Текст книги "Кровавая купель"

Глава пятьдесят восьмая
Как в старые добрые времена

Полдень.

– Ник! Эй! Ник Атен! Мы слышали, что ты вернулся. Курт хочет тебя видеть.

В двухстах ярдах уже был виден дом Дел-Кофи в деревне. И Сара меня там ждет.

– О’кей, – сказал я. – Через час буду, мне надо повидаться с Сарой. Знаешь, у меня сын родился.

– Не надо заводиться с Куртом, Ник. Он сказал “сейчас” – это значит СЕЙЧАС.

А, черт!Я прищурился на двух ребят из Команды, которые сидели на десятифутовой стене, окружавшей территорию гостиницы. У них были дробовики. Они в меня не целились, но стволы смотрели, в общем, в мою сторону.

Пацан, с которым я говорил, отворил створку ворот:

– Давай я тебя проведу. Рюкзак и оружие оставь тут, в караульной. И еще я тебя должен обыскать... Нет, тебе не надо, Таг. – Парнишка занервничал. – Курт хочет, чтобы ты вернулся на ферму. Он посылает тебе ящик пива.

Слэттер пожал плечами. Я вошел, и ворота за мной захлопнулись.

Оглянувшись, я увидел, что Слэттер расстегивает ремень джинсов. Нервный привратник спросил:

– Чего это ты делаешь, Таг?

– Чего? А посрать хочу.

– Здесь? На дороге?

– Место не хуже всякого другого. Можешь посмотреть, если хочешь.

Привратник быстро замотал головой и велел мне следовать за ним.

Черт, черт и еще раз черт! Все пошло наперекосяк. Да, я действительно хотел почти до боли увидеть Сару и ребенка. Но я еще хотел обсудить с Дел-Кофи, как сбросить Курта и Команду.

А теперь я был один, безоружен, а этот идиот Слэттер засел облегчаться посреди дороги. Блин, надо было знать, что на этого дебила рассчитывать не приходится!

Я сделал глубокий вдох.

– Чего это с тобой? – спросил привратник.

– Устал. Только что прошел восемьдесят миль.

– Ты теперь забурел, да? Не было у тебя таких мышц, когда ты пропал. Ты чего, бодибилдингом занимался, что ли?

– Мышц? Даже не заметил.

Что мне теперь толку от этих мускулов? Я остался один. И что я теперь могу сделать с Куртом? Разве что попытаться ему хоть что-то втолковать, чтобы даже в его толстый череп это проникло?

Один?

Ты опять ни слова не слышал из того, что я тебе говорила? —Голос Бернадетты звучал почти у меня в ухе. – Ты не один, никогда не бываешь один. Все, что тебе надо сделать, – настроиться на этот второй разум в твоих толстокожих мозгах, Атен. Он там и ждет возможности тебе помочь. Творческий разум, сильный и мощный. А теперь – отключись! Думай о чем-нибудь другом и дай ему действовать. Пусть начнет накачивать интуицию на передний план твоих мозгов.

Я попытался... Я посмотрел на здание гостиницы. Оно превратилось в развалины. Разбитые окна, отлетевшие плитки, разросшийся вдоль стен плющ. Земля усыпана бутылками, банками, ржавеющими машинами. Старый “сегун”, который спас мою шкуру, лежал на боку, сожженный. На обочине подъездной дорожки разлагалась дохлая кошка.

К гостинице шла цепочка детей, неся на головах банки пива. В глазах – слишком больших для этих лиц – застыло сияние смерти. Эти дети были на дороге к смерти от голода.

Кто-то попытался залатать брешь в стене, куда ударил грузовик, кусочками дерева, колючей проволокой и дверьми здания. Чего там серый волк – тут любой из поросят может дунуть, плюнуть, и все это разлетится.

Правильно, Ник. Думай, о чем хочешь, только не о том, что надо сделать.

Дай Бог, чтобы ты была права, Бернадетта. Если ты ошибаешься, к ночи я буду не теплее этой дохлой кошки.

Мы обошли гостиницу, вышли к плавательному бассейну, все еще покрытому льдом, и на террасу. Там горел костер.

