Текст книги "Иллюзия вечности"

К микрофону подошел коллега по ремеслу выступавшего. Колоритный молодой человек стоял в яркой вязаной шапочке с гавайским орнаментом. Во время своего короткого выступления он постоянно поглаживал аккуратную бородку.

– Мне кажется, что мы вправе рассуждать о происходящем не только категориями, знакомыми всем вам. Случилось поразительное событие… Фантастическое. Не укладывающееся в рамки нашего представления о жизни. Мы размышляем над причинами, ищем рациональное зерно… Приученные Голливудом к тому, что все глобальные напасти приходят к нам из космоса, мы с радостью принимаем это на веру. Наверное, так и есть… Но, я думаю, это лишь следствие. Традиционно многие обращаются к Богу. Ищут ответа в духовном. И это правильно! Первопричина всего мы сами. Мы… которые держат в себе весь мир и весь этот мир состоит из нас. Тело, изуродованное ранами, умрёт, но дух продолжит свою жизнь. Как?… Можно по-разному себе это представлять. Кто-то знакомый с откровениями Кастанеды о шаманизме, там найдет ответ. Кто-то в Библии, другие в Коране, Торе, в Аюр Веде наконец. Все верования различны. Порой нетерпимы друг к другу и радикальны, но не об этом я хотел бы сказать… В любой из них вы найдете подтверждение тому, что жизнь продолжается. Благо ли это? Как всё будет выглядеть после смерти? Ищите ответ и делайте собственные выводы. Посмотрите на Индию… Я уверен, что сегодня там мало печали. Глубоко религиозные люди просто верят, что такова глубочайшая идея движения к свободе. К свободе от своих грехов через искупление их страданием. Индуизм преподносит реинкарнацию, как неизбежный процесс очищения от своих карм. Так, может, этот шанс нам, как дар – разом очистится от всех приобретенных карм, и переродиться в нечто более совершенное… Я призываю вас не отчаиваться и верить в свое будущее. Знайте – жизнь продолжается!

И его толпа проводила оглушительным рёвом. Затем, к микрофону подошел человек в рясе и следом рядом встал мусульманский имам. Это были достаточно молодые люди. Они посмотрели друг на друга и на радость толпе пожали друг другу руки. Стоявшая позади меня пьяная девица завизжала мне в ухо, будто собралась родить от счастья. Ольга разочаровано посмотрела на меня.

– Давай останемся ещё, – я обнял её. – Куда нам спешить? Разве тебе не интересно? Побудем с людьми немного. Это теперь так редко бывает…

Она согласно улыбнулась.

Со сцены говорил православный священник:

– … почему сейчас? Бог призывает нас всех к себе, не взирая на чины и доблести, – отче застыл в позе со скрещенными на животе ладонями, прикрывая важнейшую чакру. – Исповедуйте Богу всю вашу прежнюю греховность. Идите к Богу в молитве и просите о прощении грехов. Дело каждого сегодня молиться за спасение своей души. Просить об омовении кровью спасителя Христа и просить Иисуса войти в ваши сердца. Мои братья работают днём и ночью. Приходите в храм божий, покайтесь в грехах ваших. Откройте душу Господу. Не предавайтесь грехам новым, живите в смирении и просите благой участи… Живите с миром. На всё воля божья. Да хранит вас Господь. – Он перекрестил всю толпу разом и уступил место имаму.

Мусульманин проникновенным тенором начал говорить на родном языке, видимо, нечто подобное для своей паствы.

Сашка толкнул меня локтем: – Митинг-то санкционирован властями. Посмотри сколько вояк вокруг. Интересно, кто сценарий писал?

– Кончай ёрничать, Шур.

– Молчу, Филин… Внимаю и смиряюсь.

Глава мусульманской общины вскоре завершил свою речь, и на сцену вышел живой и невредимый Борис Гребенщиков. При появлении «культовой» личности толпа зашлась криком и визгом. Борис Борисович извлёк из инструмента квинту, другую. Гитара строила. Тогда он взял аккорд и запел «Серебро господа моего». Затем «Небо становится ближе» и ещё несколько своих замечательных песен.

Я, как завороженный, стоял и подпевал ему, покрываясь мурашками восторга от звука скольжения пальцев по струнам.

После на сцену вышел Юрий Шевчук со скрипачом из «ДДТ». Они также отыграли полдюжины хитов, и каждый из них вызывал шквал аплодисментов у публики. Я настолько растрогался, что заслезились глаза. Особенно ударной вышла «Мальчики мажоры».

Вслед за мэтрами на сцену попеременно выходили более молодые рок-музыканты и исполняли свои самые известные вещи радио формата. Все напоследок желали нам и себе удачи и долгой жизни. Толпа браталась, заливая эмоции горячительными напитками. Вся атмосфера сборища была пронизана духом пацифизма в лучших традициях ушедшей эпохи хиппи.

Ближе к финалу концерта, Сашка позвал меня к выходу: – Или мы сейчас уйдём, или мы упустим удобный момент.

Я взял в охапку девушек, и вместе мы стали проталкиваться к стоянке. Выбравшись из толпы, наша компания попала в ряды вооруженного оцепления. Милиционер с капитанскими погонами подозрительно осмотрел меня и стал нагло таращиться на Олины ноги. Я с трудом сдержал себя от того, чтобы вытянуть в его сторону средний палец на руке.

За время нашего отсутствия на капоте Жигулей кто-то столовался, позабыв два пластиковых стакана и пустую бутылку дешёвого московского вина.

– Вот гады! Всё к чужому тянет. Уж и оставить без присмотра ничего нельзя, – Сашка искренне возмущался, скидывая на асфальт следы попойки с машины, которую сам украл несколько часов назад.

Мы остановились у универсама на Люсиновской. По всему магазину стоял запах гниющего мяса и рыбы. Холодильники не работали. Приходилось внимательно изучать отметки о сроках годности на упаковках и обнюхивать свой выбор.

– Как они здесь сидят? – Ольга с сочувствием смотрела на двух молодых кассирш. – Будьте уверены, скоро ваша подруга из магазина обязательно даст о себе знать.

– Да пускай, – Сашка махнул рукой. – Я не против.

Мне подумалось, что еще пара ночей в пустой кровати, и Саша побежит сам к ней работать ночным сторожем.

Добравшись до дома и проводив девчонок в квартиру, мы с другом засобирались на первый налёт в своей жизни. Дамы были против. Пришлось выдать проникновенный монолог о неизбежности краж. Неожиданно для себя я настолько красноречиво превозносил воровство и его праведность в данной ситуации, что девчонки не выдержали и сломались. Наверное, по большей части для того, чтоб я поскорей заткнулся.

Уступив моей просьбе, Ольга нехотя накарябала на бумажке свой и Ирин размер одежды. Через несколько минут мы с Сашкой уже мчались на машине в сторону области.

Не доезжая до развилки Варшавского шоссе, он свернул направо, к небольшому спортивному магазину, расположенному в безлюдном переулке.

– Ну что? С богом?

– Типун тебе на язык, богохульник!

Я выскочил из машины и со всей силы запустил по небольшой витрине увесистым камнем, подобранным по дороге. С оглушительным звоном стекло разлетелось вдребезги, и тут же Сашка подлетел с папиной совковой лопатой и обрубил оставшиеся куски стекла по краям. Мы стремглав бросились за угол магазина и притаились под перекошенным знаком «Уступи дорогу». Сашка закурил.

– Раньше тебя бы по окурку нашли.

– Ага, а теперь тебя по запаху от задницы боязливой.

Я рассмеялся.

Прошло минут пять. На горизонте не появилось ни души.

– Ну что, пора! – мы вскочили и побежали к разбитой витрине.

Не выпуская из рук лопаты, Сашка неуклюже перемахнул через остатки двойной рамы. Я последовал за ним. Магазин состоял из двух залов, под завязку забитых одеждой и спортивными снарядами. Каждый взял по большой сумке, и мы разошлись по сторонам.

Первым делом я сорвал с вешалки спортивный костюм Ольгиного размера. Он был цветов российского триколора и, на мой взгляд, выглядел вполне прилично. После я собрал ворох женских и мужских маек и пару шортиков. Еще пара минут ушло на то, чтобы подобрать обувь.

Я свистнул Сашке: – Как у тебя?

– Нормально, Филин. Можем сваливать, – Сашка выскочил в проход и махнул мне свободной рукой.

– Давай! – Я подбежал к разбитой витрине и выглянул наружу. Все было тихо. – На первый раз достаточно. – Я перебросил сумку на тротуар и выбрался сам.

Мне пришлось помочь другу вылезти из магазина. Я принял лопату, какой-то продолговатый чехол и, следом, сумку. Забросив барахло на заднее сидение, мы рванули вниз по переулку и вскоре были далеко от места преступления.

Мой друг свернул на обочину в незнакомом дворе, и мы свободно откинулись на кресла. Сначала засмеялся Сашка, и я не смог удержаться следом за ним.

– Чёрт! Мне даже понравилось! – мой друг вытирал с глаз слёзы, выступившие от смеха. – Почувствовал себя настоящей шпаной. Просто кайф! Пара минут и готово! Но страшно было, пипец! Чего у тебя?

Я вывалился из машины и, достав с сиденья свою сумку, открыл её на земле.

– Хо-хо-хо! Неплохо, Филин. Неплохо… – Сашка, не скрывая радости, похлопал меня по плечу.

– А у тебя чего? – я вытащил Сашкину сумку и бросил её рядом со своей.

– Да вот… – мой друг открыл молнию и начал выкладывать на капот машины свой улов.

Там были: две осенние спортивные куртки – женская и мужская; кеды; несколько пар белых носок; кепка Nike; восемь пачек эластичного бинта; трусы для корректировки фигуры и на дне лежал эспандер.

– А эспандер-то тебе зачем? – я крутил перед носом упаковкой с продолговатой штуковиной.

– Да шут его знает?… Просто давно хотел себе эспандер, вот и всё.

Я усмехнулся: – Ну, ты даёшь.

Последним я вынул из машины длинный чехол и вопросительно посмотрел на Сашу.

– Смотри! – он отнял его у меня и вытащил на свет чёрную бейсбольную биту с желтой каймой у рукоятки. – А ну твари, мордой в пол я сказал! – он изобразил крутого парня и занёс дубинку над головой.

– Ну-ну, – я взял у него биту и повертел ею в руках. – Этой штукой только негров по Бруклину гонять. Но, ладно… Ты всё равно лучший!

Довольные собой, мы сели в Жигули и поехали в город. У окружной я приметил указатель с торговым знаком Diesel.

– Давай направо.

Мой друг свернул без лишних вопросов. Рядом с открытым продуктовым магазином стояло здание почты, с торца которого висела вывеска Diesel.

– Заворачивай за почту.

– Ты уверен, Филин? Здесь открыто всё.

– Дверь в другую сторону. Один замок. Всё будет хорошо. Я обещал Оле модную одежду.

– Ты зарвался. Спалимся. Но чёрт с тобой! – он заглушил мотор за углом, укрывшись от дороги.

Я взял лопату, Саша биту, и мы выскочили на дверь магазина. Я замахнулся, рубанул совком лопаты по навесному замку, и лязг металла разлетелся по округе, как мне самому показалось, аж до Красной площади. Саша испугано воззрился на меня, но мгновение спустя, решительно стряхнув страх, замолотил битой вместе со мной по замку. Грохот стоял оглушающий.

Только после двух десятков ударов замок раскрылся и брякнулся на железную же решётку у входа.

– Вперёд, мать их! – я рванул дверь на себя, вторую за ней выбил ударом ноги, и мы влетели в маленький магазин casual одежды.

Окон в магазине не было. Свет падал только из проёма распахнутой двери. Вешалки в магазине были бережно накрыты полиэтиленовой плёнкой, отражающей скудное освещение с улицы. Нам бы сразу повернуть назад, но Саша уже понесся вглубь, срывая плёнку. Я бросил лопату и подскочил к нему на помощь.

Плёнка оказалась очень большой и, стягивая её с первой длинной вешалки, мы в результате повалили её на себя. Чертыхаясь, я поднялся с пола и бросился к другой. Саша пополз куда то в угол магазина.

Разбираясь с новым препятствием, я не сразу расслышал голос у входа.

– Руки за голову и к стене!

Я обернулся и разглядел в проеме массивную фигуру мужчины лет сорока в фирменной форме охранника.

– Даже не думай, парень, – он держал в руке резиновую дубинку и покачивал ею. Мой ополоумевший взгляд, видимо, предрекал разные проблемы, поэтому охранник занял боевую позицию, наклонив плечи к земле и широко расставив ноги.

– Дайте уйти, – я только и смог выдавить из себя.

– К стене парень, или я…

Но охранник не успел договорить. В магазине было темно, что и сыграло нам на руку. Саша, притаившийся в углу и не замеченный мужчиной, неожиданно с криком вылетел на него, обрушив, что есть мочи, биту на плечо охранника. Раздался противный хруст и тот с визгом вывалился наружу. Мой друг снова размахнулся и со всей дури рубанул битой по колену несчастного. Истошный вопль вновь разнесся по улице. Саша замахнулся вновь, но я успел опомниться и сбить его с ног, пока он не убил мужика.

Где-то совсем рядом раздался звук милицейской сирены.

– Дёру! – я схватил поднимающегося друга и потащил за собой к машине.

Саша распахнул дверь, забросил своё боевое оружие внутрь и схватился за руль.

– Ну! – я кричал на него.

Он растеряно стал искать мой нож, чтоб завести машину: – Зачем же я её глушил? Зачем?… – Саша рылся под ногами.

– Стаф, давай её бросим! Уйдем так.

– Подожди. Зачем же я… – наконец он сообразил и резко сунул руки в карманы штанов: – Есть!

Мой друг выхватил нож и тут же его выронил из предательски дрожащих рук. Сирена зазвучала уже, похоже, у продуктового магазина. Раздался характерный звук из рации на приборной панели.

– Ну же, Шура, давай!

Саша поднял нож, глубоко вздохнул и точно поместил жало отвёртки в замок. С полоборота машина завелась.

– Дава-а-ай! – под мой крик, друг вжал педаль газа, и Жигули рванули вниз по улице. Обернувшись, я заметил, как вышедшие из милицейской «девятки» двое сотрудников, побежали обратно к своей машине.

– Жми, Шура, жми!

Уверен, что никогда раньше мой друг не перемещался с такой скоростью. Он умело проходил повороты, удаляясь на спасительное расстояние от погони, которую мы, слава богу, пока и не видели. В районе Каширки Саша свернул в плотные дворы пятиэтажек.

Повиляв метров пятьсот, он остановил Жигули у неизвестного подъезда.

– Валим скорей! – Саша выскочил из машины. Мы забрали сумки и биту.

Пробежав еще вглубь домов, я кивнул на старую давно брошенную развалюху с прохудившимися колесами: – Прячем вещи в ней.

Я вскрыл замок багажника ножом и, выкинув из него забытое вонючее тряпьё и запаску, мы положили новенькие сумки. Туда же последовала и бита. Перед тем как закрыть багажник Саша напялил на себя новую кепку и одел фирменную олимпийку. Я скинул прежнюю куртку и заменил её новой спортивной с логотипом Адидас. Несколько сменив облик, мы закрыли багажник и спокойно двинулись пешком в направлении ближайшего метро.

У станции не наблюдалось никакого ажиотажа. Хоть мне и померещился пристальный взгляд на наши физиономии двух ребят в военной форме. Но никто нам не свистнул. Скверно начавшееся дело, похоже, благополучно разрешилось для наших шкур.

В квартире нас заждались. Девчонки оценили новую кепку Астафьева, как только тот ступил на порог. Но затем я поделился нашими приключениями, и благожелательность в тоне Ольги испарилась. Она крыла нас на чём свет стоит. И хоть, я отдавал отчет, что за дело, все-таки, отмечал некий перебор в эмоциях. В конце концов, риск был оправдан. К тому же кончилось всё не так уж и плохо. По большому счету жаль было только героически поломанного охранника, да запалённые Жигули. О чём я не преминул сказать Оле, присовокупив к тому аксиому, что опыт обогащает. Даже такой. Однако, снисхождения так и не получил.

Впрочем, досада её быстро миновала, особенно после початой водки, которой мы отметили свой успех и целость собственных задниц, бывших на волосок от гибели. Страх прошёл, и теперь казалось, что нам по плечу такие дела. Стоит лишь не дурить и уделять время банальному планированию, и тогда успех неизбежен. Тем более моей Оле требовался обширный гардероб, включая такие интимные вещи, как нижнее бельё. Я не видел причины, почему могу лишить её права иметь всё необходимое для жизни. Если по чьей-то прихоти нас ограничили в возможности оплатить товар, я его заберу без спроса. И гори прежняя мораль синим пламенем. Новые условия – новые методы их решения. И на прямой вопрос Ольги, обещаем ли мы больше не грабить магазины – я решительно ответил нет. Обещать не буду. Непокорность была, как мне показалось, оценена отрицательно, но само намерение жертвовать ради неё наверняка Оле понравилось.

Хмель вновь размыл границы оценки реальности и, каким бы это ни казалось странным в нынешних обстоятельствах, но я чувствовал себя абсолютно счастливым человеком. Мой друг и моя любимая девушка были постоянно рядом. Довлеющие над нами обстоятельства, в этот вечер остались где-то за окном. Как хорошо было бы остановить время.

После первого за прошедшую неделю настоящего домашнего ужина, мы отправились в гостиную.

Оля сблизилась с Сашкиной сестрой. Она внимательно следила за ней и всеми силами помогала справиться с последствиями испытанного шока.

Несмотря на кажущееся благополучие наших душ, невозможно было не замечать приступы боли моих друзей. Время от времени Сашка становился вдруг замкнутым и искал возможности уединиться, с тем, чтобы предаться своим переживаниям. Как Ольга ни старалась не показывать виду, что страдает от разлуки с матерью, я знал, что это не так. Весь вид Сашкиной сестры говорил за себя о пережитой ею ужасной драме. Мне оставалось только надеяться на то, что время притупит эту боль. Я сам испытал похожее. Время разбавит горечь потери, и мы примем это как должное.

Мы обсуждали состоявшийся концерт, услышанное по радио и, конечно же, наш первый налёт. Договорились и о том, чем займемся на следующий день. Решено было навестить торговый центр и обчистить его в соответствии с утверждённым списком необходимого барахла. Затем навестить Ольгину мать и моего соседа, отвезти им продуктов и, по возможности, чем-нибудь помочь. Во избежание неожиданных маневров со стороны Раисы Георгиевны, Оля согласилась не оповещать её о нашем визите заранее.

Оставаясь заинтересованными лицами, мы включили телевизор и обратили к нему свои взоры. Работал только первый канал. За очередными репортажами о наведении порядка в стране последовало интервью, героями которого стали: Отец Терентий, присутствовавший сегодня на сборище, и популярный литератор, писатель детективных романов постсоветского периода.

Священник сидел в строгом сером костюме. Приосанившись, он глядел на журналиста, совершенно игнорируя объектив камеры. С него беседа и началась:

– Признателен за приглашение. Всегда рад возможности пообщаться с большой аудиторией, особенно сегодня, – он размеренно говорил, по средне-русски растягивая букву «о». – Нам воистину выпала уникальная возможность стать свидетелями потрясающих воображение событий. Безмерно трагичных и, в равной степени, беспримерно судьбоносных для человечества.

Интервьюер: – Батюшка, вы… э-э-э… можете сегодня сказать нам… как на ваш взгляд, что происходит?

Священник: – Признаюсь, сложно дать с определённостью ответ на ваш вопрос. В оценке происходящего для меня, очевидно, обратиться к Апокалипсису. Ожидаемое из века в век преобразование жизни на Земле берёт истоки от пророчеств о конце света. Трагический конец по воле божьей. Можно ли сегодня объяснить причину?… Полагаю, да. Это наказание человечества за его грехи, за безудержность его страстей, за порочную веру в свою безнаказанность и строптивость.

Интервьюер: – Тогда, допустим… разрушения, потоп, огонь… Но не удивляет ли вас столь странное появление этого… феномена? Все эти вскрывающиеся раны на телах людей? Изменившиеся свойства крови?

Священник: – Обратимся к истокам… Создав мир во всем его многообразии, Бог сотворил человека по своему образу и подобию. Человек был наделён разумом и свободой выбора. И, к несчастью, он выбрал вражду и начал уничтожать мир, который был дан ему для сохранения. Как трактовать следствие этого?! Бог наделил человеческие тела всем необходимым для противления хворям. Не показалось бы странным, что теперь он убрал одну составляющую…

Писатель: – Просто убрал эту функцию, как стёр из бытия… Ну, словно бы, лишил всех слуха, как змей?

Священник: – Можно и так сказать. На всё воля Господа. Мы не берегли тело, дарованное нам Господом Богом. Люди думали о своей вечности и отвернулись от заповедей. Невзирая на это, Бог любит людей, и сегодня он заставил их вспомнить о своём начале. Грешники воочию убедились до чего они довели тело божье, его дар. Эти войны, насилие… Многие ли думали о самосохранении, заботе о ближнем своём – таком же человеке, заблудшем в царстве порока? Нет! Из века в век человек пренебрегал целостностью своего тела. Из-за алчности, похоти, греховных удовольствий. И, что теперь? Задумайтесь… Настал момент для прозрения. Не осталось никого из равнодушных к жуткой трагедии. Ещё не поздно спастись. Бог не оставил нас. Он продолжает любить людей, и всё что делает сегодня, он делает тоже из любви. Будьте и вы благодарны ему за все содеянное ради человечества. Для получения спасения души необходимо лишь полное раскаяние. И Бог всегда проявит милосердие ко всем, кто придёт к нему и попросит о помиловании и прощении.

Интервьюер: – Только ли грешники, батюшка, испытали на себе гнев божий? Многие уже умерли, а многие ещё продолжают жить и могут жить долго. Однако посмотрите: Патриарх русский, глава Ватикана – Папа… все они к сегодняшнему дню скончались от нового недуга.

Священник: – Все люди грешны. На Земле нет ни одного человека, который бы никогда не согрешал. И неважно, когда ты оставишь этот мир: сегодня, завтра, через год или двадцать лет. Важно, каким ты уйдешь. Благодарность любящему Богу, что он не оставляет людей без надежды. Бог показал нам путь, следуя по которому каждый может получить спасение. Смерть не есть зло. Для многих она благо, другим наказание. В Ветхом Завете говорится о необходимости пролития крови и неизбежности смерти для искупления греха… Как вы верно говорите, сегодня Бог призвал к суду не всех, ведь мы ещё живы. Но уверяю вас, придет, безусловно, и наш черед. Возможно, скоро. Тогда, когда это будет угодно Господу. И у всех оставшихся в живых есть ещё время на то, чтобы изменить себя. Покаяться: исповедать свою прошлую греховность, признать Иисуса Христа властелином жизни кающегося и поручить ему своё будущее. Это время даровано нам на то, чтобы вспомнить свою жизнь и отказаться от всего дурного. Начать жить по законам божьим и смириться. Мы не можем изменить его замысел, многие могут лишь попытаться стать праведниками, благочестивыми людьми. Услышьте слова Иисуса: «Кто любит меня, тот будет поступать как я учу, и того будет любить мой отец, к тому мы придём и у того будем жить».

Интервьюер: – Значит ли это, Отец Терентий, что люди не должны сейчас бороться за свою жизнь? Ведь не секрет, что идёт серьёзная работа над тем, как остановить действие этого… этой болезни.

Священник: – На все воля божья… Да и подумайте сами… На протяжении последних лет люди вознамерились обмануть самих себя. Человечество посягнуло на законы мироздания, приняв на себя ответственность за изменение природы человеческой. Стали совершаться кощунственные операции по пересадке органов в теле, изменение пола, вживление всяких чужеродных имплантантов, криостаз[3]3
  Прим. – замораживание человека для временного хранения.


[Закрыть]. А клонирование?! Неужели люди вознамерились взять на себя право божье даровать жизнь по своему разумению?

Писатель: – Это рассердило небеса. Я полностью согласен – люди зарвались в своём стремлении доказать собственную значимость и независимость. Материализм – вот что победило в разумах представителей человечества. Но спасение жизни, отче?… Если это возможно, почему бы не попробовать?! Прогресс, с которым человечество перешагнуло очередной рубеж пошло ведь во благо? Вспомните, ещё каких-то триста лет назад средняя продолжительность жизни людей на Земле составляла всего тридцать-сорок лет. Теперь, благодаря достижениям науки, люди получили шанс продлить свои дни. Мы победили многие болезни, стремимся отказаться от вредных для здоровья привычек, успешные опыты в хирургии. Всё это делалось опять же во благо телу, дарованному Богом. Мне кажется, люди заслужили удовольствие задержаться в этом мире подольше?

Священник: – Вы заблуждаетесь. Человечество победило болезни восемнадцатого века, приобретя взамен болезни двадцать первого. Сколько людей в мире ежедневно умирало от СПИДа? Случайно ли появление таких эпидемий?… Да, я согласен с тем, что мы вправе лечить тело, дарованное нам, но далеко не любыми способами. Господь сам оставит нам жизнь, если сочтёт нужным. Почему люди так боятся подчиниться божьей воле?!.. Иисус задавался вопросом: «Почему вы зовете меня: Господи, Господи, а не делаете того, что Я говорю?» Ведь когда у нас есть вера, мы уже знаем, что спасены. Обратитесь к многовековому опыту верующих. Это легче, чем постоянно противопоставлять себя истине, доказывать что-то… При этом ведь никто не возражает против того, что он живёт по карте судьбы. Люди падки на всевозможные гороскопы, которые заранее предсказывают их дни и слепо верят в то, что так и будет, потому что это их СУДЬБА! Ходят к гадалкам, чтобы узнать, что уготовано им в будущем. Так почему, когда дело доходит до неудобного для них витка линии этой судьбы, они встают на дыбы и отрекаются от Бога? Не легче ли смириться, поддаться божьему замыслу и обрести счастье?… Счастье жить по Его вечным, а не преходящим законам.

Интервьюер (обращаясь к писателю): – Вы, наверное, слышали о гипотезе влияния космических тел на начало катастрофы? Если да, то, как вы прокомментируете это?

Писатель: – Как писателю, мне эта точка зрения ближе и понятнее. Наука неоднократно доказывала, что положения планет имеет прямое влияние на происходящее с Землёй, на Земле. Однако, здесь такое странное проявление… По правде, не знаю даже как комментировать такие последствия. Скорее, это нечто из области духовных учений. Мне кажется, вряд ли сегодня имеет смысл всерьёз рассуждать на эту тему из-за того, что самое худшее уже свершилось. Мы не можем повлиять на первопричину. Надо признать, что мы не можем и утверждать что-либо относительно источника бедствия. Однозначно лишь можно сказать, что это закат эры человечества. И этот закат покрыт тайной.

Интервьюер: – Святой отец, как вы считаете, что нас всех ждёт в ближайшем будущем?

Священник: – Мне не дано этого знания. Верю, что остались провидцы, наделённые божьим даром видеть течение событий. Я знаю лишь одно… верю, что мы должны нести свой крест, блюдя законы нравственности, покуда Бог не призовет нас к себе. Люди не должны предаваться анархии и разгулу преступности. Всем нам нужно, прежде всего, оставаться людьми и заботиться о продолжении жизни, достойном человека. Беременные женщины должны рожать детей. Мужчины работать и беречь свои семьи…

Писатель: – Минутку, батюшка… Вы говорите о том, чтобы женщины рожали детей! Но не кажется ли вам, что это прямой путь к самоубийству. Ежели сегодня женщины умирают от начавшейся менструации, неужели, роженица сможет остаться в живых после появления ребенка на свет? (Я заметил, как Ольга побледнела при упоминании о менструации)

Священник: – Это сложный вопрос… Я же говорю об уже беременных женщинах, которые носят в себе безгрешное дитя. Оно имеет право на жизнь и, может быть, только именно эти дети останутся после всего на Земле продолжать человеческий род. Новую жизнь угодную Богу.

Интервьюер: – Спасибо Отец Терентий. И последний вопрос к вам (он повернулся к мастеру детектива): у вас не возникает идеи описать происходящее, как некую хронику событий жизни на Земле?

Писатель: – Если честно, мне сейчас не до этого. Я… остался вдвоём с маленьким сыном и вынужден, прежде всего, заботиться о нашем существовании. Быть может, позже… когда все… м-м-м… уляжется? Не знаю.

На этом интервью кончилось. Ольга о чём-то шепталась с Ирой. Мы с Сашкой, молча, отдыхали, откинувшись на диване.

Вскоре пришла пора готовиться ко сну. Ребята ушли к себе, и мы с Ольгой остались наедине.

Натешившись любовью, я лежал в постели, незаметно погружаясь в сон, когда Оля толкнула меня локтем: – Андрюш, послушай… Это очень серьёзно.

– В чем дело, милая?

– Сегодня с экрана упомянули о менструации… – сонливость мгновенно прошла, и я насторожился. – В общем, у меня через пять дней вроде как должны начаться месячные.

– Эх! – Я схватился за голову. – А что можно сделать, чтобы, ну… избежать этого?

– Мне известно только два способа: это таблетки и забеременеть.

– Ты считаешь…

Она помогла мне не продолжать: – Я считаю, что второе вряд ли подойдет. Пойми, ты мне очень дорог, я даже… наверное, я снова влюбилась в тебя по уши. Именно поэтому я не хочу рисковать. Во-первых: это может не сработать, а во-вторых, такая огромная ответственность мне сейчас не под силу. Ещё неизвестно, что будет со мной завтра, а тут ребенок… Нет. Это просто утопия.

– Я всё понимаю. Завтра же найду любые таблетки, которые тебе нужны.

– Спасибо, – Ольга поцеловала меня и обняла. – Я поговорила с Ирой. У неё очень скоро возникнут такие же проблемы. Так что рассчитывать надо на двоих. Надеюсь, что у меня дома остались эти штуки… Завтра мы должны съездить к маме.

– Ну конечно. Как и договорились. В полдень отправимся все вместе к ней.

Мы лежали, молча, разглядывая причудливые тени на потолке и размышляя каждый о своём. Сквозь лёгкую тюль голубоватый свет полумесяца рисовал мне знакомые образы. То из пятна тени передо мной появлялась стая ворон, и я слышал их неутешительные крики. То дракон раскрывал ужасную пасть, и потолок дрожал от его рыка. То люди клялись отомстить мне за их страдания. Несмотря на огромную усталость в теле, уснуть я так и не смог.

Я накинул рубашку на плечи и сел с дневником у окна.

«Ночь с 21-го на 22-г сентября. Итак. Я вновь радуюсь возможности раскрыть дневник и писать.

Прошло всего пять дней с начала этой катавасии, а мне кажется, что уже прожит век. Счастливое детство безвозвратно ушло. Я чувствую, как все мы изменились и сейчас сложно судить, в лучшую ли сторону. Я заматерел. Ощущаю, как во мне укоренился этот стальной жест, на который нанизаны, казалось, несвойственные мне раньше твёрдость и решимость. Способен пи я сейчас убить человека, стоящего на моём пути? Пожалуй, да. Рискнуть оторваться от всего и кинуться в неведомое? Теперь не знаю.

Я размышляю над возможными причинами охватившей всех нас болезни. Настолько странными выглядят изменения, произошедшие с нами… Моя кровь, кровь Оли, Сашки… да всех людей, уже совсем другая. Страшно. Мы все боимся острых предметов. Я беру в руки нож, словно бомбу замедленного действия. Осторожность, и ещё сотню раз осторожность – вот что постоянно стучит в мозгу каждого из нас. Жить стало опасно как никогда. И всё же оставаться в живых это прекрасно. Я не знаю, что ждёт нас после смерти. Может, продолжение бытия в райских кущах, может второе рождение в совсем другом мире? А может и Дантовы круги Ада. Мне, судя по всему, придётся спуститься как минимум до середины, а значит, гореть и скулить от мук. Это вопрос веры… Но я ещё не закончил свои дела на этом свете. Мне хорошо, чёрт побери, жить. Я люблю жизнь даже в таких обстоятельствах. Мне лучше, чем до начала всего этого. Лучше…