Текст книги "Субъект, личность и психология человеческого бытия"

Связь категории «субъект» с предметом психологии

Как мы уже отмечали, любая категория науки связана с ее предметом. Следовательно, для утверждения категориального статуса понятия «субъект» необходимо проанализировать те изменения, которые вносит данная категория в предмет психологии.

К этому вопросу обращается еще Д.Н. Узнадзе, который замечает, что «психология как наука должна исходить, из понятия самого субъекта, как целого, который, вступая во взаимодействие с действительностью, становится принужденным прибегнуть к помощи отдельных психических процессов» (Узнадзе, 1961, с. 66). Ту же мысль подчеркивает и С.Л. Рубинштейн, когда говорит о принадлежности всего психического субъекту. Это были первые попытки сделать предметом психологии не отдельные психические явления, а субъекта, которому они принадлежат. Конечно, в тот период психология не могла принять такое определение предмета, поэтому позже ученые опять возвращаются к этой проблеме. Выявляя специфику субъекта как предмета психологии, К.А. Абульханова-Славская пишет: «Понятие индивида как субъекта психической деятельности обозначает то качество, в котором психология исследует человека» (Абульханова, 1973, с. 187). Это же подчеркивал А.В. Брушлинский, когда писал, что «предметом психологии становится субъект в непрерывном процессе функционирования и развития его психики» (Брушлинский, 2000, с. 15).

Причем то, что в определении предмета психологии используется именно категория субъекта, а не человека, личности, индивида или индивидуальности, не случайно. Вот как доказывает это Я.А. Пономарев: «Психологическая наука не может охватить всю полноту конкретного взаимодействия живых систем с окружающим, ее задача состоит в исследовании лишь одного из структурных уровней организации такого взаимодействия – абстрактно взятой системы, специально выделенной для анализа и включающей в себя лишь отдельные свойства компонентов конкретного взаимодействия. Поэтому компонентом психического взаимодействия нельзя рассматривать, например, человека, взятого во всей полноте его свойств. Психология не изучает человека как организм (понимаемый как абстрактно рассматриваемая система). Психологическое исследование не охватывает человека и как личность. Сущность личности психология может раскрыть лишь в контакте с социологией, где обе абстрактные науки выступают уже как элементы науки конкретной… Психология изучает человека лишь как систему, способную к сигнальному взаимодействию, рассматривая лишь одно его свойство – то, в котором человек выступает как субъект» (Пономарев, 1976, с. 108).

Встает вопрос: почему происходит такое смещение с психических явлений на категории структуры человека? Ответ мы находим у В.А. Татенко: рассматривая в качестве предмета психику, психология стояла на гносеологической позиции; теперь, с изменением предмета, психология приобрела онтологический ракурс исследований.

Кроме того, в современной науке, для которой, как мы уже видели, проблема субъекта выходит на первый план, появляется опыт переосмысления психологии с точки зрения субъектного измерения. Так, В.А. Татенко определяет предмет и метод субъектной психологии: «Если предметом психологии определяется человек как субъект психической активности в онтогенезе, то валидным в данном случае может предполагаться метод, позволяющий выявлять собственно субъектные характеристики человека, его психотворческие силы, а также раскрывающий закономерности и механизмы процесса становления и развития субъекта своей психики и себя самого как заинтересованного автора и ответственного исполнителя "проекта" своего психического бытия» (Татенко, 1996, с. 361).

Итак, можно сделать вывод, что основное изменение предмета психологии выражается так: в психологии акцент исследований смещается с психических явлений на более высокий уровень – на целостное изучение человека. А так как наука (как уже нами отмечалась выше) не может претендовать на исследование человека в целом, то она выдвигает такие категории, которые могли бы представлять этот целостный уровень. Для психологии это категории структуры человека: личность, индивидуальность, индивид, субъект. Для нашего исследования очень отметить, что появляется и все более утверждается такая модификация предмета психологии: от определения «психология – наука о психике, психическом» к «психология – наука о человеке как субъекте психики, психической активности» (Там же, с. 330).

