Текст книги "Большой ринг Геннадия Шаткова"

Что такое свой почерк

Вce боксеры используют одни и те же удары: два прямых, два удара сбоку и удары снизу. Но все спортсмены отличаются друг от друга своим «почерком».

Мне не пришлось видеть на ринге таких блестящих боксеров, как Константин Градополов, Виктор Михайлов, Андрей Тимошин, Евгений Огуренков, братья Степановы и другие. Но те, кто знал их, видел их бои, рассказывают о том, что у каждого из них была своя ярко выраженная манера боя, свой «почерк».

И как все боксеры непохожи на ринге – Анатолий Була-ков и Владимир Стольников, Анатолий Грейнер и Александр Засухин, Сергей Щербаков и Станислав Исаев, Виктор Меднов и Владимир Енгибарян, Николай Королев и Альгирдас Шоцикас, Олег Григорьев и Ричардас Тамулис, Виликтон Баранников и Александр Емельянов, Валерий Попенченко и Борис Лагутин!

После первенства Европы и поездки в Англию в газетах все чаще стали говорить о «почерке Шаткова».

Но далеко не сразу выработался мой собственный «почерк» в боксе.

Первые свои бои я проводил в высоком темпе. Не отходил от противника до тех пор, пока не выиграю нокаутом или гонг не прервет нашу схватку. Это был юношеский задор, подкрепленный неутомимостью. Не знаю, сколько бы еще лет я вел поединки в подобной манере, если бы случай, или, вернее, обстоятельства, не заставил меня призадуматься. Уверен, что рано или поздно в конце концов я нашел бы свой «почерк», но, кто знает, не произошло бы это слишком поздно?

Думать, искать этот почерк меня заставило поражение. И я рад, что оно пришло в начале моего спортивного пути, невольно заставило пересмотреть прежнюю манеру боя. Сколько раз Иван Павлович говорил, глядя, как я разбиваю в пух и прах соперника:

– Это не твоя манера боя. Ищи свой почерк.

Я не понимал, чем недоволен тренер. Ведь я же выигрывал блестяще, зачастую нокаутом. Правда, как-то упускал из виду, сколько ударов получил сам, но мне думалось: разве это так важно? И вот настал день, когда я почувствовал, что нужно получать как можно меньше ударов. Случилось это в Ростове на юношеском первенстве страны. Я уже писал о том, что во время подготовки сильно перетренировался. Но первый бой выиграл легко. Победой начал и второй бой. А в третьем раунде ко мне пришли незнакомое прежде чувство полной апатии, безразличия к исходу боя, непроходящая усталость. Бой я тогда все-таки выиграл, но…

Следующий бой явился тем поворотным пунктом, после которого я стал задумываться над своими действиями на ринге. Я совершенно не мог драться и только защищался. Ах, как я оценил защиту! Она помогает получать как можно меньше ударов.

Но понял я и другое. Только защищаясь, еще не добьешься победы. Я видел, что мой соперник иногда открывается. Я бил, но так слабо, что это не производило должного впечатления. Значит, надо сочетать хорошую защиту с атакующими действиями, уверенными ударами. А хорошо ударить можно тогда, когда ты не устал, когда у тебя есть сила. Я пришел к выводу, что необходимо экономно расходовать силы, чтобы их хватило на весь бой.

В последующих выступлениях и стал намечаться мой стиль ведения боя. Я активно работал левой рукой, но, готовый всегда к защите, приберегал правую для решительного удара, для контратаки.

Это была, так сказать, отправная схема, которая потом обогащалась по мере того, как приходили опыт и мастерство.

Мой стиль вырабатывался под влиянием и других обстоятельств. Когда я вышел на большой ринг, в нашем боксе господствовал силовой напор. Взять хотя бы мои упорные бои с Надаром Дарбайсели. Очень сильный физически, Надар атаковал упорно и настойчиво, мало заботясь о защите.

Невольно мне приходилось избирать защитный вариант, работать на контратаках. Я научился внимательно следить за соперником, подмечать малейшие промахи в защите и посылать в открытое место карающую правую перчатку. А у Дарбайсели оказывалось столько незащищенных мест, что ему пришлось не раз побывать на полу.

