Текст книги "Прощание Франсуа Вийона"

Франсуа Вийон и Владимир Высоцкий: пересечение судеб

Материалы к лекции, прочитанной на Фестивале памяти Владимира Высоцкого

«Я только малость объясню в стихе-2022».

Закономерно встает вопрос: можно ли сравнивать этих двух поэтов? Не притянуты ли, как говорится, за уши эти люди, между которыми половина тысячелетия, да и принадлежат они фактически к разным цивилизациям?

Если смотреть на историю и на их творчество буквально, то похоже на то. Однако, если исходить из того, что поэт – нечто вневременное, и всегда находящееся в оппозиции к любым смыслам и нормам, то стоит рискнуть увидеть то, что их связывает, вопреки, может быть, всякой логике.

Собственно говоря, история фактически уже ответила на этот вопрос.

Есть такое понятие «проклятые поэты». Так назывался цикл статей Поля Верлена (1844—1896), где он писал о Тристане Корбьере, Артюре Рембо, Стефане Малларме, которые не могли и не желали вписываться в окружающий мир. Потом так стали называть Ф. Вийона, Китса, Эдгара По, Ш. Бодлера и других. Попали в такой список и некоторые современные поэты.

Если Ф. Вийон в этом списке есть, то В. Высоцкого формально нет.

Однако, думается, его вполне можно туда внести.

Нужно видеть и то по-своему также объединяющее обоих, а именно, что они оба – поэты.

Поэт – это состояние, а не профессия. Ей не учатся, в нее падают.

Поэзия – это жизнь прямо в пламени, где вроде как вообще не может быть жизни. В конце жизни остаются стихи как пепел.

Стихотворение– это и исповедь, и проповедь одновременно.

Поэзия – это религия человека, обходящаяся без богов и обрядов. Одна непрерывная молитва и только.

Каждый поэт говорит о своем, ибо у каждого своя, неповторимая душа. Она абсолютно уникальна, как уникальны и неповторимы отпечатки пальцев.

Поэт – явление стихийное, общество и государство – защита от стихий, в том числе и от поэтов.

Поэзия дает возможность чистоты – она противостоит реальной жизни. Именно в реальной, «настоящей» жизни господствует обман, корысть, злоба, зависть, насилие, ложь, мелочность. Все это и составляет «искусство жить». Все люди его изучают и много есть тех, кто достигает в овладении им высот заоблачных. Средние люди, со средними способностями ко всему, в том числе и к нему, разного рода «неудачники» устают от этой «борьбы за существование». Они ищут выход в «любви», «искусстве» и, конечно же, в поэзии. Есть все же люди, которые живут поэзией, не используют ее в качестве средства, а строят из своих и чужих стихов «крепости» и «замки», в которых скрываются от сквозняков и вирусов человечества.

Поэзия для себя, а не для людей, есть самое лучшее, самое надежное убежище от всех мерзостей этого мира, от его грязи, бессмысленности, примитивности, паскудности. Даже музыка далеко не всегда дает это. И литература тоже. В них люди обращаются к людям. В поэзии человек общается с самим собой, и ему нет никакого дела до того, что его никто не понимает. Только это дает ему утешение в этой жизни и право на спасение в вечности. Только поэзия является единственно верной религией, истинной, честной и чистой.

Поэты не взрослеют, остаются детьми и не вписываются во взрослый мир, вообще ни в какой мир.

Поэтический язык – лунный. Солнечный язык нужен людям, чтобы делать дела под солнцем, общаться друг с другом днем. Но есть вещи, которые вроде бы людям не нужны, они досужие. Связаны не с делами, а с чувствами. Для них свои сферы – литература, искусство, музыка. Это невидимый язык. По форме тот же, те же правила, те же слова, но здесь он звучит совершенно иначе.

Каждый поэт говорит о своем, ибо у каждого своя, неповторимая душа. Она абсолютно уникальна, как уникальны и неповторимы отпечатки пальцев.

Когда поэт пишет стихи, ему не страшен мир, потому что он оказывается в мире потустороннем. И он начинает жить уже его интересами. Как будто уехал в другую страну.

Поэзия – это горькая и часто безрадостная способность выживать в хаосе и зле.

Поэтов научились укрощать. Покупают, угрожают, сажают, как И. Бродского. И. А. Крылова в библиотеку сослали. К. И. Чуковский стал писать для детишек. В. Высоцкий ушел в театр, стал петь военные песни, превратился в записного романтика. Правда, до этого был простым «блатным».

Однако, разумеется, есть все же и другие точки соприкосновения.

Пятьсот лет разделяют эпохи, в которых они жили и творили. И все же эти эпохи во многом схожи.

Для Франсуа Вийона это позднесредневековая Франция, для которой лишь недавно закончилась Столетняя война.

И. Эренбург. Поэзия Франсуа Вийона

В 1431 году английские захватчики сожгли на костре Жанну д’Арк, как «отступницу и еретичку». В 1431 году родился Франсуа Вийон, самый французский и самый еретический из всех поэтов Франции.

Ужасное зрелище являла тогда родина Вийона. Горели города. Кони топтали нивы. Было много предательства, много подвигов, много трупов, много побед, но не было ни хлеба, ни спокойствия. К ужасам войны прибавились неурожайные годы, на редкость суровые зимы и, наконец, чума. На обочинах дорог валялись трупы. Банды разбойников бродили по стране. Волки нападали на деревни. Судьи быстро судили, и палачи быстро вешали. На перекрестках росли виселицы, раскачивались тела повешенных.

В угрюмых замках доживали свой век участники последнего Крестового похода. Они в сотый раз рассказывали внукам о штурме сирийских городов, о борьбе креста и полумесяца. Молодые над ними тихонько посмеивались. Молодых интересовало, выгонят ли из Франции англичан, справится ли молодой король с восстанием еретиков, которых называли «пражанами», потому что они вдохновлялись примером чешских гуситов; молодых интересовало, на кого собираются напасть «живодеры» – так именовали большие шайки бандитов.

Еще продолжались поэтические турниры. Последние поэты Средневековья еще восхваляли рыцарские добродетели. Бродячие жонглеры еще распевали на ярмарках стихи о милосердии Богородицы. Но любители искусств сокрушенно говорили, что наступает варварская эпоха: нет больше ни автора «Романа Розы», ни других нежных певцов былого. Новые церковные здания не могут сравниться с соборами Шартра или Парижской Богоматери. Модный художник Фуке изображает Святую Деву слишком вульгарно. Жизнь грубеет, и красота уходит.

Пятнадцатый век был для Франции одним из самых сложных и судьбоносных.

Страна вступила в него в условиях ожесточенной Столетней войны, которая началась еще в предшествующем столетии. Это не была война в нынешнем понимании. С 1337 по 1453 гг., 116 лет, произошла серия военных конфликтов между Англией и Францией, в которые оказались втянуты и их союзники. Собственно «Столетней» эта война стала называться лишь в XIX в. Для Франции, впрочем, как и для Англии, эта война быстро стала национальной. И французы, и англичане, по сути, уже стали ощущать себя нацией.

В 1346—1351 гг. по Европе прокатилась пандемия чумы (Чёрная смерть). В связи с военными столкновениями, эпидемиями и голодом население Франции в результате войны сократилось на две трети.

Жанна д'Арк (1412—1431) убедила французского дофина дать ей войска для снятия осады с Орлеана. После разгрома англичан при Пате она провела войска в Реймс и устроила коронацию дофина под именем Карла VII.

В 1430 г. Жанна была захвачена бургундцами и передана англичанам, которые вскоре ее казнили. Именно в этом 1431 г., вероятно, и родился Франсуа Вийон. Еще Илья Григорьевич Эренбург пытался рассмотреть этот факт символически – в год казни Орлеанской Девы родился первый французский поэт.

Уже в те времена, когда Франсуа Вийон начал свой путь к поэтической славе, в 1453 г. английские войска потерпели сокрушительное поражение при Кастильоне. Это сражение стало последней битвой Столетней войны. Последнее владение англичан на территории нынешней Франции – город Кале и Нормандские острова – сохранялось ими до 1558 г.

Англичане и французы так и не заключили мирный договор, но неурядицы в Англии, прежде всего Война Алой и Белой розы (1455—1485), вынудили страну забыть о своих притязаниях на континент, по крайней мере, не проводить активных военных действий. Короли Англии ещё долго сохраняли свои претензии на французский престол, а сам титул «король Франции» сохранялся в титулатуре королей Англии до конца XVIII в.

Таким образом, ко времени деятельности Ф. Вийона, можно сказать, завершился процесс территориального объединения Франции. Во второй половине века Людовик XI присоединит к Франции Пикардию, Нивернэ и герцогство Бургундское, Прованс с портом Марсель, Бретань. Начинается период существования Франции как единого государства, с крепкой центральной властью.

Одновременно XV в. можно назвать решающим и в общественно-экономическом развитии. Налицо явственный кризис феодализма и образование предпосылок развития в будущем капиталистической формы хозяйства. Сама Столетняя война, а также восстания крестьян, особенно Жакерия 1358 г., способствовали разрушению феодальной системы.

Столетняя война нанесла тяжелый урон экономике Франции.

К власти пришел основатель абсолютной монархии во Франции Людовик XI (1461—1483 г.). Он был одним из образованнейших людей своего времени, покровительствовал наукам и искусствам, особенно медицине, реорганизовал медицинский факультет в Парижском университете, покровительствовал распространению книгопечатания, поощрял торговлю и промышленность, создал во Франции почту.

Таким образом, несмотря на Столетнюю войну, в XV веке Франция стала превращаться в крупнейшее из централизованных государств Западной Европы с развивающимися экономическими связями, богатыми городами и растущей культурной общностью.

Детство Вийона пришлось на эту эпоху и это очень тяжелое детство, как и положено, оказало во многом определяющее значение для всей его дальнейшей жизни.

Для Владимира Высоцкого (25 января 1938 г. – 25 июля 1980 г.) это позднесоветская Россия. Он войну не застал, но четко видел послевоенную разруху, испытал на себе тяжесть тогдашней жизни.

И здесь можно говорить, что соответствующее детство стало фундаментом всей его дальнейшей жизни.

Главная задача первых послевоенных лет – восстановление страны, ликвидация последствий гитлеровского нашествия. По-прежнему, на первое место была поставлена промышленность. По-прежнему, ставка делалась на угледобывающие отрасли.

Восстановление производства товаров народного потребления, жилищного фонда шло медленно (доминировал лозунг «станки ради станков»). В городах не хватало продуктов питания, хотя продовольственные карточки были отменены в 1947 г.

Деньги требовались не только для собственных нужд, но и для поддержания «стран народной демократии».

Укреплялись колхозы (с этой же целью было проведено их укрупнение в 1949 г.), ограничивались возможности содержания личного подсобного хозяйства. Крестьяне, фактически, оставались в рабском положении, получали мизерное вознаграждение за свой труд (по трудодням), согласно закону 1932 г. не могли при желании покинуть село.

На ХIХ съезде (октябрь 1952 г.) ВКП (б), партию большевиков, переименовали в КПСС, Коммунистическую партию Советского Союза, что означало отсутствие какой-либо оппозиции.

Не случайно, в общественном сознании усиливаются критические настроения. В значительной степени это было связано с тем, что военное поколение вышло из-под жесткого контроля. В годы войны им приходилось самим принимать решения, нести за них ответственность, они научились критически оценивать ситуацию. Многие впервые побывали за границей и смогли сравнить достижения и уровень жизни «загнивающего капитализма» и самого передового в мире, как провозглашалось, социалистического строя.

Симптомы политической нестабильности подтвердились при обсуждении новой Конституции СССР и Программы ВКП (б). Обсуждение документов проводилось преднамеренно закрыто. Руководство не могло допустить реализацию таких предложений как децентрализация экономики, расширение внутрипартийной демократии. Это неминуемо привело бы к развалу созданной системы.

