Текст книги "Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия"

– Что с тобой? Отчего ты так переменился?

– У меня голова болит, и мне нездоровится, – отвечал я.

Услыхав это, она испугалась и, тревожась за меня, сказала:

– Ах, не терзай ты моего сердца, о мой господин! Сядь! Подними голову и скажи мне, что случилось сегодня с тобой. По твоему лицу я читаю, что что-то произошло.

– Лучше не говори со мной, – отвечал я.

Она заплакала.

– Кажется, что я надоела уже тебе, – сказала она, – так как я вижу, что сегодня ты стал совсем другим.

Она еще сильнее заплакала и продолжала расспрашивать меня, но я ничего не отвечал, пока не начало смеркаться, и она поставила передо мною ужин, но я не стал есть его из боязни, что она увидит, что я ем левой рукой, и отвечал ей, что я не хочу есть.

– Ну, скажи мне, – снова начала она просить меня, – что с тобою случилось сегодня, и почему ты такой бледный и расстроенный?

– Я когда-нибудь расскажу тебе, – отвечал я.

– Выпей, – сказала она, пододвигая ко мне вино. – Вино подкрепит тебя, и расскажи мне свою историю.

– Если уж этому суждено быть, – отвечал я, – то дай мне выпить твоими руками.

Она наполнила чашу и выпила, и затем снова наполнила и подала мне, а я, взяв чашу левой рукой, со слезами на глазах сказал следующие стихи:

 
Когда Творец желает человеку,
Который слухом одарен, и зрением,
И разумом, путь правый указать,
Он разум, слух и зренье отшибает
На время у него для указанья
Неверности судьбы, затем
Он возвращает прежний вид ему;
Должно то испытанье послужить
Ему уроком для дальнейшей жизни.
 

Сказав это, я снова заплакал, а она, услыхав, громко вскрикнула и сказала:

– О чем ты плачешь? Ты сжигаешь мне сердце! И зачем взял ты чашу левой рукой?

– На правой руке у меня чирей, – отвечал я.

– Ну, покажи мне, – продолжала она, – я проколю его.

– Еще теперь рано прокалывать его, – отвечал я, – и не расспрашивай меня, потому что я его не покажу.

Я выпил чашу, а она снова наполнила ее и продолжала подливать вина до тех пор, пока я не опьянел и не заснул на том же месте, на котором сидел, вследствие чего она увидала, что у меня нет кисти правой руки, а обыскав меня, она нашла кошелек с двадцатью червонцами.

Трудно выразить, как она огорчилась, увидав все это; всю ночь провела она в страшной тревоге. Утром, проснувшись, я увидал, что она приготовила мне кушанье из четырех кур, которое и поставила передо мною. После этого она дала мне выпить вина. Я же, поев и выпив, положил кошелек и хотел уйти, но она сказала мне:

– Куда ты хочешь уходить?

– Туда, где я мог бы успокоить тревогу, гнетущую мое сердце, – отвечал я.

– Не уходи, а лучше сядь.

Я сел, а она сказала мне:

– Неужели любовь твоя ко мне была так сильна, что ты потратил на меня все свое состояние и потерял даже руку? Поэтому я беру тебя в свидетели против себя, и пусть Сам Аллах будет свидетелем, что я никогда не брошу тебя, и ты увидишь, как я сумею быть верна своему слову.

Вслед за этим она послала за свидетелями, которыми и сказала:

– Напишите контракт моего брака с этим молодым человеком и включите в него, что приданое мною получено.

Они исполнили ее желание, после чего она сказала:

– Будьте свидетелями, что все мое богатство, находящееся в этом сундуке, и все мои мамелюки и рабыни принадлежат этому молодому человеку.

Вследствие этого они заявили, что свидетельствуют о ее желании, а я принял имущество, и они ушли, получив плату за свои труды. Она же, взяв меня за руку, повела в кладовую, где, открыв большой сундук, сказала:

– Посмотри, что в этом сундуке!