Категория субъекта и принцип субъекта

Существует еще один признак категориального статуса понятия – за любой категорией стоит определенный принцип науки; роль категории состоит в утверждении соответствующего ей принципа. Для категории личности это личностный принцип, для категории общения – принцип общения, для категории развития – принцип развития и т.д. Соответственно, категория субъекта связана с принципом субъекта. Рассмотрим сходство и отличия в применении этих принципов.

Как пишет Б.Ф. Ломов, «личностный принцип требует исследовать психические процессы и состояния как процессы и состояния личности» (Ломов, 1984, с. 289). Сформулированный таким образом, личностный принцип выступает в двоякой роли. Во-первых, он определяет иерархическую взаимосвязь категории личности и системы понятий нижележащего уровня, таких как «мышление», «память» и т.д. Во-вторых, личностный принцип фиксирует принадлежность психики личности. Этим подчеркивается взаимопроникновение психических процессов и личностных свойств. В то же время С.Л. Рубинштейн, сформулировавший личностный принцип, подчеркивает особую характеристику психических явлений – их принадлежность субъекту (Рубинштейн, 1999, с. 10). То есть смыслом принципа субъекта в психологии является принадлежность психических процессов субъекту. Не является ли это тавтологией? Исследования К.А. Абульхановой-Славской показывают, что именно С.Л. Рубинштейн утвердил категориальный статус понятия «субъект», а значит, не может идти речи ни о какой тавтологии.

Что же в действительности стоит за личностным принципом и принципом субъекта? Отвечая на этот вопрос, сошлемся на слова И.Б. Котовой: «Предполагалось, что личностный принцип даст возможность раскрыть марксистское понимание социальной обусловленности психического» (Котова, 1994, с. 162). В такой трактовке личностный принцип несет в себе утверждение социальной детерминации психического в целом. Эту же идею высказывает А.В. Брушлинский: «Обычно на передний план выдвигаются социальные, а не природные свойства людей как личностей» (Брушлинский, 1996, с. 6).

Принцип субъекта вскрывает особый аспект психического: в качестве источника активности начинают понимать субъекта. Причем данное положение не ограничивается утверждением активности человека на всех уровнях его организации – самого по себе его не достаточно, так как это означало бы редуцирование принципа субъекта до принципа активности и не позволило бы раскрыть новаторскую роль категории и принципа субъекта. Поэтому важно, в первую очередь, акцентировать внимание на понимании человека как хозяина своего психического мира, обладающего определенной степенью свободы управления им. Как формулирует это Л.Ф. Алексеева, «Принцип субъекта позволяет рассмотреть человека при анализе его психики не как совокупность отдельных его психических функций и когнитивных параметров, слабо связанных характеристик и индивидуальных особенностей его деятельности и поведения, как это происходит в функциональной и когнитивной психологии, а как единое целое со всеми его индивидуальными особенностями и проявлениями, когда он сам изменяет, развивает, организует и контролирует свою активность» (Алексеева, 1996, с. 58).

Категории личность и субъект, как подчеркивает Б.Г. Ананьев, имеют пересекающиеся семантические пространства, ибо социальная детерминация предполагает как усвоение общественного опыта, так и активность человека. В то же время, принцип субъекта раскрывает иные горизонты изучения человека, позволяет рассмотреть неразрешимую в рамках теории личности проблему целостности человека, соотношения его биологической и социальной подструктур. При этом необходимо иметь в виду, что введение принципа субъекта может спровоцировать, как замечает В.А.Татенко, запретительные тенденции в отношении субъективного момента познания под предлогом борьбы с субъективизмом.

Таким образом, проведенный анализ показывает, что понятие «субъект» отвечает основным критериям категориального уровня. Это приводит к выводу об актуальности категории «субъект» как важного методологического конструкта психологии, о перспективности разработки субъектного подхода для решения актуальных проблем современной психологической теории.

Проблема развития субъекта в работах А.В. Брушлинского
Н. Е. Харламенкова

Обращение к А.В. Брушлинскому – это, прежде всего, обращение к тем идеям, которые были высказаны им в ряде работ, посвященных мышлению как процессу и проблеме субъекта: «Мышление и прогнозирование» (1979), «О формировании психического» (в кн. «Психология формирования и развития личности», 1981), «Проблема субъекта в психологической науке» («Психологический журнал», 1991, № 6), «Психология субъекта» (2003).

Метаморфозы и изменения, которые происходят с психической реальностью в течение какого-то – значительного или не столь значительного – периода времени требуют специального анализа и обсуждения. Остановимся на трех, с моей точки зрения, наиболее важных вопросах, возникающих в связи с проблемой развития. Это: 1) истоки формирования и развития субъекта, 2) процесс развития и его детерминация, 3) преемственность и непрерывность развития.

Истоки формирования и развития субъекта

Известно, что термины «формирование» и «развитие» нередко используются как синонимы, но на самом деле таковыми не являются, так как обозначают разные процессы. На это указывали очень многие специалисты, подчеркивая адекватность применения одного и отказ от другого при описании динамики психической жизни.

Так, известный отечественный психолог В.В. Давыдов в статье «Соотношение понятий "формирование" и “развитие" психики» писал: «Применение термина “психическое развитие" к отдельному человеку неправомерно, если отдавать себе отчет в значении этого термина и не стоять на позициях натуралистических теорий человека. Если этому термину все же придать смысл и оперировать понятием “психическое развитие индивида", то подобно Ж. Пиаже, необходимо признавать автономность человека и самодовлеющую значимость отдельного человека, необходимо видеть в нем целостную систему, что в конечном счете равно отрицанию его общественно-социальной природы» (цит. по: Брушлинский, 2003а, с. 163 – 164). В связи с этим он подчеркивает, что вернее использовать термин «формирование психики», который означает «овладение, приобретение, освоение, присвоение вне его лежащей „общественной“ природы, опредмеченной в материальной и духовной культуре, т.е. в особых продуктах предметной деятельности предшествующих поколений людей» (там же, с. 164). Таким образом, по мнению В.В. Давыдова, социальная природа человека определяет особый характер его становления, осуществляемого через процессы воздействия и присвоения. Откликаясь на суждения критиков о том, что «формирование означает пассивного индивида, а развитие, напротив, требует большой активности» (А.В. Брушлинский), В.В. Давыдов подчеркивает, что формирование не исключает собственной активности субъекта, но полагает, что она не является сугубо собственной, поскольку формируется взрослым. «"Собственное" не исходно, а производно, хотя, став таковым, оно приобретает важнейшую функцию внутри дальнейшего процесса формирования деятельности индивида» (там же, с. 165).

В этом положении, как считает А.В. Брушлинский, скрыто основное противоречие психического развития человека, которое приводит к принципиальным разногласиям между научными школами. Для теории интериоризации (А.Н. Леонтьев, П.Я. Гальперин, позднее В.В. Давыдов) верно положение о производности собственного, тогда как для субъектно-деятельностной концепции С.Л. Рубинштейна и его школы «собственная активность (обучаемость, вообще внутренние условия) даже младенца, а тем более ребенка является не производной, а именно исходной» (Брушлинский, 2003а, с. 166). Однако «исходными остаются и эти внешние влияния, причины, нормативные общественные образцы и т.д., но они не прямо и не непосредственно детерминируют всю жизнь людей, а только опосредствуясь целостной системой внутренних условий, всей личностью (наследственными задатками, собственным жизненным опытом и т.п.)» (там же, с. 166).

Итак, в психологии термины «формирование» и «развитие» закреплены за вполне определенными процессами: первый ассоциируется с усвоением и присвоением общественного опыта, с обучением в широком смысле этого слова, а второй – с «активной, творческой, своеобразной» деятельностью ребенка, взрослого, со «своим», «собственным», «спонтанным порядком» присвоения. С точки зрения многих исследователей истоки формирования психического находятся в деятельности, однако по мнению одних это деятельность обучающегося (С.Л. Рубинштейн), а по мнению других – деятельность обучающего (А.Н. Леонтьев).

Оказалось, что неоднозначность толкования понятия «формирование психики» привело и к разным трактовкам «психического развития». «Последнее в строгом смысле слова существует лишь для теории психического как процесса, поскольку она понимает развитие безотносительно к любым заранее заданным или данным эталонам, образцам, критериям и т.д.» (Брушлинский, 1981, с. 125).

Процесс развития и его детерминация

Развитие, также как и формирование, понимается в психологии неоднозначно. А.В. Брушлинский показал, что эти различия обусловлены многими факторами, одним из которых является принцип детерминизма. Рассматривая варианты этого принципа, он выделяет вероятностный, или стохастический детерминизм, который состоит в выборе из ряда равновероятных альтернатив, и линейный (лапласовский) детерминизм как постепенную актуализацию явлений и форм психической реальности, уже существующих в зачатке, которые под влиянием ряда условий становятся реально функционирующими; в последнем случае развитие осуществляется по определенному, заранее известному эталону, соответствующему той или иной стадии, и на каждом этапе психические свойства приобретают законченный, завершенный в своем формировании вид. По сути, его тоже можно считать вероятностным детерминизмом (только вероятность равна единице).

Оба эти подхода обоснованно и критически оцениваются, что позволяет сделать следующий важный вывод: понятие развития в психологии имеет свои особенности, его понимание базируется на двух важных посылках: 1) основным (но не единственным) способом существования психического является процесс, 2) адекватной формой детерминации психического как процесса выступает не вероятностный и не лапласовский детерминизм, а такой, который предполагает, что внешние причины действуют через внутренние условия.

Другими словами, поскольку психическое само по себе имеет процессуальную природу, то развитие является естественной формой его существования, но только не в варианте линейного преформизма.

Исследовать психическое как процесс можно с разных точек зрения, но одной из безусловно необходимых является позиция, позволяющая применять принцип развития, под которым понимается: 1) безотносительность к любому заранее установленному масштабу, критерию, образцу, эталону (показывая это на примере мышления, А.В. Брушлинский утверждает, что человеку, решающему задачу, результат заранее не известен; размышляя, он выходит за пределы всех прежних, заранее установленных критериев, норм и проч.; такие критерии формируются вместе с возникновением и развитием существенно нового); 2) преемственность, обусловленность предшествующими стадиями развития, т.е. искание и открытие существенно нового (нового для себя) по отношению к начальным стадиям психического процесса.

Эти две особенности развития в психологии – преемственность и одновременно безотносительность к заранее установленному критерию – составляют главное противоречие всякого развития: поскольку развитие осуществляется только на основе преемственности, оно детерминируется прошлым, но при этом оно выходит за пределы своего прошлого, так как каждая следующая стадия качественно отличается от предыдущей. Процесс есть та конкретная, единственно возможная форма развития, в которой данное противоречие реально разрешается.

Каждое из выдвинутых положений конкретизируется. Конкретизация положения об отсутствии эталонов, образцов, альтернатив решения находит свое воплощение в феномене мысленного прогнозирования. А.В. Брушлинский противопоставляет его традиционной точке зрения, согласно которой мышление трактуется как выбор из ряда альтернатив либо как предвосхищение результата, осуществляемого по плану. Он говорит о том, что в этом случае основной акцент делается на формировании не новых операций и действий, а их последовательности, порядке их актуализации как готовых образцов поведения. Мысленное прогнозирование основано на том, что результат не известен человеку заранее, решение может быть найдено только в ходе мыслительного процесса, вследствие включения проблемы в новые связи и отношения. Изначально оно выступает в качестве желаемого, прогнозируемого искомого. Это – конкретизация первой особенности развития.

Конкретизация положения о преемственности стадий в развитии психического нашла отражение в том, что новая мысль или намек на нее никогда не возникают на пустом месте, до того, как сформируются соответствующие внутренние условия. Всегда неизбежна и существенна непрерывная взаимосвязь между новыми и «старыми» мыслями, между предыдущими и последующими стадиями психического процесса. «Непрерывность и преемственность психического означают, прежде всего, что любая его последующая стадия может сформироваться лишь в том случае, если ей предшествует в качестве ее внутреннего условия другое, путь менее сложное, но обязательно тоже психическое явление. Так в психологии конкретизируется всеобщий принцип детерминизма, согласно которому внешние причины всегда действуют только через внутренние условия» (Брушлинский, 1981, с. 120—121).

Преемственность и непрерывность развития

Многие положения, сформулированные А.В. Брушлинским в связи с феноменом «развития психического», можно отнести к понятию эпигенеза.

Эпигенез, наряду с преформизмом, рассматривают как одну из парадигм развития. Эпигенезом называют учение о зародышевом развитии организмов как процессе, осуществляемом путем последовательных новообразований. Он понимается как интенсивное развитие организмов, предполагающее возникновение качественно новых форм жизни (тогда как экстенсивное развитие – преформизм – представляет собой проявление и увеличение уже имеющегося).

По существу, сам термин означает, что (1) развитие не есть простое развертывание того, что уже зародилось: возникают новые качества, формы, которые не были изначально предопределены; (2) кроме «начал», материи, генов и других предетерминированных химических и биологических структур (ДНК) важная роль отводится неким «запускающим» процессам, механизмам субъективного или объективного (условия, обстоятельства, деятельность) порядка. Иными словами, обосновывается необходимость каузального объяснения процессов развития.

Последнее положение, сформулированное в рамках эпигенеза, является наиболее уязвимым, в истории науки (биологии, эмбриологии, психологии) оно объясняется либо метафорически, либо механистически. Подразумевается, что есть некие силы («энтелехия», «всеобщий дух», «растительная сила», «образовательное стремление» и проч.), которые обеспечивают качественный рост организма. Это, действительно, очень слабое, проблемное место в теории эпигенеза, которое, как мне представляется, удается преодолеть благодаря работам Л.И. Анцыферовой, А.В. Брушлинского, а также ряда других авторов.

Поиск принципа связи, преемственности между стадиями наконец-то получил свое завершение в положении, согласно которому решение того или иного вопроса формируется уже на предыдущей стадии и представлено в виде так называемых латентных свойств.

В психологии понятие латентный (от лат. latents, род. падеж latentis – скрытый) применяется для описания ряда очень схожих между собой явлений. Так, привычным стал термин латентное научение (см. эксперименты Блоджетта, Толмена и Хонзика) (Хекхаузен, 2003, с. 253), которым обозначают случаи достижения определенных результатов без осуществления животным целенаправленного поиска. Латентным было названо такое научение, которое не проявлялось в поведении.

Современные исследования в области научения, посвященные изучению формирования нового компонента структуры индивидуального знания – СИЗ (И.О. Александров, Н.Е. Максимова), убедительно показывают, что он начинает актуализироваться за несколько актов до реализации в поведении (например, в игре). Латентный период характеризуется особой динамикой времени (в данном исследовании – времени выбора хода в процессе игры) и динамикой факторных оценок множества дескрипторов структуры индивидуального знания, а также разнообразием актуализированных компонентов СИЗ и стратегий. Авторы считают, что «моменты порождения нового характеризуются состоянием неравновесности, неустойчивости» (Александров, Максимова, 2003, с. 72), вызванным актуализацией большого количества компонентов структуры индивидуального знания как эквивалентных альтернатив.

В психологии мышления проблема латентности была поставлена в контексте решения задач. Оказалось, что для решения задачи необходимо как знание, так и умение использовать его продуктивно. Сложность нахождения решения обусловлена тем, что свойство предмета, которое необходимо учитывать при проведении мыслительного поиска, не принимается во внимание. Л. Секей утверждал, что это – так называемое «скрытое (латентное) свойство предмета», обнаружение которого в ходе эксперимента и превращение в ведущее путем переструктурирования ситуации, по сути, и означает решение задачи (Секей, 1965).

В аналогичном исследовании, проведенном Л.И. Анцыферовой, особое внимание уделяется тому, как именно в ходе решения мыслительной задачи возникает «вычленение нужного свойства». Она пишет: «Анализируя протоколы, Секей совершенно правильно отметил, что процесс решения проходит несколько фаз, что каждую новую фазу характеризует новый вопрос, что центр тяжести проблемы все время передвигается. Но каково же содержание всего процесса решения, чем детерминирована последовательность фаз, каково содержание каждой фазы – на эти вопросы Секей ответить не может» (Анцыферова, 1960, с. 113), он лишь указывает на то, что латентное свойство становится явным в силу действия механизмов бессознательного и предсознательного.

Л.И. Анцыферова, критически относясь к идее о действии бессознательных мыслительных механизмов, утверждает, что решение задачи – это сознательный акт, содержанием которого является «постепенный анализ предметного содержания следствия и анализ свойств различных "орудий", средств воздействия как предполагаемых причин конкретизирующегося следствия» (там же, с. 105). Выявление маскируемых свойств осуществляется через соотнесение вычленяемых свойств предметов с требованием задачи, которое также постоянно анализируется и конкретизируется. «Траекторию движения мышления составляют последовательно появляющиеся в "фокусе внимания" все новые и новые свойства и отношения предметов, которые выступают благодаря включению предметов в новые причинно-следственные связи» (там же, с. 121).

На явление латентности в экспериментах на мышление указывает и А.В. Брушлинский (19966, с. 227). Он специально подчеркивает, что в процессе мышления происходит ментальное «поворачивание» одного и того же объекта разными сторонами с целью выявления основного отношения задачи, которое является существенным условием ее решения. При этом главные переменные этого отношения могут поначалу выступать в частной форме и даже иметь скрытый, замаскированный характер. Однако в последствии, на основе мыслительного механизма «анализ через синтез» происходит включение объекта в новые отношения, переход от одной системы связей познаваемого объекта к другой, новой системе связей, «выявление на этой основе его новых, ранее не учитываемых, как бы скрытых (латентных) свойств» (Брушлинский, 1996б, с. 240). Подобный переход нередко выглядит как озарение, внезапно возникшее решение. Однако это не совсем так. Возникновение так называемого немгновенного инсайта обусловлено предварительной работой механизма обобщения анализируемых явлений и принципов, и решением испытуемого о «наибольшей вероятности» выдвигаемой им версии. Таким образом, вначале субъект включает объект в новую систему отношений, затем, благодаря этому включению, осуществляется поиск и открытие до сих пор неизвестных, но существенных свойств объекта, которые, в свою очередь, обуславливают решение задачи. «Именно эта новая система связей и обеспечивает существенно новое направление всей мысли индивида» (там же, с. 241).

Таким образом, в процессе мышления латентные свойства возникают в виде потенциально правильного решения, которое формируется пока еще в ином, нежели условия задачи, контексте (иных отношениях), либо недостаточно аргументировано для того, чтобы стать более правдоподобным и позволить субъекту быть уверенным в нем.

Рассматривая феномен латентности в условиях решения задач можно было бы подумать, что обсуждаемое явление имеет сугубо локальный характер и сопоставимо исключительно с процессами мышления и научения. Однако обобщение литературных данных за последние несколько десятилетий, обращение не только к психологии мышления, но и к психологии личности показало, что латентные свойства универсальны.

Уже в 30-х годах ХХ века Г. Меррей, конструируя Тематический Апперцептивный Тест (Меррей, 2000; Klopfer, 1976; Keiser, Prather, 1990), основывался на базовой идее глубинной психологии, о том, что причины поведения индивида могут быть скрыты от сознания, т.е. также латентны. Обычно таковыми являются потребность в нанесении ущерба (в агрессии) и сексуальные желания. Последние могут быть скрыты не только в силу их несоответствия установкам сознания, но и по ряду закономерных причин, вызванных особенностями взросления ребенка на той или иной стадии развития. З. Фрейд утверждал, что таким периодом является возраст от начала упадка детской сексуальности (на пятом или шестом году жизни) до наступления половой зрелости. Он считается временем «остановки эволюции сексуальности» и называется латентным периодом. «Эта стадия отличается от всех предыдущих, поскольку в ней нет нового источника внутреннего разлада». (Адамс, 2002, с. 192). Раскрывая это положение, следует упомянуть монографию Ж. Бержере (2001), в которой отмечается, что этот период называется латентным не потому, «что в нем не наблюдается сексуальных проявлений»», а в связи с тем, «что в этот период невозможно описать новую „организацию“ сексуальности» (Бержере, 2001, с. 58): энергия Эроса сублимируется, происходит перераспределение силы влечения, которая не снижается, а трансформируется. По-видимому, именно в способности замещать сексуальные желания сублимированным выражением привязанности и проявляется латентность энергии либидо.

Еще один аспект латентности раскрывается через понятие латентной структуры. Она представляет собой особую констелляцию признаков, организующихся по своим внутренним законам и выявляемых не прямо, а косвенно (например, при применении кластерного и факторного анализа). Такая структура была эксплицирована в исследовании, посвященном симптоматическому состоянию, которое возникает после потери сознания (Axelrod и др., 1996). Была выявлена 5-факторная латентная структура, в которую вошли психологический (psychological) (например, страх, депрессия и проч.), когнитивный (cognitive) (проблемы запоминания, речи, мышления и проч.), соматический (somatic) (тошнота, диарея, звон в ушах и проч.), ортопедический (orthopedic) (боли в спине, ногах, оцепенение и проч.) факторы и фактор редких признаков (infrequency) (импотенция, припадки и проч.). Выявление не отдельных специфических симптомов, а кластеров признаков может быть оптимальным предиктором заболевания, развившегося вследствие потери сознания.

Итак, в психологии личности латентными считаются такие свойства, которые не осознаются человеком, оставаясь скрытыми от сознания до тех пор, пока, как говорил Э. Эриксон, человек не будет психологически готов к принятию новых социальных ориентиров. Скрытые, латентные свойства личности могут быть источником как нереализованных потенциалов развития, так и внутриличностных конфликтов. Последний вариант наиболее правдоподобен при отсутствии оптимальных условий, необходимых для актуализации латентных свойств, либо при их наличии, но невозможности актуализации (например, вследствие вытеснения).

Во-первых, было показано, что латентные свойства отличаются от свойств других типов тем, что они неосознаваемы, составляют часть опыта индивида, проявляются вне адекватного для их осознания контекста и оппонентны осознаваемым свойствам. Способами их обнаружения могут служить такие косвенные показатели, как динамика времени реакции, появление равновероятных альтернатив (стратегий, моделей), неопределенность, неоднозначность интерпретации ситуации. Заметим, что равновероятность альтернатив является признаком их формирования, тогда как переход от альтернативности к предпочтительности выбора – признаком их осознания, а значит, перевода в другое, нелатентное состояние.

Во-вторых, были сделаны серьезные шаги в направлении поиска детерминант и механизмов мыслительного процесса, в ходе которого происходит «вычленение нужного свойства». Как было показано выше, такими детерминантами являются прогнозирование искомого, активное взаимодействие субъекта с объектом, которое обнаруживается во включении последнего во все новые связи и отношения, а также уверенность человека в правильности решения. Механизмами демаскировки латентных свойств выступают обобщение анализируемых характеристик и обстоятельств, перенос принципа решения на другой материал, в иной контекст, изменение ракурса рассмотрения объекта (Л.И. Анцыферова, А.В. Брушлинский).

В-третьих, была сформулирована задача, состоявшая в том, чтобы определить фазность, последовательность процесса решения, имеющего, кроме всего прочего, отношение и к динамике маскируемых свойств. Иными словами, в процессе демаскировки латентных свойств, согласно Брушлинскому, существенная роль принадлежит активному субъекту, который, во-первых, переходит к новому контексту (отношениям), а во-вторых, осуществляет интеграцию скрытых свойств в новую систему связей, тем самым, эксплицируя их.