Текст книги "Дело Уичерли"

Глава 17

Увидев меня, Галлорини вылез из машины.

– Она здесь?

– С начала ноября девушка здесь не живет. Примерно в это время ты ее и видел.

– Ты все еще считаешь, что я вытягивал из нее деньги?

– Нет. Зато я кое-что разузнал про блондина, который тебя выгнал. Поможешь мне его опознать?

Таксист поднял вверх обе руки, как будто проверял, идет ли дождь.

– Не знаю даже. А как?

– Очень просто. Поедем вместе в Сан-Карлос, и ты мне его покажешь.

– Не могу, мистер. Я и без того уже потерял целый час, даже полтора.

– Не бойся, я плачу.

– Так бы сразу и говорил.

Я ехал впереди, Галлорини за мной. Дорогой я читал вывески: «Витамины», «Импортные автомобили», «Педиатрия и психиатрия», «Фуксии», «Хранение и перевозка», «Гимнастика для глаз», «Только в Вудленде вашим покойникам обеспечен покой», «Омоложение», «Агентство по продаже недвижимости». На витрине «Стерео», захудалого магазинчика радиоаппаратуры, были выставлены пластинки и проигрыватели. В только что открывшемся торговом центре находилось не меньше двадцати таких же дешевых лавчонок.

Машины мы оставили на стоянке, перед въездом в центр, и по моему совету Галлорини поменялся со мной пиджаком и снял фуражку. Я дал ему денег на покупку пластинок.

Вышел таксист из магазина через несколько минут, неся под мышкой тонкий квадратный сверток. Вид у него был возбужденный.

– Этот сукин сын узнал меня.

– Что он сказал?

– Ничего. Но по тому, как он на меня пялился, я сразу понял: он меня вспомнил.

– А ты его?

– Еще бы! Это он, как пить дать. Наверняка девчонку у себя прячет.

– Дай-то бог, Ник, – сказал я, а про себя подумал, что это маловероятно: одной такой женщины, как Джезбел Дрейк, любому мужчине более чем достаточно.

Я расплатился с таксистом и решил немного подождать – идти в «Стерео» следом за Галлорини мне не хотелось. А чтобы не терять времени зря, я раскрыл блокнот и стал подсчитывать расходы: бензин и свидетели – 45 долларов; пластинка – 5 долларов. Ник купил «Сельскую честь», и я оставил пластинку ему.

Когда я вошел в магазин, за стеклянной перегородкой студийного помещения надрывалась пластинка «Шум улицы». Стэнли уменьшил громкость и вышел ко мне. Это был тот самый блондин с козлиной бородкой, которого я встретил накануне в конторе Мерримена. Вид у него был какой-то встрепанный, но меня он, судя по всему, не узнал.

– Слушаю вас, сэр. – Со мной он разговаривал тихим, вкрадчивым голосом – не то что с женой Мерримена.

– Я ищу одну девушку.

– К сожалению, ничем не могу помочь. Девушек мы тут не держим. Ха-ха-ха.

– Ха-ха-ха. Осенью эта девушка прожила некоторое время в «Конкистадоре» под фамилией Смит. Квартира четырнадцать, по соседству с вами.

– А откуда вы знаете, где я живу?

– Слухами земля полнится.

– Не понял. – Держался Стэнли спокойно, но голос у него переменился, из низкого стал высоким. Изменился и язык: -Проваливай-ка отсюда, у меня работа стоит.

– И у меня тоже.

– Ты что, легавый?

– Частный сыщик.

Его выпученные голубые глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Он зашел за прилавок, а я, подойдя к нему вплотную, сунул ему под нос фотографию Фебы:

– Ты не мог ее не видеть. Она в ноябре не меньше недели у тебя за стенкой жила.

– Ну видел, и что дальше? Я днем много кого вижу.

– А ночью?

Набычившись, Квиллан взглянул на меня, словно драчливый кот, который строит из себя льва.

– Ты когда-нибудь был у нее в квартире, Стэнли?

– А если и был? – Он злобно тряхнул своей козлиной бородкой. – Ты подослал этого итальяшку за мной шпионить?

– Я послал его в магазин, чтобы он тебя опознал. Только и всего.

– А итальяшка случайно не рассказывал тебе, чем сам он занимался у нее в спальне? Как-то вечером слышу за стенкой шум, вхожу, а он завалил ее на кровать и раздевает.

– Я вижу, у тебя слух хороший.

