Текст книги "Когда мы потерялись в Стране снов"

Глава 74

Даже в своём полупроснувшемся состоянии, запутавшись в одеяле, я знаю, что если закрою глаза, то смогу вернуться в тот же сон. Я снова усну. И крокодильи зубы опять будут впиваться в мою ногу, и я опять проснусь…

Эта мысль ещё сильнее бодрит меня, и через несколько секунд я совсем просыпаюсь. Сна ни в одном глазу. Я вижу пустую кровать Себа, сквозь тонкие занавески с лошадками сочится лунный свет, надо мной светится синий круг Кеннетова Сновидатора, часы на телефоне показывают…

04.28.

В голове у меня по-прежнему туман. Я не помню точно, когда уснул, но это было не так давно. Я читал «Пещерного мальчика Коби» и задремал.

Я упустил свой шанс, не так ли?

Даже хоть я и устал практически до тошноты, я не уверен, что смогу снова уснуть. А если смогу, то что? Кажется, управлять снами я больше не в состоянии. Я вытаскиваю ноющую ногу из-под одеяла. Она мокрая от пота… но как будто не только от пота. Ещё она немного липкая, но мне ничего не разглядеть в темноте, так что я включаю ночник – и ахаю от ужаса.

Из трёх глубоких, треугольных ранок на моей лодыжке, там, где Катберт меня укусил, сочится кровь. Она стекает по ноге на простыню, так что я встаю и ковыляю в ванную.

Теперь я здорово встревожен и решаю, что лучше всего смыть кровь под душем. Потом возьму полотенце и крепко перебинтую ногу.

Я замечаю, что оставляю за собой цепочку багровых капель. Душевая занавеска задёрнута, скрывая ванну. Я быстро отодвигаю её и —

КРИЧУ!

Истошно и долго.

В ванне, со скрещенными на груди руками и в ярком сине-зелёном килте, лежит тело Кеннета Маккинли. Он открывает глаза и медленно садится, поворачивая голову в мою сторону, пока не встречается со мной взглядом.

– Ох, прошу прощеньица, паренёк. Это личный сон или кто угодно может присоединиться?

Я разеваю рот, но не могу выговорить ни слова.

– Ложное пробуждение, – говорит Кеннет. – Опять. Тебе снится сон во сне. Опять. Удивлён, что ты второй раз попался. Ты что, не замечал знаков?

– Нет… нет. Я… я… Мои часы! Время, цифры… всё было нормально.

– Ох ты ж, паренёк. Это явно не к добру. – Он качает головой. – Твой разум теряет связь с реальностью. О-ох, тут маленько тесновато. Как в проклятущем гробу. – Кеннет поднимается и разминает спину, и его резной дирк стучит по кранам.

– Вы разве не… – Я запинаюсь, потому что мне трудновато подобрать правильные слова. Раньше мне не приходилось никому задавать такой вопрос. – Вы разве не умерли?

Он смотрит на меня со странной полуулыбкой на лице.

– Ох, да, Малкольм. Боюсь, что да. Мертвее мёртвого.

– Значит… вы призрак?

Он вылезает из ванны и становится со мной рядом.

– Давай… потрогай мою руку. Видишь? Если бы я был призраком, твоя рука прошла бы прямо насквозь, правда? Нет, тебе просто снится сон, паренёк.

– Но… вы не выглядите мёртвым.

– Разве? Я рад это слышать, очень рад. – Он глядится в зеркало над раковиной и приглаживает волосы. Потом ухмыляется мне, глядя поверх своих фиолетовых очков.

– Вы в порядке? Это…

– В порядке? Я мёртв, Малкольм! Я настолько не в порядке, насколько только может быть человек.

– Я… я не понимаю.

– Конечно, нет. Это сон! Где всё логичное, рациональное, здравое и упорядоченное уступает место странному и невероятному. Но дело вот в чём, Малкольм, – мы в Стране снов. А в Стране снов я живее всех живых. Только то, что это сон, не значит, что это нереально, друг мой Малки.

