Текст книги "Когда мы потерялись в Стране снов"

Глава 69

– Малки! Малки! Ты там?

Не уверен, что когда-нибудь в жизни был настолько рад услышать чей-то голос.

– Сьюзен! Да! Я здесь! – Я толкаю дверь, но она не поддаётся. – У тебя нет ключа?

– Только от наружной двери. Сигнализация вот-вот срабо…

Её последние слова заглушает пронзительный визг запоздалой охранной сигнализации. Я делаю быстрые подсчёты. Сколько времени уйдёт у мистера Беккера, чтобы услышать её и спуститься посмотреть? Тридцать секунд? Минута? И того меньше.

Никак нельзя, чтобы меня поймали за воровством из гроба мёртвого человека! Свеча всё ещё у меня в руке, и я запихиваю её обратно в подсвечник.

– Отойди! – кричу я Сьюзен. – И готовься бежать!

Я сую Сновидатор под куртку. Потом берусь за один конец тележки с самым большим и тяжёлым гробом – чёрным, – качу её в дальний конец комнаты и бегу, толкая её перед собой. Особо разбежаться у меня не получается – тут всего метров пять – но, видимо, вес делает своё дело, потому что тележка с хрустом врезается в дверное полотно, немедленно выламывая замок и немного приоткрывая дверь. Я снова откатываю тележку и опять врезаюсь в дверь, и она с грохотом распахивается. Теперь на пути у меня стоит гроб, но над ним есть небольшой просвет, так что я вскакиваю на крышку, проползаю по ней и обрушиваюсь под ноги Сьюзен. Я уже слышу, как в приёмной открывается дверь.

Мы со Сьюзен не разговариваем. Вместо этого мы бежим – обратно по тёмному коридору, через комнату для персонала, из задней двери и на парковку.

Единственный выход с парковки – дорожка, ведущая мимо здания приёмной. Ещё есть высокий каменный забор, за которым – крутая насыпь, спускающаяся к бывшей железной дороге – теперь велосипедной дорожке. У нас нет выбора. Я вскакиваю на капот, а потом на крышу одного из катафалков, и он прогибается под моим весом, но с него я уже могу дотянуться до вершины забора.

– Давай, – говорю я Сьюзен. – Ты сможешь!

– Знаю, – отвечает она, и мы переваливаемся через забор и приземляемся в куст ежевики. Мы пытаемся выбраться из него, чтобы спуститься по насыпи на велосипедную дорожку, и колючки рвут нам одежду и царапают кожу. Я чувствую, как что-то хрустит у меня под курткой, но не останавливаюсь посмотреть.

Гонятся ли за нами? Не думаю. Я не слышал криков, хотя охранная сигнализация за нашими спинами по-прежнему воет.

– Сюда, – говорю я, указывая в сторону Норт-Шилдса, до которого пара километров.

Так что мы бежим по дороге, мимо задних садов, а потом пролезаем через дыру в заборе – моя куртка цепляется за него, и на ней остаётся длинная прореха – и оказываемся на игровой площадке начальной школы Себа, но не останавливаемся, пока не перелезаем через зубчатую ограду и не прибегаем в конец переулка за улицей Сьюзен – слева от нас её задние ворота, а чуть подальше – мой дом.

Тут довольно темно, и я падаю на клочок травы на колени, тяжело дыша. Трясущимися руками я вытаскиваю Сновидатор из-под куртки и рассматриваю его. Одна из сторон пирамидки погнулась и бамбуковый обруч треснул, но в остальном он цел. Надеюсь. Сьюзен запыхалась не так сильно, как я, хотя она такая же исцарапанная и перепачканная.

– Ты нормально? – спустя некоторое время спрашиваю я, и она кивает. – Спасибо, что пришла за мной.