– Не жалуюсь. Ну, я, конечно, взял да и выставил этого подонка за дверь. На моем месте любой бы так поступил.

– Ты ее хорошо знал?

– Вообще не знал. Я ведь ни с кем из жильцов не знаком. Видел ее пару раз в коридоре – вот и все знакомство.

– А почему ж ты так интересовался тем, что происходит у нее в спальне?

– С чего ты взял?

– Ты ведь спрятал у нее микрофон.

Стэнли переменился в лице, а я схватил его за лацканы пиджака и притянул к себе:

– Говори, зачем подслушивал ее разговоры?

– Я не подслушивал! – взвизгнул он.

– Что с ней, Квиллан?

– А я откуда знаю? Я тут ни при чем, отпусти меня. Я чист.

Не знаю, как душой, но телом Стэнли был очень грязен. Он таращил глаза, словно рыба, которую вытащили из воды. От него и пахло рыбой, причем тухлой. Я отшвырнул его от себя, и его рыхлое тело врезалось в полку с пластинками. Лицо его покрылось пятнами, подбородок трясся.

– Руки-то не распускай, а то легавых вызову.

– Нашел чем испугать, вызывай – поедем в полицию, заодно выясним, кто ты такой. А потом все вместе отправимся в «Конкистадор», осмотрим стену спальни.

Стэнли побелел. На белом, как бумага, лице голубые, навыкате глаза казались темно-синими. Словно больной, который на ощупь ищет на тумбочке лекарство, он стал шарить рукой под прилавком. Когда рука появилась вновь, в ней был зажат пистолет.

– Проваливай, а то пристрелю, как собаку.

– Правильно, терять-то тебе нечего, одним преступлением больше, одним меньше...

– Ты бы насчет преступлений помалкивал. Ввалился ко мне в магазин во время рабочего дня, да еще руки распускаешь, грозишься! – Левой рукой Стэнли рывком открыл кассу и швырнул мне в лицо несколько банкнотов, которые, покружившись в воздухе, плавно опустились на пол, к моим ногам, словно падающие с деревьев осенние листья. – Если сейчас отсюда не уберешься, получишь пулю в лоб, так и знай. Лучше меня не заводи.

Я не верил, что он выстрелит, а впрочем, от такого можно было всего ждать. Его поступки были совершенно непредсказуемы, Стэнли словно бы подчинялся чьим-то тайным командам. Прикажет ему маленький зеленый человечек «спускай курок» – он и спустит. И я ушел.

Правда, недалеко. Я объехал торговый центр кругом и поставил машину так, чтобы были видны обе двери в магазин «Стерео», передняя и задняя. Ждать пришлось недолго. Стэнли воспользовался задней дверью.

На нем был красный берет – в тон машине, темно-красной «альфе-ромео». Поехал Квиллан в сторону Камино, через Редвуд-Сити и Атертон. Я последовал за ним, сначала держась на почтительном расстоянии, а когда его спортивный автомобиль превратился в крошечную красную точку, стал постепенно его догонять. Водитель он был никудышный: метался из ряда в ряд, резко тормозил или, наоборот, ехал на бешеной скорости.

В Менло-парк он повернул на светофоре налево, и я еле-еле успел проскочить следом на желтый. Потом мили полторы мы ехали на восток – сначала мимо Стэнфордского исследовательского центра, а затем дубовой рощей. Внезапно красная машина скрылась за поворотом.

Когда я увидел ее вновь, она стояла на обочине, а Квиллан, открыв дверцу, из нее вылезал. Остановиться или вернуться назад я не успевал, но, когда я проезжал мимо, Стэнли уже шагал по выложенной плитняком дорожке к утопавшему в зелени коричневому коттеджу. Под деревянным почтовым ящиком большими буквами значилось: МЕРРИМЕН.

Остановив машину у следующего поворота, я переложил портативный магнитофон из перчаточного отделения в нагрудный карман и направился к коттеджу. Раскидистые кроны дубов окрашивали пробивавшиеся сквозь них солнечные лучи в мягкие пастельные тона. Таких девственных рощ на Полуострове оставалось теперь совсем немного, а ведь когда-то, сотни лет назад, все здесь было сплошной дубовой рощей.

Вокруг коттеджа густо росли деревья. Прячась за них, я прокрался к самому дому, обогнул его, прижимаясь к стене и пряча голову, и оказался на заднем дворе, под сенью пышных лавровых деревьев.

Ведущая в дом стеклянная дверь была задвинута, бамбуковые занавески задернуты. За дверью слышались голоса, мужской и женский. Растянувшись во весь рост на садовой дорожке, я положил голову на ступеньку и прижал микрофон к стеклянной двери.

– Мне нужны деньги, и быстро, – резко, скороговоркой проговорил Квиллан.

– А больше ты ничего не хочешь? – отозвалась Салли Мерримен.

– Я не шучу.

– А если не шутишь, зачем просишь денег? Знаешь ведь, у меня нет ни цента. Он даже на мебель одолжил, мы по уши в долгах. На похороны и то придется в банке ссуду брать. А я, признаться, рассчитывала, что ты мне поможешь.

– Не смеши меня. Что мне такого Бен сделал, чтоб я стал ему помогать?

– И ты еще спрашиваешь? Да ты ему всем обязан: и в долю он тебя взял, и работу тебе нашел. Оказывается, в прошлом году он даже квартиру тебе оплачивал – я квитанции нашла. Но ты ведь всегда был неблагодарной скотиной. Даже сейчас, когда он в морге лежит, ты из него деньги тянешь. Дай тебе волю, ты бы и золотые коронки у покойника изо рта вырвал.

– И я еще неблагодарная скотина! – Возмущению Стэнли не было предела. В микрофоне разнесся его злобный смех.

Мой дорогой шурин в жизни не дал мне ни единого цента. Думаешь, он за мои красивые голубые глазки поселил меня в этой квартире? Или в долю взял? Если хочешь знать, всю историю с Мандевиллом провернул я, а не он.

– А как же иначе, ты ведь был у Бена подставным лицом, пешкой.

– Сама ты пешка! – набросился Стэнли на сестру. Голос у него срывался от ярости. – Я тебя, кукла, насквозь вижу. Таким, как ты, главное – побольше денег, а откуда эти деньги берутся, тебе наплевать. Мы с Беном в поте лица, можно сказать, трудились, всеми правдами и неправдами денежки зарабатывали, а ты их прикарманила, да еще делаешь вид, что сама тут ни при чем. Но меня не проведешь, хватит! Я уезжаю, и мне нужны деньги. Присвоила себе всю добычу и думаешь, я этого не понимаю. Давай-ка, раскошеливайся!

– Если б я «присвоила себе всю добычу», неужели, ты думаешь, я жила бы в этой дыре?

– И это ты называешь дырой? Ну-ка, давай сюда сумку, сука!

– Выбирай выражения, Стэнли Квиллан!

– Прости меня, сестричка. Будь так добра, передай, пожалуйста, свою сумочку.

Должно быть, она швырнула ему сумку, потому что я услышал, как шуршит у него в руках кожа и щелкает замок.

– Пусто. – Стэнли сник. – Где деньги?

– Да у меня сроду их не было. Ты свою долю получил и прекрасно знаешь, куда ушли остальные деньги: Рино, Лас-Вегас, биржа эта проклятая. На бирже ведь он все спустил.

– Ты мне только мозги не пудри. Биржа прошлым летом была. А сейчас что?

– Да ничего нет, об этом я тебе и толкую. От мандевиллских денег давно уже ничего не осталось. С тех пор и сидим на мели, не знаем, как с долгами расплатиться. А послушать Бена, так мы не сегодня завтра миллионерами должны были стать. – В ее голосе послышались язвительные и в то же время истерические нотки. – В Атертон, говорил, переедем, в Цирк-клуб вступим. Одно слово, что цирк! А теперь – ни денег, ни его самого.

– Бедная, разнесчастная вдовушка! Пожалел бы я тебя, да не верю. Ни одному твоему слову не верю!

– Не хочешь – не верь. Я тебе чистую правду говорю. Мало мне, что Бен мертвый лежит и фараоны на допросы тягают, – она всхлипнула, – так еще родной брат горло перегрызть готов.

– Брось, сестренка, не заводись. И потом, если разобраться, не такая уж Бен большая потеря. К тому же он тебя неплохо обеспечил.

– Тебя бы так обеспечили! Сижу без гроша за душой.

– Смени пластинку, малютка. Меня ведь не обманешь. – Слышно было, как Квиллан, тяжело сопя, ходит из угла в угол.

– Отстань от меня.

– Отстану, когда свою долю получу. Мне деньги позарез нужны. Не тебя одну допрашивают. Сейчас мне деньги нужней, чем тебе, – и ты мне их дашь, вот увидишь.

– Повторяю, в доме нет ни цента. Можешь сам поискать, если мне не веришь.

– Где ж они тогда?

– Кто они? – с деланным изумлением переспросила она.

– Кто-кто?! Деньги, доллары! Когда Бен вернулся из Сакраменто, он купался в деньгах.

– Ты имеешь в виду комиссионные за дом Уичерли? Да их нет давно. Большую часть заплатили агенту, который занимался продажей, а остальное пошло финансовой компании. Они хотели забрать машину. Короче, ты на эти комиссионные претендовать не можешь.

– Не о комиссионных речь. Я говорю обо всей сумме, о наличных, полученных за дом. Бен ведь специально ездил в Сакраменто за этими деньгами и получил их. От меня он все, понятное дело, скрыл, но мне про это одна маленькая птичка напела – она меня держит в курсе всех событий.

– Поменьше слушай птичек, они тебе такое напоют, сам не рад будешь. С какой стати было миссис Уичерли платить ему всю сумму, сам посуди?

– Только не изображай из себя большую дуру, чем ты есть на самом деле. Все равно не получится.

– Слушай, отвяжись, а? – сказала Салли, повысив голос. – И не стой надо мной. Своим упрямством ты напоминаешь мне отца.

– А ты мне – мать. Ладно, не будем спорить, сестренка. Пойми, я в безвыходном положении. Я не вру, часть денег – моя по праву. Ты же не хочешь зла родному брату.

– Раз ты в безвыходной ситуации, продай магазин или машину.

– Машина – дерьмо, подсунули черт знает что. А магазин даже аренду не окупает. И потом, продавать его – целая история, а у меня времени нет. Мне сваливать надо. Сегодня же.

– Опять что-то натворил? – Чувствовалось, что этот вопрос сестра задает брату не впервые. – Признавайся.

– Значит, Бен тебе ничего не рассказывал? Что ж, может, правильно сделал. Он не посвящал тебя в свои дела, и я не буду, а то еще проговоришься.

– За тобой гонится полиция?

– Пока нет, но скоро погонится. Сегодня днем ко мне в магазин наведался один частный сыщик. Следом за ним придут и другие.

– Их интересует Бен? – спросила слабым голосом Салли.

– И Бен тоже. То, что случилось с Беном, может случиться и со мной. – Стэнли хмыкнул. – Поэтому-то я и рву когти. Сегодня он, завтра я.

Скрипнул стул. Раздался женский вздох.

– Ты его убил, Стэнли?

– Ты что, спятила? – возмутился Квиллан, но, судя по голосу, он был даже польщен.

– Я серьезно, Стэнли. Скажи, ты его убил?

– Если б я его убил, меня бы здесь уже не было. Я бы в Австралию ехал. Причем первым классом.

– На какие деньги? У тебя же нет ни гроша.

– На денежки твоего муженька. А теперь кто-то их, видать, прибрал к рукам.

– Нечего на меня так смотреть. Я понятия про эти деньги не имею.

– Честно?

– Голову даю на отсечение, – как-то по-детски поклялась она. – В полиции мне сказали, что у него в бумажнике было всего четыре доллара.

– Четыре доллара? А пятьдесят тысяч не хочешь?

– С чего ты взял, Стэнли?

– Со слов Джесси. Я вообще-то не хотел тебе говорить, но раз уж зашел разговор...

– У него с Джесси что-то было?

– Я же тебе вчера сказал, что Бен за ней приударил. На днях, в мое отсутствие, он к ней заявился. Узнал я об этом от старухи Гирстон, жены управляющего, она его видела и все мне рассказала. А у Джесси я выяснил, что Бен хотел ее увести, подбивал с ним уехать, показал деньги, даже потрогать дал. Хвастался, что у него есть пятьдесят тысяч наличными, а будет еще больше.

– Вот подонок! Я так и знала, что он крутит любовь с этой тварью.

– До любви, положим, дело не дошло.

– И ты ей поверил?

– Джесси меня не обманывает. Она побоялась с ним уехать. Узнал я об этом только вчера вечером: двинул ей разок-другой – она и раскололась. Оказывается, она испугалась, что эти деньги краденые. Станут расплачиваться – их и схватят.

– Деньги были фальшивые?

– Нет, настоящие, но ворованные.

– Но ведь ты же сам сказал, что ему их дала миссис Уичерли.

– Это тебе не Нобелевская премия мира, чтобы просто так, ни за что давать.

– Может, миссис Уичерли в него втюрилась?

– Как бы не так.

– А может, Бен ее надул?

– Вот это похоже на правду.

– Значит, он получил с нее пятьдесят тысяч и мне ничего не сказал?! – Салли замолчала, словно бы свыкаясь с этой грустной мыслью. – Кому же тогда достались эти деньги? – вырвалось у нее.

– Я думал – тебе.

– Ты что же, решил, я его убила, а деньги прикарманила?

– Ты ведь не раз ему угрожала.

– Это верно, но я его не убивала. К сожалению. – Она так громко расхохоталась, что я от неожиданности вздрогнул. – Здорово нас с тобой провели, а, братишка? Мы друг друга стоим.

– Слушай, сестренка...

– У кого же теперь эти деньги, как по-твоему? – перебила она его.

– У того, кто его убил, я так понимаю.

– А кто его убил?

– Не знаю. Я думал – ты.

– Чушь собачья. Я уж грешным делом решила, что это старик Мандевилл его укокошил. Он ведь давно порывался. Но это тоже маловероятно. Полиция считает, что расправилась с ним банда подростков.

– Я рад за них, – обронил Квиллан с искренней завистью в голосе. – Слушай, сестренка, у нас есть возможность исправить положение. У Бена в конторе, в сейфе, хранится одна кассета. Съезди за ней, а?

– Какая еще кассета?

– Не все ли тебе равно? Привези мне ее. А я найду на нее покупателя.

– Какого покупателя?

– С деньгами. Эта кассета, малышка, больших денег стоит.

– Уж не собираешься ли ты кого-то шантажировать?

– Вроде того.

– Нет, меня в это дело не впутывай.

– Видали! Не впутывай ее! Она ведь у нас такая чистая, честная, неподкупная! – Стэнли рассвирепел. – Не валяй дурака, детка. А на что, спрашивается, ты жила последние полгода? Манной, что ли, небесной питалась?

– Отвяжись. Я тебе не Джесси, меня не испугаешь.

– Послушай. – Он опять взял себя в руки. – Ты же внакладе не останешься, мы с тобой оба не проиграем. Знать тебе ничего не надо. От тебя только одно требуется: съездить в контору и привезти мне кассету, которая хранится у Бена в сейфе. Она лежит в бумажном конверте – увидишь. Привезешь кассету – половина денег твоя.

– А срок тоже мы на двоих поделим?

– Никакого срока не будет, сестренка. Я отвечаю.

– И ответишь – только за себя одного. А меня в покое оставь.

– Так ты отказываешься?

– Темными делами сам занимайся.

– В таком случае дай мне ключи от конторы и код сейфа.

– Кода я не знаю, а ключи забрали фараоны.

– Неужели у Бена нигде код не записан?

– Может, и записан, но где, я понятия не имею.

– Какой же тогда от тебя прок?

– Все больше, чем от тебя. Ничтожество!

– Я тебе дам «ничтожество»!

– Что ты, что Бен – два сапога пара. Один миллионером собирался стать, другой – великим режиссером. А в результате я всю жизнь промучилась с двумя мелкими жуликами.

– Не смей называть меня мелким жуликом!

Хлопнула входная дверь. Что-что, а хлопать дверьми Квиллан умел. Затем взревел мотор.

«Альфу-ромео» мне было не догнать, поэтому я вернулся на Камино-Реал и остановился на стоянке, напротив конторы Мерримена. Вид у маленького домика был какой-то унылый, заброшенный.

Приближался вечер, а я не ел целый день и вдобавок, лежа на холодном плитняке, ужасно замерз. В ресторанчике при стоянке я заказал гамбургер и чашку кофе и стал слушать, как молодые люди за соседним столиком упражняются в выражениях, которые сделали бы честь самому отпетому преступнику. Ничего заслуживающего внимания в ресторане не произошло, если не считать того, что официант, который принес мне гамбургер, назвал меня «папашей».

Стэнли не появлялся.

Глава 18

В магазине его тоже не было, и я поехал в доходный дом «Конкистадор» и позвонил в квартиру № 1. Дверь мне открыл немолодой сухопарый мужчина в рубашке с засученными рукавами и с печатью неизбывной тоски на длинном лошадином лице.

– Мистер Гирстон?

– Я. – Голос у управляющего был ворчливый, как будто он не хотел ничего говорить, даже называть свое собственное имя. – Вы, надо понимать, тот самый джентльмен, о котором мне говорила жена. Интересуетесь верхней квартирой?

– Не столько квартирой, сколько квартирантами.

– Квартирантов нет. Квартира уже два месяца пустует.

– Как раз это меня и интересует. – Я сообщил ему свою профессию. – Есть здесь какая-нибудь комната, где мы могли бы спокойно поговорить?

– Смотря о чем. – Гирстон недоверчиво оглядел меня с головы до ног.

– Об этой девушке. – С этими словами я вынул из кармана фотографию Фебы. – Она пропала.

Он уставился на фотографию, которая постоянно видоизменялась в зависимости от того, кто на нее смотрел. Сейчас вид у девушки был какой-то рассеянный и немного побитый – точно у статуи, что много лет простояла под открытым небом.

– Что-то не припоминаю, – буркнул управляющий.

– А вот ваша жена ее сразу узнала. По словам миссис Гирстон, девушка в ноябре прожила несколько дней в квартире номер четырнадцать.

– Моя старуха любит сболтнуть лишнее.

– Она честный человек, как, надеюсь, и вы. Вы ведь честный человек, не правда ли, мистер Гирстон?

– Стараюсь быть честным, если только ради этого не надо в петлю лезть.

– Стало быть, вы узнаёте девушку?

– Кажется, да.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– В ноябре, как вы и сказали. Она выезжала из квартиры, и я помогал ей выносить вещи.

– А куда она ехала?

– В Сакраменто, к матери. Я задал ей этот вопрос, так как обратил внимание, что чемоданы у нее материнские. Она себя неважно чувствовала, вот я и помог ей снести вещи вниз. – Вид у Гирстона был такой, словно за этот поступок он ждал от меня благодарности.

– А что с ней было?

– Не знаю, живот, может, болел. Лицо у нее опухшее было.

– Вы не могли бы назвать точную дату?

– Попробую. Это было на следующий день после того, как моя старуха в больницу загремела. Попала она туда одиннадцатого ноября, пролежала две недели и три дня и двадцать восьмого выписалась. Я, между прочим, еще не всю сумму за больницу выплатил. – Гирстон замолчал на мгновение и со значением добавил: – А у родителей девушки деньжата водятся, верно?

– Кое-что есть. А вы откуда знаете?

– По ее туалетам. Моя старуха говорит, у нее вещи от Маньяна – модные, дорогие. И потом, вы же видели, как ее мать здешнюю квартиру обставила. Вас, кстати, ее мать наняла?

– Вся семья.

– А вознаграждение за дочку назначено?

– Тому, кто поможет ее найти, награда, уверен, обеспечена.

Тут Гирстона как подменили. Уверяя, что вознаграждение его нисколько не интересует, он повел меня в свой кабинет, находившийся в конце коридора, под лестницей. Мебели в кабинете было немного: старый сейф, бюро с откидной крышкой и вращающийся стул со сломанной спинкой. Включив зеленую лампу под зеленым абажуром, управляющий пригласил меня сесть, однако я остался стоять, облокотившись на дверь, чтобы видеть, кто входит в дом.

– Вспомните, пожалуйста, на чем девушка в тот день уехала, – попросил я. – На такси?

– Нет, на машине.

– На зеленом «фольксвагене»?

– Нет, если не ошибаюсь, на старом «бьюике». Ее увез какой-то мужчина.

– Вы его знаете?

На этот вопрос Гирстон ответил не сразу: порылся в лежащих на столе бумагах, нашел скрепку, не торопясь разогнул ее. При свете зеленой лампы лицо его, казалось, отливало старинной бронзой, и я почувствовал себя археологом, который производит раскопки довольно еще свежих захоронений.

– Так сколько, вы говорите, готовы заплатить ее родственники?

– Не знаю, мистер Гирстон. Думаю, вознаграждение будет соответствовать оказанной помощи.

– О'кей, – решился он. – Да, я его знаю. У нас с ним... одно время были деловые связи. Зовут его Мерримен, он был агентом по продаже недвижимости. Сегодня по телевизору показывали дом, где его убили.

– Девушка уехала с Беном Меррименом в ноябре?

– Совершенно верно.

– Они дружили?

– Думаю, да. Сюда ведь тоже он ее привез.

– Когда это было?

– В первых числах ноября. Мне он сказал, что она дочка миссис Смит и мать не возражает, если дочь поживет у нее в квартире. А мне-то какая разница, пусть живет, – не моргнув глазом солгал управляющий. – Квартиру ведь не миссис Смит, а Мерримен снимал, за нее было до конца года заплачено.

– И сколько времени девушка в этой квартире прожила?

– Неделю, может, чуть дольше. Все это время она сидела запершись – тихо, как мышка. По-моему, и на улицу ни разу не вышла.

– А Мерримен к ней наведывался?

– Почти каждый день заходил.

– У них был роман?

– На этот вопрос, мистер, я вам ответить не могу, – сказал Гирстон через силу, еле ворочая языком, словно верблюд. – В частную жизнь квартирантов мы не вмешиваемся, – добавил он, поджав губы.

– И все-таки, как вам кажется, мог у них быть роман? Это важно.

– Мог, почему нет. Сидел он у нее допоздна, продукты ей носил. Да и уехали они вместе – это тоже не случайно.

– Вы говорите, они поехали к ее матери в Сакраменто?

– Так они мне сказали.

– А кто именно сказал, девушка или Мерримен?

– Кажется, он. Да, точно, Мерримен.

– А о своих дальнейших планах они не говорили?

– Со мной – нет.

– Девушке не терпелось увидеться с матерью?

– Ей, по-моему, вообще все было безразлично. Вид у нее был совсем невеселый.

– А что вы можете сказать про ее мать? Вы же ее знаете?

– Конечно, она ведь у нас больше полугода квартиру снимала. С перерывами, правда. Миссис Смит с ее дочкой не спутаешь.

– То есть?

– Мамаша – дамочка хоть куда, боевая. Богема, что ж вы хотите. Все художники такие.

– А она художница?

– По ее словам, да. Сниму, говорит, квартиру, чтобы было где порисовать на покое. Я, правда, ни разу не замечал, чтобы миссис Смит картины писала. Да и вообще я ее редко видел. Квартиру ведь ей снял Бен Мерримен, он со мной вел переговоры, а не она. Иногда, бывало, я ее по целому месяцу не видал. Приедет, поживет и опять уедет. Да и держалась она очень незаметно.

– Она одна жила?

– Приезжала и уезжала одна.

– А гости у нее бывали?

– Наверно. Я за этим специально не слежу, но, куда вы клоните, понимаю. Вы хотите знать, навешал ли ее мужчина? – Последние слова Гирстон произнес, опять поджав губы, отчего вся фраза сделалась неприличной.

– И что же, навещал?

– Точно сказать не могу.

– А вы сами когда-нибудь видели ее вдвоем с мужчиной?

– Сейчас и не вспомню. Здесь ведь, знаете, сколько людей ходит. И днем, и ночью... Я за своими жильцами шпионить не нанимался.

– А мог этот человек быть Беном Меррименом?

– А почему бы и нет? – Управляющий отвел глаза, уставившись куда-то в угол, а потом вдруг спросил: – Скажите, а что случилось с Беном, мистер? По телевизору сказали, что его забили насмерть.

В это время хлопнула входная дверь, но вместо Стэнли в подъезд вошла молодая женщина в темной шляпе и в строгом костюме. Она закрыла за собой дверь, с минуту постояла, устало облокотившись на притолоку, а затем, встретившись глазами со мной, стала подыматься по лестнице. В кабинете у нас над головой застучали ее быстрые шаги.

– Так кто же убил Бена Мерримена? – повторил управляющий свой вопрос.

– А я вас хотел об этом спросить. Вы же его лучше знали, чем я.

– Друзьями нас с ним не назовешь, в гости мы друг к другу не ходили. Мне вообще, если честно, многое в нем не нравилось.

– Что именно?

– Он ведь был картежник, бабник, выпить любил. А я денег попусту не трачу и от таких, как он, стараюсь держаться подальше. У нас с Беном были сугубо деловые отношения.

– И как он в деле?

– Смышленый, может, даже чересчур. Чего он только не придумывал. Пару лет назад, например, когда квартир не хватало, он брал взятки с будущих квартиросъемщиков. Потом ему пришла в голову мысль приманивать квартирами потенциальных покупателей домов. Сдаст им квартиру, а потом говорит: если купите дом, квартплаты можете не платить.

– Он и с миссис Смит так поступил?

– Нет, ее квартира была оплачена до конца года.

– Она, кажется, оставила здесь свою мебель?

– Да, Мерримен сказал, что мебель ей не нужна. Такая мебель якобы не годилась для нового дома, который он ей присмотрел.

– Когда он вам об этом сообщил?

– Где-то в начале декабря. Позвонил и сказал, что миссис Смит с мебелью возиться не станет и я могу, если хочу, сдавать квартиру вместе с обстановкой. Тогда я и узнал, что после Нового года миссис Смит у нас жить не будет.

– А вы видели миссис Смит после отъезда ее дочери?

– Вроде бы нет. Но квартирой она могла воспользоваться и без моего ведома – до конца года она ведь принадлежала ей.

Странно. Получается, что миссис Уичерли переехала в отель «Чемпион», хотя в это время в ее распоряжении были и прекрасная квартира в Сан-Матео, и еще не проданный дом в Атертоне.

– А вы не знаете, почему она отсюда уехала, мистер Гирстон?

– Кто? Миссис Смит? Мать?

– Да. У нее были здесь какие-то неприятности?

– Да, действительно, теперь я припоминаю, она не поладила со своим соседом. Но это было еще весной.

– В каком месяце?

Управляющий наморщил лоб, а потом расправил морщины пальцами.

– В марте, кажется. В марте или в апреле. Обычно мы ведь с ней не разговаривали, раскланивались только, а тут врывается она ко мне в кабинет и заявляет, что мистер Квиллан за ней шпионит. У немолодых женщин, особенно если они на мужиках сдвинуты, это бывает. Она потребовала от меня, чтобы я его выгнал. А я ей говорю: не могу, права не имею, вам, дескать, показалось, можно подумать, у мистера Квиллана других дел нет. Слава богу, образумилась.

– Откуда вы знаете?

– Да она сама мне сказала. Подходит ко мне на другой день как ни в чем не бывало и говорит: «Я ошиблась, забудьте об этом». «А я уж и так забыл», – отвечаю. Нужна она больно мистеру Квиллану. У него и без нее девиц хватает.

– Что вы вообще можете о нем сказать?

– Жилец он тихий. Раньше, случалось, пластинки по ночам крутил, но я с ним переговорил, он и перестал. Нормальный, хороший парень, собственный магазин открыл.

Собственный магазин был и у Аль-Капоне.

– Квиллан сейчас дома?

– По-моему, еще не возвращался.

Я поднялся наверх, в квартиру Квиллана. Дверь мне открыла Джесси Дрейк. Увидев меня, она улыбнулась:

– Ну что, берете квартиру?

– Еще не решил. Сначала со Стэнли хочу поговорить.

– А разве он не в магазине?

– Нет, я проезжал мимо, его не было. Можно я его тут подожду?

– Мне бы не хотелось, чтобы он вас здесь застал. – Джесси потерла ушибленное плечо. – Прошлый раз я пустила сюда мужчину, и мне досталось.

– Бена Мерримена?

– Да. – Тут она напряглась и, подозрительно прищурившись, спросила: – А вы откуда знаете? Вам Стэнли сказал?

– От него дождешься.

– Вы сыщик?

– Частный. Не беспокойся, Джесси. Меня не ты интересуешь. Вчера, я слышал, Мерримен показывал тебе какие-то деньги?

– Они были краденые, я сразу догадалась, – прошептала она. – Я даже к ним не прикоснулась. Мне они не нужны. Ни он, ни деньги его.

– Мне безразлично, касалась ты их или нет. По мне, хоть ноги об них вытирай. Меня интересует другое: откуда эти деньги взялись. – «И куда делись», – добавил я, но про себя.

– А меня, думаешь, не интересует? Приходит Бен, значит, вчера ко мне, в стельку пьяный, и говорит: «Поехали в Мексику». Как будто это так просто: взял да поехал. «Мы, – говорит, – заживем там с тобой по-королевски». «На что?» – спрашиваю. Просто чтобы разговор поддержать. Тут он деньги мне и показал. Пачка такая, что слон бы поперхнулся, сотни банкнотов по сто долларов каждый. Целая сумка. – На лице у нее застыло испуганное выражение.

– Какая сумка?

– Небольшая черная кожаная сумка с его инициалами. «Я, – говорит, – только что из Сакраменто». И рассказывает, что по поручению одной женщины – я ее знать не знаю – он продал в Сакраменто дом и якобы так ей понравился, что она ему отвалила всю сумму, что ей за этот дом выплатили. «Мне, – Бен говорит, – дала наличные, а себе чек оставила». Чудеса какие-то! Что-то я не припомню, чтоб люди просто так деньги раздавали. Деньги ведь не дают, их берут, а если надо, с потрохами вырывают. Тут я и смекнула, что деньжата у него ворованные. То-то он вдруг в Мексику собрался! «Будем, – говорит, – всю жизнь там жить».