Текст книги "Когда мы потерялись в Стране снов"

Глава 47

Сьюзен отпускают на урок музыки.

Меня до конца дня оставляют в «курируемой изоляции» – на деле это означает, что я делаю домашку по французскому, пока мисс Биггс, с которой я никогда раньше не пересекался, проверяет какие-то работы и – судя по смешкам и хихиканью – сидит в Фейсбуке или где-то ещё.

Я должен выучить перфект.

J’ai dormi – Я спал.

J’ai rêvé – Я видел сон.

Je suis devenu fou – Я сошёл с ума.

Я снова нащупываю отметины на руке – вроде как заверяя себя, что я не совсем чокнулся. Их больше нет, как бы пристально я ни вглядывался. Мне что, всё это показалось, как показалось, что мне снится сон?

– Малкольм, – говорит мисс Биггс, – ваше домашнее задание написано у вас на руке?

Я опускаю рукав и снова смотрю на пятно на ткани: большая клякса неправильной формы.

Запах по-прежнему не выветрился: слабый, но отчётливый.

Я задумываюсь над всем этим и так глубоко погружаюсь в мысли, что вздрагиваю, когда слышу звонок.

15.30. Я свободен. Первое, что я вижу, когда включаю телефон, – сообщение от мамы.

Только что получила имейл от миссис Фаррух. Вечером поговорим.

Даже без «целую» в конце. Всё серьёзно.

По дороге к выходу я прохожу мимо библиотеки, и оттуда немедленно появляется Сьюзен. Я догадываюсь, что она ждала меня. Я не знаю, что сказать, кроме как:

– Привет.

Мы идём домой по Тайнской тропе, и долгое время никто ничего не говорит. Сьюзен как будто ждёт, но без нетерпения. Она, наверное, целыми днями может ждать. Она идёт достаточно близко ко мне, чтобы я мог почувствовать яблочный аромат её волос.

– Спасибо, – наконец говорю я, после того, как молчание начало казаться мне слишком уж неловким. Она кивает и снова ждёт. – Почему… почему ты всё это сказала? – спрашиваю я. – Ну знаешь, соврала ради меня? Я не думал, что ты можешь врать. Буддистские правила и всякое такое.

– Это не правило, Малки. Это рекомендация. А соврала я потому, что беспокоилась за тебя.

– Думаешь, я сошёл с ума?

Сьюзен выдерживает паузу, достаточно долгую, чтобы я понял, что «Да» – по меньшей мере часть её ответа. Но всё же она качает головой и говорит:

– Нет, – и это очень по-доброму с её стороны.

Потом она добавляет «но», но тут позади нас раздаётся голос, и это «но» остаётся висеть в воздухе.

– Привет вам обоим! Кеннет – глядите, кто это!

Мы разворачиваемся и видим Анди, которая толкает кресло-коляску со старым Кеннетом Маккинли. Рядом с ними лениво семенит Деннис.

– Кеннет. Видите, кто это?

Старик поднимает подбородок с груди и вглядывается в нас.

Анди говорят:

– Это дети, которые приходили на выходных, Кеннет. Сьюзен и Малкольм.

Услышав моё имя, он ещё немного приподнимает голову и повторяет то, что говорил в первый день нашего знакомства:

– Малкольм? Отличное шотландское имя, а, парень?

Говорит он тихо и неразборчиво.

– Сегодня у него не лучший день, правда, Кеннет?

В ответ старик кряхтит, а Анди наклоняется застегнуть ему плотную флисовую куртку. Я пытаюсь не смотреть в глаза Деннису, который при первой же возможности шлёпнулся на пузо, но явно подозрительно на меня поглядывает.

– Рады снова увидеться с вами, мистер Маккинли, – громко говорит Сьюзен.

– Я же не глухой, девица. Мне девяношто, но слышу я тебя отменно. – Он как будто опять превратился в ворчливого старикана.

Сьюзен, впрочем, это нисколько не смущает. Она приседает рядом с его креслом, берёт его костлявую руку в ладони и глядит ему в лицо, склонив голову на бок. Она говорит:

– В прошлый раз вы начали нам что-то рассказывать. Перед тем, как ваш сын – Ури – позвонил. Вы говорили о границах сознательного разума. Я надеялась послушать об этом побольше.

