Текст книги "Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия"

Глава восьмая

Начинается с половины сто семнадцатой ночи и кончается в половине сто тридцать седьмой

История Тадж-Эль-Мулука и султанши Дунии

В былые времена, в горах Испагани, стоял город, под названием Эль-Мединех-Ял-Кадра, и в нем жил царь, называвшийся царем Сулейманом. Это был добрый, благодетельный, справедливый и щедрый человек, великодушного и уступчивого характера; путешественники стекались к нему со всех сторон, и слава о нем распространилась по всем странам и областям. Он долго царствовал славно и благополучно, но у него не было ни детей, ни жены.

У него был визирь, походивший на него по великодушию и другими хорошими качествами, и случилось так, что, позвав к себе однажды визиря, он сказал ему:

– О визирь, сердце мое изныло, терпение лопнуло, и сил моих не хватает, потому что у меня нет ни жены, ни ребенка, что вовсе не годится для царя, царствующего над вельможами и бедняками. Они счастливы тем, что оставляют детей и посредством их размножают свое потомство, и пророк (да хранит и спасет его Господь!) сказал: «Женитесь между собою и производите потомство, для того чтобы размножаться, так как в день Страшного суда я буду стоять за ваше преимущество перед другими народами». Какой же дашь ты мне совет, о визирь? Скажи мне, как следует поступить?

Услыхав это, визирь заплакал и отвечал:

– Я далек от того, о царь веков, чтобы говорить о деле, которое может решить только Милосердый. Неужели ты хочешь, чтобы я сгорел на адском огне, возбудив гнев Всевышнего Царя?

– Ну, так знай, о визирь, – возразил ему царь, – что царь может достать рабыню неизвестного сословия и происхождения, но он не станет расспрашивать ее о прошлом, а просто отвернется от нее и, несмотря на благородную внешность и красоту, не возьмет ее себе в подруги, потому что в противном случае она может родить ему сына, из которого выйдет лицемер, тиран, кровопийца, который будет походить на болотистую почву, произведения которой никуда не годятся и совершенствоваться не могут. Дитя ее может сделаться достойным негодования Господа, не исполняя Его волю и поступая против Его указаний. Я не хочу подвергаться таким случайностям и взять себе рабыню. Поэтому-то я хочу, чтобы ты просил для меня руки одной из дочерей царя, известного происхождения и знаменитой по красоте. Если ты укажешь мне на девушку хорошего происхождения и религии, из дочерей мусульманских царей, то я буду просить ее руки и женюсь на ней в присутствии свидетелей, для того чтобы приобрести одобрение Царя вселенной.

– Поистине Господь исполняет твое желание, – отвечал визирь, – и дает тебе то, что ты просишь!

– Как так? – спросил царь.

– Знай же, о царь, – отвечал визирь, – что, как мне говорили, у царя Зар-Шаха, царствующего в стране Эль-Ард-Эль-Байда, есть дочь такой поразительной красоты, какой не описать словами, и подобной красавицы в настоящее время другой не существует, так как она не только лицом красива, но и статна, с черными глазами, длинными волосами, тонким станом, широкими бедрами. Подойдя к человеку, она очаровывает его, а поворачиваясь спиною, она убивает его, отнимая у него сердце. Поэтому-то, о царь, я думаю, что тебе следует послать к ее отцу толкового посла, знающего, опытного в подобных делах человека, для того чтобы он вежливо и прилично мог просить ее руки у отца ее для тебя, так как девушки, подобной ей, нет в целом мире. Таким образом ты будешь наслаждаться ее красотой, и Бог одобрит твое поведение, раз пророк, да благословит и спасет его Господь, сказал: ислам не допускает монашества.

Это привело царя в совершенный восторг; грудь его поднималась от радости, и тревоги и горести отлетали от него. Обращаясь к визирю, он сказал ему:

– Знай, о визирь, что с таким поручением я могу послать только тебя, зная твою замечательную мудрость и вежливость. Отправляйся поэтому домой и сделай все, что тебе надо, и к завтрашнему дню будь готов. Проси от моего имени руки той девушки, описанием которой ты заставил биться мое сердце, и без нее не возвращайся ко мне.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечал визирь и тотчас же отправился домой, и приказал принести подарки, приличные для царей, заключавшиеся в драгоценных камнях и других редкостях, которые, несмотря на свою высокую ценность, легко было перевозить. Кроме того, он взял с собой арабских коней, Давыдовых кольчуг[167]167
  Говорят, что пророк Давид первый начал делать кольчуги, и вот по какой причине он принялся за это производство: он зачастую ходил переодетым, и, встретив кого-нибудь, не знавшего его, подходил и спрашивал, что он думает о поведении пророка Давида, и люди хвалили его и молились за него. Но однажды он по обыкновению стал спрашивать о себе, и Господь послал ему, под видом человека, ангела, который сказал ему: «Давид был бы отличным человеком, если бы не брал денег из казны». Сердце у Давида сжалось, и он просил Господа дать ему возможность сделаться независимым, и вот Господь размягчил в руках его железо так, что оно гнулось как нитки; Он сделал кольчугу и продал ее очень дорого. На эти деньги он стал кормить себя и свою семью, а часть денег роздал, нищим. Поэтому-то лучшие кольчуги и называются Давидовыми. Арабы пустыни до сих пор носят такое вооружение. На голову они надевают железный шлем, который называется по-арабски «таз», иногда украшаемый перьями. Хорошую кольчугу не пробить и пулей.


[Закрыть] и таких роскошных ящиков, какие только можно себе представить. Все это было нагружено на мулов и верблюдов, и визирь въехал в сопровождении сотни мамелюков, сотни черных рабов и сотни рабынь с флагами и знаменами, развевавшимися над его головой. Царь приказал ему вернуться как можно скорее, а после его отъезда он возгорелся желанием и любовью к султанше, думая о ней и день, и ночь. Между тем визирь, не останавливаясь ни днем, ни ночью, ехал через пустыни и степи, пока между ним и городом – целью его странствований – не осталось одного дня пути; тогда он остановился на берегу реки и, позвав к себе одного из своих высших сановников, приказал ему поспешно отправиться к царю Зару-Шаху и известить его о своем прибыли.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечал сановник и поспешно отправился в город.

Когда он подъезжал к городу, случилось так, что у городских ворот сидел сам царь Зар-Шах, отдыхая на одной из площадок. Он тотчас же заметили, что в город направлялся чужестранец, и подозвал его к себе. От этого нарочного царь узнал о приближении визиря верховного царя, Сулейман-Шаха, владетеля Эль-Мединех-Ял-Кадра и гор Испагани; Зар-Шах очень обрадовался и приветствовал нарочного и, пригласив его к себе во дворец, сказал ему:

– Где ты оставил визиря?

– Я оставил его утром на берегу реки; завтра он прибудет сюда и посетит тебя, да будет над тобою милость Аллаха, и да хранит Господь твоих близких!

Зар-Шах приказал своему визирю взять с собою сановников, воинов, царедворцев и, в честь царя Сулейман-Шаха, владения которого проходили по его стране, выехать навстречу его визирю.

Между тем визирь Сулейман-Шаха пробыл на месте своей остановки до полуночи и затем двинулся к городу; и когда стало светать и выкатившееся солнце озарило холмы и долины, визирь царя Зар-Шаха с громадной свитой выехал к нему навстречу и присоединился к нему за несколько миль от города. Таким образом визирь Сулейман-Шаха не сомневался, что посольство его будет иметь успех, и приветствовал лиц, выехавших к нему навстречу, а визирь Шаха проводил его до дворца царя и прошел перед ними в седьмые сени. В это место никто не въезжал на лошади, потому что оно было слишком близко к царю, но тем не менее визирь только тут сошел с лошади и отсюда уже прошел пешком в высокий зал, в крайнем конце которого стояло белое алебастровое ложе, отделанное драгоценными камнями и жемчугом, со слоновыми клыками вместо ножек. На этом ложе лежали матрац, покрытый зеленым атласом, вышитым золотом, а над ним возвышался балдахин, отделанный жемчугом и бриллиантами. На этом месте сидел царь Зар-Шах, окруженный своими царедворцами. Визирь подошел к нему, остановился перед ним, и, собравшись с духом, дал волю своему языку, и, с обычными умениями визирей говорить красноречиво, он обратился к царю и любезно продекламировал целый ряд приветственных стихов. По окончании их царь подозвал его к себе поближе, почтительно обошелся с ним, посадил его около себя, улыбнулся ему прямо в лицо и удостоил его милостивого ответа. После этого прислужники принесли в эту залу стол, и они поели, пока не насытились, а затем стол вынесли, и все вышли из залы, за исключением главных сановников. Визирь, увидав, что все вышли из залы, встал на ноги и, поклонившись дарю, поцеловал прах у ног его и сказал:

– О великий царь и славный государь, я приехал к тебе и явился сюда по делу, которое принесет мир, благоденствие и счастье, и именно вот по чему: я прибыл к тебе, как посол, просить руки твоей дочери, известной своим происхождением и красотой, от имени царя Сулейман-Шаха, одаренного добродетелями справедливости и милосердия, царя Эль-Мединех-Ял-Кадра и гор Испагани; он прислал тебе много подарков и множество редкостей в знак желания своего войти с тобой в союз. Желаешь ли ты заключить с ним союз?

Он замолчал в ожидании ответа; и когда царь Зар-Шах услыхал эти слова, он встал и скромно поцеловал прах, все присутствующие удивились покорности их царя перед послом и стояли в недоумении. Царь высказал восхваление тому, кто всеславен и всемилостив, и, все еще стоя, сказал:

– О всеславный визирь знаменитого государя, выслушай, что я скажу тебе: мы находимся под властью царя Сулейман-Шаха, считаемся в числе его подданных и осчастливлены его вниманием: мы ценим его милость и отвечаем, что дочь моя – его служанка. Я желаю более всего на свете, чтобы он явился для меня поддержкой и покровительствовал бы мне.

Он призвал кади и свидетелей, и они написали документ, что царь Сулейман-Шах прислал своего визиря, чтобы заключить брак, и царь Зар-Шах с радостью дал свое согласие на брак своей дочери. Таким образом брачный контракт был заключен, и кади вместе со свидетелями помолились за счастье и благоденствие обеих сторон; после чего визирь встал и, достав дары и драгоценные редкости и все, что он привез, поднес их царю Зар-Шаху.

Царь после этого занялся приданым для своей дочери и стал устраивать празднества в честь визиря. На пирах своих он угощал и знатных, и простых людей в продолжение двух месяцев, не жалея ничего, что могло бы веселить сердце и глаз. И когда все, что нужно для невесты, было окончено, царь приказал отправить прежде всего палатки, и они были раскинуты за городом. Куски материи были уложены в сундуки, и рабыни гречанки и турчанки собрались в путь. Царь снабдил невесту драгоценностями и дорогими бриллиантами и сделал для нее носилки[168]168
  Носилки, которые перевозятся мулами, похожи на палантин и возятся четырьмя или только двумя мулами, один спереди, а другой сзади, или двумя верблюдами, или двумя лошадьми. В носилках могут ехать два человека. Обыкновенные носилки делаются из двух продолговатых ящиков с высокими спинками; они кладутся на верблюда, как две корзинки по обе стороны, над такими носилками устраивается крышка. Надо сказать, что езда в таких носилках бывает очень неудобна, вследствие раскачивающейся походки верблюдов. Носилки для одной особы становятся прямо на спину верблюда.


[Закрыть] из червонного золота, осыпанного жемчугом и бриллиантами. Носилки походили на маленькую комнату, а сидевшая в них – на гypию, под балдахином, напоминавшим одну из беседок рая. Вещи и драгоценности были уложены и нагружены на мулов и верблюдов; сам царь Зар-Шах проводил их за три мили, и затем, простившись со своей дочерью, визирем и его свитой, весело и благополучно вернулся домой.

Визирь отправился с дочерью царя далее, и они, следуя пустынным путем, ехали и день, и ночь, не останавливаясь, пока между ними и городом – целью их поездки – не осталось всего расстояния на три дня пути.

Тут визирь послал гонца к царю Сулейману-Шаху, чтобы уведомить его о приближении невесты. Царь так обрадовался, что даровал гонцу почетную одежду и приказал войскам своим двинуться торжественным маршем навстречу невесте и ее почетной свите, одеться в парадные одежды и распустить знамена. Приказание его было исполнено, и, кроме того, глашатай провозгласил по всему городу, чтобы все девушки, женщины и старухи непременно двинулись навстречу невесте. Таким образом, встречать невесту вышел весь город. Было решено, что ночью ее привезут во дворец царя, и главные сановники двора распорядились, чтобы все улицы были украшены, и по ним стояли бы евнухи и рабыни, между которыми она должна была пройти в платье, подаренном ей ее отцом. Войска при ее приближении окружили ее и выстроились по обеим сторонам, а носилки с нею несли до самого дворца; во всем городе не было человека, который не выбежал бы посмотреть на нее. Барабаны били, копья поднимались вверх, трубы трубили, духи распространяли кругом приятный запах, знамена развевались, а лошади гарцевали, пока не подъехали к воротам дворца. Пажи на руках несли носилки к самым дверям гарема. Дворец при ярком освещении так и сиял своим великолепием, а стены его сверкали блестящими украшениями. Евнухи отворили двери во внутренние покои и стояли у входа в них. Невеста вышла среди своих рабынь, сияя своей красотой, как луна среди звезд, как крупная жемчужина среди мелкого жемчуга. Она вошла в комнату, где для нее было поставлено алебастровое ложе, украшенное бриллиантами и жемчугом. Она села на это ложе, и царь явился посетить ее, и Господь вселил в душу его любовь к ней, так что вся его тревога и беспокойство кончились.

Он пробыл с нею целый месяц, после чего вышел из гарема и, сев на трон, стал чинить суд и расправу над своими подданными, и спустя девять месяцев с утренней зарей жена подарила ему мальчика самой благоприятной наружности. Царь, услыхав об этом, страшно обрадовался и подарил крупную сумму денег тому, кто первый принес ему это известие. Несказанно довольный и счастливый, он отправился к своему ребенку и поцеловал его в переносицу, дивясь его необычайной красоте. Повитухи взяли ребенка, выкрасили ему черной краской ресницы и назвали его Тадж-Эль-Мулуком-Караном. Тадж-Эль-Мулук воспитывался в правилах снисходительности, в роскоши и неге проходили его дни и годы, и он достигнул семилетнего возраста. Тогда царь Сулейман-Шах пригласил ученых и знающих людей и приказал им учить своего сына письму, искусствам и литературе, и они в продолжение нескольких лет учили его, пока он не выучился всему, чему надо, а когда он познакомился со всем, что нужно знать царю, отец позволил ему прекратить занятия и нанял ему учителя верховой езды, который учил его до четырнадцатилетнего возраста.

Куда бы юноша ни отправлялся по своим делам, всюду люди поражались его красотой; сочиняли в честь его стихи, и даже добродетельные женщины влюблялись в него вследствиe его поразительной красоты. Когда ему минуло восемнадцать лет, на родинке его появился серый пушок, как появилась на розовой щеке еще другая родинка, прибавившая ему новую привлекательность. Он стал еще красивее, когда возмужал. У него появились товарищи и друзья, и каждый из них желал, чтобы Тадж-Эль-Мулук сделался султаном после смерти своего отца и сделал бы его своим эмиром.

Тадж-Эль-Мулук страшно пристрастился к охоте и часа не хотел прожить без нее. Царь, его отец, хотел запретить ему охотиться, боясь опасности от пустыни и диких зверей; но он и слышать не хотел его предупреждений.

Однажды он приказал слугам своим взять продовольствия на десять дней. Слуги исполнили его приказание, и когда он уехал с товарищами на охоту, то они дня четыре ехали по пустыне, пока не достигли лесочка со множеством хищных зверей, с деревьями, полными зрелых плодов, и с журчащими ручейками. Тогда он сказал своей свите:

– Расставьте здесь сети и станьте широким кругом, а сойдемся мы на середине в таком-то месте.

Приказание его исполнили; прислуга расставила сети, стала большим кругом и загнала огромное количество различных зверей и ланей. Зверей было до такой степени много, что они бросались прямо на лошадей. А он науськивал на них собак, рысей и соколов. Охотники стреляли в хищных зверей стрелами, целясь в самые нежные места, и, попадая в цель, убивали множество штук, остальные же разбегались. Тадж-Эль-Мулук остановился у ручейка, приказав принести к себе всю дичь, которую он тут же и разделил; лучшую часть дичи он отделил для отца и тотчас же отправил ее к нему, а остальное разделил между своими спутниками и придворными.

Ночь они провели в этом лесочке, а утром к ним подошел большой караван, состоявший из черных рабов, слуг и купцов. Караван остановился в зеленом лесочке у ручья, когда Тадж-Эль-Мулук увидал его, то сказал одному из своих приближенных:

– Узнай у этих людей, зачем они остановились в этом месте.

Посланный подошел к каравану и спросил:

– Сообщите нам, кто вы такие? Ответ дайте поскорее, так как он нужен Тадж-Эль-Мулуку, сыну царя Сулейман-Шаха.

– Мы – купцы, – отвечали они. – Так как следующая остановка далеко отсюда, то мы и остановились в этом месте, потому что хотим спокойно отдохнуть под покровительством царя Сулейман-Шаха. Мы знаем, что каждый человек, находящийся в его владениях, пользуется полной безопасностью, а нам это необходимо, потому что мы везем дорогие ткани для сына его Тадж-Эль-Мулука.

Посланный вернулся к сыну царя и сообщил ему то, что услышал от купцов; на это сын царя сказал:

– Если у них есть что-либо привезенное для меня, то я не вернусь в город и не тронусь с этого места, пока не посмотрю их товары.

После этого он вскочил на коня и в сопровождении своих мамелюков поехал к каравану. Купцы встали, чтобы приветствовать его, и прочли молитву о небесной помощи и милости, которую они призывали на него. Для него была раскинута красная шелковая палатка, вышитая жемчугом и бриллиантами, над шелковым, чисто царским ковром, крайний конец которого был украшен изумрудами. Тадж-Эль-Мулук сел, а мамелюки стали кругом него, и к купцам тотчас же было послано приказание принести на показ все товары, имевшиеся с ними. Таким образом, товары были принесены и разложены перед ними, и он, выбрав то, что ему нравилось, дал требуемую цену.

После этого он сел на лошадь и хотел уже уехать, как, окинув взором караван, он увидал молодого человека привлекательного вида, одетого очень чисто и изящно, с высоким ясным челом. Юноша казался печальным, и лицо его было бледно, очевидно, вследствие разлуки с предметом его любви. Он был чем-то сильно огорчен, и со слезами, струившимися по лицу его, говорил следующее стихи:

 
Долга разлука наша бесконечно,
Страх меня терзает и тревога,
И слезы из очей моих бегут;
Сказал «прости» я сердцу моему
В день моего отъезда из отчизны.
Теперь я в одиночестве живу,
Лишившийся и сердца, и надежды.
Мой друг, побудь со мною, так как я
Навек простился с той, которой голос
Болезнь мою и слабость исцелил бы.
 

Сказав это, он поплакал и затем упал в обморок, в то время как Тадж-Эль-Мулук смотрел на него и дивился. Очнувшись, он в недоумении осмотрелся и снова начал говорить стихи, начинавшиеся таким образом:

 
Беги ты глаз чарующих ее,
Нет никому спасения от страсти,
Кто только взгляд ее случайно встретит.
 

После этого он тяжело вздохнул и во второй раз упал в обморок. Царевич, увидав его в этом положении, был совершенно поражен и подошел к нему. Молодой человек, придя в себя, увидал стоявшего подле себя царевича, вследствие чего он встал и поцеловал прах у ног его.

– Почему ты не показал нами твоих товаров? – спросили его Тадж-Эль-Мулук.

– О государь, – отвечал он, – у меня нет достойных твоего высочества товаров.

– Все-таки, – сказал ему царевич, – ты непременно должен показать мне все, что у тебя есть. Расскажи мне, что с тобой случилось, так как я вижу, что глаза твои полны слез, а сердце тоскует; и если ты чем-нибудь огорчен, то мы постараемся смягчить твое горе; если тебя тревожат долги, то долги эти мы уплатим. С тех пор, как я увидал тебя, сердце мое болит о тебе.

Тадж-Эль-Мулук приказал поставить стул, и ему поставили стул из черного дерева и слоновой кости, отделанный золотом и шелком, и разостлали шелковый ковер. Царевич сел на стул и, приказав молодому человеку сесть на ковер, сказал ему:

– Ну, раскладывай свои товары.

– О государь, – отвечал молодой человек, – не требуй того, потому что товары мои не достойны тебя.

Но Тадж-Эль-Мулук сказал ему:

– Раскладывай!

И приказал пажам своим принести тюки, которые тотчас же и были принесены, а молодой человек, увидав их, не мог удержаться от слез и начал рыдать и вздыхать. Затем, снова прочитав несколько стихов, он развернул тюки и разложил перед царевичем свои товары, кусок за куском, вынув предварительно из них кусок атласа, затканного золотом, ценою в две тысячи червонцев. Когда он его развернул, из него вывалился кусочек полотна, который молодой человек быстро схватил и положил подле себя. Он растерялся и проговорил смущенно:

 
Когда же принесешь ты исцеление
Души моей измученной, когда?
Созвездие Плеяды не так далеко,
Как от меня теперь ты далека.
 

Тадж-Эль-Мулука сильно поразили эти слова, причина которых ему была неизвестна, и когда молодой человек, вынув полотно, положил его около себя, царевич сказал ему:

– Что это за полотно?

– О государь, – отвечал он, – это не может интересовать тебя.

– Покажи его мне, – сказал на это царевич.

– О государь мой, – возразил молодой человек, – ведь я отказывался показать тебе свои товары только из-за этого полотна, которое я не могу показать тебе.

Тадж-Эль-Мулук настаивал, сказав: «Я хочу видеть его», – и даже рассердился.

Молодой человек достал из-под колена полотно и стал плакать, стонать и рыдать.

– Судя по твоему поведению, – сказал ему царевич, – я вижу, что ты расстроен, а потому расскажи мне, о чем ты плачешь и почему дорожишь этим полотном.

Молодой человек при упоминании о значении для него этого полотна снова стал вздыхать и сказал:

– О государь мой, история моя удивительна, и судьба моя имеет отношение к этому кусочку полотна и к той, которой он принадлежал, а также к той, что вышила эти фигуры и эмблемы.

Он развернул кусочек полотна и показал изображение лани, вышитой шелком и окаймленной золотом, насупротив этой лани стояла другая лань, вышитая серебром, на спине у нее было кольцо червонного золота и три казабеха[169]169
  Слово «казабех» означает продолговатую вещь, полую как тростник.


[Закрыть] из хризолита. Царевич, увидав эту вещь и рассмотрев, как искусно была сделана ее вышивка, вскричал:

– Да прославится совершенство Господа, давшего человеку возможность выучиться тому, чего он прежде не знал!

Он страстно захотел услыхать историю молодого человека и сказал ему:

– Ну, расскажи мне историю как твою, так и той, кому принадлежали эти лани.

Вследствие этого молодой человек начал так: