Текст книги "Эверлесс. Узники времени и крови"

Когда я спускаюсь в подвал, прохладный воздух ударяет в лицо, и это приносит облегчение после жаркой кухни, но темнота и близость подземных залов пугают меня. Или, может, это просто потому, что они заброшены, а я привыкла к толкотне слуг день и ночь. Я беру факел со стены и держу его высоко над головой, освещая путь.

Поворачиваю в погреб и прохожу мимо бочек с мочеными яблоками с едва уловимым кислым запахом. В углу замечаю нечто, чего здесь раньше не было, делаю шаг вперед, и слабый, мерцающий свет озаряет фигуру мужчины, свернувшегося на грязном полу, трясущегося в старом плаще. Несмотря на то что мои глаза еще не успели привыкнуть к темноте, я его узнаю́.

– Папа, – слово вырывается шепотом, а он с трудом поднимается на ноги и хватается за полку, чтобы не упасть. Я бросаюсь к нему и хватаю за талию, помогая держаться прямо. Он выглядит ужасно: бледный и худой, лицо в грязи, взгляд отсутствующий. Под его плащом можно нащупать ребра.

– Что ты здесь делаешь?

Он смеется, звук – мягкий рокот в его груди, а потом сразу же начинает кашлять.

– Мне нужно было повидать тебя.

– Тебя не должны видеть в Эверлессе, папа!

Какой же он худой!

– Это не остановило тебя, – говорит он. Несмотря на слабость, голос у него игривый. Я слабо улыбаюсь.

– Никто меня не узнает, я тогда была ребенком. Как ты мог?! Черт знает что может случиться, если кто-то из Герлингов тебя увидит! Ты сказал…

– Никто меня не увидит, – отрезает он, и в его словах я чувствую усталость после дороги. – Мне удалось убедить фермера, выращивающего пшеницу, позволить мне спрятаться в его телеге. Я тут недолго пробуду.

– Ты мог послать мне письмо, папа. Я бы сразу вернулась домой. – Когда я представляю, как он ковылял вдоль дороги весь день, превозмогая усталость, мне становится не по себе от чувства вины.

Папа улыбается, но в его взгляде какое-то чувство, которое я не могу распознать.

– Я не мог ждать гонца или довериться ему. – Он подносит руку к моему лицу. Его пальцы очень холодные. – Джулс, моя предприимчивая девочка, я снова говорю тебе: ты должна вернуться домой.

– Папа, все хорошо, – мой голос звучит неуверенно. Я уже строю планы, как вернуть его в деревню. Я могу нанять телегу с помощью кровавого железа в моем кошельке. Лора знала, кем был папа, так что она знает, как он рискует здесь. Я не могу просить ее о помощи, но, может, смогу заплатить Хинтону, чтобы он вывел его, или Тэму. – Еще пару недель, и нам не нужно будет переживать из-за ренты. Разве ты не понимаешь? Все будет хорошо. Никто меня не узна́ет.

Это самый худший момент, чтобы вспомнить, как Роан подмигнул мне, но я не могу совладать с собой, и в груди разливается тепло. Да я и не хочу этого делать.

– Нет, – голос папы низкий, настойчивый. – Это место опасно для тебя. – На какое-то мгновение я представляю, что мне снова семь и я держусь за его руку, когда он тащит меня прочь из Эверлесса; запах дыма все еще на наших одеждах. – Скоро приедет Королева.

– Нам нужны деньги. – Мною овладевает злость из-за его упрямства. Мне не семь лет, он не вправе указывать мне, что делать.

– Я найду деньги, – он берет мои руки. Его ладони холодные, а пальцы твердые, как камень. Свет факела подчеркивает тени на его лице и синяки под глазами. – Пожалуйста, покинь это место.

– Не могу, они заметят мое отсутствие. – Я не уверена, что это правда. Злость и чувство вины борются друг с другом. Отец защищал меня семнадцать лет – теперь я буду защищать его, как бы опасно это ни было. – Свита Королевы приедет в любую минуту, – говорю я. – Сельская местность будет кишеть стражниками и дворянами, желающими посмотреть на процессию. Ты должен уйти сейчас же, до их приезда.