Много было интересных и очень напряженных боев с Борисом Назаренко и другими сильными мастерами. Я научился не только отражать атаки, но и вызывать их. Это давало ощутимые преимущества, ибо я был готов к резкой контратаке.

Мой почерк подправляли различные тренеры. Однажды Андрей Васильевич Тимошин, понаблюдав за моим боем, сказал:

– Ты же сильный парень! Так почему же ты не бьешь левой рукой? У тебя в ней наверняка есть «динамит». Смотри, как Енгибарян работает.

– Так он же левша.

– Я не был левшой, однако и к моей левой многие относились с почтением…

Тимошину я обязан тем, что он научил меня подготавливать обстановку и неожиданно проводить удар левой. Впоследствии я немало боев выиграл нокаутом именно после удара левой.

Аристакисян как-то сказал мне:

– Все хорошо, Гена. Но почему ты не используешь уклоны и нырки? Очень эффективная за-щита. И противник нервничает, что никак попасть не может.

Уклоны были взяты на вооружение и вскоре органически вошли в мой стиль.

Благодарен я и Евгению Огуренкову. Именно он во многом помог мне овладеть «тайнами» ближнего боя, в котором в свое время был великолепным специалистом. В моей манере достойное место заняли серии ударов с обеих рук. Удары по корпусу вошли в мой арсенал после тренировок с Михайловым, который отлично умел их проводить.

Каждое новшество мы с Иваном Павловичем разрабатывали применительно к моему «почерку», чтобы тот или иной прием не выпадал из общей схемы.

Говоря о «почерке» боксера, мне хочется привести несколько примеров, которые наглядно показали бы, как важно для спортсменов иметь свое, если можно так выразиться, лицо на ринге. Я уже много рассказывал о Володе Енгибаряне, о его блестящей технике и не менее блестящей манере боя. Хочется подчеркнуть еще раз, что это не искусственно придуманная манера. Нет! Она основывалась на физических данных, изумительной реакции и характере Енгибаряна.

Или взять, например, Володю Сафронова. По профессии он художник. И его манера боя – легкая, изящная. Навяжете ему другую – и он будет проигрывать. Володя перестанет быть ярким, с присущими только ему качествами боксером.

В этой связи, забегая немного вперед, я хочу напомнить одно событие, которое в 1957 году приятно удивило и взволновало знатоков и любителей бокса. На ринге мы увидели молодого астраханского боксера Леонида Шейнкмана. Это было приятное открытие. Никому не известный двадцатилетний боксер, на счету которого был всего двадцать один бой, стал чемпионом страны. Случай невероятный.

Но надо сказать, что Шейнкман завоевал красную майку чемпиона по праву. Он показал себя зрелым боксером, с хорошей техникой, осмысленной тактикой. Что же ему принесло успех? В первую очередь его ярко индивидуальный «почерк» в бою, «почерк», к которому так никто и не мог подобрать ключи. Отличные уклоны и нырки, легкость передвижения по рингу. Все говорило о том, что со временем Леонид Шейнкман вырастет в боксера экстра-класса.

Прошло два года. Я снова увидел Шейнкмана на ринге. Увидел – и не узнал. Это был не Леонид, а какой-то другой боксер. Куда девалась его легкая, я бы сказал изящная, манера боя, которая ставила в тупик его соперников, помогала одерживать красивые, убедительные победы? Сейчас на ринге был драчун, который лез напролом, стараясь нанести решающий удар. Неслучайно поэтому после нескольких поражений и неудач он вынужден был оставить ринг.

Уверен, что такая метаморфоза может произойти только с «помощью» тренера. Когда боксер теряет свою манеру боя, он вряд ли добьется ощутимых успехов, ибо неоправданно ломает себя, становится похож на десятки других, примерно одинаковых по классу.

Среди молодежи тогда не часто можно было встретить боксера со своей манерой. Во всяком случае, отправляясь после приезда из Англии на первенство Советского Союза, я не ожидал встретить именно таких соперников. Но в том, что схватки предстоят напряженные, я не сомневался.

– Будет нелегко. В твоем весе неплохие молодые ребята, – предупреждал меня тренер, – Феофанов и Лясота. Я следил по газетам. По-моему, драчуны. Обыгрывай…

Вместе со мной и Володей Стольниковым впервые едет на чемпионат Виктор Васин, бывший моряк.

Москва встретила нас сухими, трескучими морозами. Зато как приятно с улицы забежать в спортивный зал общества «Крылья Советов», что на Ленинградском шоссе! Зал, где установлен ринг, очень своеобразен. Он напоминает цирковую арену – круглый, с ярусами для зрителей. Боксерам он довольно удобен.

Много знакомых. Отвечаю на приветствия, пожимая руки. Вот широко улыбается Володя Енгибарян.

– Решил все же стать чемпионом СССР? – спрашиваю.

– Надо. Неудобно: чемпионом Европы был, а чемпионом страны – нет.

Действительно, я уже рассказывал, что на первенстве страны 1953 года Енгибарян занял третье место. Но зато в том же году он выиграл звание чемпиона Европы. В 1954 году Енгибарян не участвовал в первенстве. В этом году, проиграв в Берлине, он приехал на первенство Советского Союза в самом боевом настроении.

– Не хочешь ходить нетитулованной особой? – шучу я.

У меня, впрочем, такое же положение. Звание чемпиона Европы в Берлине выиграл, а чемпионом СССР еще не был. Надо восполнить пробел.

Навстречу двигаются два рослых спортсмена. Одного я хорошо знаю. Это Альгирдас Шоцикас, мой друг. А вот кто рядом?

Шоцикас пожимает мне руку, кивает на соседа:

– Познакомься: Ричардас Юшкенас, мой земляк, друг и ученик. Крепкий парень…

Шоцикас не подозревает, что первым в этом убедится он сам…

На тренировке познакомился с Евгением Феофановым. Отличные физические данные, мощные удары.

– Такой удар пропустишь – ноги вытянешь, – говорит кто-то из сзади стоящих.

Одного удара недостаточно. Посмотрим, что он покажет на ринге.

Встретились мы с Феофановым сразу же после начала соревнования. Я знал, что против чемпионов всегда боксируют особенно настойчиво и горячо. К этому я был готов.

Феофанов сразу же бросается в атаку. Это как раз то, что мне нужно. Я твердо придерживаюсь своей манеры боя. Моя левая рука тревожит соперника. Он беспрестанно натыкается на нее, проигрывая очки. Это его злит. Бурно атакует. Уклоняюсь в сторону, успевая ударить вразрез правой. Пыл атак у противника несколько падает.

После перерыва Феофанов снова нападает. Бьет часто и сильно, но не понимая, как дорого ему это обойдется в третьем раунде. К тому же удары идут или мимо – успеваю уклониться, – или же в мои перчатки и локти. А это, как говорится, «не считается».

Бесплодные атаки измотали парня, и в конце боя я стал хозяином положения. Я напомнил сопернику, что в моем распоряжении тоже есть тяжелые перчатки, заставил его, как говорят боксеры, искать «пятый угол».

Любители бокса – народ остроумный. Они по-своему расценивают ход боя.

– Шатков воспитывает у него почтение к титулу, – заявляет кто-то на весь зал.

Под улыбки и аплодисменты мы закончили бой с Феофановым. Победу единогласно отдали мне. С этого дня мы с Женей стали друзьями, что не мешало нам в течение долгого времени вести на ринге самый ожесточенный спор, в который со свойственным ему упорством вмешивался Аскольд Лясота. С ним я тоже скрестил перчатки, только на три дня позже.

В полуфинале встретился с армейским боксером Саркисовым. Этот бой я выиграл без труда, послав соперника в нокдаун.

В решающем поединке я вышел на ринг против Ля-соты. Это рослый, хорошо развитый боксер, обладающий большой физической силой. Я видел его предыдущие бои. В них было самое упорное стремление использовать свою физическую силу, не стараясь подкрепить это желание техникой.

Соперник тоже видел мои схватки. Видел наверняка наш бой с Феофановым. Наверное, сделает вывод, изменит тактику… Не тут-то было! Сразу же полез в драку, натыкаясь на мои перчатки. Даже мои сильные удары справа не охладили его наступательного порыва. Темп боя был бешеный. Но я сумел сохранить силы для третьего раунда и измотал Лясоту, который беспрестанно промахивался. Моя победа не вызывала сомнения.

…Я стою на пьедестале почета. В моих руках алая майка с Гербом Советского Союза и золотая медаль. Первая медаль чемпиона страны, которая мне особенно дорога. Звучит гимн, и я чувствую, что к горлу подступает комок. Волнующая, незабываемая минута!

– Поздравляю со вторым титулом, – улыбается Енгибарян.

– Неплохо бы прибавить и третий, – отвечаю я.

– На Мельбурн намекаешь? Это дело сложное. Впрочем, поживем – увидим…

Володя Енгибарян ходит именинником. На лацкане его пиджака тоже сверкает золотая медаль чемпиона СССР. И тоже – первая.

С друзьями. Справа – Владимир Стольников

Мы с Володей оказались дважды именинниками. Нам вручили еще по одной золотой медали – как лучшим техникам первенства. Вручал их президент Международной федерации боксеров-любителей Эмиль Гремо, специально для этого прибывший в Москву.

Радостные ходили мои земляки Володя Стольников и Виктор Васин. Они тоже получили свои первые золотые медали чемпионов.

– Ленинградцы три медали увезли, – жаловались московские любители бокса.

На этом первенстве не повезло москвичам. Они получили всего три медали, тогда как на прошлых завоевывали по семь-восемь.

Вообще первенство страны 1955 года было довольно необычным. Из десяти чемпионов сменилось девять. Сильнейшими стали представители Ленинграда, Риги, Еревана, Свердловска.

По количеству сюрпризов этот чемпионат тоже оказался выдающимся. Главная сенсация – поражение нокаутом Альгирдаса Шоцикаса. От кого? От того самого земляка, друга и ученика – Ричардаса Юшкенаса…

Все произошло настолько неожиданно, что судьи и зрители растерялись. Судья этой встречи Евгений Огуренков потом говорил:

– Я видел, мелькнули встречные удары. Слышал, как один из боксеров упал. Я думал: упал Юшкенас. Но вдруг вижу, что он стоит на ногах. Оказалось, на полу – Шоцикас…

Шоцикас долго не мог подняться. Врачи предсказывали ему, что это его последний бой. Однако ошиблись. Мы еще увидели Альгирдаса чемпионом I Спартакиады народов СССР.

Я рвался скорее в Ленинград. Мне казалось, что «Стрела» летит очень медленно.

Две весны

Для меня как для студента наступила горячая пора – государственные экзамены и защита диплома. Тему для дипломной работы я выбрал такую: «Правовые вопросы организации международных спортивных связей».

Казалось бы, какие правовые вопросы могут возникнуть из международных спортивных связей? Некоторые специалисты международного права задавали такой вопрос, ссылаясь на то, что нет ни одного нормативного акта, предусматривающего международное спортивное движение. Ведь спортивное движение, как и международные спортивные организации, имеет общественные начала.

Я стоял на иной точке зрения, которую, кстати, полностью поддерживал мой научный руководитель Сергей Александрович Малинин.

Никто не станет спорить, что полного произвола в международном спортивном движении нет. Да его и не может быть, и международные спортивные связи возникают лишь на основе соглашения между общественными спортивными организациями, например национальными федерациями.

Но нельзя при этом забывать, что такие соглашения оказываются возможными лишь в силу договора, заключенного между правительствами различных государств, к примеру – соглашение о культурном сотрудничестве. Подобные государственные договоры являются источником международного права.

Все эти вопросы я старался отразить в своей дипломной работе. Приходилось просиживать ночи над кипой различных материалов, начиная с толстенных книг и кончая небольшими статьями. К этому прибавлялись текущие экзамены, которые тоже требовали немалых усилий.