Я заглянул в сундук и увидал, что он полон платков.

– Это твоя собственность, – сказала она. – Все это я получила от тебя. Каждый раз, как ты оставлял мне платок с завернутыми пятьюдесятью червонцами, я развертывала их и бросала в этот сундук. Бери свою собственность, потому что Господь возвратил ее тебе, и ты теперь богатый человек. Судьба нанесла тебе удар, лишив тебя правой руки, и в этом я не могу помочь тебе. Если б я даже пожертвовала для тебя своею жизнью, то все-таки твое великодушие превзошло бы мое. Так прими же свое достояние, – прибавила она.

Я принял сундук со своими деньгами, к которым она прибавила деньги и из своего сундука. Сердце мое возликовало, всякая тревога успокоилась, и я, подойдя, поцеловал ее, а чтобы развеселиться, выпил с ней вина.

– Ты пожертвовал всем своим богатством и своей правой рукой из-за любви ко мне, – сказала она, – как же мне вознаградить тебя? Клянусь Аллахом, если б я отдала за тебя жизнь свою, то это было бы слишком мало, и ты не был бы удовлетворен.

После этого она написала бумагу, которой передавала мне все свое имущество: драгоценности, дома, земли, мамелюков и рабынь, – и всю ночь горевала обо мне, узнав, каким образом я потерял руку.

После этого мы прожили менее месяца, в продолжение которого она начала прихварывать все сильнее и сильнее и, наконец, совсем заболела, а по прошествии пятидесяти дней переселилась в иной мир. Я сделал похороны и предал тело ее земле, нанял читальщиков для чтения Корана и, раздав значительную сумму бедным, вернулся с кладбища и нашел, что жена моя была очень богата. У нее были дома, земли и, между прочим, склады кунжута, часть которого я продал тебе, и до сих пор не мог свести с тобой счетов только потому, что был занят продажей оставшегося у меня остального кунжута, плату за который я до сих пор еще не получил. Теперь же мне хочется, чтобы ты не возражал мне против того, что я скажу тебе. Я ел у тебя и оставляю тебе деньги, полученные за кунжут, бывший до сих пор у тебя в руках. Так вот почему и ем левой рукой.

– Ты отнесся ко мне милостиво и великодушно, – отвечал я.

– Едем со мною ко мне на родину, – сказал он мне тогда, – так как я накупил товара в Каире и Александрии. Хочешь отправиться со мною?

– Хочу, – отвечал я и обещал ему быть готовым к первому дню следующего месяца.

Таким образом я продал все, что имел, и, купив на вырученные деньги товары, отправился с молодым человеком сюда, где он продал свои товары и вместо них купил другие, после чего он вернулся в Египет. Мне же судьбой было решено остаться здесь и испытать то, что случилось со мной сегодня ночью, вдалеке от моей родины. Ну, скажи же, о царь веков, разве эта история не удивительнее истории горбуна?

– Всех вас надо повесить, – отвечал султан.

После этого к султану приблизился надсмотрщик и сказал:

– Если позволишь, то я расскажу тебе историю, которую мне случилось услыхать как раз перед тем, как я нашел этого горбуна, и если она покажется тебе более любопытной, чем события, относящиеся к нему, то даруй нам нашу жизнь.

– Рассказывай твою историю, – отвечал султан.

И они рассказал следующее:

Рассказ надсмотрщика султана

Вчерашний вечер я провел в обществе, которое праздновало чтение Корана, для чего были собраны профессора богословия и законоведения, и когда чтение было окончено, то прислуга накрыла на стол, и между другими кушаньями был подан зирбаех[128]128
  Зирбаехом называется кушанье вроде похлебки.


[Закрыть]. Мы подошли, чтобы приступить к зирбаеху, но один из гостей отступил назад и отказался отведать его. Мы стали уговаривать его, но он отвечал нам:

– Не уговаривайте меня, я достаточно натерпелся из-за этого кушанья.

