Текст книги "Живая мишень"

Глава 10

– Хорошо, что меня осенило позвонить диспетчеру, – сказал водитель. – Не придется возвращаться пустым обратно в Малибу. Четверо каких-то типов заказали поездку на вечеринку у побережья. Но им не до воды.

В салоне еще сохранился запах оранжереи.

– Вы бы только послушали о чем болтали эти бабехи.

Он затормозил на красный свет у Сансета.

– Вы возвращаетесь в город?

– Подождите минутку.

Водитель остановил машину.

– Вам знакомо заведение под названием «Пиано»?

– "Дикое Пиано"? – уточнил он. – Это в западном Голливуде. Какой-то питейный притон.

– Кто его хозяин?

– Не знаю, – ответил водитель и с готовностью спросил. – Хотите поехать туда?

– Почему бы и нет? Спать еще рано.

«Дикое Пиано» расположилось на плохо освещенной улице, среди старых приземистых домов, теснящих друг друга. На нем не было вывески, не было манящего фасада. Над входом изогнулась арка. Выше нависал узкий балкон, обнесенный железными перилами. За ним окна, закрытые плотно шторами.

Из-под арки появился негр-швейцар и открыл дверцу такси. Расплатившись с водителем, я направился за ним. В тусклом свете, падавшем от двери, я разглядел, что ворс его голубой униформы стерся до основания. На обитой кожей двери возле ручки красовалось черное пятно от прикосновения потных рук.

Дверь отворилась, и я увидел прямо перед собой длинную узКую комнату, похожую на туннель.

Другой негр в одежде официанта, с салфеткой в руке, кинулся ко мне. Его черные губы растянулись в улыбке. Стены помещения были разрисованы одноцветными синими обнаженными фигурками в соблазнительных позах. Два ряда столиков, накрытых белыми скатертями, были разделены проходом посередине. В дальнем конце комнаты на невысокой эстраде играла на рояле женщина.

Я отдал шляпу девице, уютно устроившейся в гардеробе, и заказал столик неподалеку от эстрады. Официант заскользил впереди меня по проходу. Салфетка в его руках развевалась, словно факел: он старался показать, что дела здесь процветают. Напрасно. Две трети столиков пустовали, за остальными сидели парочки. Мужчины были преимущественно из тех, кто, покинув более приличные заведения, не желает отправляться домой. Большинство их спутниц выглядели уже получившими плату или готовыми ее принять. Две или три блондинки, которых я видел в кордебалете, сидели с невинными улыбками, застывшими на лицах, будто они могли остановить ход времени. Были тут и пожилые дамы.

За соседним столиком со скучающим желтым лицом сидела девушка-мексиканка. Она взглянула на меня и отвернулась.

– Скотч или бурбон, сэр? – обратился ко мне официант.

– Бурбон и содовую.

– Хорошо, сэр. У меня имеются сандвичи.

Тут я вспомнил, что голоден.

– Принесите с сыром.

– Хорошо, сэр.

Я смотрел на рояль, удивляясь точности своего попадания. Женщина, назвавшаяся Бетти, сказала, что будет за роялем. Его хрипы едва пробивались сквозь смех посетителей меланхолической мелодией. Пальцы пианистки бегали по клавишам с торопливой обреченностью: создавалось впечатление, что рояль играл сам, а женщина как будто старалась не отстать от него. Ее худые обнаженные плечи напряженно вздрагивали. Волосы стекали на плечи подобно смоле, подчеркивая их ослепительную белизну. Лицо пианистки было безучастным.

– Хэлло, мой милый, угости меня.

Мексиканка стояла возле моего столика. Я посмотрел на нее, и она села.

У нее была сутулая фигура с узкой талией. Ее платье с низким вырезом напоминало одежду дикарки. Она пыталась улыбаться, но ее каменное лицо, видимо, не было приучено к подобным упражнениям.

– Я возьму тебе пару бокалов.

Она понимала: это значит – будь веселой и только.

– Ты забавный парень. Мне нравятся весельчаки.

Голос у нее был гортанный и напряженный, что вполне соответствовало ее напряженному лицу.

– Я тебе не по душе, но я угощу тебя.

Она презрительно взглянула, выразив так свое удовольствие. У нее были большие и печальные глаза. Она стояла, поглаживая мою руку.

– Я люблю тебя, красавчик. Расскажи мне что-нибудь веселенькое и смешное.

Мы не нравились друг другу. Она наклонилась вперед, чтобы обнажить свои прелести. У нее были небольшие тугие груди с маленькими сосками.

– Я очень голодна, – надувшись, произнесла она, продолжая поглаживать мою руку.

Появившийся официант нарушил затянувшееся молчание. Он поставил на стол тарелку с сандвичами, стакан с водой, бокал виски на донышке и стакан с чем-то, что он, видимо, на свое усмотрение захватил для девушки.

– Шесть долларов, сэр.

– Прошу прощения?

– Два доллара за выпивку, два доллара за сандвичи, сэр.

Я приподнял верхний кусок хлеба и взглянул на ломтик сыра.

Он был очень тонкий, как лист сусального золота и почти такой же дорогой. Я положил на стол десять долларов и оставил сдачу на столе. Моя простодушная компаньонка выпила свой фруктовый сок, глядя на четыре доллара, и вновь принялась за массаж моей руки.

– У тебя очень страстная рука, только дело в том, что я жду Бетти.

– Бетти?

Она презрительно взглянула на пианистку.

– Но Бетти – артистка. Она не станет… – неприличный жест завершил ее фразу.

– Мне нужна только Бетти.

Губы девушки разомкнулись, и между ними показался красный кончик языка, словно она собиралась плюнуть. Я подозвал официанта и заказал вино для пианистки. Мексиканка исчезла, очевидно, недовольная моей импотентной рукой.

Официант поставил бокал на рояль, кивнув в мою сторону. Она быстро взглянула на меня. У нее было овальное лицо, такое маленькое, что казалось сжатым, глаза неопределенного цвета и невыразительные. Бетти даже не попыталась улыбнуться. Я поднял бокал, приглашая ее присоединиться. Она покачала головой и склонилась над клавишами.

Я наблюдал за ее пальцами. Они продолжали свой стремительный бег. Затем мелодия изменилась. Левой рукой она грохала по басам, правой наигрывала блюз. Неожиданно она запела. У нее был резкий, немного сипловатый голос, но получалось довольно трогательно:

Мозг у меня в желудке,

Сердце мое во рту,

Хочу пойти на север —

Ноги идут на юг.

Доктор, ах, доктор, доктор.

Душу мою разъедает хандра.

Доктор, облегчи мне боль,

Душу мою поедом ест хандра".

Бетти исполняла песню с декадентской сентиментальностью. Но мне она не понравилась. Тем не менее ее исполнение заслуживало лучшей аудитории, чем этот прокуренный зал. Когда она закончила, я захлопал в ладоши и заказал для нее еще одну выпивку.

Держа бокал в руке, она подсела к моему столику. Бетти была невысокой и имела безупречную фигуру. Ей было где-то между двадцатью и тридцатью.

– Вам нравится моя музыка, – заключила она и, наклонив голову, взглянула на меня исподлобья – уловка женщины, знающей цену своим глазам.

– Вам бы играть на Пятьдесят второй улице.

– Не думайте, что я там не выступала. Но вы, верно, там давно не были? По улицам ходят веселые парни.

– Их не так много. По всему видно, что то место стало похоже на церковь. Что за причина?

– Сигарета есть?

Я дал ей закурить. Она глубоко затянулась. У нее было лицо недовольного ребенка. Крылья носа, как у наркоманов, были бескровными и походили на снег.

– Я помню вас, – нагло соврал я. – Вы перенесли тяжелый удар, Бетти. Кстати, меня зовут Лью. Мне бы хотелось узнать ваше полное имя.

– Бетти Фрейли.

Она произнесла свое имя с оттенком сожаления, точно обводя его в траурную рамку. Похоже, оно очень много значило для нее. У Бетти был усталый вид.

– Да, мне нанесли двойной удар. Два года в камере и без рояля. И еще твердили, что делают это ради меня. Им нужен был громкий процесс, а мое имя было тогда известно. И если я теперь протяну ноги, то это будет не без их помощи. Два года без рояля!

– Вы прекрасно играете. Никогда не подумаешь, что у вас два года не было практики.

– Правда? Послушали бы вы меня в Чикаго, когда я была в расцвете славы. Я подвешивала рояль вверх ногами и играла. Может вы слышали мои записи?

– Кто их не слышал?!

– Вам они понравились?

– Поразительно! Они сводят меня с ума!

Но такая музыка была не в моем вкусе, и я, вероятно, употребил не то слово или перехвалил ее.

Недовольство отразилось сначала на ее губах, потом перешло на глаза и голос.

– Я вам не верю. Назовите хоть одну мою вещь.

– Это было так давно…

– Вам нравился мой «Джин-Милл-блюз»?

– Еще бы, – с облегчением воскликнул я. – Вы исполняли его лучше, чем Салливан.

– Вы лгун, Лью! Я никогда не записывала этот блюз. Зачем вы тянете меня за язык?

– Я люблю музыку.

– Ну, да! А мне кажется, что вам медведь на ухо наступил.

Бетти в упор посмотрела на меня. Ее мерцающие глаза приняли жесткое выражение и засверкали.

– Знаете, вы очень похожи на легавого. Типичный легавый. Особенно глаза, которые так и сверлят человека.

– Полегче, Бетти, вы плохой психолог. Я не люблю делать больно, но я действительно легавый.

– Борьба с наркотиками? – Бетти побледнела от страха.

– Ничего подобного, я частный детектив, и мне от вас ничего не нужно. Мне просто понравилась ваша музыка.

– Вы лжете!

От злости, ненависти и страха, охвативших ее, она заговорила шепотом. Ее голос сухо зашелестел.

– Вы тот, кто взял трубку у Фэй и выдал себя за Троя. Кто же вы такой на самом деле?

– Меня интересует человек по фамилии Сэмпсон. Не уверяйте меня, что вы ничего не слышали о нем.

– Но я действительно ничего не слышала о Сэмпсоне.

– Хочу заметить, что по телефону вы мне сказали иначе.

– Ну, хорошо, я встречала его здесь. Разве это о чем-то говорит? Он просто мой знакомый. Зачем вы пришли ко мне?

Бетти склонилась ко мне, притягиваемая ненавистью, словно магнитом.

– Убирайтесь отсюда и больше не появляйтесь!

– Я останусь.

– Ах, так!

Она махнула рукой официанту, и тот мгновенно оказался рядом.

– Позови Падлера. Этот сопляк – легавый.

Голубовато-черное лицо негра непроизвольно вздрогнуло, когда он взглянул на меня.

– Спокойно! – предупредил я его.

Бетти стремительно встала и направилась к двери, расположенной за роялем.

– Падлер! – громко позвала она.

Все головы в зале вскинулись. Дверь распахнулась, и из нее вышел мужчина в алой шелковой рубашке. Его маленькие глазки рыскали по сторонам, выискивая причину вызова. Бетти указала на меня пальцем.

– Выстави его отсюда и проучи. Он выслеживал меня и пытался что-то разнюхать.

Я мог успеть убежать, но мне расхотелось. Три поражения за день – это уже слишком. Шагнув ему навстречу, я сделал удар, но он легко уклонил голову в сторону. Я предпринял еще одну попытку, намереваясь врезать с другой стороны. Мужчина отвел удар движением предплечья и тяжело двинулся на меня.

Его темные свинячьи глазки забегали, и я был рад, что пока он не сумел ударить меня. Его первый удар пришелся мне в зубы, и я потерял равновесие. Следующий удар угодил мне по шее за ухом. Я споткнулся об угол эстрады и упал напротив рояля. Сознание помутилось, в ушах глухо зашумело, после чего все погрузилось во тьму.

Я отключился…

Глава 11

Я ощутил себя ничтожным маленьким человечком, беспомощно упирающимся спиной во что-то твердое. Что-то не менее твердое било меня по лицу, сперва в одну челюсть, затем в другую. Моя голова при этом каждый раз ударялась тоже во что-то твердое, что находилось позади меня. Эту роковую последовательность ударов кто-то повторял с монотонной размеренностью.

Затем в аллее появилась высокая тень, она постояла мгновение на одной ноге, словно аист, потом неуклюже заковыляла к нам. Падлер был поглощен своим делом и ничего не замечал. Тень за его спиной выпрямилась, одна рука с каким-то предметом поднялась высоко в воздух над его головой. Потом она упала, и затылок Падлера издал звук колющегося ореха. Как подкошенный, он упал возле меня. Я не мог заглянуть ему в глаза, так как у него выкатились белки.

Алан Тэггерт надел башмак и присел рядом со мной.

– Вам лучше отсюда побыстрей смотаться. Я не слишком сильно ударил его?

– Дайте знать, когда будете бить крепче. Я хочу присутствовать при этом.

Губы мои распухли, ноги почти не повиновались. Я с трудом поднялся, едва ступая на них. Все же я пнул Падлера, лежавшего на тротуаре.

Тэггерт взял меня под руку и повел в конец аллеи. На углу стояло такси с раскрытой дверцей. Перед входом в «Дикое Пиано» никого не было. Впихнув меня в такси, Алан сел рядом.

– Ну, куда мы поедем, – обратился он ко мне.

Моя голова была пустая и лишь в ее глубинах поднималась волна гнева.

– Домой в постель еще рано. К «Свифту», на Голливудский бульвар.

– Там закрыто, – предупредил водитель.

– Я оставил там машину.

Через некоторое время язык стал повиноваться мне с большей охотой.

– Откуда вы появились? – спросил я Алана.

– Ниоткуда.

– Бросьте трепаться, я не в духе! – огрызнулся я.

– Извините, – уже серьезней сказал он. – Я искал Сэмпсона. Он как-то водил меня в это заведение, и я решил порасспросить о нем там.

– Именно это я и пытался сделать. Видите, какой мне дали ответ?

– Как вы там очутились?

У меня не было ни малейшего желания объяснять что-либо.

– Я влетел туда, потом вылетел обратно.

– Я видел, как вы вылетели, – усмехнулся Алан.

– Я шел на своих ногах?

– Более или менее. Вам помогали. Я задержал такси и стал наблюдать за вами. Когда этот тип поволок вас в аллею, мне пришлось вмешаться.

– Извините, я даже не поблагодарил вас.

– Не беспокойтесь, – Алан наклонился ко мне и прошептал: – Вы серьезно полагаете, что Сэмпсона похитили?

– Сейчас я плохо соображаю. У меня была такая идея, когда я еще способен был мыслить.

– Кто бы мог похитить его?

– Есть женщина по фамилии Эстабрук и мужчина по фамилии Трой. Вы встречали их когда-нибудь?

– Нет, но я слышал об этой даме. Она была с Сэмпсоном в Неваде несколько месяцев назад.

– В качестве кого?

Мое избитое лицо стало отекать.

– Точно я не знаю. Они поехали туда на машине. Самолет не прошел техосмотр, и я остался с ним в Лос-Анджелесе. Я так и не видел ее, но Сэмпсон говорил мне о ней. Насколько я понял, они сидели на солнышке и толковали о религии. Мне в тот раз подумалось, что она вроде того святоши Клода, которому Сэмпсон подарил гору.

– Что же вы не сказали мне об этом раньше? Ведь именно ее фото я вам показывал.

– Я не знаю ее в лицо.

– Теперь это уже неважно. Я проехал с ней много миль. Это с ней я был в «Валерио».

– Серьезно? – удивился Алан. – И она знает, где Сэмпсон?

– Возможно, знает, но не говорит. Сейчас я намереваюсь нанести ей еще один визит, и мне потребуется помощь. С ней живет один опасный тип.

– Хорошо, – согласился Алан. – Я готов.

– Моя реакция еще замедленная, поэтому я попрошу вас вести машину.

На повороте Алан держался ближе к обочине, и нам удалось благополучно добраться до дома Фэй Эстабрук. Ее дом был погружен во мрак. «Бьюика» на подъездной дороге не было, а гараж пустовал. Я постучал в дверь рукояткой пистолета, но ответа не последовало.

– Она, вероятно, что-то заподозрила, – предположил Алан. – Давайте взломаем дверь.

Но закрытая дверь оказалась слишком прочной для наших плеч. Мы обошли дом. Во дворе я споткнулся о гладкий, круглый предмет, который оказался пивной бутылкой.

– Осторожней, старина, – буркнул Алан.

Он, видимо, был весьма доволен собой. С юношеским задором он навалился на украшенную деревянной резьбой дверь. Когда мы поднажали вдвоем, она затрещала, и мы вошли внутрь. Из кухни мы попали в темный холл.

– У тебя есть оружие? – спросил я.

– Нет.

– Но пользоваться ты им умеешь?

– Естественно. Я предпочитаю автоматическое.

Алан явно пижонил. Я передал ему свой пистолет.

– Получайте.

Подойдя ко входной двери, я отодвинул засов и слегка приоткрыл ее.

– Если кто-нибудь появится, дай мне знать. Сам не высовывайся.

Алан с важностью занял позицию, словно встал на караул у Букингемского дворца. Я обошел спальню, столовую, кухню, ванную, зажигая и гася свет. Все комнаты выглядели так же, как и ранее, лишь в спальне что-то изменилось.

В среднем ящике не осталось ничего, кроме чулок и надорванного конверта, вскрытого и пустого. Скомканный, он валялся в углу ящика за чулками. Конверт был адресован миссис Эстабрук на адрес, где мы сейчас находились. На обороте кто-то нацарапал карандашом слова и цифры:

Средний доход 1500. Средний расход (макс.) 550. Точно 500.

Средний остаток 1500.

Май – 150 х 31 =46500. Меньше, чем на 6600 (выяснить).

40000:2 =20000.

Это было похоже на прикидку доходов от преуспевающего бизнеса. Одно я знал твердо: в «Диком Пиано» такие деньги не заработаешь.

Я снова перевернул конверт. На нем был штемпель Санта-Марии недельной давности. Пока я это переваривал, снаружи послышалось рычание двигателя.

Выключив свет, я вышел в холл. Луч света скользнул по фасаду дома, заглянув в открытую дверь, за которой стоял Алан.

– Арчер! – хрипло шепнул он.

Затем он совершил смелый и глупый поступок. Он шагнул на крыльцо в полосу яркого света и начал стрелять из пистолета.

– Стой!!! – крикнул я и замолк, потому что было поздно: пуля ударилась о металл и завизжала, отлетев рикошетом. Ответных выстрелов не последовало.

Я оттолкнул Алана и сбежал вниз по ступенькам. Грузовик с крытым верхом быстро набирал скорость. Я помчался через лужайку и догнал его прежде, чем он выехал на шоссе. Правое окошко кабины было открыто. Я просунул в него руку и вскочил на подножку. Ко мне повернулось худое, мертвенно-бледное лицо, на котором вспыхнули испуганные глаза. Грузовик внезапно остановился, будто налетел на каменную стену. Потеряв равновесие, я упал на шоссе. Грузовик дал задний ход, затем с громким скрежетом переключилась скорость, и машина рванула в мою сторону. Яркий свет фар на мгновение ошеломил меня. Я рванулся в сторону, перекатившись к обочине. Грузовик тяжело переехал по тому месту, где я только что лежал, и помчался, набирая скорость. Номерной знак, если даже таковой имелся, освещен не был. Задняя дверь была закрыта.

Когда я подбежал к своей машине, Алан уже завел мотор. Я вытолкнул его с водительского места и помчался вслед за грузовиком. Он уже скрылся из вида, и когда мы выехали на Сансет, то не знали, в какую сторону он поехал.

Я повернулся к Алану, который с несчастным видом сидел с пистолетом в руке.

– Я же тебя предупреждал, что надо только позвать меня, а не стрелять. Неужели это было так трудно запомнить?

– Я боялся, что машина уедет. Я целился в голову водителя.

– Он пытался меня задавить. Ему не удалось бы удрать, если бы кое-кто не поспешил со стрельбой.

– Мне очень жаль, – сокрушенно ответил Алан. – Я считал себя более метким стрелком.

Он протянул мне пистолет рукояткой вперед.

– Ладно, оставим это, – проронил я, поворачивая налево, к городу.

– Ты хорошо разглядел грузовик?

– Вроде бы армейский, предназначенный для перевозки людей. По-моему, черного цвета, да?

– Синего. А как выглядел водитель?

– Я не разглядел его как следует. На нем была фуражка с козырьком – это все, что мне удалось разглядеть.

– Ты не обратил внимания на передний номер?

– Мне кажется, что его не было.

– Это еще хуже. Весьма вероятно, что в этом грузовике мог находиться Сэмпсон или когда-то находился в нем.

– В самом деле? По-видимому, нам следует обратиться в полицию?

– Думаю, следует. Но прежде нам нужно поговорить с миссис Сэмпсон. Вы звонили ей?

– Я не смог ей дозвониться. Она уже приняла снотворное. Ведь она не может спать без него.

– Тогда я должен увидеть ее утром.

– Вы полетите с нами?

– Нет, я поеду на машине, но сначала мне хотелось бы сделать здесь одно дело.

– Какое именно?

– Небольшое частное дело, – твердо ответил я. – Возможно, когда-нибудь я расскажу вам о нем.

– А… – обиженно протянул Алан и замолчал.

Мне не хотелось с ним разговаривать. Уже светало. Темные облака постепенно светлели. Ночное движение замерло, но уже стали появляться служебные грузовики. Я высматривал среди них армейский грузовик с крытым верхом, но такого среди них не было.

Высадив Алана у «Валерио», я отправился домой. На пороге меня поджидал литр молока. Я взял его и отнес на кухню. Часы на стене показывали двадцать минут четвертого. Я нашел в морозильнике коробочку мороженых устриц и сварил их. Моя жена не любила устриц. Теперь же я мог сидеть у себя на кухне и в любое время дня и ночи есть их в свое удовольствие.

Наконец, я разделся и нырнул в постель, стараясь не глядеть в сторону пустой двухспальной кровати в другой комнате. Кстати, это тоже неплохо, что не надо никому объяснять, где ты провел ночь.

Глава 12

Только в десять утра я отправился в город. Питер Колтон сидел у себя в кабинете за полированным столом. Он был полковником во время моей службы в разведке. Когда я вошел, он поднял глаза от папки с полицейскими рапортами и тут же опустил их в знак того, что он мне не рад. Теперь он был старшим следователем окружной прокуратуры – крупный мужчина средних лет с аккуратно подстриженными светлыми волосами и фиолетовым носом, похожим на нос быстроходного катера. Его кабинет напоминал прокуренный куб с единственным окном в стальной раме. Я почувствовал себя неудобно в кресле с жестким каркасом, стоявшем возле стенки.

После непродолжительной паузы он повернул свой нос в мою сторону.

– Что случилось с той частью твоего тела, которую, за неимением лучшего определения, я буду называть твоим лицом?

– Я ударился о дверь.

– И ты хочешь, чтобы я арестовал эту хулиганскую дверь?

Его рот искривился в улыбке, и он прибавил:

– Ты должен учиться сам выигрывать свои сражения, малыш, если в них, конечно, нет ничего по моей части.

– Есть жареный каштан и три пластинки жевательной резинки, – обиженно пробормотал я.

– Ты намереваешься подкупить представителя власти, вернее закона, всего тремя пластинками жвачки? Ты понимаешь, что сейчас атомный век, малыш? В трех пластинках скрыто достаточно энергии, чтобы разорвать нас всех на клочки.

– Оставим эту философию. У меня есть сведения о «Диком Пиано».

– Ты полагаешь, что мне больше нечем заниматься, как бегать по кабакам? Или мне уже пора переменить свой кабинет на жалкую комнатенку частного детектива? Хорошо, валяй. Ты опять хочешь получить что-нибудь задарма?

– Кое-что я тебе подкину. Это может оказаться самым крупным делом в твоей карьере.

– И, конечно, ты хотел бы что-то взамен.

– Так, пустячок, – признался я.

– Ладно, давай послушаем твою историю в двадцать пять слов.

– Твое время уже перестало быть ценным?

– Уже шесть, – заявил он, подпирая нос большим пальцем.

– Два дня назад муж моей клиентки выехал из аэропорта Бербенк в черном лимузине в неизвестном направлении. С тех пор его никто не видел.

– Двадцать восемь.

– Заткнись! Вчера она получила письмо, написанное его рукой, с просьбой приготовить сто тысяч наличными.

– Ни у кого нет такой суммы наличными.

– У них есть. Тебе это о чем-то говорит?

Питер достал из верхнего левого ящика стола листы, отпечатанные на стеклографе, и быстро просмотрел их.

– Похищение? – рассеянно спросил он.

– Похоже на то, если только не подвел мой нюх. А что есть в сводках об угонах машин?

– За последние семьдесят два часа не было украдено ни одной машины. Два дня назад говоришь? В какое время?

Я сообщил ему подробности.

– Твоя клиентка ничего не напутала?

– Она очень рассудительна.

– Но, может быть, не по отношению к мужу. Скажи мне ее имя.

– Потерпи минутку. Прежде я хочу оговорить две вещи. Первое – это не для прессы. Кроме того, я хочу, чтобы ее муж вернулся живой, а не в свинцовом гробу.

– Это слишком важно, чтобы скрывать, Лью.

Колтон встал и принялся расхаживать по кабинету.

– Ты будешь действовать по официальным каналам, а я этого не могу. Но тем временем ты мог бы кое-что уже сделать.

– Для тебя?

– Для себя. Начинай с проверки агентов по прокату автомашин. Затем «Дикое Пиано»…

– Достаточно. Я подожду официального заявления, если такое будет.

– Разве я когда-нибудь подсовывал тебе фальшивую карту?

– Множество, но не стоит об этом. Может быть, ты немного преувеличиваешь.

– Зачем бы я стал это делать?

– Это дешевый и легкий способ получить то, что тебе нужно.

Его глаза превратились в узкие щелки.

– В округе чертова уйма прокатных контор.

– Я сделал бы это сам, но мне необходимо уехать из города. Эти люди живут в Санта-Терезе.

– Кто они?

– Могу я на тебя положиться?

– Отчасти. Настолько, насколько это возможно.

– Сэмпсон… Исчез Ральф Сэмпсон.

– Я слышал о нем и помню, что ты говорил мне о каких-то деньгах.

– Вся беда в том, что у меня нет уверенности, что именно с ним произошло. Нам остается лишь ждать.

Он подошел к окну и, повернувшись вполоборота, спросил:

– Ты что-то говорил о «Диком Пиано»?

– Это было до того, как ты сказал, что я действую дешевым и слишком доступным способом.

– Не уверяй меня, что я задел твои самые нежные чувства.

– Ты просто разочаровал меня. Я принес тебе выгодное дело, а ты проморгал его.

– Я работаю не на себя, Лью, – он резко повернулся ко мне. – Дуайт Трой был там?

– Кто он такой?

– Маленький ядовитый тип. Заправила в «Диком Пиано».

– Я думал, что есть закон против подобных заведений и таких людей. Извини меня за невежество.

– Ладно. Ты видел его?

– Если это седой англичанин, то да.

Колтон утвердительно кивнул.

– У меня было свидание с ним. Он держал меня на мушке, а я ждал. Обезоруживать его не входило в мои планы.

Колтон недовольно пожал плечами.

– Мы пытаемся к нему подобраться уже четыре года. Это очень шустрый, скользкий тип. Он так увлекся рэкетом, что чуть не попался, и теперь занялся еще чем-то. Он здорово заработал в тридцатые годы на контрабанде спиртным в Калифорнии. С тех пор у него были подъемы и падения. Одно время он владел игорным притоном в Неваде, пока синдикат не выкинул его. После этого он стал меньше наживаться, как я слышал. Теперь мы ждем, когда он влипнет.

– Пока вы ждете, могли бы закрыть «Дикое Пиано», – заметил я с грустной иронией.

– Мы прикрываем его каждые полгода, – недовольно пояснил Колтон. – Перед последней облавой оно называлось «Фальшивым бриллиантом». У них наверху находилось помещение для мазохистов, систематические истязания женщин и так далее. Мы положили этому конец.

– Кто там заправлял тогда?

– Некая Эстабрук. И чем это кончилось? Против нее даже не возбудили дела, – Колтон фыркнул. – Я никак не мог повлиять.

– Ты знаешь, где живет Трой?

– Нет, я хотел спросить это у тебя.

– Я почти ничего о нем не знаю. Однако он и Сэмпсон были в одной компании. Неплохо было бы установить наблюдение в «Диком Пиано».

– Если мы найдем кого-нибудь, – он неожиданно подошел ко мне и положил руку на плечо. – Если ты еще раз встретишься с Троем, не пытайся отобрать у него пушку. Многие уже пытались, и где они сейчас?

– Но не я.

– Да, не ты. Те, кто пытались, уже мертвы.