Автор книги: Сборник
Жанр: Сказки, Детские книги
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 20 (всего у книги 79 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]
Таким образом, Джафар, повинуясь его приказанию, тотчас же отправился в путь и, подъехав к городу и увидав толпы народа на улице, спросил:
– По какой причине так толпится народ?
Ему тотчас же сообщили, в каком положении находился Нур-Эд Дин, и, услыхав это, он поспешил к султану и, поклонившись ему, сообщил, зачем приехал, и прибавил, что если с Али Нур-Эд-Дином что-нибудь случилось, то халиф казнит его, султана, как причину несчастья. Он взял султана под стражу, как взял и визиря Эль-Моина, сына Савия, а Али Нур-Эд-Дина велел освободить и посадил его на престол султана вместо Магомета, сына Сулеймана Эс-Зейни. После этого он пробыл в Эль-Башрахе трое суток, обычное время угощенья, а утром, на четвертый день, Али Нур-Эд-Дин сказал Джафару:
– Как мне хотелось бы повидать царя правоверных.
Джафар сказал царю Магомету, сыну Сулеймана:
– Приготовься в путь, потому что после утренней молитвы мы поедем в Багдад.
– Слушаю и повинуюсь, – отвечал он.
Они прочли утренние молитвы и сели на коней вместе с визирем Эль-Моином, сыном Савия, который раскаивался теперь в том, что он сделал. Что же касается до Нур-Эд-Дина, то он ехал рядом с Джафаром, и они продолжали таким образом путь, пока не прибыли в Багдад, приют мира.
Там они явились к халифу и рассказали ему, что случилось с Нур-Эд-Дином.
– Возьми этот меч, – сказал ему халиф, – и отруби им голову твоему врагу.
Нур-Эд-Дин взял меч и подошел к Эль-Моину, сыну Савия, но тот посмотрел на него и сказал ему:
– Я поступал по своему характеру, а ты поступай по своему.
Нур-Эд-Дин отбросил от себя меч и, взглянув на халифа, сказал:
– Он обезоружил меня, о царь правоверных!
– Ну, так оставь его, – отвечал халиф и, обратившись к Месруру, прибавил: – о Месрур, подойди ты и отруби ему голову.
Месрур исполнил приказание; после этого халиф обратился к Али, сыну Эль-Фадла, сына Какана, с такими словами:
– Требуй от меня, чего желаешь!
– О государь мой, – отвечал Али, – я вовсе не желаю быть султаном Эль-Башраха, а хотел бы служить тебе.
– С удовольствием согласен, – сказал халиф и велел привести рабыню.
Халиф осыпал милостями Нур-Эд-Дина и рабыню его, подарил им дворец в Багдаде, назначил содержание и сделал Нур-Эд-Дина своим застольным товарищем, и так они прожили до самой смерти.
Глава седьмая
Начинается в середине тридцать шестой ночи и кончается в середине сорок четвертой
История Ганема, сына Эюба, по прозванию Раб любви
– Мне рассказывали, о счастливый царь, – продолжала Шахерезада, – что в былые времена в Дамаске жил-был один купец, весьма зажиточный, и у этого купца был сын, красивый, как ясный месяц, и красноречивый, по имени Ганем, сын Эюба, по прозванию Раб любви[164]164
Ганем означает счастливый человек, имеющий во всем удачу.
[Закрыть], и у этого сына была сестра, называвшаяся Фитнех [165]165
Фитнех означает очаровательная, соблазнительная.
[Закрыть]вследствие ее необыкновенной красоты и миловидности. Отец их умер, оставив им большое состояние и, между прочим, сто грузов шелковых и парчовых материй и целые мешки мускуса. На этих мешках было написано: «Это предназначено в Багдад», так как он предполагал ехать в этот город.
Таким образом, Господь, да прославится имя Его, взял его душу; спустя некоторое время сын его, захватив этот груз, отправился с ним в Багдад. Это было во времена Гарун-Эр-Рашида. Перед своим отъездом он простился со своей матерью, родными и жителями города и отправился, уповая на Бога, да прославится имя Его, и Господь убереги его; он благополучно добрался до Багдада вместе с целой партией купцов. Он нанял себе хорошенький домик, и, устлав пол коврами и подушками и повесив занавески, сложил в него свои товары, поместил мулов и верблюдов, пробыл там, пока не отдохнул и пока купцы и вельможи Багдада не пришли к нему с поклоном. Он взял тюк с десятью кусками дорогой материи, с ценою, написанной на тюке, и отправился с ним на рынок к купцам, которые встретили его, поклонились ему, обошлись с ним вежливо и с почетом и посадили его в лавку шейха рынка; он продал материю, получив на каждый червонец по два. Ганем обрадовался и мало-помалу стал продавать свои товары, и продавал таким образом в продолжение целого года.
После этого, в первый же день следующего года, он пришел на тот же рынок, но нашел его запертым и, спросив о причине, услыхал такой ответ:
– Один из купцов умер, а все другие отправились к нему на похороны. Если ты хочешь, – прибавил этот человек, – получить награду, то иди с ними.
– Хорошо, – отвечал он и спросил, где его хоронят.
Его направили к месту погребения, и он, совершив омовение, отправился вместе с другими купцами к месту молитвы, где все помолились о покойнике. Купцы пошли все вместе перед гробом к могиле, и Ганем пошел с ними, пока процессия не дошла до кладбища за городом и, пробравшись мимо памятников, донесли гроб до приготовленной могилы. Семья покойного раскинула над могилой палатку и осветила ее лампами и свечами. После того как покойник был зарыт в землю, чтецы сели на могилу читать Коран. Купцы сели с ними, и Ганем, сын Эюба, сел тут же; вскоре на него напал страх, но он думал про себя: «Не, могу же я уйти от них, не простившись с ними».
Все сидели и слушали Коран до наступления ночи, когда слуги поставили перед ними ужин и сласти, и они ели, пока не насытились, и, вымыв руки, снова заняли свои места.
Сердце Ганема было неспокойно, и он все думал о своих товарах и боялся воров, говоря в душе: «Ведь я чужестранец; меня все считают очень богатым человеком, и если на ночь я не вернусь домой, то воры украдут и деньги, и товары».
Таким образом, опасаясь за свое достояние, он встал и, подойдя к присутствующим, просил позволения уйти ради неотложных дел. Он пошел по дороге до самых городских ворот. Но так как полночь уже наступила, то городские ворота оказались запертыми. Никто более не входил и не выходил, лаяли только собаки да выли где-то волки.
– Сила и власть только в руках Господа! Я боялся за свое имущество и пошел поэтому в город, но нашел ворота запертыми; теперь я уже боюсь за свою жизнь.
Он вернулся и стал искать место, где бы ему переночевать. Вскоре он нашел частное кладбище, окруженное четырьмя стенами, с пальмовым деревом внутри него и с воротами, которые оказались отворенными. Он вошел на кладбище с намерением уснуть, но сон бежал от него.
Ему стало страшно и жутко лежать между могилами, и он вскочил на ноги и, отворив ворота, увидал огонек со стороны города, около городских ворот. Выступив на несколько шагов, он увидал, что свет двигался по дороге к кладбищу, на котором он спрятался. Ганем испугался за себя и поспешно закрыл ворота, взлез на пальмовое дерево и спрятался между листьями. Свет продолжал потихоньку подвигаться, пока совсем не приблизился; посмотрев попристальнее, они увидал трех черных рабов, двое из которых несли сундук, а у третьего в руках были заступ и фонарь. Когда же они подошли совсем близко, один из рабов, несших сундук, сказал:
– Что с тобою, о Саваб?
– А что с тобою, о Кафури? – отвечал один из двух других.
– Разве не бывали мы тут в ночное время, – продолжал первый, – и не оставляли ворота отворенными?
– Да, – отвечали второй, – ты совершенно прав.
– Ты посмотри, – снова сказал первый, – ворота заперты и заложены.
В ответ на это третий раб с заступом и с фонарем, по имени Бакхит, сказал:
– Какие вы глупые! Точно вы не знаете, что хозяева садов ходят из Багдада сюда, и когда ночь застает их здесь, то они входят на это кладбище и запирают за собою ворота, боясь, чтобы негры, подобные нам, не схватили их и, изжарив, не съели[166]166
Трудно сказать положительно, следует ли это понимать как шутку, но в Каире до сих пор рассказывают, что рабы, которых приводят туда, оказываются иногда людоедами, и в доказательство этого приводят рассказ, что недавно один ребенок был съеден своей черной кормилицей.
