Текст книги "Возвращение домой.Том 1"

Целую всех вас бессчетное число раз. Постараюсь в скором времени написать снова.

Джудит».

В отличие от Нанчерроу, в доме Уорренов трапезничали без всяких церемоний. Завтракали все в разное время: мистер Уоррен и Джо вставали рано и к тому времени, как девочки вылезали из постели, давно уже трудились на своих рабочих местах – первый в магазине, второй на пляже. Днем миссис Уоррен спешила накормить мужа, как только выдавалось небольшое «окошко» в непрерывном потоке покупателей и он мог отойти от прилавка. С раннего утра на ногах, он благодарно усаживался за стол, просматривал местную газету и подкреплялся миской супа, куском хлеба с сыром и чашкой чая. Миссис Уоррен с ним за стол не садилась; пока муж ел, она гладила, пекла, мыла пол в кухне или чистила картошку, а мистер Уоррен зачитывал ей вслух самые любопытные новости – кто и с каким счетом выиграл в крикет или сколько выручила на распродажах «Ассоциация женщин Сент-Эндока». После чая мистер Уоррен скручивал и выкуривал сигарету, а потом возвращался к работе. Теперь наступал черед Элли. Суп Элли не жаловала. Она съедала пару бутербродов с мясным паштетом, а потом начинала хрустеть шоколадным печеньем, умудряясь при этом не умолкать ни на секунду: Рассел Оутс сказал ей то-то и то-то, пока они стояли за билетами в кино, и не считает ли миссис Уоррен, что ей стоит сделать перманент? Она была еще та вертихвостка, на уме одни парни, но миссис Уоррен знала ее с тех самых пор, как та пошла в первый класс порткеррисской школы, и ей было приятно общество этой девушки, нравились ее живость и темперамент, к тому же, Элли работала на совесть, имела приятную внешность и всегда была любезна с покупателями.

– На этой неделе будет кино с Джанет Макдоналд и Нельсоном Эдди, – тараторила Элли. – По мне, они напускают сантиментов через край, зато музыка очень даже ничего. А на прошлой неделе я смотрела фильм с Джеймсом Кэгни – страшное дело, гангстеры в Чикаго и все такое.

– Не понимаю, Элли, как ты можешь глядеть на всю эту пальбу и жестокость!

– Что вы, дух захватывает! А во время самых жарких разборок, когда рекой льется кровь, я просто зажмуриваю глаза и затыкаю уши.

Лавди жила с Уорренами целую неделю, и Джудит не переставала удивляться, как легко и удачно удалось ей вписаться в жизнь семейства, в котором все было, с какой стороны ни глянь, в корне противоположно порядкам, заведенным в ее родном доме. Кэри-Льюисы, как ни крути, были из «помещиков», никуда не деться от этого неприятного, режущего слух слова. Лавди и воспитали в соответствующем духе, она росла капризным, избалованным ребенком в окружении преданных нянь и дворецких, родители души в ней не чаяли и разве что не молились на нее. Но во время первого же своего визита в Порткеррис, когда они с Джудит еще учились в школе, Лавди была буквально зачарована Уорренами и всей их жизнью. Так непривычно, так удивительно было жить в самом центре оживленного городка, выходить из дому прямо на узкую мощеную улицу, ведущую в порт. Когда мистер Уоррен и Джо начали цепляться к ней со своими шуточками, она в долгу не оставалась – платила им той же монетой. А у миссис Уоррен она научилась застилать и убирать собственную постель, мыть посуду и развешивать чистое белье для просушки в дальнем конце домовой прачечной. «Бакалейная Уорренов» вечно кишела народом – не соскучишься, а свобода, которая была для детей Уорренов в порядке вещей, для Лавди стала откровением. Все, что требовалось, это прокричать с лестницы: «Я ухожу!» – и никто не спрашивал, куда ты отправился и когда вернешься.

Но больше всего Лавди понравилось бывать на людном пляже, где они с Хетер и Джудит по большей части проводили время. Все время держалась прекрасная погода, каждый день радовал безоблачным небом со свежим бризом, пляж был расцвечен полосатыми палатками и зонтиками от солнца, гудел жизнерадостными голосами отдыхающих. Диана купила дочери новый открытый купальник (бюстгальтер и трусики), Лавди присовокупила к нему темные очки, чтобы бессовестно и безнаказанно глазеть на людей (к тому же, как подозревала Джудит, она лелеяла надежду, что в этих очках смотрится кинозвездой). Стройная, загорелая, вызывающе привлекательная, она неизбежно притягивала к себе восхищенные взгляды, и недолго пришлось ждать, пока какой-то молодой человек не отбил надувной мяч в их сторону – завязалось знакомство. Не проходило и дня, чтобы трех девушек не пригласили поиграть в лапту или волейбол или составить кому-нибудь компанию в плавании на надувном плоту.

Крошечный уединенный пляж в Нанчерроу не мог предложить ничего подобного.

Но время быстро пролетело, и не успели они опомниться, как для Лавди пришло время уезжать.

Только один раз на дню все Уоррены собирались вместе – во время вечерней трапезы; приглашался и всякий, кому случалось оказаться в этот час у них дома да на пустой желудок. Домочадцы и гости рассаживались вокруг длинного надраенного стола в кухне, говорили, смеялись, спорили, перебрасывались ехидным словцом, подтрунивая друг над дружкой, и обменивались свежими новостями. О том, чтобы переодеваться к столу или принаряжаться, не возникало даже вопроса. Наскоро ополоснув руки, садились в той же одежде, в какой ходили весь день, мужчины – в рубашках с открытым нараспашку воротом, миссис Уоррен – даже не утруждая себя снять передник.

Это пиршество происходило в половине седьмого и традиционно называлось «чаем», хотя к столу подавалась баранья нога, каплун или запеченная рыба с гарниром из жареной картошки либо картофельного пюре, овощи, соусы и соленья, темная, густая мясная подлива в кувшинчиках. После основного блюда шли конфитюр, заварной крем, сливки, затем домашний торт, печенье или сыр, все это запивалось крепким чаем из больших чашек.

В тот вечер за столом были только свои: Уоррены-старшие, Джо и троица девушек в хлопчатобумажных платьях без рукавов, натянутых – после целого дня, проведенного на пляже, – прямо поверх купальников.

– Мы будем скучать по тебе, Лавди, – грустно заметил мистер Уоррен. – Без тебя будет уже не то, что и говорить, ты задавала нам жару.

– Тебе действительно нужно ехать? – вздохнула и миссис Уоррен.

– Нужно. Я обещала Молнии вернуться, у нас впереди много работы. Надеюсь, Уолтер не забывал об объездке, а то мне будет не совладать с ее норовом.

– Что ж, ты хоть поджарилась на солнышке, – ухмыльнулась миссис Уоррен. – Что скажет твоя мама, когда ты вернешься домой смуглая, как маленькая индуска?

– Она сейчас в Лондоне, ее не будет, когда я приеду. Но окажись она дома, ей стало бы завидно. Она любит загорать, а иногда принимает солнечные ванны нагишом.

Джо удивленно вскинул брови:

– Тогда скажи ей, пусть приезжает к нам на пляж.

– Ты что! Она раздевается только у нас в саду или на скалах,

– Какое же тут уединение, раз ты знаешь об этом? Или ты подсматриваешь?

Лавди эапульнула в него кусочком хлеба, а миссис Уоррен, кряхтя, поднялась и пошла ставить чайник.

На следующее утро Лавди уехала – за ней прибыл Палмер на охотничьем фургоне. Проплутав среди резких подъемов и спусков, узких улиц и крутых поворотов Порткерриса и с трудом добравшись до места, Палмер был уже чуть ли не в отчаянии – он едва отыскал бакалейную лавку Уоррена, и то скорее благодаря счастливому случаю, нежели собственному шоферскому искусству.

Чемоданы Лавди стащили вниз, все высыпали на мостовую и провожали ее поцелуями, объятиями и требованиями пообещать, что в скором времени она приедет вновь.

– А тебя когда ждать? – спросила Лавди у Джудит, высунувшись из открытого окна фургона.

– Вероятно, в воскресенье утром. Я позвоню накануне. Передай всем от меня привет.

– Передам…

Содрогнувшись, фургон завелся и величественно двинулся прочь.

– Пока! Пока!..

Все они стояли и махали на прощание, но лишь несколько мгновений, так как почти тут же фургон скрылся за крутым поворотом у Рыночной площади.

Сперва без Лавди было немного странно: как и все Кэри-Льюисы, она обладала даром привносить неожиданную искру какой-то романтики и блеска в любую компанию. Впрочем, Джудит приятно было остаться с одной Хетер, теперь они могли вдоволь наговориться о старых временах и старых друзьях, не страдая оттого, что Лавди оказывается как бы третьей лишней, и не пытаясь мучительно объяснять ей, кто есть кто или когда случилось то-то и то-то.

Они сели к кухонному столу, стали пить чай и обсуждать планы на день; решено бьио не ходить на порткеррисский пляж, поскольку отъезд Лавди, которая о других развлечениях и слышать не хотела, давал прекрасный повод для более дальних путешествий.

– Я же теперь на машине, так не отправиться ли нам в какую-нибудь настоящую даль?

Они все еще пребывали в раздумьях, когда к ним поднялась передохнуть от работы в магазине миссис Уоррен, она-то все и решила.

– Почему бы вам не съездить в Трин? На машине это не займет много времени, а на скалах в такой денек должно быть чудесно, и вокруг, верно, ни души. Правда, чтобы добраться до пляжа, нужно долго спускаться по скалам, но ведь в вашем распоряжении весь день, не так ли?

И они отправились в Трин по дороге на Лендс-Энд, через Пендин и Сент-Джаст. Джудит вспомнила о Филлис.

– Надо мне когда-нибудь проведать ее. Она живет где-то тут неподалеку, где точно, я не знаю. Придется написать ей письмо, вряд ли у нее есть телефон.

– Ты можешь съездить к ней на этой неделе. И в Пенмаррон можем прокатиться, если хочешь.

Джудит сморщила нос:

– Да нет, не очень хочется.

– Боишься, тоска по дому нападет?

– Не знаю. Во всяком случае, не хочу рисковать.

Она подумала о маленькой железнодорожной станции, о Ривервью, о том, что можно было бы, пожалуй, навестить мистера Уиллиса. Все это счастливые воспоминания, но есть и такие, которые лучше не ворошить.

– Может быть, лучше просто помнить все таким, каким оно было.

В Трине они оставили машину у паба и, повесив за спину рюкзаки с купальниками и провизией, двинулись пешком через поля. Еще один безоблачный день, над цветущим вереском жужжат пчелы, рассеянное знойным маревом солнце поблескивает на лениво зыбящейся морской глади, отливающей нефритом. Прибрежные скалы были необычайно высоки, серпик песчаного пляжа виднелся далеко внизу, и они не без страха спускались по крутой, обрывистой длинной тропке, а когда добрались-таки до песка, почувствовали себя так, словно попали на необитаемый остров – вокруг не было ни души. «Мы даже можем не надевать купальники», – заметила Хетер. Они разделись и нагишом бросились в нежные волны прибоя. Вода была ледяная и мягкая как шелк, они плавали, пока их насквозь не пробрало холодом, потом вышли на раскаленный песок, вытерлись полотенцами и легли загорать на камнях.

Слово за слово, и Хетер призналась, что у нее появился настоящий молодой человек, некто Чарли Лэньон, сын преуспевающего лесоторговца из Маразиона. Она повстречалась с ним в гостях, но до сих пор держит Чарли в секрете от своей семьи: узнай Джо об их дружбе, и покоя ей не будет.

– Чарли очень хороший. Не то чтобы по-настоящему красивый, но приятный. Добрые глаза и чудная улыбка.

– Чем вы с ним занимаетесь?

– Ходим на танцы, в паб – выпить по кружке пива. У него есть машина, мы встречаемся обычно у автобусной остановки.

– Рано или поздно тебе придется привести его домой.

– Я знаю, но он немного стесняется. Пока мы об этом не думаем.

– Он работает у своего отца?

– Нет, учится в техническом колледже в Камборне. Ему девятнадцать. Но он войдет в дело отца.

– Судя по твоим словам, он и вправду замечательный.

– Да, – улыбнувшись, подтвердила Хетер.

Лежа на спине, Джудит прикрыла глаза рукой и замолчала. С минуту она размышляла, рассказать ли Хетер об Эдварде, Хетер была с нею откровенна, и Джудит чувствовала, что обязана ответить ей тем же. Но потом решила, что все-таки не стоит. Ее чувство к Эдварду было слишком драгоценным, слишком хрупким, чтобы поведать о нем кому-то, пусть даже Хетер. Она знала, что подруга никогда не обманет ее доверия, но тайна, открытая хоть кому-нибудь, перестает быть тайной.

Солнце палило нещадно, плечи и бедра Джудит запылали. Она осторожно перевернулась на живот и постаралась поудобнее улечься на безжалостно твердом выступе скалы.

– Ты собираешься обручиться с ним? – спросила она.

– Нет. Какой смысл в обручении? Если начнется война, его наверняка призовут в армию и мы будем разлучены на годы. Да я и не хочу выходить замуж, связывать себя детьми. Пока, во всяком случае. Это всегда успеется.

Вдруг она прыснула от смеха.

– Что такое? – удивилась Джудит.

– Просто вспомнила кое-что. Помнишь Нору Эллиот и что она говорила нам за велосипедным сараем? Откуда берутся дети…

Джудит очень хорошо помнила, и ее тоже разобрал смех.

– …А мы-то думали, что она, мерзкая девчонка, все это выдумала и что только какая-нибудь негодница вроде нее может додуматься до такого…

– И, разумеется, в итоге она оказалась права…

Когда они наконец успокоились и утерли слезы, Хетер спросила:

– А ты откуда узнала правду?

– Какую? Насчет секса?

– Да. Я хочу сказать, что мне рассказала мама, но твоей мамы с тобой уже не было.

– Я узнала от мисс Катто, Она рассказала всему нашему классу. Это называлось «половое воспитание».

– Черт возьми, должно быть, вам было очень неловко.

– Нет, как ни странно. Это все было как бы в рамках занятий по биологии, поэтому не так уж и неожиданно.

– Мама была так мила. Она сказала, что хоть и звучит это не очень приятно, но если любишь человека, это превращается в нечто особенное. Ну, ты понимаешь. Эмоции и все такое.

– И ты чувствуешь все это по отношению к Чарли?

– Ложиться с ним спать у меня нет охоты, если ты это имеешь в виду.

– Нет, я хочу сказать, ты его любишь?

– Не настолько. – Хетер задумалась. – Я его люблю не так. Я не хочу быть связанной.

– Ну, а чем ты хочешь заниматься? По-прежнему найти какую-нибудь работу в Лондоне?

– Да, в конечном счете. Свою собственную квартирку, приличное жалованье…

– Так и вижу тебя в черном платье с белым воротничком – сидишь на коленке у своего шефа и строчишь под его диктовку.

– Я не собираюсь ни у кого сидеть на коленке, в этом можешь быть уверена.

– Ты не будешь скучать по Порткеррису?

– Буду, но оставаться здесь до конца жизни не намерена. Я знаю слишком много женщин с кучей ребятишек на шее, для них мир ограничен нашим городком. А я хочу увидеть весь свет, хочу поехать за границу. В Австралию, например.

– Навсегда?

– Нет. Не навсегда. В конце концов я бы вернулась. – Хетер села и зевнула. – Как все-таки печет, однако. Я проголодалась. Давай перекусим.

Весь день они провели на солнце – на скалах, на песке, в море. После полудня вода стала подниматься, покрывая шипящее от жара песчаное взморье, мелкие буруны уже не были такими холодными, и они могли лежать на воде и глядеть в небо, укачиваемые легкими летними волнами. К половине пятого жара спала, и девушки решили, что на сегодня хватит, помня о том, что им еще предстоит долгое восхождение наверх, к вершинам скал.

– Даже жалко уходить отсюда, – вздохнула Хетер, когда они натянули легкие платья и уложили в рюкзаки мокрые купальники и остатки еды. Она повернулась и устремила взгляд на море, которое под лучами снижающегося солнца чудесным образом приобрело другой оттенок – теперь это был уже не нефрит, а темный аквамарин. Она опять заговорила:

– Знаешь, это уже не повторится. Никогда. Мы вдвоем, никого больше, и это место, этот день. Все происходит лишь однажды. Ты когда-нибудь думала об этом, Джудит? Бывает, конечно, почти так же, но точно так же – никогда.

Джудит поняла.

– Я знаю.

Хетер закинула свой рюкзак за спину, продела голые руки в лямки.

– Ну что, пойдем займемся альпинизмом.

И впрямь это был долгий и тяжелый подъем, разве только не так захватывало дух от высоты, как это было во время спуска. Они вздохыули с облегчением, благополучно достигнув вершины, и остановились на минутку на толстом, дернистом травяном ковре, чтобы перевести дух и бросить прощальный взгляд вниз, на безлюдный пляж, на неизменные скалы и пустынное, спокойное море.

Все происходит лишь однажды.

Хетер права. Точно так не будет уже никогда. Сколько времени пройдет, прежде чем они снова приедут сюда, в Трин?

В Порткеррис они вернулись к шести часам, прожарившиеся, просоленные и вконец измученные. Вывеска на бакалейной гласила: «закрыто», но дверь была незаперта, и, войдя, они увидели мистера Уоррена: в одной рубашке, скинув пиджак, он занимался бухгалтерией, подводя в своем крошечном кабинетике итог рабочего дня. Когда девушки вошли, он поднял голову, оторвавшись от столбцов цифр.

– А… Смотри-ка, кто пришел. Как провели день?

– Бесподобно… мы ездили в Трин.

– Знаю, мама мне сказала, – Он перевел взгляд на Джудит. – Тебе звонили, с час тому назад.

– Мне?!

– Да. Он просил, чтобы ты позвонила. – Мистер Уоррен положил ручку и стал шарить по столу. – Вот, я записал. – И протянул ей какую-то бумажку. На ней было написано всего два слова: «Позвони Эдварду».

– Он сказал, ты знаешь номер телефона.

Эдвард… Джудит почувствовала, как в ней стремительно подымается радость, от ступней вверх к самой макушке – словно сухая губка, брошенная в воду, тотчас пропитывается влагой; будто кто-то потянул за уголки ее губ, и они разомкнулись в непроизвольной улыбке. Эдвард.

– Откуда он звонил?

– Не сказал. Сказал только, что он дома.

– Кто это, Джудит? – сгорала от любопытства Хетер.

– Всего лишь Эдвард Кэри-Льюис. Я думала, он еще во Франции.

– Тогда позвони ему прямо сейчас.

Джудит заколебалась. Телефон, стоящий на столе мистера Уоррена, был единственный в доме. Хетер поняла причину ее нерешительности.

– Папа возражать не будет, правда, пап?

– Конечно, нет. Пожалуйста, Джудит, не стесняйся. И он поднялся на ноги.

Джудит была страшно смущена:

– Ах, я прошу вас, вам вовсе не нужно уходить. Ничего личного, всего лишь Эдвард.

– Я передохну минутку. Закончу потом. А сейчас пойду выпью пивка…

Хетер, сверкая черными глазами, сказала:

– Я схожу на кухню и налью тебе кружку. Джудит, давай сюда свой рюкзак, я повешу наши купальники сушиться.

Проявляя истинный такт, отец и дочь дружно поднялись по лестнице наверх и оставили ее одну. Джудит проводила их глазами, затем села за стол на место мистера Уоррена, подняла трубку старомодного телефона и продиктовала телефонистке номер Нанчерроу.

– Алло.

Это был Эдвард. Она сказала:

– Это я.,.

– Джудит!

– Я только что вернулась. Мистер Уоррен передал мне, что ты звонил. Я думала, ты еще во Франции.

– Нет, я приехал в четверг и оказался практически в пустом доме. Ни мамы, ни Джудит, ни Лавди. Мы с папчиком ведем тут холостяцкую жизнь.

– Но ведь Лавди вернулась.

– Да, но я почти не вижу ее. Она целый день пропадает на конюшне, объезжает нового пони.

– Хорошо отдохнул во Франции?

– Изумительно! Хочу тебе рассказать. Когда ты вернешься?

– Еще только через неделю.

– Я не могу столько ждать. Давай встретимся сегодня вечером. Я подумал, почему бы мне не приехать на машине в Порткеррис, мы могли бы сходить куда-нибудь выпить. Уоррены не будут против?

– Нет, конечно.

– Тогда, скажем, в восемь часов. Как тебя найти?

– Спустишься по холму и направишься по дороге на порт. «Бакалейная Уорренов», это сразу за старой Рыночной площадью. Магазин будет закрыт, но дверь с торца дома всегда открыта, войдешь через нее. Ярко-голубая дверь с медной ручкой.

– Ошибиться невозможно. – По его голосу было слышно, что он улыбается. – В восемь. Увидимся.

И он положил трубку. А Джудит продолжала сидеть у телефона, мечтательно улыбаясь, прокручивая в мыслях все сказанное им и вспоминая интонацию его голоса. Он едет. Хочет рассказать ей о Франции. «Я не могу столько ждать». Он хочет видеть ее. Он едет.

Переодеться, принять ванну, промыть волосы после морской воды. Надо поторопиться. С новыми силами она вскочила со стула и побежала вверх по крутой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки подряд.

Джудит сидела у себя в спальне и подкрашивала губы, когда вдруг услышала, как из-за угла завернула машина и остановилась у закрытых ставнями окон бакалейной лавки. Она отложила помаду, распахнула окно и, высунувшись наружу, увидела внизу синий «триумф», из которого вылез длинноногий молодой человек. С мягким металлическим звуком захлопнулась дверца.

– Эдвард!

Он замер, услышав ее голос, потом посмотрел наверх. С высоты он казался коренастее.

– Ты точь-в-точь Рапунцель[49]49
  Героиня одноименной сказки братьев Гримм; в одном из эпизодов Рапунцель, заточенная колдуньей в башню, распускает свои роскошные золотистые волосы, и, ухватившись за них, принц взбирается к ней по отвесной каменной стене.


[Закрыть], – заявил он, – Спускайся.

– Я мигом.

Она подхватила свою белую сумочку, кинула последний беглый взгляд в зеркало и вышла из комнаты. Пробежала по пролетам лестницы, отворила синюю дверь и очутилась на улице. На мостовой, еще не успевшей остыть от дневного зноя, лежали длинные тени; Эдвард ждал ее, прислонившись к сияющему капоту своего автомобиля. Он протянул руки ей навстречу, она подошла, и они поцеловались, сначала в одну щеку, потом в другую. На нем были ржаво-красные холщовые штаны, сандалии на веревочной подошве и белая с голубым рубашка апаш. Рукава закатаны до локтей, кожа покрыта густым загаром, а волосы выгорели на средиземноморском солнце.

– Ты прекрасно выглядишь, – сказала она,

– Ты тоже.

Его простецкий вид успокоил ее и прибавил уверенности; сама она не поддалась искушению вырядиться как на парад и после ванны просто надела чистое бумажное платье, голубое в белую полоску, и белые легкие туфли на босу ногу.

– Завидую тебе, – сказал он, – по-моему, ты умудрилась загореть больше, чем я.

– У нас стояла дивная погода.

Он оторвался от машины и принялся, заложив руки в карманы брюк, разглядывать фасад высокого, узкого каменного дома.

– Как, должно быть, приятно жить в таком чудном месте!

– С этой стороны дом трехэтажный, а сзади – только два этажа, – стала объяснять она. – И комнаты находятся на разных уровнях. Наверно, это потому, что, как и весь город, дом стоит на склоне холма. Кухня находится на втором этаже сзади, и оттуда выходит дверь во двор, где миссис Уоррен выращивает в горшках цветы и развешивает белье после стирки. А сада у них нет.

– Я удостоюсь приглашения войти?

– Конечно, если хочешь. Но дома никого нет. На регбийном поле сейчас летняя ярмарка, и Хетер с родителями пошли туда – кататься на каруселях, сшибать кокосовые орехи[50]50
  Ярмарочная игра типа кеглей.


[Закрыть] и выигрывать призы.

– Розовых плюшевых слоников?

– Вот-вот, – рассмеялась она. – А Джо – это брат Хетер – отправился с друзьями на вечеринку.

– Итак, куда мы отправимся? Какое ночное заведение модно в этом году?

– Не знаю. Может, пойти в «Старый баркас»?

– Отличная мысль! Сто лет там не был. Пойдем и посмотрим, как там. Поедем на машине или прогуляемся пешком?

– Давай пешком, это ведь совсем близко.

– Тогда – en avant![51]51
  Вперед! (франц.)


[Закрыть]

И они неторопливо пошли бок о бок по узкой улице, что шла под гору к спасательной станции и гавани. Джудит вдруг спохватилась.

– Ты чего-нибудь поел? – спросила она.

—Ачто, у меня такой голодный вид?

– Нет. Но я прекрасно знаю, как и ты, что в Нанчерроу ужинают в восемь, поэтому мне подумалось, что ты, вероятно, пропустил ужин.

– Ты права, я не ел, но и не хочу. Я пришел к убеждению, что дома мы слишком много едим. Все дело, видно, в кулинарном искусстве миссис Неттлбед. Для меня загадка, как это родителей до сих пор не разнесло вширь – лопают по четыре раза на дню и не прибавят в весе ни унции!

– Дело все в такой штуке, которая называется «метаболизм».

– Где ты подцепила это ученое словечко?

– О, мы получили хорошее образование в «Святой Урсуле».

– Хорошее образование… – повторил он. – И разве не замечательно – знать, что все это «хорошее образование» уже позади? Когда я закончил Харроу, я поверить не мог, что это конец. Вскакивал по ночам в холодном поту – меня мучили кошмары, что мне предстоит возвращаться в школу.

– Да будет тебе! Неужели все было так плохо? Держу пари, у тебя всякий раз слезы наворачиваются, как услышишь мальчишеские голоса, поющие старые школьные песни.

– Ничего подобного. Хотя, может, так оно и будет, когда мне перевалит за пятьдесят.

Они завернули за угол спасательной станции и вышли на дорогу, ведущую к гавани. В этот прекрасный погожий вечер на улице было все еще людно. Приехавшие на летний сезон курортники прохаживались вдоль края причала, останавливались, чтобы облокотиться на парапет и поглазеть на рыболовные суденышки внизу, лакомясь мороженым или рыбой с картофельными чипсами. Нетрудно было распознать, что эти люди не местные: непривычные к солнцу, они были красны как раки, одеты необычно, а в их речи слышался то манчестерский, то бирмингемский, то лондонский выговор. Было время прилива, и в небе носились полчища прожорливых чаек; кое-кто из местных стариков, все еще живущих в домах у самого порта, вытащил на улицу кухонные стулья и, усевшись, все в черном, громко комментировал происходящее вокруг. Перед «Старым баркасом» вокруг деревянного стола сидела за кружками пива шумная молодая компания – приезжие.

Эдвард состроил недовольную гримасу:

– Надеюсь, внутри не слишком большая толчея. Последний раз я заходил сюда зимой, и тут было пусто, не считая одного-двух стариков, пришедших отдохнуть от своих сварливых женушек. Ну, чем думать да гадать, пойдем посмотрим.

И он первым вошел внутрь, пригнув голову под изогнутой притолокой. Джудит шагнула следом за ним в полутьму кабачка, и ее разом окутали алкогольные пары, застоявшийся пивной дух, запах разгоряченных человеческих тел в облаках табачного дыма и несмолкающий гул веселых, возбужденных голосов. Она не призналась Эдварду в том, что ни разу не бывала в «Старом баркасе»: этот паб мужчины из семьи Уорренов не делили ни с кем из женщин, приберегая для себя. Теперь она с любопытством озиралась вокруг, пытаясь разгадать, что же такого особенного в этом местечке.

– Ну что, – заметил Эдвард. – Удерем отсюда куда глаза глядят или останемся?

– Давай останемся.

– Ладно. Ты стой тут и, если освободится столик, не зевай. А я принесу выпивку. Что ты будешь пить?

– Шенди[52]52
  Смесь пива с лимонадом.


[Закрыть]. Или сидр. Все равно.

– Я возьму тебе шенди.

Он оставил ее и стал ловко пробираться к стойке, орудуя локтями в тесноте и давке и ухитряясь в то же время никого не обидеть и казаться отменно вежливым. «О, извините… Прошу прощения… Я вас чуточку побеспокою…»

Когда Эдвард был уже в нескольких шагах от безучастного бармена, им неожиданно улыбнулась удача – компания, сидевшая за столиком у крошечного, как смотровое отверстие, окошка, беспокойно закопошилась, судя по всему, собираясь уходить. Сама удивившись собственной прыти, Джудит в ту же секунду оказалась рядом с ними.

– Прошу прощения, вы уходите?

– Совершенно верно. Нам пора возвращаться к себе в пансион на холме. Хотите занять столик?

– Неплохо бы присесть.

– Да уж. А то здесь душегубка почище калькуттской гауптвахты[53]53
  Речь идет о нашумевшем историческом эпизоде, произошедшем во время захвата в 1756 г. Калькутты бенгальским набобом, когда из 146 британских пленных, втиснутых в маленькую гауптвахту городского гарнизона, наутро в живых были обнаружены только 23 человека.


[Закрыть].

Всего их было четверо, и им потребовалось некоторое время на то, чтобы освободить столик. Как только он освободился, Джудит уселась на узкую деревянную скамью и положила рядом свою сумочку, заняв место для Эдварда.

Она была польщена, когда он, вернувшись с кружкой пива и со стаканом шенди, пришел в восхищение от ее расторопности.

– Ты необыкновенная девушка! – воскликнул он и, осторожно поставив напитки, легко опустился на скамью подле нее. – Как тебе это удалось? Стоять весь вечер было бы убийственно.

– Я только сейчас поняла, как мало это заведение. Эдвард вытащил сигарету и закурил.

– Однако все стремятся попасть именно сюда. В городе масса других пабов, но, очевидно, приезжие находят «Старый баркас» особенно живописным. Безусловно, так оно и есть. Но Боже мой, какая толкотня! Нет даже места, чтобы сыграть где-нибудь в сторонке в дротики[54]54
  Традиционная для английских пабов игра: метание дротиков в мишень.


[Закрыть]. Того и гляди кому-нибудь глаз вышибешь… Ну, ладно, – он поднял свою кружку, – будем здоровы! Так приятно увидеть тебя снова. Сколько мы не виделись?

– С Рождества.

– Неужели так долго?

– Ты же всю Пасху пробыл в Америке.

– Да, верно.

– Но услышать я хочу о Франции.

– Это было великолепно.

– Где ты жил?

– На одной вилле, что в горах за Канном. Неподалеку от деревни под названием Силланс. Настоящая сельская глушь. Вокруг – виноградники и оливковые рощи. Вилла – с верандой, увитой виноградной лозой, там мы ели. А в саду – маленький искусственный пруд с ледяной водой: запрудили речку, бегущую с горной вершины. И цикады, и розовые герани, а внутри пахнет чесноком, подсолнечным маслом и французскими сигаретами «Голуаз». Божественно!

– Кому принадлежит эта вилла?

– Неким Битам, довольно симпатичной, хотя и немолодой уже паре. Кажется, он работает где-то в Министерстве иностранных дел.

– Значит, ты даже не был с ними знаком?!

– Встретился с ними первый раз в жизни.

– Тогда как же…

Эдвард вздохнул и принялся терпеливо объяснять:

– Как-то я поехал с Афиной в Лондон на вечеринку и там познакомился с одной замечательной девушкой, за ужином она рассказала, что у ее тети и дяди есть вилла на юге Франции, и они пригласили туда ее, предложив захватить с собой пару-тройку друзей и подруг.

– Эдвард, да ты просто… – Почему ты смеешься?

– Потому что только ты можешь поехать в гости в Лондон и мимоходом заполучить двухнедельные каникулы на юге Франции.

– Ну разве я не молодец?

– Эта девушка, должно быть, прехорошенькая.

– Виллы на юге Франции вообще имеют свойство делать девушек неотразимыми. Так же как внушительный счет в банке делает самых безобразных женщин сексуально привлекательными – для определенного типа мужчин.

Джудит улыбнулась. В Рождество, когда Эдвард рассказал ей о своих швейцарских каникулах, она помимо воли приревновала его к тем неведомым девушкам, с которыми он катался на лыжах и танцевал ночи напролет под песенки Рихарда Таубера. «Кругом твердят, что ты прекрасна…» Теперь же – может быть, оттого что стала старше и увереннее в себе, – она не чувствовала никакой ревности. В конце концов, тот факт, что Эдвард, вернувшись в Нанчерроу и не найдя там Джудит, тут же связался с ней и приехал, достаточно красноречиво говорил о том, что она ему небезразлична, что он пока не отдал свое сердце кому-то еще, не оставил его где-нибудь на юге Франции.

– И что же было дальше, Эдвард?

– Извини, что?..

– Ты говорил, что эта девушка могла пригласить с собой несколько друзей.

– Ну да. Она договорилась с одной подругой, но все их знакомые молодые люди уже были связаны другими договоренностями и обещаниями. Так что… – пожал он плечами, – она пригласила меня. И я немедленно дал согласие, пока она не передумала. Потом она говорит: «Возьми с собой друга», и я, недолго думая, предложил этого парня по имени Гас Каллендер.

Джудит впервые слышала это имя.

– Кто это такой?

– Угрюмый, суровый шотландец с диких северных нагорий. Он учится со мной в Пембруке[55]55
  Один из колледжей Кембриджского университета.


[Закрыть], но по инженерной части, я с ним познакомился только этим летом, у нас квартиры оказались на одной лестнице. Он человек застенчивый и замкнутый, но милейший, и я сразу подумал, что у него нет еще никаких планов на каникулы.