– Мола говорила почти то же самое! – восклицаю я.

Это его явно не впечатляет.

– Хм-м. Неужели? Однако помни, Малкольм: это твой сон, не мой. Вот только беда в том, что, судя по всему, ты больше не можешь им управлять. У Сновидаторов всегда был этот недостаток: управляющего элемента не хватало надолго. Вели своей ноге прекратить кровоточить. Давай.

Я смотрю на свою всё ещё кровящую ногу.

– Прекратить кровоточить! – тихо говорю я. Не срабатывает.

– Видишь? Ты в своём собственном сне, это как пить дать. Но теперь ты во власти своего подсознания.

Я отрываю полосу от полотенца и оборачиваю её вокруг укуса.

– Это плохо? – спрашиваю я.

Кеннет вздыхает.

– Это определённо не хорошо. Мне жаль говорить об этом, но в связи с моей кончиной, настигшей меня маленько раньше, чем я ожидал, я не успел тебя предупредить. Зато, что не может не радовать, твоё подсознание дало мне в последний разок посетить загадочное измерение Страны снов, так что всё не совсем уж плохо. Думаю, тебе придётся просто отпустить ситуацию и действовать по обстоятельствам. А теперь давай, у нас осталось не так много времени, прежде чем ты проснёшься естественным образом, нечего тут стоять и трепаться. Он направляется к двери из ванной.

– Стойте! – говорю я, и он оборачивается. – У нас же всё получится, правда? В смысле, получится спасти Себа?

Он опускает очки и смотрит на меня поверх них.

– Это, Малкольм, целиком и полностью зависит от тебя.

Кеннет распахивает дверь и манит меня следом – и вот я опять в пещере Коби.

– А теперь, – говорит Кеннет, – иди за мной и готовься снова встретиться с тем крокодилом.

Мне становится дурно.

– С Катбертом? Почему?

– Потому что у меня есть чувство, что пока ты не убьёшь его, он от тебя не отвяжется.

Глава 75

Снаружи устье пещеры выглядит в точности так же, как раньше – в чистом небе парит дирижабль, прохладный ветер взбивает барашки на волнах залива. Я поворачиваюсь к Кеннету, который кажется гораздо моложе, чем когда был…

… это прозвучит странно, но я всё равно скажу…

Он кажется гораздо моложе, чем когда был жив.

Он стоит в устье пещеры, уперев руки в бока и подставив лицо ярким осенним лучам, и ветер треплет его килт.

– Что нам делать, Кеннет? – спрашиваю я.

Он не отводит взгляда от неба.

– Почему ты всё время спрашиваешь меня, паренёк? Это твой сон.

– Да, но просто… понимаете, я не знаю, что делать, и подумал, может, знаете вы.

Он смотрит на меня и говорит:

– Нет. Ты главный, или по крайней мере твоё подсознание, а прямо сейчас это всё, что от тебя осталось. Так уж всё устроено.

Я начинаю паниковать и слышу, что мой паникующий голос становится громче и выше.

– Но это вы сделали Сновидатор: вы должны знать!

– Ох, я уже давно толком не управлял своими снами. Я использовал его, чтобы встречаться с Ури, вот и всё. Я просто позволял своему спящему мозгу делать что ему заблагорассудится, и, знаешь, – как вы, молодёжь, говорите – плыть по течению.

– И это работало? Всё было хорошо?

– Да, было, – говорит он, медленно расплываясь в улыбке. – А теперь я снова встречу сына.

– О, – говорю я. – Конечно.

Кеннет пристально смотрит на меня.

– Не обессудь, но для того, кому предстоит работёнка, ты многовато болтаешь.

– Вы бежать можете? – спрашиваю я.

В ответ Кеннет несколько раз подскакивает на месте, а потом пускается бежать по пляжу, как кто-то гораздо моложе его лет, вскидывая шишковатые колени и взбивая песок чёрными блестящими ботинками со шнурками.

