Текст книги "Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг."

На Екатеринодар

С приходом Кубанского отряда в станицу Ново-Димитриевскую Добровольческая армия была сведена в следующий состав:

1-я пехотная бригада – генерал Марков; начальник штаба полковник Тимановский.

Офицерский полк.

Кубанский стрелковый полк – из Кубанского отряда.

1-я Инженерная рота, переименованная из Технической.

1-я отдельная батарея – 4 орудия, из сведенных 1 к 4 батарей.

3-я пехотная бригада – генерал Богаевский.

Корниловский ударный полк.

Партизанский полк.

Пластунский батальон – из Кубанского отряда.

2-я Инженерная рота из Кубанского отряда.

2-я отдельная батарея – 4 орудия.

Конная бригада – генерал Эрдели.

Конный полк, сведенный из конных дивизионов Добровольческой армии.

Кубанский конный дивизион – из Кубанского отряда.

Черкесский конный полк – из Кубанского отряда.

Конная батарея – 2 орудия из Кубанского отряда.

Отдельной частью при армии был Чехословацкий батальон.

Общая боевая численность армии достигала 6000 бойцов. Значительно вырос и обоз армии; в одном походном лазарете было до 700 раненых.

В Офицерский полк был влит двумя ротами, 5-й и 6-й, имевший к этому времени едва 200 штыков Юнкерский батальон. Полк стал 2-батальонного состава, и численность его снова дошла до 800 штыков при 12 пулеметах.

Полк принял генерал Боровский; его помощником стал полковник Кутепов. Командиры батальонов: полковник Дорошевич и полковник Назимов. Адъютант Юнкерского батальона, поручик Донников, стал первым за поход адъютантом полка. Образовался штаб полка с десяток чинов. Генерал Марков недовольно ворчал: «Нужно хорошо воевать, а не разводить хорошо канцелярщину».

Штаб своей бригады генерал Марков составил по своему образцу: кроме него и полковника Тимановского, в штабе было еще 3 офицера связи и при нем команда конных черкесов.

Командиром 1-й батареи генерал Марков назначил полковника Миончинского.

Вся обстановка говорила за то, что в ближайшие дни предстоят жаркие бои, будет ли наступать армия на Екатеринодар или не будет.

23 марта. Утром в Офицерском полку узнали о выступлении 2-й бригады, а к вечеру – и о том, что ею заняты станицы Григорьевская и Смоленская, обе в южном направлении, т. е. обратном екатеринодарскому. Вечером же полк получил приказание быть готовым к выступлению во второй половине ночи, но куда он тронется, сказано не было.

24 марта. Бой у станицы Георгие-Афинской

1-я бригада была поднята ночью и в 3 часа уже шла на сборный пункт, на западной окраине станицы. Офицерскому полку пришлось довольно долго стоять в ожидании чего-то. В это время генерал Марков был у Кубанского стрелкового полка, который видел в полном составе в первый раз. Полк имел до 1000 штыков на половину офицерского состава и 4 пулемета. Генерал Марков представился полку и объяснил задачу, данную бригаде: взять станицу Г.-Афинскую с помощью 2-й бригады, атакующей левее, и в конце добавил:

– Да не бойтесь пули. Если суждено, то она найдет вас везде, а не судьба, так и в жарком бою уцелеете. Я никогда не берегся пули и вот, видите, цел!

Достаточно было нескольких минут, чтобы кубанцы прониклись полным доверием к генералу и чтобы он мог смело говорить – «мои кубанцы».

Подъехав затем к Офицерскому полку, уже знавшему задачу, генерал Марков приказал ему выступить в голове колонны бригады. За полком пошла батарея; затем Кубанский полк, боевой обоз и Инженерная рота. Дорога была тяжелая: густая грязь, вода в низинах, слабые мостики… Колонна стала растягиваться.

Быстро светало. До станции оставалось еще до 2 верст, но уже виднелись станционные постройки, стоящие на путях вагоны и можно было различить красный бронепоезд. Молчание. Колонна бригады стала разворачиваться: Офицерский полк, взяв направление правее станции, оставив 5-ю и 6-ю роты в резерве; левее его, фронтом на станцию, Кубанский стрелковый. Местность равнинная, покрытая мелким кустарником, но не дающим укрытия. Поражало продолжавшееся молчание противника и его бронепоезда, а затем и другого, появившегося из-за зданий.

В это время к левой из ротных колонн полка подъехал генерал Корнилов во главе своего штаба, с распущенным трехцветным флагом и группой текинцев, и обратился с какими-то указаниями к генералу Маркову. Прошло несколько минут. Полк был от противника в версте с небольшим. Вдруг сильнейший пулеметный огонь с бронепоездов обрушился на полк. Полк немедленно рассыпался в цепь и укрылся за небольшим валом – дамбой, тянувшейся немного впереди. Первые потери. Ранен в ногу начальник штаба армии, генерал Романовский; несколько текинцев упало с лошадей. Генерал Корнилов и штаб спешились и легли за валом. Неподалеку от цепи стала батарея, но огня не открывала. Правофланговой 4-й роте было приказано выдвинуться вперед с целью перерезать железную дорогу на Екатеринодар и охватить противника с его левого фланга. Рота под выдержанным и метким огнем стала продвигаться вперед по кустарнику, но обнаружила перед собой сплошной фронт противника. К этому она увидела подходивший со стороны Екатеринодара поезд небольшого состава, набитый солдатами. Рота остановилась. Красные прекратили стрельбу.

Но вот – приказание. Впереди всего лишь верста отделяла противников, но ясно видимые цепи полка были снова встречены молчанием со стороны красных. Их бригады застыли на двух крайних точках. Окопов красных и какого-либо движения у них обнаружено не было. Плохая примета! Значит, противник верен себе и готовит жаркую встречу.

Недолго продолжалось это тягостное безмолвие: над цепью пронеслись первые снаряды батареи полковника Миончинского; она открыла огонь по бригадам и настолько точно, что они стали ползать по полотну железной дороги. Этими несколькими выстрелами, собственно, и начался бой, т. к. в ответ разразились огнем позиции красной пехоты, артиллерии и бронепоездов. Огонь, открытый красными, по силе своей превышал силу любого предыдущего боя. Ружейный, пулеметный и одновременно орудийный, своими низкими и точными разрывами шрапнелей буквально придавливал к земле идущие цепи. Цепи залегли. Красные шрапнели заменили гранаты. Около 600 шагов всего лишь было до врага, цепи которого были замечены несколько впереди железнодорожной насыпи. Офицеры открыли ружейный огонь. Но как он был слаб по сравнению с огнем противника! По цепи приказание: «перебежки по одному! Вперед!» Уже расстояние сократилось почти наполовину, но красные не проявляли никакой нервности, и огонь их все усиливался. К счастью, артиллерийские снаряды их рвались несколько позади цепи. Зловещие стальные крепости красных маневрировали по линии и стреляли всей мощью своих орудий и пулеметов, не обращая внимания на рвущиеся вокруг них снаряды. Двигаться вперед, прямо на бронепоезда, офицерская цепь не смогла: она остановилась, не зная и не видя, что перед самыми позициями красных протекала речка Шелш, через которую был переброшен лишь один мостик: препятствие, которое, видимо, и давало такую силу сопротивлению красных.

Уже Офицерским полком понесены большие потери. Раненые отползали назад, ища укрытия от огня за дамбой, откуда они начали наступление.

Было ровно 16 часов. Положение – отчаянное. Казалось, перейди красные в наступление своей подавляющей массой и при поддержке огня своих бронепоездов, не удержаться цепям, и не помогли бы им 5-я и 6-я роты, высланные на правый фланг полка, чтобы все же охватить фланг противника.

Генерал Корнилов продолжал оставаться на дамбе и наблюдать за боем. Он – в сильном возбужденно-недовольном состоянии. Наконец он раздраженно сказал генералу Маркову:

– Сергей Леонидович! Я просил вас о ночном налете, a вы закатили мне дневной бой!

Это был упрек; более того – выговор. Генерал Корнилов больше не остался здесь, а уехал на левый фланг, туда, где наступала 2-я бригада.

В создавшемся положении на участке всей 1-й бригады генерал Марков видел лишь одну возможность успеха атаки, это в подавлении огня красных бронепоездов. Он приказывает полковнику Миончинскому отогнать красный бронепоезд, стоящий у станции, при этом напоминает: бить по поезду, а не по зданиям, где в одном из них находится склад снарядов. Первый же снаряд батареи лег на насыпи под вагоном бронепоезда; второй попадает в здание и… следует сильный взрыв. Видя, что снаряд полковника Миончинского попал в склад, генерал Марков громко воскликнул:

– Эх! Куда же ты стрелял?! Я же предупреждал…

Этот невольный взрыв столь нужных для армии снарядов, однако, имел то немедленное следствие, что красные, сидевшие до сего времени крепко и уверенно на своих позициях, вдруг вскочили и бросились бежать через железнодорожную насыпь. Бронепоезд немедленно дал ход в сторону Екатеринодара, вслед за ранее ушедшим и не вернувшимся назад, потому что там к железной дороге подходили 5-я и 6-я роты. Мгновенно, с криком «ура», рванулись вперед цепи l-й бригады. Цепь Офицерского полка, поднявшись на железнодорожное полотно правее станции, увидела далеко убегавшего противника. Далеко влево неслось «ура» 2-й бригады, которая обходила станицу Г.-Афинскую с запада. Последний взрыв пулеметного и ружейного огня был верстах в 2 от станции в сторону Екатеринодара, отходящий второй бронепоезд красных, оказавшийся вооруженным лишь многочисленными пулеметами, обслуживаемыми матросами, попал под огонь 5-й роты с дистанции 200–300 шагов. Вдруг паровоз окутался густым облаком пара и – поезд вскоре остановился. Грянуло юнкерское «ура», быстрая атака, захват поезда и уничтожение задержавшихся на нем матросов…

Бой кончился. Наступала ночь. В станицу Г.-Афинскую одновременно вступали 1-я и 2-я бригады и сейчас же обозы. Вся станица оказалась забитой пришедшей армией. Во многие дома свозили раненых, перевязывали их. Здесь полнота власти была у сестер милосердия; они задерживали в своем распоряжении проходивших здоровых, поручая им то принести воды, вскипятить чайник, рвать простыни, рубахи на бинты… Не хватало йода.

В этом бою потери в Офицерском полку были большие: до полутораста человек. Станцию и станицу оборонял отряд красных силой до 5000 человек.

Среди захваченных трофеев особенную ценность имели около 700 снарядов, которые находились в соседнем со взорванным здании.

* * *

Наступила ночь. После 2-часовой передышки генерал Марков, взяв батальон кубанцев и роту Офицерского полка, повел их вдоль железной дороги на Екатеринодар. Где-то офицерская рота отделилась от кубанцев и пошла самостоятельно влево. Ей была дана задача дойти до р. Кубань и там остановиться.

25 марта. С утра конная и 2-я бригады выступили в северо-западном направлении, а за ними вытянулись и «главные силы». На ночь 2-я бригада остановилась в ауле Панахес, а конная продолжала движение к Елизаветинской паромной переправе через р. Кубань в 10 верстах западнее Екатеринодара. Ночью переправа была ею захвачена.

1-я бригада осталась в арьергарде армии в станице Г.-Афинской, имея заслоны в сторону Екатеринодара и Новороссийска. Днем части Кубанского стрелкового полка вели бой у станции Эйнем, однако не переходя в наступление. Красные усиливали свой отряд подвозом резервов из Екатеринодара.

26 марта. Утром бригада оставила станицу Г.-Афинскую и к вечеру пришла в аул Панахес. Только теперь все узнали, что у станицы Елизаветинской захвачена переправа через р. Кубань, захвачена сама станица и идет переброска на тот берег конной и 2-й бригад. Для всех стало ясно, что армия атакует Екатеринодар, и все были поражены, как легко и просто генералу Корнилову удалось форсировать р. Кубань.

Ничего этого не знали в офицерской роте, стоявшей на берегу реки в нескольких верстах от железнодорожного моста. Нетерпеливо ожидалось разворачивание событий к атаке города. Но вот уже ночь, а рота продолжает стоять в бездействии и в одиночестве. Офицеры невольно нервничают; спокоен, кажется, один лишь ее командир.

Вдруг все узнают, что приехал генерал Марков. Однако рота никуда не идет и никаких изменений ее расположения не следует. Значит, все благополучно. Успокоились.

Неожиданно с постов сообщили, что впереди слышен шум движения колонны. Все приготовились к бою. Однако генерал Марков сейчас же выскочил вперед навстречу шуму. Оказалось, подошел батальон кубанцев. Генерал Марков взбесился:

– Почему вы здесь? Я же приказал вам оставаться на месте!

Ответ не замедлил: ночь, одни в степи, никакой связи; мы думали, что «нас бросили».

– Что? – заорал генерал Марков. – Вы видели, что я бросил кого-нибудь? А не хотите – ну вас к черту! Получайте расчет! – И, широко расставив ноги, он запустил руку в боковой карман своей неизменной куртки и вытащил оттуда бумажник. Кубанцы заголосили. Генерал Марков спрятал свой бумажник и приказал возвращаться на свое место и сам исчез с ними в темноте. Жест генерала был замечательный, всех развеселивший.

* * *

Переправа через р. Кубань при наличии двух паромов и 1–2 десятков лодок, при полном напряжении сил и использовании времени, для армии неизбежно должна была затянуться на трое суток. Ведь переправить нужно было свыше 600 подвод, орудий и зарядных ящиков; до 4000 лошадей и свыше 9000 человек. Срок большой и достаточный для противника, чтобы сосредоточить свои войска и ударить ими по переправившейся части Добровольческой армии или ожидающей переправу. Генерал Корнилов рисковал. Но красные, не зная подлинных намерений своего противника, продолжали держать лучшие свои части у железнодорожного моста, сосредотачивая остальные на западной окраине Екатеринодара.

Между тем в дни переправы как никогда Добровольческая армия была в чрезвычайно опасном положении; ее силы были разъединены рекой. На второй день на северном берегу реки были 2-я и конная бригады; на южном еще оставалась 1-я. Армия вынуждена не предпринимать серьезных активных действий и тем более атаковать Екатеринодар.

Бои у города Екатеринодара

27 марта. В станице Елизаветинской собирается 2-я бригада. Конные части веером вокруг нее ведут наблюдение за противником. Чехословацкий батальон выдвигается для обеспечения станицы с запада. Переправляется пластунский батальон.

Во 2-й половине дня, когда красные выиграли еще 6–8 часов, они перешли в наступление на станицу, но были отброшены и отошли к белой ферме Кубанского Экономического общества, на половине пути до Екатеринодара.

В 1-й бригаде спокойно. Она полукольцом, проходящим через аул Панахес, прикрывала переправу. Огромным табором на берегу реки стоял обоз. На паром одновременно могли быть доставлены 4 подводы. Раненые ждали своей очереди. Но в обозе с беженцами нервничали и стремились попасть на паром вне очереди.

У переправы генерал Марков. Его резкий, громкий голос непрерывно обрушивался то на одних, то на других, нарушающих порядок. Несколько «нетерпеливых» подвод отведены в сторону за кусты: будут переправляться последними.

28 марта. 2-я бригада перешла в наступление. Красные, видя свое численное превосходство над нападающими, упорно отбивались. Ферма переходила из рук в руки. Наконец, враг стал отходить к городу. На помощь бригаде подошел батальон Кубанского стрелкового полка. Было взято предместье города, кожевенный и кирпичный заводы, но перед казармами наступление, уже в сумерках, остановилось под сильным огнем противника, занимавшего отличную позицию. Левый фланг бригады оказался загнутым назад, т. к. встретил сильное сопротивление из садов и с линии Черноморской железной дороги, на которой курсировали бронепоезда противника. Бригада понесла большие потери; был ранен в плечо, но остался в строю командир Партизанского полка генерал Каэанович; ранены командир пластунского батальона полковник Улагая, затем и заместивший его полковник Писарев.

* * *

В 1-й бригаде по-прежнему спокойно, но волнение у марковских добровольцев огромное: с утра они слышат все удаляющийся к городу шум боя. Они переживают большую досаду, что им не придется принять участие во взятии города. Не вытерпев, излили свою досаду генералу Маркову:

– Ваше превосходительство! Что же это? Всюду посылали в первую очередь, а как Екатеринодар брать – сиди в арьергарде!

Генерал Марков утешал:

– Без нас города, пожалуй, не возьмут.

Однако и сам переживал то же, что и все, и, как он сказал, послал в штаб армии записку о досаде, что его бригаде придется попасть в город к «шапочному разбору».

1-я батарея пригласила генерала Маркова к себе «на мамалыгу». (В этом районе аулов хлеба не было.) Гость пришел с краюхой хлеба, полученной им из Елизаветинской, которым и поделился. Разговор шел все о том же – о пассивном участии бригады. Генерал Марков утешал, но сам, прислушиваясь к звукам боя, не мог сдерживать спокойствия и пускал коротко: «Черт знает что…»

Во второй половине дня на тот берег был переправлен взвод 1-й батареи. С наступлением ночи переправлялись последние повозки обоза и, наконец, последним – Офицерский полк.

29 марта. Едва рассвело, весь Офицерский полк был на правом берегу Кубани и немедленно двинулся в сторону г. Екатеринодара. За ним Инженерная рота и батарея. В станицу зайти не пришлось. Полк вышел на большую дорогу, затем свернул с нее вправо и проходил ряд небольших ферм, окруженных садами. День был светлый; идти было легко. Генерал Марков уехал вперед, в штаб генерала Корнилова. Там он выразил свое негодование генералу Романовскому.

– Черт знает что! Раздергали мой Кубанский полк, а меня вместо инвалидной команды к обозу пришили. Пустили бы сразу со всей бригадой, я бы уже давно был бы в Екатеринодаре!

Впереди шел бой. О силе шедшего боя офицеры судили по глухому шуму, напоминавшему шум сильного ветра. У одной из ферм полк встретил генерала Корнилова со своим штабом; тут же был и генерал Марков.

У белой фермы – остановка; приказание подкрепиться чем Бог послал, осмотреть свое оружие; если нужно – заменить, выбрав лучшее среди массы брошенного красными и – обязательно взять штыки.

Через час колонна двинулась дальше, оставив на берегу Кубани взвод Инженерной роты, на случай появления неприятельских вооруженных лодок.

От фермы полк и Инженерная рота тронулись вдоль реки к видневшимся впереди кирпичному и кожевенному заводам. По дороге колонна попала под артиллерийский огонь. Приняв рассредоточенный порядок, она продолжала движение без остановок. У кирпичного завода обстрел усилился, и к артиллерийскому присоединился обстрел с р. Кубани, с речной флотилии, вооруженной скорострельными пушками Гочкиса. Однако потерь в колонне почти не было.

Пройдя завод, полк четырьмя ротами пошел на смену выдохшимся в бою батальонам Кубанского стрелкового полка и пластунскому, занимавшим участок от р. Кубань до большой дороги из станицы Елизаветинской в г. Екатеринодар, протяжением свыше 2 верст. Смена происходила под сильным артиллерийским и ружейным огнем на восточной окраине предместья, горевшего в нескольких местах. Позиция противника проходила всего лишь шагах в 600 за голым полем, с протекавшим ручьем, по краю огородов, а левее – по валику, окружавшему казармы, и была отличной во всех отношениях.

В резерве полка были поставлены: за правым флангом – 6-я рота, за левым – 4-я. Инженерная рота стала у самой реки. Кроме того, в резерве находился и смененный батальон Кубанского стрелкового полка.

Влево, уступом сзади, стояли части 2-й бригады. Таким образом, участок генерала Маркова занимал выдвинутое положение и был под обстрелом слева.

Атака

1-й и 2-й бригадам приказано в 17 час. атаковать противника и занять город. Конной бригаде обойти город с севера и востока.

До атаки было еще около двух часов, воспользовавшись которыми генерал Марков обошел все роты, стоявшие на передовом фасе. Задача: занять казармы, для атаки которых направлялись 1-я и 2-я роты, и на левом их фланге – 5-я.

– Главное – возможно быстрее к валу, – говорит он. 5-й роте он сказал:

– Сейчас будем брать артиллерийские казармы. Вы атакуете их в лоб, без задержек, без перебежек. Берегите патроны. Вашу атаку поддержат кубанцы.

Атаке будет предшествовать артиллерийская подготовка взвода 1-й батареи. Условлено о… 7 выстрелах. Роты нацелились.

Генерал Марков возле 5-й роты. Он смотрит на часы, смотрит в сторону 2-й бригады. Наконец, артиллерийский взвод открыл «беглый» огонь.

– Ну, видно, без нас дело не обойдется, – сказал генерал Марков бывшим с ним и, подбежав к 5-й роте, громко прокричал:

– С Богом! Вперед!

– Вперед! Ура! – скомандовал полковник Зотов.

За 5-й ротой поднялись другие…

Красные в первый момент даже прекратили ту редкую стрельбу, которую вели, но когда роты пробежали половину расстояния, опомнились и открыли убийственный огонь. В этом огне захлебнулась атака 5-й роты. Она залегла. Но из поселка бежала вперед цепь кубанцев, а впереди нее генерал Марков, размахивая своей папахой. Подбежав к цепи 5-й роты, он закричал ей:

– Вперед! Еще немного и казармы наши! Ура!

Минута, другая, и рота на валу, с которого красные толпами бежали к казармам, вливаясь в улицы между зданиями. По ним открыли огонь. У одного из оставленных красными пулеметов оказался неснятым замок, и прапорщик Гольдшмидт стал поливать бегущих пулеметным огнем. Но на третьей очереди – задержка.

Рота, а с ней и другие, завязали схватку с врагом среди зданий, в которых он пытался задержаться. Ручными гранатами, взятыми на валу, прекращали это сопротивление.

5-я рота вышла на окраину казарм, обращенную к городу, до которого оставалось шагов 400. Она увидела два стреляющих орудия красных. Капитан Чупихин, командир взвода роты, с группой бросился к ним, но, попав под огонь с флангов, отошел. Казармы были взяты, однако противник, находящийся вправо от них, в огородах, с их живыми изгородями, продолжал оказывать упорное сопротивление. Дальнейшее продвижение Офицерского полка было приостановлено еще и в силу того, что наступление слева 2-й бригады задержалось. Посланные туда один за другим два офицера 5-й роты были убиты. Третьему, прапорщику Гольдшмидту, посчастливилось добраться до командира 2-й бригады, генерала Казановича.

«Между тем прибыл ординарец генерала Маркова и доложил, что им только что взяты артиллерийские казармы и что генерал просит нас продолжать наступление в связи с его бригадой, которая готовится проникнуть в город. Нежинцев послал приказание своей цепи наступать. Цепь поднялась, но сейчас же снова залегла, будучи не в силах подняться из оврага, по дну которого протекал ручей. Тогда Нежинцев сам пошел поднимать цепи и скрылся в овраге» (Из записок генерала Казановича).

Сам же генерал Казанович, взяв свой резервный батальон, перешел в наступление левее большой дороги и вышел почти на линию Офицерского полка. Наступала ночь.

Далее в своих записках генерал Казанович пишет:

«Ко мне подошел полковник Кутепов, командовавший левым участком генерала Маркова, состоявшим из перемешавшихся во время атаки людей Офицерского и Кубанского стрелкового полков. Я спросил, где генерал Марков, и получил ответ, что он пошел к своему правому флангу и участку генерала Боровского. Сказав полковнику Кутепову, что я сейчас атакую окраину города и проникну в глубь его по ближайшей улице, я просил атаковать вслед за мной и правее меня; эту просьбу я просил передать генералу Боровскому и их общему начальнику – генералу Маркову. Полковник Кутепов обещал атаковать как только я ворвусь в город».

Но атака Офицерского полка не состоялась, т. к., судя по запискам генерала Казановича, «ему (полковнику Кутепову) не удавалось двинуть вперед смешанных людей разных полков, бывших на его участке», а генерал Марков «ничего не знал о моем предприятии и услышал о нем впервые, когда по его телефону передавалось мое донесение в штаб армии».

Записки участников боя для этого момента говорят иное: левофланговые роты полка были готовы к продолжению наступления и недоумевали не получая приказания и тем более потому, что стрельба со стороны города совершенно прекратилась. А между тем как раз в это время генерал Казанович с 250 бойцами проник в город до Сенной площади, не встретив никакого сопротивления, и отступил назад, т. к. не мог установить связь с Офицерским полком, продолжавшим стоять на месте. Генералу Казановичу на обратном пути пришлось пробиваться через линию красных, занявших западную окраину города со стороны Черноморского вокзала, куда левофланговым частям 2-й бригады продвинуться не удалось.

Казалось, успешное предприятие группы с генералом Казановичем могло бы иметь большие положительные результаты в атаке города, если бы его поддержал Офицерский полк. Но генерал Марков ничего о нем не знал. Он решил возобновить атаку утром. Сильная стрельба, поднявшаяся, когда из города пробивался отряд генерала Казановича, застал его уже отдавшим все нужные распоряжения и отдыхавшим.

– Черт возьми! Отдохнуть не дадут, – проворчал он, выбегая из дома с плеткой, в папахе, без пояса. Но стрельба скоро стихла.

Атака артиллерийских казарм Офицерскому полку стоила огромных потерь – до 200 человек, но настроение в нем оставалось высоким и уверенным в успехе следующей атаки.

30 марта. Генерал Марков, узнав о налете генерала Казановича в город, предложил ему повторить атаку общими силами на рассвете. Но и генерал Казанович отклонил это предложение: в его бригаде в обоих полках осталось едва по 300 штыков. Убиты были командир Корниловского полка полковник Нежинцев и его заместитель. Полковник Кутепов получил приказание принять Корниловский полк.

К утру вся западная окраина города уже была занята красными. Они массой засели в огородах. В казармах части Офицерского полка находились в выдвинутом вперед положении и всего лишь шагах в 400 от окраины города. Влево, через дорогу, уступом назад, стояли части Партизанского полка. В полдень их сменила 4-я рота Офицерского полка. Смена происходила под обстрелом. Позиция 4-й роты оказалась имеющей вид прямого угла с фасами на город, т. е. на восток и на Черноморский вокзал – на север. Оба ее фаса обстреливались фланговым огнем. Спасали роту глубокие окопчики, вырытые партизанами.

Вся площадь казарм обстреливалась ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем. Мало скрывал от обстрела валик у казарм, отделявший их от города. Красные вели огонь из окон городских зданий. Шагах в 2000 от казарм, среди огородов, стоял взвод красной артиллерии, безнаказанно обстреливающий казармы. Добровольцы экономили снаряды и патроны. Ответная стрельба велась любителями: прапорщик Дитман вытащил матрац и, лежа на нем, редко и прицельно стрелял. Пули противника рвали матрац, но стрелок не уходил, пока ему не приказал командир роты.

Полк нес потери. Один снаряд попал в пулемет, окоп и вывел из строя всю его прислугу. Измаилу, кавказцу, осколком снаряда перебило руку. Сестра милосердия Шурочка, как все ее называли, немедленно произвела операцию: перочинным ножиком она перерезала сухожилия, на которых еще держалась рука, и перевязала раненого. Все поражались ее самообладанию и хладнокровию. Все поражались и огромному самообладанию Измаила: «Хорош была рука и нет больше рука. Но есть еще одна», – говорил он, утешая себя примером поручика Федорова Павла, без правой руки управлявшегося с карабином при помощи другой руки и зубов.

У красных замечались приготовления к атаке, но всякий раз они погашались пулеметным и ружейным огнем. Но одна атака все же состоялась, и они сбили 5-ю роту. Генерал Марков подбежал к роте и контратакой восстановил положение.

Возникла новая неприятность: красные выдвинули свои части вдоль южного берега р. Кубань так, что теперь могли обстреливать позиции полка не только во фланг, но и в тыл, и, главное, единственная дорога в тыл, более или менее скрытая от наблюдения со стороны Екатеринодара, стала находиться под обстрелом.

* * *

После полудня генерал Марков был вызван в Штаб армии на совещание, на котором обстановка, сложившаяся для армии, представилась следующей: силы противника во много раз превышают силы Добровольческой армии и непрерывно продолжают увеличиваться. У противника не менее чем в два раза больше орудий и 2 бронепоезда. У него неистощимый запас патронов и снарядов. Потери, понесенные армией, восполнить некем. Мобилизация казаков, давшая несколько сот человек, свелась к нулю: казаки стали оставлять ряды армии. Замечено и явление: утечка добровольцев. В боевом составе армии осталось: в 1-й бригаде около 1200 человек, во 2-й – около 600. Конная бригада, хотя и сохранилась, но она не может оказать существенной помощи: ее обход Екатеринодара никакой видимой помощи армии не дал. Число же раненых в походном лазарете перевалило 1500 человек. Помимо всего – здоровый, находящийся в строю состав армии утомлен физически и морально. И, как бы в подтверждение усталости, генерал Марков невольно заснул, но разбуженный, извинился перед генералом Корниловым.

– Виноват, Ваше высокопревосходительство! Двое суток не ложился.

Генерал Корнилов высказал свое мнение и решение:

– Положение действительно тяжелое, и я не вижу выхода, как взятие Екатеринодара. Поэтому я решил завтра на рассвете атаковать по всему фронту. Как ваше мнение, господа?

Все генералы, кроме Алексеева, ответили отрицательно, но и тот предложил отложить штурм на 1 апреля.

– Итак, будем штурмовать на рассвете 1 апреля, – твердо сказал генерал Корнилов и отпустил генералов.

Вечером этого дня в разговоре с генералом Казановичем он сказал:

– Конечно, мы можем при этом погибнуть, но лучше, по-моему, погибнуть с честью. Отступление теперь тоже равносильно гибели: без снарядов и патронов это будет медленная агония.

Генерал Марков вернулся на свой участок внешне в бодром настроения, но полковнику Тимановскому и немногим другим он сказал:

– Наденьте чистое белье, у кого есть. Будем штурмовать Екатеринодар. Если не возьмем, а если и возьмем, то погибнем, – но вслед за этим приказал передать в части приказание о подготовке и об обязательном нашитии на головные уборы белых лент.

Для чинов Офицерского полка штурм Екатеринодара представлялся единственным решением.