Текст книги "Слова и смыслы. Мировоззрение и картина мира: ассоциативный словарь"

Сакральное, священное время – особый вид времени. Я его себе представляю скорее как пространственно-временной континуум: так мне легче оперировать образами, создавать их в своем воображении. Я, как, наверное, и все, кто соприкасается с понятием сакрального, прямо или опосредованно оказываюсь в мире Мирчи Элиаде. Он с аккуратностью ученого ввел и разъяснил понятия сакрального и профанного. В том числе сакрального времени, рассмотрев и описав историю его, можно сказать, «применения» в ритуальной, религиозной практике с древнейших времен до наших дней. Напомню смысл слов, введенных и широко использованных Элиаде. Сакральное – священное, религиозное, волшебное, магическое, иррациональное и т. д. Профанное – обычное, обыденное, мирское, рациональное. Есть еще одно слово из словаря Элиаде: иерофании. Так он называет проявления божественного, сакрального в мирском, профанном. Речь идет не о каких-то особых явлениях, а о восприятии явлений. Сами явления могут быть какими угодно: движения планет, звезд, природные явления и т. д., воспринимаемые (в силу той или иной формы и степени религиозности человека) как проявления божественного, магического и т. п. Для кого-то молния – электрический разряд, а для кого-то – действия и сигналы потусторонних сил и богов.

Попробую теперь описать сакральное время не только своими словами и образами, но и опираясь на собственные переживания, ощущения. При этом я буду так описывать, как будто я не сомневаюсь в существовании сакрального времени: на некоторое время я перестаю быть сторонним наблюдателем с сухим, рациональным, научным взглядом.

Есть два вопроса: само сакральное время и наше взаимодействие с ним, то как мы его ощущаем, как в нем оказываемся и из него выходим.

Профанное время – это то обычное время, которое мы воспринимаем как «вместилище событий», как протяженность, длительность. Сакральное время не «длится», оно существует как вечная неизменность. Оно начинается тогда, когда начинается какое-то священное действо, событие и продолжается, вернее, существует вечно. Мы из своего обычного профанного времени можем, при соблюдении определенных условий и ритуалов, оказаться в этом сакральном времени и вновь пережить все священнодействие так, как будто оно происходит не только в действительности, но и как бы впервые, здесь и сейчас, на наших глазах и с нашим участием. По окончании ритуала (литургии, например) мы возвращаемся в обычное, профанное время. Важно понимать, что то, что с нами было, не воспоминание о прошлом, а непосредственное попадание в эту вечную современность, в священное, сакральное время, которое «всегда рядом».

Не следует считать, что сакральное время «вложено» в профанное или наоборот. Они вообще не связаны друг с другом. Можно считать, что даже не соприкасаются, хотя для того, чтобы как-то представить себе наш переход из одного времени в другое, можно вообразить себе и некие точки-моменты соприкосновения без перемешивания.

Мы можем попадать в сакральное время, если у нас есть миф, есть вера в сакральность событий: Сотворение вселенной Творцом, например, или борьба Мардука с Тиамат, или распятие и вознесение Христа, или наступление и отступление Всемирного потопа, или слияние с тотемным животным, его силой, храбростью и ловкостью… Веря в эти события, в их божественное, сакральное «качество», владея определенным ритуалом (молитва, танец, песнопение, заклинание, употребление нужных напитков, действия магов, шаманов, использование иерофаний: фазы луны, приливы и отливы, священные камни, деревья, горы, могилы, книги, предметы и пр.), можно слиться с событием, происходящим в сакральном времени, стать его частью, участником.

В главе Музыка я пишу о том, что музыка обладает силой, способной переносить нас в сакральное время. У меня нет возможности обсудить эту идею с Мирчей Элиаде, поскольку я пока не научился переходить в то сакральное время-пространство (и главное – возвращаться обратно!), в котором он пребывает ныне, после своей телесной смерти в 1986 году. Так что в ожидании этой встречи я вправе фантазировать и создавать соответствующий миф. Ритуал уже существует: исполнение музыки и ее глубокое прочувствование. Осталось поверить в миф (я, как его автор, верю), и тогда музыка проделает всю нужную работу с легкостью: вы окажетесь в сакральном времени. Но я должен еще придумать – что там при этом будет происходить, в чем состоит действо и зрелище? Этого я пока не написал. Пока я считаю, что ощущения важнее и самодостаточны: без картинок и видимостей телесных превращений можно обойтись… Всякая ли музыка обладает такой силой? Нет, разумеется… Список приводить пока не буду, но некоторые имена назвать можно: Бах, Бетховен, Вагнер, Гендель, Григ… В общем те, кого мы чтим как великих, гениальных классиков.

Придумаю обращенный ко мне вопрос: «Ну, а вы-то, уважаемый автор, что обо всем, что тут наплели, думаете?» А я вот что думаю… По крайней мере сейчас, в эти дни и месяцы. Накануне своего 69-летия буквально за два дня, я написал в Интернете, на своей странице в Фейсбуке, следующее.

Праздное философствование между ужином и футболом…

«У меня нет времени» – какая глупость!

Время – единственное, что у нас – у каждого из нас – есть всегда!

У нас может не быть пространства. Может не быть имущества, семьи, друзей, денег. Может не быть воды и пищи. Может не быть зрения, слуха, обоняния и осязания. Может не быть сухого и мокрого, громкого и тихого, сладкого и кислого, твердого и мягкого, холодного и теплого, ароматного и вонючего. Может не быть радости, горя, наслаждения, боли, страха, зависти, обиды, гнева.

Единственное, чего у нас не может не быть, – времени!

Мне кажется, ясно, что я имел в виду: ресурс времени, отпущенный каждому из нас от рождения до смерти. Потом (после футбола) я вновь погрузился в размышления о времени и представил себе модель, напоминавшую то, что я прежде думал, «играя» с субстанционной сущностью времени. Я представил, что время и есть то единственное, что было «в начале». Не «слово» и не «Бог», а – время. Можно было бы его себе представить как точку, но за этим возникнет ошибочный образ «точки в пространстве». Ошибочный, потому что в придуманной мною модели пространства еще нет: время только начнет разворачиваться «во времени и пространстве», вернее, порождать и время как длительность, и пространство, как свои собственные измерения. Время без пространства представить себе сложно, но, мне кажется, можно. Просто нужно подобрать, а еще лучше, придумать самостоятельно некий зрительный (еще лучше – звуковой) образ…

Пространство – это дополнительные измерения времени. Пространственно-временной континуум – это «просто» четырехмерное время.

Время без пространства может существовать, во всяком случае, это можно себе представить. Пространство без времени – невозможно, даже если мы всего лишь мысленным взором его окидываем. Если мы движемся по оси Х, Y или Z, то мы движемся! То есть реализуем некую последовательность. А последовательность – любая – это и есть время.

Время – первично, пространство – вторично. Время – единственный первоэлемент. Все сущее – формы существования времени. Время – материально (я так хочу! То есть постулирую!). Можно, конечно, представить себе нечто вроде платоновской «идеи времени» и объявить его нематериальным архетипом времени… В сущности, тогда время (идея времени) станет Творцом всего сущего. С этой моделью тоже можно жить и работать, но мне, как правило (но не всегда), комфортнее считать время материальным.

Любой разговор о времени бесконечен. Я не смогу в этом кратком эссе даже очень поверхностно рассказать хотя бы основных направлениях мысли, развивавшихся в прежние времена и бурно ветвящихся ныне, в которых обсуждается «проблема времени». Остановлю себя и закончу текст вопросом, который я себе задал, но ответа пока не нашел. И не хотел бы слишком быстро найти, а хотел бы подольше искать и размышлять. Вопрос, или предположение, таков: время придумано потому, что есть смерть; не было бы смерти – не было бы и нужды во времени.

Так это или нет – не знаю… Может, все-таки и в вечности, в бессмертии зачем-то нужно располагать события во времени?

Кто знает, Ватсон, кто знает?..

Похоже, лет 150 тому назад словом «вселенная» обозначали весь населенный людьми мир, нечто очевидное (оче-видное), а не абстрактное понятие: «Всю-то я вселенную проехал, нигде милой не нашел. Я в Россию возвратился, сердцу слышится привет» – вот так бесхитростно пелось в русской народной песне. Такое же слово и понятие было и у других народов, например у греков: ойкумена. На этом основании в нашей околонаучной литературе можно прочитать вполне рабское суждение о том, что слово «вселенная» появилось в русском языке как перевод с греческого. Это, похоже, настоящая академическая глупость. У меня нет ни малейших сомнений – без всяких ненужных доказательств, – что слово это родилось в русском языке само по себе самым естественным образом и входило в бытовую лексику.

Не знаю, когда именно в русском языке под вселенной стали понимать весь материальный мир – Землю, планеты, галактики, космос, но вот Пушкин, как мне кажется, имел в виду только земной мир, когда писал «Анчар, как грозный часовой, стоит один во всей вселенной».

А вот потом, когда размышления и познание природы, развились, это слово ввела в свой оборот наука и наполнила его иным содержанием. Теперь, похоже, только это содержание и осталось. Поэтому, если современные слушатели вдруг задумываются над содержанием народной песни – что, конечно, маловероятно, – то могут в недоумении приподнять бровь: «Вот заливает! Вселенную он, грит, всю проехал!»

Кстати, важно подчеркнуть, что вселенная с научной точки зрения – это только материальный мир. Мир ментальный, вымышленный, мифологический в рамках науки понятием «вселенная» не охвачен. Впрочем, у некоторых философов и особенно – эзотериков (см. Эзотерика) на сей счет иное мнение: умозрительная (вымышленная) Вселенная является частью «полной» Вселенной. Поскольку такой подход без оговорок и пояснений распространен в разного рода популярных и пропагандистских текстах, оказалось, что на уровне масс-культуры о Вселенной говорят как о состоящей из неразрывно связанных пространств: наблюдаемого и умозрительного. Ну и ладно… Можно считать и так, особенно если этот составной характер понятия осознается.

Представление о Вселенной для меня не просто элемент общей культуры, а часть профессиональной подготовки: я окончил физический факультет университета по кафедре теоретическая и математическая физика. Я не специализировался по направлениям астрофизика или космология, но базовые представления о том, чем в этих направлениях занимается наука, я получил. А в дальнейшем старался просто быть в курсе хотя бы на том уровне, которого придерживались такие, например, журналы, как «Наука и жизнь: научная достоверность при популярном изложении.

Что, на мой взгляд, важно в собственных размышлениях о Вселенной наедине с самим собой: психологический комфорт, некая познавательная гармония (противоположность когнитивному диссонансу). У меня такой комфорт был и есть. Я многого не знаю, не понимаю, но это нормальное для меня состояние. Еще раз повторю: незнание – нормальное состояние. Для ученого – единственно возможное. Иначе он перестанет исследовать, познавать и превратится в догматика, схоласта. Для меня существующий уровень сведений о Вселенной – ее происхождении, динамике, структуре и прочем – психологически комфортен при всей его ограниченности и неполноте. Поскольку я стараюсь собственным комфортом делиться с окружающими, попробую здесь изложить какие-то важные вещи.

Важным является вопрос о происхождении Вселенной. На него есть множество ответов, высказанных во всех вероучениях, отличающихся деталями, но едиными в одном: Вселенная создана неким Творцом, Создателем, Мировым Разумом. В разных религиях у Творца отличающиеся имена и свойства, варьируются также цели, мотивы, характер взаимодействия Творца с сотворенным миром и его обитателями. Религии не оставляют без ответа ни один вопрос, приходящий людям в голову, не боясь противоречий. Они заявляют о «непостижимости замыслов Творца», и тут же формулируют его ожидания и требования по отношению к людям, некие условия взаимодействия (осуществляемые, как правило, через церковь), ссылаясь на пророков и священные книги, через которых Творец сообщил, что посчитал нужным. Религии не просто готовы отвечать на вопрос «зачем?», но ставят его в центр всех рассуждений и предписаний, формулируя, тем самым то, что относится к «смыслу жизни».

Наука не ставит вопрос «зачем?» и, соответственно, не пытается на него ответить. Наука ставит вопрос «как?» и по мере своего развития находит ответы с большей или меньшей точностью, не забывая указать меру этой точности. Наука не отвечает на вопрос «зачем тело массы т, вылетело со скоростью v под углом α к горизонту»? Она может ответить на вопрос «на каком расстоянии от точки вылета тело пересечет линию горизонта?» или описать траекторию полета строгой формулой. Наука может также объяснить, почему тело полетит именно так, а не иначе. Может указать, что если скорость тела будет сравнима со скоростью света, то в уравнения, описывающие движение тела, надо ввести дополнительные члены и параметры и т. д.

То же самое относится и ко Вселенной. Зачем она создана – если она кем-то создана, – вопрос не к науке. Это удел религий и философии. (Считать или не считать философию наукой – вопрос забавный, и время от времени его стоит задавать, хотя бы для того, чтобы дружелюбно подразнить молодых и старых философов, стремящихся к получению ученой степени либо уже обладающих ею. Но если вынудить самого себя кратко на него ответить, то можно сформулировать несколько тезисов.

– Философия не отказывается ни от рационального, ни от иррационального способа постижения мира.

– В отличие от религии она не догматизирует свои методы и результаты.

– В отличие от науки философия бесстрашно погружается в метафизику, не отказывая себе в праве исследовать «метафизическое» любыми способами, в том числе и рациональными.

– Для религии истина – это ее базис, это то, чем следует овладеть и на чем стоять.