Вокруг большого стола сидели Курт, Джонатан и Команда – человек двадцать.

И были довольны. Смеялись, говорили, кричали. Курт сидел во главе стола, как, блин, царица Савская. Когда заметили мое приближение, шум стих. Вид у Курта был ужасный – выгоревший дотла. Глаза его, казалось, смотрят одновременно и вправо, и влево.

– А, ну-ну! Мой старый друг Атен. Садись. Выпить хочешь?

Я думал, он засыплет меня вопросами, но он продолжал разговаривать с Джонатаном, который сидел от него слева. Это было что-то очень волнующее, потому что они сдвинули головы и все время беззвучно хихикали.

Когда я сел, ко мне приблизилась девушка шестнадцати лет.

Хотя градусник был не в силах поднять пузо выше нуля, она была одета в отрезанную снизу футболку, мини-юбку и босоножки. Руки и ноги у нее посинели. На красных губах залипла улыбка, но в глазах было чистейшее страдание.

– Напитки, сэр?

Ненависть к Курту у меня в душе закипела пузырями. – Девушка посмотрела на свой поднос. Там стояли бутылки, банки, сигары и чашки с разноцветными таблетками.

– Синий спирт очень согревает, – сказала она, – но это чистый алкоголь, и я вам советовала бы разбавить его пивом, если вы не привыкли.

По запаху, который источали банки синего спирта, я заключил, что это та жидкость, которой я промывал детали двигателей. Эти парни остатков разума лишились.

– Сэр?

– Пиво... просто пиво. Спасибо. Джонатан, попыхивая толстой сигарой, повернулся на меня посмотреть.

– Знаешь, Ник, мы все думали, что ты решил на нас забить. Все говорили, будто ты решил, что ты для нас слишком хорош.

– Верно. – Курт уставился на меня припухшими глазами. – Нас это очень огорчило. Мы даже послали людей тебя искать.

– Меня похитили, – объяснил я. – Мои родители. И Штанину тоже они украли.

– Так мы и думали... Где теперь Штанина?

– Мертвый... – Я хотел было рассказать им всю историю о массовых распятиях, но моя интуиция запела другую песню. – Я его убил.

– Ты его убил? – Курт и Команда обменялись удивленными взглядами.

– Ты молодец, – довольно сказал Курт. – Я всегда говорил, что тебе надо вступить в Команду. – Только посмотри, как это будет хорошо.

Он обвел рукой полный еды, выпивки и таблеток стол, потом прислуживающих девушек в гриме проституток и мини-юбках.

– Курт, – сказал я. – Я вернулся как мог быстрее, чтобы тебя предупредить. Ты не знаешь, но...

– Предупредить? Меня? О чем?

– Ты не знаешь об опасности, которая нам грозит. О том...

– Опасность? Предупредить? У нас тут никакой опасности нет, правда, Джонно? Не, Ник. В этих домах мы тут на фиг вне опасности.

– Но там...

– Тихо, Ник. Потом расскажешь. Сейчас мы веселимся. И у нас для тебя будет развлечение. Вот тут ведра с водой, а эти девушки хотят посоревноваться в конкурсе мокрых футболок. Правда, девушки?

– Да, Курт.

Девушки задрожали и отчаянно, безнадежно заулыбались. От этого зависела их жизнь.

– Хочешь посмотреть на конкурс мокрых футболок, Ник?

– Нет. Я хочу...

– Тогда не надо, сегодня Ник Атен командует – как скажет, так и будет... А, Билли, приведи этих двух сук. Самое время ими заняться.

Я заставил себя окаменеть. Эти жалкие садисты хотят видеть мое лицо, когда я буду смотреть на то, что они задумали. Я уже видел, как они тыкают сигаретами в голые ноги девушек-прислужниц и заходятся от ржания, когда девушки дергаются. Но не кричат. И болезненные улыбки с их лиц не сходят.

Привели семнадцатилетнюю девушку с собакой. Лабрадором. Она повизгивала и жалась к ногам девушки.

Один из Команды пнул собаку ногой и оттащил от хозяйки. Девушка заплакала.

Я похолодел: они привязали стальную трубу со взрывчаткой собаке на спину.

– Смотри, Ник, – ухмыльнулся Джонатан. – Бег с жестянкой,но по-другому. Отлично придумано, правда? Это собака вот этой девчонки. Они так друг друга любят, просто не расстаются. Знаешь, она этой собаке даже открытку написала на Рождество.

Неизбежность надвигалась, как грузовик на край обрыва. Я мог только сидеть и смотреть, как случится трагедия.

Джонатан поджег сигарой фитиль привязанной к спине собаки бомбы.

– Давай, девка, беги! – крикнул Курт.

Девушка бросилась бежать. Тогда они выпустили собаку, и она бросилась вслед.

Это была чудовищная пародия на мирную сцену в городском парке. Девушка бежала со своей собакой. Бежала быстро. Собака – еще быстрее. Они бросались в стороны, петляя между деревьями. Собака виляла хвостом, розовый язык высунулся из пасти. Она увлеченно лаяла.

– Убежит она от собаки, как ты думаешь? – спросил Джонатан.

– Тогда ей надо бежать быстрее, – ухмыльнулся Курт. То, чем все это кончилось, удивило их обоих. На газоне в ста ярдах от нас девушка остановилась.

Она подозвала собаку, упала на колени и крепко обняла ее.

От взрывной волны треснуло окно на веранде. Команда зарычала от восторга. Счастливые дни. Старик у меня в голове, помоги мне сделать это их последним счастливым днем.

Пьянка, смех... Но я был трезв как холодный камень.

– Курт, позволь мне объяснить, – сказал я. – Взрослые накапливаются в соседней долине. И в любой день – теперь в любую минуту – могут напасть. Если это случится, то мы трупы.

– Ты несешь офигенную фигню, – выдохнул клуб сигарного дыма Джонатан. – Эти Креозоты уже торчат там неделями. И не выходят из долины... Они мухи не обидят.

– Не верь этому.

Я стал рассказывать, что я видел после своего ухода из Эскдейла, о безжалостном истреблении подобных нам людей.

У Курта глаза стали шире, потом сузились. Я коснулся больного нерва. В глубине души он боялся.

– Врешь!

– Я не вру. Зачем мне врать? Если мы чего-нибудь не сделаем прямо сейчас, в эту блядскую минуту, мы погибнем. Если до этого дойдет, надо будет подумать об уходе, по крайней мере чтобы вывести младших детей.

– Нет! Нет! Нет, нет и нет! – У Курта морда налилась кровью. – Никто ни хрена не уйдет! Все останемся, ясно? Ясно?

Я пытался продолжать, перечисляя истребленные Креозотами общины. Курт не слушал.

– Эй, Команда! Кажется, наш старый приятель. Ник паникер Атен, нарушил закон... Билли, тащи сюда еще одну. Сейчас Ник займется делом.

Я отлично знал, что он имеет в виду. Наконец настало мое время тащить жестянку.

Глава пятьдесят девятая
Снова бег с жестянкой

Билли приставил мне ко лбу дуло ружья, и в это время на меня нацепили наручник. С цепью длиной в фут. А на цепи – жестянка.

Представьте себе: заваренный кусок металлической трубы толщиной с огурец и длиной с руку от локтя до запястья. Внутри трубы фитиль, от которого торчит наружу только кончик. Когда его подожгут, выдернуть его невозможно.

Я держал эту штуку обеими руками, и она была тяжела, как смерть.

Оставалось только одно: бежать, будто сам Сатана хочет откусить кусок твоей задницы. По дорожке, через ворота, по дороге в деревню и к церкви.

Потом лезть на колокольню, тащить ключ из стеклянного кувшина, отмыкать наручник и кидать бомбу как можно дальше.

У некоторых получалось, у других нет – иногда Билля для смеху делал у бомбы короткий фитиль. Тогда ты успевал добежать только до ворот.

Я сидел и не шевелился. И лицо оставалось бесстрастным. Просто ничего другого мне от этих гадов не следовало ожидать.

Придется пробежать, отстегнуть от себя бомбу. Если этого не сделаю, то Сара, мой сын и все, кто здесь есть через неделю погибнут.

– Видишь, Ник Атен... – Джонатан глубоко затянулся, раскаляя кончик сигары добела. – Ты сам виноват

Вел бы себя как следует, мог бы вступить в Команду. Подобрать себе девушек, чтобы согревали по ночам. Курт улыбнулся:

– Если добежишь до церкви вовремя – добро пожаловать. Только уж постарайся бежать как следует. Джонатан еще раз глубоко затянулся:

– На старт, внимание... – Он коснулся сигарой кончика фитиля, торчащего из отверстия. – Марш!

Фитиль зашипел, рассыпая искры, и пламя исчезло в трубе. И виден был только голубой дымок из отверстия.

Я облизал губы:

– А что, если я останусь здесь... с вами? И посмотрим, что будет.

Команда с тревогой переглянулась и начала пятиться. Джонатан сунул сигару обратно в рот и вытащил из кармана куртки пистолет.

– А что, если я тебе голову прострелю? А что будет, посмотрим потом из гостиницы. Ник Атен, у тебя осталось примерно сто секунд.

Я побежал.

Жестянку я зажал в обеих руках, цепь болталась. Под издевательские крики Команды я рванул в сторону дорожки. Добежав до кустов, откуда им было меня не видно, я срезал путь обратно к строениям у гостиницы.

Я знал, что Джонатан ревнует Курта за его дружеское отношение ко мне. И не будет рисковать, переживу ли я этот бег. Он постарался, чтобы у жестянки был короткий фитиль.

Строения вылетели на меня размытыми контурами. Я остановился, тяжело дыша и оглядывая сараи, конюшни и гараж, не зная, чего я ищу – только надеясь, что когда увижу – узнаю.

Я забежал за бойлерную.

Давай, Атен! Еще десять секунд – и тебя разорвет к свиньям собачьим!

Я побежал быстрее.

Нашел!

За бойлерной был тяжелый бревенчатый люк в земле. От угольного погреба.

Я схватился за железное кольцо и потянул так, что мышцы на плечах затрещали. Люк поднялся, изъеденный временем. Молись, Атен, чтобы эта штука выдержала.

Я быстро бросил бомбу внутрь на всю длину цепи, потом захлопнул люк, прижав им цепь между самой крышкой и железной рамой люка.

И присел на эту крышку. В десяти дюймах у меня под ногами дымилась бомба, отделенная от меня только тремя дюймами столетней древесины.

И стал ждать.

И ждал.

Представляя себе, как искрящийся огонек ползет по фитилю к заряду.

Взрыва я не слышал.

Вот я сидел, неотрывно глядя на цепь, которая уходила под крышку люка, – и вот я уже лежу под стеной бойлерной, пытаясь дышать, но почему-то без особого успеха.

Я закашлялся, кое-как поднялся на ноги и тут же привалился к стене. Ноги тряслись, в голове гудело, а колени и кисти пульсировали адской болью.

Я потрогал лоб. На руках осталась кровь.

Сорванная взрывом крышка люка лежала в десяти футах от входа в погреб. На ней я стоял.

Тогда я посмотрел на руку. Волосы опалило, от наручника висели пять дюймов почернелой цепи.

Давай, Атен! Ты это сделал!

Как только смог, я захромал в сторону гостиницы, обогнув ее с тыла, и подошел к Команде со спины.

Они стояли, закрывая ладонями глаза от солнца. Сквозь звон в ушах я услышал, как они спрашивают друг друга, что со мной сталось. Взрыв они точно слышали.

Джонатан хмыкал и взволнованно затягивался своей толстой, как член, сигарой.

Я подошел к столу, взял бутылку синего спирта и отвернул крышку.

Они повернулись как один и посмотрели на меня с изумлением.

– Что смотрите, будто привидение увидели? – сказал я. Когда я поднял бутылку, Джонатан увидел оборванную цепь, висевшую у меня на запястье.

– Ты не добежал до церкви... Ты что сделал – цепь обрезал?

Я только улыбнулся. Он зажал сигару между зубами.

– Смухлевал, подонок? Сейчас опять понесешь жестянку... Только на этот раз честно.

Я подошел к нему почти на пару шагов и посмотрел в глаза. Ощутил, как сзади мне в спину ткнули стволом.

– Ладно, – сказал я. – Но я заслужил право выпить. И набрал полный рот синего спирта.

И выплюнул его в лицо Джонатану.

Спирт попал на сигару.

И вспыхнул с легким хлопком, окружив голову этого гада ярким оранжевым пламенем. Он с воем дернулся назад, покатился по террасе, волосы его горели и сплавлялись в шапку булькающей смолы.

Курт и Команда смотрели с отвисшими челюстями, будто на них обрушился Судный День.

Это было никак не дольше секунды, но казалось, она тянется вечно.

Я резко отмахнул назад бутылкой спирта, залепив по носу тому типу, что тыкал мне в спину стволом.

Он опрокинулся, прямой как палка.

За ним стоял Билли, лихорадочно дергая предохранитель своего “узи”.

Раньше, чем он успел передернуть затвор, я влепил ему в рожу пять хороших ударов, размозжив нос, губы и глаза. Потом дернул его на себя, вывернул автомат из рук и повалил его мордой вниз на землю.

Это был хаос. Команда орала, вопила в панике, кто-то прятался под стол, кто-то бежал. Только Курт сидел и смотрел на все это, накачанный наркотиками до бровей, полностью отделенный от реальности.

Двое из Команды на той стороне стола вытащили револьверы, но не успели они их поднять, как я нажал на спусковой крючок автомата, выпустив в них полную обойму, просто поливая горячим металлом, как из шланга. Они свалились, нашпигованные пулями.

Выискивая себе другое оружие, я взглянул вверх.

Джонатан приподнялся на локте. Два круглых лишенных век глаза смотрели белыми кругами с сожженного лица.

Я застыл: у него был в руке пистолет, наведенный мне в грудь.

И тут раздался этот шум.

Сначала так тихо, что едва можно было его различить. Тихий, тихий топот шагов.

И Джонатан тоже его услышал. Хотя лицо его было сплошной обгорелой массой, я увидел выражение этого неприкрытого, неудержимого ужаса на этом лице, когда Джонатан увидел, кто идет к нему.

И он смотрел на пистолет у себя в руке, будто тот вдруг превратился в шоколадку. Джонатан знал, что сейчас будет.

Слэттер шагал через террасу, и его сапоги гремели по плитам.

Джонатан успел повернуться, и последнее, что он видел, это был сапог Слэттера, опускающийся ему на череп, чтобы одним ударом отправить беспересадочным экспрессом в неувядающие сады вечности.

Команда дрожала от ужаса, видя приближение Слэттера. Они переводили глаза с сапог Слэттера на мертвого Джонатана, на татуированное лицо Слэттера и опять на сапоги.

Я был рад, что не на меня это направлено. Выражение глаз Слэттера было бы лучше сейчас не видеть.

– Положь, – сказал он тому из Команды, у которого был дробовик. Парень бросил ружье, будто оно было заразным. – А теперь... – Слэттер стоял и смотрел, как они пятятся от него, съеживаясь. – Все в бассейн.

Команде не надо было повторять дважды. Они побежали к бассейну и попрыгали внутрь, проламывая лед собственным весом.

– Так. Всем стоять и ждать, пока я не вернусь. Они отчаянно закивали, стоя по грудь в ледяной воде. Слэттер вернулся на террасу, где я стоял, приставив пистолет к голове Курта. Этот грустный гад и не шевельнулся. И на морде у него была смесь удивления, злобы и страха.

Я подал Слэттеру дробовик. Он покачал головой:

– Ружья – это для пидоров, слабаков – и трусов... Правда, Курт?

Курт задрожал, с отвислых губ закапала слюна. Слэттер протянул руку и взял снаряженную бомбу со стола. Застегнул наручник на руке у Курта.

– Ты усрался, Курт.

Полгода назад я бы попытался остановить Слэттера. Но не теперь. Не теперь, когда я видел, как Курт и его Команда насилуют, пытают, убивают и морят голодом один из последних фрагментов сохранившего разум человечества, упорно цепляющегося за жизнь в умирающем мире. Я отступил, чтобы Команде из бассейна было видно. Когда Слэттер поджег фитиль, страх вернул глаза Курта обратно в фокус.

– Да ты что? – завопил он. – Как ты смеешь? Звериные глаза Слэттера смотрели на Курта в упор.

– Спасите! На помощь! – завопил он своей Команде, загнанной в бассейн. Они испуганно глядели, не решаясь от страха шевельнуться.

С врем досады и страха Курт побежал по дорожке к деревне, прижимая бомбу к животу.

Я смотрел, как он бежит, и жалости не испытывал.

– Думаешь, он успеет?

– Мог бы. Он быстро бегает... Только... – Слэттер засунул руку в карман и вытащил серебристый ключик, – я успел раньше.

Мы молча ждали. Я представлял себе, как Курт бежит, карабкается на лестницу колокольни, сердце готово выпрыгнуть из горла, он выскакивает на крышу, нашаривает кувшин, поднимает, видит, что ключа нет, в ужасе орет, хочет вернуть время назад, чтобы не сотворить всего зла, что сотворил, и тут...

Дальний взрыв нарушил тишину.

– Что сделать с этими в бассейне. Ник?

– Скажи им, что у них есть выбор. Те, кто согласен стать добрыми гражданами Эскдейла, могут переодеться в сухое. Тех, кто не согласен, отведи в яблоневый сад и растопчи им головы. Их закопают с Куртом и Джонатаном.

Глава шестидесятая
Вот и оно!

Вначале был хаос – будто пытаешься сложить огромную мозаику, не видя картинки на крышке.

Потом, когда я овладел ситуацией, стал намечаться какой-то порядок.

Я стоял в фойе гостиницы. В два часа дня я просил людей, не сделают ли они то-то и то-то. В два тридцать я уже отдавал приказы и понял, что люди слушаются намного охотнее. Они были похожи на рабов, которых держали под землей и выпустили на свободу и свет. И чего они хотели – так это безопасности и порядка.

Дрожащие в бассейне члены Команды кричали, что желают быть лояльными и работящими гражданами. Вдруг оказалось, что они не меньше всех других были жертвами Курта, а в Команду вступили от страха перед ним. Час назад они были крутыми гангстерами, крепкими орешками, а теперь они скулили в холодном бассейне, как провинившиеся школьники.

Слэттер велел им вылезать, идти переодеваться и слушаться всех моих приказов – до последней буквы. Такие жалкие, что противно было смотреть, они вылезли из бассейна и побежали в гостиницу.

Разошелся слух, что Слэттер рыщет на свободе как один из древних богов – из тех, что были мстительными.

Остатки Команды побросали оружие раньше, чем он даже к ним подошел, и побежали поздравлять меня как нового лидера и рассказывать, как они этого ждали, как они ненавидели Курта, ля-ля-ля, та-та-та...

Часам к четырем по дорожке пришел вразвалку Дел-Кофи, как всегда, волоча шнурки. Он не мог поверить, что я здесь. Пять минут он ничего не мог толком сказать, только смеялся, улыбался и все тряс мою руку.

– Ник, ты вернулся, ты жив! Что с тобой? У тебя голова разбита до крови. Я слыхал, Курта с Джонатаном больше нет? Неимоверно, все прыгает через луну... будто мы были мертвые, а теперь воскресли... слушай, как я рад тебя видеть...

Я тем временем успевал выкрикивать приказы:

– Бен! Сходи, будь добр, к караулке у ворот. Найдешь там автомат, пистолет и зеленый рюкзак. Все принеси сюда, и с рюкзаком поосторожнее.

Дел-Кофи огляделся, пораженный счастливыми лицами ребят от четырех до четырнадцати, бегущих по поручениям или просто разыскивающих, кому еще можно рассказать новости и хлопнуть по спине.

В углу две девушки-прислужницы били по голове медными подсвечниками одного из Команды.

Дел-Кофи удивился:

– Что делают эти девушки?

– Это называется месть. В ближайшие несколько дней ее будет достаточно. И кто хочет отплатить этим садистам – мое благословение... Эй, ты! Ты был в Команде?

Парень остановился, будто налетел на стену, и задрожал. У него еще волосы были мокры после бассейна.

– Да, сэр.

– Собери всю остальную Команду, – сказал я ему. – Потом сварите еду этим ребятам, над которыми вы полгода издевались, – нет, устроите пир. И ты, и все твои приятели ни крошки не тронете, пока эти ребята не наедятся до отвала. Понял?

– Да, сэр!

Он уже уходил, когда я не смог удержаться от зловещей улыбки и слов:

– И помни, где бы ты ни был – Слэттер всегда за тобой следит.

Бывший хулиган побежал, будто его припекли железом.

Дел-Кофи с удивлением качал головой:

– Что случилось с прежним Ником Атеном? У тебя вид, будто ты рожден быть королем.

– Знаешь про компьютерные программы? Я купил несколько новых и заложил вот сюда. Я похлопал себя по голове. Дел-Кофи посмотрел с недоумением.

– Ладно, это долгая история. – Я вытащил из рюкзака книгу Бернадетты. – Дел-Кофи, ты веришь в Бога? Он посмотрел еще более недоуменно:

– Нет.

– Отлично. Будешь нашим первым епископом. Теперь слушай. Ты получил мое сообщение от Мерфи?

– Нет. Рация сдохла, и я не смог ее починить.

– Черт... Так ты не знаешь про Креозотов? И что произошло с общинами по всему миру?

– Нет. Креозоты теперь безвредны, мы видим...

– Сара! Где Сара и ребенок?

– Ребенок под присмотром сестер Сары у меня дома в деревне. Сара помогает в больнице.

– В какой больнице?

Дел-Кофи объяснил, что Курт не хотел держать больных в гостинице и даже в деревне. Тогда огородили веревками паб на дороге и сделали там больницу. Китти там сейчас вместе с Сарой.

– Слушай, там сейчас небезопасно. Креозоты... эй, что это за чертовщина?

Тут меня окружили с десяток ребятишек, тряся мне руки и похлопывая по плечам и по спине. Все кричали радостными голосами.

Дел-Кофи оказался отодвинут толпой. Перекрывая суматоху, он крикнул:

– Ну, как тебе популярность?

– Мне? – Я не мог перестать улыбаться. – Странно. Чертовски странно.

Через полчаса мы сидели и пили кофе с пирогом. Мы говорили о том, что надо теперь делать. Отсутствие Сары где-то кололо в мозгу на заднем плане, но предстояло перевернуть горы работы. Дел-Кофи рассказал мне о запасах, которыми располагала община. Горючее давно кончилось, электричества не было. Ни одна машина не ездила. Короче, бардак.

Через фойе пробежал пацан десяти лет:

– Ник! Ник! Там один из людей Слэттера. Он говорит, что для тебя есть важное сообщение.

Я вышел, и приехавший верхом парень мне рассказал, что они заложили заряд под плотиной.

– Там фитиль с задержкой на десять минут. Берку взорвать его сейчас?

– Нет. – Я посмотрел на опускающееся за холмы солнце. – Пусть взорвет ночью, около полуночи, когда Креозоты спят.

Парень собрался уезжать, но Дел-Кофи попросил его подождать и побежал в гостиницу. Вернулся он через несколько минут с парой уоки-токи и дал один парню на лошади.

– Так хотя бы у нас будет быстрая связь, – сказал он. Когда парнишка ускакал, мы вернулись в гостиницу.

Жизнь начинала входить в колею. Я направил несколько ребят сделать переучет на складах, а тем временем решал, кому можно доверить оружие для охраны территории.

Под вечер я вдруг остановился, встревожившись:

– Господи, я совсем забыл про Сару. Где она?

Дел-Кофи оторвался от своих бумаг:

– Я послал ей сказать час назад... Да ты не волнуйся, Ник. Она будет сюда рваться как сумасшедшая. Она только о тебе и говорила день и ночь с тех пор, как тебя украли твои родители. Просто они там по горло заняты с детьми, страдающими от дистрофии.

Я посмотрел туда, где бывшие члены Команды таскали тарелки с едой для младших детей.

– Подмывает меня прибить кого-нибудь из этих гадов гвоздями к дверям – просто для примера. Чтобы они за это расплатились.

– Пусть расплатятся. Теперь, когда ты у власти. Ник, они будут счастливы, если им позволят работать до упаду.

– Китти! Китти бежит! – крикнул кто-то. – Ник... Китти чуть не упала в объятия Дел-Кофи. Она хрипло дышала, изо рта текла кровь.

– Ник... прости, Ник... – тяжело выдохнула Китти. – Мы шли домой в деревню... На нас налетели мужчина и женщина. Они увели Сару. Я пыталась драться...

У меня по спине пополз холодок.

– Креозоты?

– Да.

– Как они выглядели? Поточнее.

– Женщина... не знаю. Темные волосы. Сорок лет. Мужчина – черный с сединой. И вот еще. – Она показала на свой рот.

– У него щербина сверху в передних зубах, – сказал я.

– Да... как ты узнал?

Понимание пришло изнутри толчком. Я стал вдруг маленьким и слабым – младенцем.

– Мама, почему тебе всегда надо во все влезать? – спросил я в пространство.

– Твои родители? – удивился Дел-Кофи.

– Да, я знаю, что это они. Они все это время шли за мной. Наверняка следили за мной в поселке Полольщиков... и вели потом от берега озера, где был Ковчег. Потом шли за мной до самого дома... И теперь захватили Сару. Господи ты Боже мой, да когда все это кончится?

– Давно это случилось? – спросил Дел-Кофи у Китти.

– Полчаса тому назад.

– Полчаса? Китти, почему ты не побежала прямо сюда? Они могут...

Я его перебил:

– Дай ей сказать. Китти, что случилось после того, как они ее захватили?

– Я... я пошла за ними. Они повели ее за гребень в соседнюю долину. Я видела, как они отвели ее в белую церковь на холме.

– Дальше.

– Я подождала, но ничего больше не случилось. Они просто завели ее в церковь.

Я взял автомат и засунул пистолет за пояс.

– Я пошлю с тобой людей, – сказал Дел-Кофи.

– Не надо. Я пойду с такой скоростью, что никто из них не угонится.

– Ради Бога, поосторожнее.

Я кивнул на книгу Бернадетты у него в руке:

– Прочти это – выучи от корки до корки. Может, это кажется странным... но если ты сможешь в это поверить... А правда это или нет – не важно. Надо во что-то верить, иначе можно просто поить этих детей цианидом. По крайней мере, это быстрая смерть.

Дел-Кофи смотрел, недоумевая.

– Если я не вернусь... там, в рюкзаке, есть и то, что написал я сам. Когда прочтешь, тебе все станет ясно. И это может спасти жизнь всем этим беднягам.

Я пошел по дорожке, когда услышал, что Дел-Кофи бежит за мной, окликая по имени:

– Ник! Ник! Берк вызывает от плотины... Он говорит, что Креозота двинулись.

– Значит, вот оно.

Я с пересохшим ртом смотрел на Дел-Кофи.

У меня возникло чувство, что я переживаю серию пророчеств, которые осуществляются одно за другим. Когда-то я бы рвал, метал и ругался. Сейчас я был спокоен. Потому что знал, что делать.

Я оглядел сотни детских лиц – они высыпали из гостиницы смотреть, как я ухожу. И они теперь не кричали. Лица были серьезные, и в глазах была глубокая, отчаянная вера.

– Ник, что мне сказать Берку?

Перед моим мысленным взором стояла Сара.

– Ник... эта плотина в той же долине, что и церковь. – Дел-Кофи. посерел. – Если взорвать плотину, волна в сто футов высотой сметет все, что там есть. Никто не уцелеет.

– Знаю.

На минуту мир стал нереальным – и вдруг я твердо, как никогда в жизни, понял, что я должен сделать. Я посмотрел на Дел-Кофи:

– Скажи Берку, пусть взрывает. НЕМЕДЛЕННО. Дел-Кофи, дрожа, кивнул и заговорил в уоки-токи. Я повернулся спиной к гостинице и сотням пар глаз. И побежал.