– Кезия просто бросила тебя! – говорит она таким тоном, будто сама в это не верит. – Когда её папа прикатил на своём мотоцикле, она швырнула мне ключи и велела убираться отсюда и вернуть их на место, когда закончу. Прости. Мне пришлось ждать, пока её папа уйдёт из главного офиса, а он ещё и сигнализацию заново включил. Что за… что за…

Я жду, пока Сьюзен подберёт оскорбление для Кез Беккер. Я никогда не слышал, чтобы она о ком-то говорила гадости.

И не услышу. Она заканчивает предложение, цокнув языком и покачав головой, а потом возвращает мне телефон.

Я включаю его и смотрю, как он загружается. Я до сих пор не могу отдышаться – скорее, думаю, от переживаний, чем от усталости.

– О нет, – говорю я, и Сьюзен приседает рядом со мной на корточки.

– Что такое?

Одиннадцать пропущенных звонков: все от дяди Пита. Плюс два голосовых сообщения и три текстовых. Я неохотно открываю сообщения. Вряд ли там что-то хорошее.

Ты где?

Пожалуйста, позвони – срочно.

Немедленно возвращайся домой, или я сам за тобой приду.

Последнее было отправлено всего пять минут назад. Позвонить ему я не решаюсь. Вместо этого я пишу сообщение.

Прости. Телефон сел. Иду домой.

Так себе оправдание, но сойдёт.

Мы со Сьюзен смотрим друг на друга, сидя на неопрятном клочке травы.

– Я выгляжу так же потрёпанно, как ты? – спрашиваю я, оглядывая её вымазанную грязью, порванную одежду, испачканные и спутанные волосы и глубокую царапину от ежевичной колючки на щеке.

Она улыбается.

– Нет. Ты выглядишь здорово! Отпад. Никогда так хорошо не выглядел.

Мы оба нервно хихикаем, потом следует немного неловкая пауза.

Сьюзен говорит:

– Удачи.

Потом она наклоняется и обнимает меня, прижимая мои руки к бокам, так что я не могу обнять её в ответ, хоть я и собирался.

– Ты знаешь, что должен делать, когда включишь Сновидатор? – спрашивает она.

– Не особо.

Сьюзен задумчиво кусает щёку.

– Ты должен добраться до края своего сна и пойти дальше. Так сказала Мола.

– Ты вообще понимаешь, что это значит?

Сьюзен улыбается, не раскрывая рта, и отвечает:

– Не то чтобы. Прости. – Некоторое время мы стоим лицом к лицу, а потом она снова говорит: – Удачи, – поворачивается и уходит, и я делаю так же.

Я прошёл метров десять, когда она окликает меня, и я оглядываюсь.

– Может, мы увидимся там, – говорит она. Я киваю и машу ей, не до конца понимая её и даже не совсем уверенный, что всё правильно расслышал.

«Может, мы увидимся там»? Где – там?

Но вскоре я об этом забываю. Когда я подхожу к дому, на крыльце уже стоит дядя Пит, и вид у него совсем не радостный.

Два часа спустя

Глава 70

Я лежу на своей кровати.

Спать? Да вы шутите. У меня такое чувство, будто в этот день впихнули целую неделю, и если вы думаете, что это меня вымотало, то скажу вам вот что: я настолько бодр, насколько это вообще возможно.

Дядя Пит не знал, что делать, и я этому очень рад.

Когда я заявился в своём потрёпанном виде, спрятав Сновидатор под куртку, дядя Пит был в замешательстве. Он бывал со мной строг раньше и как-то повысил голос на Себа, но, честно говоря, не думаю, что ему когда-нибудь приходилось меня отчитывать. Замешательство было написано на его лице большими буквами, так что я решил блефовать.

А что мне оставалось?

– Что с тобой такое случилось? – спросил он. – И где тебя черти носили? Мы с твоей бабулей испереживались. Я уже собирался идти за тобой.

Бабуля просто сидела на диване, слегка качая головой – то ли печально, то ли неодобрительно, трудно было понять.

Справедливости ради, мне было их немного жаль: они были не только озадачены, но и весьма расстроены. Я видел, что дядя Пит злится, но своих детей у него нет, так что…

Я сблефовал. Соврал, иными словами. Выдумал какую-то чушь про то, что у Сьюзен сбежала морская свинка, и нам пришлось гоняться за ней по всему саду. Я знал, что проверить это дядя ни за что не сможет.