– Как и ты, Джулс, – руками он сжимает мои плечи, сверлит меня настойчивым взглядом. – Ты не можешь подпустить Королеву близко к себе. Она узнает тебя. Это небезопасно.

– Королева? – ничего не понимаю. – Разве не Лиама ты имеешь в виду, папа?

Кажется, он меня не слышит.

– Она вор, и очень опасный. – Слова льются потоком, дыхание его тяжело; когда я поднимаю факел, то вижу, как горят его глаза, словно от лихорадки или чего-то хуже. – Я объясню по пути. Но нам нужно уходить…

– Папа, нет, – прерываю я его. – Если я не вернусь к обязанностям на кухне, наказание будет серьезным.

Он продолжает слабо тянуть меня за руку. Неужели отец сходит с ума?

– Жди здесь. Я найду кого-нибудь, кто проводит тебя домой. – Когда же замечаю, что он собирается спорить, добавляю: – Я вернусь домой завтра, после того как поговорю с Лорой.

Папа хмурится:

– Готова поклясться?

Я открываю рот, но почему-то обещание застревает в горле.

«Никогда не клянись, если ты действительно не имеешь это в виду, иначе такой клятвой ты отправишь Алхимика за своей душой».

Старая песенка-предупреждение, которую мы повторяли в детстве.

Я надеюсь, что это не так. Потому что правда заключается в том, что я не могу покинуть Эверлесс завтра. Папа одной ногой в могиле, и сейчас больше, чем когда-либо, ему нужно пополнить время. Но есть еще кое-что: в глубине души я хочу узнать, улыбнется ли Роан мне снова.

– Клянусь, – внутри все переворачивается от этой лжи. – Я люблю тебя.

Он наклоняется вперед, обнимает меня и целует в лоб. Я прижимаюсь к нему, вдыхая запах металла и соломы – запах дома.

– И я люблю тебя, – бормочет он в мои волосы. – Всегда помни это.

– Увидимся завтра, обещаю, – говорю я. Лгать – словно удерживать рыбу в руках: правда хочет вырваться наружу.

Я уже привыкла к этому чувству.

7

Вернувшись на кухню, я оглядываюсь в поисках Лоры и вижу, что она чистит рыбу на другом конце. Наши взгляды встречаются, и она быстро отводит свой в сторону. Не забыть бы поблагодарить ее, что отправила меня к папе.

Но сначала мне нужно помочь ему выбраться отсюда. В углу я нахожу Хинтона, он играет в палочки, в то время как горшок с супом, за которым ему поручено следить, кипит и булькает.

Увидев, что я его заметила, он сметает палочки в кучу и встает с виноватым видом. Но я не обращаю на это внимания – мои руки уже тянутся к монетам в кошельке на поясе. Если бы у меня было время подумать, составить план получше… Но как только Королева окажется близко к Эверлессу, ворота закроют и повсюду расставят стражников. Они будут обыскивать каждую въезжающую и выезжающую карету. После этого у меня не получится вытащить отсюда папу.

Я хватаю маленькую деревянную миску и наливаю в нее суп. Хинтон удивленно наблюдает за мной, когда я достаю три медные недельные монеты из кошелька и бросаю в горячий суп.

– Ты не можешь взять этот суп. Он для…

– Знаю, – говорю я и опускаюсь на колени перед ним. Он смотрит на меня подозрительно, так что я открываю свой кошелек и протягиваю ему кое-что. Еще одна недельная монетка, только что отлитая, блестит как утреннее солнце. Глаза мальчишки широко распахнуты.

– Мне нужна услуга, – говорю я. – Пока не пришла Королева. Ты поможешь мне?

Он сомневается. Но монета слишком соблазнительная, чтобы отказаться.

– Я постараюсь.

– Ты найдешь путь в погреб? – Кивок. – Возьми вот эту миску. Там тебя будет ждать мужчина. Убедись, что он все съест. Это мой отец. – Я запинаюсь, ведь давно привыкла охранять свои секреты от всех, но теперь это неважно. – Ему нужно незаметно покинуть Эверлесс, но он болен и не сможет выбраться сам.

– Почему ему нужно покинуть Эверлесс? – подозрительно спрашивает Хинтон.

– Долгая история, – отвечаю я. – У него плохие отношения с… капитаном Айваном. – Я не хочу произносить имя Лиама и вызвать вопросы, на которые не смогу ответить.