Я догоняю его, здорово прихрамывая, а потом второй раз за час бегу по каменистому склону туда, где через 10000 лет будет стоять башня с часами, через низкие пыльные заросли возле ещё не существующего паба «Голова турка», пересекая то место, где когда-то будет прибрежная дорога, и к широкой долине, ведущей к Каньону Заварного крема, а потом наконец к Подливочному озеру, возле которого однажды раскинется парк Марден Куорри.

Мне по-прежнему хочется проверить, могу ли я управлять сном.

– Взлететь! – кричу я и расправляю руки, но ноги упрямо не желают отрываться от земли. Я пытаюсь не думать о том, как буду спасать Себа, если мне придётся, ну знаете, делать это обычным образом. То есть без способности управлять сном.

Мы бежим быстрее и быстрее. Боль в ступне не утихает, грудь жжёт, ноги устали – а мы ещё только на полпути.

Кеннет, бегущий со мной наравне, кажется, даже не запыхался – вот оно, преимущество быть мёртвым. Он поднимает руку и смотрит на запястье.

– Не хочу встревожить тебя, парнишка, но снаружи твоей спальни светает, и ты начнёшь просыпаться естественным образом примерно через полчаса. А может, и меньше.

В ответ я стискиваю зубы, усиленнее работаю руками и ускоряюсь, пока не вижу в отдалении маленькое пятно, стоящее на краю каньона. Через миг я узнаю эту крошечную круглую фигурку – она находится примерно там, где я её и оставил.

К тому времени, как я приближаюсь к Моле, у меня ощутимо колет в боку, а голова так кружится от изнеможения, что я даже не замечаю боли в ступне. Пятью секундами позже к нам неторопливо подходит девяностолетний старик Кеннет Маккинли в своём килте – дыша не тяжелее, чем как если бы он поднялся по ступенькам на своё крыльцо.

Мола и Кеннет настороженно смотрят на друг друга, кажется, целую вечность. Мола заговаривает первой.

– Значит, это вы? Это вы втянули их во всю эту суетоху, а? Вы виноваты, э?

– Мадам, вы глубоко ошибаетесь. Малкольм и Себастьян сами втянулись в эту, а-а… суетоху, а я лишь изобрёл адов Сновидатор, который Малкольм украл, не более того. – Он смотрит на меня с кривой усмешкой. – Прости, паренёк.

– Откуда вы… узнали? – хриплю я.

– Вообще-то я не знал. Ну, до тех пор, пока ты только что не признался. Но, будь мы в Мире снов или нет, правда выйдет наружу, как говорил ваш Вилли Шекспир.

Я до сих пор не отдышался и не могу толком говорить, но я бы и не смог – настолько я ошарашен.

Судя по виду Молы, объяснение Кеннета её не удовлетворило. Она зло качает головой и говорит:

– Многие века люди пытаются разгадать внутреннюю кухню разума, всё наше существование. С помощью медитаций, с помощью молитв, а тут заявляетесь вы со своей игрушкой – и поглядите, что происходит!

Кеннет явно несколько смущён.

– Мадам, возможно, вы правы. Но вы путаете меня с кем-то, кто ещё жив и обладает способностью что-то изменить. Увы, я этой способностью больше не обладаю в силу своей абсолютной, что ж… мёртвости, полагаю. Кстати говоря, я раньше не бывал в этом сне, но мне не нравится, каким худым и голодным выглядит вон тот тип у вас за спиной.

Мы с Молой оборачиваемся, и внутри меня что-то обрывается: на край каньона вползает Катберт, не сводя с меня огромных жёлтых глаз.

Я издаю громкий стон.

Глава 76

Катберт переваливается через край каньона и делает пару проворных шагов в мою сторону, прежде чем остановиться и облизнуться.

– Что мне делать? – спрашиваю я.

– Уразумеешь, когда уразумеешь – вот всё, что я разумею, – говорит Кеннет, и я совершенно не понимаю, что он имеет в виду, но у меня нет времени над этим размышлять. Всё, о чём я могу думать, – это спасаться бегством.

– За мной! – говорю я и карабкаюсь вниз по каньону, оставляя Катберта на вершине, а он отчаянно пытается развернуться, чтобы броситься за нами в погоню. Кеннет спускается за мной, втыкая носки ботинок в ровную отвесную стену каньона. Каньон высотой примерно с дом, и у него даже есть окна… и знакомая дверь с отслаивающейся чёрной краской…

Спускаясь, Кеннет что-то невнятно бурчит в мою сторону.

Я слышу это урывками.

– Если он с тобой уже давно, то бежать не стоит, Малкольм… твой самый большой страх вечно будет гоняться за тобой, пока ты не встретишься с ним лицом к лицу.

Мола соскальзывает вниз, её длинный саронг задрался выше коленей, и через несколько секунд мы все оказываемся у подножья каньона, а Катберт со злостью смотрит на нас сверху, щёлкая челюстями. У нас мало времени, я знаю: скоро он за нами погонится.

Оказавшись со мной рядом, Мола берёт меня за предплечье и указывает на реку зелёного крема – посреди неё скользят в нашу сторону ещё три крокодила.

– Становится всё хуже. Сможешь их остановить? – спрашивает она.

Я мотаю головой.

– Ничего не получится, Мола. Больше не получится. Смотрите. – Я указываю на крокодилов и говорю: – Стоп. Развернуться!

Ничего не происходит – они продолжают приближаться, уже метрах в тридцати вверх по течению.

Я задираю голову – как там дела у Катберта, и в этот самый миг тварь шлёпается вниз и скользит по отвесному грязному склону прямо к нам, вращаясь и стуча хвостом. Я беспомощно таращусь, переводя взгляд с Молы на Кеннета, потом на Катберта и на трёх новых крокодилов.

Мы в ловушке. Я смотрю на противоположный берег кремовой реки: это наш единственный путь к спасению, если мы сможем обогнать, или обоплыть, крокодилов.

– Что нам делать? – скулю я, а Мола и Кеннет сочувственно качают головами.

– Это твой сон, Сонный мальчик. Только ты за всё в ответе. Прямо как в жизни. Но раз уж ты спрашиваешь… – Мола смотрит на реку. – Твой брат на той стороне, верно?

Я опережаю её.

– Давайте! Вперёд в, эм… крем! – Я уже вошёл в реку по колено, как и Мола, но Кеннет отстаёт. – Давайте, Кеннет – нам надо быть быстрее, чем они!

Мы с Молой уже на середине. Крокодилы приближаются. Кеннет кричит нам:

– Вам не нужно быть быстрее, чем они. Вам всего лишь нужно быть быстрее, чем я! Я разберусь с этими паршивцами, но ты, Малкольм – отличное шотландское имя, кстати, я когда-нибудь говорил тебе? – ты должен разобраться вон с тем здоровяком. – Он указывает на Катберта. – Вот – это может пригодиться! Лови.

Он достаёт из ножен на поясе килта дирк и кидает мне.

Я наблюдаю, как кинжал кувыркается и вращается в полёте, блестя на солнце и летя ко мне, и знаю – не спрашивайте, откуда, просто знаю, – что если я протяну руку, то непременно поймаю его, и так и делаю.

Дирк шлёпается мне в ладонь, оказавшись гораздо больше и тяжелее, чем я ожидал.

В этот самый момент жидкость вокруг меня перестаёт быть густым зелёным заварным кремом и становится обычной холодной речной водой.

Всё делается реальнее.

И в этот миг – в тот самый миг, когда я стискиваю пальцами резную рукоять дирка – я начинаю сдаваться. Я полностью отдаюсь на волю того, что произойдёт дальше, и полагаюсь на то, что больше ничего не контролирую.

Пусть будет так, будет так, будет так, будет так…

Глава 77

Кеннет бредёт по воде к трём крокодилам поменьше. Его музыкальный мягкий шотландский акцент сменился гортанным городским рыком:

– Давайте, подходьте, эдакие вы гнусные поганцы. Я вам устрою взбучку! Отстаньте от моёшнего друга!

Катберт за моей спиной уже с плеском вошёл в реку и быстро скользит к нам.

Я поворачиваюсь к Моле – она уже миновала самое глубоководье и приближается к противоположному берегу. Я пробираюсь по воде, доходящей мне до пояса, оскальзываясь на камнях на дне.

– Мола! Помогите! Кеннет! – кричу я – бессмысленно. Никто ничего не сможет сделать. Я смотрю вверх по течению, где должен был быть Кеннет с крокодилами.

Никого.

Кеннет исчез. Катберт тоже. Я в ужасе верчусь, стоя посреди реки совсем один.

– Кеннет! – воплю я. – Кеннет! – Мимо меня быстрым течением проносит обрывок клетчатой сине-зелёной ткани.

Мола кричит мне:

– Забудь о нём, Малки. Он уже был мёртв.

Тут-то я его и вижу: громадное кремово-белое пузо Катберта несётся на меня прямо под поверхностью воды, а потом крокодил переворачивается и хватает пастью мою ногу, затаскивая меня вглубь, и я вдыхаю реку.

Этого не может быть! Проснуться! Проснуться!

Я не могу закричать, потому что я под водой, но если бы мои мысли могли вопить, они были бы оглушительны. Я забыл о Себе, забыл обо всём на свете в своём отчаянном стремлении отбиться от твари, терзающей мою ногу, будто пытаясь её открутить.

Я вижу, как вода вокруг меня подёргивается красной дымкой моей крови, и в какой-то миг мне удаётся вынырнуть и сделать рваный, отчаянный вдох. Катберт отпустил меня, и я делаю ещё пару гребков, полуплывя, полубредя к дальнему берегу, когда вижу, что Мола кричит:

– Малки! Малки! Сзади!

Я оборачиваюсь – от Катберта меня отделяет меньше метра, он снова приподнимается над водой, демонстрируя пузо, и разевает пасть для финального броска, броска, который точно положит конец схватке. В правой руке у меня по-прежнему Кеннетов дирк, и в последнем, отчаянном усилии я перехватываю его обеими руками и делаю выпад вперёд – яростно, не задумываясь, зная, что это мой единственный шанс.

Половина крокодильего пуза вздымается над водой, и бритвенно острое стальное лезвие беззвучно пронзает кожу, входя по самую рукоять и распарывая крокодилий живот, но Катберта это не останавливает. Он бьёт хвостом, и я роняю дирк и снова оказываюсь под водой, теперь совсем багровой от крови – Катбертовой и моей. Сквозь этот туман я вижу его разинутую для последней атаки пасть, взгляд его стеклянных жёлтых глаз прикован ко мне, и я зажмуриваюсь, готовясь к концу, потому что больше я ничего сделать не могу, и тут…

Ничего не происходит.

Я уже стою, неподалёку от берега, и слышу, как Мола зовёт:

– Малки! Малки!

С усилием сглатывая, жадно хватая ртом воздух, я перевожу взгляд туда, где лежит вверх брюхом туша Катберта, покачиваясь на мелководье: его фиолетовые кишки вывалились в воду, а из плоти торчит рукоять дирка. Я бреду прочь, пока не падаю, задыхаясь, под ноги Моле.

И тут я вижу, как внутри трупа что-то шевелится. Из распоротого живота, оттуда, где раньше были крокодильи кишки, поднимается какая-то перепачканная слизью фигура.

Фигура выпрямляется, и я понимаю, что это спина человека, сидевшего внутри твари на корточках.

Человек – вонючие крокодильи внутренности прилипли к его одежде – встаёт, снимает очки и стирает с глаз и бороды сгустки крови, а потом с хлюпаньем выбирается из крокодила.

– Папа? – хриплю я, и он кивает, надув щёки.

– Ага.

– Что ты тут делаешь?

Он ошеломлённо озирается.

– Хотелось бы мне знать, Малки.

Я оглядываюсь и смотрю на то место, где мгновение назад стояла Мола. Она исчезла, и я поворачиваюсь обратно к папе.

– И всё? – спрашиваю я. – Разве ты не должен сейчас сказать что-нибудь, ну знаешь, вдохновляющее? Что-то такое по-настоящему… паповое?

Папа сплёвывает кусочек крокодильих кишок на землю и говорит:

– Что ж. По словам твоей ма, Малки, я отказался от права говорить, как мне вас воспитывать, три года назад, так что…

– Это не значит, что ты не можешь мне что-нибудь сказать! Как сейчас, например. Ты не можешь просто сказать мне, что делать? Разве не для этого нужны папы?

Он с сожалением качает головой.

– Прости, сын. Думаю, я не из таких пап и никогда таким не был.

– Но почему, папа? Почему?

Он делает шаг ко мне, но я отшатываюсь: от него воняет крокодильими кишками. Он опускается на колени и смотрит на меня – лицо перемазано кровью, а потом качает головой.

– Ты хочешь услышать обо всём сейчас, Малки? О наркотиках, о депрессии, о разводе? На это уйдёт больше времени, чем у тебя есть, сын.

Он прав, конечно, и я чувствую, как у меня от отчаяния поникают плечи.

Потом папа делает глубокий вдох и говорит:

– А что если вместо этого я скажу тебе, что я люблю тебя? И твоего брата. Что я всегда любил вас и всегда буду любить.

Я поворачиваюсь к нему.

– Это было бы неплохо. Наверное.

Он печально отрывисто кивает.

– Ага. Что ж, это правда. Я люблю вас, тогда, теперь и всегда.

Я улыбаюсь. Я и не знал, что мне так нужно было это услышать.

– Слушай, Малки, – говорит он. – Я исправлюсь, обещаю. Но у тебя есть дело, и я тебе с этим помочь не могу.

Позади меня раздаётся нетерпеливый голос:

– Сколько тебя ещё ждать, Сонный мальчик?

Глава 78

Я оборачиваюсь и вижу только Молу. Папа исчез. Мола протягивает руку, чтобы помочь мне подняться, и мы стоим, насквозь промокшие, и смотрим туда, откуда пришли. Ступня и нога у меня в ужасном состоянии, но боль не такая мучительная, как я ожидал. Может, она придёт позже. Крокодилов нигде не видно.

– Думаю… Думаю, мы только что сделали что-то потрясное, – говорю я Моле, тяжело дыша. Она втягивает носом воздух и пожимает плечами.

– Ничего ещё не кончено. И у нас заканчивается время.

Она права, конечно. Я знал это с самого начала сна. Мне ни за что не справиться в одиночку. Я пытался насновидеть себе подмогу – Кеннета, даже папу, – но я ничем не управляю.

Что там говорил Кеннет? Солнце восходит в реальном, бодрствующем мире? Значит, будет уже хорошо позднее шести утра, а я обычно просыпаюсь в полседьмого, даже без будильника. А если принять в расчёт то время, которое прошло с момента, когда Кеннет это произнёс…

– Я бы сказала, у нас приблизительно пятнадцать минут, – говорит Сьюзен.

Что? А она откуда взялась?

– Ты, кажется, удивлён меня увидеть. Не нужно удивляться. Лучше пойдём. Привет, Мола. Прости, что задержалась. Так нервничала, что не могла уснуть. Но всё сработало. Ты была права.

Я верчу головой, переводя взгляд со Сьюзен на Молу.

– «Сработало»? Что сработало? Что ты тут делаешь?

– Я пришла помочь. Надеюсь, ты не против.

– Ну, да, но… ты мне снишься?

– Вообще-то, думаю, этот сон снится нам всем. Но прямо сейчас есть вопросы поважнее, Малки.

Я поворачиваю голову в наветренную сторону, чтобы прислушаться. Издалека доносится голос Себа.

– Малки! Помоги!

Не говоря больше ни слова, мы втроём бежим на голос.