Моя спортивная зима тоже была довольно трудная. В начале года неожиданно вызвали в Москву. Приехала команда западногерманских боксеров. Среди гостей – Дитрих Вемхоннер. Он остался верен себе. Выступая по московскому радио, немец заявил:

– Я очень хорошо подготовлен и выиграю бой у Шаткова.

Многие корреспонденты, в том числе и иностранные, «пытали» меня по поводу заявления Вемхоннера, видимо рассчитывая услышать в ответ что-либо подобное. Я отделывался традиционным: ринг покажет!

Ринг показал, что хвастовство и неуважение к сопернику обходятся дорого. Вемхоннер потерпел от меня еще более тяжелое поражение, побывав на полу. Мало того, через день самоуверенный немец проиграл еще раз, едва избежав нокаута. На этот раз «воспитательной работой» занялся Женя Феофанов. Он дважды заставлял экс-чемпиона принять горизонтальное положение до счета «девять».

Эти жестокие поражения кое-чему научили Вемхоннера. Впоследствии на Олимпийских играх в Мельбурне он вел себя гораздо скромнее, а ко мне относился с подчеркнутым почтением…

Вернувшись из Москвы домой, я снова засел за книги. И конечно, продолжал тренироваться. Предстояли командное первенство СССР (в Ленинграде) и поездка в Париж для встречи со сборной Франции. Это было заманчиво. Разумеется, я хотел поехать в этот город, который с раннего детства волновал мое воображение. «Визу» на поездку я мог получить на командном первенстве страны. Значит, надо серьезно готовиться. А это тоже требует времени.

Но именно в этот период мне приходилось больше бывать дома, ибо со дня на день я мог стать отцом. В таком замкнутом кругу я вертелся как белка в колесе.

Мне предстоял экзамен по специальной подготовке, когда начались командные соревнования. Я выиграл первый бой и снова углубился в учебники. Рано утром 10 марта я отправил Тамару в родильный дом. Потоптался в приемной, где с какими-то смущенными лицами, на которых можно было прочесть целую гамму чувств:

волнение, ожидание, где-то далеко запрятанную радость, – сидели будущие отцы. Я ждать не мог. В десять часов утра мне предстоял экзамен, а в два часа – бой с моим старым знакомым Борисом Назаренко.

К моему удивлению, экзамен я сдал на «отлично» и, не успев даже пообедать, полетел на Зимний стадион. Торопливо переодеваюсь; вдруг входит Иван Павлович и как-то особенно лучезарно улыбается:

– Ну как, готов, отец?

Я даже встал со стула. Он положил мне руки на плечо, посадил:

– Не волнуйся. Ты – отец! Сейчас только позвонили из родильного дома. С дочерью тебя!

Вот молодец Тамара! Подарила мне дочь Аленушку. И даже сейчас она заботилась обо мне. Зная, что я беспокоюсь, попросила позвонить прямо на стадион.

К рингу я шел, улыбаясь, словно мне предстоял не бой, а банкет в кругу товарищей. Бой я выиграл, хотя и с большим трудом. Сказалось все: тревоги, связанные с рождением дочери, экзамен… К тому же я не завтракал и не обедал.

После боя Борис Назаренко мне признался:

– Ты мне весь план боя поломал своей глупой улыбкой. Я подумал: уверен в победе. Решил поосторожней работать. Вот и проиграл. В следующий раз улыбки оставляй дома.

Весь этот день я так и ходил улыбающийся.

Через неделю я уже был в Москве, а спустя несколько дней – в Париже. Приземлились в аэропорту Орли ночью. Первое впечатление от Парижа самое неожиданное. Кто сказал, что Париж живет ночью? Ночью, как и все города, Париж спит. Только светятся витрины и вывески ночных баров, да на пустынных улицах попадаются редкие парочки.

Да, Париж ночью – не шумный город, как это принято считать. И если на улице иногда слышны песни и крики, то это почти наверняка не парижане, а американские туристы. Их здесь очень много. Один парижанин, глядя на них, хмуро сказал по этому поводу:

– Их в Париже больше, чем нужно, и гораздо больше, чем нам бы хотелось.

Живем мы в гостинице рядом с Национальным институтом физкультуры. Здесь же тренируемся. В нашем распоряжении отличный спортивный зал, какого я не видел ни в одной стране; одна из стен сплошь состоит из окон, закрытых жалюзи. По желанию можно регулировать дневное освещение. С противоположной стороны – несколько больших зеркал. Установлены два ринга. Внизу – душевые и хорошая баня с паром. О чем еще мечтать боксеру!

Рядом – Венсенский лес. Живописный пруд с лебедями и ивами по берегам. Дубовые рощи. Какие-то очень красивые деревья, названия которых я так и не узнал.

Нам не терпится познакомиться с Парижем поближе. Меня как студента очень заинтересовал один из самых старинных университетов – Сорбонна. Большое темное здание является центром университета. Многие факультеты, в том числе и юридический, находятся в других зданиях. Главное здание построено для богословского факультета в 1629 году кардиналом Ришелье, гробница которого в церкви неподалеку.

С волнением мы ходили по Пантеону – красивому, величественному зданию. Здесь похоронены знаменитые люди французской нации – Вольтер, Руссо, Гюго и многие другие, которые принесли своему народу мировую славу.

Рядом – Нотр-Дам, знаменитый собор Парижской Богоматери. Он огромен и мрачноват. Здание стоит почти 800 лет, но никаких следов разрушений или «текущего ремонта» нет. Нам рассказали, что до сих пор не открыт состав скрепляющего материала. Внутри собор не менее мрачен. Своды его поддерживают 75 столбов. Окна – из разноцветных стекол.

Здесь всегда много иностранцев, но это не мешает многим французам подолгу сидеть и молча «разговаривать» с Богом.

Знаменитые сооружения, площади, улицы, Люксембургский дворец, где теперь заседает сенат, Триумфальная арка, могила Неизвестного солдата, Дом инвалидов, где стоит гробница Наполеона, Марсово поле, Елисейские поля, Эйфелева башня, Монмартр, с которого так хорошо виден Париж…

А парижские музеи! Все обойти мы, конечно, были не в состоянии, но не побывать в Лувре не могли. Во всяком случае, я бы никогда не простил себе этого. Ведь собрание Луврского музея считается богатейшим в мире.

С благоговением мы входили в Лувр. Уходили, ошеломленные человеческим гением. Описать все просто невозможно. Я долго стоял возле скульптуры Венеры Милосской, не в силах оторвать взгляд. Какая восхитительная гармония тела, тонкая красота линий! Поистине, есть чему поучиться у древних греков.

Много скульптур и картин собрано в Лувре. Но одна, небольшая по размерам, хранящаяся под стеклом, находится в центре внимания. Ради того, чтобы ее увидеть, приезжают в Париж тысячи туристов. Это «Джоконда» Леонардо да Винчи. Позднее в Риме я видел другие работы этого гениального художника и ученого, но эта превосходит все. Красивое, тонкое женское лицо. Кажется, что она вот-вот заговорит. Даже приоткрыла губы. И скажет она что-то таинственное и лукавое – об этом выразительно говорят ее глаза.

С интересом мы осмотрели Версальский дворец, поистине великолепное сооружение. Но наше восторженное настроение быстро испарилось, когда на обратном пути мы проезжали район между реками Сеной и Мальмой. Невзрачные серые дома разбросаны по всей местности. Здесь живут те, кто не может платить за квартиру в городе. Нам сказали, что цены на квартиры достигают тридцати процентов заработной платы квартиросъемщиков – рабочих и мелких служащих.

Приближался день, когда мы должны были выйти на ринг зала «Спортпалас». Тренировки проходили очень эффективно – в таком зале хотелось тренироваться. Ко дню соревнований все были готовы к боям.

Утром французы опоздали к взвешиванию. Но нас успокоили шутливым замечанием:

– Не волнуйтесь, это наша национальная черта.

Не знаю, насколько правдиво такое утверждение, но даже соревнования начались также с опозданием.

Первые бои не принесли нам удачи. Борис Степанов проиграл с помощью… судей. И тут мы убедились, что французы отлично понимают бокс, болеют горячо и очень объективно. Они освистали своих судей. Но остальные ребята уверенно провели свои встречи. Особенно большое впечатление у зрителей оставил бой Владимира Енгибаряна.

На мою долю тоже выпал успех. Я боксировал с французом Серданом, очень популярным боксером в Париже. Позже я узнал причину такой популярности, которая таилась не только в высоком мастерстве Сердана.

Оказалось, что мой противник – племянник Марселя Сердана – популярнейшего французского боксера-профессионала, чемпиона мира, трагически погибшего при возвращении с чемпионата. Французы много и с любовью говорили о Марселе, о его дружбе с Эдит Пиаф. И их симпатии к Марселю Сердану невольно переносились на моего противника – Жоржа Сердана.

Встреча проходила очень оживленно. Сердан искусно нападал. Я вел бой в своей обычной манере. Француз, видимо слышавший о моем нокаутирующем ударе справа, хорошо защищался. Я не стал его разубеждать и делал вид, что хочу ударить правой. Когда Сердан привык к этому приему, я сильно ударил, и он оказался в нокауте. Произошло это в третьем раунде.

Мы выиграли встречу со счетом 7:3.

После этого боя моя популярность в Париже возросла. Меня узнавали на улицах, в магазинах. Однажды, когда я зашел в спортивный магазин, чтобы купить спиннинг в подарок Ивану Павловичу (он увлекается рыбной ловлей), меня сразу же окружили продавцы и посетители. Они оживленно вспоминали перипетии боя и восклицали: «О!»

На витрине я увидел фотографию боксера. Я спросил (правда, мой английский язык здесь понимали с грехом пополам):

– Кто этот боксер?

Французы стали закатывать глаза и снова наперебой говорить: «О!»

– Это же Сердан!

Я растерянно смотрел на них: ничего общего у этого боксера с моим недавним соперником не было. Тогда-то мне и рассказали историю о знаменитом Марселе Сердане.

Племянник Сердана оказался очень хорошим, общительным парнем. Мы провели с ним весь вечер на банкете в спортивном ресторанчике. Потягивая французское шампанское, он рассказывал о себе, о службе в армии, о планах на будущее.

Перед отъездом мы побывали в редакции известной спортивной газеты «Экип». Мне здесь оказали особое внимание. После встречи «Экип» писала: «Русский Шатков является основным претендентом на золотую олимпийскую медаль». Были и другие высказывания. Например: «Манера боя, техническое мастерство позволяют поставить Шаткова на один уровень с сильнейшими профессионалами мира». Знали бы авторы этих строк, как трудно приходится «профессионалу» Шаткову выкраивать время для тренировок, ибо спорт для него, так же как и для других советских спортсменов, не основное занятие в жизни.

Из редакции поехали на метро. Парижское метро – одно из старейших в мире. Внешне оно выглядит серовато. Нет той богатой отделки, удобств, которыми поражают наши станции. Но зато метро в Париже удобно тем, что в любом районе, где бы мы ни оказались, до ближайшей станции было не более пятисот метров.

В этот день мы катались на метро бесплатно. И не потому, что плата за проезд не взимается. Дело в том, что служащие метро объявили забастовку, а работники службы движения продолжали работу. Закрыть же метро немыслимо: сразу же нарушится жизнь огромного города.

Мы увозили из Парижа удивительно приятные воспоминания. Еще больше, чем сам город, нам полюбились французы – веселый, остроумный, темпераментный, трудолюбивый и очень честный народ. Такой парод достоин счастливого будущего, за которое он неустанно борется.

Мы улетали, когда в Париже буйствовала весна. Каштаны на Елисейских полях были в цвету. Нам посчастливилось встретить весну еще раз – на родине, вторую весну в этом году и первую с моей семьей, с моей маленькой дочуркой.

Впрочем, это не совсем точно. Первую весну я встретил с женой и дочерью еще в марте, когда стал отцом.