Текст книги "Большой ринг Геннадия Шаткова"

Енгибарян вел себя мужественно. Он первый поздравил Дрогоша с победой.

– Сегодня вы выиграли. Надеюсь, это наша не последняя встреча, – сказал он поляку.

После турнира Володю упрекали во всех смертных грехах. В том, что он не тренируется, боится серьезных встреч, даже трусит на ринге. Откровенно говоря, я не мог понять, как можно делать такие скороспелые, мягко сказать бездоказательные, выводы. Стоило проиграть Енгибаряну – и все уже у него стало «плохо». Некоторые горе-специалисты от бокса договорились до того, что Енгибаряна надо вывести из сборной.

Только позднее, в 1957 году, когда я сам проиграл на первенстве Европы и был «награжден» точно такими же оценками, я понял, что есть еще среди наших специалистов просто конъюнктурщики, которые не хотят понимать, что спорт есть спорт, а не бухгалтерская книга, где всё ясно как на ладони.

Многие словно позабыли, что Енгибарян в интересах команды перешел в более тяжелую весовую категорию и выступал в ней впервые. Кроме того, его манеру боя уже прекрасно изучили в Варшаве, а финалист двух олимпиад – Анткевич – испытал ее на себе, да и Лешек Дрогош – выдающийся боксер, проиграть которому может любой мастер экстра-класса. Но от Енгибаряна всегда почему-то требовали только победы…

К чести Владимира следует сказать, что он не опустил рук. Проигрыш был для него хорошей школой. Через год, в Мельбурне, Лешек Дрогош сложил оружие перед Енгибаряном…

Проигрыш Володи огорчил нас. А зал ликовал. Следующая встреча – Карлоса Джанеряна с немцем Кароли – еще более подогрела страсти; выиграл советский боксер. Зрители жаждали от своего любимца Дитриха Вемхоннера реванша. Ведь он заявил в печати, что его бой со мной закончится во втором раунде.

Стоя в своем углу, я еще раз вспомнил слова Ивана Павловича, что зрелость – это ни в коем случае не самоуверенность. А рослый, видимо, обладающий незаурядной физической силой противник держится самоуверенно, картинно раскланивается со зрителями. Те же – ревут от восторга.

– Тебя «обрабатывают», – улыбаясь, шепчет Аристакисян.

Что ж, я готов к самым неожиданным поворотам. Чувствую какую-то удивительную обостренность мышления, восприятия, отчего тело стало необычайно послушным и легким. Скорей бы гонг!

– Жди атаки… Он все-таки обещал нокаутировать тебя, – наставляет тренер. – Встречай поточней.

Бой начался. Мы передвигаемся по рингу, внимательно наблюдая друг за другом. Жду атаки, а ее нет. В чем дело? Пробую удар левой с уклоном. Получается. Немец пытается достать меня с дистанции, но я успеваю встретить его ударом справа. Снова провожу серию, заканчивая ее сильными боковыми ударами. Раунд мой.

– Что можно ждать? – спрашиваю Аристакисяна.

– Поединок нервов. Хочет выбить тебя с привычной манеры. Ждет ошибки. Сейчас он, пожалуй, все-таки сам сорвется и полезет в атаку.

Так и было. Моя спокойная настороженность, видимо, вывела Вемхоннера из себя. Его ложные выпады, цель которых заключалась в том, чтобы заставить меня полезть в неприкрытую атаку, стали все больше походить на настоящий штурм. Зрители орали до хрипоты. Но я воспринимал атаки немца на мгновение раньше, чем он успевал их осуществить, угадывал намерения противника. И бой нервов выиграл я.

– Два раунда твои. Сейчас жди беспорядочных атак. Отходи с боковым ударом и вяжи руки в ближнем бою.

Конец поединка был тяжелым. Вемхоннер выкладывал все, что было накоплено долгими тренировками. Атаки следовали одна за другой. Удары сыпались градом. Судьи видели, что большинство их попадало в мои перчатки. Но среди них некоторые, пользуясь впечатлением «активности», горячо поддерживаемой зрителями, насчитывали очки Вемхоннеру…

Чувствуется, немец устал, и он часто только просто толкает меня корпусом. Я захватываю его руки, чтобы не дать возможности бить с ближней дистанции. Судья дает мне предупреждение.

Вемхоннер снова идет вперед. Удачно отвечаю боковыми ударами с отходом. В конце концов, смертельно усталые, отдав все силы, повисаем друг на друге. Гонг! Ждем решения судей. Что творится в зале! Зрители скандируют имя своего любимого спортсмена, пытаясь оказать давление на судей.

Наконец рефери берет нас за руки. Диктор объявляет:

– Победил со счетом «три – два» Шатков.

Моя рука поднята вверх. Трудная, но почетная победа.

Наши ребята едва меня не затискали от радости. Принимаю душ. Входит Аристакисян:

Геннадий Шатков на чемпионате Европы вɸЗападном Берлине

– Ну, Геннадий, тебе везет на чемпионов. Сейчас только другой финалист выявился. Швед Стиг Шелин, экс-чемпион Европы… Но это послезавтра.

Итак, в финале – пять советских боксеров. Столько же, сколько в Варшаве. Однако это уже качественно другие боксеры. Значит, новое направление в нашем боксе – тактика искусного обыгрывания – правильное и приносит свои плоды.

Финалы сложились для нас неудачно. И на этот раз не обошлось без вмешательства судей. Первым пострадал Борис Степанов, выступавший против поляка Стефанюка. Это был их второй финальный бой. Первый состоялся два года назад в Варшаве, и вполне заслуженно его выиграл Стефанюк, ставший чемпионом Европы. Здесь же, в Берлине, Степанов, учтя прошлый проигрыш, уверенно вел бой против своего опытного соперника. И все же, несмотря на его перевес, победу отдали Стефанюку.

Еще более обидно было за Александра Засухина. В Варшаве он тоже был финалистом, но проиграл. На этот раз его соперником в решающем поединке стал англичанин Никольс. Весь бой Засухин не уступал инициативы. И все же судьи с разницей в один голос отдали предпочтение англичанину.

На следующий день все западногерманские газеты возмущались решением судей, называя бесспорным победителем Засухина. Нашему товарищу оставалось только утешаться этими заявлениями и радоваться, что наконец-то судьи Кюблер (Западная Германия), Казанова (Испания), Галахер (Ирландия), Хельманр (Норвегия) и Маграби (Египет) пожизненно исключены из списка международных судей. В связи с этим нам было приятно узнать, что советский судья Андрей Тимошин получил специальный приз «Лучший судья на ринге на XI первенстве Европы по боксу».

Потерпел поражение Карлос Джанерян. Его убедительно обыграл отличный польский боксер Збигнев Петшиковский.

Положение складывалось неприятное. Из пятерых трое уже проиграли.

– Надежда только на вас, ребята, – сказали тренеры мне и Альгирдасу.

Следующая встреча – моя. Я понял всю ответственность положения. Сейчас шла речь не только о моей личной победе. Я должен был доказать, что советский бокс не так уж слаб, как многие склонны думать, особенно сейчас, после нескольких неудач в финале. Кому как не мне, капитану советской команды, внесшему в зал красный флаг своей страны, нужно было это сделать! Значит, надо боксировать так уверенно, чтобы у судей не было ни малейшей возможности придраться и отдать победу противнику.

Поднимаюсь на ринг, привычно глянул в зал. Я никого не видел, только чувствовал на себе взгляды тысяч глаз, иногда враждебных, иногда насмешливых или равнодушных. В таких условиях трудно выиграть. Но я должен победить!

А вот и противник – рослый, хорошо сложенный Стиг Шелин. Это опытный мастер. На его счету 280 боев – втрое больше, чем у меня. Легко нырнув под канаты, швед улыбается мне. Судья подозвал нас на середину ринга, осмотрел перчатки. Затем мы разошлись, чтобы через несколько секунд встретиться вновь, на этот раз для боя.

Гонг! Швед стремительно двинулся вперед, верный своей тактике – только атаковать. Ведя разведку левой рукой, делаю неожиданные удары. Шелин же остерегался бить правой рукой, забывая о том, что у меня обе руки одинаково результативны. Свою ошибку Шелин понял только тогда, когда, пропустив удар левой, побывал в нокдауне.

При счете «восемь» швед с трудом поднялся и едва дотянул до конца раунда. Казалось, Шелин был сломлен. Но минутного перерыва оказалось достаточно, чтобы он восстановил свои силы. Он даже пытался атаковать. Но теперь я пустил в ход правую руку, и противнику ничего не оставалось делать, как защищаться.

Последние минуты боя измотали нас здорово. Обменялись множеством ударов. Но перевес на моей стороне.

Наконец последний гонг. Как быстро пролетели три раунда! Что-то скажут судьи? Я волнуюсь, хотя чувствую, что явно выиграл бой. Но ведь бывает всякое…

Нет, все правильно. Я победил!

Стою на пьедестале почета с золотым поясом чемпиона Европы, который мне вручил президент Международной федерации бокса Эмиль Гремо. Я понимал, что одержал и другую победу, которая была для меня не менее ценна. Тот самый зал, который встретил меня враждебными криками, теперь аплодировал моей победе. Мало того, те же зрители стоя почтительно слушали Гимн Советского Союза и наблюдали, как медленно, но неудержимо поднимается флаг нашей Родины.

Мой товарищ Альгирдас Шоцикас заставил зрителей второй раз прослушать Гимн Советского Союза.

Итак, победа! Наша команда, опередив немцев и поляков, вышла на первое место.

Кроме пояса мне вручили кубок и специальный приз за лучшую технику – изящный мельхиоровый сервиз. Что ж, значит, оценили наше возросшее мастерство. Впрочем, об этом лучше всего расскажут отзывы из газет. Их немало:

«Поразительным по сравнению с Хельсинки является прогресс русских боксеров. Они боксировали в самом чистом стиле, почти английском» («Дер Абенд»).

«Почти сенсационным является изменение направления русского бокса. Енгибарян, который в Варшаве был лучшим техником, теперь превзойден рядом других русских боксеров, радикально изменивших свой стиль ведения боя… Это заставило Е. Бема – известного спортивного обозревателя – сделать следующее заявление: „Тот факт, что вся русская команда сумела за двухгодичный период изменить свой стиль, является абсолютно новым в международном любительском боксе“» («Ди Бельт дес Спорто»).

«Приятно удивили русские. В исключительно короткий срок они перестроили свою технику» («Дер Тагесшпигель»).

«Русские поразили тем, что со времени последнего первенства Европы изменили свою технику. Русские, которые были раньше „безостановочными рубаками“ и умели лишь идти вперед, ныне боксировали в английском стиле больше, чем сами англичане» («Берлинер моргенпост»).

«Несомненно, советские ученые разработали ряд новых методов подготовки боксеров» («БП»).

«Русские показали себя образцовыми спортсменами… Почти стоически воспринимали они поражения по очкам, даже в тех случаях, когда эти поражения были не очень убедительными» («Дер Абенд»).

«Как в Хельсинки, так и в Варшаве русских боксеров упрекали в том, что они боксируют лишь с помощью грубой силы. В Берлине Советский Союз был представлен десятью техничными боксерами» («ИСБ»).

Ночь после финала я не спал – уж очень был взволнован. Рано утром вышел в садик перед летним рестораном. Неожиданно ко мне подошел полицейский. Думаю: вот, нарвался на неприятности… Но он вдруг протягивает руку и говорит на ломаном русском языке:

– Разрешите вас поздравить с победой.

Мы разговорились. Наш смешанный русско-немецкий язык помог нам понять друг друга. Оказалось, он был в России во время войны.

– Война – это очень плохо, – сказал он на прощание.

Я согласился с ним. Пусть бои будут только на ринге.

Вечером на приеме еще раз встретился с Шелиным. Удивительно симпатичный, скромный парень. Впоследствии мы часто с ним встречались.

Вечер кончился концертом в варьете.

Бронзовое блюдо, приз, врученный Г. И. Шаткову, победителю чемпионата Европы 1955 г.

Переезжаем в советский сектор Берлина. Надеемся улететь сразу же в Москву. Но мешает погода – придется ждать до утра. Нас разместили в отличной гостинице «Волга». Но меня и Шоцикаса (мы с ним в одном номере) ничто не радует. Мысли о доме не дают спать. Всю ночь, через каждые полчаса, спрашиваем друг у друга, который час. Только перед утром, измученные, забылись коротким сном.

Поднимают нас рано; автобус подвозит прямо к самолету. Наконец мы в воздухе. Скорее домой!

На туманных островах

Каждые крупные соревнования обходились мне довольно дорого. Приходилось потом нажимать на учебу, ликвидировать академическую задолженность, догонять товарищей.

Так было и на этот раз. Обложившись горой учебников и конспектов, я усиленно постигал тонкости уголовного права. От этого занятия меня отрывали те же самые товарищи, которые лишь за день до этого обещали: «Для тебя, Гена, сейчас главное – сдать экзамены. Сиди занимайся. Мы будем беречь твой покой…» А уже через день они вторгались в комнату и еще более убежденно заявляли:

– Ты не должен так перегружать себя. Мы решили пригласить тебя на вечер, где ты расскажешь о первенстве Европы. Это тебе только на пользу!

Спорить с ними было бесполезно. Я не сопротивлялся, с ужасом думая, какая гора книг еще не прочитана. Но я категорически отказывался надевать золотой пояс чемпиона поверх костюма.

– Чудак! Девчонки будут визжать от восторга!

Это льстило моему самолюбию, но в ту пору такая слава меня не волновала. Я с нетерпением ожидал писем из Харькова. Для этого были особые причины. В прошлом году я участвовал в соревнованиях по боксу в Харькове. Тогда в спорте мое имя еще никому ничего не говорило. Там я и познакомился с «гарной дивчиной» – Тамарой, студенткой строительного института. Она тоже увлекалась спортом. По нескольким видам имела разряды, а по волейболу даже первый и выступала за сборную города.

Спорт сдружил нас с Тамарой. Она оказалась необычайно милым человеком, чутким и верным товарищем, с которым было легко и весело. Мало мы были вместе, но эта встреча запала мне в душу. Я получал хорошие письма, которые помогали мне в трудные минуты. А таких трудных минут было немало и в учебе, и в спорте. Во время подготовки к первенству Европы Тамара специально приехала отдыхать в Серебряный Бор под Москву. Хорошей подготовкой к первенству Европы я был в немалой степени обязан ей.

Я не стал ждать писем и отправился в Харьков. Мои родители знали Тамару, ибо как-то отдыхали вместе с ее родителями под Харьковом, в селе Бирки, что стоит на реке Псел. Они тоже стали друзьями. Короче говоря, родительское, так сказать, благословение было дано, и я в 1955 году, приехав в Харьков, стал женатым человеком.

Ребята потом говорили, что это сразу прибавило мне солидности. Остряки тут же выдвинули теорию, что теперь мои противники на ринге, вероятно, не будут бить меня больно: нельзя же калечить главу семьи!

Быстро пролетел медовый месяц, который провели в тех же Бирках. Жили этот месяц в шалаше в буквальном смысле как в раю. Мы раскинули палатку на самом берегу. Здесь, в деревне, я впервые ощутил, как широко популярен спорт в нашей стране. Ну кто бы мог предположить, что в небольшом местечке знают меня так же хорошо, как в моем родном городе?