Поев зирбаеха, мы обратились к нему с такими словами:

– Ради Аллаха, расскажи нам, почему ты не хочешь есть этого кушанья?

– Потому что, – отвечал он, – я не могу есть его, не вымыв сорок раз руки щелком, сорок раз кипарисом и сорок раз мылом, т. е. сто двадцать раз.

Услыхав это, хозяин дома приказал своим слугам принести воды и всего, что, нужно, и он вымыл руки условленное число раз и сел к столу с очевидным отвращением. Он с некоторой боязнью протянул руку и, взяв зирбаех, принялся его есть, а мы все с удивлением смотрели на него. Рука его дрожала, и когда он протянул ее, то мы увидали, что большой палец его руки был отрублен, и он ел четырьмя пальцами.

– Аллахом умоляем тебя, – сказали мы ему, – расскажи нам, куда девались твои пальцы. Создан ли ты так Богом или с тобой случилось какое-нибудь несчастье?

– О братья мои, – отвечал он, – я не только лишился большого пальца правой руки, но и большого пальца левой руки, и по пальцу с каждой ноги. Вот смотрите, – прибавил он, показывая нам другую руку, которая оказалась тоже без пальца, как оказались и ноги.

При виде этого мы сильно удивились и сказали ему:

– Нетерпеливо желаем услышать твою историю и твое объяснение, каким образом ты лишился пальцев и почему ты моешь сто двадцать раз руки?

Он начал так:

– Знайте, что отец мой был крупным купцом города Багдада во времена халифа Гарун-Эль-Рашида, но он имел несчастную слабость к вину и к игре на лютне и после своей смерти не оставил ничего. Я похоронил его и нанял чтецов, чтобы он читали после него Коран, и, проплакав о нем несколько дней и ночей, я открыл лавку и нашел, что в лавке очень мало товаров и что долгов у него много. Я уговорил кредиторов повременить и стал ревностно продавать и покупать неделя за неделей и уплачивать кредиторам[129]129
  Арабы отличаются сыновней привязанностью, которую выражают даже после смерти родителей. Чтобы уменьшить ответственность родителей за их грехи, дети читают Коран и приносят жертвы на их могилах; мясо же жертвы раздают бедным. Но прежде всего дети стараются отдать долги родителей, так как, по словам пророка, далее мученичество не искупить неуплаченного долга.


[Закрыть].

Так я вел дела до тех пор, пока не заплатил все долги и не увеличил своего капитала. Однажды, сидя у себя в лавке, я увидал такую красивую молодую особу, какой никогда в жизни не видывал. Она ехала на муле, одетая в очень богатое платье. Один раб шел перед нею, а другой – позади. У входа на базар она остановила мула и пошла в сопровождении евнуха, сказавшего ей:

– Входи, госпожа моя, только смотри, никому не говори, кто ты такая, для того чтобы не возбуждать против нас негодования.

Евнухи продолжали предостерегать ее, а она начала осматривать лавки; моя лавка понравилась ей более других, и поэтому, подойдя к ней в сопровождении евнуха, она села на скамейку и поклонилась мне. Я же в жизни не слыхал таких сладких речей и голоса более приятного, чем у нее. Когда она откинула покрывало со своего лица, я устремил на нее свой взор и невольно вздохнул. Сердце мое преисполнилось любовью к ней, и я, не спуская с нее глаз, прочел следующее стихи:

 
Внемли, красавица, с вуалью сшитой,
Что смерть зову и чтоб не знать
                                                    страданий,
Которыми обязан я тебе.
Ты мне даришь блаженство посещеньем;
Ты видишь, я протягиваю руку,
Чтобы принять ей дар твоих щедрот,
 

Услыхав мои слова, она отвечала мне так:

 
Пусть сердце вырвут у меня в тот час,
Когда любить тебя могучей страстью
То сердце перестанет. Одного
Тебя я, милый, всей душой люблю,
И если глаз мой взглянет на другого,
Пусть от меня отнимется блаженство
И радости свидания с тобою,
Когда забыта мука дней разлуки.
 