– Для науки истина – это проверяемый результат.

– Для философии истина – это то, к чему следует двигаться, сознавая при этом ее недостижимость.)

Научный метод исследования Вселенной состоит в наблюдении за ней, за происходящими в ней процессами, движениями и в попытках построить модель, которая включала бы в себя эти процессы, устанавливала бы причинно-следственные связи между ними и позволяла бы прогнозировать то, что может произойти, и описывала то, что происходило в прошлом. За последние лет триста возникало несколько таких (научных) моделей Вселенной. В последние лет сто возникло несколько космологических гипотез: о так называемом Большом взрыве с различными вариациями, о стационарной Вселенной, об инфляционной Вселенной и др. Иногда – по небрежности, либо по неграмотности (а то и с умыслом) – говорят не о гипотезе, а о теории Большого взрыва. Так говорить нельзя. Теории – то есть системы знаний, устранивших внутренние противоречия в рамках избранной модели, – нет. Есть гипотезы и модели, каждая из которых более или менее хорошо описывает целые комплексы наблюдаемых процессов. Но при этом остаются такие наблюдения и факты, которые одной моделью не описываются (по крайней мере, с удовлетворительной точностью), но описываются другой моделью, имеющей уже свои собственные недостатки и неточности. И это нормальное положение дел для научной парадигмы, для научной методологии. Научное познание всегда в процессе, в поиске. Каждое новое достижение, новое наблюдение, новое знание порождает несколько новых вопросов, загадок, «незнаний». Граница, отделяющая «знание от «незнания», все время растет: чем больше «знания», тем больше пространство «незнания». Это можно представить себе как раздувающийся воздушный шар, внутри которого – «знание, а вне его – мир непознанного. Шар раздувается, и площадь его поверхности (пространство или множество заданных вопросов) увеличивается. Чем больше вопросов – тем больше мир непознанного, «незнание».

Я не стану составлять научно-популярный обзор существующих теорий и гипотез: это уже сделано многими другими, и сделано, иногда, неплохо. Но ничей ум при этом «не успокаивается»: не удовлетворены авторы теорий, недовольны и их потребители. Вызывают восхищение сила и изворотливость человеческого ума, придумывающего все новые и новые ответы на вопрос о происхождении Вселенной и о том, что же было «раньше». Но вслед за восхищением исходный вопрос возвращается…

Я не смогу – даже для самого себя – ответить на вопрос: что было до возникновения Вселенной? (См. Время.) Успокоить себя в этой связи можно, быть может, лишь тем, что никто в мире не может на этот вопрос ответить. В наших силах лишь думать об этом и знакомиться с мнениями других людей и результатами науки, упорно «долбящей» этот вопрос. Моделей возникновения Вселенной много, и они продолжают развиваться. Их можно разделить на две группы: те, в которых время когда-то «началось», – гипотеза Большого взрыва и ее разновидности; и те, в которых время «было всегда», – гипотеза стационарной Вселенной и ей подобные, а также самые современные (инфляционные) модели «мультивселенной».

Вариант Большого взрыва, в котором время «возникло» в момент взрыва, а до этого не существовало ни времени, ни пространства, а была лишь некая «сингулярность», развивается около ста лет и неплохо согласуется со многими экспериментально наблюдаемыми явлениями во Вселенной. Но от изучения самого момента времени «нуль» и даже интервала от нуля до 10–43 сек гипотеза уклоняется, поскольку нет ни сносной модели происходящего, ни аппарата исследования: высказывается предположение, что на этом промежутке известные законы физики и их математические интерпретации не работают. О том, что было «до нуля», то есть в «отрицательное время», и говорить не приходится. В курсе теоретической физики сказано, что решение уравнений Эйнштейна нельзя продолжить в область отрицательного времени, и потому в рамках общей теории относительности вопрос «Что было до рождения Вселенной?» не имеет смысла. Популяризаторы науки и журналюги, описывая проблему «самого начала» в тысячах публикаций, произносят слова, типа «физических законов тогда не существовало» или «они не действовали». Это неверно. Надо хотя бы намекнуть, что по каким-то законам что-то там все-таки происходило, но мы их пока не смогли ни познать, ни сформулировать в рамках обсуждаемой модели Большого взрыва. А сама Природа не бывает «беззаконной».

В общем, у модели Большого взрыва есть большая проблема: начало – причина «взрыва» и модель динамики первых мгновений. Житейская логика не может и не хочет себе представлять состояние, до которого «ничего не было» – даже времени. А вот религиозные люди охотно принимают этот подход. Папа Римский Пий XII еще в 1951 году провозгласил, что у католиков нет возражений против модели Большого взрыва. И немудрено: «тайна» первых 10^–43 сек – то, что им надо! Пусть тайной и остается: Бог именно тогда и запустил весь процесс. На самом деле верующие тоже не знают, как возникла Вселенная. Только они это свое незнание делегируют Богу, который, типа, знает, а нам не положено.

Кроме модели Большого взрыва есть и другие. В каждой из них какие-то проблемы снимаются, но какие-то появляются. Что-то хорошо объясняет модель Большого взрыва, а что-то – другие. Пока не создано модели, удовлетворительно совпадающей со всеми экспериментальными данными.

В 1979 году советский физик А. А. Старобинский предложил так называемую инфляционную модель Вселенной. Немного позднее близкую идею высказал Алан Гус (Alan Guth) из Массачусетского технологического института. В этой модели предполагается, что в период с 10^–35 до 10^–32 доли первой секунды расширение происходило быстрее, чем по модели Большого взрыва. Эта стадия быстрого расширения и была названа инфляцией (раздуванием) Вселенной.

Одним из вариантов инфляционной Вселенной является модель Мультивселенной (multiverse). Вселенная представляется в виде бесконечного пространства, в котором на расстояниях, превышающих т. н. горизонт событий возникают и эволюционируют Вселенные. Друг с другом они не пересекаются, не взаимодействуют. В каждой из них формируются свой собственный мир и свои собственные законы, в том числе и законы физики. У гипотезы Мультивселенной есть как сторонники (среди них стоит назвать сверхпопулярного Стивена Хокинга и нашего соотечественника Андрея Линде), так и противники. Многие считают эту гипотезу пока скорее философской, нежели научной (поскольку ее пока нельзя опровергнуть с помощью научного эксперимента). Однако «с бытовой точки зрения» она вполне комфортна: мы описываемую картинку легко можем себе представить. И такого тупикового образа «несуществующего времени», как в модели Большого взрыва, здесь вроде бы нет. Но это на бытовом уровне его нет. Физики этим уровнем не удовлетворяются и копают глубже и дальше. В результате возникают новые вопросы, на которые нет ответа. Критик инфляционных моделей Роджер Пенроуз и вовсе назвал их «заметанием сора под ковер», то есть проблемы не разрешены, а лишь отодвинуты и запрятаны.

Пенроуз предложил одну из наиболее «умиротворяющих» моделей возникновения Вселенной. «Умиротворяющей» в смысле того психологического дискомфорта, который вызывает вопрос «что было до Большого взрыва?». Эта модель называется «конформная циклическая космология». Описать ее простыми словами довольно затруднительно, но кое-что я попытаюсь сделать. Модель Пенроуза не отрицает ни взрыв, ни расширение Вселенной. Но говорит о взрыве как о переходе из одного состояния вселенной в другое, из одного «Эона» в новый «Эон». Это словечко из древнегреческой философии перетекло в гностическую эзотерику и наполнено там своим метафизическим смыслом. Пенроуз использует его упрощенно, как синоним некого огромного интервала времени, в течение которого Вселенная как-бы рождается и как бы умирает, переходя в новой эон, где она снова рождается. Полезным зрительным образом могут служить картинки Мауриса Корнелиуса Эшера на тему «Вверх по лестнице ведущей вниз»: двигаясь по этой лестнице все время вниз, мы вновь оказываемся в начале, то есть снова вверху. Пенроуз к этим картинкам имел в свое время непосредственное отношение: он придумал именно эту «лестницу Пенроуза», а Эшер ее нарисовал. Вот такая «невозможная» конструкция и предлагается в качестве реальности, в которой мы существуем. Для обоснования этого нужно погружаться в математику, в так называемую конформную геометрию, чего мы делать не станем. Попробуем ограничиться тем, что смогли представить. И в дополнение к этому наше воображение и сведения о разных восточных религиях привлекут концепции вечного преобразования, перевоплощения Вселенной и наших душ, Колесо Сансары и прочие вполне утешительные образы.

Не хочется завершать в слишком серьезном тоне. Размышления о Вселенной должны нас радовать, а не повергать в уныние. Думаю, вполне уместными здесь будут афоризмы Козьмы Пруткова.

– Рассуждай токмо о том, о чём понятия твои тебе сие дозволяют. Так, не зная законов языка ирокезского, можешь ли ты делать такое суждение по сему предмету, которое не было бы неосновательно и глупо?

– Где начало того конца, которым оканчивается начало?

– Человек! возведи взор свой от земли к небу, – какой, удивления достойный, является там порядок!