Для пресечения инакомыслия начинается новая волна репрессий. Летом 1946 г. был нанесен первый удар, как всегда, по творческой интеллигенции. Постановление 1946 г. (по поводу М. Зощенко и А. Ахматовой) напоминало, что литература и искусство должны быть поставлены на службу коммунистического воспитания масс, пропаганду коммунистической идеологии.

К лету 1947 года над страной в очередной раз опускается «железный занавес», разворачивается травля «космополитов» («космополит» – «человек без роду и племени», преклоняется перед Западом и ненавидит Родину). Вся западная культура объявляется буржуазной и враждебной.

Новая волна репрессий получила название «ждановщины». Разгрому подверглись наука, литература, кино, музыка.

Пристальному партийному вниманию в послевоенные годы подверглись общественные науки. В исследованиях право на жизнь получил только один принцип – принцип партийности, вместо изучения идей и фактов. На ученых этой отрасли знаний воздействовали методом дискуссий (в экономике, языкознании, философии).

Были пересмотрены роли отдельных личностей в истории, давалась новая интерпретация историческим фактам (раньше царскую Россию называли «тюрьма народов», теперь все войны, которые она вела стали справедливыми, в т.ч. колониальные захваты).

Сразу после Великой Отечественной войны СССР вступает в полосу «холодной войны», включается в гонку вооружений. Правительство особое внимание уделяет разработке новых видов оружия, проведению ядерных испытаний.

Общее для этих десятилетий (30-50-е гг. во Франции и 40-50-е гг. в СССР) – разруха, нищета значительных масс населения, разгул преступности, кризис национальной идентичности, всеобщая обозленность, беспросветность.

Детство у обоих – чуть ли не сиротское, а судьба, при всей их коммуникабельности и суетливости очень одинокая.

В 1431 году сожжена девятнадцатилетняя Жанна Д’Арк, во многом благодаря деятельности которой французы одержали победу над англичанами. Вероятно, в начале апреля этого года и родился Франсуа, известный впоследствии под несколькими фамилиями (Монкорбье, де Лож, Вийон).

Детство, юность Вийона, годы его учения известны нам лишь в самых общих чертах. Родился в деревушке Овер, около Понтуаза, хотя сам себя считал парижанином, вероятно, потому что рано очутился в Париже. Семья была бедной, а первое время после рождения Франсуа, она очень бедствовала, ибо деревня находилась в английской зоне оккупации. К тому же отец рано скончался, оставив жену почти без средств к существованию. Вийон впоследствии вспоминал:

 
Я беден, беден был я с детства,
Лишь нищеты тяжелый крест
Отцу оставил как наследство,
Мой дед по имени Орест.
 

И нищета будет сопровождать его с колыбели и до самой смерти, недаром, оправдывая себя и себе подобных горемык, он воскликнет, что горькая нужда – вот истинная «мать всех преступлений».

Большую роль в его судьбе сыграла мать, невежественная и очень набожная женщина. Вспоминая фрески церкви св. Бенедикта, которые производили огромнейшее впечатление на молящуюся там женщину, Вийон писал впоследствии в молитве, сочиненной специально для своей матери:

 
Я – женщина убогая, простая,
И букв не знаю я. Но на стене
Я вижу голубые кущи рая
И грешников на медленном огне,
И слезы лью, и помолиться рада —
Как хорошо в раю, как страшно ада!
 

По мнению одного из немецких исследователей творчества поэта, все сатирическое, злое, чувственное и издевательское Вийон унаследовал от своего отца, а все проявления нежности и религиозности, всю свою нерешительность и меланхолию – от матери.

Мать его рано овдовела. Семилетний Франсуа был отдан на воспитание канонику церкви Святого Бенедикта (Бенуа) Гийому де Вийону, фамилию которого он впоследствии использовал как основную и как своего рода псевдоним.

Для Франсуа это было очень важно.

Во-первых, он приобрел человека, которым был

 
…вспоен, вскормлен, обогрет,
Кто пестовал меня с пелен,
Спасал не раз от многих бед,
Кто был отцом мне с юных лет,
Родимой матери добрее.
 

Во-вторых, он очутился в самой гуще Латинского квартала с его буйным студенчеством, боровшимся за свои привилегии, среди которых право вести веселую, беззаботную жизнь занимало далеко не последнее место, отстаивавшим их упорно, подчас зло, невзирая ни на какие авторитеты. С этого времени он близко узнал и жизнь бедного духовенства, которое тоже отстаивало, но уже не столько привилегии, сколько право на существование в борьбе с могущественным капитулом собора Нотр Дам де Пари. Увидел он и возможные пороки своего времени – алчность власть имущих, их произвол, лицемерие, жестокость, вероломство. Дух протеста против несправедливости пропитает его насквозь, и он беспощадно обрушится впоследствии в своих стихах на всех и всяческих угнетателей – вельмож, королевских чиновников, ростовщиков, монахов и прелатов.

Двенадцати лет Вийон и сам становится школяром, поступив на подготовительный факультет искусств Парижского университета.

Владимир Высоцкий родился в семье Нины Максимовны и Семёна Владимировича Высоцких.

Дед по материнской линии – Максим Иванович Серёгин (1872—1934) – уроженец села Огарёво, расположенного недалеко от Тулы. В Москву он приехал в четырнадцатилетнем возрасте и значительную часть жизни проработал швейцаром в столичных гостиницах.

Бабушка Владимира Семёновича – Евдокия Андреевна Серёгина (1890—1931) – прибыла в Москву из деревни Утицы, расположенной возле станции Бородино. Рано вышла замуж и посвятила себя семье, в которой родились пятеро детей: двое сыновей и три дочери, в том числе Нина Максимовна (1912—2003).

Дед Высоцкого по отцовской линии – Вольф Шлиомович Высоцкий (1889—1962), из семьи стеклодува. Ещё в 1915 году женился на Доре (Деборе) Евсеевне Бронштейн ([1891—1896] —1970). В 1926 году Вольф Высоцкий переехал с семьёй в Москву, где работал юрисконсультом, химиком, экономистом.

В 1935 (или в 1936) году Нина Серёгина познакомилась со студентом политехникума связи Семёном Высоцким (1916—1997). Регистрация их брака состоялась в Москве, после чего они уехали в Новосибирск, к месту распределения мужа. В 1937 г. Нина Максимовна вернулась домой, на Первую Мещанскую.

Семён Владимирович – кавалер более чем двадцати орденов и медалей, почётный гражданин городов Кладно и Праги. В послевоенные годы окончил Военную академию связи им. С. М. Буденного, перед отставкой имел звание гвардии полковника.

В марте 1941 года Семёна Владимировича призвали на военную службу. Через четыре месяца началась война, и в июле Нина Максимовна с сыном отправились в эвакуацию. В Москву возвратились летом 1943 г.

Развод родителей стал, возможно, поводом к появлению в песне Высоцкого «Баллада о детстве» строчек:

Возвращались отцы наши, братья

По домам – по своим да чужим.

В июне 1945 г. Семён Владимирович приехал в короткую командировку и подарил сыну свои майорские погоны.

В «Балладе о детстве» говорится:

Взял у отца на станции погоны, словно цацки.

Период становления поэтов – это не только учеба, но и тусовки в различных уличных и богемных компаниях.

Примерно в 1444 г. Франсуа поступает на подготовительный факультет Парижского университета.

О своей тогдашней жизни он вспоминает в балладе «Добрый совет беспутным ребятам».

 
В урочный час и в неурочный
Ломись в корчму, бесчинствуй, пей,
Пугай округу бранью сочной,
В картежных схватках не робей
Не медли передёрнуть кстати.
А выигрыша не жалей
Всё в кабаках на девок тратя.
 

А вот строки Высоцкого из песни «Город уши заткнул и уснуть захотел…»:

 
А потом – до утра можно пить и гулять,
Чтоб звенели и пели гитары,
И спокойно уснуть, чтобы не увидать
Во сне кошмары, мусоров и нары.
 

Ф. Вийон вспоминает годы учебы:

 
Будь я прилежным школяром,
Будь юность не такой шальною,
Имел бы я перину, дом
И спал с законною женою…
О, Господи, зачем весною
От книг бежал я в кабаки?
А сердце рвется на куски.
 

Сходные мысли по поводу учёбы проскальзывают и в юношеских стихах Высоцкого:

 
В институте Василий не учится,
Ему много чертить и писать.
Эх, как выгонят Васю на улицу,
Будет вынужден он воровать.
 

У студентов Сорбонны в то время была нелегкая жизнь. Бедность, а порой и элементарная нищета, тяжелейший умственный труд, бесправие были уделом большинства из них. В обучении царили схоластические методы, наиболее эффективным средством стимулирования интеллектуального развития считались розги. Нужда, сильнейшие психологические и интеллектуальные стрессы, тяжелейшие условия обучения и жизни способны были любого здорового, сильного мальчишку за несколько лет поставить на грань смерти. И это не преувеличение.

Сам Франсуа в годы учебы был типичным бедным школяром. Сам себя он называет «pauvre petit escollier» («бедный маленький школяр»). Он выказал себя отнюдь не тихоней, прилежно корпевшим над книгами, а был сорванцом, непременным участником различных пирушек, ссор, драк и столкновений студенчества с властями, пытавшимися в ту пору ограничить права и вольности Парижского университета. Именно с 1444 г. в Сорбонне продолжалась смута. Не проходило ни дня без уличных драк, разбивания вывесок, задирания горожан. Вместе с другими школярами Франсуа участвовал в похищении двух каменных глыб, которые обозначали границу между владениями университета и города. Студенты во время комической церемонии «обвенчали» эти глыбы между собой и заставляли всех проходивших мимо, даже королевских чиновников, снимать перед ними шляпу. Власти преследовали их за это, некоторые студенты даже были за это арестованы. В своем «Большом Завещании» Вийон сообщает, что описал перипетии этой борьбы в романе «Тумба черта» (так звали одну из глыб). Можно лишь предположить, что роман «Pet au Deable», который он завещает приемному отцу Г. Вийону, называя его «материю» «важной» /LXXVIII/, по сути, был грубым бурлеском, очень острой пародией на эпигонские рыцарские романы того времени.

В 1449 г. Вийон получает степень бакалавра, а через положенные три года, в 1452 г., степень лиценциата и потом магистра искусств, дававшие ему право преподавать. Перед юным магистром открылась возможность сделать неплохую карьеру. У него были, видимо, неплохие знания. По крайней мере, канцелярский язык в своих «Завещаниях» он демонстрирует до тонкостей и пародирует мастерски. Вероятно, и после окончания университета он некоторое время добывает с его помощью средства к существованию. Однако всю жизнь помогать судейским писцам он не собирался. Гийом Вийон мечтал о том, что его приемный сын пойдет по его стопам (сам он был лиценциатом права) и продолжит образование на юридическом факультете. Эта перспектива совершенно не привлекала Франсуа. Он был сыт по горло схоластической наукой.

Вийон, вероятно, входил в самодеятельные братства народного театра и участвовал в «дураческих драмах» и «веселых проповедях». XV век был временем расцвета шутовских фестивалей. Ареной различных шутовских церемоний были и улица, и постоялый двор, и ярмарочная площадь, и сцена. Приуроченные к религиозным торжествам, рождественские и новогодние «интеллектуальные каникулы» были временем вседозволенности, дерзкого смеха над всем и всеми. «Во время самой службы дьяконы и субдьяконы в чудовищных харях и одеждах женщин, сводников, гистрионов пляшут в храме, поют на хорах непристойные песни, едят кровяные колбасы возле алтаря, тут же играют в кости и наполняют церковь зловонным дымом кадил, в которых сжигают куски старых подошв, скачут по всей церкви и не стыдятся своих срамных плясаний и скаканий». В «празднествах дураков» участвовали все желающие. Франсуа Вийон был, вероятно, далеко не рядовым в «армии пародии», которую составляли различные шутовские общества молодежи. Вместе с другими «Беззаботными ребятами» Вийон в это время завсегдатай всех парижских трактиров с колоритными названиями: «Зебра», «Бык в короне», «Мул», «Шишка» и притонов – «Толстуха Марго», «Жирная смоковница», «Зеленая корзина», «Фонарь». Круг его приятелей весьма широк, – начиная от юнцов из почтенных семей, богатых купцов, чиновников и кончая стражниками, нищими, монахами, представителями городского дна. Но он посещал и дом парижского судьи Робера д’Эстутвиля, жена которого Амбруаза де Лоре, «очень умная, благородная и почтенная дама», охотно принимала у себя поэтов. В честь своего покровителя он сочинил балладу с акростихом из имени его супруги.

Парижский, по выражению Лансона, ум Вийона, насмешливый, циничный, острый язык, знание мира, которым всегда почему-то сильно интересуются порядочные и честные люди, его многочисленные проделки и, разумеется, его стихи вскоре сделали Франсуа известным. В «Малом Завещании» (1456 г.) он именует себя «преславным Вийоном», вероятно, имея на это основания. Основаниями этими были целый ряд баллад («Добрых советов», «Пословиц», «Примет», «Истин наизнанку», «Проклятий врагам Франции»), по сей день высоко ценимых любителями поэзии. Он жаден до жизни, до всех ее радостей и соблазнов (его девиз «жить вволю»), легко и бешено влюбляется и жизнь щедра к нему, но не только радостями, но и горестями, проблемами. Кое-что мы знаем. Это, естественно, безденежье – болезнь «ни с чем не сравнимая», от которой жестоко будет страдать и Панург из романа Франсуа Рабле. Это корыстные и жестокие возлюбленные: Катрин де Воссель, что ангелов прекрасней, хотя душа черна как сковородки дно, именно по ее приказу он «был бит, как бьют белье»; Дениза, жаловавшаяся на него в суд за то, что он не пощадил ее в стихах; Марта, что «на всякий вкус, для всех прекрасна». Короче, если судить по стихам самого Вийона, он вел обычную жизнь богемы парижского дна.

Жизнь Франсуа Вийона круто изменилась после 5 июня 1455 г. Вечером того дня он подрался, по-видимому, из-за Катрин де Воссель, со священником Филиппом Сермуазом (Шермуа). Драка произошла прямо на паперти церкви. Сермуаз ножом рассек Вийону губу, тот бросил в ответ камень и попал в голову. Цирюльник, промывший Вийону рану, донес на него, и ему пришлось бежать из Парижа, предварительно подав прошение о помиловании. Затем последовало еще одно прошение на имя королевского суда. В конце концов суд объявил его невиновным, ибо Сермуаз перед смертью успел признать себя зачинщиком ссоры и простить своего убийцу. Любопытно, что по решению королевского суда поведение Вийона было признано безупречным. Однако эти первые семь месяцев скитаний, без денег, в тревогах за судьбу, оказались решающими для дальнейшей жизни Франсуа Вийона. Перед ним предстала обнищавшая, голодная, еще не отошедшая от кошмаров Столетней войны страна, беды и язвы жизни тогдашнего общества предстали перед ним воочию. Многое изменилось, но только не участь простого народа. Франсуа понял, что живется одинаково плохо парижскому горожанину и крестьянам окрестных деревень. Быть может, и правы те исследователи, которые считают, что в это время связь Вийона с профессиональными преступниками была для него своеобразной формой социального протеста, ведь среди кокийяров тоже было немало людей с университетским образованием и даже представителей духовенства. Вийона же с юных лет влекла вольная бродячая братия – беглые клирики, школяры, ваганты, не нашедшие места в «праведной» жизни, не желавшие вписываться в существовавшую общественную иерархию и не боявшиеся ни бога на небе, ни короля на земле.

Неудивительно, что кинулся он сначала в объятия тамошних братков. Когда мир становится насквозь лицемерным, когда становишься одиноким среди своих, когда некому помочь тебе в трудную минуту, а сам не можешь помочь даже своей одряхлевшей матери, звериные ценности маргиналов кажутся единственно верными и правдивыми. Действительно, прежние рецепты и упования на веру, надежду и любовь перестают работать, но с ситуацией великолепно справляется иная Троица – не верь, не бойся, не проси!

Возможно, вначале Вийону полегчало, и он даже сделал карьеру, став отцом – кормильцем, чем-то вроде нынешнего вора в законе. Но это было ненадолго и вот уже поэт бежит и от властей, и от воров, скитается по всей Франции. И все чаще и чаще одолевают его сомнения, неуверенность и мысли о том, что он знает все, но только не себя. Его баллады о пословицах и истинах наизнанку – ярчайший пример анамнеза.

«Экзамен» на новую жизнь он сдал в октябре, приняв участие в двух грабежах. В ночь на рождество он вместе с тремя своими товарищами унес из кельи монаха-августинца из Наваррского коллежа 500 золотых экю, а вскоре своеобразно «отомстил» Катрин де Воссель, взломав часовню в коллеже, где настоятелем был ее дядя, и унеся 600 экю. Деньги были поделены между подельниками, и Вийон принялся пропивать свою долю в кабаке «Бисетр», который был местом встречи парижских преступников. Его друзья и покровители теперь известные воры, шулера, убийцы – Монтиньи, Гара, Лупа, Молляр. Да и сам он сумел немного подняться по иерархической лестнице преступного парижского мира. За умение украсть окорок или бочонок с вином его зовут «отцом-кормильцем». Он не строит иллюзий насчет своего будущего и не раз высказывает «просьбу», чтобы в тюрьме Шатле для него приготовили самую удобную камеру «трех нар».

Между тем парижский прево активно ищет виновников ограблений. В его распоряжении было 70 специальных служащих городской стражи – сержантов, 35 рыцарей, несших ту же службу в окрестностях столицы и конный отряд для дальних экспедиций. Ему не пришлось мобилизовать все свои силы, и один из участников кражи, не сумевший держать язык за зубами, был задержан и не долго молчал в полиции. Поэт и вор Вийон вновь вынужден был бежать из столицы.

Причиной отъезда в только что написанном «Малом Завещании» он называет желание избавиться от чар жестокосердой возлюбленной. Но не любовь гонит Франсуа из Парижа. По одним сведениям, он под рождество 1456 г. отправился якобы к своему богатому дяде монаху в Анжер. Но толи богатому и благочестивому дяде не был нужен такой племянник, толи фигура дяди вообще была очередным вымыслом Франсуа, но за пять лет скитаний он побывал в самых различных областях страны – от Бретани до Русильона на средиземноморском побережье (Южная Бретань, Западное Пуату, Берри, Мулен, Орлеан, Блуа, Дофинэ). Во время скитаний он ведет поразительную, парадоксальную жизнь, как заметил один исследователь, он жил в это время «жизнью пророка и преступника». В Анжере он сошелся с прославленной бандой кокийяров, ходили слухи, что одно время он даже сам был главарем воровской шайки. В это время он написал баллады на воровском жаргоне, в которых изобразил «свадьбу» вора и убийцы с его «суженой» – виселицей. Одно время Вийону пришлось даже быть разносчиком товаров. В то же время изгнанный поэт посещает и владетельных меценатов. Во время посещения изысканного двора короля Ренэ Анжуйского, где в чести была пасторальная поэзия и двора герцога и поэта Карла Орлеанского в Блуа он принял активное участие в поэтических турнирах. Карлу Орлеанскому он подарил балладу, в которой сводил счеты с одной из своих неверных возлюбленных. Но эта баллада была столь искренней и потому столь далекой от традиционного стиля, что Карлу она не понравилась и тот не захотел ее включить в свой поэтический альбом. Зато в этот альбом попала баллада Вийона на тему «От жажды умираю над ручьем» («Ye meurs de souf auprès de la fontaiņs»), данную герцогом Орлеанским поэтам его окружения и многократно разработанную им самим. Текст, созданный Вийоном, оказался лучшим из всех и, надо отдать должное Карлу, он признал и свое поражение.