– О юноша, – сказала она после этого. – Нет ли у тебя хорошеньких материй.

– О госпожа моя, – отвечал я, – раб твой человек бедный; но подожди, пока другие купцы не откроют свои лавки, и тогда я принесу все, что ты пожелаешь.

Таким образом я беседовал с нею, потопая в море любви и сходя с ума от страсти. Когда другие купцы отворили свои лавки, я встал и принес ей всякого товара и материй на пять тысяч серебряных монет. Все эти материи она передала евнуху, и они пошли прочь; а у входа на рынок рабы подали ей ее мула, и она села на него, не сказав мне, кто она такая, а я постыдился спросить у нее, и таким образом я сделался ответственным лицом за все эти материи, стоящие пять тысяч серебряных монет.

Домой я пошел совершенно охмелевший от любви, и из поставленного передо мною ужина я съел только кусочек, так как, думая о красоте незнакомки, не мог съесть более. Спать мне хотелось, но сон бежал от моих глаз, и в таком положении пробыл я целую неделю. По прошествии же этой недели незнакомка снова приехала на муле в сопровождении евнуха и двух рабов. Поклонившись мне, она сказала:

– О господин мой, мы немного опоздали с уплатой тебе за материю. Призови менялу и прими деньги.

Таким образом, явился меняла, и евнух передал ему деньги. Приняв деньги, я сел беседовать с нею до тех пор, пока не собрались купцы и не открыли свои лавочки.

– Достань мне таких-то и таких товаров, – сказала она.

Я достал ей всего, что она требовала, и она, взяв покупки, отправилась с ними, ничего не сказав мне об уплате. Когда она уехала, я очень раскаялся в том, что сделал, так как товаров ей я доставил на тысячу червонцев, и лишь только я потерял ее из виду, как в душе подумал:

«Что это за любовь? Она принесла мне пятьсот серебряных монет, а взяла товару на тысячу червонцев!»

Я боялся, что из-за этого сделаюсь банкротом и лишу других купцов их товаров, и думал: «Ведь купцы знают только меня, а эта женщина, вероятно, обманщица, очаровавшая меня своей красотой и миловидностью; видя, что я так молод, она просто посмеялась надо мною, а я не спросил у нее, где она живет».

Я страшно тревожился все это время, а она не появлялась более месяца. Между тем купцы требовали с меня свои деньги и так наступали, что мне пришлось предложить в уплату мое имущество, вследствие чего я очутился на краю разорения. Однажды сидел я, погруженный в мрачные думы, в своей лавке, как увидал подъехавшую и остановившуюся у ворот рынка незнакомку, которая затем подошла ко мне. Увидав ее, я забыл все свои бедствия. Она подошла и, обращаясь ко мне, сказала:

– Достань весы и свешай деньги.

Она отдала мне плату за товары и даже с некоторой надбавкой, после чего стала просто болтать со мной, так что я чуть не умер от радости и счастья.

– Есть у тебя жена? – спросила она наконец.

– Нет, я не знаком ни с какой женщиной, – отвечал я и заплакал.

– О чем же ты плачешь? – спросила она.

– Я плачу потому, что мне запала в голову одна мысль.

Я взял несколько червонцев и дал их евнуху, прося его содействия в этом деле, в ответ на что он засмеялся и сказал:

– Да она влюблена в тебя гораздо более, чем ты в нее. Никаких материй ей не надо, и она приходила за ними только из любви к тебе: сделай ей предложение, и ты увидишь, что она на него согласится.

Незнакомка же, увидав, что я дал евнуху денег, вернулась и опять села на скамейку, а я сказал ей:

– Будь милостива к рабу твоему и прости мне то, что я скажу тебе.

Я поведал ей о чувствах своего сердца, признание мое понравилось ей, и, согласившись на мое предложение, она сказала:

– Этот евнух придет к тебе с моим письмом; исполни то, что он скажет тебе.

Она встала и ушла.

Я тотчас же пошел к купцам и отдал им полученные деньги, и все, за исключением меня, получили барыш. Расставшись с нею, я горевал от разлуки и всю ночь не мог заснуть. Через несколько дней, однако же, евнух ее пришел ко мне; я принял его с почетом и спросил, что делает госпожа?

– Она не здорова, – отвечал он.

– Расскажи мне, кто такая она? – сказал я.

– Султанша Зубейдех, – ответил он, – жена Гарун-Эр-Рашида, воспитала эту девушку. Она одна из ее рабынь. Она выпросила у госпожи своей позволение выходить и возвращаться, когда ей угодно. Такое позволение она получила и пользовалась им. После этого она стала рассказывать госпоже своей о тебе и просила позволения выйти за тебя замуж, но госпожа ее сказала ей, что не согласится до тех пор, пока не увидит сама молодого человека, и если он действительно желает жениться, тогда она даст согласие. Вследствие этого мы решили тотчас же ввести тебя во дворец, и если тебе удастся войти туда никем не замеченным, то брак твой с нею может быть заключен. Если же заговор этот будет открыт, то тебе не снести своей головы. Что же ты скажешь на это?

– Хорошо, – отвечал я, – я пойду с тобой и там буду ждать судьбы своей.

– Лишь только завтра станет смеркаться, – продолжал евнух, – приди в мечеть, выстроенную Зубейдехом на берегах Тигра, и там, читая молитвы, проведи ночь.

– Охотно, – отвечал я.

Когда наступили сумерки, я отравился в мечеть и, читая молитвы, провел ночь, и лишь только начало светать, я увидал двух евнухов, приближавшихся в лодке, нагруженной пустыми сундуками, которые они привезли в мечеть. Один из них ушел, а другой остался, и в этом другом я узнал того, с кем я вел все переговоры. Вскоре к нам присоединилась моя незнакомка. Я встал при ее приближении и обнял ее, а она поцеловала меня и заплакала. После того как мы немного поговорили, она посадила меня в сундук и заперла. Рабы принесли множество кусков материи и наполнили другие сундуки, заперли их и поставили на лодку вместе с тем сундуком, в котором сидел я. Незнакомка села тоже в лодку, и гребцы, ударив веслами, свезли нас во дворец султанши Зубейдех. Хмель от любви теперь из меня вылетел, я начал размышлять и раскаиваться в том, что сделал, и молить Бога избавить меня от опасности.

Между тем лодка подошла к воротам дворца, и из нее стали выгружать сундуки и переносить их во дворец, но начальник стражи, спавший в то время, как лодка причаливала, проснулся от криков носильщиков и крикнул моей возлюбленной:

– Надо открыть сундуки, для того чтобы я мог осмотреть их.

Он встал и хлопнул рукой по тому сундуку, в котором я находился. Я потерял от страха голову, душа ушла в пятки, и ноги затряслись, а незнакомка сказала:

– Это сундуки султанши Зубейдех, и если ты откроешь их и дотронешься до вещей, то она рассердится на тебя, и мы все погибнем. В них нет ничего, кроме материй, выкрашенных в различные цвета, а в том сундуке, на котором лежит твоя рука, кроме того, положено несколько бутылок с земаемовой водой[130]130
  Вода источника Земаем, в храме Мекка, обладает, по мнению мусульман, чудесными свойствами, и ее привозят пилигримы бутылками и склянками, чтобы употреблять как лекарство, или опрыскивать ею могилы.


[Закрыть] и если вода разольется, то испортит материю. Я предупредила тебя, а ты решай сам, что тебе делать.

Услыхав ее объяснение, он сказал:

– Берите сундуки и проходите!

Евнухи тотчас же взяли их и понесли в сопровождении незнакомки во дворец, но в ту же минуту я услыхал крик:

– Халиф! Халиф!

Окончательно потеряв голову, я почувствовал от страха спазмы и чуть не умер, ноги мои тряслись. Халиф окликнул мою незнакомку и сказал ей:

– Что это за сундуки?

– О государь мой! – Да хранит Господь власть твою! – в этих сундуках материи для госпожи моей Зубейдех.

– Открой их, – сказал халиф, – я хочу посмотреть материи.

Услыхав это, я простился с жизнью. Рабыня не смела ослушаться этого приказания и только отвечала:

– О государь правоверных! В этих сундуках нет ничего, кроме нарядов моей госпожи, и она не приказывала мне отворять их.

– Сундуки должны быть открыты, – сказал халиф, – для того чтобы я посмотрел, что в них.

Он тотчас же приказал евнухам принести сундуки к нему. Поэтому-то я простился совсем со своей жизнью. Евнухи стали подносить к нему один сундук вслед за другим, отворять их перед ним, и он осматривал содержимое. Когда же к нему поднесли сундук, в котором находился я, то я приготовился к смерти, но рабыня в это время проговорила:

– Царь правоверных! В этом сундуке находятся вещи чисто женские, и было бы приличнее не открывать его без госпожи Зубейдех.

Услыхав это, халиф приказал евнухам нести все сундуки во дворец. Рабыня поспешила вперед и приказала двум евнухам нести сундук, в котором я был заключен, во внутреннюю комнату, и они, поставив его туда, тотчас же удалились. Девушка же открыла его и знаком приказала мне выйти. Я вышел и прошел в чулан, а она заперла за мною дверь и закрыла сундук. Когда же евнухи принесли все сундуки и ушли совсем, она отворила дверь в чулан.

– Тебе бояться нечего, – сказала она. – Да просвятит Господь очи твои! Теперь иди за мною, для того чтобы ты мог поцеловать прах у ног Зубейдех.

Я пошел с нею и увидел двадцать других рабынь, высокогрудых девственниц и между ними султаншу Зубейдех, едва двигавшуюся от тяжести своей одежды и украшений, навешанных на нее. При ее приближении рабыни расступились перед ней, а я выступил и поцеловал прах у ног ее. Она знаком приказала мне сесть. Я сел перед нею, а она начала предлагать мне вопросы касательно моих занятий и родства, на которые я давал ответы, вполне удовлетворявшие ее.

– Клянусь Аллахом, – сказала она, – мы не даром заботились о воспитании этой девушки. Знай, что мы любим ее не менее, чем любили бы дочь, и она Самим Богом отдана под наше попечение.

Я снова поцеловал прах у ног султанши, очень довольный, что могу жениться на рабыне, после чего она приказала мне остаться с ними десять дней. Я остался тут, но не знал, что делается с моею невестой. Обед же и ужин мне приносили другие девушки. После этого султанша просила у супруга своего, царя правоверных, выдать замуж свою рабыню. Халиф дал разрешение и приказал выдать в приданое десять тысяч червонцев.

Султанша Зубейдех послала за кади и свидетелями, они написали контракт моего брака с девицей, и рабыни приготовили сласти и превосходные кушанья и разнесли их по всем покоям. Так они угощали еще в продолжение десяти дней, а по прошествии двадцати дней свели невесту в баню и приготовили ее для приема меня как своего мужа. Мне они принесли блюдо зирбаеха, подслащенного сахаром, и подправленного розовой водой с мускусом, и смешанного с курицей и другими различными вещами. Клянусь Аллахом, увидав это блюдо зирбаеха, я тотчас же принялся есть его, и ел его до тех пор, пока вполне не насытился, затем вытер руки, но вымыть их забыл. Я продолжал сидеть, а перед мною певицы били в бубны, и девушки, засветив свечи, стали раздевать невесту и давать ей в подарок золотые вещи, для чего они провели ее по всему дворцу. Когда они привели ее ко мне, то сняли с нее платье и оставили нас одних. Тут я обнял ее, едва веря своему счастью; но лишь только я обвил ее своими руками, как она учуяла запах зирбаеха и тотчас же громко крикнула, вследствие чего рабыни прибежали со всех сторон.