Это были правильные слова. Хинтон кивает с пониманием: он боится Айвана, как и все остальные.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Выведи его, – говорю я. – Прямо сейчас. Отведи его в Крофтон, если получится. Знаешь, где это? – Он кивает, а я кладу монетку на его ладонь и улыбаюсь в попытке скрыть напряжение. Если бы все это не происходило здесь и сейчас, я бы посмеялась над идеей доверить жизнь отца девятилетнему мальчику. Но я в отчаянии.

Он переворачивает монету, потом подносит ее к зубам и задумчиво грызет.

– Сегодня вечером в Крофтон везут партию кожи. Я попрошу мальчиков на конюшне спрятать его в карете.

Мы оба вздрагиваем от глубокого чистого звона колокола. Кипящая кухня замолкает, пока стены гудят вокруг нас, вибрируя от богатства звука. На мгновение я забываю свой страх, зачарованная им. В детстве я слышала многие из колоколов Эверлесса: есть те, что извещают о свадьбах и смертях, праздниках и официальных объявлениях. Но никогда раньше я не слышала колокол короны, предназначенный лишь для Королевы.

Из всех колоколов, которые я помню с детства в Эверлессе, песня этого – самая глубокая и самая красивая. Это значит, что мы должны собраться к приезду ее величества и что у меня кончается время.

– Мы не можем ждать, – говорю я ему.

– Я пойду сейчас же, – говорит Хинтон, поднимая подбородок. – Через южные ворота.

– Будь осторожен, – я едва выговариваю слова: так сильно колотится сердце.

Снова звучит колокол, теперь к нему присоединяется еще один – более высокая нота, и еще, и еще, пока все двенадцать колоколов не затягивают свои песни. Я выхожу в коридор, вливаясь в поток слуг, устремившийся к воротам. Девушки подбирают юбки и бегут, и даже старые служанки и подметальщицы спешат вместе со всеми. Их болтовня летит эхом по коридорам поверх звона колоколов. Шум доносится до меня словно через стеклянную стену. Страх за отца все еще жужжит в ушах, затуманивая взор.

Но я стараюсь изо всех сил выбросить его из головы. Папа так просто не сдастся. Он ведь проделал весь этот путь, не так ли? И, если ветер будет попутным, а удача не покинет его, он окажется дома к наступлению темноты.

Я как можно быстрее присоединяюсь к группе служанок в углу главного холла. Лора ходит между нами, оттирая муку с лиц и расправляя платья.

– Джулс, – с укором говорит она, – мы ждали.

Я наклоняю голову:

– Простите, мэм.

Лора подносит руку к моим волосам: несколько прядей выбились из узла на затылке и упали на лицо. Она заправляет их за уши, неодобрительно прищелкивая языком, когда они снова выбиваются.

– Какие непослушные, – бормочет она, а потом поднимает голос: – На улицу, девочки, быстро!

На лужайке сотни слуг выстраиваются в ряд вдоль дороги, ведущей от ворот Эверлесса к холлу, – маленькая армия, одетая в зеленые и золотые цвета Герлингов. Я замечаю Алию среди других собравшихся детей-слуг. Она стоит на цыпочках, чтобы видеть дорогу. Стражники ходят по дороге на определенном расстоянии друг от друга – Айван впереди, – их руки лежат на инкрустированных камнями рукоятях мечей. Это самое большое сборище людей, которое я когда-либо видела, и я чувствую себя такой маленькой.

Герлинги выходят все вместе из парадных дверей Эверлесса, словно поток расплавленного железа. Справа и слева от лорда Герлинга – его жена и сыновья. За ними выстроились десятки родственников, поражающие дорогой одеждой из шелка и бархата. Я морщусь, узнав женщину, стоящую позади леди Вериссы: герцогиня Корин выглядит едва ли старше дочери, хотя ей должно быть уже по крайней мере шестьдесят. Я наблюдаю, как она берет что-то из кошелька и засовывает в рот.

Во мне нарастает злость, когда я представляю, как час тает на ее языке. Я поднимаю взгляд на окно башни, где, должно быть, сидит леди Сида и наблюдает за происходящим своими странными бледными глазами. Но вдруг мне хочется увидеть выражение ее лица, услышать, что она скажет при виде Королевы.

Лиам держится немного в стороне от семьи; глаза его полузакрыты, словно празднования наскучили ему. Знакомая смесь страха и злости накрывает меня, когда я вспоминаю, как он толкает собственного брата в ревущее пламя. Как извращен, должно быть, этот мальчик, у которого есть власть, чтобы разрушить две невинные жизни в стремлении скрыть свою жестокость.

Но Роан. Роан.

Старики в деревне говорят, что в венах Герлингов течет древняя кровь – кровь сумасшедшего лорда, который заключил Колдунью и Алхимика так много столетий назад, чья жадность заставила их привязать время к крови и обрекла нас всех на жизни, полные лишений. У них точно достаточно кровавого железа, чтобы это было правдой. Легко поверить, что Герлинги – само зло во плоти, что в их крови есть нечто, делающее их такими. Но смотря на Роана – его сумеречно-голубые глаза, улыбку, от которой замирает само время, – я не вижу ничего даже близкого ко злу.

Он галантно предлагает свою руку бабушке с пустым взглядом. На нем безупречный темно-золотой жилет, но его волосы неряшливо торчат во все стороны, как обычно. Я вспоминаю их споры с матерью из-за этих волос – один из них я подслушала в детстве, – и, несмотря ни на что, мне приходится скрыть улыбку. Я смотрю, как он пихает Лиама локтем, видимо, после какой-то тайной шутки, и гадаю, как он мог простить брата, который однажды пытался убить его.

Глупая, ругаю я себя. Да, Роан красивый и очаровательный и будет оставаться таким, когда я состарюсь, если доживу до старости. Он будет очаровательным даже после моей смерти.

Ворота со скрипом отворяются, и благоговейный шепот слуг разносится по двору. Я отрываю взгляд от Роана и смотрю на свиту Королевы.

Пять сверкающих карет, запряженных гордыми белыми лошадьми, въезжают одна за другой. Несколько стражников идут рядом с ними, их мечи блестят в полуденном солнце. Сердце начинает биться чаще, когда первая карета подъезжает достаточно близко, чтобы я смогла увидеть женщину, сидящую внутри.

Как и все, кто стоит рядом со мной, я не могу не вскрикнуть. Она высокая, сильная, на лице нет морщин, хотя я знаю, что она выглядит так уже много веков подряд. Слабая улыбка играет на ее губах, когда она приветствует толпу, и я чувствую недостойное желание рассмеяться, похлопать или сделать и то и другое.

Стоящая рядом Ингрид наклоняется ко мне.

– Я слышала, что она красива, но это… – Она делает паузу. – Такого я не ожидала.

– Мама говорит, что за ней ухаживает ведьма, – вставляет Бея. Она одета по случаю, насколько это возможно для нас, слуг. На ней голубая шаль поверх кухонного платья, которая красиво оттеняет ее смуглую кожу. Запах лаванды доносится от ее одежды.

Была бы здесь Лора, приказала бы им обеим замолчать. Если Айван услышит, как мы болтаем, – кто знает, что он с нами сделает в назидание другим.

Подъезжает еще одна карета, поменьше, но столь же роскошная. Когда она проезжает мимо, я впервые вижу невесту Роана Ину Голд. Короткие темные волосы едва касаются мочек ушей и красиво обрамляют лицо. Она так прекрасна, что практически светится. Ее идеальная улыбка адресована точно Роану, и она в нетерпении приникла к окну кареты, словно ждет, когда стекло исчезнет и она сможет кинуться к нему. Мое сердце сжимается, когда я вижу, что он улыбается ей в ответ. Я отворачиваюсь, мой взгляд возвращается к карете Королевы, и я замечаю глубокие бороздки на деревянном остове, словно кто-то стрелял по ней из лука. Странно.

Кареты с Королевой и Иной Голд останавливаются, за ними и остальные. Когда Королева выходит по узким, украшенным жемчужинами ступенькам, алые одеяния ниспадают вокруг нее, а Герлинги встают на колени и кланяются. Слуги следуют их примеру, и мы все опускаемся на траву. Мои юбки намокают от росы.

После долгой паузы лорд Герлинг поднимается и подает сигнал всем остальным тоже встать.

– Ваше величество, – громыхает он, – какая невероятная честь принимать вас в нашем доме.

Королева коротко кивает, окидывая взглядом лорда Герлинга, прежде чем отвернуться. Даже издалека я вижу, как он вздрагивает под ее взглядом.

– Спасибо, Николас.

Ее голос кажется далеким, словно она говорит из длинного темного туннеля. Королева красивая, как будто неземная, элегантная и излучает силу. Красный водопад ее плаща придерживает темноволосая придворная дама. Когда Королева осматривает Эверлесс, странные слова папы – «Не дай ей увидеть тебя» – эхом раздаются в моей голове.

Что он вообще имел в виду?

Где он сейчас?

Ступая вперед, Роан берет леди Голд за руку и целует ее; она откидывает голову назад и смеется. Звук, чистый и хрустальный, наполняет воздух, словно звон колокола.

– Джулс, – говорит Бея слишком громко, – ты пялишься.

Я вздрагиваю и отрываю взгляд от них; мое лицо краснеет. Вместо того чтобы смотреть на Роана и леди Голд, я наблюдаю, как поток мужчин и женщин появляется из кареты, следовавшей за экипажем Ины. Свита, одетая в королевские цвета: мужчины в жилетах и женщины в платьях с длинными рукавами и шляпках, все темного красно-фиолетового цвета. Их меньше, чем я ожидала, и что-то в них кажется странным. Выражения лиц у вновь прибывших разнятся от настороженности до облегчения. Никто не улыбается. Одна женщина кутается в не подходящую случаю льняную шаль, забрызганную странными красными пятнами, а платье свисает из-под нее под странным углом, словно разорванное. За ней хромает мужчина, его красный камзол испачкан чем-то коричневым.

Потом мое внимание переключается на леди Вериссу, которая легким движением руки подает нам знак – намек двигаться вперед.

Айван ходит среди нас, расставляя в фалангу. Королевские слуги в бордовых одеяниях идут вперед и берут самые ценные из вещей Королевы: стеклянные вазы, огромные книги в кожаных переплетах с позолоченными обрезами, бутылки со спиртным и парфюмом. Айван грубо хватает Эдди за запястье и выводит вперед. Несколько других слуг Эверлесса тоже делают шаг вперед, заполняя пробелы в королевской процессии. Я обмениваюсь взглядом с Ингрид – ее тоже смутила необычно маленькая свита.

– Смотри, – шепчет она, – они не привезли достаточно людей, чтобы даже нести свои вещи.

Когда свита расходится по местам, Айван рявкает на нас:

– Построиться! – И мы спешим подчиниться.

Меня пихают вперед, и я оказываюсь прямо за королевскими слугами с бархатной шляпной коробкой в руках. Вокруг меня другие слуги берут кожаные футляры и платья в тканевых чехлах, картины, завернутые в полотно, даже стулья и подушки, слишком тяжелые, чтобы нести их в одиночку. «Королева просто посещает нас или переезжает?» – думаю с негодованием.

В конце концов мы бежим, словно поток муравьев, ко входу по пять в ряд – маленькая армия, предназначенная, чтобы служить, служить и служить. Сколько стоит то, что мы несем? Как много лет мы держим в руках прямо сейчас?

От мысли о папе мне внезапно хочется бросить шляпную коробку на пол. Но если я так сделаю, то умру в следующую же секунду, судя по взгляду ястребиных глаз Айвана.

Королева останавливается прямо в дверях, где по обеим сторонам расположились Герлинги, и, прищурившись, наблюдает за процессией из слуг.

– Полагаю, меня проводят в мои покои? – спрашивает она, и ее вопрос эхом разносится по всему залу.

Голос Айвана во главе колонны приказывает нам остановиться. Я подчиняюсь вместе со всеми, по коже пробегает легкий холодок. Мы слишком дисциплинированны, чтобы издать хоть звук, но я чувствую, как одновременно и возбуждение, и беспокойство проносится по толпе. Клянусь, я чувствую запах мяты и лимона от волос Эдди, хотя она за несколько человек до меня.

Леди Верисса выглядит растерянной, но через секунду кивает.

– Конечно же, ваше величество, – говорит она и жестом подзывает Эдди, которая чинно подходит к ней, хотя мне видно, как крепко она вцепилась в декоративную шкатулочку для украшений. – Эдди будет вам прислуживать. Она знает Эверлесс и всех в нем и сможет хорошенько о вас позаботиться.

Королева молча смотрит на Эдди. Та нервно улыбается и опускает взгляд в пол.

Леди Верисса поворачивается к сыновьям.

– Роан, Лиам, отведите леди Голд в ее покои.

Пока она говорит, Королева плывет в сторону головы колонны. Темноволосая служанка подходит и что-то шепчет на ухо Ине Голд. Я замечаю, что свита Королевы кланяется и приседает, когда она проходит мимо, и мгновением позже слуги Эверлесса начинают делать то же самое, следуя их примеру. Мои ладони вспотели. Когда Королева проходит в нескольких футах от меня, воздух вокруг как будто становится вязким. Я приседаю в глубоком реверансе, опуская голову. Снова предупреждение папы крутится в голове: «Ты не можешь подпустить Королеву близко к себе».

Несмотря на его слова, что-то во мне хочет, чтобы она меня заметила.

Когда я встаю и поднимаю глаза, вижу, что взгляд искрящихся, словно стеклянных, глаз Королевы устремлен на меня. Внутри появляется странное чувство узнавания, но я не могу понять, чего именно.

А потом что-то происходит. Не могу точно сказать, как это получилось – возможно, Королева обо что-то споткнулась, – но она падает, руки ее неподвижны, высокая фигура неестественно грациозна. Эдди бросается вперед, чтобы предотвратить падение, и Королева обрушивается на нее, погребая фигуру Эдди в груде красной струящейся ткани. Шкатулка падает из рук девушки, раскрывается от удара об пол, и драгоценности рассыпаются. Темно-красный камень подкатывается к моим ногам.

Через несколько секунд Эдди и Королева встают. Но вместо того чтобы отойти, служанка замирает, не отнимая руки от запястья Королевы. А потом резко отдергивает ее, словно коснулась раскаленной печи.

Процессия замолкает. Никто не дышит, когда Королева встает; на ее лице читается ярость. В глазах Эдди неподдельный страх – так выглядит тот, кого только что ударили. Она подносит руку, которой только что коснулась Королевы, к груди, крепко сжимая дрожащие пальцы.

Не касайтесь Королевы. Я не обращала внимания на указания Лоры, не думая, что мы будем достаточно близко, чтобы это стало возможным. Эдди должна была получить то же предупреждение. Никто – даже королевские слуги – не двигается.

Не смотри на нее, хочется крикнуть мне. Но девушка не может отвести взгляд, словно превратившись в камень.

Желая сделать хоть что-то, я падаю на колени и начинаю собирать рассыпавшиеся по полу драгоценности. Вскоре у меня в руках горка рубинов, сапфиров и изумрудов в золотых оправах, каждый из которых стоит год, а то и больше. Я поднимаю шкатулку. Крышка с вырезанными угловатыми листьями и ягодами висит криво, одна из петлей сломана. А потом женские руки тянутся ко мне и забирают шкатулку. Кто-то наклоняется, волосы падают, словно занавес, между мной и сценой с участием Королевы и Эдди. Поднимая глаза, я вижу, что это темноволосая служанка.

– Я возьму, – говорит она мне мягко с сочувствующей улыбкой на симпатичном лице. Я отпускаю драгоценности без колебаний, и она кладет их в шкатулку, закрывает ее и засовывает под мышку. Одним грациозным движением девушка просит меня подняться и встать обратно в ряды служанок Эверлесса.

Эдди наконец двигается с места, желая вернуться в ряд возле меня.

– Каро, приведи ее ко мне, – говорит Королева.

Служанка – Каро – берет Эдди за руку.

– Ваше величество, – начинает леди Верисса, но Королева одним взглядом заставляет ее замолчать. Айван приблизился на несколько шагов и стоит за ними. Его ухмылка пугает меня больше всего – словно он чует кровь. Я пытаюсь унять дрожь. Взгляд Королевы пылает и направлен на Эдди.

– Как тебя зовут? – спрашивает Королева.

– Эдди, ваше величество, – отвечает она едва слышным голосом.

– Скажи мне, Эдди, как ты осмелилась коснуться Королевы?

Девушка дрожит:

– Ваше величество… я только пыталась помочь…

– Молчать, – резко обрывает Королева. Роан, Лиам и леди Голд остановились и наблюдают в растерянности за происходящим. Леди Голд закусила нижнюю губу, рука Роана лежит на ее талии. Лиам же пристально смотрит на Королеву, прищурив глаза.

– Уведите ее, – приказывает Королева. – Я больше не желаю видеть здесь эту девчонку.

Эдди открывает рот, и я ощущаю ужас, пронзивший слуг.

– Пожалуйста, – в голосе Эдди мольба. – Эверлесс – мой дом. Я не хотела сделать ничего плохого!

Прежде чем она успевает еще что-то сказать, Айван оказывается рядом с ней и стальной хваткой сжимает ее руку. Вскоре фаланга стражников смыкается вокруг них, скрывая от посторонних взглядов.

Я слышу, как она плачет, когда ее уводят. Мы все слышим.

– Примите мои извинения, ваше величество, – говорит леди Верисса Королеве. Даже она кажется потрясенной, лицо бледнее обычного. – Мы убедимся, что девушку как следует накажут.

– Она будет изгнана, – Королева даже не пытается понизить голос. Он звучит над толпой слуг; мое сердце холодеет. – И заберите год за каждый ее протест.

Верисса недолго колеблется, потом говорит:

– Будет сделано.

Она едва заметно вздрагивает, приходя в себя, и кивает Лиаму. Он отходит от Ины и Роана и направляется к собравшимся за нашими спинами. На него можно положиться в приведении суровых наказаний в исполнение.

– Вы, должно быть, устали, – продолжает леди Верисса; волнение снова слышно в ее голосе. – Позвольте нам показать ваши покои.

Последний, едва слышный всхлип доносится по коридору, когда мы идем вглубь замка. Он обрывается, когда ворота Эверлесса со скрипом закрываются.

8

В ту ночь, все еще думая об Эдди и отце и желая вернуться домой, я проваливаюсь в темные сны.

В них есть лес, густой и черный. Голые деревья поднимаются ввысь словно башни. Их ветви живые, тянутся, извиваются, хватают меня за волосы, одежду.

Я бегу. Страх сковывает движения.

Потом я замечаю кровавый след за собой, красные отпечатки стоп на темной земле. Они мои. Меня ранили. Я не могу спастись. Все вокруг переворачивается, деревья вскидывают руки-ветви, превращаясь в знакомый силуэт…

Пара глаз.

Я резко просыпаюсь и вглядываюсь в холодную темноту безмолвной спальни. Готова поклясться, что чувствую, как земля сотрясается подо мной, словно кошмар перенесся в настоящий мир.

Потом замечаю темную фигуру, склонившуюся надо мной, и собираюсь закричать. Кто-то закрывает мне рот рукой.

Я чувствую едва уловимый запах чеснока.

– Тсс! – шепчет Лора. – Это всего лишь я. Вставай, дитя.

Я сажусь на постели и жду, пока глаза привыкнут к темноте. Лора стоит возле моей кровати в халате. Вокруг меня другие служанки на узких койках храпят, вздыхают, дрожат и бормочут что-то во сне, вымотанные после тяжелого трудового дня.

– Еще очень рано, – смущенно говорю я, не до конца очнувшись от странного сна. От кого я убегала? Не могу вспомнить.

– Джулс, – Лора хватает меня за руку, пальцы впиваются в кожу. Она понижает голос. – Твой отец.

Эти слова пронзают мое сонное сознание, словно самый острый кухонный нож. Схватив платье, висящее у кровати, я дрожа выскальзываю из-под одеяла и натягиваю его поверх рубашки. Я спешу и почти теряю равновесие. Женщина рядом со мной ворчит во сне, а Лора подхватывает меня и тянет мимо спящих слуг в коридор.

Когда она закрывает за нами дверь, сотни вопросов готовы сорваться с моего языка.

Вот тогда-то я вижу его – Хинтона, которому заплатила, чтобы он отвез отца обратно в Крофтон. На нем та же одежда, только теперь она порвана и перепачкана грязью, и он выглядит заплаканным, Лора – тоже: на щеках пятна, глаза красные. Тогда я прогоняю последние остатки сна.

Внутри все холодеет.

Лора кладет руку Хинтону на плечо.

– Скажи ей, – говорит она мягко, но, видя, что он сомневается, добавляет: – Не бойся. Расскажи все.

Хинтон смотрит на свои ботинки, избегая смотреть мне в глаза.

– Расскажи мне, – приказываю я, но слова кажутся не моими, словно их произнес кто-то другой.

– Я нашел твоего отца в погребе, как ты и сказала. – Он весь дрожит. Волосы у меня на руках встают дыбом. – И отвел его наверх прямо тогда, когда Королева въезжала в Эверлесс, и потому никто не обращал на нас внимания. Потом я пошел за телегой и лошадью, а когда вернулся, его уже не было. – Во взгляде Хинтона мольба. – Он не стал ждать. Я сказал ему подождать. Мне так жаль. Я хотел рассказать тебе, но Королева…

– Все нормально, – говорю я, желая, чтобы он замолчал.

– Я искал его повсюду, а потом меня остановил стражник и начал задавать вопросы. Когда взошла луна, я наконец нашел твоего отца рядом с южным входом у озера. Он был ранен.

Был. Был. Был.

– Как ранен? – вырывается у меня.

– Он упал, – тихо говорит Хинтон. – И его руки были покрыты фиолетовыми пятнами.

– Фиолетовыми? – я в недоумении смотрю то на Лору, то на мальчика. – Не понимаю.

– От него странно пахло? – спрашивает Лора.

Хинтон энергично кивает.

– Немного. Горько, словно от испорченного фрукта.

– Мава, краска из фрукта, используется для отслеживания. Стража Королевы покрывает ею свое оружие на случай, если кто-то от них сбежит. Но… – она делает паузу, поворачиваясь ко мне: – Хранилище Эверлесса также покрыто мавой. Так что, если кто-то пытается туда проникнуть, на нем останутся метки.

У меня кружится голова.

– Ты хочешь сказать, он попытался украсть что-то из хранилища Герлингов? Он бы никогда… – Я замолкаю, вспомнив полный отчаяния взгляд его тусклых глаз.

Лора ничего не говорит, но на ее лице написана жалость.

Хинтон продолжает рассказ.

– Я пытался отвести его к телеге, но он не хотел. – Его слова стали тише, и мне приходится подойти ближе, чтобы услышать, хотя все мои инстинкты кричат, что надо бежать, зарыться в одеяло и притвориться, что это еще один ужасный кошмар. Но слабый голос Хинтона пригвождает меня к месту. – Ему что-то мерещилось. Он разговаривал с людьми, которых там не было.

– Джулс, сколько времени у него оставалось? – голос Лоры мягкий, и я понимаю, что она имеет в виду: у папы кончалось время, он сошел с ума и попытался проникнуть в хранилище Герлингов, чтобы… Чтобы что?

Ее вопрос повисает в воздухе без ответа. Мне нужны все силы, чтобы удержаться на ногах.

Хинтон такой бледный.

– Я пытался привести помощь, но он не позволил, а вместо этого попросил меня посидеть с ним, сказал, что я уже ничего не смогу сделать.

– Он упрямый, – шепчу я. Я слушаю рассказ Хинтона, и смысл слов мальчика, темный, ужасный, постепенно доходит до меня. Я смотрю на него, ожидая продолжения. Его взгляд полон мольбы.

– Я сидел с ним, как он и попросил. Думал, он спал. А потом понял… – Слезы полились по щекам Хинтона. – Я не знал, что еще сделать. – Лора кладет руку ему на плечо.

– Так и моя мама ушла. Ее дни закончились, а она не сказала ни единой душе. Рано отправилась в постель, и во сне ее время истекло и сердце остановилось. – Лора изображает циферблат, двигая два пальца по кругу над своей грудью, а потом делает шаг вперед, чтобы обнять меня, но я отступаю, дрожа всем телом, словно раненый зверь.

– У него было время, – эти слова я произношу с трудом. – У него было по крайней мере несколько недель.

Оба просто смотрят на меня: на лице Хинтона – печаль, у Лоры – ужасное сожаление.

– Я знала твоего отца, Джулс, – говорит она. – Не хорошо, но знала, что он разумный человек. Если он отправился в хранилище… А последний месяц нестабильный, – сухо добавляет она, – ты это знаешь. Разум покидает тело вместе с годами.