Текст книги "Полутона"

Элис откладывает коробку на столешницу. Затем обхватывает руками голову и смеется.

– Он никогда не пользовался духовкой. – Она смотрит на потолок, словно обращается к нему наверху: – Ты такой ребенок, Фредерик. – Снова смеется, и слезы выступают у нее на глазах.

Конечно, миксера нет.

– Придется нам смешивать все вилкой, – объявляет Элис. – Нужно будет приложить немного усилий.

– Я знаю одну уловку, – предлагаю я.

Элис ждет со слезами на глазах.

– Если сначала растопить масло, оно легко смешается. Но тогда придется делать батончики, потому что все растекается.

Элис протягивает мне масло.

– Доверяюсь тебе.

* * *

Печенье с краев противня хрустит, а кусочки из центра тягучие.

– У нас есть слабой, средней и сильной прожарки, – говорю я, выбирая мягкую и кусая. – Вкусные.

Элис улыбается.

– Ура! – Она стучит своим печеньем о мое. – Ты такая худая.

– Я не всегда голодна, – признаюсь я. Я на диете «потеряй свою маму» уже больше месяца, и это наверняка заметно.

– Фредерик, боюсь, нерегулярно ест.

– Вообще-то он ест достаточно, – говорю я, защищая его.

Элис качает головой.

– Мы не можем говорить о нем, иначе я не выдержу. – Она снова кусает печенье, затем ее лицо мрачнеет. – Мне так жаль твою маму, дорогая. Даже не могу представить.

Наступает момент тишины, пока я жую.

– Рейчел? – Голос Фредерика доносится с лестницы.

Я вижу, как выражение лица Элис меняется.

– Вкусно пахнет. – Он подходит к двери и останавливается. – Мама.

Элис поджимает губы, но затем у нее на глазах выступают слезы.

– Я так злюсь на тебя, Фредерик.

Он прислоняется к дверному косяку.

– Знаю, – выглядит, словно его побили. Но даже пока он стоит там, в мятой футболке, с несколькими седыми волосками, поблескивающими в желтом свете кухни, он выглядит красивым для меня. Я до сих пор каждый раз этому удивляюсь, когда он появляется.

– Фредерик, – говорит Элис сквозь слезы. – Это не только твоя жизнь! Как ты мог?

Я затаиваю дыхание, потому что Элис только что задала вопрос, который боялась задать я.

Но это не имеет значения, потому что Элис не получает ответа.

– Где папа? – спрашивает он.

– Я оставила его в Канзасе. Восторгающегося матчем «Роялс» перед телевизором.

* * *

Бабушка Элис спит в комнате Фредерика, выгнав его на диван.

– Я буду спать внизу, – предложила я.

– О нет, не будешь, – ответила Элис.

Фредерик даже не пытался возражать. Он вообще оставил нас одних. Когда я просыпаюсь следующим утром, его нет дома. Мы с Элис отправляемся на поздний завтрак на Манхэттен-Бич. Затем заходим во все магазины.

– О, вот! Вот что нам нужно! – Элис открывает дверь маникюрного салона.

– Маникюр, педикюр? – спрашивает женщина внутри.

– Оба, пожалуйста.

Вскоре мы сидим бок о бок в педикюрных креслах, наши ноги в теплой мыльной воде. До этого момента я всегда считала, что платить кому-то за то, чтобы тебе красили ногти, – пустая трата денег. Но когда специалист массажирует мои ступни своими профессиональными руками, я понимаю, почему люди за это платят.

– Мне всегда легче думается, когда мои ноги в тазике с водой, – вздыхает Элис.

– Это приятно, – соглашаюсь я. Мастер касается моих ног, и я понимаю, что это подсказка, чтобы вытащить их из воды. Женщина кладет мои ступни на край тазика и начинает полировать мне ногти.

– Рейчел, ты хочешь рассказать мне о своей матери? Только если считаешь, что готова.

Я набираю в легкие воздух и выдыхаю.

– Ну, она была из Клэйборна. Но мы переехали в Орландо, когда мне было два. Она работала медсестрой в больнице. В педиатрическом отделен… – Я вижу, как у Элис глаза расширяются.

– Медсестра в педиатрии. – Она качает головой. – Это тяжелая работа. Должно быть, она была замечательным человеком.

Меня радует, что Элис хорошо отзывается о моей маме.

– Она любила работу бо́льшую часть времени. Говорила, что ей никогда не приходится задаваться вопросом, делает ли ее работа мир лучше.

Бабушка Элис кладет свою руку на мою.

– Это замечательно, Рейчел. Немногие могут сказать подобное. Однако она, вероятно, видела много грустного.

Это правда.

– Однажды няня привела меня в больницу, потому что мы с мамой собирались куда-то вместе. Пока я ждала, то видела, как мама дала белую тарелку плачущей женщине. – Я сглатываю. – Когда ребенок умирал в больнице, в обязанности моей мамы входило делать гипсовый слепок… – Я поднимаю руки с растопыренными пальцами.

Элис вытирает глаза.

– На ее похоронах было около сотни медсестер, – говорю я, пока мастер трет мои ноги полотенцем.

– Конечно, было не просто, – говорит Элис. – Матери-одиночке.

– Если бы она не заболела… – Я не могу больше говорить о маме. – Я поступила в подготовительную школу Клэйборна.

– Гены матери, – говорит Элис тихо. – Она так и не вышла замуж?

– Нет. – Очевидно, оба моих родителя всегда были холосты.

– Жаль, что я с ней не познакомилась. Жаль, что я не была более внимательной. Но я не знакома с большинством друзей Фредерика из колледжа. И я думала, музыка будет лишь периодом его жизни. – Она смеется, но это горький смех. – Последнее, что я помню: он встречался с барабанщицей из своей группы.

– Определенно сейчас это другой человек, – говорю я быстро, и Элис улыбается.

Но это заставляет меня задуматься: если у Фредерика была девушка, была ли моя мама другой женщиной? Пытаюсь представить. Не похоже на маму. Но это может объяснить ее обиду. Может, она думала, он бросит барабанщицу ради нее?

И если она была другой женщиной, она могла не хотеть рассказывать мне об этом.

Мастер начинает покрывать мои ногти розовым лаком, так быстро и ловко, что каждому ногтю требуется всего три движения.

* * *

Фредерик, Элис и я терпим долгий ужин в итальянском ресторане. Фредерик едва притрагивается к еде, вместо этого попивая из бокала красное вино, бутылку которого заказал. А когда я ложусь спать, то снизу раздаются аккорды, наигрываемые на акустической гитаре.

Вскоре слышу, как Элис выходит из комнаты Фредерика и спускается по лестнице. Их голоса сначала тихие, но потом громкость повышается.

– Но почему нет? – кричит Элис. – Она должна приехать немедленно. Она может провести остаток лета в доме с бабушкой и дедушкой. С двумя людьми, которые не пренебрегали ею в течение восемнадцати лет!

Я сажусь на кровати, внутри у меня все сжимается.

– Потому что права на опеку у меня! – кричит он. – Оскорбляй меня, если хочешь, но это все равно так.

Что бы Элис ни сказала потом, я этого не слышу.

– Давай злись. Но она не поедет, – говорит он. А затем: – Нет! Я уже сказал: нет.

Мое сердце стучит, как бас-барабан. Я не могу лечь обратно, пока не слышу шаги Элис наверху и звук закрывшейся двери в комнату Фредерика.

* * *

Когда Карлос приезжает, чтобы увезти бабушку Элис, она крепко меня обнимает.

– Мне нужно лететь обратно, потому что меня ждут работа в библиотеке и муж, который почти так же беспомощен, как Фредерик. Но я хочу, чтобы ты приехала в Канзас на каникулы или даже раньше, – говорит Элис. – Я скажу Фредерику.

– Хорошо, – соглашаюсь я. Каникулы сейчас кажутся недосягаемыми по времени.

– Мы рады тебе в любое время. Любое, Рейчел.

– Спасибо, – чувствую, как глаза наполняются слезами.

– О, дорогая. – Элис сжимает мою руку. – Ты не одна. Я прилетела сюда, чтобы сказать тебе это.

Карлос машет мне рукой, прежде чем уехать. Фредерик даже не выходит из дома.

Той ночью Фредерик сидит на диване со своей гитарой, даже не играя на ней. Вместо этого пьет шотландский виски из стакана. Я осторожно присаживаюсь на другой конец с раскрытой на коленях книгой.

– Я плохая компания сегодня, детка, – говорит он. – Прости.

– Ничего страшного, – говорю я ему. И это правда. Потому что он мог отправить меня с Элис. Он мог отделаться от меня. Но не сделал этого.

«Он просто не хотел ей уступать», – будто шепчет мне на ухо мама.

Я игнорирую ее.

Глава 11

За неделю до своего дня рождения я возвращаюсь с пляжа и застаю всех в сборе. Рядом с Генри и Эрни юный клавишник и барабанщик. Но никто не играет. Вместо этого Генри расхаживает по комнате с закатанными рукавами, а Фредерик пьет пиво, гитара лежит у него на коленях.

– Генри, я знаю, они хотели бы, чтобы альбом был у них типа еще вчера, – говорит Фредерик. – Но я пока не готов. Если дам им полную хрень, которая не продастся, никому легче не станет.

Я пробираюсь на цыпочках к лестнице, а затем слушаю оттуда.

– Это твой последний альбом по контракту. Если станешь проблемным ребенком, они предложат тебе дерьмовые условия для следующего, – возражает Генри.

– Ты всегда можешь работать независимо, – вставляет Эрни. – Может, так и стоит сделать.

– Самый простой вариант: записать песню под Рождество, – говорит Генри. – И Ральф будет доволен.

– Отлично, – бормочет Фредерик. – Можем провести остаток лета, распевая рождественские песенки. – Он берет гитару: – Серебряные колокольчики, серебряные колокольчики, карье-е-ера Фредди в заднице.

Эрни фыркает, но Генри вздыхает.

– Хорошо, может, это не лучшая идея.

Тем вечером из своего укрытия на лестнице я слышу, как входная дверь открывается и закрывается несколько раз. Женские и мужские голоса доносятся из гостиной. Беседа перемешивается со смехом, и кто-то начинает наигрывать мотивы из коллекции виниловых пластинок, которые Фредерик хранит в ящике рядом с роялем.

У самопровозглашенного диджея, кем бы он ни был, эклектичный вкус. Я слышу Колтрейна, «Битлз» и Дэвида Боуи.

Я сижу, чувствуя себя забытой, пока мой телефон не звякает от нового сообщения. «Никаких пиратов сегодня вечером, – написано там. – У тебя все чисто?»

Моя улыбка расцветает, как цветок в оранжерее.

«Я покинула свой пост, чтобы спрятаться в комнате».

«От кого прячешься?»

«У моего отца вечеринка внизу».

«А тебе не нравятся его друзья?»

«Я не знаю большинство из них», – признаюсь я. Эрни тоже там, однако. Я, вероятно, могла бы уговорить его на еще одну игру в рамми.

«Там есть еда? – спрашивает Джейк. – Я бы потерпел кого угодно ради еды».

Я смеюсь в голос в своей пустой комнате. Затем нюхаю воздух.

«Думаю, есть. Китайская, возможно». – Что-то пахнет вкусно, черт возьми. Мысль о том, что там, внизу, едят, портит мне настроение только больше и заставляет чувствовать себя невидимой.

«Лучше пойди проверь», – предлагает Джейк.

«Схожу. – Но я не готова отпустить Джейка. Беседы с ним – самое легкое сейчас в моей жизни. – А что ты собираешься делать?»

«Почти пора на работу. Хоть раз я рад уйти и провонять жареными морепродуктами, потому что моя мама преследует меня с каталогом, пытаясь уговорить на штаны цвета хаки для школы».

Я тоже переживала насчет школьной одежды. Справочник Клэйборна меня запутал.

«Я могу задать тебе вопрос о дресс-коде? Не уверена, что поняла его правильно».

«Конечно».

«Звоню…»

Я касаюсь аватара и нажимаю «вызов». Он отвечает моментально.

– Привет, – говорю я со смущением.

– Привет. Про дресс-код написано странно, верно? Скажу почему – его поменяли, чтобы убрать любые гендерные различия. Девочки устроили большую шумиху пару лет назад из-за того, что должны были носить юбки. А затем и парни добавили, сказав, что галстуки – это сексизм. – Джейк смеется. – Гениально придумано, как по мне. Так что все переделали, описав неясными терминами, чтобы не было никаких гендерных упоминаний.

– Так что же носят девочки?

– Ну, держись подальше от джинсов и всего, что выглядит так, будто специально намочено. Мое личное правило – если наряд говорит «да пошел ты», к тебе будут вопросы. Но если он говорит «я пытался», все в порядке.

– Хорошо. – Это не очень-то проясняет ситуацию. – Но что девочки на самом деле носят?

Секунду он молчит.

– Имеешь в виду, где они покупают одежду?

– У меня только шорты и футболки, Джейк. Помоги мне.

Он смеется.

– Ну, у меня нет сестер, и я не обращаю особого внимания на одежду. Это мой бунт.

– Учту.

– Но «Джей Крю» вроде есть везде. Много магазинов «Аберкромби». Крутые выпускники любят «Вайнъярд Вайнс». Но не все. Куча творческих, которые ходят во всем черном. Без понятия, однако, где они одеваются.

– Хорошо. С этим можно иметь дело. У меня совсем нет зимней одежды.

– На Мэйн-стрит есть плащи. Клэйборн справа от «Аппалачиан Трэил», так что уличную одежду ты всегда можешь купить.

– Отличный совет, Джейк. Не знаю, где я найду зимнюю одежду на Манхэттен-Бич.

– Я никогда не был в Калифорнии. Кинозвезды повсюду?

– Эм, нет. – Я нервно смеюсь. «Хотя внизу наверняка есть рок-звезды». – Я провела не так уж много времени здесь. Насколько могу судить, здесь как во Флориде, только еще дороже.

– Да? Мне нужно идти. Пора сервировать морепродукты и пиво.

– Удачи там.

– Спасибо! Позже поболтаем?

Я соглашаюсь и отключаюсь. Но теперь Джейк заставил меня задуматься о школьной одежде. Я видела каталог «Джей Крю» у Фредерика в стопке макулатуры у входной двери.

Решив достать каталог, я наконец спускаюсь вниз.

В гостиной оживленно, около десятка человек стоят и общаются. Свет приглушен, у каждого в руке напиток, включая нескольких незнакомых женщин. Несмотря на всех гостей, Фредерик стоит у рояля и разговаривает с барабанщиком.

– Привет, детка! – Эрни теребит меня за пучок волос, пока я рассматриваю происходящее. – На кухне полно тайской еды, – говорит он.

– Спасибо. Пойду возьму.

– Эрни, сладкий. Возвращайся сюда. – Женщина машет ему с дивана. Очевидно, у Эрни сегодня на уме игры покруче рамми, потому что он торопится к ней.

Я склоняюсь и перебираю стопку газет, пока не нахожу каталог. С ним под мышкой направляюсь в кухню.

Никто не таращится на меня, как в мой первый день в Калифорнии. Сегодня все делают прямо противоположное. Я невидима.

Столешницы в кухне заставлены коробками с едой. Две молодые женщины в коротких шортах стоят перед микроволновкой, непрактичные туфли на платформах подчеркивают длину их жирафьих ног.

Игнорируя их, я беру бумажную тарелку и заглядываю в разные коробки с едой. Кладу в карман банку диетической колы, пока девчачье хихиканье в углу не привлекает мое внимание. Пока одна из них выпрямляет спину, я замечаю ровную линию белого порошка на черной поверхности стола.

Завороженно слежу, как вторая девчонка наклоняется, вдыхает порошок через маленькую бумажную трубочку.

– Мы можем поделиться, – говорит первая, и я понимаю, что таращусь. – Ты здесь с кем?

Я лишь моргаю, глядя на нее, шокированная как ее занятием, так и вопросом. Хватаю коробку с какими-то клецками и сбегаю из кухни без ответа.

Снова оказавшись наверху, я ем клецки и листаю каталог. Жаль, меня так поразил кокаин на кухонном столе, что я не прихватила какой-нибудь соус.

Когда наступает ночь, входная дверь снова открывается и закрывается, но на этот раз волна убывает. Голосов в гостиной становится меньше, теперь всего несколько, и кто-то негромко включает Элвиса Костелло.

Я сижу, скрестив ноги, на кровати, листая каталог, пока входная дверь не открывается еще раз с хлопком, и тихое общение внизу прекращается вмиг.

– Твою мать! – восклицает женский голос. – Мне приходит сообщение, что в доме Фредди сегодня вечеринка. И я думаю – это невозможно! Потому что, если Фредди вернулся в город, он бы позвонил.

Голос моего отца отвечает что-то тихое и успокаивающее.

– Правда? – Ее голос пронзительный. – Потому что ты не выглядишь как человек, который собирался взять телефон и набрать мне.

Я не слышу ответ Фредерика, но он еще больше злит женщину.

– Ты никогда не говорил мне быть потише раньше. Даже когда я кричала твое имя в постели. Кто меня услышит, Фредди? Жду не дождусь, когда узнаю.

А затем я слышу шаги на лестнице.

Пару секунду спустя женщина проходит прямо мимо двери в мою комнату, словно направляясь в комнату Фредерика. Но так как только в моей горит свет на втором этаже, женщина поворачивается, удивленное лицо появляется в проеме.

– Какого черта? – взвизгивает она. У нее блестящие каштановые волосы и большие глаза, как у самки оленя.

Второй раз за вечер у меня нет слов.

– Лиз. – Гремит голос моего отца на лестнице. – Хватит уже. – Он звучит утомленным. – Оставь Рейчел в покое.

Она отходит. Я не слышу больше их беседы, но минутой позже входная дверь открывается и хлопает снова. Затем Фредерик медленно поднимается по лестнице. Теперь его лицо появляется в дверном проеме.

– Можно войти?

– Конечно. – «Это твой дом».

Он садится на край кровати, потом откидывается назад, руки за головой.

– Прости. Это…

– Классика? – подсказываю я.

Он смеется.

– Точно.

– Но не такая классика, как две девчонки, ширяющиеся коксом у тебя на кухне, – произнося это, я думаю, а верно ли сказать – «ширяющиеся коксом»?

Фредерик поднимает голову.

– Не шутишь?

– Они предложили и мне. Полагаю, если позвонит социальный работник, лучше это не упоминать.

Он резко садится.

– Рейчел, ты ведь знаешь, что наркотики для придурков, так?

Я смотрю на его серьезное лицо и пытаюсь не засмеяться. Брошюры, которые раздают в школах, призывающие не употреблять наркотики, были бы куда интереснее, если бы назывались «Наркотики – для придурков». А его выражение лица бесценно.

– Ну… – прочищаю горло. – Я накуриваюсь в день раза два. Чтоб прошла моя хандра.

– Что? – Он пялится на меня.

– Это песня, Фредерик. Рифма должна была тебе подсказать. Полагаю, ты не фанат BranVan 3000?

Он снова ложится на спину.

– Боже, Рейчел. Это не смешно.

– Я никогда не видела кокаин прежде, только по телевизору.

– Добро пожаловать в Лос-Анджелес. Так кто были эти девчонки?

– Понятия не имею. Они были в коротких шортах и на платформах.

– Что ж, так выглядит половина Южной Калифорнии. Сколько им лет?

– Молодые. Моложе тебя.

– Что ж, это большинство жителей Южной Калифорнии. – Он чешет подбородок одной рукой. – Мне, может, придется уехать из Лос-Анджелеса ненадолго. Я собирался поговорить с тобой об этом.

– Зачем? Куда ты едешь?

– Я думал о том, чтобы перебраться в Клэйборн в этом году. Если бы я смог покупать тебе кофе раз в пару недель, это было бы неплохой возможностью следить за тем, чтобы у тебя все было в порядке.

Ничего более шокирующего он пока мне не говорил. Даже не знаю, с чего начать.

– Ты можешь так сделать? А что насчет работы?

– Я буду там только половину времени и в путешествиях другую половину. Но я был бы рад уехать отсюда ненадолго. Слишком много людей на меня давят.

– Но… Генри говорит, у тебя много дел здесь.

Он качает головой.

– Во-первых, не беспокойся об этом дерьме, хорошо? Это моя проблема.

Что ж, ой. Для того, кто понятия не имеет, как быть родителем, он правильно понимает правило «Оставь это взрослым».

– И в любом случае Генри говорит так, потому что студия звукозаписи давит на него. Но я не готов записываться. Я сейчас должен думать о сотне вещей.

– Они разозлятся?

Он закидывает руки за голову.

– Какая разница. Певцы всегда выдумывают всякий бред. Ты не поверишь оправданиям, которые слышат ребята на студии. «Я не могу сегодня играть, потому что Меркурий в ретрограде» или «у меня заноза в заднице».

Я улыбаюсь скошенному потолку.

– А что насчет этого дома?

– А что с ним? Думаю, я его оставлю себе. – Он перекатывается на локоть. – Скажи, что ты на самом деле думаешь.

– Думаю, будет много проблем и расходов.

– Если я останусь в Калифорнии, я, может, не увижу тебя несколько месяцев. Это нехорошо.

«Правда? Семнадцать лет это тебя устраивало». – Мое сердцебиение учащается, и я задаю ему вопрос, который сжирает меня изнутри:

– Почему ты вообще привез меня сюда?

Его глаза слегка расширяются.

– Потому что ты попросила. То есть Ханна позвонила. Но она бы не позвонила, если бы тебе было куда пойти.

Это объяснение отзывается тупой болью у меня в груди. «Потому что ты попросила». – Злая Рейчел не удовлетворена этим ответом. Что бы случилось, если бы я попросила год назад? Или десять? Он бы прибежал?

В тишине я слышу шепот матери мне на ухо: «Зачем вообще спрашивать?»

– Занимаешься шопингом? – спрашивает неожиданно Фредерик.

Я смотрю на забытый каталог на моих коленях.

– Вся моя одежда для жаркой погоды. А в Клэйборне есть дресс-код.

– А, верно. – Он строит гримасу. – Юбки в клетку и галстуки на клипсах?

– Все не так плохо. Нельзя носить джинсы, и нужна блузка с воротничком.

– Лучше уж тебе носить такое, чем мне. Карлос может отвезти тебя в молл.

– Который?

– А-а, – Фредерик складывает руки рупором у рта и кричит: – Генри! Нам нужен совет.

Секунду спустя менеджер уже топает по лестнице, в его руках бутылка пива.

– Что стряслось?

– Куда люди ходят на шопинг?

– Покупать что?

– Школьную одежду, – говорю я медленно. Очевидно, Фредерик никогда не делает ничего без консультации с Генри. То есть у нас совещание по поводу школьной формы в моей комнате? Невероятно.

– «Галерея в Редондо», – говорит Генри тут же. – «Мэйсис», «Аберкромби». «Зэ Гап». – Он глядит на мой каталог. – «Джей Крю» есть в молле на Сепюлведа.

– Или, – говорит Фредерик, – если ты ненавидишь моллы, можешь просто положить этот каталог в свой чемодан и заказать все, когда будешь в Нью-Гэмпшире.

– Метод отшельника, – говорит Генри с усмешкой.

– Не-а. – Фредерик шутливо толкает Генри. – Просто практично.

Генри достает телефон.

– Я забронирую тебе сегодняшний день в молле с Карлосом, хорошо, Рейчел? – Он таращится в экран. – И вижу, у тебя скоро день рождения. Что-нибудь запланировать?

– Кстати, да. – Фредерик поворачивается ко мне. – Роскошный ресторан?

Это звучит неловко.

– Давай просто пойдем куда-нибудь, куда ты всегда ходишь.

– На Гермоса-Бич в морском ресторанчике каждое воскресенье играет кубинская группа, – говорит мой отец.

– Отличная еда, – соглашается Генри. – Но Эрни с ребятами тоже могут быть там.

Живая музыка и толпа народу мне нравятся больше, чем компания одного Фредерика.

– Тогда пойдемте все.