Я страшно взволновался, не понимая причины, а рабыни, сбежавшиеся на ее крик, спрашивали:

– Что с тобой случилось, о сестра?

– Уведите от меня, – говорила она им, – этого безумца, которого я считала человеком разумным.

– Из чего ты вывела заключение, что я не в своем уме? – спросил я.

– Ты сумасшедший! – сказала она, – а иначе, поев зирбаеха, ты не встал бы, не вымыв рук. Клянусь Аллахом, я не хочу иметь мужа бестолкового и не умеющего вести себя!

И, говоря таким образом, она сняла висевшую у нее на поясе плеть и стала бить меня ею по спине до тех пор, пока я не лишился чувств, затем она сказала другим девушкам:

Уведите его к начальнику городской полиции, для того, чтобы он отрубил ему руку за то, что, поев зирбаеха, он не вымыл ее.

Услыхав это, я вскричал:

– Сила и власть в руках Аллаха! Неужели ты хочешь отрубить мне руку только из-за того, что я, поев зирбаеха, забыл вымыть ее?

Присутствующие девушки стали просить ее, говоря:

– О сестра паша, не сердись на него за то, что он теперь сделал.

– Клянусь Аллахом, – продолжала она, – мне надо отрезать ему что-нибудь из конечностей!

Она ушла от меня, и в продолжение десяти дней я ее не видал. Затем, вернувшись ко мне, она сказала:

– Ах ты черномазый! Неужели я не стою тебя? Так как же ты смел, поев зирбаеха, не вымыть рук?

Она крикнула девушек, которые завязали мне назад руки, она же, взяв бритву, отрезала большие пальцы как на руках, так и на ногах, и я упал в обморок. После этого на пораненные места она насыпала какого-то порошка, чтобы остановить кровь, а я сказал, что не буду есть зирбаеха всю свою жизнь, если не вымою рук сорок раз щелком, сорок раз кипарисом и сорок раз мылом, и она взяла с меня клятву, что я не буду есть зирбаеха, если не вымою рук, как сказал вам. Вот поэтому-то, когда принесли этот зирбаех, я изменился в лице и подумал: «Вот причина тому, что я лишился больших пальцев на руках и на ногах. Когда же вы стали уговаривать меня, мне пришлось исполнить данную клятву.

– Тут я сказал ему, – продолжал надсмотрщик, – а что же было с тобою потом?

– Когда я дал ей клятву, – отвечал он, – то она успокоилась, милостиво допустила меня к себе, и мы счастливо прожили с нею некоторое время.

– А ведь обитатели халифова дворца не знают, что ты живешь здесь, – сказала она мне, – и никто не видал, как ты попал сюда, и попал ты без помощи султанши Зубейдех. Возьми вот эти червонцы, – прибавила она, подавая мне пять тысяч золотых, – и купи на них хороший просторный дом.

Я ушел и купил просторный хороший дом, а она перевезла в него все свое имущество, и все свои сокровища, и одежду, и редкости. Вот почему я лишен пальцев на руках и на ногах.

Султан же сказал:

– Это не так занимательно, как история горбуна. Нет, история горбуна занимательнее всех ваших историй, и потому все вы будете распяты.

Но тут впереди выступил еврей и, поцеловав прах, сказал:

– О царь веков! Я расскажу тебе историю, более удивительную, чем история горбуна.

– Ну, рассказывай, – проговорил царь.

И он начал таким образом: