Текст книги "Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг."

Через несколько месяцев казаки станицы Ст. – Михайловской поставят памятник погибшим в боях у их станицы на более высоком из двух курганов – Шамшале-Тюбо, у которого вел бой батальон марковцев. Но пройдут после этого немногие годы, и от памятника и братской могилы не останется следов: их уничтожит советская власть. Останется иной памятник – эта запись.

20 сентября батальон на подводах с двумя орудиями возвращался под Армавир на присоединение к полку. Он ехал вдоль линии фронта, прикрываемый завесой разъездов и постов от конного дивизиона 1-й пехотной дивизии, имевшего уже 4 сотни, задачей которого было наблюдение промежутка фронта между станицей Ст. – Михайловской и Армавиром.

* * *

Утомленные, дремлющие на подводах, ни о чем не думающие марковцы, однако, были вынуждены ощущать действительность: до того густо воздух был насыщен трупным запахом, особенно, когда приезжали около лощины, в которой во время атак Армавира происходили жестокие стычки. «Мрачные поля Армавира», о которых потом говорилось в марковской песне.

Батальон стал в резерв отряда полковника Тимановского на ст. Отрада Кубанская.

21-30 сентября. Со времени 2-й атаки Армавира на фронте перед ним установилось полное затишье. Среди марковцев говорили, что 3-я дивизия также ушла от станицы Ст. – Михайловской, но под Ставрополь. Было ясно для всех обречение их на пассивность, пока не будут подвезены пополнения в полк, пока не присоединится к нему его 1-й батальон и даже пока отряд не будет усилен новыми частями. Дни текли в полном томлении духа. Развивалась эпидемия «испанки».

Наконец прибыло пополнение в 250 человек.

Исключительным было лишь 26 сентября. В этот день Офицерский генерала Маркова полк в первый раз отмечал свой полковой праздник – день Св. Сергия Радонежского, день ангела своего шефа. Отмечал он его лишь молебном и поминовением убиенных и умерших от ран и болезней – шефа и всех марковцев. На молебне мог быть только один батальон и взвод 1-й Офицерской генерала Маркова батареи. А вечером этого же дня батальон снова построился, но… на панихиду по только что скончавшемуся верховному руководителю Добровольческой армии – генералу Алексееву. Торжественный молебен и грустная панихида в один день. Громкое и бодрое «ура» и коленопреклонение перед лицом смерти.

Дня 2–3 спустя к полку присоединились его две роты, прибывшие из Екатеринодара и участвовавшие на похоронах генерала Алексеева. Они принесли новость: на ст. Кубанская, следующей ближе к ст. Кавказской, выгрузился Сводно-Гвардейский полк пятиротного состава, силой в 1000 штыков.

Этот полк, по словам видевших его, представлял собой настоящую регулярную часть, великолепно и однообразно обмундированную, дисциплинированную и состоящую исключительно из солдат с офицерами на командных должностях. Судили о боеспособности этого полка разно. Большинство же задавало вопрос: а каково за показной стороной его внутреннее содержание: дух, сплоченность, дисциплина в бою?

Прибытию гвардейцев, однако, все были рады.

Прибыла на усиление отряда и артиллерия: вместо 2 орудий стало 8 – две батареи 1-го артиллерийского дивизиона. С отрядом – бронепоезд «Офицер».

Приехал и генерал Казанович со штабом. С этого времени отряд снова переименован в 1-ю дивизию в составе: полка генерала Маркова, Сводно-Гвардейского, пластунского батальона, Марковского конного дивизиона, 1-й Инженерной роты.

1 октября в полку всеобщее радостное возбуждение: станица Ст. – Михайловская взята конной дивизией генерала Врангеля. «Очередь нам брать Армавир», – решили все. И, действительно, с наступлением ночи полк выступил на передовые позиции для занятия исходного положения для атаки с рассветом.

2 октября. Полк, как и в минувшие атаки, развернулся по обе стороны железной дороги. Снова – лобовая атака на двойную линию обороны противника. Но на этот раз помочь атаке должен Сводно-Гвардейский полк обходом города с запада и пластунский батальон – обеспечением левого фланга.

С рассветом марковцы перешли в наступление. Левее железной дороги они берут кладбище, кирпичный завод. Вправо – выбивают красных из 1-й линии окопов в версте от города и стремительно идут по голому полю дальше. Из Армавира вылетает бронепоезд, останавливается на линии наступающих цепей и засыпает их фланговым пулеметным и орудийным огнем… цепи залегают. Пехота красных стремительно идет в контратаку. Марковцы подаются назад. На левом фланге их останавливает подскакавший верхом полковник Тимановский, свалившийся с убитого под ним коня. Ранен рядом адъютант, поручик Тимченко-Островерхов.

Вражеский бронепоезд весь в дыму разрывов снарядов вокруг него. Он маневрирует вперед-назад. Но вот снаряд попадает в сцепление его передней с орудием площадки и перебивает его: площадка катится вперед, а он уходит назад и скрывается на станции.

Вправо от железной дороги цепи красных залегают под огнем нескольких пулеметов, только что занявших позицию на маленьком бугорке, по которому беглым огнем бьет батарея красных. Цепи противника отходят назад. Марковцы готовы снова наступать, но подскакавшие верховые передают приказание – остановиться.

Полковник Тимановский скачет на правый фланг полка. Туда бегут резервные роты. Видно: там в полном расстройстве бегут пехотинцы через железную дорогу на Туапсе; за ними вылетает кавалерия. Это бежали гвардейцы, и их преследовала красная кавалерия. Огнем правого фланга полка последняя рассеивается, а резервные роты, удлинив фронт полка, заставляют кавалерию прекратить преследование Марковского конного дивизиона.

Остаток дня прошел в артиллерийской перестрелке. Красные оставались пассивными, как и марковцы, занявшие 1-ю линию их обороны. А с наступлением ночи полку было приказано… отойти в исходное положение.

Опять кровавая неудача. Свыше 200 человек потерь. Несмотря на частичный отход у железной дороги, вынесли всех раненых и убитых. Поручик Лебединский был заколот, когда сдерживал красных, чтобы дать возможность своим вынести тяжело раненного поручика Скворцова.

Что же произошло и почему неудача?

Маневр, который должен был выполнить Сводно-Гвардейский полк, предполагался в некоторой степени как неожиданность для противника, почему полк был подведен к железной дороге на Туапсе, в нескольких верстах западнее города, с возможной скрытностью, почему в атаку там на красную позицию был направлен Марковский конный дивизион. Дивизион прорвал позицию, но ему пришлось вести бой с красной пехотой, стоявшей правее. Тем временем Сводно-Гвардейский полк с двумя орудиями перешел железную дорогу и, повернув свой фронт налево, начал наступление на Армавир. Но появилась конница противника, которая частью обрушилась на ведший бой с пехотой дивизион, а главной массой атаковала полк в правый его фланг и тыл. Полк не смог оказать ей сопротивление. Артиллерийский взвод успел произвести лишь несколько выстрелов; одно орудие было оставлено, другое успело ускакать через железную дорогу, куда бежали и гвардейцы.

Сводно-Гвардейский полк потерял половину своего состава. Было убито 30 офицеров и в их числе командир полка, полковник Дорошевич, первопоходник в рядах Офицерского полка и одно время им командовавший. Марковцам тяжело было узнать о его смерти.

С 3 по 11 октября на фронте снова было совершенно спокойно и только 7 октября марковцы удивились, увидев три аэроплана, летающих над Армавиром, и на железной дороге – три бронепоезда, сильно обстреливающих его. Потом узнали: полковые – команда пеших разведчиков и конная сотня с четырьмя бронеавтомобилями – провели быстрый и короткий налет на красных по пути наступления Сводно-Гвардейского полка с единственной целью – подобрать остававшиеся лежать не зарытыми тела убитых гвардейцев и сестры милосердия Елены, 1-й батальон, что и было сделано. Эту операцию марковцы назвали Технической атакой.

За эти дни к полку присоединились последние его две роты, бывшие на ст. Торговая, а к дивизии – ее Кубанский стрелковый полк и два орудия, бывшие на Черноморском побережье. 1-я дивизия собралась в полном своем составе, усиленная пластунским батальоном. Сводно-Гвардейский полк ушел в Екатеринодар на формирование.

Были и новости. Полковник Тимановский произведен в чин генерал-майора и назначен командиром бригады 1-й дивизии. Горячо и искренне приветствовали марковцы его с производством и назначением. В командование полком вступил генерал Ходок-Ходаковский, но немногие почему-то узнали об этом, а имя его ничего не говорило.

12 октября. Вечером было объявлено о новой атаке Армавира утром следующего дня. После тоскливых дней неопределенных ожиданий все оживились. «Нужно же, наконец, взять Армавир! Теперь у нас достаточные силы. Главное, чтобы были обеспечены фланги», – говорили среди марковцев.

План атаки был такой: полк наступает, как и раньше, в лоб. Левый фланг его, упирающийся в р. Кубань, обеспечивается за рекой пластунским батальоном с 1-й батареей; главная задача последней – с высокого берега реки поддерживать атаку марковцев. Справа от полка, за лощиной, на интервале 2–3 верст, наступает Кубанский стрелковый полк с двумя орудиями и тремя бронеавтомобилями. Его задача – самым решительным образом обеспечить полку генерала Маркова атаку города. Обеспечить, но не помочь, и только если позволит, оказать помощь высылкой бронеавтомобилей. Наступление кубанцев справа обеспечивает конная бригада, состоящая из Марковского конного дивизиона в 4 сотни и Лабинского кубанского полка слабого состава, под общей командой командира дивизиона, в. ст. Растегаева.

Ночью все части выступили для занятия исходного для атаки положения. Атака с рассветом по высокому разрыву шрапнели над городом.

13 октября. Четвертая атака Армавира.

Брезжил рассвет. Отчетливее становятся очертания города. В ожидании сигнала нервы у марковцев напряжены до предела.

Глухо бухнуло орудие, и высоко над городом разорвалась шрапнель. Цепи поднялись и решительно двинулись вперед. Клокот огня: противник был готов к встрече. На левом фланге марковцев: роты врываются на кладбище, штыками выбивают противника из кирпичного завода, но дальше перед ними высокая стена завода «Саломас»; заминка на короткое время; в ход пущены ручные гранаты, и отличная позиция противника взята. В центре, у железной дороги: противник выбит из окопов; вылетевший из Армавира бронепоезд принуждает атакующих залечь; вокруг бронепоезда рвутся снаряды «Офицера» и батареи; он отходит; цепи подымаются и идут вперед. На правом фланге: берется выдвинутая перед городом позиция противника; цепи наступают на станцию Туапсинской железной дороги по голому полю; по ним с железной дороги, из железнодорожных построек строчат пулеметы; они вынуждены передвигаться перебежками; но смолкают пулеметы противника под разрывами снарядов. Марковцы врываются на станцию. Однако за ней опять голое поле до города, на окраине которого задержался противник. Преодолеть это небольшое пространство помог бронеавтомобиль «Верный», уже известный марковцам.

Красные чрезвычайно упорны. Жестокий бой на улицах города. Бронепоезд их стоит и поддерживает своих пулеметным огнем. Марковцы попытались атаковать его, но тот огрызнулся, нанеся им потери; однако стал отходить.

Наконец, марковцы выходят на южную окраину города. Они видят массы отступающих красных и стоявший невдалеке их бронепоезд. «Пулеметы вперед! Батареи!» Но они отстали; отстал на поврежденном пути и «Офицер».

И вдруг отчаянный бронепоезд стремительно дает ход к городу. Поворачивают и цепи красных. Не сдержать их еще не подтянувшемуся полку… В этот критический момент бронепоезду преградили путь гранаты 1-й батареи, стоявшей за рекой: он медленно пополз назад. Но цепи красных уже у города и местами ворвались в него. На помощь снова подоспел «Верный»: под огнем бронепоезда он выскочил в тыл красным цепям и заставил их бежать от города. «Верный» спасал себя от огня бронепоезда, что метался среди бегущих красных.

А в это время из города наступали уже марковцы, обстреливаемые лишь орудийным огнем бронепоезда «Верный» под командой своего отчаянного командира, капитана Нилова, сделал еще одно дело: он помчался в тыл бронепоезду, что заставило его быстро уходить назад и скрыться в долине р. Уруп, уже под обстрелом батареи. Марковцы подошли к реке и с высокого ее берега обстреливали отходящих красных. Наступила ночь.

Армавир наконец взят. Марковцы провели в напряженном бою без малейшего перерыва целый день с поразительно упорным и дерзким противником. В бою они не чувствовали ни хода времени, ни усталости, ни голода; даже понесенных ими огромных потерь – до 300 человек. Они моментально уснули там, где остановились их части.

Взятие Армавира в значительной степени было обязано правильно поставленной задаче Кубанскому стрелковому полку и Конной бригаде и, конечно, их отличным действиям. Они не только задержали шедшие на помощь Армавиру пехотные и кавалерийские части красных, но и заставили их далеко отойти. В бою был серьезно ранен войсковой старашина Растегаев.

14 октября, с утра, марковцы перешли в наступление вдоль железной дороги в южном направлении. Перейдя р. Уруп, они заняли с серьезным боем ст. Уруп и хутор Вольный. Был критический момент: красные, перейдя р. Кубань у впадения в нее р. Уруп, сбили стоявшие там роты и вышли даже на возвышенность у Армавира, но ударом резерва были отброшены.

15 октября, оставив на станции один батальон для обеспечения левого фланга, а затем и тыла полка против красных, стоявших на восточном берегу р. Кубани, полк с пластунским батальоном продолжал наступать к югу и занял станцию и село Кононово и, после особенно упорного боя, с. Успенское. Два батальона полка и пластунский батальон с бронеавтомобилем «Верный» вышли в тыл расположения красных, главные силы которых стояли вправо, вдоль р. Уруп, против конных дивизий генерала Врангеля и Покровского, имея теперь на своем правом фланге Кубанский стрелковый полк и конную бригаду 1-й дивизии.

16 октября, продолжая наступление вдоль железной дороги, три батальона с жестоким боем заняли села Кургановское и Маламино и ст. Овечка. Но пластуны принуждены были оставить станцию, чем создавалось опасное положение для марковцев. С наступлением ночи последним приказано было оставить села и отойти в с. Успенское, но, уже в пути, они были возвращены в с. Маламино.

17 октября красные повели наступление на это село с юга и запада, где они принудили к поспешному отходу пластунов. Батальоны марковцев отбивали упорные атаки красной пехоты; у них уже подходили к концу патроны, как у взвода орудий – снаряды. А в это время появившаяся против села кавалерия красных стала глубоко охватывать его справа. Батальонам грозило быть прижатыми к р. Кубань, за которой также были красные. Им приказано быстро отходить.

Тяжел был их отход. Марковцы, за которыми бежала пехота противника, а в село уже ворвалась кавалерия, буквально спасались через дворы, спеша за село, на возвышенность, к стогам, где строчили по красным пулеметы. Нужны были большие физические силы, чтобы туда добежать. Иные уже отстали; отстал пожилой командир 11-й роты, полковник Табунов.

Но у стогов остановка короткая: сыпятся пули; падают раненые и убитые. Раненых грузят на пулеметные тачанки, которые немедленно карьером уносятся в тыл. К стогам летит кавалерия…

– Оставьте меня, – кричит раненый прапорщик Курояров пытавшимся тащить его офицерам. – Отходите! Я прикрою вас!

Он остался и… стрелял, пока удар шашки не прекратил его жизнь.

Марковские и пластунские батальоны отрываются от противника и отходят на 15 верст к с. Коноково. Ужасный был бой; тяжкие потери.

18-19 октября противник продолжал наступление. Марковцы и пластуны остановились на линии х. Вольный – ст. Уруп. Почти у Армавира.

Но 20 октября красные вели слабое наступление, а 21 октября было сообщено, что дивизия генерала Врангеля перешла р. Уруп и ведет наступление в тыл красным.

22 октября, неожиданно два батальона марковцев грузятся в железнодорожные составы и отправляются на ст. Овечка. Оказалось – дивизия генерала Врангеля разбила красных и взяла одними пленными до 3000 человек. На следующий день один батальон с двумя орудиями спешно едет в Армавир: красные на восточном берегу р. Кубань подошли к городу, а севернее – заняли станицу Прочноокопскую, угрожая тылу 1-й дивизии.

24 октября батальон атаковал станицу, расположенную на высоком берегу реки, но под огнем красных не смог перейти реку. Часа через два он повторил атаку и, к своему удивлению, встретил весьма слабое сопротивление. Причина: в тыл красным заходили части дивизии генерала Врангеля.

25 октября батальоны марковцев спокойно стояли на станциях Овечка и Уруп и в Армавире.

* * *

Закончились наконец для Добровольческой армии более чем трехмесячные бои у Армавира. Для марковцев они тянулись 42 дня и делились на 2 периода: первый – 31 день вынужденного стояния под городом, с его неудачными атаками, и второй – 11 дней, когда город был взят, а затем шли ежедневные тяжелые, маневренные бои и удачи чередовались с неудачами.

Генерала Маркова полк потерял до 2000 человек. Пополнений получил до 1000 человек и закончил бои в составе около 1500 штыков, имея в ротах от 40 до 120 штыков. Понес потери и 1-й артиллерийский дивизион.

Во всех операциях принимала участие и 1-я Инженерная рота. Она несла охрану тыла дивизии, исправляла железнодорожные пути, мосты. Ее железнодорожный взвод обслуживал связь, заведовал движением поездов, действовал на вспомогателе «Офицер», а со взятием Армавира формировал еще два вспомогателя, вооруженных пулеметами, которые принимали участие в последующих боях.

Армавирские бои произвели сильнейшее впечатление на участников своей жестокостью и крайним упорством, проявленным противником. Они заставили еще раз признать, что победа над большевиками не будет легкой и скорой, т. к. они могут хорошо организовать свою армию, внести суровую дисциплину и даже поднять ее дух, хорошо руководить боевыми действиями и проявлять быстрые и инициативные решения.

Из всего этого плюс всегда подавляющая численность противника напрашивались выводы. В них, собственно, ничего нового не было, но они не могли не наводить на мысль, что все нужное для победного боя должно быть качественно и практически доведено до крайней степени совершенства. Какого? Для марковцев есть пример: генерал Марков!

Армавирские бои, в сущности, не дали марковцам славы блистательных успехов и побед. Они не выдвинули ни одного лица, которому можно было бы приписать что-либо выдающееся. Полковник Тимановский? Он был для всех высоким авторитетом, но роль его в лобовых атаках невольно становилась бледной. В разговорах стало часто упоминаться имя полковника Булаткина как храброго и распорядительного начальника, но – и только. О других не говорили. Совершенно незаметно для всех было имя нового командира полка, генерала Ходак-Ходаковского, георгиевского кавалера, сравнительно молодого. Его мало кто видел, а если и видел, то не знал, что он командир полка. Он был ранен за Армавиром, и имя его совершенно забылось. В полк он уже не вернулся.

У марковцев был славный день, когда они взяли Армавир. Но этот успех – исключительно успех всех их, каждого из них.

По окончании боев у Армавира марковцы узнали, что во временное командование полком вступил полковник Наркевич, командир 3-го батальона с Новочеркасска. О нем заговорили. Ничем он не выдавался, разве только своим, как говорили, «суворовским», точнее, самым простым солдатским видом. Даже его верховая лошадь напоминала «водовозную клячу». Был он без всяких претензий во всем решительно. К нему, между прочим, никто добровольно не хотел идти адъютантом. Но его все глубоко уважали: деликатный со всеми, спокойный; распоряжения его, хотя и не были энергичны, но всегда толковы и отдаваемы со знанием и пониманием обстановки; а был он всегда в передовой линии. Назначение его командиром полка всеми было молчаливо принято.

Ставропольские бои

В тот день, 13 октября, когда был взят г. Армавир и наступил перелом в тяжелых боях у этого города, Ставропольская группа красных, перешедшая в наступление, подходила к г. Ставрополю и на следующий день, 14 октября, взяла его. Части Добровольческой армии, бывшие в этом районе, едва сдерживали продвижение красных. А через несколько дней к Ставропольской группе противника присоединилась и вынужденная отойти к ней и Армавирская их группа. Собравшиеся таким образом огромные силы их представляли для Добровольческой армии не только серьезное препятствие к освобождению Северного Кавказа, но и сильную ей угрозу.

Ликвидация этой Красной армии и стала первой и неотложной задачей для Добровольческой армии, для выполнения которой пришлось направить почти все ее дивизии и отряды, не только принимавшие участие в армавирских боях, но и формирующиеся. Конец боев у Армавира без промежутка во времени перешел в начало новых боев.

25 октября части конной дивизии генерала Врангеля заняли на восточном берегу р. Кубани, к юго-востоку от Армавира, станицу Николаевскую, куда по железной дороге 26 октября были перевезены 2-й и 3-й батальоны генерала Маркова полка. 1-й его батальон, стоявший в эшелоне на ст. Овечка, пошел туда походным порядком и остановился вместе с Кубанским стрелковым полком, не доходя до станицы, в с. Голицыно.

Грустное впечатление производили и станица и село, сильно разграбленные красными. В них частям пришлось удовольствоваться лишь теплом, потребность в котором стала остро чувствоваться.

27 октября оба полка сосредоточились в станице, под прикрытием одного батальона, ставшего в хуторе Надзорный.

Вечером этого дня было сообщено, что утром 1-я дивизия выступает в ставропольском направлении и предстоит атака сильной позиции противника. Говорилось о Недреманной горе. В первый раз за походы произносилось слово «гора». Ну, что ж? Атакуем и гору! Сильно изменившийся рельеф местности, ставший гористым, перерезанный глубокими балками с крутыми скатами, наводил на мысль, что теперь вообще придется иметь дело с горами.

28 октября. Из станицы Николаевской полки выступили рано утром, и туман, однако, быстро рассеивался. Дорога шла по балке, вдоль железной дороги на Ставрополь, и так на протяжении верст 6–7, пока балка не влилась в широкую поперечную долину.

– Недреманная гора! – передали от головы колонны.

Искать ее не пришлось: она стояла немного вполоборота направо, верстах в 3–4, огромным темным массивом, возвышающимся над окружающей местностью, вершина которой была покрыта облаками, а влево она спускалась двумя четкими, довольно длинными террасами с крутыми скатами. При мысли, что придется атаковать эту гору, у всех захватывало дыхание.

Выйдя в долину, полки разошлись: Марковский пошел в направлении прямо на гору, Кубанский – свернул влево по долине, куда сворачивала железная дорога, имея задачей обойти гору.

Задача марковцам атаковать гору: одним батальоном ее более возвышенную террасу; другим – более низкую; третий в резерве за левым флангом полка; предварительно им сбить противника с небольшой высоты предгорья. И только получив эту задачу, марковцы заметили предгорье. Итак – двойная атака!

Батальоны тронулись, на ходу разворачиваясь в боевой порядок. Пройдя с версту, цепи полка стали обстреливаться ружейным огнем. Они шли безмолвно. Но вскоре красные стали оставлять свою передовую позицию.

Цепи поднялись на край долины. Перед ними теперь простиралась ровная поверхность, протяжением в полверсты, за которой начинался уже массив горы, на террасах которой ясно виден противник, сидевший в окопах. Цепи шли дальше под пулеметным и ружейным огнем с горы и под фланговым, слева, артиллерии. Они ускорили движение и неожиданно для себя оказались, подойдя вплотную к горе, перед глубоким обрывистым оврагом, с голым каменистым краем. Нужно было смотреть вниз, чтобы видеть дно оврага, и нужно было высоко поднять голову, чтобы видеть гребень горы. Сверху сыпались пули, и марковцы поспешили спуститься в овраг.

Спустились они, совершенно расстроив свой порядок, очутившись на извилистом дне, среди камней и перед каменистым, местами отвесным противоположным краем оврага. Выбраться из него на скат самой горы потребовалось время. К счастью, скат, несколько выпуклый, скрывал цепи от наблюдения противника, что давало возможность привести себя в порядок, установить связь вправо и влево, насколько этот было возможно. 2-й батальон оказался разрезанным каменистой промоиной, шириной до 100 шагов. Связь с 1-м батальоном, даже зрительная, не могла быть установлена, т. к. их разделял выступавший каменистый гребень.

Тем не менее цепи двинулись вперед. Подыматься было чрезвычайно нелегко: скат горы имел наклон не менее 45°, местами он был из голого камня, причем камни срывались из-под ног и с грохотом катились вниз. Нужно было идти или зигзагами, или боком. Так пришлось подниматься шагов 100, пока впереди идущие не сообщили, что виден противник. Дальнейший подъем стал еще более тяжелым, во-первых, потому, что противник заметил приближавшихся к нему и начал стрелять, а во-вторых – чтобы все же ближе подойти к нему, пришлось идти уже не во весь рост, а согнувшись, а затем перейти и на движение ползком. До красных все еще оставалось не менее 100 шагов – расстояние при таковом подъеме непреодолимое для прямой атаки и тем более потому, что она неизбежно должна была привести к штыковому бою. Уверенность в успехе пропадала, и… марковцы остановились. Ко всему стало темнеть. А через короткое время было передано приказание: отойти под гору и ждать распоряжений.

Цепи стали сползать вниз. Спуск оказался не менее трудным, чем подъем.

Вдруг по ним негромким, но восторженным голосом пронеслось:

– Смотри! Эльбрус!

Цепи остановились и как зачарованные смотрели туда, где на темном фоне далекого горизонта, заканчивающегося темной, зубчатой стеной, выделялась еще освещенная солнцем и блестевшая белым, слегка розоватого оттенка снегом, всем по географии известная двуглавая вершина Эльбруса. Какая красота! Вот он, Кавказский хребет, почти во всю свою длину! Не видно лишь восточного его края, скрытого вершиной Недреманной горы. А до него – тени возвышенностей, огни во многих пунктах… Взоры наблюдающих, наконец, подошли к их горе: под горой совершенно темная полоса долины и черная черта оврага…

Роты спустились в овраг. Тянуло сырым, холодным ветерком. Марковцы группами расположились под утесами, чтобы спастись от пронизывающего ветра, заставлявшего быстро остывать их разгоряченные подъемом и спуском тела. Что же дальше? Очевидно, наступление дивизии, и не только на их участке, не увенчалось успехом, и, следовательно, наутро должно быть повторение. И опять лезть на гору и штурмовать ее, если не будет найдено иное решение?

– Ну и гора! – говорили все, нетерпеливо ожидая новых приказаний.

Наконец они пришли: частям оставаться на месте и выслать людей за получением пищи. Одно – малоутешительное, другое – вызвавшее оживление: все засуетились, заговорили громче, застучали котелками. На 10 человек уходило за пищей двое. Уходящих напутствовали:

– Не разлейте. Пополнее котелки! Погорячее!

Ждать их возвращения пришлось долго: часа полтора во всяком случае, т. к. кухни остановились далеко, у предгорья. Возникла естественная мысль о кострах, но разве может быть здесь дерево, когда кругом ни одного кустика, а одни камни. Да если бы и было дерево, то разве можно его найти во тьме?

Встречали вернувшихся оживленно, веселыми приветствиями и даже только слегка пожурили за почти остывшую пищу. Ели с наслаждением, а потом возобновились оживленные разговоры, возня, пока не стал одолевать сон и тот же холод. Заснуть удавалось на короткое время, и ночь проходила в непрерывном движении. С полной охотой все шли в охранение, выставляемое на склоне горы. Смена происходила непрерывно: едва спускались смененные посты, как поднимались следующие очереди. Так согревались.

О повторении атаки узнали около полуночи. Приказание гласило: атака с началом рассвета на прежних участках. Сигнал к атаке – два орудийных выстрела по горе. К этому моменту части должны приблизиться к противнику возможно ближе, чтобы одним махом быть на горе. Гора должна быть взята во что бы то ни стало.

29 октября. Очень холодно. Все простыли. А время тянется страшно медленно. До рассвета еще более двух часов.

– Господин капитан! Холодно! Не ползти ли нам понемногу в гору? – умоляюще говорили офицеры своему командиру роты. А у последнего самого давно уже было такое желание.

– Ну, вперед! Медленно, осторожно, тихо…

С остановками через несколько аршин подъема цепи стали подниматься. Вперед выдвинулась реденькая цепочка, которая должна обозначать собой рубеж начала атаки. Достигнув линии, с которой, стоя в рост, виден был на фоне темно-серого неба и облаков гребень горы и двигающиеся по нему фигуры противника, цепи замедлили движение, усилили осторожность, ползли и замерли на линии выдвинутой цепочки…

Сколько оставалось шагов до противника, определить было трудно: 50–60 или до 100? Но уже ясно слышались разговоры на горе. Не было сомнения – противник готов встретить атаку, но он еще не увидел и не услышал подползших и затаивших дыхание марковцев.

«Хватит ли сил и дыхания без остановки добраться до красных?» – думал каждый и решал: должно хватить! Лежали, как пластуны, но блуждая глазами по долине: там где-то стоит батарея, которая подаст сигнал к атаке.

Вот и признак наступающего рассвета: облака, повисшие над горой, до которых рукой подать, – стали бледнеть.

Две вспышки орудийных выстрелов в темной долине…

Еще не донеслись до марковцев звуки выстрелов, как они вскочили и… вперед? Звуки артиллерийских выстрелов, вспышки и разрывы снарядов, всего лишь в нескольких десятках шагов перед ними, раздались одновременно.

Несколько мгновений полной тишины и… затрещали с горы ружейные выстрелы и пулеметные очереди. Марковцы штурмуют гору.

Вбегали на нее одиночками, группами в 2–3 человека. Пулемет скосил офицера многими пулями, ранил еще двух, но замолк под ударами штыков. Красные ошеломлены, отбегают… их задерживают командиры. Офицеры идут «в штыки». 2–3 закалывают, 3–4 пристреливают выстрелами в упор. В одном месте 10–15 красных сдаются. «Не трогать их!» – кричит командир взвода. Горячий порыв, сверхусилие, охлаждены. А в этот момент с криком: «Бей их! Вперед! Их мало» – красные контратакуют на этом участке. Взятые было в плен берутся за винтовки. Под их штыками падает командир взвода, еще двое. Остальные катятся с горы вниз. Но неустойку ликвидируют с соседних участков. Редкие выстрелы. Красные оставили свои позиции только лишь под угрозой штыка. Они не осмелились принять удара, а где приняли – гибли. И это перед бойцами, совершенно выдохшимися, с бешено бьющимися сердцами, с одеревеневшими, уже бессильными мускулами ног.