Мальчишеское племя неотступно следовало за мной, что бы я ни делал. Утренний кросс первое время вызывал переполох у местных жителей. Впереди несся я, следом катилась лавина босоногих ребятишек, за ними – разномастные барбосы, не желавшие упускать случая погавкать всласть. В таком музыкальном оформлении я проводил тренировки.

Однажды я спросил у жены:

– Ты не смущаешься, что соседи скажут: жена-то умная, а вот муж подкачал? Наши соседи нечто подобное говорили обо мне в детстве…

Тамара смеялась от души, а я старался не слишком будоражить собак, чтобы не беспокоить соседей.

Постепенно увеличивал нагрузки. Много работал «с тенью». Готовился к серьезным боям. Нам сказали, что на сентябрь был намечен выезд в Англию. На родине бокса хотелось выступить особенно хорошо.

Вскоре после приезда в Ленинград я уже снова укладывал вещи в чемодан. Тамара перешла на третий курс Ленинградского инженерно-строительного института.

…На этот раз мы вылетели прямо из Ленинграда. Помахал на прощанье Тамаре рукой, простился с городом, который вскоре спрятали от наших глаз облака.

Через два часа – Хельсинки. Еще через четыре – Стокгольм. Нам удалось посмотреть вечерний город. На центральных улицах – кричащие огни реклам, с кино-плакатов прямо на нас смотрят дула пистолетов, сверкают за полумаской глаза убийц. Много «стильной» молодежи. Подальше от центра город поражает чистотой, каким-то уютом и… тишиной. Здесь есть все: автобусы, трамваи, легковые машины – но нет шума. Сигналов не услышишь. Удивило левостороннее движение. В потоке машин можно увидеть любую марку. Гаражами, видимо, не пользуются. Вереницы машин выстроились прямо на улицах, на набережных фиордов. На пустынных аллеях стоят велосипеды.

Утром вылетаем в Копенгаген. Вскоре из-под крыла четырехмоторного самолета вынырнул выступающий в море длинный мыс с бетонной дорожкой. Это аэродром.

Делаем круг над городом. Внизу – четко распланированный город, пересекаемый несколькими каналами, заполненными рыбачьими лодками. Дома невысокие, много зелени. Жаль, что нет времени познакомиться с городом поближе. Едва успеваем размять ноги, как нас приглашают занять места: летим в Англию.

Под крылом, далеко внизу, завивает кудряшки волн Северное море. Где-то впереди темнеют берега Англии. Девушки, которые только что кормили нас вкусным завтраком, сейчас удивительно серьезными голосами предлагают нам застегнуть пояса. Мы подлетаем к Лондону. В иллюминатор ничего не видно – облака. Вскоре мы на английской земле.

Автобусы быстро доставляют пассажиров в центр Лондона, где неподалеку от Гайд-парка находится наша гостиница.

Первую тренировку проводим в небольшом зале, арендуемом обычно для занятий боксеров-профессионалов. Репортеры буквально не дают нам покоя. Зато на другой день все газеты вышли с нашими портретами. Присутствовавшие на тренировке английские боксеры удивились, увидев, что мы тренируемся с лапой. У них, оказывается, нет такого снаряда. Подарили им на память.

Соревнования начнутся через день. Мы устремляемся в город. Трафальгар-сквер с бронзовыми львами и памятником адмиралу Нельсону, Вестминстерское аббатство, где похоронены Чарльз Диккенс, Вальтер Скотт, Фарадей и другие выдающиеся писатели и ученые, Букингемский дворец, парламент и «Большой Бен» – часы, которые слышны на большом расстоянии, мрачный Тауэр, мост и вокзал Ватерлоо – всё это вызывает интерес, ибо в этих памятниках – история и культура Англии.

У нас не было времени познакомиться со всеми достопримечательностями английской столицы, но мы все же выкроили несколько часов, чтобы осмотреть второй по величине в мире (после римского собора Святого Петра) собор Святого Павла, посетить Национальную картинную галерею, которая по значимости уступает только Лувру. Прекрасные полотна Рембрандта и Рубенса, Леонардо да Винчи и Микеланджело заставили нас подолгу простаивать возле них.

Перед отъездом мы побывали на Хайгетском кладбище у скромной могилы Карла Маркса. К цветам, украшавшим могилу, прибавился и наш венок…

Лондон, столица родины бокса, с нетерпением ждал выступлений советских боксеров. Особый интерес вызывал тот факт, что на ринг выйдут два чемпиона Европы – Альгирдас Шоцикас и я – и призеры европейских первенств Борис Степанов, Александр Засухин, Владимир Стольников.

В день встречи все газеты вышли с прогнозами, в которых мало кто рисковал предсказывать победу английской команде. Все отдавали предпочтение советским боксерам.

…Огромный зал «Уэмбли», вмещающий 12 тысяч зрителей, набит до отказа. Но всюду царят порядок и спокойствие.

– Видно, правду говорят, что англичане – народ суховатый и выдержанный. Смотри, как спокойно держат себя, – сказал кто-то из ребят.

Но вот Владимир Стольников вышел на ринг против Ллойда – и зрители занервничали. А после гонга началось что-то невообразимое. Куда девались чопорность и выдержка! Смею утверждать, что англичане – самые темпераментные зрители.

Мне опять «повезло»: мой соперник – чемпион Европы 1953 года Уэльс.

– Тебе определенно везет на чемпионов, – смеется Альгирдас Шоцикас.

Англичанин намного выше меня, худощавый и длиннорукий. Хорошо работает на дистанции. Значит, надо искать возможности навязать ближний бой. Буду атаковать, чтобы подобраться поближе.

Но этот опытный боксер вдруг сам начинает атаковать меня. Бью левой с уклоном. Попал. Еще раз бью левой и следом пускаю в ход правую перчатку. Что это? Уэльс опускается на колени. Нокдаун.

Судья успевает досчитать до «восьми», прежде чем англичанин встает. Видимо, он потрясен. Уходит в защиту до конца раунда.

Второй раунд Уэльс начинает осторожно. Теперь уже я пытаюсь атаковать. Подойти близко не так легко. Он выставил длинные руки вперед, как рогатины. Полезешь прямо – напорешься. Делаю обманное движение правой рукой. Уэльс отклоняется вправо, открывая челюсть. Резко бью левой – Уэльс снова на полу. Гонг спасает его от поражения. Зал неистовствует.

Конец боя прошел во взаимных атаках. Англичанин бросается в беспорядочную атаку, решив, что терять нечего. Я ухожу уклонами, успевая наносить боковые удары. Потом сам перехожу в атаку. Обмениваемся ударами. За этим нас и застает гонг.

– Есть еще один чемпион, – улыбается Тимошин.

Он так же, как и я, не сомневается в победе. Зрители аплодируют. Судья на ринге берет нас за руки и объявляет:

– Победил… Уэльс!

Зал на мгновение растерялся, потом неуверенно зааплодировал. Я улыбнулся, подошел к Уэльсу и крепко пожал ему руку, поздравив с победой. Он виновато пожал плечами: я, мол, тут ни при чем…

Зрители сидели тихо. Потом раздался смех. Еще сильнее. И вскоре весь зал хохотал!

– Выкинули номер судьи, – хмурились наши ребята.

В этот вечер у меня произошел весьма любопытный разговор с одним из отпрысков русских эмигрантов. Надо сказать, что русских здесь довольно много. Относятся они к нам по-разному. Одни радовались нашим неудачам, другие огорчались: все-таки русские. После боя ко мне подошел один пожилой человек. Открытое русское лицо, хорошая улыбка.

– Мы очень огорчены, господин Шатков. Такая неудача…

Я не привык к слову «господин». Молча пожимаю плечами.

– Теперь вас сошлют в Сибирь?

Мои брови от удивления, кажется, подпрыгнули до макушки.

– Почему?

– Вы ведь проиграли!

Что ему ответить? Улыбаясь, пожимаю плечами:

– Над вами кто-то пошутил, а вы поверили. Кстати, вы знаете, что такое Сибирь в настоящее время? Это благоустроенные, красивые города, мало в чем уступающие Лондону.

У собеседника удивленные глаза.

– Как же так? А мне говорили…

Собеседник не закончил своей фразы. Но я понял, что ему говорили, иначе бы он никогда не задал такого глупого вопроса. Ушел мой доброжелатель, задумавшись…

Наутро газеты с ядовитым сарказмом обрушились на судей, а мы в это время уже были в Глазго.

В Шотландии есть поговорка: «Если на улице встретятся два шотландца, это уже бокс». Наш вид спорта здесь настолько популярен, что даже в школах изучение бокса обязательно для всех. Не случайно здесь много замечательных боксеров.

С городом мы познакомились бегло, но все же успели заметить, что в нем много крупных промышленных предприятий. Может быть, поэтому здания и улицы покрыты копотью.

У нас было очень мало времени. Очень сожалеем, что нам не удалось вырваться в маленький городок Эйр, в окрестностях которого стоит старинный дом, где родился и вырос великий шотландский поэт Роберт Бернс.

Выступать мы должны были на ринге зимнего стадиона. Когда мы вошли в зрительный зал, ахнули от удивления. Все ледяное поле искусственного льда блестело под мощными прожекторами.

– Уж не на льду ли мы будем драться? – засмеялся я.

– Вон видишь, возвышение стоит, похожее на ринг, – улыбается Стольников.

В центре ледяного поля действительно возвышался ринг.

– А до ринга – на коньках? Да, условия явно необычные.

– Придется в шубах боксировать, – смеялись мы. Оказалось, в таком крупном городе нет хорошего, большого зала. Мы только разводили руками.

Но шотландцы решили удивлять нас до конца. Когда команды вышли на парад, то вместо нашего гимна из репродуктора полилась стремительная мелодия… хачатуряновского «Танца с саблями». Что было делать? Мы смирились только потому, что все-таки Хачатурян – композитор советский и к тому же явно очень популярный в Шотландии.

Бои проходили в быстром темпе. В перерывах между раундами мы поспешно закутывались в халаты, стараясь согреться. Зрители, несмотря на холод заполнившие все трибуны, азартно подбадривали боксеров.

Отлично выступил молодой Геннадий Бояршинов, заставивший Скотта сложить оружие во втором раунде. Я нокаутировал в первом раунде Маккея. Мы выиграли девять встреч и одну проиграли.

Добравшись по льду до раздевалки, мы поспешно оделись и убежали в гостиницу. Только здесь, у старого доброго английского камина, отогрели окоченевшие руки и ноги…

В Лондон мы вернулись в день большого события. С визитом дружбы в Портсмут пришел крейсер «Свердлов». Газеты были полны восхищенных отзывов о мастерстве русских моряков, вставших на якорь за рекордно короткий срок – пятнадцать минут. Это была сенсация, ибо незадолго до этого американский крейсер сумел сделать то же самое лишь за три часа, а французский – за два.

На приеме в Советском посольстве много говорили о моряках. За их успех подняли тост. Моряки предложили тост за успехи советских боксеров. Расстались мы друзьями.

Пора собираться в обратную дорогу. Последний день бродим по лондонским улицам. Очень пожалел, что не удалось побывать на спектаклях гастролирующего здесь Итальянского оперного театра, который ставит «Риголетто» с Тито Гобби в заглавной партии. Я очень люблю эту оперу…