Текст книги "Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг."

Бой за станицу Ново-Димитриевскую

Было, может быть, часов семнадцать.

Вдруг колонна остановилась на спуске в овраг: она уперлась в реку (р. Черная). Но то, что преграждало путь армии, не было похоже на реку: это было нечто серое, месиво из воды и снега, быстро текущее.

Впереди слышен голос генерала Маркова: он кричит пленным, по пояс погруженным в текущую массу, торопя их найти мост, по которому они накануне шли в заставу.

Рядом с головой колонны Офицерского полка стоит генерал Корнилов со штабом. Не колышется на древке национальный флаг; он весь побелел от снега и мороза, сжался от стихии природы. Генерал Корнилов молча смотрит на неожиданное препятствие для армии, для дела в походе за Россией.

Наконец мост найден. Он посреди разлившейся реки, ставшей шириной шагов в пятьдесят. Конный текинец по приказанию генерала Маркова благополучно переезжает через мост на другую сторону реки, и его не видно за пеленой снега. Генерал Марков быстро подходит к голове колонны своего полка и возбужденно говорит:

– Не подыхать же нам здесь в такую погоду! – и отдает приказание головной 1-й роте на крупах лошадей переезжать на ту сторону реки. Один за другим офицеры с общей помощью взбираются на крупы, и лихие текинцы и черкесы, преодолевая упрямство своих коней, понуждают их войти в воду. Глубина доходит до брюха коней, на мосту – до колена, далее – снова до брюха. Несколько офицеров падают с коней; на мосту падает конь со своими всадниками. Для переправы пехоты мобилизованы все верховые.

На том берегу офицеры скатываются с коней; спешившиеся помогают спуститься следующим. Переправа началась.

Когда головной (3-й) взвод весь был уже на том берегу, подъехал генерал Марков. Он отдает приказ командиру взвода:

– На станицу! Не стрелять – только колоть! Вперед! Быстро!

Взвод карабкается на крутой берег и, не имеющий никакого подобия строя, вытянувшейся толпой, идет к еще невидимой станице. Переходит низину, наполненную водой. До станицы, оказывается, было не менее двух верст. За головным взводом, получив то же приказание, идут остальные взводы 1-й роты.

Генерал Марков, оставив у переправы полковника Тимановского, вскочил на коня и поскакал к станице, обгоняя взводы и торопя их. Он догнал головной взвод, когда тот уже вошел в станицу, втянувшись в улицу гуськом по обе ее стороны. Вправо и влево в домах сквозь ставни виден был свет.

Случайная встреча: из одного дома вышел красногвардеец и, не подозревая ничего, спросил проходившего офицера:

– Вы из Екатеринодара?

– С оттелева!

– Стало – пополнение?

– Пополнение! – коротко ответил ему совершенно обессиленный и промокший офицер. Но, видимо, сообразив неладное, красный бросился на офицера, хотя и был без винтовки.

Офицер, имея винтовку на ремне, не смог сразу снять ее: у него руки, пальцы одеревенели. Но… в этот момент сзади оказался генерал Марков верхом на лошади, который из своего мелкокалиберного револьвера прикончил нападавшего.

– Вперед! Вперед! – прокричал генерал Марков и сам поскакал назад, повторяя подходившим частям одно: – Вперед!

Второй роте он приказывает:

– По станице влево!

Третьей – по станице вправо!

А между тем в станице, едва генерал Марков произвел свой выстрел, первый выстрел в этой атаке, и ускакал назад, из домов стали выбегать люди. Один кричал:

– Товарищи! Не разводите панику!

– А ты кто? – задает ему вопрос офицер.

– Я председатель военно-революционного комитета. – И… он немедленно падает мертвым.

– Что вы наделали с нашим председателем? – кричит другой.

– А ты кто?

– Я – секретарь! – И труп секретаря упал на труп председателя.

Спереди и сзади от идущих офицеров выбегавшие из домов красногвардейцы не отдавали себе отчета в положении и падали под штыками добровольцев без единого выстрела с той и другой стороны.

Где-то влево раздались глухие орудийные выстрелы. У красных определенно поднята тревога. Они с оружием выбегают из домов, но где противник, они не знают. Выскочившие из одного дома наталкиваются на поручика Топоркова. Они поняли движение его и поворачивают обратно в дом. Поручик Топорков следует за ними и падает убитым выстрелом из винтовки. Подбежавшие офицеры ворвались в дом…

Бегущие по улице красные встречают штык прапорщика Зиновьева по прозвищу «Зиночка». Неудачный удар: враг ухватился за штык и дергает «Зиночку» из стороны в сторону. Мимо борющихся пробегают другие красные, не оказывая своему помощи. «Зиночка» в отчаянии кричит:

– Да помогите же! – Офицеры выручили.

Три офицерские роты распространяются по станице веером. Продвижение – сильно замедлившееся. 3-я рота, распространяясь по улицам вправо, проходит район, где у красных не поднята тревога. У одного дома стоят в нерешительности три офицера.

– В чем дело? – спросил проходивший командир роты, полковник Кутепов. Ему доложили, что в доме много красных. Полковник Кутепов немедленно входит в дом. За ним офицеры. Красные, человек 12–15, спокойно сидели за столом и пили чай из самовара. Полковник Кутепов, заслонив собой стоявшие у стены винтовки, громко спросил:

– Какого полка?

– Мы варнавинские, – был ответ, но тут же вдруг все разными движениями и выражениями лиц выявили неописуемый ужас: они увидели на полковнике Кутепове блестящие погоны…

– А мы – Офицерского!

– Кадеты! – воскликнул один.

– Выходи по одному! Выходи в чем есть! – властно сказал полковник Кутепов.

Без всякой заминки выходили ошеломленные красные. Когда вышел последний, полковник Кутепов, улыбаясь, сошел со своего места у винтовок, стряхнул со своей бороды снег, подошел к столу, налил себе кипятку и, выпив его, вышел.

По станице раздавались редкие выстрелы. Действовали главным образом штыки.

Офицеры углубляются в станицу. Впереди видны силуэты. Их десятки. Вдруг группу офицеров человек в десять встречает ружейный огонь: первое организованное сопротивление противника. Падает убитым поручик Белокобыльский, двое ранено. Офицеры остановились и в свою очередь открыли огонь. Красные упорствуют. Но вот офицеры подтянули пулемет. Огонь! Очередь смела врага. Вперед! С ранеными задерживаются несколько офицеров: нельзя их оставить, т. к. по улице бегают люди – свои ли, красные ли? Подбегают трое. Доктор Ревякин! Ему сдают раненых, и освободившиеся офицеры идут вперед.

На одной из улиц влево. На идущих офицеров налетает красная 4-орудийная батарея. Ей кричат: «Стой!» В ответ последовали выстрелы. Результат: батарея остановлена, но весь ее человеческий состав уничтожен. Офицеры шли дальше…

* * *

Генерал Марков, после того момента, когда он на короткое время появился у головного взвода в станице, скакал обратно к переправе. В это время батарея красных, стоявшая значительно левее направления, по которому шли в станицу части Офицерского полка, открыла огонь. Ее снаряды рвались в районе переправы. Встретив 4-ю роту, генерал Марков направляет ее вполоборота влево, в направлении на стреляющую батарею, и посылает приказание 1-й батарее немедленно переправиться через реку, встать на позицию и открыть огонь по стреляющей батарее красных, а сам спешит к переправе.

Там он встречает генерала Корнилова и докладывает о положении в станице, но через 2–3 минуты он уже мчится обратно.

В это время переправа частей была в полном разгаре и не столько на крупах лошадей, сколько пешим образом. По пояс в воде шла и молоденькая сестра милосердия, лошадь которой остановилась, едва войдя в воду, и она не могла ее двинуть с места. Над своей головой сестра держала самое ценное для нее: сумку с перевязочными материалами.

4-я рота до батареи красных не дошла. Она уперлась в глубокий ров и остановилась, открыв ружейный огонь. Открыла огонь и пехота красных. Прошло какое-то премя, когда за ротой встало на позицию одно орудие 1-й батареи. Другое орудие настолько вмерзло в землю, что все усилия лошадей и людей не смогли его сдвинуть с места. Вставшее же на позицию орудие открыло огонь. Первый выстрел и… оно остановилось в положении полного отката и никакими усилиями его нельзя было подать вперед: замерзло масло в компрессоре. Произведенный выстрел был единственным за весь бой. Но, видимо, и он сделал свое дело, т. к. батарея красных прекратила свою стрельбу.

* * *

Генерал Марков снова в станице. Он в расположении 2-й роты. Слышится его короткое: «Вперед!» Но сам он с ординарцами обгоняет группы людей роты. Вот он на станичной площади. Там мечутся красные… Он подскакивает к большому дому, из которого выбегают красные. «Стой!» – кричит он им. На площади поднялась стрельба. Ее открыли подбежавшие чины 2-й роты. Красные в панике. Бегут обратно в дом. «Выходи!» – кричит генерал Марков, но те не выходят. «Пулеметы сюда!» – Угроза подействовала…

Генерал Марков – сплошной порыв без малейшего перерыва. Он заражает своих, но своих с ним мало, а красных много. Он видит, что там, на дальнем краю площади, на улицах красные все же пытаются привести себя в порядок. Нужно возможно скорей собрать своих. И… он куда-то скачет.

* * *

4-я рота лежала перед оврагом. Все окончательно окоченели от холода. Противник молчит, а может быть, бежал. Ротмистр Дударев решает послать разведку в станицу. Идет полковник Биркин с несколькими людьми.

Полковник Биркин, хотя и рядовой роты, но бросающийся всем в глаза своими серебряными погонами на плечах. Он и ротмистр Дударев полны друг к другу глубокого уважения и доверия. Задача, которая дана полковнику, конечно, не ответственная, но… кто знает, что в станице и какие могут быть неожиданности?

«Деревня (полковник Биркин еще не знал названия селения, которое атакуется) оказалась не так далеко, как казалось, и я скоро дошел до угловой избы. Заперта. Увидел мерцание света сквозь ставни в доме через улицу. Подошел к двери, слышу голоса. Раскрыл осторожно дверь и сразу же узнал генерала Деникина. Он в своей польской шубе и папахе сидел за столом; вокруг стола сидели и другие: у одного блестели генеральские погоны. Сзади, снимая шинели, копошились кадеты 4-й роты и еще кто-то.

Я еще и слова промолвить не собрался, как вдруг дверь с треском распахнулась и на пороге появился генерал Марков с нагайкой в руке.

– Вы что тут делаете? – сразу набросился он на меня.

– Ротмистр Дударев послал меня узнать обстановку. Он с ротой лежит на берегу оврага, в лоб орудия. Я только что пришел, – поспешил я доложить генерала Маркову, зная его вспыльчивый и несдержанный характер.

– Обстановка такая, что немедленно собирайте всех, кого найдете по хатам, и чтобы через четверть часа были на площади. У меня нет ни одного человека в резерве. Живо! Собирайте моим именем и бегом ко мне: большевики опомнились и собираются атаковать. Живо! Скорей! – И оглушительно щелкнув нагайкой по голенищу и не взглянув даже на генералов, выскочил на крыльцо.

– Всем выходить строиться! – закричал я и поспешил за генералом Марковым.

– Кто? – кричал он кому-то, столкнувшемуся с ним у крыльца.

– Пулеметчики Офицерского полка, – ответил испуганный поручик Полянский, – начальник пулемета 4-й роты.

– Все к нему, – указал он Полянскому на меня, – и все бегом на площадь.

Вскочив на коня, генерал Марков поскакал по улице.

Маркова так боялись, что сразу все высыпали из теплой хаты и, ничего не спрашивая, побежали за мной на площадь. Улицы до площади были пусты, в домах не видно было света и только у самой площади ярко светились окна одного дома. У дома стояло 2 человека.

– Кто идет? – окликнули меня, но, увидев мои погоны и белую повязку на папахе, замолчали.

– Тут генерал Марков? – спросил я.

– А на что вам генерал Марков? – подозрительно спросил офицер.

– Явиться к нему с ротой. – И я пошел к двери, но офицер последовал за мной. Я отрапортовал.

– Сколько?

– Около полуроты с пулеметом.

– Отлично! Займите крайний дом напротив.

– Слушаюсь!

В указанном мне большом доме никого не было, кроме тяжело раненного большевика. Тут, видимо, ему делали перевязки: весь пол и стол были завалены окровавленными бинтами, на столе стояли бутылки с какими-то лекарствами. Значит, все-таки какой-то бой был, но не здесь, а на другом конце этого большого села. Да и сейчас там слышна стрельба» (из рукописи «Корниловский поход» полковника Биркина).

* * *

Пробыв некоторое время на переправе, генерал Корнилов с группой верховых поехал в станицу. Группа ехала по пустынной улице. Лошади фыркали и шарахались в стороны от лежащих трупов, покрываемых падающим снегом. Впереди заметили двух человек.

– Какого полка? – спросили его.

– Офицерского.

– Где генерал Марков?

– Не знаем, – был ответ.

Группа остановилась у одного дома и вошла в него, но несколько верховых промчались в разных направлениях, все с тем же вопросом:

– Где генерал Марков?

Прошло некоторое время, когда вернулся один из них, и сейчас же все вышли из дома и поехали к станичному правлению. Здесь генерал Корнилов «нашел» генерала Маркова и здесь, как всегда, обосновал свой штаб.

* * *

Время – около полуночи.

Порыв офицеров слабел. Есть предел как силам физическим, так и моральным. Пройдена и занята лишь незначительная часть станицы, но противник уже не оказывает никакого сопротивления. Невольная остановка перемешавшихся групп бойцов разных взводов и даже рот. Необычайно страдало тело от холода, от мокрой одежды и обуви… Тянуло к теплу, которое вот тут, рядом. Группы стали заходить в дома и были уже не в силах оставить их.

16 марта. Чуть начало светать, как разбросанные по северным кварталам станицы группы Офицерского полка, уже несколько отдохнувшие и согревшиеся, были готовы ко всем неожиданностям. Первой их заботой было соединиться со своими ротами, тем более что снова стали раздаваться ружейные выстрелы и по станице забегали красные.

Полковник Кутепов встал после 3-4-часового отдыха и умывался, когда в дом вошел бравый солдат.

– Товарищи!.. Где 3-я рота? – был его вопрос.

Бывший с полковником Кутеповым офицер, сразу поняв, кто вошел, ответил:

– Здесь 3-я рота. Садись! – И взял винтовку у вошедшего.

– А тебе какую 3-ю роту нужно? Здесь – Офицерский полк.

Красного вывели из дома…

Полковник Кутепов быстро оделся, принял свой нормальный вид, которым всюду и всегда поражал своих офицеров: аккуратно подтянутый, в вычищенных, чуть ли не блестящих, сапогах, и вышел из дома.

Вскоре все роты полка были собраны своими командирами и разведены по указанным им районам квартирования. К полудню стрельба в станице прекратилась. Сообщили, что она окончательно очищена от красных. Офицерский полк сделал свое дело и теперь мог спокойно отдыхать.

Поразительные картины наблюдались в домах: печи натоплены докрасна. Жарко. Люди раздеты почти догола. Обмундированием, бельем облеплены печи. Стоят, лежат сапоги. Воздух насыщен густым испарением от сохнувших вещей. А бойцы? Они громко говорят о состоянии своей обуви, обмундирования, белья. Многие внимательно рассматривают свои набитые до крови ноги и как только возможно забинтовывают их. Принимаются за бритье и стрижку. А потом – разговоры о пережитом за минувшие ночь и день, и прежде всего о впервые в жизни испытанном явлении природы – норд-осте.

О походе и бое говорилось отрывисто, и все связывалось с двумя именами: генерала Корнилова и генерала Маркова, благодаря которым невозможное стало возможным. Генерал Марков представлялся как всесокрушающий «меч генерала Корнилова».

На переправе

Вслед за Офицерским полком, перебравшимся через густой поток полуснега-полуводы речки Черная, стали немедленно переправляться Корниловский и Партизанский полки. Но с переездом батарей и боевого обоза произошла задержка. Благодаря длительной остановке, не только колеса орудий и подвод вмерзли в землю, но и лошади, окончательно промерзшие, уже не были в силах сдвинуть свой груз с места. Некоторые подводы остановились на мосту, попав колесами в разрушенный его настил. Было приказано чинить мост, набрасывать на подъездах к мосту всякий материал, чтобы легче было преодолеть образовавшуюся глубокую грязь.

За это дело, помимо Технической роты, взялись Юнкерский батальон и все, кто мог. Шла безнадежная, как казалось, но необходимая работа, требующая сверхсильного напряжения. Вскоре появились признаки возможности добиться цели. Погода стала спокойной. Стала спадать вода в реке.

А до этого, чтобы не замерзнуть окончательно, люди развели костры, огонь которых не мог быть невидим противнику ночью, даже сквозь пелену снега. Батарея красных открыла огонь по переправе, и один снаряд угодил прямо в костер, убив четырех и ранив 22 человека, столпившихся вокруг него. К счастью, стрелявшие орудия скоро прекратили свой огонь.

Два-три дома, находившиеся у переправы, и все постройки при них были набиты ищущими тепла людьми. В один из домов вошел генерал Алексеев. Толпа потеснилась. Генералу вскоре доложили: Офицерский полк вошел в станицу.

Чтобы спасти лошадей, было приказано выпрячь их и отвести в станицу, а орудия и подводы оставить до утра, до того времени, когда будет приведен в порядок мост.

Всю ночь шла напряженная работа. К утру вода в реке спала настолько, что открыла весь мост, что облегчило его починку. В станицу ушел Юнкерский батальон и расположился в домах на ближайшей окраине.

Трудно представить, что перенесли за ночь юные добровольцы, в каком виде размещались они в теплых домах. Но сознание величия и важности дела, на которое они пошли, побороли все. В тепле, согревшись горячим кипятком, они ожили, и бодрыми голосами наполнились дома. Даже сон не скоро охватил их.

Из окон дома, занимаемого генералом Боровским, командиром Юнкерского батальона, была видна дорога от переправы в станицу. По ней тянулись группы людей, отдельные подводы. Из станицы на переправу артиллеристы вели волов, чтобы на них привезти свои орудия.

Генерал Боровский, наблюдавший эту картину, вдруг громко сказал бывшим с ним:

– Кажется, едет генерала Алексеев?! – И действительно, все узнали знакомую коляску вождя, которую едва тянула лошадь с помощью нескольких человек.

– Ну-ка! Скажите детям – пусть помогут генералу Алексееву, – сказал генерал Боровский.

Буквально в момент, натянув на себя все сырое, дети выбежали навстречу коляске, и десяток человек, сменяемых вновь прибывшими, впряглись в нее. Генерала Алексеева встретил генерал Боровский и ввел его в свой дом, куда следом набилась и молодежь. Дрожащий от холода, совершенно обессиленный 60-летний вождь, улыбаясь, благодарил юнкеров.

– Идите, отдохните! – говорил он.

Какая светлая радость охватила всех от этой неожиданной для них ими оказанной помощи своему вождю.

Недолго пробыл генерал Алексеев у генерала Боровского: едва выпил он стакан горячего чая, как ему доложили, что квартира для него готова.

Эпилог боя

Утром генерал Марков собрал командиров рот своего полка, 1-й батареи и других начальников. Потери? Состояние частей? Офицерский полк потерял лишь 2 офицеров убитыми и до 10 ранеными. 2–3 человека – 1-я батарея. Ни он, и никто не ожидал таких малых потерь. Сколько больных? Казалось, больные должны были бы быть, но и их почти не оказалось. Генерал Марков весел. Он в восторге от своих марковцев.

По имеющимся у него сведениям, красные имели в станице отряд в 3000 штыков со многими орудиями. Они решили оборонять станицу: вырыли с трех ее сторон окопы. Взять ее, имевшую, кроме того, в тактическом отношении отличное расположение, при иных условиях, как в минувшем бою, было бы невозможно. Противник понес огромные потери убитыми – до 1000 человек. Захвачено 8 орудий, снаряды, госпиталь… Генерал Марков заявил, что победа имела бы несравненно больший результат, если бы кавалерия Кубанского отряда выполнила бы данное ей задание, а не повернула бы назад, испугавшись непогоды. Отдав распоряжения и поблагодарив начальников, генерал Марков отпустил их, а сам направился с докладом к генералу Корнилову.

Генерал Корнилов благодарил генерала Маркова за бой. Говорил о минувшем походе.

– Это был чисто суворовский переход! – так оценил генерал Корнилов.

– Никак нет! – возразил генерал Марков. – Это был Корниловский переход!

В офицерском полку переход и бой у станицы Ново-Димитриевской называли марковскими, т. к. приписывали весь успех генералу Маркову. Об этом впоследствии напишет и генерал Деникин:

«Этот бой – слава генерала Маркова и слава Офицерского полка, гордость Добровольческой армии и одно из наиболее ярких воспоминаний каждого первопоходника о минувших днях – не то были, не то сказки».

Есть и иная оценка минувшего перехода. На улице станицы генерал Марков встретил юную сестру милосердия Юнкерского батальона – Шуру. Видя обращенные на себя ее восторженные глаза, он остановился и поговорил с ней о походе, о том, как перенесла его она.

– Это был настоящий ледяной поход! – заявила сестра.

– Да, да! Вы правы! – согласился генерал Марков. Это название Ледяной точно определило его и, данное сестрой и утвержденное генералом Марковым, осталось не только для одного дня 15 марта, но и для всего Первого кубанского похода.

* * *

Как всегда во время остановок армии, генерал Марков обязательно приходил к генералу Алексееву. Тут от него не требовался официальный доклад, но генерал Марков считал своим долгом, влекомый чувством глубокого уважения к вождю, положившему начало Добровольческой армии и знающий, какую громадную моральную ответственность нес вождь за нее, хотя и не руководил ею, – быть у него.

Генерал Алексеев сильно нездоров. Но вошел генерал Марков, и лицо старого вождя сразу же просияло. Появилась улыбка. О чем говорили они?

Генерал Алексеев, которому, казалось, есть о чем спросить, ограничивался немногими вопросами касательно боя, состояния и настроения в частях. Его больше интересовало состояние самого генерала Маркова: он беспокоился о его здоровье, зная его незаменимое никем значение в армии.

Вождь не задерживал его у себя.

– Сергей Леонидович! Идите к себе. Вам нужно отдохнуть. Идите с Богом! – провожал он его, как отец своего любимого сына.

Но генералу Маркову нужно было зайти еще к генералу Деникину, генералу Богаевскому и еще кой к кому.

17 марта. Офицерский полк «завоевал» себе право на полный отдых, и он был дан ему. Есть у его чинов лишь мелкие заботы: стирка, починка, чистка… В обязательство каждому введена лишь чистка оружия, не исключающая даже проверку начальством.

Но если 19-20-летние офицеры избегали по возможности чем либо обременять свой отдых, то 17-18-летние кадеты, юнкера не могли усидеть дома. Они интересовались всем: и местом минувшего боя, и тем, что теперь происходит в занятой станице.

Получив разрешение, они рассыпались по станице и приносили много новостей. Видели стоявшие еще на позиции те два орудия красных, против которых была направлена 4-я рота; видели окопы на окраине станицы, залитые водой. Были на площади, где стоял Штаб армии и где-то в углу ее несколько виселиц. Говорили, что захвачено было немало комиссаров. Они принесли сообщение о приходе из станицы Калужской «главных сил» армии – походного лазарета и обоза и о приезде представителей от Кубанского отряда. Затем – менее интересное: с южной окраины станицы доносится стрельба.

* * *

В этот день у генерала Корнилова было совещание с кубанским атаманом, полковником Филимоновым, командующим отрядом, генералом Покровским и членами Кубанского правительства.

Ни у кого из добровольцев не было сомнения в полном слиянии двух противобольшевицких армий. Однако оказалось, что оно не произошло гладко: члены правительства Кубанского края настаивали на сохранении самостоятельной Кубанской армии. Это совещание шло в то время, когда на южной окраине станицы разгорался бой с наступавшими красными и когда в районе Штаба рвались неприятельские снаряды. Пришедший с наблюдательного пункта – колокольни поручик Гернберг доложил генералу Корнилову о подходе красных к станице, указав направление их движения и их силы.

– Сергей Леонидович! – сказал генерал Корнилов генералу Маркову. – Распорядитесь! – Генерал Марков моментально выбежал из дома.

Это повлияло на представителей Кубанского края, и вскоре же был подписан протокол совещания:

«Ввиду прибытия Добровольческой армии в Кубанскую область и осуществления ею тех же задач, которые поставлены Кубанским правительством отряду, для объединения всех сил и средств признается необходимым переход Кубанского правительственного отряда в полное подчинение генералу Корнилову, которому предоставляется право реорганизовать отряд, как это будет признано необходимым».

Наступающие красные частично ворвались в станицу, но на улицах они были сняты и в полном беспорядке, уже под покровом ночи, бежали в свое исходное положение. Офицерскому полку была подана команда: «В ружье!», и одна из рот уже выступила, но принять участие в бою ей не пришлось. Участвовала в нем лишь 1-я батарея.

Эта тревога показала, насколько трагичен был вопрос с обувью после Ледяного похода: высушенная, она настолько ссохлась, что стоило больших усилий ее одеть; иным пришлось ее даже разрезать.

18 марта. Красные снова наступали с трех сторон, от станиц Григорьевской, Смоленской и Георг-Афинской, и снова были отбиты. В этом бою принимал участие Юнкерский батальон. Офицерский полк был в готовности выступить, но его участие не потребовалось.

19-20 марта красные уже больше не тревожили. Офицерский полк, Юнкерский батальон и Техническая рота стояли в резерве и несли лишь внутренние наряды и незначительное охранение.

Погода улучшалась с каждым днем: заморозки по ночам и теплая, весенняя погода днем. Было очевидно – зима окончилась, и это радовало. Все имели полную возможность навестить своих друзей в других частях и своих раненых, находящихся в полевом госпитале.

От последних узнали об отчаянной трагедии, пережитой за время похода и особенно в день 15 марта, день Ледяного похода, из аула Шенжий в станицу Калужскую, и затем 17 марта, когда их везли из Калужской в Ново-Димитриевскую. Пришлось трястись по непролазной грязи, испытывать боли после каждой минутной остановки от рывков уставших лошадей. Многие раненые умерли от заражения крови. В походе не могло быть хирургического вмешательства, не хватало медицинских средств, даже просто бинтов для перевязок. Полная жертвенность сестер милосердия, давно разорвавших на бинты запас своего белья, и все, что доставалось ими у казачек, быстро иссякало. О сестрах милосердия все говорили с необычайным восторгом и с глубокой благодарностью. Немало раненых в походе покончили жизнь самоубийством. На всем пути похода лазарета оставались безымянные могилы.

В Ново-Димитриевской раненые в первый раз были размещены по домам в сравнительно хороших условиях и нетревожимые пробыли в них 5 суток. Но и тут смерть не оставляла их. С радостью встречали пришедших их навестить. Задавали вопросы. У них начинали блестеть глаза, когда они слушали рассказы о генерале Маркове, о своих.

Умирал кадет 5-го класса Тихонов Алеша. К нему подошел офицер, его воспитатель в корпусе, и, положив руку на голову страдальца, говорил ему слова утешения, сам едва сдерживаясь от рыданий. Юноша-кадет, взяв руку своего офицера и держа в своей, уже холодеющей руке, слабым голосом сказал:

– Я знаю, что скоро умру! Но смерть за Веру, за Россию можно с радостью принять…

* * *

Томительно и нудно проходили дни полного отдыха и спокойствия. Добровольцы привыкли к сильным ощущениям и переживаниям. Обо всем уже переговорили, даже на тему «куда теперь пойдем?». Ответ был один и желательный для всех: на Екатеринодар!

Соображения были разные. Считалось, что теперь, когда силы армии увеличились вдвое, взять Екатеринодар возможно, а с его взятием поднимается против большевиков вся Кубань. Было и чувство естественной тяги к большому городу. Мечтанию об Екатеринодаре способствовало, кроме того, одно существенное обстоятельство: добровольцам было выдано жалованье – по 250 руб. каждому.

Однако, когда-то «будет Екатеринодар», а пока, и это было очень удобно, т. к. жалованье выдано монетами в 15–20 коп., можно развлечься игрой в «железку». За столом стояло оживление. Лежали кучки монет…

Вдруг открывается дверь и входит генерал Марков. Все смущенно вскакивают. Ни слова не говоря, окинув всех игроков глазами, генерал Марков подходит к столу, сгребает в одну кучу лежащие на нем серебряные монеты и… приказывает одному из офицеров отнести эту «военную добычу» генералу Алексееву, пояснив:

– Так как вы не нашли для денег лучшего применения.

Нравоучений не было никаких, и, не сказав больше ни слова, генерал Марков вышел. То же повторилось и еще в нескольких домах. Но там, где генерал Марков не заставал игру, он задерживался на несколько минут в беседе с добровольцами, заражая их бодростью и уверенностью в будущих делах армии.

– Конечно, будет нелегко, – говорил он, – но ведь мы показали, что для нас нет препятствий. Мы пойдем туда, куда нас поведет генерал Корнилов.

«Налет» генерала Маркова снова дал темы для разговоров и, главным образом, о нем самом. У всех один восторг им, даже у любителей карточной игры. Правда, у последних не могло отвязаться чувство досады, что им не удалось поговорить с их генералом.