Старик косится на неё. Потом протягивает руку и стаскивает с себя очки с лиловыми стёклами. Вот только дужка очков цепляется за его большое ухо, и они отскакивают обратно. Он как будто пытается быть драматичным, но у него не до конца выходит.

– Я так рад, что вы помните, – говорит он, приосаниваясь и глядя на нас. Чувство такое, будто вокруг него рассеялась пелена тумана. – Выша учительница сказала, что вы любознательны и усердны. Я уже начал сомневаться. Я дошёл до предупреждения? Дошёл?

Предупреждения? О чём он нас предупреждал? Мы мотаем головами.

– Хм-м. Что ж, хорошо, Анди – думаю, этих двоих мы прихватим с собой. Пусть маленечко поглядят на барахло в сарае. То есть – до сих пор никто не проявлял никакого интереса, и может статься… может статься…

Остаток фразы теряется в приступе такого мощного кашля, какого я никогда не видел. Этот кашель исходит не из горла и даже не из груди: бедняга сотрясается всем телом, поднимая ноги с подставок для ног и пунцовея, всё кашляя, и кашляя, и кашляя, громче и громче. Он машет руками, будто пытается взлететь.

Анди держит его за узкие плечи, приговаривая:

– Ну, ну, Кеннет…

Покашляв ещё некоторое время, он затихает, и я искренне беспокоюсь, не умер ли он прямо на моих глазах, но проходит пара секунд – и старик со стоном делает глубокий вдох. Он откидывается в кресле, а Анди достаёт с полочки под сиденьем маленькую канистру кислорода, подносит маску к его лицу и говорит:

– Ладно, ладно, вот так.

И всё это время я чувствую липкий холод.

Барахло в сарае. Не мог же он иметь в виду?..

А что, блин, ЕЩЁ он мог иметь в виду, а, Малки?

Нет, нет. В сарае лежали и другие вещи. Он мог говорить о чём угодно. Горшки, лопата, банки со старой краской…

Нет, он имеет в виду пакет с тем, что ты украл, Малки. Ясное дело. Потому что у него над кроватью висит Сновидатор. Тебя выведут на чистую воду…

Пока старик жадно глотает кислород, Анди поворачивается к нам с печальным выражением лица.

– Простите, ребята. Вы, должно быть, перепугались. Через минутку он будет в порядке.

– Что с ним такое? – спрашивает Сьюзен, озвучивая именно тот вопрос, который мучал и меня.

Прежде чем ответить, Анди смотрит на Кеннета – он всё слышал. Он слегка кивает – видимо, давая разрешение, и Анди нам всё рассказывает. Я едва ли что-то понимаю: у него что-то «пульмональное», и «острое», и какой-то там «синдром», и много других слов.

Сьюзен сочувственно кивает, и я беру с неё пример.

Анди со стариком снова обмениваются взглядами. Анди говорит:

– Вам стоит знать и то, что прогноз, скажем так, не самый оптимистичный.

Кеннет стягивает маску с лица – которое стало нормального цвета. Он слабо улыбается.

– Многовато у меня именин было, вот в чём беда. Но все мы рано или поздно там будем, э? Но до этого я бы хотел ещё разок рассказать свою историю. На этот раз – новому поколению. Анди – сейчас мы пойдём домой, а ты, пожалуйста, достань пакеты из сарая.

О нет. Это оно. Вот только он сказал «пакеты». Во множественном числе. Может, он о чём-то другом говорит?

Анди пристально смотрит на меня.

– Ты в порядке, сынок? Ты что-то побледнел.

Она знает.

– А, да, я в порядке. Просто я немножко, знаете …

– Испугался? Понимаю. Не волнуйся, сейчас с ним всё хорошо. Правда, Кеннет?

– Кхм. О да. Я огурцом. А теперь пойдём, будь так любезна. Вы идёте, дети? Я хочу вам кое-что показать.

– Сейчас? – спрашиваю я.

– Ну конечно, – говорит Кеннет. – Как я сказал, времени у меня осталось немного.

И они ведут нас со Сьюзен к нему домой.

Глава 48

По дороге к дому Кеннета Маккинли я мысленно перебираю все возможные варианты развития событий. Сьюзен взяла поводок Денниса и даже не жалуется, когда ей приходится собирать огромную кучу его какашек в маленький чёрный пакетик, который даёт ей Анди. Честное слово – тут по размеру лучше подошёл бы пакет из супермаркета. Сьюзен гладит Денниса по голове и называет «хорошим старым мальчиком», а Деннис стучит хвостом по её ногам. Я для надёжности держусь от него подальше.

Мы со Сьюзен вместе с мистером Маккинли и Деннисом ждём в гостиной, а Анди уходит в сарай. Я в ужасе.

Она возвращается, держа в руках бумажный пакет.

– Принесла, Кеннет!

Голос у неё радостный. Она притворяется? Я вглядываюсь в её лицо, но по нему невозможно ничего прочитать. Они переговариваются – не то чтобы шёпотом, но довольно тихо, как будто мы со Сьюзен не должны ничего подслушать.

– Только один? Если я правильно помню, было два. Я ещё не совсем свихнулся.

– Да. Только этот – с видеокассетой.

– А другой? Со Сновидаторами?

Это слово! Меня словно током пронзает.

Я кошусь на Сьюзен – она разглядывает фотографии на столике. Пожалуй, впервые за всё время нашего знакомства она не сосредоточена на происходящем вокруг, а увлеклась чем-то посторонним.

– Не видела его, Кеннет. – Голос Анди звучит несколько безразлично. Теперь я уверен, что это наигранно. Она поправляет подушку под спиной старика. – Вряд ли он где-то далеко. Завалился за полку, скорее всего. Потом отодвину вещи и достану.

Кеннет недовольно кряхтит.

– Уж надеюсь. Это были два последних в мире экземпляра, насколько мне известно. Ну, если не считать оригинала… – Он умолкает и опять начинает кашлять, а потом ненадолго закрывает глаза, ничего не говоря. Открыв их, он снова раскашливается и наконец произносит: – Боюсь, я очень, очень устал. Чувствую я себя совсем не хорошо, если быть до конца честным. Спасибо, что пришли. Возьмите кассету с собой и маленько посмотрите, э? Продолжим в другой раз. Анди вас проводит.

– Мистер Маккинли? – говорит Сьюзен. Она взяла со столика какую-то фотографию. – Это вы? С… «Битлз»? – Я смотрю на выцветший снимок: молодой Кеннет Маккинли, с длинными светлыми волосами и в мешковатой хлопковой одежде, стоит среди других людей, у большинства из которых бороды, усы и бусы… Может, я и не узнал «Битлз», но Сьюзен такие вещи подмечает.

Старик слабо кивает.

– Да. Я периодически пересекался с ними. Особенно с Джорджем. Он очень интересовался моей работой. В 1962-м я ездил с ними в тур. Я был в гостях у Пола, когда он написал ту песню, «Пусть будет так». Возможно, я стал первым, кто её услышал… – Его голос превращается в почти неслышный шёпот, а потом в новый приступ кашля, и тут вмешивается Анди:

– Вам двоим пора.

В коридоре Анди указывает на плакат в рамке:

– Ему есть что рассказать тем, кто хочет слушать.

ДОМ КУЛЬТУРЫ ГОРОДА КЕРКОЛДИ

ТАНЦЕВАЛЬНЫЙ МАРАФОН ДЛЯ

МОЛОДЁЖИ!

23 октября 1962

С УЧАСТИЕМ

РИККИ ГРОМА И

ВСПЫШЕК МОЛНИЙ

плюс новые поп-звёзды из Англии

БИТЛЗ

А ниже, гораздо мельче, написано:

На разогреве

ГАРМОНИКИ ДЖЕРРИ МУРАДА

‘Сумасбродная музыка из США’

КЕННЕТ МАККИНЛИ

«Мистик Северо-Шотландского нагорья»

Анди протягивает пакет Сьюзен.

– Он хочет, чтобы вы это посмотрели. – Внутри лежит старая видеокассета – чёрный пластиковый футляр с прозрачным окошком, через которое виднеется плёнка. – Это VHS. У вас есть плеер, чтобы это включить?

Сьюзен кивает.

– Да. Моя бабушка смотрит старые фильмы на таких кассетах. Что на ней?

Анди пожимает плечами.

– Никогда не смотрела. Я бы особо не вникала. Скорее всего, его старые мистические хипповские бредни.

Глава 49

С того момента, как я спросил Сьюзен, не сошёл ли я с ума, а она ответила «нет», а потом добавила «но», которое осталось висеть в воздухе, потому что нас окликнула Анди, прошло не так много времени. Я всё думаю об этом, гадая, не попросить ли её закончить мысль. Наверняка она скажет что-то в духе того, что говорила раньше: знаете, «от этого в голове может что-нибудь повредиться» и так далее.

Как выяснится, скоро всё станет понятнее, но не то чтобы в хорошем смысле.

К дому Сьюзен ведут задние ворота, расположенные в переулке почти в конце моей улицы, которые – до недавних пор – были настолько заросшими сорняками, что их не было толком видно. Это те самые ворота, через которые Сьюзен выпустила меня, когда мы только встретились, перед началом семестра.

Тем вечером, когда я перепрыгнул через забор к ним в сад, я не очень-то разглядывал дом. Так что, если бы меня спросили, я бы предположил, что он большой, с высоченными окнами и просторной верандой – всё в таком духе. Жутковатый, пожалуй, и слегка разваливающийся.

На деле всё оказывается совсем не так. Да, дом большой, но современный и ровный. Он совершенно не вписывается в огромный заросший участок, но определённо разваливается – хоть что-то совпало. На черепичной крыше виднеются участки зелёного мха, а в центре она немного прогибается; одно из окон заколочено. Стены разрисованы граффити. Сорняки торчат повсюду: на тропинке, на клумбах. На краю лужайки тлеет в углублении небольшой костёр, от пепла поднимается тонкий завиток дыма.

Я вспоминаю, со вспышкой стыда, как сказал Сьюзен, что она якобы живёт в большом доме. Дом-то большой, но очень запущенный и ни капли не роскошный.

Мне очень, очень не хочется здесь находиться. Для начала, после школы я должен отправляться прямиком домой. У мамы дополнительная смена на работе. Она написала «Вечером поговорим», и вряд ли это будет весёлый разговор. Более того, я должен быть дома, когда Себ вернётся со своей вратарской тренировки, а у меня неприятностей и так по горло.

Впрочем, ключ у него есть. Несколько недель назад я бы с уверенностью сказал, что он меня сдаст. Теперь же мне придётся на него положиться…

Сьюзен, идущая впереди, болтает что-то, как будто она взрослая и проводит мне экскурсию.

– Мы здорово продвинулись. Тут было просто ужасно, когда мы въехали, но мамуля считает, через пару недель всё будет в лучшем виде.

Её мама. Я никогда её не видел, но с другой стороны… с чего бы мне?

– Она дома? Твоя ма? В смысле, мама?

– Она уехала в Лондон на кое-какие встречи. Возможно, папуля вернётся домой. То есть это я говорю «домой»: он здесь никогда не жил. – Секунду мне кажется, что она собирается рассказать о своём папе побольше. Теперь мы стоим у передней двери, свежевыкрашенной в элегантный тёмно-синий цвет. Сьюзен прикусывает губу и кидает на меня быстрый взгляд. – Он, эм… – Она умолкает, потом начинает снова. – Дом был довольно запущенный. Но мы только такой смогли себе позволить после… после того, что случилось.

Она пытается мне что-то рассказать? Я смотрю на неё, но она уже открывает дверь.

Я вхожу, и у меня немедленно появляется чувство, будто меня укутывают в толстое одеяло. Я стою в маленькой прихожей, заполненной комнатными растениями, а дальше виден тёмный коридор со старым потёртым ковром. И пахнет в доме как-то по-особенному. В воздухе витают запах чистящих средств и тёплые успокаивающе ароматы специй, напоминающие мне дни, когда мама готовит карри.

– Обувь! – командует Сьюзен, и я снимаю ботинки. Она поднимает их и аккуратно ставит на обувницу, а потом вручает мне пару серых фетровых тапочек из ящика. Наверное, она заметила выражение моего лица, хоть я и пытаюсь изо всех сил сделать вид, что ничего необычного не происходит. Она полуухмыляется, как всегда.

– Это всё мамуля. Она немножко, эм… категорична насчёт подобных вещей. – Сьюзен делает вдох, и я понимаю, что она собирается рассказать мне больше, но в эту секунду со второго этажа раздаётся пронзительный старческий голос Молы, говорящий что-то на тибетском. Сьюзен вопит что-то в ответ, и, когда наши взгляды встречаются, мы оба понимаем, что момент упущен.

Сбоку от коридора расположена комнатушка, в которой темным-темно, когда Сьюзен открывает дверь, а когда она щёлкает выключателем, тусклый свет озаряет древний на вид бархатный диван, обращённый к огромному экрану.

– Ого! Домашний кинотеатр! Ты здесь смотришь телик?

Я забываю, что телевизором она, скорее всего, не пользуется.

– Не совсем. Это здесь было, когда мы въехали. Но кино здесь смотреть здорово. Мола тут включает свои старые индийский фильмы.

Она указывает на полку со старыми видеокассетами в ярких коробках.

Я сбит с толку.

– Я думал, она с Тибета?

– Да. Только тибетских фильмов почти нет, а китайские она не смотрит, так что любит эти, на хинди с английскими субтитрами, если удаётся раздобыть.

– Ого, – говорю я. – На скольких языках она говорит?

– На уйме. На тибетском, ясное дело. На ладакхском, языке её детства. На кантонском, если приходится. Немного на хинди и на непальском. На английском… – Сьюзен поворачивается к шкафу. – Дай мне минутку, я всё включу.

Она открывает шкаф – внутри обнаруживаются самые разные похожие на коробки устройства с торчащими проводами. Я вижу, что один из них – это DVD-плеер, но остальные распознать не могу.

Я осторожно достаю парочку кассет с полки. Некоторые названия написаны волнистыми буквами, которых я не понимаю. Другие я могу прочитать, потому что буквы у них такие же, как в английском, но понять всё равно не могу. На одной коробке нарисованы молодые люди, с любовью глядящие друг на друга. Сьюзен аккуратно забирает у меня кассету.

– Мола любит романтические фильмы! Правда, Мола?

Старушка стоит в дверном проёме, наблюдая за нами и улыбаясь.

– А! Это мой любимый Сонный мальчик! – радуется она. – Как хорошо, что ты пришёл к нам в гости! Смотрите фильмы? – Она указывает на кассету, которую я держу в руках. – Этот я люблю больше всего. Такая замечательная история. Я смотрю его по меньшей мере раз в год. Что сейчас смотреть собираемся?

Сьюзен достаёт кассету из пакета и показывает её бабушке.

– Это старая VHS, которую нам одолжил мистер Маккинли. Помнишь – тот пожилой человек, которого мы навещали? Малкольм вот хочет узнать, что на ней.

Мола прищуривает маленькие глазки.

– Может ли оно оказаться… ох… неподходящим для детей, а? Вдруг оно слишком жестокое или, или… неприличное, или что-то ещё, нет?

Сьюзен задумывается на мгновение, а потом говорит:

– Мола, это… это часть школьного проекта по общественному труду. – Она поворачивается ко мне. – Правда, Малкольм?

– Да! – говорю я с преувеличенным энтузиазмом, но, кажется, Мола этого не замечает. – Да, это для школы.

Мола недоумённо хмурится.

Сьюзен объясняет:

– Домашнее задание, Мола.

– А! Домашнее задание! Хорошая девочка! Ты должна делать много домашнего задания, чтобы стать дипломатом, как твой pha. Ты тоже любишь домашнее задание, мальчик?

А, это она мне.

– Эм… я… эм-м…

– Малки обожает домашнее задание, Мола. Правда, Малки?

Пожилая леди одобрительно кивает и подмигивает мне, как будто она и не сомневалась, что я обожаю домашнее задание. Как бы не так.

– Я так и знала! Сьюзен всегда выбирает очень умных друзей. Очень хорошо. Но я посмотрю с вами, вдруг там что-то неприличное. – Она тяжело усаживается. – А теперь принеси мне чай, потому что ты очень хорошая девочка, Сьюзен. И масляный пирог. И ещё одну подушку.

Я сажусь на потёртый бархатный диван, пока Мола улыбается мне в молчаливом восторге, что Сьюзен завела друга, который обожает домашнее задание.

Глава 50

Сьюзен зачитывает сделанную от руки надпись на наклейке.

– Тут написано: «Шотландия: громкая и живая – май 1981». – Она вставляет кассету в плеер и нажимает «Воспроизведение».

Картинка слегка нечёткая, цвета слишком яркие и размытые, да и звук не очень, но всё работает.

Программа начинается с музыкальной заставки, которую как будто исполняют на аккордеоне, и фотографий шотландских видов – холмов, замков и того знаменитого моста, а ещё оленя с рогами и всякого такого прочего. Потом появляется название программы – большими клетчатыми буквами:

ШОТЛАНДИЯ: ГРОМКАЯ И ЖИВАЯ

ВЕДУЩИЙ РОББИ ФЕРГЮСОН

По освещённым ступеням в телестудию спускается улыбающийся мужчина, и аудитория аплодирует и ликует. У него густые обвислые усы и длинные волосы, прикрывающие уши. Одет он в мешковатый тёмно-зелёный костюм с крошечным узким галстуком, и даже если бы я не знал, что это передача из 1980-х, я бы и так понял, что она древняя.

– …подготовили для вас замечательную программу! Я встречусь с женщиной из Данди – обладательницей самой большой в Шотландии коллекции антикварных баночек для джема, а наш сногсшибательный репортёр Донни Грейг тем временем сбивается с ног, выясняя, как люди по всей стране готовятся к королевской свадьбе, и сегодня он находится в Галашилсе, в прекрасном округе Скоттиш-Бордерс. Ты здесь, Донни?..

– Это та передача? – спрашиваю я Сьюзен.

– Во что, ради всего святого, он одет? – восклицает Мола. – Он выглядит, как огромный…

– Ш-ш… смотрите.

Камера возвращается к Робби Фергюсону.

– …мой первый сегодняшний гость. Многим из вас известный как Мистик Северо-Шотландского нагорья, Кеннет Маккинли почти два десятилетия гастролировал по шотландским театрам с замечательным представлением, сочетающим телепатию, левитацию и – о да! – капельку мистики, и оно было так поразительно, что многие люди начали думать, что это всё правда! Перед тем как исчезнуть из поля зрения общественности, он подружился со многими знаменитостями, такими, например, как «Битлз». А теперь он вернулся. Вот небольшой отрывок из его представления в театре «Павильон» в Глазго десять лет назад…

На экране появляется сцена, на которой мужчина – в нём легко узнаётся Кеннет – в килте говорит со стоящей с ним рядом женщиной. Запись чёрно-белая.

– А теперь, Морин, – говорит Кеннет со своим мелодичным шотландским акцентом, – я бы хотел, чтобы вы взяли меня за руку. – Женщина так и делает, и они вдвоём стоят бок о бок. Другой рукой Кеннет тянется к свисающему с его ремня короткому мечу, и я резко вдыхаю.

– Смотри, Сьюзен! Это… это та штука, которая висела у него на кресле!

В этом не может быть сомнений. Камера показывает крупным планом резную рукоять.

– В другую руку возьмите мой дирк, Морин, вот так, а когда я велю, медленно поднимайте его.

Кеннет роняет голову на грудь, будто заснув. Проходят секунды, театральный оркестр играет медленную, жутковатую мелодию.

– Поднимайте кинжал, Морин. – Она поднимает, и Кеннет, драматично вскидывая голову и распахивая глаза, велит: – Взлететь!

Морин ахает. Ступни Кеннета, всё ещё держащего женщину за руку, немного приподнимаются над сценой. Сантиметр, два, три. По залу прокатывается волна аплодисментов, становящихся всё громче. Ноги Кеннета оторвались от пола уже по меньше мере на десять или пятнадцать сантиметров. Он взлетел!

– Вот это да! – затаив дыхание, произносит Мола.

Кеннет на экране поднимает голову и говорит:

– Теперь, Морин, пожалуйста, проведите надо мной и за мной рукой, чтобы убедиться в отсутствии лески или чего-то подобного. И осторожнее с моим дирком! – Она проводит рукой вокруг него. Толпа снова аплодирует.

Кеннет медленно опускается, пока обе его ступни не оказываются снова на сцене. Он благодарит Морин, суёт кинжал обратно в ножны, с достоинством благодарит публику за аплодисменты и напоследок говорит:

– Леди и джентльмены. Сила разума – удивительная вещь. Спасибо за внимание!

Изображение снова становится цветным, и в кадре появляется Робби Фергюсон в своей студии.

– Что ж, это было тогда, а теперь, спустя десять лет, он прилетел к нам снова, чтобы рассказать о своей новой затее! Встречайте, мистик Северо-Шотландского нагорья собственной персоной, Кеннет Маккинли!

И вот он – в своём килте, со спорраном и дирком, спускается по ступенькам в студию к диванчику для гостей. Он улыбается в ответ на аплодисменты и держит точную копию странных устройств, которые прямо сейчас висят в изголовьях наших с братом кроватей: Сновидаторов.

– Ого! Он так молодо выглядит! – говорит Сьюзен. – Что это у него такое в руках?

Я не отвечаю.

Интервью проходит не очень гладко. Ведущий передачи как будто вознамерился высмеять Кеннета и выставить его в дурном свете, и Кеннету, судя по всему, чрезвычайно некомфортно, а аудитория явно радуется колкостям.

Для начала Робби Фергюсон встаёт лицом к Кеннету, сидящему на диване.

– Можно я начну с того, что покажу тебе, как умею летать? – говорит он, и зрители прыскают. Кеннет благожелательно улыбается в ответ, но вид у него немного настороженный.

– Встань, – говорит ведущий, – хочу, чтобы ты был Морин. Возьми меня за руку, пожалуйста!

Зрители смеются. Ведущий слегка поворачивается, чтобы встать иначе, чем Кеннет, который обращён к залу лицом. И в тот момент, прямо как делал Кеннет на записи, Робби Фергюсон взлетает – самую малость поднимается над полом, но аудитория ахает и ликует. Выглядит потрясающе.

Но тут он слегка дёргано поворачивается, пока не оказывается к залу лицом – и все заливаются смехом, видя, в чём его фокус, а камера показывает крупным планом его ноги. Ведущий балансировал на пальцах одной ноги, торчащей из подошвы его ботинка. Зал воет от хохота при виде этого простого фокуса.

– Ну же, Кеннет – признайся! Ты так это делал, а? Старый добрый трюк. Я попросил наших работников сделать мне специальные ботинки! – Голос у ведущего весёлый, но в нём сквозит какая-то нехорошая насмешка. Лицо Кеннета застывает в холодной улыбке.

– Что ж… – он медлит, – это один из способов, но заверяю вас…

– Не волнуйся, Кеннет. Я знаю правила. Ты не можешь раскрыть своих секретов. – Робби выдерживает комическую паузу и дерзко смотрит в камеру. – Поэтому я раскрою их вместо тебя! – В зале снова хохочут, камера показывает Кеннета, которому явно неуютно.

– Это несправедливо! – восклицает Сьюзен. – Кеннет не так это делал!

– Ш-ш, Сьюзен, – говорит Мола.

Робби Фергюсон продолжает:

– Ох, не обращай на меня внимания, Кеннет. Просто маленько шуткую с тобой, э? Скажи же мне, о мистик Северо-Шотландского нагорья, – что ты принёс к нам на передачу?

Кеннет улыбается с явным облегчением, что тема сменилась, и демонстрирует собравшимся своё приспособление. Зал ахает: «О-о-о-о!»

– Это, – говорит Кеннет, – моё последнее изобретение. Я называю его…

– Кажется, ты называешь его «Сновидатор». У-у-у-у-у! – Ведущий произносит это преувеличенным драматическим тоном, который ясно даёт понять, что он считает это бредом, и зал хихикает. – А что он делает, Кеннет?

– Ну, как ясно из его названия, он позволяет использующему контролировать свои сны, так что…

Робби Фергюсон снова перебивает его.

– То есть ты говоришь, что можешь видеть во сне что захочешь, и всё это благодаря этим махоньким кристаллам. – Он протягивает руку и хватает один из плетёных шнуров с привязанным кристаллом.

– Что ж, дело не только в этом, Робби. Видите ли, философия, стоящая за этим приспособлением, основывается на моих продолжительных исследованиях ряда древних культур. Многие из нас обладают способностью, при помощи различных практик и медитаций, управлять своими снами и проживать их как будто наяву. Что Сновидатор делает, так это берёт эту природную способность – которую очень сложно обрести – и делает её доступной практически для всех. Используя уникальные свойства вот этих кристаллов, он создаёт вокруг спящего неощутимые вибрации, а в сочетании с древними силами пирамидок…

На лице ведущего написаны скука и разочарование. Он перебивает:

– Ну ясно. Можешь доказать, что это работает, Кеннет?

Следует долгая пауза, зал опять хихикает.

Кеннет отвечает:

– В подобных случаях предоставить доказательства довольно сложно, Робби, так что я бы сказал…

– Значит, ты не можешь ничего доказать?

– Что ж, я знаю, что со мной это работает, и…

– Ну конечно ты так скажешь! Ты же их продаёшь!

Теперь зал откровенно смеётся, и Кеннет с раздражением смотрит на зрителей.

– Ненавижу этого дядьку! – говорит Сьюзен. – Он его травит!

– За сколько ты продаёшь их, Кеннет?

– Что ж, как только начнётся массовое производство, я ожидаю, что они будут стоить в районе двадцати фунтов.

Теперь зал ахает. И я тоже.

– Всего-то? – спрашиваю я Сьюзен.

– Это 1981, – быстро говорит она, не сводя глаз с экрана. – Сейчас это было бы гораздо больше. Ш-ш.

– … ты говоришь, что ещё не начал их делать? Ты ожидаешь, что люди будут отдавать двадцатку за то, чтобы управлять своими снами, и даже не можешь доказать, что оно работает?

– Мы изготовили несколько прототипов, но полномасштабное производство…

– Кеннет, при всём уважении. Ты нравишься мне как Мистик Северо-Шотландского нагорья, но я скажу тебе вот что. Если ты сможешь убедить людей отстегнуть двадцать своих кровных шотландских фунтов за кучу ниток и пару камней – это будет твой лучший фокус!

Он ухмыляется залу, который опять воет от смеха. Кеннету ничего не остаётся, кроме как улыбнуться и притвориться, что это очень смешная шутка. Но на крупном плане видно, что глаза у него влажные.

– Это никакой не фокус! – говорит он, сдерживая дрожь в голосе. – Человеческий разум таит в себе столько тайн, что нам и не снилось…

– Он что… он плачет? – спрашиваю я.

– Судя по всему, да, – отвечает Сьюзен.

Робби Фергюсон завершает интервью.

– …большой молодец и большой затейник. Леди и джентльмены – Кеннет Маккинли!

Камера берёт крупным планом лицо Кеннета и его жалкую растерянную улыбку, а зал из вежливости аплодирует.

Сьюзен перематывает вперёд оставшуюся часть программы. Кеннет больше не появляется. Пробегают титры, и экран чернеет. Сьюзен уже подняла пульт, чтобы нажать «Стоп», когда картинка снова появляется, и я говорю:

– Стой! Давай посмотрим, – и она жмёт «Воспроизведение».