Текст книги "Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия"

– Прости, что не встаю.

– Юноша! – отвечал ему царь, – сообщи мне что-нибудь об озере, о рыбах различного цвета, об этом дворце, и почему ты тут один и в таком горе?

При этих словах слезы потекли по щекам молодого человека, и он горько заплакал[34]34
  Чтобы читатель ложно не истолковал некоторых характеров в этих сказках, надо заметить, что арабы вовсе не считают плакать позорным или неприличным для мужчин и героев, хотя вместе с тем магометане отличаются удивительным спокойствием при самых ужасных несчастьях.


[Закрыть].

– О чем же ты плачешь, юноша? – с удивлением спросил царь.

– Могу ли я удержаться от слез, находясь в таком положении? – отвечал юноша, протянув руку и подняв полу рубашки, причем он показал, что вся нижняя часть его тела до самых пяток превращена в камень, а верхняя половина такая же, как и у всех людей.

– Узнай же, царь, – сказал он тогда, – что история этих рыб удивительная, и если бы человечество могло запомнить ее, то она могла бы послужить хорошим уроком.

Он рассказал следующее:

Молодой царь и Черные острова

Отец мой был царем города, находившегося на этом самом месте. Звали его Махмудом, и он был царем Черных островов и четырех гор. После семидесятилетнего царствования он умер, и я вступил на престол и женился на дочери своего дяди. Она так сильно любила меня, что если мне случалось отлучаться куда-нибудь, то она до моего возвращения ничего не ела и не пила. Пять лет была она моей женой. После этого она однажды отправилась в хамам, а я приказал приготовить ужин и пришел сюда во дворец, чтобы вздремнуть на своем постоянном месте[35]35
  На Востоке, да и вообще в жарких климатах, существует обыкновение спать после полудня.


[Закрыть]. Двум девушкам я приказал обмахивать себя[36]36
  Самый употребительный веер у арабов имел форму флага, в щесть-семь дюймов ширины и немного более длины. Веера делаются из сплоенных пальмовых листьев различных цветов, или из гладких листьев, искусно сложенных и сплетенных вместе. Ручка делается из пальмового дерева, длиною в половину веера. Опахало употребляется как мужчинами, так и женщинами с двойной целью, чтобы освежиться в жаркое время, или чтобы отгонять мошек и других насекомых, крайне надоедливых в тех климатах.


[Закрыть], и одна из них поместилась в головах, а другая – в ногах. Но я не мог заснуть, потому что жены моей не было со мной, и хотя глаза я закрыл, но даже не дремал, и потому ясно слышал, как девушка, сидевшая у моего изголовья, сказала другой:

– Какой царь наш, несмотря на свою молодость, несчастный, и как жаль, что наша дурная госпожа так проводит его.

– Проклятые неверные жены, – отвечала другая девушка, – и наш царь, одаренный такими хорошими качествами, уже вовсе не пара такой порочной женщине, ни одной ночи не проводящей дома.

– Напрасно царь наш так доверяет ей и не преследует ее.

– Да что ты! – сказала вторая девушка, – почему же он узнает о ее поведении, и разве она оставляет его так, без всяких предосторожностей. Разве ты не знаешь, что она усыпляет его вином[37]37
  Вином на Востоке назывался любой сладкий напиток, но в настоящем случае царю, вероятно, подносили настоящее вино, так как, несмотря на запрещение, жители Востока зачастую пили вино.


[Закрыть], поднося ему кубок перед сном, подмешав в вино бендож[38]38
  Надо думать, что и в те времена, как и ныне, бенджем называлась белена; но бендж (бендол), о котором тут идет речь, вероятно, были листья садовой конопли, которое производили головное расстройство. Обычай употреблять бендж и другие наркотические средства не редок и ныне; но так как арабские мужья отличаются ревностью, то, может быть, они клевещут на склонность жен прибегать к различного рода ядовитым средствам.


[Закрыть] Вследствие этого он и спит так крепко и не знает, что подле него делается; тут ли жена или уходит, и куда уходит. Подав ему вина, она тотчас же одевается и уходит от него до самого рассвета. Возвратившись, она дает ему что-то понюхать, и он просыпается.

Когда я услыхал этот разговор, у меня потемнело в глазах, и я не знаю, как прожил до вечера, когда жена моя вернулась из хамама. Стол был накрыт, и мы сели ужинать, а после ужина начали пить вино по обыкновению. Я просил дать мне перед сном вина, и она подала мне кубок; но я повернулся и, делая вид, что пью его, вылил все себе за пазуху, и тотчас же лег.

– Спи, – проговорила она, – хотя бы ты заснул навеки! Клянусь Аллахом, я ненавижу тебя! Ты мне противен, и мне тошно в твоем присутствии.

Она встала и, надев лучшие свои наряды, надушилась, опоясалась мечом и, отворив дверь дворца, вышла. Я тотчас же встал и пошел вслед за нею из дворца и по улицам города до самой заставы, где она произнесла какие-то непонятные для меня слова, вследствие которых замки свалились, и ворота отворились, и она вышла. Я же вышел за ней следом, не замеченный ею. Она прошла между насыпями[39]39
  Большинство восточных городов местами или сплошь окружены кучами мусора, наваленными к самым городским стенам, и на эти груды сваливается падаль верблюдов, лошадей и ослов для того, чтобы мясо их съедалось собаками и разносилось хищными птицами. Город Каир был окружен такими грудами до такой степени, что, подъезжая со стороны Нила, его совсем не было видно, и груды эти не так давно были убраны.


[Закрыть] к большому зданию, с кеббехом[40]40
  Слово «кеббех» вообще означает купол, или здание с куполообразной крышей. Кеббехом называют также чуланчик и палатку.


[Закрыть] из битой глины, в двери которого и вошла. Я влез на крышу кеббеха и стал смотреть в щель. Я увидал, что она пришла к рабу-негру с такими толстыми губами, что одна находила на другую. Негр лежал на тростнике, в самом отвратительном растерзанном виде, касаясь губами до грязного каменного пола.

Она поцеловала пол у ног раба, а он, подняв голову и увидев ее, сказал:

– Ах, ты несчастная! Зачем ты не приходила так долго? Все негры пили тут вино и ушли со своими любовницами, а я ради тебя отказался от вина.

– О владыка мой, – отвечала она, – возлюбленный души моей, разве ты не знаешь, что я замужем за своим двоюродным братом и что я ненавижу всех, кто имеет с ним сходство, и ненавижу себя за то, что бываю с ним? Если бы я не боялась разгневать тебя, то давно превратила бы город в развалины, чтобы совы и вороны кричали в нем, а камни от него перенесла бы за Кафскую гору[41]41
  Магометане называют «Кафом» ту цепь гор, которая, по их мнению, идет кругом нашей земли. Цепь кавказских гор носит то же наименование Кафа, и прежде думали, что эта цепь и составляет границу земли.


[Закрыть]

– Врешь, бесстыдная женщина, – отвечал раб, – я клянусь великодушием негров, а если я вру, то пусть мы будем не лучше белых, что если ты будешь медлить далее, то я не хочу более знать тебя и не хочу видеть тебя, бесхарактерная женщина! Ты тревожишь меня только ради своего собственного удовольствия, сквернейшая и подлейшая из белых женщин!

– Когда я услыхал этот разговор, – продолжал царь, – и увидел, что происходило между ними, у меня потемнело в глазах, и я не помнил, где я нахожусь. Жена же моя продолжала стоять и плакать перед ним и унижалась, говоря:

– О ты, мой возлюбленный, сокровище моего сердца, ведь тебя одного я люблю на свете, и если оттолкнешь меня, то что же со мною будет? Возлюбленный мой! Свет моих очей!

Она продолжала плакать и унижаться перед ним, пока, наконец, он не стал к ней ласковее, тогда она обрадовалась, встала и, раздевшись, сказала:

– Скажи мне, нет ли у тебя тут чего-нибудь поесть?

– Открой там блюдо, – отвечал он, – и ты найдешь вареные косточки крыс[42]42
  Хотя крыса считается незаконной пищей для мусульманина, но, тем не менее, в Нижнем Египте их едят крестьяне.


[Закрыть]. Можешь поглодать их, а вот в том глиняном горшке есть бузах[43]43
  Бузахом называется любимый напиток лодочников и простого народа в Египте, и в особенности нубийцев и негров, как был, по словам Геродота, любимым напитком древних египтян. Это – охмеляющий напиток вроде нашего пива, приготовленный из ячменной муки и воды. В Фивах были найдены большие бочонки с этим пивом.


[Закрыть] Можешь выпить его.

Она встала, поела, попила и вымыла руки, после чего легла подле раба на связку сахарного тростника и закрылась его лохмотьями и рваной одеждой.

Увидав это, я совсем обезумел и, спустившись с крыши, вошел в дверь и взял меч своей двоюродной сестры с намерением убить их обоих. Раба я ударил сзади и думал, что убил его, но я только прорезал горло и тело; и в ту самую минуту, как я ударил его, он громко захрапел, вследствие чего жена моя вскочила, и лишь только я ушел, она вложила меч в ножны и вернулась в город и во дворец, и легла ко мне на постель, где и пролежала до утра.

На следующий день я увидал, что она обрезала себе волосы и оделась в траур.

– Брат мой! – сказала она мне, – не порицай меня за то, что я делаю, так как я получила известие, что мать моя умерла, и что отец убит на священной войне, и что один брат умер от ядовитого укуса, а другой раздавлен разрушившимся домом. Не естественно ли, что я плачу и горюю.

Услышав это, я не стал возражать ей и только сказал:

– Поступай, как знаешь, я возражать не стану.

Вследствие этого она продолжала плакать, печалиться и горевать в продолжение целого года и затем сказала мне:

– Мне очень бы хотелось выстроить у тебя во дворце кеббех для того, чтоб я могла одна уходить туда и предаваться своему горю. Я назову его домом стенаний[44]44
  На кладбищах устраивались «дома стенаний» для того, чтобы во время двух годовых праздников женщины могли там находиться.


[Закрыть].

– Делай, что хочешь, – отвечал я.

Она выстроила себе дом для уединения, с кеббехом посреди, вроде могилы святого[45]45
  Такие могилы были четырехугольным зданием, прикрытым куполом.


[Закрыть], после чего она перенесла туда раба и поселила его там. Он был совершенно больной и не мог оказывать ей никаких услуг, хотя пил вино; и с того дня, как я ранил его, он не мог более говорить, но все-таки жил, потому что судьба не определила еще ему конца. Жена моя посещала его ежедневно и рано, и поздно, и плакала, и горевала над ним, и носила ему вина и мяса. Так она прожила и второй год, и я все терпеливо переносил, пока однажды не вошел нечаянно к ней в комнаты и не застал ее в слезах. Она сидела, закрыв лицо руками, и говорила следующие стихи:

 
С тех пор, как нет тебя, мне перестала
Быть жизнь на радость, так как ты один
Любовью сердца моего владеешь.
О, сжалься и возьми меня туда,
Где ты лежишь больной и недвижимый,
И схорони, когда умру, меня
Вблизи тебя. И если над могилой
Моей произнесешь мое ты имя,
То трепет радостный моих костей
Ответит на призыв отрадный твой.
 

Лишь только она кончила свои жалобы, то я, выхватив меч, сказал ей:

– Так говорят только коварные женщины, нарушающие обет верности и законного сожительства.

Я хотел ударить ее мечом и занес уже руку, когда она вскочила – очевидно, что она знала, что раба ранил я, – и, стоя предо мимо, произнесла какие-то непонятные для меня слова и сказала:

– Обрати его, Господи, посредством моих чар наполовину в камень, а половину оставь человеком!

Вслед за тем я лишился, как ты видишь, возможности шевелиться и сделался ни мертвым, ни живым. Покончив таким образом со мной, она околдовала город, и рынки, и поля. Жители нашего города разделялись на четыре класса: на мусульман, христиан, евреев и магов, и она обратила их в рыб: белые рыбы – это мусульмане, красные – маги, голубые – христиане и желтые – евреи[46]46
  Эта фраза заслуживает особенного внимания, так как она дает возможность определить приблизительно время, когда были сочинены или собраны настоящие сказки. Надо думать, что они были написаны в четырнадцатом столетии, когда христиане и евреи впервые были принуждены носить тюрбаны различных цветов в отличие друг от друга, в силу приказа, изданного египетским султаном, Магомедом Ибн-Колуном. Белые тюрбаны сделались принадлежностью исключительно мусульман.


[Закрыть]. Четыре острова она обратила в четыре горы и окружила ими озеро; и с этого времени она ежедневно терзает меня, давая мне сто ударов ременной плетью, пока из ран моих не потечет кровь; после чего она надевает на меня власяницу, а сверху – мою одежду.

Сказав это, молодой человек заплакал и прочел следующие стихи:

 
Даруй, Аллах, мне силу и терпенье
Удел, тобой ниспосланный, нести,
Я все стерплю при помощи Твоей.
Мрачна судьба моя и безысходна
С тех пор, как я несчастья гнет тяжелый
Влачу из года в год, изнемогая,
Но честный род блаженного Пророка
Заступится за бедного страдальца.
 

Царь посмотрел на молодого человека и сказал ему:

– О юноша, как мне жаль тебя. А где же эта женщина?

– Она там, в кеббехе, где лежит раб, – отвечал он. – И каждый день, прежде чем идти туда, она снимает с меня одежду и дает мне сто ударов плетью, а я, не имея возможности пошевелиться, только плачу и кричу, пока не надоем ей. Измучив меня, она уходит к рабу с вином и едой.

– Клянусь тебе Аллахом, юноша! – вскричал царь, – я сделаю для тебя что-нибудь и постараюсь, чтобы ты меня помнил и чтобы историки упомянули о моем поступке в моей биографии.

Царь сел и проговорил с ним до поздней ночи, после чего, дождавшись рассвета, он снял свое платье, подпоясался мечом и пошел к тому месту, где лежал раб. Увидав лампы и свечи и заметив, как там накурено духами и благовонными маслами, он подошел к рабу и одним ударом покончил с ним. Взвалив его себе на спину, он снес его и бросил в ручей, протекавший у дворца, а сам, вернувшись в кеббех, оделся в платье раба и лег, положив подле себя меч. Вскоре после этого подлая жена пришла к своему двоюродному брату и, сняв с него платье, взяла плеть и стала бить его, а он закричал:

– Ах, довольно мне быть в таком положении! Сжалься же надо мною!..

– А ты имел ко мне сострадание, – вскричала она, – и пожалел моего любовника?

Она надела на него власяницу и верхнее платье и направилась к рабу с кубком вина и блюдом вареного мяса. Войдя в кеббех, она заплакала и вскричала:

– О возлюбленный мой, отвечай мне! Заговори со мной! – и затем она в стихах закончила свои жалобы:

 
Доколь отвращенье и суровость
Продлятся, этих горестей избыток
Мне принесла моя больная страсть.
 

– О мой возлюбленный, – со слезами снова повторила она! – Отвечай мне! Скажи мне что-нибудь!

Царь заговорил тихим голосом, подделываясь под произношение негров:

– Ах, ах! Только Господь и властен, и могуч!

Услыхав эти слова, она крикнула от радости и упала в обморок. Придя же в себя, она вскричала:

– Так мой возлюбленный может еще поправиться!

– Преступная злодейка, – едва слышным, как будто от слабости, голосом отвечал царь, – ты не стоишь того, чтоб я говорил с тобой.

– Отчего?

– Оттого, что ты целыми днями терзаешь своего мужа, оттого, что он стонет и призывает Бога на помощь, так что я не могу спать до самого утра: твой муж без устали молится и призывает на тебя кару; и если бы он не желал моей смерти, то я, наверное, бы поправился; вот по этой-то причине я никогда не хотел говорить с тобой.

– В таком случае с твоего позволенья, – отвечала она, – я освобожу его от мучений.

– Освободи его, – продолжал царь, – дай ему полную свободу,

– Слушаю и повинуюсь, – отвечала она, – и, встав, тотчас же отправилась во дворец и, взяв чашку, налила в нее воды, над которой прошептала какие-то слова, после чего вода закипела ключом. Этой водой она вспрыснула своего двоюродного брата, говоря:

– В силу слов моих обратись из своего настоящего положения в свое первобытное состоянье!

Молодой человек встрепенулся и вскочил на ноги, очень довольный своим превращением.

– Нет Бога выше Аллаха, а Магомет – пророк его! – вскричал он. – Да благословит и спасет его Господь!

– Уходи, – сказала она ему, – и не возвращайся, а то я убью тебя.

Он, конечно, тотчас же ушел, а она пошла в кеббех. – О возлюбленный мой! Скажи мне что-нибудь.

– Что ты сделала? – слабым голосом спросил он. – Ты избавила меня от ветвей, но корни-то остались.

– О возлюбленный мой, что называешь ты корнями?

– Население города и четырех гор, – отвечал он. – Каждый день, в полночь, рабы поднимают головы и призывают проклятие на меня и на тебя, и это мешает мне поправиться; поэтому иди, освободи их всех и потом вернись и подними меня. Я чувствую, что силы возвращаются ко мне.

Услыхав эти слова царя, которого она принимала за раба, она радостно сказала ему:

– О возлюбленный мой, владыка моей головы и моих глаз. Во имя Господа иду исполнить твои приказания.

Она вскочила и, совершенно довольная и счастливая, поспешила к озеру, из которого зачерпнула немного воды и проговорила какие-то непонятные слова. От этих слов рыбы заволновались, подняли головы и обратились в прежних людей. Чары были сняты с обитателей города, восставшего на прежнем месте со всеми его жителями и базарами, и все занялись своим делом, горы тоже обратились в прежние острова. Злая женщина вернулась вслед за этим к царю, которого продолжала принимать за раба, и сказала ему:

– О возлюбленный мой, протяни мне твою руку, чтоб я могла поцеловать ее.

– Подойди ко мне, – тихо проговорил царь.

Она подошла к нему, а он, держа наготове свой отточенный меч, воткнул его ей в грудь, так что конец его вышел у нее на спине. Затем он ударил ее еще раз и рассек надвое.

Заколдованного молодого человека он нашел дожидающимся его и поздравил с освобождением. Юный же царь поцеловал ему руку и поблагодарил его.

– Останешься ли ты здесь в городе или отправишься со мной ко мне в столицу? – спросил его царь.

– О царь веков, – отвечал ему молодой человек. – Да знаешь ли ты, какое расстояние отделяет тебя от твоей столицы?

– Два с половиной дня, – отвечал Царь.

– О царь! – вскричал юноша. – Если ты спишь, то проснись; тебя отделяет от твоей столицы расстояние, которое можно пройти только в целый год, да и то если торопиться, а ты дошел в два с половиной дня лишь потому, что город был заколдован; но я, царь, ни за что в мире не покину тебя.

Слова эти очень обрадовали царя.

– Слава Господу, по милосердию Своему даровавшему мне тебя; ты – мой сын. Во всю мою жизнь у меня не было сына.

Они поцеловали друг друга и радовались от души. Они вошли вместе во дворец, где юный царь объявил своим царедворцам, что он отправляется на богомолье, и поэтому они приготовили ему все, что нужно для путешествия, и он отправился с султаном, раздумывая о своем городе, которого целый год не видал.

Он выехал в сопровождении пятидесяти мамелюков[47]47
  Мамлюки (также мамелюки, араб. принадлежащий) – военное сословие в средневековом Египте, рекрутировавшееся из юношей-рабов тюркского (кипчаки) и кавказского (черкесы, абхазы, грузины и другие) происхождения.


[Закрыть] и со множеством подарков, и в продолжение целого года они ехали и ночь, и день и, наконец, добрались до столицы султана. Визирь же и войска, потерявшие надежду видеть его, вышли к нему навстречу. Приблизившись к нему, войска поцеловали прах у ног его и поздравили его с благополучным возвращением. Султан вошел в столицу и сел на престол. Он рассказал визирю все, что случилось с юным царем, и визирь поздравил молодого человека с избавлением, и когда все было приведено в порядок, султан одарил своих приближенных и приказал визирю позвать того рыбака, который приносил ему рыбу. Визирь тотчас же послал за рыбаком, послужившим причиной избавления обитателей заколдованного города, и привел его к царю; а царь одарил его почетной одеждой и расспросил о его домашней жизни, и есть ли у него дети. Рыбак отвечал ему, что у него есть сын и две дочери.

На одной из дочерей женился царь, а на другой – юный царевич[48]48
  В восточных странах нередко видим примеры таких неравных браков, и потому нельзя считать эту часть рассказа неправдоподобной.


[Закрыть]. Сыну же рыбака он дал место казначея. После этого он послал визиря в столицу Черных островов и поручил ему управление ими. Вместе с ним он отправил и пятьдесят мамелюков, привезенных оттуда с многочисленными почетными одеждами для всех эмиров. Поцеловав руку султана, визирь пустился в путь, а султан и царевич остались. Рыбак сделался самым богатым человеком своего времени, а дочери до самой смерти остались женами царей.

– Но ведь это, – прибавила Шахерезада, – далеко не так удивительно, как то, что случилось с носильщиком.

Глава третья

Начинается с половины девятой ночи и кончается в половине восемнадцатой

Носильщик, три багдадские женщины, три царских нищих и т.д

В городе [49]49
  В восточных историях нередко видим примеры таких неравных браков, и потому нельзя считать эту часть рассказа неправдоподобной.


[Закрыть]Багдаде жил-был носильщик, человек холостой. Однажды он сидел на базаре, прислонившись к своей плетеной корзинке[50]50
  Корзинки, употребляемые носильщиками, плетутся из тростника или из пальмовых палочек, весьма мягких и гибких. Такие корзинки плетутся из размокшего материала, в виде клетки без покрышки, с параллельно поставленными стоймя палочками. Затем такую корзинку ставят высушить, и она становится твердой и прочной.


[Закрыть], как к нему подошла женщина, закутанная в изар [51]51
  Новейшие «изары» арабских женщин состоят из куска материи, который они надевают, выходя из дому. Для такого покрывала употребляется материя более двух аршин ширины и, смотря по росту, от трех аршин длины. Фата надевается на голову и на лоб и привязывается лентой, а концы вывешиваются по обе стороны, так что закрывают всю фигуру. Лицо же прикрывается другой вуалью. Изар делается теперь обыкновенно из белого коленкора, а женщины высшего и среднего класса носят такие же покрывала, – замужние из черной шелковой материи и незамужние из белой шелковой материи. Покрывало же для лица делается из куска кисеи в аршин длиною и немного менее шириною. Такое покрывало прикрепляется на голове под изаром и свешивается вперед, совершенно скрывая все лицо. Арабские женщины носят такие вуали из цветной кисеи, совершенно скрывающей их лица, но сквозь которую он сами все могут видеть. По большей части вуали эти делаются или из белой кисеи, или из черного крепа, и в таком случае они ниспадают до полу, оставляя незакрытыми только глаза. Черные вуали вышиваются золотом и жемчугом.


[Закрыть]из ткацких Эль-Мозиля [52]52
  «Эль-Мозиль» – название города, знаменитого своими тонкими тканями. Название кисеи «муслин» происходит от этого города.


[Закрыть]– изар, состоящий из шелковой ткани, затканной золотом, с золотым кружевом по обоим концам. Женщина, приподняв с лица фату, показала чудные черные глаза с длинными ресницами и замечательной красоты лицом.

– Возьми корзинку и иди за мной, – мягким голосом сказала она.

Носильщик, услыхав это приказание, тотчас же взял корзинку и шел за нею, пока она не остановилась у какого-то дома и не постучала туда. К ней из дома вышел христианин, и она дала ему червонец и получила множество оливок и две большие посудины с вином[53]53
  Женщина отправилась покупать вино к христианину потому, что мусульманам было запрещено продавать его.


[Закрыть], которые и уложила в корзину носильщика.

– Неси за мною, – сказала она.

– Вот сегодня так счастливый день! – проговорил носильщики и, подняв корзину, пошел за нею.

Она остановилась у торговца фруктами и купила сирийских яблок, отманийской айвы, оманских персиков, жасмина из Алеппо, дамасских водяных лилий, нильских огурцов, египетских и султанских лимонов, пахучих мирт, веток лавзонии, ромашки, анемонов, фиалок, гранатовых цветов и душистого шиповника. Все это она положила в корзину носильщика и приказала нести за собой. Он поднял корзину и пошел за нею до лавки мясника, где она приказала отрезать ей десять фунтов мяса. Мясник отрезал мяса, и она, завернув его в банановый лист, уложила в корзину.

– Неси за мной, – сказала она носильщику.

Он взял корзину и пошел вслед за нею. Она остановилась у лавки с сухими плодами и, набрав различных сортов, пожелала, чтобы носильщик нес ее покупки. Носильщик повиновался ей и пошел за нею, пока она не остановилась у продавца сластей, где она купила блюдо и наложила на него всевозможных пирожных. Когда она сложила все это в корзину, то носильщик сказал ей:

– Если бы ты предупредила меня, то я взял бы мула, чтоб он свез нам все это.

Женщина только улыбнулась, услыхав его замечание, и вслед затем остановилась у продавца духов, где купила десять сортов различных душистых вод, розовой воды, померанцевой воды, ивовой воды[54]54
  Ивовая вода приготовляется из душистого цвета восточной ивы, ветвь которой считается арабами лучшей эмблемой прелестной женщины.


[Закрыть] и т. д., тут же она взяла сахару, бутылку для опрыскивания[55]55
  Бутылка для спрыскивания широкая внизу и с длинным и узким горлышком. В такой бутылке, сделанной из чистого серебра с позолотой, или из меди, или из фарфора, или из стекла, не более восьми дюймов вышины, в пробке проделано отверстие. Такая бутылка в большом употреблении в богатых домах, где опрыскивают розовой водой посетителя прежде, чем он встанет, чтобы откланяться, после этого мальчик или слуга подает нечто вроде курильницы, называемой «мибкгарах» из какого-нибудь металла, и он правой рукой обмахивается, направляя себе на бороду и на лицо благовонный дым. Курильницы эти делаются в виде шара, стоящего на ножке на круглой подставке. Верхняя половина шара снабжена дырочками, в которые и проходит дым от горящего на угольях благовонного материала.


[Закрыть], розовой воды с мускусом, ладану, дерева алоэ, серой амбры, мускуса и восковых свечей. Сложив все это в корзину, она приказала следовать за нею. Он взял корзину и шел за нею, пока она не подошла к хорошенькому дому с большим двором из черного дерева, с вделанными пластинками из червонного золота.

Молодая женщина остановилась у двери и тихо стукнула, после чего обе половинки распахнулись, и носильщик, взглянув, кто отворил их, увидал молодую женщину высокого роста, с полной грудью, красивую, статную, с челом ясным, как месяц, с глазами лани, с бровями, как нарождающийся серп Рамадана[56]56
  Желая увидать как можно ранее серп нового месяца, с появлением которого начинается Рамадан, мусульмане нередко усматривают его ранее, чем в другие месяцы. Сравнение бровей с новым месяцем доказывает, как брови должны быть тонки и круты. Очень часто для достижения тонких бровей прибегают к помощи ножниц.


[Закрыть], со щеками, напоминающими анемоны, и с устами, как печать Сулеймана[57]57
  Печатью Сулеймана арабы называют прелестный алый цветок.


[Закрыть]. Облик ее напоминал полную луну во всей ее красе, а грудь ее можно было сравнить с двумя гранатами одинаковой величины. Глядя на нее, носильщик так растерялся, что чуть было не уронил корзины, и вскричал:

– Никогда в жизни не выпадало мне такого счастливого дня, как сегодняшний!

Дама-привратница, стоя в дверях, сказала покупательнице и носильщику:

– Милости просим!

Они вошли и направились в большую комнату[58]58
  В домах, принадлежащих лицам высшего и среднего класса, обстановка более или менее одинаковая. Большая половина пола комнаты приподнята на полфута и более сравнительно с остальным полом. Верхняя часть называется «диваном», а нижняя – «даргахом». В хороших домах пол обыкновенно устлан белым и черным мрамором, с красными вставками, изящно уложенными.
  В нижнем этаже, посреди такой комнаты, устраивается фонтан, падающий в мраморный бассейн. Туфли или башмаки обыкновенно оставляют в даргахе и затем уже поднимаются на диван. Диван обыкновенно покрывается циновкой – летом, и ковром – зимой, вдоль трех стен положены матрацы и подушки, и это-то и называется диваном. Матрацы кладутся или просто на пол, или на нарочно сделанные возвышения, а подушки прислоняются к стене. Как матрацы, так и подушки набиваются ватой и покрываются ситцем, или какой-нибудь более дорогой материей. В углах иногда на положенные матрацы кладутся еще квадратные матрацы, отдельные подушки, образуются как бы помещение для одного человека. Окна, по большей части искусно резанной деревянной работы, закладываются матрацами и подушками. Во многих домах встречаются маленькие окна с цветными, разрисованными стеклами. Потолок обыкновенно делается из дерева, разных причудливых форм. Красят его в яркие цвета: красный, зеленый, голубой и нередко даже с позолотой. Гостиные имеют зачастую два дивана по двум противоположным концам большой комнаты. Один из диванов делают меньше, а другой – больше, и последний считается почетным местом. Крыша над даргахом делается выше и образует нечто вроде деревянного резного фонаря, через который в комнату проникает воздух.


[Закрыть], разрисованную различными цветами и прелестно отделанную резными деревом, с фонтанами и уставленную разными скамейками. Углубленья, или ниши, в виде отдельных комнаток, отделялись задернутыми занавесками. В конце комнаты виднелось алебастровое, отделанное жемчугом и бриллиантами ложе, завешанное пологом из пунцового атласа, за которыми лежала молодая особа с глазами, обладающими чарами Бабиля[59]59
  Мусульмане считают Бабиля главою магии.


[Закрыть] высокая и стройная, с лицом, перед которым могло покраснеть даже солнце. Она походила на блестящую планету или на высокорожденную арабскую девушку. Эта третья молодая особа, поднявшись со своего ложа, легкой поступью вышла на середину гостиной, где уже стояли ее сестры, и сказала им:

– Что же вы стоите? Снимите же ношу с головы бедного носильщика.

Вслед за этим покупательница встала перед ним, привратница – позади него, а третья сестра начала им помогать, и она сняла с головы его корзину. Выбрав все из корзины и разложив по местам, она дала носильщику два червонца.

– Теперь, носильщик, можешь уходить, – сказала она.

Но носильщик продолжал стоять и любоваться на их красоту и миловидность, так как таких красавиц он еще не видывал; заметив, что с красавицами не было ни одного мужчины, и посмотрев на вино, фрукты и душистые цветы, он был так поражен, что не решался идти, вследствие чего одна из девушек сказала ему:

– Что же ты не уходишь? Или находишь, что недостаточно получил за свои труды? Дай ему еще червонец! – прибавила она, обращаясь к одной из сестер.

– Клянусь Аллахом, госпожи мои! – вскричали носильщик. – Труды мои стоят не более двух половин диргем[60]60
  Мелкая египетская монета, вычеканенная из серебра, смешанного с медью, в пятнадцатом столетии.


[Закрыть] и я вовсе не думал о том, что вы дали мне слишком мало, но меня занимает мысль о вас и о вашем положении. Вы одни, и с вами нет мужчин, которые могли бы занять вас своими разговорами. Разве вы не знаете, что минарет[61]61
  Минаретом называется башня, мечеть и вообще башня над четырехугольным зданием.


[Закрыть] стоит прочно только на четырех стенах, а у вас четвертой стены нет, и женщины не могут веселиться по-настоящему без мужчин: вас только трое, и вам нужен четвертый, нужен мужчина разумный, солидный и умеющий хранить тайны.

– Мы – девушки, – отвечали они, – и боимся доверять наши тайны людям, не умеющим хранить их, так как в одной книге мы читали такой стих:

 
Храни свою ты тайну в глубине
Своей души и никому ее
Не открывай: свою открывши тайну,
Ее лишишься этим навсегда.
 

– Клянусь вашей жизнью! – вскричал носильщик, – что я человек благоразумный, и мне можно довариться; я читал много книг и различных историй. Я могу рассказать забавное, скрыть шалости и поступать согласно следующим стихам:

 
Лишь мужи верные и с честным сердцем
Умеют сохранять чужую тайну.
Она во мне, как в замкнутом покое,
Пребудет полной тайной навсегда.
 

Услыхав стихи и слова, с которыми он к ним обратился, они сказали ему:

– Ты знаешь, что мы затратили порядочную сумму; разве ты хочешь вознаградить нас? Но мы не хотим, чтобы ты принимал участие в нашем пире, если не внесешь за него своей части. Ведь ты хочешь сидеть с нами, и угощаться, и любоваться на наши хорошенькие лица?

– Если дружба не дает денег, – сказала хозяйка дома, – то на весу она равняется только зернышку.

– Если у тебя нет ничего, – прибавила привратница, – то и уходи ни с чем.

– Сестрица! – вскричала покупательница. – Оставим его, ведь в самом деле он сегодня хорошо послужил нам; другой не был бы так снисходителен, поэтому я внесу за него его долю расходов.

– Клянусь Аллахом! – вскричал обрадованный носильщик. – Я получил свою единственную настоящую плату за труды сегодняшнего дня только от тебя одной.

– Садись, милости просим, – проговорили другие сестры.

Покупательница встала, подтянула кушак, поставила бутылки, налила вина и накрыла на стол около фонтана. Она приготовила все, что нужно, принесла вино и села рядом с сестрами. Носильщик сел рядом с ними, думая, что все это он видит во сне. Когда все уселись, покупательница взяла кувшин и, налив из него кубок вина, выпила его, налив второй кубок, она подала одной сестре, потом, налив третий кубок, подала другой сестре, затем, наполнив его в четвертый раз, подала носильщику, который, приняв от нее кубок, сказала следующий стих:

– Я стану пить вино и наслаждаться здоровьем: ведь напиток этот чудный от всех недугов сразу исцелит.

Кубок с вином передавался из рук в руки, и носильщик угощался, и плясал, и пел с ними, и душился, и начал обнимать и целовать их, за что одна шлепала его, другая толкала, а третья била душистыми цветами до тех пор, пока вино не подействовало на них до такой степени, что они забыли всякое приличие и вели себя бесцеремонно, точно тут не было мужчины[62]62
  Так как магометанская религия положительно запрещает употребление вина и всяких охмеляющих напитков, то можно подумать, что сцены, которые описывает Шахеразада и в которых мусульмане действуют под влиянием винных паров, неверно обрисовывают характер обитателей Востока. Прежде всего надо сказать, что у мусульман было вино, пить которое им дозволено законом. Оно называлось небидом и делалось из изюма или из сухих фиников, которые размачивали в воде, и затем соку давали бродить до известной степени. Сам пророк имел обыкновение пить это вино, но он не давал его пить своим слугам.


[Закрыть].

Так время прошло до сумерек, когда они сказали:

– Уходи и покажи нам, как широки твои плечи[63]63
  Так обыкновенно говорится гостю, присутствие которого не очень-то желательно.


[Закрыть].

– Поистине, – отвечал он, – легче душе моей расстаться с телом, чем мне покинуть ваше общество, поэтому позвольте мне дождаться вместе с вами наступления дня, и тогда все мы вернемся к своим обычным занятиям.

Покупавшая угощение сестра снова замолвила за него слово.

– Прошу вас, – сказала она, – дозволить ему провести с нами ночь, для того чтобы мы могли посмеяться над его шутками, так как он плут остроумный.

– Ну, хорошо, – сказали они ему, – ты проведешь ночь с нами, но только с условием, что ты подчинишься нам и не станешь спрашивать объяснений того, что увидишь.

– Хорошо, – отвечал он.

– Ну, так вставай и прочти то, что написано тут, на двери.

Он подошел к двери и прочел следующую надпись, сделанную золотыми буквами: «Не говори о том, что до тебя не касается, а иначе тебе придется испытать для тебя нечто неприятное».

– Примите мое обещание, – проговорил он, – что я не стану говорить о том, что меня не касается.

Покупательница встала и приготовила обед. Поев немного, она зажгла свечи и закурила алоэ. Сделав это, все снова сели за стол и в это время услыхали, что кто-то стучится; не прерывая обеда, одна из них встала и пошла к двери.

– Сегодняшнее наше веселье может быть полное, – сказала она, вернувшись, – так как у дверей я нашла трех нищенствующих монахов[64]64
  У дервишей было обыкновение брить бороду.


[Закрыть] с бритыми бородами, но все они слепы на один левый глаз, вероятно, по какой-нибудь странной случайности. Это недавно прибывшие чужестранцы, очень смешные, так что мы можем посмеяться над ними.

Она продолжала говорить за новых гостей до тех пор, пока сестры ее не согласились и не велели впустить нищенствующую братию.

– Пусть идут, – сказали они, – но только условься с ними, чтобы они не говорили о том, что до них не касается, а иначе им придется услыхать нечто, вовсе для них неприятное.

Сестра снова направилась к двери и ввела трех мужчин, кривых на один глаз, с бритыми подбородками и с тоненькими закрученными усиками. Как нищие, они поклонились и встали в сторонке, но хозяйки встали и заставили их сесть. Нищие, посмотрев на носильщика и увидав, что он пьян, стали внимательнее вглядываться в него и предположили, что он из их же сословия.

– Он такой же бедняк, как и мы, – заметили они, – и разговор его нас позабавит.

Носильщик же, услыхав это замечание, встал и, сверкнув глазами, вскричал:

– Сидите смирно и поудержитесь от дерзких замечаний. Разве вы не читали надписи над дверьми?

Сестры засмеялись и заметили:

– Нищие и носильщик позабавят нас.

Они поставили перед нищими еду, и те поели и стали пить. Привратница подала им вина и сказала:

– Не позабавите ли вы нас, братья, каким-нибудь анекдотом или веселым рассказом?

Нищие, разгоряченные вином, спросили, нет ли в доме какого-нибудь музыкального инструмента, и привратница принесла им бубны, лютню и персидскую арфу[65]65
  Персидская арфа называлась по-арабски «дженк». Теперь уже она вышла из употребления и ее можно видеть только на рисунках. Струн на ней бывало от 20 до 27.


[Закрыть]. Они встали, и один взял бубны, другой – лютню, а третий – арфу и начали играть, а девицы под их игру громко запели. Во время этих музыкальных упражнений кто-то постучал в дверь. Привратница тотчас же встала и пошла посмотреть, кто там. Стук же произошел вот вследствие чего.

Халиф[66]66
  Слово «халиф» значит заместитель, наследник представителя пророка. Халиф – правитель земной и глава религии и всего мусульманского мира. Последний египетский халиф умер вскоре после завоевания Турцией Египта. Мароккские императоры, как потомки пророка, претендуют на титул халифов.


[Закрыть] Гарун Эр-Рашид вышел в эту ночь, чтобы посмотреть и послушать, что делается, и вышел в сопровождении Джафара, своего визиря, и Месрура, своего палача. Он обыкновенно переодевался купцом; и в эту ночь, проходя по городу, он случайно проходил мимо дома сестер и, услыхав звуки музыкальных инструментов, сказал Джафару:

– Очень мне хочется войти в этот дом и посмотреть, кто там играет.

– Там гости, и, вероятно, пьяные, – отвечал Джафар, – и я боюсь, чтобы нам не пришлось испытать какие-нибудь неприятности.

– Надо войти, – продолжал халиф, – и потому выдумай какой-нибудь предлог, чтобы нас пустили туда.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечал Джафар и постучался в дверь, а когда одна из сестер отворила ему, то он заявил ей следующее: «Сударыня, мы купцы из Тиверия и десять дней пробыли в Багдаде. Мы привезли с собой товары и остановились в хане[67]67
  Хан устраивается преимущественно для помещения купцов и склада их товаров. Хан строится квадратом, со двором в середине. Нижний этаж его употребляется под склады или даже под лавки. Над первым этажом идет второй этаж для помещения приезжих, с входными дверьми с галереей, которая тянется по всем четырем сторонам двора. Единственные входные ворота в хан запирались на ночь и подле них сидел привратник.


[Закрыть]. Нас на сегодняшний вечер пригласил к себе в гости один купец, вследствие чего мы и отправились к нему, и он покормил и напоил нас, после чего дал нам позволение уйти[68]68
  Посетитель или гость обыкновенно спрашивал у хозяина позволения откланяться. Это делалось, говоря такую фразу: «С вашего позволения, я встану».


[Закрыть], но на дворе так темно, и мы иностранцы, и не могли найти дороги в хану: мы надеемся поэтому, что вы будете так добры и позволите нам переночевать у вас в доме, и за это позволение Господь вознаградит вас».

Привратница посмотрела на них и, увидав, что они одеты купцами, пошла посоветоваться со своими сестрами, и, получив их согласие, вернулась к путешественникам и отворила им дверь.

– Можем мы войти с твоего позволения? – спросили они.

– Входите, – отвечала она.

После этого халиф вошел в сопровождении Джафара и Месрура, и сестры, увидав их, встали и стали их угощать, говоря:

– Милости просим, будьте гостями, но только у нас есть одно условие: чтобы вы не говорили о том, что до вас не касается, а иначе с вами будет то, что вам не очень понравится.

– Хорошо, – отвечали они и сели, чтобы выпить. Халиф при виде трех нищих очень удивился, в особенности когда он увидал, что каждый из них слеп на один глаз, а посмотрев на девушек, он поразился их привлекательностью и красотой. В то время как другие уже давно угощались и болтали, девушки подали вина и халифу, но тот отвечал им, что он пилигрим, и отказался. Вследствие этого привратница разостлала перед ним вышитое сукно и поставила китайскую бутылку, налив в нее ивовой воды и прибавив кусок льду, и подсластила сахаром. Халиф, поблагодарив ее, подумал:

«Завтра я отблагодарю ее за это внимание».

Общество продолжало пировать, и когда вино стало на них действовать, хозяйка дома встала и, взяв за руку сестру-покупательницу, сказала:

– Вставай, сестра! Нам надо исполнить долги наши.

– Хорошо, – отвечала та.

Привратница встала и очистила всю середину комнаты, поставив нищих в конце у дверей; после чего хозяйки обратились к носильщику, сказав: