, если б Вас нам не послали Бог и Павел Степанович. Врачи ведь тогда отказались, – у матери блеснула влага в ресницах. – Простите, доктор. Всегда, как вспомню… Но… Лизонька, ты меня поняла.

А доктор уже вовсю будоражил память подробностями, и как её привели к нему в кабинет, и как она смущалась, когда снимала кофточку. Хоть одиннадцати лет всего была, но прелести девичьи уже начали приобретать заметные формы. Очаровательные, надо сказать. Она тогда ещё сразу попыталась прикрыться косой. Стеснительность девочек всегда трогала душу ему. Их, застенчивых, к сожалению, становилось меньше и меньше. И тех, которые в кабинете вспыхивали в смятении нежного стыда, доктор Савватиев сразу причислял к лику им назначенных если не святых, то очень хороших, добропорядочных земных ангелочков.

У Лизы после перенесенного по вине молдавских эскулапов чудовищно запущенного туберкулёзного воспаления вся плевральная полость лёгких проросла спайками. Полноценно дышать не могла, бедняжка, из-за сильных мучительных болей. Ни кашлянуть без слёз, ни чихнуть, ни рассмеяться. Операцию делать никто не брался. Для заграницы денег собрать не представлялось возможным никак. Но они были добрыми друзьями с семейством Титаренко, и Мария Захаровна, супруга комбата, велела мужу приказать своему начмеду Лизоньку вылечить. Ни больше ни меньше!

Что, собственно, Савватиев и проделал блестяще. Он сам даже не ожидал, что спайки рассосутся вообще, без следа. Да и туберкулёз, как будто его и не было, не подтверждался больше никогда никаким обследованием. Удивление от сего чуда-действа прошло после того, как однажды Лиза призналась ему в любви! И даже поцеловала его как взрослая. Любовь совсем юной девочки, как правило, чувство настоящее, силищи немерянной. С её помощью возможны любые чудеса, в том числе исцеления. «Татьяна милая, Татьяна! С тобой теперь я слёзы лью». Единственный это был сеанс, когда пришла одна, мать вызвали в Тирасполь на важное совещание. Каких душевных усилий стоило ему разрешить ситуацию! Долго они беседовали, как взрослые, раскрывая друг перед другом всевозможные психологизмы. Девочка была начитанна, широко эрудированна. В библиотеке выросла. В конце концов, доктору удалось убедить юное создание в том, что она такая на свете единственная, неповторимая, самая красивая и нежная. Потому что уже совершенно здоровенькая. Облегчение от страданий принёс не он, доктор Геннадий Петрович, а Господь наш Вседержитель. Через сына своего Иисуса Христа и посредством духа святого, что вложил в руки рабу Геннадию для исцеления рабы Елизаветы необыкновенную силу. Аминь! И «люблю» следует выразить Святому Архангелу Михаилу. В цокольном этаже строящегося его храма.

С той памятной беседы они встретились впервые. Девушка внимательно слушала доктора, анализируя ту белиберду, что он в течение получаса ей сейчас нёс. И вдруг пришла к выводу:

– Вам, Геннадий Петрович, скорее надо браться за перо. Сей труд упорный Вам по силе. Вот, изучайте пока, а я схожу в архив. Есть на примете очень серьёзные документы. При их рассмотрении обратите внимание на работы профессора Волковой. Цены им нет.

– О, милая девушка, не знаю, как и благодарить.

– И я не знаю, как мне Вас.

Когда она выходила, Геннадий ненароком услышал её разговор с самой собой в мыслях: «Если бы хоть кто-нибудь хоть вот на столечко был на него похож»!

Геннадий в библиотеку зачастил. С одержимостью принялся ворошить выписки, протоколы, газетные статьи. Лиза наконец нашла монографию Волковой. Прочёл не без трепета, от корки до корки, и потом неоднократно перечитывал. Глубокий аналитический труд, новейшая история. Факты, закономерности, безупречная логика. Наша история – России и Приднестровья как единого целого. Хоть пока мы всего лишь форпост. «Дикое Поле», «троянский вал», «казачья застава». Пусть! И не признают пусть. Но отсюда, с нашей мятежной сорок восьмой параллели, согласно великих пророчеств, начнёт шествие Святой Дух. Именно от нас, непризнанного свободолюбивого государства. Собственно, уже начал.

Гвардейцы на позициях горестно шутили в самом начале войны: ПМР значит Помоги Мне, Россия. Потом, когда кровью расплатились, так больше не говорил никто. Зачем-то нужно было убить столько людей, чтобы военные власти супердержавы адекватно отреагировали. Почему Россия всегда расплачивается своими невинными душами? То, что она официально не признает Приднестровье, вполне объяснимо и в принципе нормально. Как можно признать самое себя? Приднестровская Молдавская Россия! Вот как надобно аббревиатуру читать, наверно.

В начале девяностых современный супрематор всех молдаван Мирча Снегур[58]58
  Снегур М.И. – при Советском Союзе Первый Секретарь Компартии Молдавской ССР, впоследствии президент Республики Молдова.


[Закрыть] саркастически высказался о женщинах Приднестровья, тех, что срывали его фюрерские замыслы бесстрашием, неординарным умом, патриотизмом, неутомимой деятельностью по организации забасткомов, СТК[59]59
  СТК – совет трудовых коллективов.


[Закрыть], проведению самих забастовок и бесчисленных митингов. Точнее не придумать: «Батальон Чёрных Колготок». Когда б он был, как Дога, композитор, в симфонию бы мысль крамольную облёк. Аллегро, анданте, скерцо, рондо и снова аллегро. Грандиозная музыка! Предтеча новой эры. Четыре гвардейских мотострелковых батальона и один их, приднестровских «амазонок», в боевых порядках которых вместе с другими такими же выдающимися прекрасными половинами человечества сражалась пером и ясной мыслью наш профессор Анна Волкова. Понимал тогда Мирча Ионович, какую неоценимую услугу оказывает остросюжетному сценарию исторических летописей Приднестровья? Раз уж приднестровских «колготок» убоялся, то чего ему было ждать от войсковых формирований Тирасполя, Бендер, Дубоссар и Рыбницы. Сама судьба стучалась в двери[60]60
  «Судьба стучится в двери» – Бетховен предлагал так назвать одну из частей своей бессмертной Пятой симфонии.


[Закрыть]. Симфония от огненных стихий!

В те памятные дни помимо батальонов гвардии насмерть бились ополчение, ТСО[61]61
  ТСО – территориальные спасательные отряды.


[Закрыть], приднестровские милиционеры, братья-казаки. Каким надо числиться на Аполлоновом Парнасе недоумком, чтобы так беспардонно, не стесняясь присутствия божественной Клио[62]62
  Клио – муза истории, живущая, согласно греческой мифологии, на священной горе Парнас.


[Закрыть], пренебрегать свободолюбивым славянским народом! Разве был до подобных степеней глуп домнул Снегур? В первые секретари республиканских компартий слабо соображающих не выдвигали. Мышление далеко не ординарное. Чем же объяснить нелепое со всех позиций поведение государственного мужа подобных масштабов? И нелепое ли в условиях распада социалистического лагеря? Перестройка-перестрелка? Новая ипостась, новая икона, новая зарплата, не в рублях, разумеется.

Война пронеслась, как смерч – парадоксальный, жестокий, безразличный. Спорят, правомерно ли называть то, что происходило в девяносто втором, войной. Это, говорят, был вооружённый конфликт. Иные вообще и конфликтом не признают. Политическое противостояние. Всего-то.

Просматривая в центральной Рыбницкой библиотеке подшивки оригиналов и копий стенограмм того времени, Геннадий живо представлял, какой пороховой материал держала в своём архиве для будущей книги Анна Захаровна. В каждом документе столько наболевшего, разоблачительного, призывного. Тогда ей было тридцать три. Геннадий часто рассматривал на развороте книги «Горячее лето 1989 года» её фото. Кандидат исторических наук, доцент кафедры отечественной истории ПГУ[63]63
  ПГУ – Приднестровский государственный университет.


[Закрыть] им. Т.Г. Шевченко. Какая женщина! Чувственные губы. Уголки их, как у всякого жизнерадостного человека, приподняты. Нос прямой, не большой и не маленький. Личико круглое. Шейка лебединая. Соболиные брови. Выразительные глаза. Нисколько не портят очки. О волосах можно было бы написать поэму. Водопад! Шелковистые, густые, скатываются волнами по плечам, на излёте взвихряются, рассыпаются струящейся красой, которая в лучах вдруг превращается в радугу. Игристое чёрное вино, а не волосы. Сейчас, годы спустя, вино, конечно, побелело.

Талант на левобережной днестровской земле – природное явление, как марево в жаркий день. Кому больше, кому меньше, но достаётся всем. Здесь талантливые все. Все непредсказуемые. Уникальнейшая субстанция для селекции чего-то великого, неповторимого, шедеврального. Явление в таком благословенном оптимуме гениев предсказуемо вполне. Что исторически, кстати, не раз подтверждалось. Мы об этом ещё вспомним.

Анна, взрослея, всё явственнее обнаруживала в себе не только способности литераторские, но и лидерские. Не просто вожака какой-нибудь ватаги сорвиголов. Мыслящего, активного строителя собственных мировоззрений, который в будущем станет непосредственным участником создания Приднестровской Молдавской Республики, заместителем Председателя Верховного Совета ПМР, государственным советником самого президента. Будут и ордена, и медали. Награды, которым нет цены. Потому что приднестровские.

Горбачёв вёл Союз к развалу уверенно и продуманно. Кем продуманно, это другой вопрос. Периферия уже дымилась. Пожары подбирались к пороховым складам. Забастовочное движение имело ли какое-то значение в пространстве, некогда сильном духом интернационализма и братской дружбы, в котором воцарились предательство, измена идеалам, подлость, шовинизм? Понятно сейчас, через десятилетия, что рассчитывать на успех в той обстановке было наивно. Но забастовка сплотила трудящихся. Тот самый пролетариат. Напомнила ему, что именно он родоначальник государственности. Разбудила его. Встряхнула от спячки, раскрыла глаза на собственные возможности. Произошло это именно в промышленных районах, где сконцентрировано наибольшее количество заводов, фабрик. Тирасполь, Рыбница, Бендеры. Там, где современное производство, где, осваивая первоклассное оборудование, рабочий класс волей-неволей приобщается к высочайшим достижениям научной и общественной мысли, а значит, становится сознательной, потенциально мощной единицей общества.

Прогнившая интеллигенция, взращённая в умилённой пасторали аграрно-устоявшихся провинций, ударилась в декадентскую сентиментальность. Заплакала по несуществующему на земле раю, усмотрев главного виновника – русского человека, Россию. Вот откуда зло! Загадили проклятой технократией родную, вечно цветущую Молдавию. Разрушили первозданную природу. Какая была идиллия в совсем недавнем прошлом: овечки пасутся, по дорогам каруцы катятся, жеребёночек за маткой трусит, копытцам взбрыкивает. Аисты на крышах. Виноградники, вино, мамалыга, синее небо, чистые колодцы. Народ безропотный на пашне. Песни поют. По вечерам танцы. Ночами детишек строгают. Ночи-то в Молдавии тёмные. Теперь не так. Теперь телевизоры, личный транспорт, электричество, дешёвый газ. Кому нужны эти гидростанции на Днестре, эти заводы, что небо коптят? Натворили, оккупанты, русские! «Убирайся, Иван, в свой Магадан!» «Чемодан-вокзал-Россия!»

Комиссия Академии наук Молдавской ССР, рассматривая языковые вопросы, подлила маслица в огонь. Румынский-то и молдавский, оказывается, идентичны. Хотим учиться на родном! И чтобы буквы румынские, и мозги под заказ прямо из Бухареста. Экономика, проблемы социальной сферы – на второй план. Основное – идеология, борьба за умонастроения в республике. Гордые «даки», воспряньте ото сна! Поэты, писатели, композиторы, актёры – пробудите своей лирой отеческие чувства! Пробудили. На головы читателей потекло столько помоев. «У нас в доме – бандит, мы с ним едим за одним столом. Он вышел на нашу дорогу с идеями и пистолетами. Теперь он стремится у нас отнять кусок изо рта. Ещё одна новость: ты должен ещё и называть его братом. Но ты дай ему вместо еды порцию динамита».

Народный фронт нащупал жилку. Поскольку разжигание межнациональной розни, проповедь шовинизма не встречали соответствующей реакции правоохранительных органов, литературно-художественная вакханалия развернулась в небывалых масштабах. Национализму предоставили зелёный свет. Идеологически КПСС к описываемому времени сдавала позицию за позицией. Полная потеря авторитета в народе, отрыв партийных функционеров от основной его массы, ничем не заполненная пропасть между красивыми декларациями о равноправии и служением этому самому народу. В реальной действительностью разделение общества на партийно-государственную элиту, блаженствующую в изолированном мире персональных дач, закрытых ателье, салонов, поликлиник, распределителей, и на рабочее быдло, часами простаивавшее в километровых очередях за суповым набором из костей, мылом, туалетной бумагой, спичками.

Вместе с всевластием КПСС гибла великая держава с лучшей в мире системой бесплатного образования, здравоохранения, всеобщей занятостью населения, гарантированной старостью. Зловещий горбачёвский феномен? Успешная реализация планов ЦРУ? Парад национальных суверенитетов? Как бы оно ни называлось, гибель Советского Союза была предрешена. Встала необходимость подлинных, а не мнимых процессов демократизации, способных не на словах, на деле вовлечь массы в управление государством. Нужны были настоящая объединяющая идея и ничем не запятнавшая себя организация. Но их не было. Вот и получила Бессарабия суррогат – идею национальной исключительности – от её проводника, Народного Фронта. Так называемое национальное возрождение в Молдавии обернулось настоящим, уже не маскирующимся неонацизмом. Слово оставалось за рабочим классом. Он его высказал.

Вся Молдавия, от севера до юга, взбудораженная невиданным для тех лет явлением, политической забастовкой, почувствовала, какое это могучее оружие – единство. Тирасполь, Бендеры, Рыбница, Дубоссары, Григореополь, Слободзея, Каменка, Кишинёв, Бельцы, Новые Анены, Комрат, Чадыр-Лунга, Вулканешты, Бессарабка, Тараклия. Свыше двухсот бастующих трудовых коллективов, сотни сочувствующих.

Трудно было тогда смириться с мыслью, что навсегда уходило то, что с малых лет все привыкли называть великой Родиной. Разгромившей доблестью своего многострадального народа такого страшного по силе и возможностям врага, как нацистская Германия с её союзной милитаристской Японией. Не верилось, никому до конца не верилось, что рушится, словно карточный домик, величайшая в мире империя, повелевавшая третью земной суши.

Это произошло в двадцатых числах сентября. В доме культуры села Ержово, что своими подворьями, как неугомонная виноградная лоза, давно вплелось в пригородные кварталы Рыбницы, состоялось если не всемирно исторического масштаба, то весьма важное для ближайшего будущего днестровского левобережья собрание депутатов городского и районного Совета. Имело бы оно мало-мальски весомое значение, не появись тогда в зале верная соратница и подруга учёного-историка Анны Волковой, боец «Батальона Чёрных Колготок», настоящая приднестровская амазонка Люда Коломиец? Открыл сход председатель административно-территориальной комиссии, незабвенный наш товарищ Малыш. Вопрос на повестке был один: подготовка к проведению местного референдума. Собравшиеся уже знали, что это такое, с чем его едят и для чего он вообще нужен. Многие догадывались, какие последуют события, когда референдум состоится, или, наоборот, что их ждёт, если ничего у них не получится. Малыш об этом подробно проинформировал. Предоставили слово первому заместителю председателя Верховного Совета Молдавской ССР самому товарищу Пушкашу Виктору Степановичу.

Надо, конечно, отдать должное этому человеку, что в своём лице решился представлять уже тогда потерявшую доверие власть. Он ведь был соавтором принятых Кишинёвом законов, которые, по сути, разделили днестровские берега на двух непримиримых врагов. Шёл Виктор Степанович на эту встречу с тяжёлой ношей в душе. Но в его обязанности не входило выплёскивать эту тяжесть на других. Он имел иные, конкретные инструкции. От имени Президиума Верховного Совета МССР Пушкаш призывал не торопиться с подготовкой к автономии.

– Нам, уважаемые товарищи депутаты, надо охладить пыл наших избирателей. Хотя бы до решения сессии Верховного Совета СССР, на которой будет рассмотрен вопрос о статусе русского языка, что, возможно, внесёт изменения в принятый Закон «О функционировании языков на территории МССР». К тому же референдум ничем не узаконен. В советском законодательстве он даже не предусматривается.

– Вы призываете не торопиться с проведением референдума, ссылаясь только лишь на то, что положения о нём ещё нет и проведение местного референдума вступит в противоречие с правовыми нормами? – вопрос из зала прозвучал от депутата, который Людмиле был знаком, но она никак не могла вспомнить фамилию. Но вопрос, как говорится, не в бровь, а в глаз. Молодец, депутат.

– Да, – отвечал Пушкаш. – Молдавия первая республика, в которой завершается работа над проектом о референдуме. Через полторы недели он будет опубликован в печати. А пока я призываю в своих действиях отталкиваться от принятых законов, ещё раз внимательно с ними ознакомиться, совместными усилиями заделать брешь, образовавшуюся у нас на межнациональной почве.

Гул в зале обескуражил зампредседателя Верховного Совета, как бы к нему ни был он готов. Пушкаш предполагал некоторое несогласие с проводимой в республике политикой, он готов был полемизировать, убеждать. Но на такое всеобщее противление не рассчитывал. Гул имел тембр отнюдь не тот, какой он привык слышать на всевозможных пленумах, заседаниях, где подобные шумовые сопровождения были обыденным явлением, поддающимся управлению. Теперь же ощущалось нечто роковое, уже сформировавшееся в исторический предвестник, неподвластный даже такому законодательному монстру, как Верховный Совет. Словно обухом по темени, ударило мыслью: ведь это начало войны!

Коломиец почувствовала, как в ней кровь начала превращаться в расплавленную вулканическую магму. Отталкиваться от законов. Вот так! Да что же они, в самом-то деле, о себе возомнили! Опять из пустого в порожнее. Надо подождать. Чего ждать? Пока Народный Фронт на танках въедет в Рыбницу? Людмила Саввична разозлилась не на шутку.

– Вас не устраивает определение «местный референдум»? Хорошо, мы проведем всенародное обсуждение. Вы, как юрист, можете не согласиться с формой проведения, но с результатами вынуждены будете считаться, поскольку мнение народа будет подтверждено документально.

Пушкаш тревожно напрягся, очевидно, не ожидая такого обдуманного и весьма компетентного отпора. Ничего себе, селяне собрались, вероятно, думал он, смахивая платочком пот со лба. Его смущал задор, горевший в глазах этой симпатичной молодой девушки. Задор этот не сулил ничего для него хорошего. Под её жгучими взглядами умудренный партийной жизнью Виктор Степанович угадывал незаурядную натуру, противопоставить которой, к сожалению, у него ничего такого особенного и не было.

– Вы призываете ждать результатов работы сессии Верховного Совета СССР. Но мы видели, как работали народные депутаты от Молдавии на съезде, знакомы с их позицией на восьмой сессии Верховного Совета Молдавской ССР и ничего утешительного для себя не ждём от их участия в сессии Верховного Совета нашей – пока ещё нашей! – страны. Поэтому мы будем продолжать начатую работу, чтобы и мысли в голове ни у кого не осталось, что можно исправить перекосы в национальной политике в пользу одного народа за счёт других.

– Мне кажется, товарищ немного преувеличивает. Зачем же так драматизировать ситуацию? – Виктор Степанович вдруг поймал себя на ощущении, что начинает теряться под проницательным взглядом незнакомой красавицы рыбничанки.

Всё, что он сейчас произнесёт, если произнесёт, конечно, будет невразумительным, вялым и недостойным её внимания. Но диалог необходимо продолжать, иначе в Кишинёве по голове не погладят, если вообще с плеч не снимут. И ещё одно, глубокое-глубокое, на самом дне души, даже глубже, возникло сомнение, нужен ли вообще он истории в таком качестве, как сейчас, как представитель высшего органа власти. Не совершает ли он сейчас что-то нехорошее по отношению к своему народу, в том числе этим вот, непокорным приднестровцам?

– Преувеличиваю?! – Людмила упёрла руки в бока и, озорно сверкая из-под ресниц, обвела взглядом зал. – Ну, тогда позвольте задать Вам, уважаемый член… – она хулигански сделала секундную паузу, в зале кто-то, сообразив, хихикнул, – …правительства, небольшой вопросик. Почему в республике приняты законы, несомненно, требующие всенародного обсуждения, когда даже Положения о референдуме не разработано? Не говоря уже о необходимости его проведения?

Пушкаш вначале побледнел, потом почувствовал, что краснеет, хотя в последний раз подобная реакция вазомоторов была… Даже не вспомнить, когда и краснел-то. До нынешнего дня с партийной совестью полный порядок. Да и сегодня можно было бы продержаться без потерь, если бы не эта. Господи, куда Молдавия катится? И на кого? С этими людьми, наверное, надо бы по-другому. По-хорошему. Что ответить? Что?

– Виктор Степанович! Ряд лет Вы работали в нашем районе. Не могли же Вы не знать демографическую ситуацию на нашей территории? Почему Вы не учли это обстоятельство, работая над проектами законов?

– Видите ли, как специалист, я высказывал своё мнение при подготовке законопроектов. И оно отличалось от мнения Народного фронта.