Текст книги "Подъем Китая"

О событиях весны и лета 1989 года в Китае

В мою задачу не входит подробное изложение и анализ событий весны и лета 1989 года в Китае, и особенно в Пекине на площади Тяньаньмэнь. Однако о некоторых деталях этих событий, которые не были поняты и правильно оценены ни советским руководством, ни тем более западными политиками и экспертами, следует сказать.

В Китае в период с 1979 по 1989 год проводилась активная модернизация по разным направлениям – в экономике и сельском хозяйстве, в армии и в системе образования. Однако общая система власти и роль Коммунистической партии и народной армии в стране не подвергались сомнению.

Успехи проводимых в это десятилетие реформ были очевидны, валовой внутренний продукт Китая увеличивался на 9—10 % в год, и положение дел в стране явно улучшалось. Однако все еще сохранялись разного рода диспропорции. Экономическое развитие в разных провинциях было неодинаковым, а рыночные реформы сопровождались ростом коррупции и злоупотреблений. Происходила дифференциация в обществе, и в городах и в деревне появились группы богатых, или «новых», китайцев. Эти процессы порождали недовольство в обществе, и особенно в молодежной среде. Очень большое влияние на общественные настроения в Китае оказывала и горбачевская перестройка в СССР. Многие в Китае видели только позитивные стороны этой перестройки и не замечали возникших в СССР громадных рисков и угроз, о которых предпочитали не говорить и в окружении самого М. Горбачева. Однако по разным каналам на молодежные группы и на студенческие течения оказывали влияние и западные страны. В Китае быстро росло и формировалось в молодежной среде либерально-демократическое движение, которое выдвигало на первый план западные ценности. У этого движения появились и свои неофициальные вожди. Одной из наиболее влиятельных фигур среди пекинской молодежи была аспирантка Пекинского университета с факультета психологии Чай Лин. В сущности, в Китае началась подготовка «бархатной», или «оранжевой», революции. Для ее успеха нужно было мобилизовать большие массы молодежи вокруг какого-то важного политического события, а также организовать какие-то массовые беспорядки. Никто не призывал к вооруженному выступлению против режима. Однако закулисные манипуляторы этих отнюдь не стихийных событий даже мечтали о пролитии крови. «Только тогда, когда площадь Тяньаньмэнь умоется кровью, – говорил один из лидеров студенчества американскому журналисту Филиппу Каннингэму за месяц до введения войск, – только тогда китайский народ прозреет».

Различного рода несанкционированные манифестации в Пекине, и в первую очередь на площади Тяньаньмэнь, начались еще в апреле 1989 года. При этом в Пекин все время приезжали группы студентов и молодежи из других городов. Устанавливались контакты и с солдатами Пекинского гарнизона. Было очевидно, что готовится какая-то акция. Однако в Политбюро ЦК КПК не слишком ясно понимали, что происходит в обществе и как реагировать на происходящие события. Как раз в это время проходила активная подготовка к визиту в КНР советского лидера Михаила Горбачева, и в нелегальном молодежном штабе было решено приурочить основные выступления именно к этому визиту.

Визит Горбачева в Китай являлся крайне важным международным событием, которое должно было означать примирение двух самых крупных коммунистических государств и также КПСС и КПК. Хотя сценарий этого визита был составлен заранее, никто не исключал разного рода неожиданных поворотов. Для освещения визита в Пекин прибыли более тысячи журналистов и разного рода экспертов из всех стран.

Многие события этих недель происходили спонтанно, и их трудно было прогнозировать. Первой «репетицией» «оранжевой» революции в Китае стали похороны Ху Яобана, одного из лидеров КПК, который еще в 1981 году был по рекомендации Дэн Сяопина избран на пост Генерального секретаря ЦК КПК. Он был активным поборником реформ и «открытости», однако через несколько лет у него возникли разногласия с Дэн Сяопином, и в 1987 году он был снят со своего поста – по официальной формулировке «за потворство буржуазным тенденциям и западному влиянию». Однако Ху Яобан продолжал оставаться не только членом ЦК КПК, но и членом Политбюро, и он принимал участие во всех заседаниях ЦК КПК, которые происходят в Китае в закрытом режиме. Как раз во время одного из таких пленумов, на котором Ху Яобан был подвергнут в очередной раз критике за либерализм, он неожиданно умер от сердечного приступа. Смерть Ху Яобана стала тогда первым толчком к массовым демонстрациям китайской молодежи, которые проходили под лозунгами предоставления в стране свободы слова («гласности») и политических реформ. На площади Тяньаньмэнь начали собираться десятки тысяч молодых людей. Сменяя друг друга, они уже не расходились до середины мая, когда должен был состояться визит М. Горбачева. В центре площади – у монумента народным героям образовался штаб студентов. Началось и формирование студенческих дружин. Шла активная организация огромных масс студенчества и молодежи, и власти КНР постепенно утрачивали контроль за положением дел на главной площади Пекина и на прилегающих к ней улицах.

Хотя в советской печати почти ничего не говорилось, несмотря на гласность, о событиях в Пекине, в окружении Горбачева внимательно анализировали происходившие события. Возникло даже предложение отложить намеченный на 14–20 мая визит Горбачева в Китай. Однако после переговоров с руководством Китая было решено провести этот визит в оговоренные заранее сроки и по составленному сценарию.

Этот сценарий предполагал, что торжественная встреча российского лидера пройдет в центре Пекина, на площади Тяньаньмэнь, – там, где находился флагшток с главным флагом КНР и стоял круглосуточный почетный караул солдат НОАК. Однако события, происходившие в Пекине, вышли из-под контроля китайских властей еще тогда, когда самолет с советской делегацией находился в воздухе. Советская делегация была очень большой. Кроме министров и дипломатов, М. Горбачев пригласил принять участие в этом визите и многих известных деятелей культуры, писателей, режиссеров, крупных ученых, а также большую группу ведущих журналистов.

Уже с утра 14 мая весь центр Пекина и прилегавшие к нему улицы были запружены молодежью. По приблизительным подсчетам, на улицах Пекина находилось в это время около двух миллионов молодых людей, и их действиями руководили студенческий штаб и командование молодежных народных дружин. Через советское посольство в Пекине было передано несколько обращений к Горбачеву с просьбой о встречах с представителями молодежи и о выступлении в Пекинском университете. «Мы глубоко восхищены Вашей книгой «Перестройка и новое мышление», – говорилось в одном из таких обращений, – и верим, что Ваш визит в Китай даст китайскому народу новые представления и идеи относительно осуществления реформ и строительства в социалистическом государстве».

Еще при подлете к Пекину Горбачев получил сообщение о том, что официальная церемония встречи советского лидера состоится прямо в аэропорту, а не в центре Пекина. Именно здесь советского лидера встретил Председатель КНР Ян Шанкунь. Прогремел двадцать один орудийный залп. Сам М. Горбачев писал позднее в своих воспоминаниях: «Кортеж автомобилей направился в резиденцию, расположенную в Дяоюйтае. Мы ехали окраинными дорогами, объезжая центр города: центральные магистрали и площади оказались заполнены демонстрантами. Студенты, как нам стало известно, готовы были оказать почести советскому лидеру, но пекинские власти не пошли на это. Возможно, они были не уверены, что смогут удержать ситуацию под контролем.

Не удалось возложить венок у памятника в честь героев революции. Я хотел это сделать, больше того, от студентов был сигнал, что мы, мол, порядок обеспечим. Но китайское руководство, видимо, опасалось, что появление Горбачева на Тяньаньмэнь еще больше взвинтит обстановку. Хозяева наши остро переживали создавшуюся ситуацию, несколько раз извинялись, говоря, что впервые в истории КНР пришлось отступить от традиционно заведенного ритуала.

Во второй половине дня я встретился с Ян Шанкунем» (М. Горбачев. Жизнь и реформы, М., 1995. С. 434).

На следующий день Михаил Горбачев встретился с премьером Госсовета Ли Пэном. Позже у Горбачева была большая беседа с Генсеком ЦК КПК Чжао Цзыяном. Однако главной частью визита была продолжительная беседа Горбачева с Дэн Сяопином, который, не занимая высших постов в государстве, оставался неоспоримым лидером нации и государства. В своих воспоминаниях Горбачев просто приводит запись основных частей этой беседы, в которой Дэн Сяопин снова призвал советского лидера «закрыть прошлое и открыть будущее». Знакомство с содержанием всех этих бесед показывает, что китайские лидеры плохо понимали летом 1989 года сущность и природу перестройки в СССР, а советские лидеры плохо понимали сущность и природу событий в Китае, которые развертывались на их глазах. Однако можно сказать и иначе: советские лидеры плохо понимали конечные цели и возможные последствия своих собственных действий, а китайские лидеры не слишком ясно понимали природу и возможные последствия массового молодежного движения. Они утратили контроль за положением в Пекине, и у них не было единого мнения по поводу того, что нужно делать, чтобы возвратить себе власть в столице страны.

Было очевидно, что Михаил Горбачев явно сочувствовал китайской молодежи. Над огромной толпой молодежи на площади Тяньаньмэнь главными лозунгами были «Ура Горбачеву!» – на русском и китайском языках, а также «За нашу и вашу свободу!». Он был готов встретиться с представителями молодежи или даже выступить в Пекинском университете, но китайское руководство не считало возможным такого рода встречи. Тем менее Горбачев решился на один весьма рискованный и вызывающий поступок. Во-первых, он предложил членам советской делегации как можно больше встречаться и беседовать с молодыми манифестантами в Пекине. Во-вторых, он и сам искал какой-то возможности встретиться с молодыми манифестантами, нарушая принятый в подобного рода государственных визитах протокол. Такая возможность представилась при посещении Великой Китайской стены. Вот что он сам писал в своих воспоминаниях: «Атмосфера встреч с молодежью везде была просто чудесной, искренней. Мне запомнилась, в частности, встреча с демонстрантами на обратном пути с Великой Китайской стены. Служба безопасности, заметив впереди многочисленные колонны молодежи, хотела было направить кортеж машин куда-то в боковую улицу, но я попросил ехать прямо. Студенты, увидев мою машину, бурно нас приветствовали. Мы остановились, вышли из автомобилей, обменялись рукопожатиями. Порядок демонстранты соблюдали образцовый, сами организовали живой коридор, и мы спокойно проехали, а уж за нами – охрана.

Словом, самые разнообразные контакты с китайской молодежью подтвердили, что я правильно поступил, решив не откладывать визита в Китай, хотя у некоторых наших товарищей и возникало сомнение – не помешают ли его успешному осуществлению начинавшиеся в Пекине студенческие выступления. Откровенно говоря, из Москвы мы все же не представляли масштаб этих выступлений. Пик студенческого протеста совпал с моим приездом в Пекин, но было бы, конечно, большим упрощением и просто неправдой усматривать здесь какую-то взаимосвязь, как это пытались делать многие из тысячи двухсот иностранных журналистов, съехавшихся освещать визит.

С чем шли люди на улицы, почему они решили приурочить наибольший размах демонстрации (по некоторым оценкам, в Пекине вышли на улицы не менее двух миллионов демонстрантов) к приезду Горбачева? В какой-то мере ответ на этот вопрос дают полученные мною обращения» (там же, с. 447–448).

В своих воспоминаниях Михаил Горбачев искажает даже свои собственные впечатления от событий в Китае. На самом деле он испытал шок от увиденного и пребывал в растерянности. Уже поздно вечером 15 мая в посольстве СССР в Пекине и без участия китайских представителей Михаил Горбачев собрал работников посольства, группу обеспечения визита, а также сопровождавших советского лидера деятелей науки и культуры. Бывший инструктор Отдела международной информации ЦК КПСС Юрий Тавровский вспоминал через 20 лет: «Горбачев находился под сильным впечатлением от увиденного. Поглядывая на сидевшую рядом со мной уставшую и оттого необычайно молчаливую Раису Максимовну, он обратился к залу: “Вот тут некоторые из присутствующих подкидывали идею пойти китайским путем. Мы сегодня видели, куда ведет этот путь. Я не хочу, чтобы Красная площадь походила на площадь Тяньаньмэнь”» (М., Профиль, 18 мая 2009 г.).

Сущность разногласий между Дэн Сяопином и Горбачевым не по проблемам советско-китайских отношений (здесь между ними было почти полное согласие), а по проблеме реформаторства в авторитарной социалистической стране (сами лидеры эти проблемы не обсуждали, но в их окружении обсуждение шло очень активно) была главным образом в расстановке приоритетов. Дэн Сяопин заявлял, и не раз, что руководство КПК должно в первую очередь провести экономические реформы и добиться очевидного для всех улучшения экономического положения в стране и очевидного для всех улучшения материального положения широких масс китайского народа. Только после этого можно будет планировать проведение каких-то демократических реформ, включая и свободу слова. У Горбачева была другая точка зрения. Он заявлял, что в первую очередь необходимо провести в стране глубокие демократические реформы, включая гласность, ибо без такой демократизации экономические реформы не будут иметь достаточного простора, не будут иметь перспектив и надежности. Без широкой демократии плодами экономических реформ воспользуется не народ, а дельцы криминальной экономики и коррумпированные чиновники.

На самом деле этот спор о «китайском» и о «горбачевском» путях реформирования авторитарного социалистического общества шел очень активно, хотя и не открыто в советских аппаратах власти, но также и в Китае. Весьма информированный на этот счет Юрий Тавровский свидетельствовал: «Среди участников визита в Китай было много сторонников «китайского пути», то есть реформирования социализма с приоритетом экономических преобразований над политическими. Они работали в ЦК, КГБ, ГРУ, в МИДе и академических институтах: ИМЭМО, институтах Дальнего Востока, востоковедения. Китаистов в советские времена готовили много, сначала – чтобы «вечно дружить», потом – чтобы вести войну холодную с возможным перерастанием в горячую. Поэтому «китайская мафия» во всех политикоформирующих организациях традиционно занимала второе место после американской. В ходе многомесячной подготовки к визиту было составлено несколько серьезных аналитических записок, рекомендовавших перенять опыт китайских реформ, начатых Дэн Сяопином в 1978 году и уже давших к тому времени зримые экономические результаты. Похоже, Горбачев колебался, намереваясь в ходе встречи с великим старцем и другими лидерами Китая всерьез поговорить о смене ориентиров перестройки, все более дестабилизировавшей СССР. Он особенно ждал встречи с Генеральным секретарем ЦК КПК Чжао Цзыяном, которого в Москве считали китайским Горбачевым. Эти встречи состоялись, но только усугубили отторжение «китайского пути». Дэн Сяопин в те дни, когда ему для удержания обстановки под контролем приходилось принимать жесткие и жестокие решения, вряд ли был расположен хотя бы для приличия хвалить курс горбачевских политических реформ. Это по его приказу Чжао Цзыян на второй день визита советского лидера был арестован и смещен со всех партийных постов» (там же).

Горбачев узнал о смещении и аресте Чжао Цзыяна гораздо позже – уже в Москве. Их беседа в правительственной резиденции носила во многом официальный и не особенно откровенный характер. Однако Генсек КПК в тот же день вечером пригласил М. Горбачева в небольшой китайский ресторан. Горбачев принял это приглашение, и здесь их беседа носила гораздо более откровенный характер. Главной темой этой беседы были события на площади Тяньаньмэнь и в других университетских центрах Китая. Чжао Цзыян был решительно против каких-либо силовых действий по отношению к студенческой молодежи, и Горбачев его поддержал. Он пригласил Чжао Цзыяна в СССР. Через два дня Горбачев улетал в Шанхай, и оттуда он должен был возвратиться в Москву. Поэтому 17 мая в Пекине состоялся большой прощальный банкет в честь советского лидера. На банкете Горбачева приветствовали премьер Госсовета Ли Пэн и Председатель КНР Ян Шанкунь. Дэн Сяопин не счел нужным присутствовать на этом банкете. Но не было здесь и Чжао Цзыяна – к удивлению Горбачева, – так как он уже был арестован.

После возвращения М. Горбачева в Москву в аппарате ЦК КПСС, в МИДе, а также на встречах ответственных работников международного и идеологического отделов ЦК КПСС со своими коллегами из социалистических стран итоги визита советского лидера в Китай весьма подробно обсуждались, но в закрытом порядке. Директива самого Горбачева, поддержанная и в Политбюро, была однозначна – объяснять всем братским коммунистическим партиям полную ошибочность, неприемлемость и даже опасность для правящих коммунистических партий «китайского образца» реформирования социалистического общества. Этот спор был, однако, решен историей совершенно иначе.

После того как М. Горбачев вернулся в Москву, масштабы манифестации в Китае сократились, но они не были прекращены, а в некоторых отношениях положение даже обострилось. Часть студентов объявила голодовку. К демонстрантам-студентам примкнули также многие деятели интеллигенции, а также часть рабочих и служащих. В Пекин железнодорожники бесплатно доставляли десятки тысяч молодых людей из провинции. Главным лозунгом демонстрантов были не свобода и демократия. Основной лозунг манифестантов был другим – «Долой продажных чинуш!». Но как можно было не только выполнить, но даже обсуждать это требование в условиях хаоса и беспорядков?

Как мы узнали позднее, и в штабе студентов, который руководил молодежными массами, были разногласия. Непрерывные дискуссии происходили и в Пекинском, а также в других университетах. Высказывались опасения, что студенты, не искушенные в политике, становятся пешками в руках каких-то других сил. Многие родители призывали своих детей уйти с улиц и площадей Пекина. Однако в этих дискуссиях возобладали радикалы.

Михаил Горбачев уже улетел из Шанхая в Москву, когда в Пекине 20 мая с 10 часов утра было введено военное положение. Практически прекратилась работа городского транспорта. Иностранные корреспонденты, многие из которых прилетели в Пекин для освещения визита в Китай советского лидера, не могли свободно перемещаться по городу и вели свои репортажи и делали снимки, наблюдая за событиями из окон своих комнат в пекинских гостиницах. На дороге в аэропорт было много брошенных машин. По городу несколько сот студентов и студенток разъезжали на мотоциклах. Власть на улицах была в руках молодежного штаба, но что делать дальше, эти люди не знали.

Не было единства и в Политбюро ЦК КПК. За силовое подавление беспорядков, или «мятежа», высказывались премьер Ли Пэн и первый секретарь Пекинского горкома КПК и член Политбюро Ли Симин. Но гарнизон Пекина уже не мог взять контроль в городе в свои руки, и доверия к нему не было. Некоторые из членов Политбюро воздерживались от принятия ясного решения. Окончательное и твердое решение принял Дэн Сяопин, который уже не входил в состав Политбюро, но продолжал возглавлять Центральный военный совет и обладал в Китае наибольшим авторитетом и властью. По его приказу войска пекинского гарнизона были выведены из столицы, а к городу быстро подошли несколько дивизий, в том числе и танковых, из ближайших провинций. Они получили приказ очистить центральную площадь. Очень многие из демонстрантов разошлись еще раньше, но те, кто продолжал блокировать улицы города, были разогнаны. Эта акция не обошлась без жертв, точное число которых неизвестно до сих пор. Погибли, по-видимому, несколько сот человек, но в том числе и солдат НОАК, что свидетельствовало о вооруженном сопротивлении. Власть в Пекине с 4 июня 1989 года снова перешла в руки ЦК КПК и государственных органов.

Из числа лидеров студенческого движения почти никто не погиб, они не собирались бросаться под танки, как это сделали несколько человек из числа рядовых участников. Лидеры, в том числе и закулисные, бежали из Пекина. Упомянутая выше Чай Лин обнаружилась вскоре в США, где она охотно давала интервью и делала заявления. Она продолжала делать эти заявления и в 2009 году – в 20-ю годовщину событий.

Как и следовало ожидать, действия властей в Пекине 4 июня были резко осуждены в США и почти во всех западных странах. США и Западная Европа ввели эмбарго на все поставки оружия в КНР. Это эмбарго действует до сих пор. В СССР, выступая на заседании Верховного Совета СССР 6 июня 1989 года, Михаил Горбачев высказал сожаление по поводу событий в Пекине, о которых советская печать в эти дни почти ничего не писала, несмотря на политику «гласности».