Текст книги "Иллюзия вечности"

– Ещё пару часов и всё будет кончено, – Владимир донёс до нас эту многообещающую весть, однако, на лице его мы не заметили большой радости. Только огромная усталость, о которой красноречиво свидетельствовал его участившийся нервный тик.

– А как в Питере? – спросил Саша, согревая руки о горячую чашку.

– Питер сдался. Там свои, – Володя выкинул сигаретный бычок. Кряхтя, поднялся на ноги. – Сейчас наши ребята подрывают последние заграждения, и скоро всё закончится и здесь… Сами поедем обживать ЦКБ. У нас будет доступ. Это решено. Провианта достаточно, так что отпразднуем новоселье с шиком, – он изобразил улыбку и медленно пошёл обратно в штаб.

Мы остались на улице. Над головой простиралось голубое небо. И если заткнуть уши, то о войне напоминали лишь облака дыма, поднимавшиеся в воздух над районами города. Большого и великого города. Столицы нашей непутёвой родины. Ныне разграбленного и непонятно к кому падающего в руки со всем своим достоянием истории. И этого жаль. Не меньше, чем жизней незнакомых мне людей. Ведь и город может быть мёртвым, когда души бродящих по нему людей почернели.

Я откинулся на спину и растянулся на холодной земле. Скоро будет конец сваре. Может на этом всё действительно успокоится?..

31
Победа

– Победа! – раздался радостный вопль из окна трёхэтажного здания штаба Движения, подле которого я с другом маялся, ставшим утомительным, бездельем.

– Мы победили, их всех! Разнесли! Ура-а-а-а!.. – незнакомый нам человек выбежал из подъезда и запустил в небо сигнальную ракету Внутри стен здания отозвался хор восторженных криков.

В нескольких кварталах от нас в синее небо взвились ещё две пылающие ракеты. Где-то вдалеке громыхнул пушечный выстрел.

Мы тоже поднялись на ноги и закричали «ура». Подбежали другие ребята из группы. Все стали обниматься. Кто-то достал фляжку с коньяком и пустил по кругу. Потом на улицу высыпали люди из штаба, и мы ринулись к ним. Где-то в толпе мелькнул Володя. Я, расталкивая локтями незнакомых мне людей, стал пробираться к нему. Володя заметил это, подскочил и, обхватив за мою шею, потащил за собой. Я, глупо улыбаясь, болтал ему, что это знаменательный день, важный для всех, что это пролог нового и светлого будущего. Он довёл меня до подъезда здания и подтолкнул к высокому человеку в тёмных очках: – Вот один из орлов, которые сегодня Троицкого взяли, а заодно и министра положили, – представил он меня и засмеялся.

Рядом с человеком стояли Мутко и наш старый знакомый господин Каверин. От души веселящийся Мутко хлопнул меня по плечу и заплетающимся языком излил из себя очередной перл: – Всё в порядке, Андрюха! Мы их умыли, ты понял?!

Высокий человек с минуту пристально смотрел на меня сквозь тёмные линзы очков и только потом протянул руку: – Антон Оскольский. Рад встрече, молодой человек. Сегодня вы все на славу потрудились. Победа заслужена, – он чуть сильнее сжал пальцами мою ладонь, потом отпустил хватку и отошёл с каким-то человеком, в руках которого была открытая бутылка шампанского.

Володя наклонился к моему уху: – Это большая честь! Антон Петрович у нас самый главный человек, входит в руководство Движением. Стоял у истоков…

Я кивнул в ответ. Оскольский мне приглянулся, но, ей богу, прибавки собственной чести от рукопожатия сам не ощутил. Да и плевать мне сейчас было на это. Будь сам Элвис Пресли на месте неизвестного мне Оскольского. Я заразился всеобщей радостью за то, что кошмар последних недель, наконец-то, закончился, и остановилось кровопролитие. Но более всего радовался тому, что уцелел и скоро увижу любимую Олю, по которой безумно соскучился. Ко мне пробрался Сашка: – Ну, ты куда пропал?! Пойдём, выпьем за победу. Там ребята наши…

Володя опять обернулся к нам: – Никуда не уходите. Все вместе скоро поедем к их логову как договаривались.

– Ты уверен, что мне там нужно обязательно быть? – я с мольбой взглянул на Владимира. – Я бы с большей радостью домой.

– Задержись, Андрей. Я тебя прошу. Давай выполним задачу до конца.

– Есть, командир, – угрюмо согласился я.

Мы условились, что будем рядом с автобусом и, оставив Володю, пошли к ребятам. Почти час мы пили и закусывали неизвестной дрянью, похожей на прессованные сухофрукты. Оскольский из окна верхнего этажа здания произнёс короткую речь и поздравил всех с победой. Ни слова при этом, не выдав ни о награде победителям, ни о стратегии будущей жизни. Если он вообще об этом задумывался.

Кто-то сразу после его речи уехал, взамен прибыли новые лица, присоединившиеся к празднику. Скоро к нашему микроавтобусу подошли Володя и Мутко. Все вместе мы сели в машину и поехали в сторону центральной клинической больницы города.

Чем ближе автобус подбирался к её территории, тем больше мы встречали на своём пути разрушенных строений и трупов, погребённых под их обломками. Водитель с трудом обогнул башню танка, лежащую посреди дороги. Повсюду встречалась покорёженная военная техника, перевёрнутые легковые и грузовые автомобили с останками бывших пассажиров. На площади у метро Молодёжная дымился упавший вертолет. Повсюду под колесами хрустел бетон со стеклом вперемешку, покрывшие траурным ковром некогда тихие улицы.

Мы проехали мимо разнесённых в пух и прах бывших блокпостов на подступах к цитадели власти. Некогда аккуратный и блестящий зеркальными стеклами контрольно-пропускной пункт ЦКБ был фактически сравнен с землей. Рядом валялись останки кованных железных ворот, и свернувшиеся кольца колючей проволоки. Отовсюду стлался над землёй ядовитый дым, будто сама почва кипела негодованием от свершившегося здесь братоубийства.

Наш автобус остановился рядом с БТРом, Володя предъявил свои документы, и путь к недолго просуществовавшей крепости власти был открыт.

Разрушений на территории самой больницы было не так уж и много. Видимо, после взлома последнего рубежа защиты, военные потеряли всякую надежду на спасение и в большинстве своём сложили оружие. Мы пробирались среди групп людей из Движения по усеянной мусором дорожке парка. По обеим сторонам оставались сохранившиеся временные постройки специального назначения; преимущественно казармы отдельной дивизии охраны ЦКБ. Встречались брошенные дорогие машины, перешедшие ныне в собственность новой народной власти. Справа виднелись сквозь ряд деревьев большие лечебные корпуса, не долгое время служившие на благо высокопоставленных чиновников и лиц высшего командования армии, захвативших управление страной. Также на большой территории больницы, которую мне доводилось видеть ещё до начала эпидемии, выросли новые современные здания из лёгких, но прочных конструкций. Очевидно, что они были оперативно возведены в период краткого тоталитарного правления падшей власти и служили её многочисленным потребностям.

Среди пленных, толпами выстроенных среди редкой рощи, я тщетно пытался разглядеть Раису Георгиевну. Да-да, именно её. Почему-то мне казалось, что она должна непременно быть здесь, между уцелевшими руководителями, ответственными за разжигание ненависти между людьми. Ведь лишь по недоразумению судьбы она была лишена долгое время своей истинной среды. Но, увы, нам не суждено было больше встретиться на этом свете.

Мы медленно продвигались к одному из корпусов, в котором ещё вчера беззаботно проживал Президент того, что только именовалось российским государством, утратившим связь с собственным народом. Автобус остановился у помпезной лестницы с гипсовой балюстрадой, ведущей к входу в корпус. Рядом с её подножьем горел огромный костёр, собравший вокруг пьяных и весёлых победителей.

Чтобы попасть в само здание пришлось оставить оружие и пройти тщательный контроль со стороны немногословной охраны. Причём дважды. Минуя все препоны, мы, наконец, попали в большой холл. К нам присоединился неизвестный человек, взявшийся сопровождать Владимира по резиденции Президента и членов правительства. Каблуки наших грязных сапог застучали по дорогой плитке, а в некоторых помещениях погружались в высокий шерстяной ворс дорогих ковров. Тени растаяли в сонме тысяч электрических ламп многоярусных люстр. Лимит на потребление электричества здесь не действовал.

Володя шёл за нашим провожатым, который рассказывал о внутреннем убранстве корпуса и о назначении его помещений. Бо́льшую часть корпуса занимали личные апартаменты высших чиновников и членов их семей. Но меня ничуть не удивляла чрезмерная роскошь их убранства. Это было лишь недоброй традицией державы. Наш гид известил, что комнаты обслуживались исключительно тщательно отобранным персоналом. Разумеется высокой квалификации. Также здесь постоянно проживали люди, возглавлявшие работу по лечению и изучению феномена смертности. Одного из этих приближенных, доктора Троицкого, мы поймали при бегстве нынешней ночью.

Вся левая часть корпуса была перестроена и оборудована под многочисленные лаборатории и кабинеты терапии. Туда нам вход был строго запрещен, чтобы не нарушить сохранившуюся стерильность «чистых зон».

Отдельно на третьем этаже организованы большие кабинеты и залы для работы представителей власти. Их стены были обшиты дорогим влагостойким деревом. В комнатах стояла изящная английская мебель викторианской эпохи. Ряд вместительных помещений на другом этаже был предназначен для персональной службы безопасности и непрерывной работы специалистов, с помощью современных средств связи, отслеживавших любые изменения в стране. На стенах этих помещений висели огромные мониторы, отображающие карты страны и отдельных крупных городов. Посредством западных лабораторных ай-ти систем можно было получать регулярно обновляющуюся информацию о главных энергетических артериях России и о перемещениях в воздушном пространстве над ней. Ещё выше был расположен главный военный штаб государства, в котором осуществлялось руководство работой по наблюдению за безопасностью страны от её «внутренних врагов».

Помимо перечисленного в корпусе размещались: кухни, игровые залы для детей, небольшой кинотеатр и прочие бытовые угодья. Сопровождающий рассказал, что в других корпусах, преимущественно проживали и лечились чиновники рангом ниже, а также сотрудники силовых ведомств государства. Отдельно он воздал славу создателю за то, что сохранились в целости научно-исследовательские гематологические лаборатории, а с ними и результаты аналитической работы. Сотрудники этих лабораторий, объединив усилия с учёными бывшей оппозиции, продолжат трудиться во благо человечества над лечением болезни. А значит, мы все обретём надежду на возрождение.

Инфраструктура ЦКБ поддерживалась за счёт тщательно охраняемых объектов энергообеспечения и связи. На территории Москвы и на её окраинах в большинстве своём сохранили потенциал военные части, в задачу которых входило поддержание условий работоспособности ресурсоснабжающих предприятий. Здесь новая власть вполне могла рассчитывать на преемственность методов контроля.

На вопросы о судьбе самих бывших руководителей страны провожатый давал уклончивые объяснения, сутью которых было то, что, несмотря на все усилия активистов Движения, некоторым людям удалось-таки уйти. В том числе и Президенту. Многие оказались убиты при сопротивлении. Но всё же большинство ключевых фигур попало в руки таких же бойцов как мы, и теперь стоит задача по получению от них всей информации о проведённой работе по лечению болезни и о материальных активах государства. Простым исполнителям и всем остальным лицам, работавшим на власть всё это время, было гарантировано сохранение жизни при условии их безоговорочного присоединения к победителям.

Володя доложил, что всем командирам подразделений поручено довести до подчиненных о скором закрытии ЦКБ для работы специалистов и установления режима ограниченного доступа.

В довершение ознакомительного похода по теперешнему сердцу страны Владимир рекомендовал нам отправляться домой к близким и хорошенько отдохнуть. О дальнейших задачах нас обещали известить в установленном порядке. Каждый из нашей группы поставил отметку в наспех сооруженном уведомлении «о неразглашении сведений конфиденциального характера», к коим отнесли все обстоятельства нашей службы и особым порядком сведения, полученные о ЦКБ. Все сведения. Создалось впечатление, что нас специально посветили в это, чтобы крепче связать теперь.

Мы с Сашкой, выйдя из корпуса, отказались от предложения Мутко докинуть нас на автобусе до ворот. Меня попросту уже тошнило от его компании, поэтому я сказал, что прогуляемся сами. Мутко подозрительно оглядел нашу пару и великодушно отвел полчаса (не более), чтобы покинуть территорию больницы.

Я откупорил прихваченную из президентской кухни бутылку сухого Мартини и сел с другом в нише под лестницей.

– Большое хозяйство им досталось, – сказал Саша, вытерев после глотка горлышко бутылки и возвращая её мне.

– Не им, а нам.

Сашка недоверчиво посмотрел на меня: – Филин, ты сам-то в это веришь?

– Нет, конечно. Я пошутил.

– То-то и оно.

Мы посидели молча. Мыслями я всё возвращался к Ольге. Как она там? Не задело ли их этой войной? Не сорвались ли они за нами?

– Не хочу пить больше, Филин. Поехали домой. Устал очень. Хочется смыть с себя вонь этого дня и снять весь этот маскарад, – с этими словами Саша сдёрнул со лба синюю ленту и швырнул её подальше.

– Идём.

В этот момент к крыльцу подъехала машина, и донеслись голоса.

– … а он пускай к матушке своей едет. Пошел он к матери!

Раздался мужской хохот.

– Не важно, где он будет. Места хватит всем. Пойдемте, покажу новые апартаменты. Предлагаю сразу определяться, кто, где будет жить, – раздался знакомый голос. Только я никак не мог сообразить, чей и решил спросить у друга. Сашка молниеносно придвинулся ко мне и прикрыл мой рот ладонью. Глаза его красноречиво умоляли не шуметь и подчиниться.

– Что ж, джентльмены, прошу за мной осваиваться. У нас ещё много дел, – продолжил знакомый голос. – Карасёв распорядился о зоне. Через несколько минут территорию зачистят от плебса, разгуливающего победителями. Всех прошу не церемониться и действовать в столь важном вопросе без излишней сентиментальности. Пора вводить ранжир…

Голоса стихли, исчезнув внутри здания. Сашка убрал руку от моего рта. Прошла ещё минута в тишине, прежде чем он заговорил.

– Это был Оскольский. Антон… Сергеевич, если не ошибаюсь.

– Петрович, что сути дела, увы, не меняет.

– Филин, нам надо валить отсюда. Они нас не видели, но если… ты понимаешь.

– Да. Хорошо понимаю. Второе рукопожатие будет с пулей.

Мы тихо выбрались из ниши и, насколько это было возможно, непринужденно вышли к крыльцу, якобы после обхода дома. Охрана у порога наверху безучастно окинула нас взглядом и продолжила разговор.

Я допил залпом Мартини и направился к подъездной дорожке. Сашка шёл следом. Перед нами не было никого. Только черный Брабус с сильно тонированными стеклами, стоял развернутый лобовым стеклом к лестнице. На нём, судя по всему, и приехало наше командование.

Я обходил его со стороны водителя, когда неожиданно с легким жужжанием водительское стекло поползло вниз. Я вздрогнул и замер на месте. Сердце бешено застучало в груди. Машина ведь казалась пустой!

Стекло опустилось за уплотнитель, и на меня в упор смотрел знакомый убийца. Тот самый из минивэна, который стрелял по нашим окнам. Холодные и колючие, как замороженная сталь, глаза, озлобленные. Наглая улыбка на тонких губах. Время застыло, и в возникшем вакууме глухой тишины в ушных перепонках отдавался набатом быстрый ритм моего сердца. Его взгляд не отпускал меня, приковав к месту. На ногах повисли стопудовые гири. Моя рука не осознанно потянулась за пояс к пистолету. Сашка легко подтолкнул сзади. Затем ещё раз, и я медленно опустив глаза, заставил себя пойти.

Человек за рулем так и не проронил ни звука. Я шёл, не оглядываясь, но чувствовал, что Саша контролирует движения убийцы. Казалось, прошла вечность, прежде чем мы скрылись за поворотом, и только тогда я прибавил шаг, словно лишившись его гипнотического влияния.

Через несколько минут мы были у разбитого КПП, где кипела работа по восстановлению ограждения. Охрана с пристрастием допросила нас о причине задержки на территории после означенного времени. Сашка что-то соврал про запор кишечника, но, похоже, не убедил начальника группы. Тот записал наши фамилии и обещал разобраться с Володей уже к вечеру.

Минуя развалины на подступах к больнице, мы вышли к дублеру главной дороги. На удачу, там разворачивался полупустой микроавтобус. За рулем сидел молодой парень в синей бандане. Сашка попросил его добросить нас до Садового кольца и тот охотно согласился.

В дороге мы оба молчали. Автобус лавировал по улицам со скоростью черепахи, то и дело, пропуская подвыпивших гуляк, выбегающих на проезжую часть. Местами средь разожжённых на асфальте костров плясали разогретые спиртом победители с песнями и матерщиной. Гремели выстрелы в невинное серое небо, терпеливо взирающее на жалкий людской праздник. Откуда-то на улицах появилось столько водки. Мародёры безнаказанно добивали оставшиеся считанными витрины магазинов и уличных офисов.

Яркие всполохи огня костров и бесшабашных выстрелов не могли раскрасить общую серость витающего в воздухе эпилога, не сулящего ничего стоящего нашему миру. Я продолжил движение вниз к своей депрессии. Начавшееся уже давно и так и не прерванное ожидаемой развязкой. Напротив обманутые надежды ещё гуще свели перед глазами пелену безнадёжности чаяний. Не хотелось уже ничего. Быть может только сна… без мыслей о последствиях пробуждения.

У пересечения Садового кольца с Проспектом мира парень остановил автобус. Мы сердечно поблагодарили его за помощь, и пошли дальше пешком. Благо оставалось недолго. У поворота с улицы в наш двор лежали перевернутые красные Жигули. Из открытого багажника торчала картонная коробка с разбитыми бутылками вина. Несколько штук, впрочем, оставались целыми. В нос ударил характерный кисловатый запах.

Сашка прибавил шагу: – Наконец-то дома.

Я поспевал за ним. Войдя в колодец двора, мой друг крикнул: – Э-гей!

У нашего окна зашевелились занавески, и створка деревянной рамы распахнулась наружу. Оттуда выглянула моя Оля. Словно солнце вмиг взорвало небосклон, обдав меня жаром и сметая все сомнения. Воздух заискрил счастьем и безоговорочной радостью. Рот мой открылся бесконтрольному крику, столь понимаемому всему живому на Земле!

И она закричала в ответ. Такая бесподобно красивая. Вся в белом будто ангел.

Ноги понесли меня вперед. Сашка распахнул дверь и прижался к стене, улыбаясь, пропуская меня от греха подальше. Я пробежал вверх несколько ступеней. Затем остановился: – Нет! Иди! Я не могу с пустыми руками. Не жди! Я минуту до Жигулей за вином и назад!

Сашка расхохотался и, шлёпнув меня по плечу, направился дальше.

Я выскочил во двор. Обернулся к окну – оно было уже пустым. «Только минуту!» – прошептал я про себя и побежал к улице. Какие-то пятьдесят метров.

Забежал в темноту арки и неожиданно упёрся в бампер высокой чёрной машины, медленно ползущей навстречу. «Да что за…?!»

Взвизгнули тормоза. Распахнулась водительская дверь. И только я сообразил, что отчего-то мне знакома эта машина, как из её двери вышел убийца.

– Значит, сам торопишься, – сказал он, неторопливо выцеживая с каким-то пошлым акцентом.

«Нет! Только не теперь! Только не сейчас!» Я не мог пошевелиться. Не мог открыть рот, чтобы просить о пощаде. Лишь Олино лицо наплывало и загораживало силуэт стоящего передо мной чёрного человека из чёрной машины. «Господи, за что?»

– Я никогда не прощаю, – тот поднял пистолет, и бездонное отверстие впадины дула расплылось у меня в глазах.

Потом что-то ярко вспыхнуло под невозможный грохот, и вырвавшаяся чёрная бездна поглотила всё.

Эпилог

Большой проспект. Город Санкт-Петербург. 25 Февраля, 17:10 дня.

Двое молодых парней, опережая друг друга, скорым шагом торопятся к центру города. Они ведут оживленную беседу, поминутно радостно хихикая.

Рядом проезжает одинокая машина, осторожно ведомая шофером по ледяному насту. Поднятым ею движением воздуха выпрямляется висящий край плаката, насилу держащегося на стекле автобусной остановки. На нём можно прочитать:

Пятое февраля.

Праздничное мероприятие в честь месяца со дня открытия вакцины против болезни крови. Посвящается людям, спасшим человечество от исчезновения.

В программе концерта: звёзды зарубежной эстрады и лидеры рок сцены Петербурга «Колокола». При поддержке народного Правительства и РосТВ.

Автомобиль не успевает скрыться за поворотом, когда один из парней неожиданно с криком падает на землю. С его головы слетает разноцветная вязаная шапочка и приземляется в метре от распластавшегося тела.

– Больно! Как же больно… – парень сдавлено бормочет, уткнувшись носом в снег.

– Что случилось? Ходить разучился? – его приятель с застывшей на лице гримасой издевательской улыбки опускается рядом.

– Нога, мать её… надломилось что-то! Похоже, перелом, – приподняв бледное с отошедшей кровью лицо, парень еле шепчет от боли. Ему действительно худо, в чём враз перестает сомневаться товарищ.

Изумленный он смотрит на несчастного, а приоткрытый рот подёргивается от проносящихся в голове мыслей: «Какой перелом? С какой стати? На ровном месте же! Не было удара… Это розыгрыш?! Точно, розыгрыш!» Осчастливленный собственной догадкой, он хлопает парня по плечу и сильно дёргает за рукав: – Кончай придуриваться! Вставай, мы опоздаем!

От «нежностей» своего товарища из глаз бедняги брызнули слезы: – Что ты делаешь?! Баран! Мне же больно, чёрт тебя подери! Я не шучу.

С лица друга, наконец, сползла глупая улыбка: – Что, действительно перелом? – он недоверчиво заглядывает в лицо парню.

– А я тебе о чём? Зови на помощь. Двинуться не могу, – парень держится, но боль очень сильная и от напряжения белки его глаз покрываются кровавой сеткой.

– А какая нога? – его недалекий товарищ решает сперва выяснить для себя все обстоятельства происшествия.

– Которую два года назад ломал… в том же месте, понимаешь?.. А я вот нет…

Не прошло и суток, как все «вспомнили» свои переломы. Все. Буквально все.