Текст книги "Идеальное дело"

Работа 3
Завершающаяся офисная

Дом начинаешь ценить, если есть с чем сравнивать.

Фраза приписывается Наполеону, сказана после завоевания Испании

Едигея прорвало. Монгольский детектив торопливо вещал, опасаясь, что я снова найду способ от него отделаться. Надо сказать, что на этот раз монголу удалось меня удивить и заинтересовать, и я даже не пытался прервать его речь, так и застыв с седлом на плече и мобильником в руке. Приятели-предприниматели тоже замолчали, превратившись на время пламенной исповеди монгола в доброжелательную и внимательную аудиторию (думаю, только из-за того, что появилась возможность избавиться от седла!). Оказывается, Едигей с самого начала вовсе не хотел, чтобы ему достали «Камень света», как подумал я. Просто его звонок случайно совпал со звонком очередного «слона». На самом деле все обстояло таким образом.

Всему миру известны мохнатые монгольские кони, на которых великий Чингисхан усадил свои войска и завоевал полмира. Кони всегда были гордостью монгольского народа, но в остальном мире их не воспринимали всерьез – восторгались либо тонконогими арабскими скакунами, либо могучими боевыми конями европейских рыцарей. И вот этим вопросом занялся один из монгольских ханов, по имени Джамух, который оказался одновременно потомком и Чингисхана, и Сухэ-Батора, как это – меня не спрашивайте, сам толком ничего не понял и ужасно удивился данному, без сомнения достоверному, историческому факту невероятно древней и при этом пролетарской родословной. Жутко разбогатев на предоставлении степных полигонов для каких-то там испытаний высоких технологий, хан Джамух решил исправить ситуацию с несправедливым и уничижительным мнением мирового сообщества о низкорослых монгольских лошадках. Применив биотехнологии, узконаправленные мутации и специализированное питание (чем кормят коней – мне так и не удалось узнать ни в тот раз, ни впоследствии), в лабораториях монгольского хана вывели мохнатых коников размером с африканского носорога. Средняя скорость рыси этих чудо-горбунков составляет пятьдесят километров в час. И уже вскоре должна состояться презентация на мировом уровне, с широким оповещением нового символа монгольской степи в средствах массовой информации, привлечением лучших ковбоев для объездки мощных животных и прочими красочными шоу – а подлинное седло Чингисхана так и не было найдено.

– Это в такой ответственный момент! – закатил в полуобморочном состоянии глаза Едигей, и я на секунду испугался, что монгол потеряет сознание прямо в процессе разговора, но обошлось. Едигей собрался с силами и продолжил исповедь.

История с седлом Тимучина вообще полна загадок. Якобы оно было семейной реликвией в роду хана Джамуха, но в период революционной Монголии надежно спрятано от всех в фамильных тайниках, потом найдено и снова потеряно, уже при помощи современной бюрократической отчетности. То ли оставили не там, где положено, то ли вообще полигон степной сдали для испытаний современных технологий вместе с фамильными тайниками, и, естественно, фамильных тайников вместе со всем их содержимым после этого больше не стало. Словом, история темная, покрытая мраком таинственности и недоговоренностей, как и любая другая позорная ситуация.

И вот приближенные монгольского хана, чтобы хоть как-то прикрыть тылы (и не только тылы), послали Едигея, дав тому кучу полномочий, в современный Вавилон, открытый всем соседним мирам, ближайшим из которых оказалась Москва. Задача у Едигея была для начала официализоваться. Зачем он детективное агентство открыл, я так и не понял, обычного представительства хватило бы за глаза – не иначе как хотел разрешение на оружие получить. Монгол без сабли – не батор! Потом стал искать по всей Москве проводника-джисталкера, в надежде быстренько пробежаться по мирам, как по лавкам, чтобы найти эксклюзивчик, который заменил бы седло Чингисхана в глазах хана Джамуха. И вот тут монгольский детектив столкнулся с неожиданной трудностью – он не мог составить четкого заказа, поэтому госконторы сразу отпадали. Сунувшись к частным джисталкерам, Едигей тоже потерпел фиаско – никто не хотел работать с его прекрасным детективным агентством «И-батор» по совершенно непонятной причине. И тут монгольскому детективу улыбнулась удача – он узнал о существовании джисталкера по имени Тим, который может достать совершенно нереальные вещи, и даже вытащил откуда-то настоящий «Камень света»! Узнал об этом монгол совершенно случайно – внук старушки, сдающей квартиру бравым монголам, учился с моей дочерью в одном классе. Вот так, оказывается, я стал единственным человеком, который хоть иногда соглашался с ним говорить, и то делал это почему-то крайне неохотно. А когда я пропал на четыре дня – Едигей просто впал в отчаяние. На послезавтра запланирована мировая презентация огромных мохнатых коней, а замены седлу Чингисхана – символу новой породы – нет до сих пор. Без всякой надежды Едигей позвонил мне, и – о чудо!

– Ты великий сабдык! – опять употребил детектив свое любимое слово и начал приближаться к завершающей части своей исповеди.

Мало того что я оказался доступен – прямо на моем плече имелось то, что было в данный момент жизненно необходимо всей прогрессивной Монголии! А когда я сказал монгольскому детективу, что это не конское, а настоящее драконье седло из магического мира – глава «И-батора» просто забился в экстазе.

Далее последовал небольшой торг прямо по мобильнику. Несмотря на неограниченные полномочия, данные приближенными могущественного хана своему московскому представителю, денег за седло мне было предложено не так уж и много.

– Так все в Москве дорого, – стал сокрушаться монгол, пряча глаза. – А лицензии сколько стоят! А аренда жилья и офиса!..

– И не говори! – неожиданно влез в разговор улыбающийся пьяный Саня, но под строгим взглядом Димы сразу стушевался.

– Вот что, Едигей, – начал я, желая просто отделаться от монгола. – Хочу за это седло сто тысяч еврази, и вообще – эту цену я назвал только из уважения к монголо-татарскому игу! А так я не планировал его продавать, ибо инвентарь привезен мною исключительно для украшения офиса!

– Дай мне срок до завтрашнего утра! – неожиданно тонким голосом взмолился монгольский детектив. – В десять часов я буду у вас в офисе!

– Хорошо, – согласился я и дал отбой не прощаясь – честно говоря, только потому, что жутко устал на протяжении всей исповеди монгола держать на плече седло, а бросать на пол сбрую, на которую Едигей взирал прямо-таки с благоговением, было как-то не очень удобно.

Сбросив громоздкий тяжелый предмет с онемевшего плеча на пол, я уселся на кожаную обивку и тяжело перевел дух. Седло в очередной раз проявило свой вредный характер – не преминуло улучить момент и устроить очередную небольшую пакость, на этот раз испытывая мою выносливость в качестве седельной подставки.

«Ни на секунду с тобой не расслабишься», – тяжело дыша, подумал я, уважительно похлопав по старой коже.

Я отдышался, спохватился и взглянул на ребят. Саня переводил восхищенный взгляд с меня на седло и обратно, а Дима прищурился и скептически рассматривал только мою скромную персону – со школьной скамьи такой взгляд означал одно: «А у кое-кого кое-что не треснет от жадности?»

– Мне надо было от него отвязаться, – смущенно начал объясняться я. – Очень устал, а седло бросать на пол при клиенте не хотелось…

– Наоборот! – воодушевленно крикнул Александр, скосив глаза к переносице. – Мне очень понравился твой стиль переговоров!

– И сумма тоже, – ехидно пробубнил Дмитрий. – Ты с головой дружишь?

– Да не собираюсь я седло продавать! Оно нам самим жизненно необходимо!

После этого последовала сцена, которая доставила мне массу удовольствия. Ехидное выражение сошло с лица горообразного бухгалтера, а невысокое начальство сразу перестало довольно лыбиться. Приятели-предприниматели серьезно отнеслись к моему заявлению, зная: если мне что-то втемяшится в голову – оттуда это выбивать впоследствии гораздо более затруднительно, чем непосредственно сразу же после втемяшивания. Через полчаса споров, криков и демонстративных падений Сани в обморок (нашелся нетрезвый артист погорелого театра!) мы пришли к единому мнению.

Завтра в десять утра ждем монгольского детектива с деньгами. Если он придет вовремя и сразу переведет всю сумму – то седло уходит в Монголию плюс к этому в нагрузку туда же бесплатно отправляется рыболовная сеть. Фирма ребят получает свои комиссионные, а куча-мала с тех пор играется только в спортзале. Если монгол запаздывает – седло остается в офисе и используется по назначению и примерно через год ежедневной кучи-малы руководство фирмы лишается животов, попутно приобретая спортивные фигуры. Финансовых затруднений я не испытывал, так что вариант номер два был для меня предпочтительнее (люблю я ребят – поэтому буду мучить!).

Скрепив достигнутые договоренности рукопожатиями и отметив это событие, допив остатки водки (от бутылки к этому времени осталось как раз три рюмки), мы покинули гостеприимный офис и отправились по домам.

Спустившись на телепорт-лифте с двести восемнадцатого этажа и покинув здание офис-центра, я очутился в ночном городе. По сравнению со средневековым Оргбургом, магическим городом-муравейником, современная Москва, несомненно, выглядела гораздо более волшебно. Исполинские лазерные рекламные звери над районом развлечений Мневники занимали полнеба, переливаясь всеми цветами радуги, как гигантские драконы, до которых бедному Гоше было еще расти и расти. По изгибу Третьего транспортного кольца, светясь в темноте фарами и неоновыми украшениями, окруженные, как солнце протуберанцами, светящимся ореолом современных огней, проносились невероятной формы болиды любителей быстрой езды, сталкиваясь на поворотах, как рапторные колесницы, но без проблем продолжая невероятную по скорости и безопасности для мира Ворк гонку. В темном небе проносились светящиеся летательные аппараты, в сравнении с которыми яхта правителя орков казалась не очень удачным изделием подросткового кружка любителей воздухоплавания. Одним словом, обычный урбанистический пейзаж, к которому мы с детства привыкли и совсем его не замечаем. Из-за контраста с миром Ворк я расчувствовался – но через минуту уже пообтерся и тоже побежал с остальной толпой москвичей и гостей столицы мимо всех этих красот к ближайшей станции телеполитена, накинув капюшон, чтобы не смущать мирное земное население зеленым цветом лица.

Через пять минут я уже был дома. Вообще – уровень развитости любой цивилизации я всегда бы прежде всего измерял возможностью покрытия больших расстояний. Чем ниже уровень общества – тем больше времени уходит на перемещения. Причем всегда способность быстро передвигаться узурпируют сначала сильные мира сего, и только значительно позже такая возможность появляется у всего остального населения. Характерный пример – железнодорожный транспорт. Сначала была построена царская железная дорога, чуть позже путешествие на поезде стоило небольшого состояния, потом он стал практически самым массовым видом транспорта, и, наконец, до появления телеполитена метрополитен оставался самым быстрым и самым дешевым способом передвижения по индустриальному конгломерату, именуемому городом Москва. Или, к примеру, кругосветные путешествия в эпоху Магеллана занимали многие годы, немного позднее Жюль Верн описал вполне реальный способ кругосветки меньше чем за три месяца, еще через сто лет этот процесс занимал сутки, а потом (при выходе человека в космос) счет и вовсе пошел на минуты. Так что главное достоинство цивилизации я вкусил, по моему глубокому убеждению, преодолев десять километров густонаселенного города ровно за пять минут.

Войдя в квартиру, первым делом я наполнил ванну теплой водой. Раньше, говорят, ванну надо было наполнять через узкий кран, и этот процесс занимал жутко долгое время. Не понимаю я такого – если ванну наполнять минут десять или даже пятнадцать, я же успею раза три передумать помыться, а то и дела появятся важные! Как раньше люди жили – не понимаю…

Приняв ванну с раствором химии от салона джисталкерской красоты (хи-хи), я обтер свежим полотенцем кожу белого человека, посмотрел в зеркало на неестественно бледную физиономию, без выступающих клыков выглядящую как-то очень беззубо, и тяжело вздохнул.

– Хорошо, что Джина меня сейчас не видит… – пробормотал я, смерив себя недовольным взглядом, и отошел от окна в стене, ведущей в зазеркальный мир.

Затем последовали минуты блаженства в медицинском регенерационном кресле. Мы становимся рабами современной жизни, а продвинутая медицина является одним из столпов нашей цивилизации. Впрочем, как и все в нашей жизни, медицина – это обычная приманка на ловушке современности, задача которой, как и у остальной цивилизационной шелухи, привязать к себе человека. Ведь и медицину мы начинаем ценить опять же только в одном случае – когда ее лишены. Вот так, очень ненавязчиво, мы и растворяемся в этом мире…

Когда кресло пикнуло, сигнализируя о том, что мой организм приведен в норму, я уже почти уснул. Встав, добредя до ванной комнаты и с удовольствием еще разок почистив зубы, я дополз до кровати, упал в нее, как в озеро блаженства, и крепко заснул. До самого утра меня никто так и не побеспокоил.

Работа 4
Финишная

– Это финиш. Вот и приплыли… – протянул я, горестно глядя в зачетку.

Из воспоминаний бывшего студента, ныне мичмана флота по кличке Студент, проходящего срочную службу на атомной подводной лодке

Утренний офис для огромного количества современных людей – привычное и обыденное явление. Я же, к своему величайшему счастью и к сочувственному сожалению серьезных родственников, никогда долго не работал на одном месте. Вернее, не так – мое рабочее место никогда постоянно не находилось на одном и том же месте, простите за тавтологию. Обычно с утра у меня находится масса важных дел вне стен офиса, и в контору к ребятам я подтягиваюсь ближе к обеду. А тут, в связи с монгольскими событиями, пришлось появиться на рабочем месте с раннего утра – за это я был вознагражден помятым видом заспанных и похмельных физиономий одноклассников.

– Не спать! – сразу заорал я, переступив порог офиса и увидев полусонных приятелей-предпринимателей.

– Тим… – только и смог страдальчески выдавить из себя Саня, мучимый похмельем.

– Какой ты резвый, как молодой козлик… – недовольно буркнул Дима, тоже не очень радостный от своего утреннего самочувствия.

– Физкультурой надо заниматься, вести подвижный образ жизни, – энергично шагая по офисной комнате, начал читать я лекцию. – С утра зарядку делать, обливаться холодной водицей…

– Вот мы тебя и обольем холодненьким, – лениво попробовал Дмитрий мне пригрозить, но, увидев мою бодрую готовность, выражаясь языком политзаключенных, к любому кипежу, кроме голодовки, сбавил обороты: – Но не сейчас, хватит того, что о нас зулусский барон думает. Еще и перед монгольской делегацией опозоримся…

– Тим, ну не мельтеши перед глазами, а? – взмолился Саня, страдальчески скривив похмельное лицо, и я сжалился, усевшись на умирающий стул.

– Если монголы не придут, то для него достойное место уже, надеюсь, найдено? – спросил я Диму, мотнув головой в сторону центра офисной комнаты, где со вчерашнего дня так и осталось лежать драконье седло, которое мои одноклассники не рискнули даже передвинуть куда-нибудь.

– Не надо о грустном, – взмолился Саня, страдальчески возведя глаза к потолку.

– Это тебе сейчас грустно, – начал успокаивать я друга. – А дальше всего пару лет будет все грустнее и грустнее, зато потом – очень смешно станет, когда будешь на свое сегодняшнее фото смотреть. Обещаю! Кстати, неплохо бы сейчас сфотографироваться, обнажив торс. Ах да, извиняюсь, забыл – у вас же нет торсов, одни пуза…

Так мы препирались еще минут двадцать, и к десяти часам, уж не знаю, при помощи кофе, разговоров или невзначай появившегося на столе пива, похмелье ребяток отпустило и они стали выглядеть значительно веселее.

Ровно в десять утра дверь офиса открылась и на пороге, прервав нашу развернувшуюся полемику о том, как должен выглядеть живот современного мужчины и что означает слово «пресс», появился монгольский детектив. Едигей застыл на пороге, уставившись на седло, лежащее на полу в центре офисной комнаты, и на его лице, хоть и напоминающем вырезанную из камня маску, поочередно промелькнули выражения сначала удивления, потом ужаса, а под конец истинного восхищения.

– В жизни оно еще прекраснее, чем на картинке мобильника, – восхищенно сказал монгол, не отрывая взгляда от кожаной сбруи. – И вызывает ужас, как настоящая реликвия Чингисхана!

– Э-э-э… – выдавил из себя я и не нашел ничего лучшего, чем с умным видом ляпнуть: – Да!

– Тим-джисталкер! Я рад, что по книге судеб было суждено пересечься нашим путям, – витиевато выразился монгольский детектив и склонил голову, прижав ладонь к груди.

Приятели-предприниматели замерли в восхищенном удивлении, внимая гладкой речи сына степи, и я тоже поклонился, приложив руку к груди.

– Пришлось лететь в Монголию и пройтись с просьбой по всему своему роду, облететь сотни стойбищ – но я привез деньги! – гордо сказал Едигей, вызвав у меня неконтролируемый приступ стыда. Вчера я вовсе не хотел так осложнять жизнь симпатичному монголу – не иначе вредное седло тут приложилось. – Но эта вещь стоила того!

– Не ожидал, восхищен предприимчивостью, – пробормотал я смущенно.

После этого Едигей гордо посмотрел на меня, оглянулся и махнул рукой. В комнату начали заходить монголы. Сначала я ничего не понял – каждый вносил небольшой тяжелый мешочек, клал его на пол и выходил из комнаты, уступая свое место следующему монголу. Между входящими и выходящими узкоглазыми ребятами я не видел никакой разницы, как между клонированными овечками. Через пять минут рядом с седлом возвышалась куча кожаных мешков, каждый из которых был размером примерно с заварочный чайник. Когда процедура вноса мешочков закончилась, мы с Едигеем посмотрели друг другу в глаза. Мой взгляд выражал абсолютное недоумение, а взгляд монгола был полон гордости за отлично выполненную работу. Мне эта сцена больше всего напомнила древнюю легенду о камнях и Чингисхане, только роль булыжников сейчас играли кожаные мешочки, а Едигей, в отличие от Тимучина, радостно лыбился и с этими аксессуарами разговаривать не желал.

– И что это? – первым нарушил молчание я.

– Где? – удивился Едигей.

– Только что – что это было? – Я закипел то ли от собственной глупости, то ли от сюрреализма создавшейся ситуации.

– Где? – еще сильнее удивился монгол и почему-то принялся оглядываться.

– Вот это – что?! – не выдержав, почти проорал я, показывая пальцами на гору мешков, которая была выше огромного драконьего седла.

– А! – моментально успокоился Едигей и гордо произнес: – Это сто тысяч еврази!

– Ты наличными притащил всю сумму, да еще железной мелочью, что ли? – удивленно прошептал я.

– Почему железной? – обиделся монгол. – Железки ржавеют быстро, только медь!

Руководство, бухгалтерия и я дружно раскрыли рот и синхронно переводили ошарашенные взгляды с гордого монгола на кучу кожаных кошельков, далее на седло, а затем снова на монгольского детектива, и с каждым новым кругом глаза у присутствующих ветеранов офисной жизни раскрывались все шире и шире.

– Как же это пересчитывать?… – убитым голосом нарушил молчание Дмитрий.

– Зачем считать? – оскорбился Едигей. – Тут все точно!

Следующие пять минут мы с монголом морально давили на представителей официального московского предпринимательства, взирая к совести, чести и достоинству как их, так и всего монгольского народа. Я, правда, больше напирал на то, что пересчет мелочи займет пару дней, и я точно столько времени находиться здесь не намерен. В конце концов нашелся выход – решили обратиться в банк и сдать этот медный ужас в кассу. Сразу мысль об этом никому в голову не пришла по причине нестандартности ситуации – все привыкли наличность из кассы брать, а не сдавать ее туда. При обращении к сбербанковскому телепорт-банкомату, которым в обязательном порядке были оборудованы все офисы, возникла дополнительная трудность – аппарат отказался принимать наличность без вбивания номера договора. Ситуация тоже оказалась решаемой – тут же начали составлять договор между детективным агентством Едигея и конторой, где главою числился Александр. И вот тут произошла история, которая ненадолго выбила всех из колеи предпринимательства, а потом навсегда вошла в нашу жизнь.

Сначала Саня прочитал бумаги Едигея, сел на стул и заплакал. Из его ослабевших рук договор, как переходящую эстафетную палочку, взял Дима, пристроился на своей табуретке, прочитал первые строки и завыл, как раненый гиппопотам. Следующим в этой череде жертв (не иначе дело рук седла) был я. Прочитав шапку договора, я, хоть и готовый почти ко всему, исходящему от моего монгольского товарища, поперхнулся и круглыми от удивления глазами уставился на доброжелательно улыбающегося детектива.

– Раньше же было слово «изворотливый», – умудрился выдавить я.

– Вчера вечером перерегистрировал! – гордо сказал Едигей.

– И зачем? – продолжал недоумевать я.

– Не нравилось тут никому название, и сокращать нельзя, как вы любите. Все поменять и начать с чистого листа – давно назрело решение. – После этой витиеватой фразы я с уважением посмотрел на монгола, он подбоченился и гордо сказал: – Я и подумал, что мы здесь первые, но, надеюсь, не последние монгольские детективы! Потом я долго сидел со словарем синонимов и нашел правильное слово…

– «Якорный батор», – в этот момент с восхищением произнес Александр, почему-то сделав в слове «батор» ударение на букву «о», и в его устах это выглядело так, как будто он грязно выругался.

– Не батóр, а бáтор, – привычно поправил я Саню, потом повернулся к Едигею и сказал: – Вот только сокращать название вашего агентства по-прежнему не стоит.

– Почему? – обиженно удивился Едигей.

– Не стоит, и все! – Я не стал вступать в полемику, не удержался, отвернулся и тоже вполголоса выругался: – Якорный батóр…

Дальнейшая работа просто закипела. С шутками-прибаутками, под постоянное «якорнобаторинье» договор был мгновенно составлен и подписан. Вслед за этим с не меньшим энтузиазмом мешки с деньгами были распотрошены и их содержимое с мелодичным звоном утекло в бездонные недра сбербанковского телепорт-банкомата. Когда с электронным треском аппарат нам выдал чек, показывающий, что содержимое счета пополнилось на соответствующую сумму, мы торжественно вручили седло светящемуся, как лампочка, Едигею. Монгол нас искренне поблагодарил, мы его объякорнобаторили на прощание, и седло, вместе с Едигеем, навсегда покинуло офис, где оно очень недолго было главным (можно даже сказать – якорным) предметом обстановки.

После такого события работать, естественно, никто больше не захотел, тем более что как раз очень удачненько наступил обеденный перерыв, который перетек в праздничный ранний ужин. Далее это мероприятие переросло в шумный поздний банкет, импровизированно собранный в ближайшем ресторанчике и посвященный удачному завершению дела. Тосты в честь великолепного монгольского седла и полузабытого зулусского барона плавно перемешивались с всеобщим «якорнобаториньем» за столом. Немного позднее ребята благополучно надрались, и мне удалось смыться с мероприятия. Мало того что этого не заметили – впоследствии даже никто и не вспомнил, был ли я там вообще.

Выпитая водка шумела в голове, поэтому я решил заняться самым отрезвляющим занятием – погонять на своем болиде. Раньше, говорят, не существующие нынче работники странной службы с непроизносимым названием ГИБДД не давали людям ездить, если в их крови содержание алкоголя было выше нормы. Зачем – непонятно, ведь если человек пьян – то он и ездит из рук вон плохо! Соответственно чаще врезается, ломает свой болид, теряет деньги, все над ним и так смеются. Не иначе ГИБДД – это была какая-то психологическая служба, заботящаяся о душевном здоровье горожан. Как-нибудь вроде Гордые Иноки Большого Душевного Достоинства или что-то вроде того. А может быть, я что-то путаю, и эта аббревиатура расшифровывается как Городской Институт Благородных Девиц-Девственниц, и нежные юные барышни просто одним своим видом приводили мужчин в чувство, не позволяя появляться пьяными на дорогах. И вообще – раньше люди были гораздо человечнее. Цивилизация делает всех черствыми, не замечающими никого и ничего вокруг, если это не какое-нибудь новое развлечение.

Как и следовало предполагать, в таком состоянии ездил я ужасно плохо. Недалеко от офиса не вписался в поворот на скорости почти триста километров в час, разбил машину и вылетел за пределы Третьего транспортного кольца в коконе силовых полей, после чего застрял на высоте четвертого этажа, врезавшись в высоковольтную вышку. Несмотря на поздний вечер, а может, и благодаря ему, собралась толпа зевак, и я тихо краснел под ехидными замечаниями москвичей и гостей столицы, дожидаясь прибытия спасателей. Подоспевшие вскоре работники муниципальных служб сняли меня со всеобщего обозрения, разбитую машину убрали (не жалко, модель была старовата) и, вволю посмеявшись над незадачливым гонщиком, отпустили домой, порекомендовав напоследок чаще ездить пьяным, для того чтобы и дальше смешить народ.

Добравшись до дома, залез в регенерационное кресло. Оказался в абсолютном порядке – даже не поцарапался нигде. Пробормотав в расстроенных чувствах:

– Вот ведь якорный батор… – упал на кровать и уснул.