Я повесил голову.

– Прости, дядя Пит. Я не хотел вас расстраивать, – сказал я ужасно жалким голосом.

(О-ох, ненавижу, когда мне приходится так делать. Это прекрасно действует на людей без детей и странным образом совершенно не действует на родителей и учителей.)

Бабуля поцокала языком и произнесла что-то по-шведски, а потом сказала:

– Малки, älskling. Твоим маме с папой и так забот хватает. Иди прими душ, а потом отправляйся спать. Больше мы это обсуждать не будем. Но сперва обними меня.

О нет. Только не объятья. У меня же Сновидатор под курткой.

– Kom hit, – сказала она по-шведски, распахивая объятья. – Иди сюда!

Я замешкался.

– Что с тобой такое?

Мне было никак не отвертеться. Я наклонился к бабуле стоя, стараясь не прижиматься к ней, но она настойчиво притягивала меня к себе.

Она непременно заметит.

– Эй, а это что? – спросила она, и я решил, что меня раскрыли. Но бабуля касалась прорехи на моём рукаве. – Снимай свою курточку, Малки, älskling. Я её заштопаю, пока твоя мама не увидела, идёт? Ну, чего ты ждёшь? Снимай!

В этот момент у дяди Пита зазвонил телефон, и бабуля на миг отвлеклась. Мы разомкнули объятья и стали ждать новостей. По дядиному голосу я слышал, что он говорит с мамой. Он почти ничего не отвечал, только бормотал «Угу» и «Понятно». Потом последовала долгая пауза, и он сказал:

– О нет.

Бабуля встревоженно прикрыла рот ладонью.

– Твоя ма звонила, – сказал дядя Пит, убирая телефон и грузно садясь. – Новости плохие. Себу становится хуже. Сегодняшняя ночь будет решающей. Мне очень жаль, Малки. – Уголки его сомкнутого в тонкую линию рта были опущены, а лицо начинало краснеть – он изо всех сил старался не разрыдаться прямо передо мной.

Бабуля посмотрела на меня, глаза у неё были влажными.

– Ты молишься, Малки?

Я пожал плечами. Не особо, если только в школе приходится.

– Может, сегодня как раз пора, – сказала она и быстро отвернулась. Я воспользовался шансом и кинулся наверх. Конечно, они оба решили, что я отправился к себе поплакать (а может, помолиться), но мне просто не терпелось достать из-под куртки Сновидатор.

И вот я здесь, и уже почти полночь.

Свет этого Сновидатора сияет как будто ярче, чем у тех, что были у нас с Себом, и кажется скорее зелёным, чем синим. Значит ли это, что он мощнее?

Дядя Пит спит на диване внизу, а бабуля – в маминой комнате. Телевизор недавно умолк. Теперь всё тихо. А у меня сна ни в одном глазу.

Тут мой телефон пищит – мне пришло сообщение. Это Сьюзен.

Я не была уверена, стоит ли отправлять тебе это, но вот.

Дальше идёт ссылка, я нажимаю на неё, и на экране открывается картинка. Это скан старой газетной статьи.

Вечерние новости Эдинбурга

Мистическая смерть сына «Мистика»

2 марта 1988 года. Смерть подростка в Королевской больнице Эдинбурга «ошарашила» врачей.

Ури Маккинли, 13 лет, поступил в больницу 23 февраля. Он впал в «спонтанную глубокую кому», и врачи были не в силах разбудить его.

Его состояние стремительно ухудшалось, и два дня назад он тихо скончался. Врачам не удалось установить причину смерти, и дело было передано в судебные инстанции.

Ури был единственным сыном шоумена и самопровозглашённого «Мистика Северо-Шотландского нагорья» Кеннета Маккинли и его жены Джанет.

Мистер Маккинли гастролировал по Шотландии в шестидесятых и семидесятых, но несколько лет назад отошёл от общественной жизни.

Если у меня и оставались хоть какие-то сомнения насчёт серьёзности состояния Себа, то эта короткая статья их полностью развеяла.

Чем больше я думаю о том, что не могу уснуть, тем больше меня это пугает. Я обязан вернуться в тот сон. Себу грозит настоящая опасность. Он может погибнуть, прямо как сын Кеннета Маккинли.

Это зависит от меня. Всё зависит от меня.

Глава 71

Я смотрю на часы на телефоне. Уже четвёртый час, а я до сих пор не могу уснуть.

Я ложусь сначала на один бок, потом на другой, потом на спину, потом на живот. Мама говорит, что она иногда читает, когда ей не спится, но для этого придётся включить свет, а значит, принять своё бодрствование, так что этого я делать точно не буду.

Двадцать минут спустя я включаю свет. На кровати Себа лежит «Пещерный мальчик Коби».

От одного только взгляда на картинки внутри разливается тепло. Пустынный песчаный пейзаж на первой странице напоминает старое фото из отпуска. А слова я знаю почти наизусть.

 
В тенях большой пещеры мерцает красный пламень,
И Коби отдыхает, пристроившись на камень.
Из меха одеяло щекочет ему нос,
А ветер завывает, как злой голодный пёс.
И Коби засыпает и мчится в страну грёз.
 

Медленно, медленно, как меховое одеяло Коби, книга опускается мне на нос, а я даже не замечаю.

И тут я опять просыпаюсь. Да блин! Что это за шум? Что-то стукнуло за моей спиной – бумк!

И опять. Бумк!

Я снова смотрю на телефон: 03.42. И тут на экране всплывает сообщение от Сьюзен.

Ты спишь?

Бумк!

Окно. Кто-то кидает что-то мне в окно. Я отбрасываю одеяло, раздвигаю занавески, и в этот самый миг о стекло с гораздо более громким стуком ударяется пластиковый дротик, заставляя меня испуганно отпрыгнуть.

Я различаю стоящую в саду фигурку с тёмными волосами и в застёгнутой куртке, готовую запустить новый снаряд. Сьюзен замечает меня и опускает руку. Она держит бластер Нёрф Себа, который он забыл под забором. Я открываю окно.

– Не была уверена, стоит ли тебя беспокоить, – шипит она.

– Я почти уснул, – шепчу я в ответ, стараясь, чтобы голос не звучал зло.

– Хорошо, – говорит она. – Лови. И ложись спать. Это может помочь. Удачи.

Она роется в кармане куртки и выуживает оттуда что-то. Целится она хорошо, и я сразу же ловлю. Я смотрю, что она кинула – это перевязанный бечёвкой свёрточек. Когда я снова перевожу взгляд во двор, Сьюзен уже и след простыл – только калитка за спиной хлопнула.

Глава 72

К свёртку скотчем приклеена записка.

Дорогой Малки,

Прости, что побеспокоила тебя. Я лежала и думала, стоит ли, но потом решила, что это слишком уж важно.

Помнишь первый раз, когда вы с Себом увидели одинаковый сон? Ты сказал, что вспоминаешь запах ячьего масла.

А потом вчера – в школе – ты сказал, что опять его почуял, и тебя «флешбэкнуло».

И опять – у нас в саду, когда ты унюхал запах чая с маслом.

И наконец – тот раз, когда мистер Маккинли зажёг сигарету, но курить не стал.

Запахи и звуки часто могут провоцировать самые глубокие воспоминания. Я, например, люблю медитировать под тихое трепетание наших молитвенных флажков на ветру.

Так что внутри этого свёртка – немного ячьего масла. Открой его, понюхай и оставь лежать открытым рядом с тобой.

Ты хороший человек, Малки Белл. Ты достоин того, чтобы у тебя всё получилось, так что надеюсь, это поможет.

Твой друг,

Сьюзен

И тут я наконец чувствую усталость. Я вожусь с узелком на свёртке, а когда наконец развязываю его, комнату начинает наполнять резкий запах ячьего масла.

Я забираюсь обратно в постель и закрываю глаза. И на этот раз действительно засыпаю, пока Сновидатор почти неподвижно висит у меня над головой.

Глава 73

Всё иначе. Это всё, что я могу сейчас сказать, оглядывая знакомую пещеру, в которой начиналось столько наших с Себом приключений. Это самое большое приключение из всех, а его здесь нет. Я надеялся, что сон начнётся там, где я оставил Себа, – на поляне с громилами, которые его схватили. Это сэкономило бы время. Но у моего подсознания оказались другие планы.

Почему всё иначе? Выглядит всё как обычно. Вот огонь, который даже больше не чадит; вот старый рисунок на стене: машина – Себ рисовал её и смеялся, представляя, как через много тысяч лет её кто-нибудь найдёт. Снаружи, прямо как в книжке, воет ветер, взбивая облачка песка и развеивая их. Даже дирижабль в форме рыбки парит на своём обычном месте.

Но ощущается всё иначе: должно быть, всё из-за этого.

Дело не только в том, что я нервничаю – хотя я нервничаю. Дело в том, что мне больше не весело.

В голове всплывают слова Молы: «Для тебя это всё как видеоигра, а? Бам-бам-бам, вот я умер, нажму «переиграть», новая жизнь».

Я ловлю себя на том, что говорю вслух:

– Что ж, теперь это не игра, Мола.

– Хорошо, я рада, что ты это осознаёшь, – отвечает она. Я резко оборачиваюсь – она стоит у меня за спиной. Я ахаю. – Ты не торопился, Сонный мальчик, – говорит она, но в её голосе нет злости, только нетерпение.

– Я… я… не мог уснуть. Постойте… это же сон, да?

Пожилая леди закатывает свои тёмные маленькие глаза, прямо как подросток.

– А ты как думаешь? Конечно, да.

– Но… но как вы… в смысле…? Мы с вами видим одинаковый сон, или вы мне просто снитесь?

– Собираешься тратить время, раздумывая об этом, Сонный мальчик?

– Нет, но… почему? Почему вы здесь?

– Тебе может понадобиться помощь. Точнее… Сьюзен подумала, что тебе может понадобиться помощь. А теперь скажи мне: как сильно ты хочешь вернуть своего брата?

Что это за вопрос вообще?

– Сильнее всего на свете, Мола! И даже того сильнее!

Она прищуривается и кивает.

– Хм-м. Довольно сильно, судя по всему. Тогда вперёд. Нужно поторапливаться.

Она срывается с места. Нам нужно добраться до пляжа, взобраться на холм и пересечь огромную долину, ведущую к каньону, потом попасть к Подливочному озеру и уже оттуда – на поляну, где схватили Себа. Мола рядом со мной бежит, совершенно не задыхаясь. Она подобрала свой саронг, доходящий ей до лодыжек, и скачет в ногу со мной – ноги у неё узловатые, с прожилками вен, и напоминают сыр с плесенью.

Вскоре мы уже несёмся по обдуваемой всеми ветрами долине, а вдалеке виднеется Подливочное озеро.

– Мола! – пыхчу я. – Мы бежим супербыстро. От… от этого у меня сила управления сном выдохнется.

– И что? У тебя есть идея получше? – Она до сих пор ни чуточки не запыхалась. – Ты слишком долго сюда добирался. У нас нет времени прогуливаться.

Она бежит впереди меня, и уже скоро мы приближаемся к каньону с зелёной рекой мятного заварного крема. Я начинаю уставать, хоть я и бегу во сне, и всё же: я говорю себе, что всё будет в порядке. У реки я останавливаюсь и падаю на колени, тяжело дыша. Я считаю выступающие над кремом камни, по которым можно перебраться: пять прыжков – и я на том берегу.

Однако один из камней выглядит длиннее остальных. Зеленее, шишковатее. И он… движется?

– О нет, нет, нет, – бормочу я себе под нос и кое-как встаю на ноги. На моих глазах камень немного приподнимается, и на меня глядит, медленно моргая, жёлтый глаз – Катберт поднимает морду из реки и начинает скользить ко мне.

– Твой друг? – спрашивает Мола, но у меня слишком пересохло в горле, чтобы ответить. Я перебираю варианты. Может, пусть мне приснится бластер Нёрф? В тот раз они были довольно эффективны, только…

Постойте! А как насчёт настоящего оружия?

– Хорошая мысль, – говорит Качок Билли, неожиданно появившийся рядом со мной, прямо как в обычном сне. Вместо гантелей он держит в каждой руке по здоровенному автомату. – Могу я посоветовать это? – Он бросает мне автомат, и тот с грохотом падает мне под ноги. – Классический пистолет-пулемёт Томпсона, стандартное оружие армии США во время Второй мировой войны. Это модель M1A1, немного облегчённая версия. Аккуратней с этим, сынок. Коварная пушка, так-то!

– Спасибо, Билли. – Я приседаю на корточки, чтобы взять оружие. Когда я поднимаю голову, Билли уже исчез, а вот Катберт вылезает из реки. Этот пистолет-пулемёт раз в тысячу тяжелее, чем Себов пластмассовый бластер Нёрф, и я вскидываю его на плечо.

– Ну ладно, ты! Тебе конец. – Я прищуриваюсь, глядя через мушку, чтобы убедиться, что крокодил именно там, где мне надо, и аккуратно давлю на холодный металлический спусковой крючок, а потом всё сильнее, сильнее…

Чем ближе подбирается Катберт, тем больше у меня шансов в него попасть; но если я промажу, его шансы схватить меня здорово увеличатся. Если он это сделает, я проснусь, а этим я рисковать не могу – вдруг не смогу заснуть обратно.

Я подпускаю крокодила поближе. Мола стоит в нескольких метрах от меня, выше по берегу.

– Будь осторожен, Сонный мальчик! – предупреждает она.

Катберт распахивает пасть: мне нужно прямое попадание, прямо в харю. Я в последний раз жму на спусковой крючок, и —

БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ!

Грохот болью отдаётся в ушах, но я крепче сжимаю оружие, целясь прямо в Катберта. Я выпускаю новую очередь.

БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ БАМ!

Я опускаю пистолет-пулемёт, ожидая увидеть лежащий передо мной на отмели труп гигантского крокодила.

– Ну что, старик. Кажется, не работает твоя пушка, а? – цедит Катберт. – Вот так оно бывает во снах, хе? Не всегда получаешь то, что хочешь! Ну ладно, талли-хо!

Он несётся на меня на своих коротеньких лапах, и я роняю пистолет-пулемёт. Я пячусь к крутому с клону каньона, но не могу по нему взобраться, потому что у меня никак не получается за что-нибудь уцепиться, и…

…Крокодил приближается – очень здорово приближается. Стена каньона вытягивается вверх, и я опять пытаюсь вскарабкаться – безуспешно. Я снова поворачиваюсь к Катберту и вижу, как сверкают его зубы.

– СТОП! – кричу я. – Стоп! О господи – да стоп же, пожалуйста!

Катберт выбрасывает вперёд свою длинную голову, вцепляясь в мою ногу с жуткой силой, и начинает волочь меня к реке.

– Нет! НЕТ!

Мола бежит мне на помощь, крича:

– Отстань от него! Отстань от него!

Я брыкаюсь и извиваюсь, но чем усерднее я стараюсь вытянуть свою ногу из крокодильей пасти, тем сильнее он сжимает челюсти, и я пинаю его второй ногой, а она не может толком шевелиться, потому что запуталась в одеяле…

И вот я уже лежу в кровати, потея, моя нога горит от боли, на лице у меня лежит книга, падающая в сторону, когда я шевелю головой, надо мной светится Сновидатор, и я осознаю, с всхлипом отчаяния и приливом безысходности, что проснулся.

– Нет! – Я падаю головой на промокшую от пота подушку.