[Закрыть].
– Ты совершенно прав, – отвечали другие, хотя ты и глупее нас обоих.
– Вы не верите мне, отвечал он, – а вот поверите, когда мы войдем на кладбище и кого-нибудь найдем там, а я вам скажу, что если кто-нибудь там был, то, увидав фонарь, он, наверное, забрался на вершину пальмового дерева.
Ганем, услыхав эти слова раба, подумал: «Какой догадливый этот раб! Накажи Аллах негров за их хитрость и низость! Сила и власть только в руках Бога всемогущего, всесильного! Что избавит меня от этой опасности?»
Негры, которые несли ящик, сказали негру с заступом:
– О Бакхит, перелезь через стену и отвори нам ворота, так как мы устали, тащивши этот ящик, и если ты отворишь нам ворота, то мы дадим тебе одного из захваченных нами людей и превосходно зажарим его для тебя, так что из него не пропадет ни одна капля жира.
– Я боюсь всего для меня непонятного, – отвечали негр с заступом, – поэтому нами нужно бросить ящик за ворота, так как сюда нам велено принести его.
– Если мы его бросим, то он расколется, – отвечали ему другие негры.
– Боюсь, – проговорил он, – чтобы за стеной не оказалось разбойников, которые убивают людей и берут их имущество. Награбив, они, вероятно, заходят сюда и затем делят между собою награбленное.
– Ах ты, дурак! – вскричали другие. – Да разве они могут войти сюда?
Они поставили ящик и, переправившись через забор, отворили ворота, в то время как третий раб Бакхит ждал их с фонарем в руке и с корзинкой, в которой лежал гипс. После этого они, приперев ворота, сели, и один из них сказал:
– О братья мои, мы устали от ходьбы, от ноши, от отпиранья и запиранья ворот и от того, что теперь уже полночь. Тяжело будет нам рыть могилу и закапывать этот сундук; поэтому присядемте тут часа на три и отдохнемте, а затем встанем и примемся за дело. А пока каждый из нас должен рассказать какую-нибудь историю или то, что с ним случилось, от начала до конца.
Таким образом негр с фонарем начал первый рассказывать свою историю, но эта история оказалась такой, что повторить ее здесь невозможно, после чего второй раб рассказал следующее:
История раба Кафура
– Знайте, о братья мои, что я начал себя помнить, когда мне было восемь лет; я имел обыкновение говорить рабовладельцам одну ложь в год, вследствие чего они поссорились, и хозяин мой, рассердившись на меня, отдал меня маклеру, для того чтобы он выкрикивал:
– Кто хочет купить этого раба с его недостатком?
– Что же у него за недостаток? – спрашивали у него,
– Он говорит одну ложь в год, – отвечал он.
Один купец подошел к маклеру и сказал ему:
– Сколько предлагают за этого раба с недостатком?
– За него предлагают пятьсот серебряных монет.
– Себе можешь взять из платы двадцать монет, – отвечал купец.
Маклер свел его с рабовладельцем, которому он вручил плату, а меня тот же маклер проводил в дом купца, где получил свою условленную плату.
Меня одели в приличную одежду, и я прожил у него благополучно остаток года, до начала Нового года. Год был отличный, плодородный, и купцы начали задавать поочередно пиры. Наконец, наступил черед и моего хозяина, и он задал пир в загородном саду. Как он, так и другие купцы отправились туда, и хозяин взял все, что ему было нужно из съестного и вина, и они ели, пили и веселились до полудня, когда хозяину моему что-то понадобилось из дому и он крикнул:
– Эй ты, раб! Садись на мула и привези мне от хозяйки такую-то вещь, только скорее.
Я тотчас же повиновался и отправился в дом; но, подъезжая к дому, я стал кричать, проливать слезы, вследствие чего обитатели квартала, старые и молодые, собрались около меня. Жена моего хозяина и дочери его, услыхав мои крики, отворили двери и стали спрашивать, что со мною.
– Хозяин мой, – отвечал я, – сидел вместе со своими приятелями под старой стеной, которая на них обрушилась; и когда я увидал, что с ними случилось, я тотчас же вскочил на мула и прискакал сюда, чтобы сообщить о несчастии.
Жена и дети, услыхав об этом, закричали, разорвали на себе одежду, стали бить себя по лицу, так что все соседи сбежались к ним. Хозяйка же перевернула всю домашнюю обстановку вверх дном, сбросила полки, разбила ставни, окна и вымазала стены краской индиго и сказала мне:
– Горе тебе, о Кафур! Иди сюда и помоги мне разбить этот шкап и выбросить китайский фарфор.
Я подбежал к ней и вместе с ней ломал полки, шкапы и разбивал все, что на них стояло, пробегал по террасам и бросал все, пока в доме не осталось ничего строго, и все время кричал:
– О хозяин мой!
Хозяйка вышла с открытым лицом, в сопровождении мальчиков и девочек, и, подойдя ко мне, сказала:
– Иди, о Кафур, впереди и покажи нам то место, где погиб твой хозяин под стеной, для того чтобы мы могли достать его тело и, положив его в гроб, перенести домой и приличным образом похоронить.
Я пошел впереди, крича: «О, хозяин мой!» – а они все пошли за мною с открытыми лицами и головами и кричали:
– О несчастье наше! О горе наше!
И в целом квартале не осталось ни единого мужчины, ни единой женщины, ни детей, ни девушек, ни старухи, которые не последовали бы за нами и не приняли бы участия в нашем горе. Таким образом прошел я с ними по всему городу, и на вопросы встреченных они отвечали им то, что слышали от меня, и народ восклицал:
– Сила и власть в руках Аллаха всемогущего, всесильного! Мы пойдем к вали и сообщим ему о случившемся.
Когда вали сообщили печальное известие, он тотчас же сел на мула и взял с собою работников с топорами и корзинами, и все толпою двинулись за мною.
Я шел во главе, рыдая, крича и посыпая пыль себе на голову, и ударяя себя по лицу. Подойдя к пирующим в саду и увидав своего хозяина, я закрыл лицо руками и закричал:
– О госпожа моя! Кто пожалеет меня после того, как ее не стало! Лучше бы мне погибнуть вместо нее.
Когда хозяин мой увидал меня, он страшно смутился и побледнел.
– Что с тобой, о Кафури? – сказал он, – и что это за стенание? Что скажешь ты нам?
– Когда ты послал меня домой, – отвечал я, – чтобы взять то, что тебе нужно, я отправился, а войдя в дом, увидал, что стена гостиной обрушилась, и вся комната рухнула на хозяйку и ее детей.
– И неужели хозяйка не спаслась? – спросили они.
– Никто не спасся, – отвечал я, – и прежде всех скончалась старшая дочка.
– А младшая дочка спаслась? – спросил он.
– Нет, – отвечал я.
– А что же сталось с мулом, на котором я ездил? – вскричал он: – уцелел ли он?
– Нет, хозяин, – отвечал я, – так как стены дома и стены конюшен погребли все, что жило в доме, погребли даже овец, коз и кур, и все они превратились в окровавленные массы под развалинами, никто, никто не спасся!
– А старший сын мой? – спросил он тогда.
– Никто не спасся, – отвечал я ему. – На месте не осталось ни дома, ни обитателей его, и никаких следов их; что же касается до овец, коз и кур, то кошки и собаки, вероятно, теперь съели их.
Когда хозяин выслушал меня, у него потемнело в глазах, и он потерял всякое сознание и не мог держаться на ногах: силы изменили ему, и спина согнулась; он разорвал свои одежды, стал рвать себе бороду и бить себя в лицо, сбросил с головы своей чалму и бил себя по щекам до тех пор, пока не пошла кровь.
– О дети мои! – кричал он. – О жена моя! Ох! О несчастье! С кем еще могло случиться подобное тому, что случилось со мною!?
Купцы, его товарищи, стали горевать вместе с ним и очень жалели его, и рвали на себе одежды. Хозяин же мой вышел из саду, продолжая бить себя вследствие несчастья, по его мнению, случившегося с ним, и приходил в такое отчаяние, что стал походить на пьяного.
Когда пирующие вышли из сада, они увидали густую пыль, услыхали крики и, посмотрев в ту сторону, поняли, что по направленно к ним двигается толпа. Это шел вали с народом, желавшим удостовериться в страшном несчастье, а сзади них шла огорченная семья мнимо умершего купца, рыдавшая и кричавшая от горя. К хозяину моему прежде всех подошла его жена и дети. Увидав их, он совершенно растерялся, захохотал и сказал:
– Так это вы! Что же случилось с домом, и что случилось с вами?
А они, увидав его, вскричали:
– Слава Богу, что ты спасся!
Все они бросились к нему, а дети вцепились в него.
– Слава Богу, – кричали дети, – отец наш спасен! Ах, отец наш!
– Слава Богу, – говорила его жена, – что мы видим тебя!
Она так была поражена, что, казалось, лишилась рассудка.
– Каким же образом, – продолжала она наконец, – спасся ты со своими друзьями?
– А с вами-то что случилось в доме? – спросил он.
– С нами ничего не случилось, – отвечали они, – мы были совершенно здоровы, и все в доме было благополучно, пока не пришел раб твой Кафур с открытой головой и разосланными одеждами и не стал кричать: «О, хозяин мой! О хозяин мой!» Мы спросили у него, что с ним, а он отвечал: «Хозяин мой сидел под стеной в саду, которая упала на него, и он умер».
– А ко мне он пришел сейчас, – сказал купец, – и закричал: «О, госпожа моя! О дети моей госпожи!», и прибавил: «Госпожа моя и дети ее умерли!»
Он оглянулся и, увидав меня с падавшей с меня чалмой, в то время как я плакал и кричал и посыпал голову свою землей, позвал меня. Я подошел к нему, а он сказал:
– Горе тебе, злонамеренный раб! Отвратительный негодяй! Проклятое отродье! Какую беду ты наделал! Клянусь Аллахом, я сдеру с тебя всю шкуру и мясо срежу с костей.
– Клянусь Аллахом, – отвечал я, – ты не смеешь сделать со мною что-нибудь, потому что ты купил меня с моим недостатком: а в том, что ты купил меня с моим недостатком, могут удостоверить свидетели, и ты знал, что я имею привычку говорить одну ложь в год. Это же только половина лжи; в конце года я скажу другую половину, и тогда выйдет целая ложь.
– Ах ты, проклятый раб! – крикнул он после этого на меня, – так это только половина лжи? Какое страшное наказание! Лучше уходи от меня. Ты свободен.
– Клянусь Аллахом, – отвечал я, – если ты освободишь меня, то я не освобожу тебя от себя, пока не кончится год и я не скажу тебе остальной половины лжи. Когда я сделаю это, ты можешь взять меня, свести на рынок и продать меня так же, как и ты купил меня, – с моим недостатком, но никак не освобождать меня до срока. Я не знаю никакого ремесла и ничем не могу зарабатывать себе насущного хлеба. Я тебе делаю законное предложение, изложенное законниками в главе об освобождении.
Пока мы говорили таким образом, толпа подошла к нам, как подошли и обитатели нашего квартала, мужчины и женщины, и вали с своими служителями. Хозяин мой и другие купцы подошли к вали, рассказали ему обо всем деле и сообщили, что это была только половина лжи; а когда стоявший тут народ услыхал это, то он был крайне поражен и начал ругать и проклинать меня, а я стоял, смеясь, и говорил:
– Клянусь Аллахом, в жизни своей никогда не видал такого отвратительного негодяя, как этот раб! И он еще называет это половиною лжи! Что же было бы, если бы это была целая ложь! Тогда он разрушил бы целый город или два города!
В порыве ярости он отправился к вали, который строго наказал меня, так что я лишился чувств и упал в обморок; после чего хозяину моему удалось продать меня за довольно высокую цену, и я не переставал производить неприятности в тех местах, куда меня продавали. И таким образом от одного эмира я переходил к другому; вельможи продавали и покупали меня, пока я не попал во дворец к царю правоверных. Теперь я уже ослабел, и силы меня покинули.
Продолжение истории Ганема, сына Эюба, по прозванию Раб любви
Другие рабы, выслушав его истории, принялись хохотать и сказали ему:
– По правде говоря, ведь ты негодяй и сын негодяя: ведь ты сказал отвратительную ложь.
Первый и второй рабы сказали тут третьему:
– Рассказывай нам твою историю.
– О дети моего дяди, – отвечал он, – все, что рассказывалось теперь, ничто в сравнении с моей историей; но моя история длинна, и теперь рассказывать ее нет времени: утро, дети моего дяди, близко; кто-нибудь может застигнуть нас с нашим ящиком, и мы будем опозорены, пожалуй, даже убиты; поспешим окончить дело, и когда все будет сделано, мы вернемся домой, и я расскажу вам свою историю.
Они поставили на землю фонарь и стали рыть между могилами яму величиной в принесенный им ящик. Кафур рыл, а Саваб относил землю корзинкой, пока не вырыли нужной глубины, тогда они опустили ящик в яму, покрыли его землей и, выйдя с кладбища, заперли за собою ворота и исчезли из глаз Ганема, сына Эюба.
Когда они оставили это место, и Ганем уверился, что он совершенно один, он начал тревожиться относительно того, что мог заключать в себе зарытый сундук, и подумал: «Что может быть в этом сундуке?»
Дождавшись рассвета, он спустился с дерева и руками сбросил нарытую на ящик землю, пока не открыл его и не высвободил. Затем камнем он сбил замок и, подняв крышку, заглянул в сундук и увидал там спящую от бенджа, только потерявшую сознание девушку, но еще живую. Девушка была очень красивая, и на ней было надето столько драгоценностей, что трудно было определить их цену. Ганем, посмотрев на нее, тотчас же понял, что она сделалась жертвою заговора, и стал ее поднимать, пока, наконец, ему не удалось вынуть ее из сундука и положить на спину. Лишь только на нее подул свежий воздух и вошел ей в ноздри, в рот и в горло, она чихнула, потом стала кашлять и кашляла до тех пор, пока из горла у нее не выскочил кусок бенджа такой величины, что мог усыпить слона на несколько ночей. После этого она открыла глаза и, осмотревшись кругом, певучим голосом проговорила:
– Противный ветер! Ты не утолишь жажды и не усладишь того, кто пить не хочет! Да где же Зар-Эль-Бустан?
Но никто не отвечал ей, и, посмотрев в сторону, она крикнула:
– Сабигах! ШеджеретЭд-Дур! Нур-Эль-Гуда! Неджмет-Эс-Субх! Спите вы, что ли? Нусгех! Гульвех! Зарифех! Говорите же!
Но никто не отвечал ей, и она, еще раз осмотревшись, вскричала:
– О горе мне! Ведь меня принесли на кладбище! О Ты, знающий все тайны души и вознаграждающий в день Страшного суда, ведь это Ты перенес меня сюда и положил между могилами.
Пока она говорила все это, Ганем стоял спокойно, но тут он сказал ей:
– О госпожа моя! Тут нет для тебя ни покрывал, ни дворцов, ни могил: тут стоит только твой раб Ганем, сын Эюба, которого Царь небесный, разоблачающий тайны, случайно привел сюда, для того чтобы он мог избавить тебя от несчастья и исполнить все малейшие твои желания.
Он замолчал, а когда она увидала, в чем дело, то вскричала;
– Я верую, что нет Бога, кроме Аллаха, и верую, что Магомет – пророк Его!
Затем, посмотрев на Ганема, она приложила руки к груди своей и сладким голосом сказала ему:
– О благоприятный юноша, скажи, кто принес меня сюда, так как теперь я пришла в себя?
– О госпожа, – отвечал он, – сундук этот принесли три евнуха.
И он рассказал все, что с ним случилось, как ночь застала его и как он случайно сделался ее спасителем, а иначе ей бы пришлось задохнуться и умереть таким образом.
– О юноша, – вскричала она, – слава Богу, что я попала в руки такого человека, как ты! Вставай, положи меня опять в сундук, а сам иди на большую дорогу и, лишь только увидишь погонщика осла или какого-нибудь другого животного или мула, найми его, чтобы перевезти этот сундук, и отправь меня к себе домой. Когда я буду у тебя в доме, я успокоюсь и расскажу тебе свою историю, а когда ты узнаешь о моей жизни, ты достигнешь через меня своего благополучия.
Ганем был очень доволен и вышел на дорогу.
День только что начинался, и солнце великолепно всходило, а народ начал уже кое-где показываться. Ганем нанял человека с мулом и привел его на кладбище. Затем он поднял ящик, после того как положил в него красавицу, к которой воспылал любовью, и повез ее, очень довольный, так как она стоила не менее десяти тысячи червонцев и, кроме того, была покрыта весьма ценными вещами. Прибыв к себе домой, он поставил сундук на пол, открыл его и вынул оттуда красавицу, которая осмотрелась и осталась довольна, так как помещение было убрано дорогими коврами ярких цветов, и она увидала материи и тюки с товарами и всякое другое имущество и узнала, что находится в доме весьма богатого купца. Она открыла тут свое лицо и, посмотрев на него, увидала, что он красивый молодой человек, и влюбилась в него.
– Принеси нам что-нибудь поесть, – сказала она ему.
– Рад исполнить твое приказание, – отвечал он и пошел на рынок, где купил жареного барашка, лакомств, сухих фруктов, свечей, вина и целый сбор духов.
Затем, вернувшись домой, он разложил все это, и красавица, увидав его, засмеялась, поцеловала его, обняла и начала его ласкать, так что любовь его усилилась и совершенно овладела им. Они ели и пили до наступления ночи, и любовь у них была обоюдною, так как оба они были одних лет и одинаково красивы. Когда смерклось, Раб любви Ганем, сын Эюба, встал и зажег свечи и лампы, и в комнате все засияло. После этого они принес вина и сел пить с нею. Он наливал кубки ей, а она наливала кубки ему; они пили, смеялись и декламировали стихи. И тем более они веселились, тем сильнее влюблялись друг в друга.
– Да прославится совершенство Того, Кто соединяет сердца.
Таким образом, они продолжали пировать вплоть до свету, и когда им захотелось спать, то легли порознь и проспали до полного дня.
Ганем, сын Эюба, проснувшись, встал и пошел прежде всего на рынок, где купил отборных овощей, мяса, вина и другой провизии и принес все домой; они снова принялись за еду и ели, пока не насытились; после чего он принес вина, и они начали пить и шалить так, что щеки у них раскраснелись, а глаза разгорелись. Ганем сказал:
– О госпожа моя, сжалься над рабом любви, над человеком, пораженным твоими очами. Я никого еще не любил, кроме тебя.
Он заплакал, а она отвечала:
– О господин мой, свет очей моих! Клянусь Аллахом, я люблю тебя и верю тебе, но я знаю, что мы не можем принадлежать друг другу.
– Что же может мешать этому? – спросил он.
– Сегодня же ночью, – отвечала она, – я расскажу тебе свою историю, для того чтобы ты понял причину.
Но и в эту ночь она ничего не рассказала, и они прожили так еще целый месяц. Однажды ночью, когда Ганем особенно сильно жаловался ей на свою страсть, она, наконец, сказала ему:
– Ну, теперь я объясню тебе, в чем дело, для того чтобы ты узнал, кто я такая, узнал бы мою тайну и убедился, как я права.
– Хорошо, – отвечал он.
Она достала ленту, прикрытую одеждой, и сказала ему:
– О господин мой, прочти, что написано на кайме.
Он взял в руки кайму и увидал тисненные золотом слова: «Я твоя и ты мой, я потомок дяди пророка!» Прочитав это, он выпустил из рук ленту и сказал ей:
– Расскажи мне свою историю.
– Хорошо, – отвечала она и начала так: – Знай, что я любимая рабыня царя правоверных и зовут меня Кут-Эль-Кулуб. Царь правоверных воспитал меня у себя во дворце, где я и выросла, обратил внимание на мои достоинства, красоту и миловидность, которыми одарил меня Господь, и влюбился в меня. Он взял меня и поместил в отдельные комнаты, назначил мне в услужение десять рабынь и подарил мне драгоценности, которые ты видишь на мне. После этого халиф уехал однажды в одну из ближайших провинций, а султанша Зубейдех пришла к одной из рабынь, служивших мне, и сказала ей: «Когда госпожа твоя Кут-Эль-Кулуб будет спать, то засунь ей в нос и подсыпь в питье вот этот кусок бенджа, и ты получишь от меня такую сумму денег, которая удовлетворит тебя». – «Охотно сделаю это», – отвечала рабыня и, получив бендж, радовалась, что получит деньги, так как первоначально она была рабыней султанши Зубейдех. Она напоила меня бенджем, вследствие чего я упала на пол, и голова моя от корчей касалась ног, и мне казалось, что я переселилась на тот свет. И когда ей нечего было со мной делать, то она положила меня в сундук, позвала черных рабов и, одарив их и привратников, послала меня с ними в ту самую ночь, когда ты сидел на вершине пальмового дерева; и они сделали со мною то, что ты видел, и спас меня только ты. Затем ты принес меня сюда и великодушно относился ко мне. Вот и вся моя история. Что делает халиф без меня, я не знаю. Теперь ты знаешь, кто я такая, и будь снисходителен к моему положению.
Ганем, сын Эюба, услыхав рассказ Кут-Эль-Кулуб и узнав, что она любимица халифа, отступил из страха к царю правоверных и сел один в конце комнаты, порицая себя и раздумывая о своем положении, пылал любовью к той, с которой не мог быть соединен. Он плакал от силы своих желаний и пыла своей страсти и любви и начал жаловаться на несправедливость судьбы своей.
– Да прославится совершенство Того, Кто смущает сердца великодушных людей любовью и при этом не наделяет их ни малейшим зерном, чтобы насытить их.
Кут-Эль-Кулуб, услыхав это, встала, подошла к нему, обняла его и поцеловала, и так как сердце ее было переполнено любовью, то она открыла ему, как сильна скрываемая ею любовь к нему. Обвив его шею руками, она снова поцеловала его, но он уклонился от ее объятий из страха перед халифом. После этого они начали разговаривать, утопая в море взаимной любви, и проговорили до рассвета, когда Ганем встал и пошел по обыкновенно на рынок купить, что нужно, и, вернувшись домой, застал Куг-Эль-Кулуб в слезах, но, увидав его, она тотчас же осушила свои слезы, улыбнулась и сказала ему:
– Отсутствием своим ты привел меня в отчаяние, о возлюбленный души моей! Клянусь Аллахом, что этот час твоего отсутствия показался мне целым годом, так как разлуки с тобой я выносить не могу; ты видишь, что от полноты своей страсти я не могу таиться от тебя. Подойди ко мне и, что бы ни случилось, бери меня, как свою жену.
– Сохрани меня, Аллах! – отвечал он. – Этого быть не должно. Может ли собака занимать место льва? То, что принадлежит моему государю, должно быть недоступно для меня.
Он вырвался от нее и сел отдельно, а она вследствие отказа его полюбила его еще сильнее. В таком положении прожили они еще три долгих месяца, и всякий раз, как она начинала ласкать его, он устранялся от нее и говорил:
– То, что принадлежит моему государю, должно быть недоступно для меня.
Такова была жизнь Ганема, сына Эюба, по прозванию Раб любви.
Между тем султанша Зубейдех, поступив во время отсутствия халифа таким образом с Кут-Эль-Кулуб, начала тревожиться, говоря в душе:
– Что скажу я халифу, когда он приедет и начнет спрашивать у меня о ней, что я отвечу ему?
Она позвала к себе одну жившую при ней старуху и, рассказав ей свою тайну, прибавила:
– Что мне делать теперь, когда Кут-Эль-Кулуб не стало?
Старуха, сообразив, в чем дело, сказала:
– О госпожа моя, знай, что срок возвращения халифа близок, но я пошлю к плотнику и закажу ему деревянную куклу вроде трупа, и мы прикажем вырыть яму, а ты прикажи зажечь свечи и лампы кругом могилы и распорядись, чтобы все во дворце оделись в черное, а когда узнаешь, что халиф приближается, то вели всем женщинам и евнухам громко плакать в сенях, а когда халиф спросит, что это значит, пусть ему ответят: «Кут-Эль-Кулуб умерла, и да утешит тебя Аллах в утрате ее. Султанша наша, зная твою привязанность к покойнице, приказала похоронить ее у себя во дворце». Услыхав об этом, он, конечно, заплачет и будет огорчен. Он наймет читальщиков, которые по ночам будут читать на могиле Коран. Но если в душе он подумает: «Наверное, дочь моего дяди из ревности погубила Кут-Эль-Кулуб» – или же горе его будет до такой степени невыносимо, что он прикажет отрыть могилу, то не бойся этого, потому что, дорывшись до гроба с изображением человеческой фигуры, завернутой в дорогие ткани, Халиф если и захочет осмотреть покойницу, то ты можешь остановить его, да и страх перед будущей жизнью удержит его, а ты скажешь, что открывать лица усопших грешно. Он поверит в ее смерть и снова велит похоронить ее и поблагодарить еще тебя за то, что ты сделала, и с помощью Аллаха ты избавишься от затруднений.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?