Текст книги "Возвращение домой.Том 1"

– Впрочем, я еще вернусь. Перед отъездом в Сингапур. Я должна буду попрощаться с полковником и Дианой.

– Разумеется. И мы будем тебя ждать. Но в данный момент не стоит совершать над собой насилие, сперва приди в себя после всего, что произошло. Да и с Эдварда не надо спрашивать слишком много.

– Это как будто толчок для чего-то нового, да?

– Я только одно знаю: человек не может быть никем другим, кроме как самим собой. Если разобраться, иного просто не дано.

– Ты говоришь, как мисс Катто.

– Я еще и не так могу.

Джудит улыбнулась.

– А как же ты сама, Мэри? Ты тоже являешься частью семьи, но я бы не сказала, что ты в ней растворилась и потеряла себя.

– Я – другое дело. Я на них работаю.

– Но ты бы никогда не смогла уйти. Мэри рассмеялась.

– Ты так думаешь? По-твоему, я останусь в Нанчерроу навсегда, буду все стареть и стареть, пока не стану совсем беспомощной и бесполезной? Гладить бельишко, ожидая, пока Афина народит кучу ребятишек, а потом ночи не спать, возиться с пеленками и учить еще одно поколение садиться на горшок? Чтобы в конце концов меня разбил паралич, я одряхлела, выжила бы из ума и стала обузой? Старуха, которой самой нужна нянька? Значит, так тебе видится мое будущее?

Джудит сконфузилась. Да, как ни стыдно признаться, именно так она все себе и представляла. Много лет прослужившая хозяевам верой и правдой, старушка Мэри сидит в кресле закутанная в шаль и вяжет вещи, которые никто никогда не наденет; ей носят чай, а за глаза стонут, до чего же она всем надоела!

– Просто я не могу представить тебя где-то еще, кроме как в Нанчерроу,

– И очень даже зря. Когда мне исполнится шестьдесят, я уйду на покой и стану жить в коттедже на ферме своего брата, в окрестностях Фалмута. Домик принадлежит мне. У меня были сбережения, и я купила у брата этот коттедж за двести пятьдесят фунтов. Стало быть, я не буду ни от кого зависеть. Вот что меня ждет в старости.

– О, Мэри, это просто замечательно! Но что они без тебя будут делать, не представляю!

– Не пропадут. Незаменимых людей не бывает.

– Они знают о твоих планах?

– Полковник знает. Я все ему рассказала, когда покупала коттедж. Доверилась ему. Он ездил взглянуть на домик. Кстати, сам заплатил за межевание.

– А миссис Кэри-Льюис?

Мэри засмеялась и покачала головой.

– Даю голову на отсечение, полковник ни словом ей не обмолвился. Понимаешь, он ее бережет. Оберегает от всего. Ну, прямо как ребенка… Так, ладно… – Практичная Мэри вернулась к насущным заботам. – Мы теряем время. Сколько можно сидеть и болтать? Если ты собираешься уезжать, пора заняться делом.

– Ты поможешь мне собрать вещи?

– Сначала позвони своей тете, – велела Мэри. – Не будем ставить телегу перед лошадью.

Диана проснулась. На дворе уже вечерело. Она поняла это, как только открыла глаза и увидела, что солнце опустилось и косые лучи падают в ее выходящее на запад окно. У нее под боком все еще спал Пеко. Она зевнула, потянулась и снова откинулась на подушки, подумав, как было бы прекрасно, если бы сон не только восстанавливал силы, но и прогонял из мыслей все треволнения и заботы, – и человек пробуждался бы с ничем не замутненной, умиротворенной душой, с сознанием пустым и чистым, как морской берег, омытый и выглаженный отливом.

Увы, это невозможно. Стоило ей очнуться, и ее толпой окружили заботы. Словно ждали, когда она проснется. Тётя Лавиния оправилась, но все еще так слаба. И вот-вот разразится война. Когда – никто не знает. Возможно, через две недели. Через неделю. Даже через несколько дней. Такое ощущение, что по радио непрерывно передают одни только сводки новостей, газетные заголовки с каждым часом становятся все более зловещими. Диана читала боль в лице Эдгара, и ее сердце разрывалось на части. Он старался скрыть от нее свои муки, но это не всегда ему удавалось.

И молодежь. Джереми, ее верный рыцарь, поддержка и опора на протяжении стольких лет, догуливает последние деньки перед тем, как отправиться на службу в королевском флоте. Он уходит первым, но и всех остальных, как только будет объявлена война, тут же мобилизуют. Ее драгоценному Эдварду придется летать на этих жутких самолетах – дело само по себе опасное… а если в это время по тебе еще палят немцы? Друг его Гac уже имеет звание офицера «Гордонских горцев». Они не вернутся к дремлющим шпилям Оксфорда, этого удивительного города, чтобы постигать науки и радоваться жизни. Что до Руперта, то он вообще кадровый военный… в связи с ним, однако, возникла особая проблема: они с Афиной хотят обручиться. Молодого супруга отправят под град пуль в какую-нибудь унылую пустыню, и Афина останется Бог знает на сколько лет одна, впустую растрачивая свою молодость. Золотая молодежь… все они потеряют бесценные, невозвратимые годы своей жизни.

И маленькая Лавди. Семнадцать лет, первая любовь и… ни малейшей надежды завязать какие-либо отношения с предметом своих девичьих грез. Диана не могла представить, что будет с младшей дочерью, как та поведет себя, оказавшись в гуще ужасной войны. Лавди всегда была абсолютно непредсказуема.

Диана пошевелилась и повернула голову к маленьким золотым часам, стоящим на ночном столике. Часы показывали половину пятого. Ей очень хотелось чаю, но она не решалась позвонить миссис Неттлбед и заставить беднягу взбираться на своих отекших ногах по черной лестнице. К тому же, Диане было скучно. Может быть, встать… Только бы собраться с силами, и она встанет, примет ванну, оденется, спустится вниз. Джереми велел ей оставаться в постели, но он и вообразить не может, какая скука… Кто-то постучал в ее дверь.

– Кто там?

Ручка повернулась, и между створкой и косяком приоткрылась маленькая щелка.

– Это я, Джудит… Вы не спите?

– Нет.

– Я не помешаю?

– Ни капли. Я как раз не знаю, куда деваться от скуки. Поговорить бы с кем-нибудь…

Джудит вошла, закрыла за собой дверь, прошла через комнату и присела на край кровати. Она выглядела очень ладно и опрятно в белой блузке с воротничком в оборочку и бумажной юбке в сине-белую полоску. Ее только что приведенные в порядок волосы лежали гладко, тонкая талия была стянута алым кожаным поясом.

– Как вы теперь? – поинтересовалась Джудит.

– А, лучше! Только лень заниматься чем-нибудь.

– Поспали?

– Проспала весь день. – Диана вдруг нахмурилась. – А ты почему не на пляже вместе со всеми?

– У меня немножко разболелась голова. Эдвард пошел один.

– Это все из-за жары. Как тетя Лавиния?

– Она была просто необыкновенна. Разговорчивая как никогда. Удивительно, если учесть, через что она прошла.

– Как тебе кажется, сможет ли она теперь жить как прежде, со всеми ее милыми привычками?

– Конечно.

С минуту Джудит пребывала в нерешительности, потом сказала:

– Диана, мне нужно кое-что вам сообщить… объяснить. Мне надо уехать. Прямо сейчас.

Диана уставилась на нее в изумлении.

–Уехать?! Но, дорогая, почему, зачем?

– В общем, возникли кое-какие проблемы… Мы с Мэри пили чай, и тут зазвонил телефон…

– Я не слышала…

– Наверно, вы спали. Звонила моя тетя Бидди, Бидди Сомервиль. Она подцепила жуткий грипп, само собой, дядя Боб и Нед оба в море, она совсем одна, у нее в доме даже прислуга не живет, к ней ежедневно приезжает на велосипеде одна женщина из Бави-Трейси.

Короче, она взывала о помощи, просила, не могу ли я приехать и приглядеть за ней. Врач говорит, ей не следует оставаться одной.

– Ай-ай, дорогая моя, какой ужас! Бедная женщина! Ты не хочешь пригласить ее к нам?

– Ах, вы так добры, но я сомневаюсь, что она выдержит такую поездку. Думаю, поехать надо мне. Все равно я планировала погостить у нее чуть позже. Так что особой разницы не будет, если я отправлюсь сейчас.

– Какая ты добрая девочка.

Джудит улыбнулась. В эту минуту Диана отметила, что она выглядит крайне изможденной. Ее чудесные глаза ввалились, а яркая помада лишь подчеркивала мертвенную бледность щек. Бедное дитя, измучилась от головной боли! На долю секунды в голове Дианы промелькнуло подозрение: уж не случилась ли с Джудит какая-то неприятность? Она понимала, что надо бы спросить, проявить материнскую заботу, но в своем теперешнем состоянии не находила в себе сил, чтобы выслушивать какие-то признания и раздумывать о лишних проблемах. Вдобавок ко всему всегда существовала возможность, что это как-то связано с Эдвардом, и уже по одной этой причине лучше было оставаться в неведении. Да и, в конце концов, как бы она ни любила девушку, все-таки Джудит ей не дочь, а в настоящий момент у Дианы было полно поводов для беспокойства за собственных детей, будущее которых расплывалось в тумане неопределенности. Поэтому она без лишних расспросов отпустила Джудит.

– Безусловно, ты должна ехать, раз в твоей помощи так нуждаются. Как ты будешь добираться?

– Поеду на машине.

– Будь осторожна.

– Ну конечно.

– Когда ты отправляешься?

– Немедленно. Мэри помогла мне уложить чемодан. Всего лишь несколько самых необходимых вещей. Я не думаю, что пробуду там очень долго. Я еще вернусь, если можно, – хочу увидеться со всеми вами перед отплытием в Сингапур.

– Ну, конечно же, ты вернешься!

– Передадите полковнику мои извинения?

– Ой, я и забыла, ты ведь его уже не увидишь. И всех остальных тоже. Как ужасно, что ты уедешь, ни с кем не попрощавшись. Ты никак не можешь перед отъездом забежать на минутку в бухточку?

– Некогда. Попрощайтесь за меня со всеми.

– Непременно сделаю это, но знаю, что все будут ужасно огорчены.

– Мне… я очень сожалею обо всем. Вы так добры, я знала, что вы поймете.

– Ах, дорогая, ты же ни в чем не виновата.

Джудит встала, подошла и, нагнувшись, поцеловала Диану в щеку.

– Это совсем ненадолго, – пообещала она.

– В таком случае не будем прощаться. Скажем только «аu revoir»[68]68
  До свидания (франц.).


[Закрыть].

– Аu revoir.

– Приятной поездки.

Джудит улыбнулась, повернулась и пошла к выходу. В самых дверях Диана остановила ее:

– Джудит!

– Да-да…

– Мэри дома?

– Дома.

– Передан ей, что Пеко нужно выпустить в сад. И не будет ли она так добра принести мне чашечку чая?

Джудит закрыла дверь и вернулась в детскую. Мэри сидела у окна и ждала ее, глядя в сад. Когда Джудит окликнула ее, она повернула голову и поднялась.

– Была у миссис Кэри-Льюис?

– Да. Она не спала. Я рассказала ей нашу басню. Все в порядке, она не стала задавать лишних вопросов… Сказала только, что Пеко нужно выпустить в сад, и еще попросила, чтобы ты принесла ей чашку чая.

– И когда это только кончится, – криво улыбнулась Мэри.

– У меня на душе было бы нехорошо, если б я уехала, не попрощавшись с ней.

– Да, так бы никуда не годилось… Теперь тебе пора. Пойдем, я тебя провожу …

Джудит остановила ее.

– Нет. Пожалуйста, не надо. Я этого не вынесу, опять зареву.

– Ты правда не хочешь?

– Серьезно.

– Ну, тогда пока. – Они крепко обнялись. – Расстаемся совсем ненадолго, помни. Скоро увидимся. Не пропадай. И будь осторожна на дороге.

– Само собой.

– У тебя хватит бензина? В Пензансе, около станции, есть гараж, открыт по воскресеньям.

– Там я и заправлюсь.

– А деньги? У тебя есть наличные?

– Десять фунтов. Более чем достаточно.

– Не горюй по Эдварду, – напутствовала Мэри. – Не оглядывайся назад. Не дай горю сломить тебя. Ты для этого слишком молода и слишком хороша.

– Все будет в порядке.

Она вышла, а Мэри осталась потерянно стоять посреди детской. Пройдя по коридору, Джудит спустилась вниз. Машину она уже вывела из гаража, ее чемодан Мэри положила на заднее сиденье. Она села за руль, завела мотор, включила передачу. Колеса покатились по гравию. Она сдерживала слезы, но это стоило ей адских мук.

Это ненадолго, твердила она себе, но чувствовала себя так, будто уезжает навсегда. Ни с того ни с сего в голове зазвучали строчки стихотворения, и она вспомнила, как давным-давно, еще в Коломбо, когда она была совсем маленькой, мать читала ей вслух:

Вот дом и сад, там – луг и поле.

Где мы резвились на просторе…

Она посмотрела в боковое зеркало и увидела в нем миниатюрное отражение залитого солнцем Нанчерроу, уплывающего назад, становящегося все меньше и меньше.

Качели, дерево, сарай —

Всему пора сказать «прощай».

И ей вспомнилось, как она приехала сюда впервые в «бентли» Дианы, как увидела дом, сад, море вдали и была моментально очарована всем этим, влюбилась в Нанчерроу с первого взгляда. Она знала, что вернется, но понимала, что никогда уже Нанчерроу не будет для нее таким, каким она знала его до сих пор.

Потом Джудит завернула за деревья, и усадьба скрылась, Эдвард остался в прошлом, и она снова была одна.