Текст книги "Слова и смыслы. Мировоззрение и картина мира: ассоциативный словарь"

Часто (скажу с тревогой: все чаще и чаще) встречаются утверждения о «цикличности времени». Обычно это преподносится (разного пошиба современными эзотериками) как ощущение, которым люди обладали в древности и которое утрачено в связи с наступлением рационального знания. Затем рассказывается о разных временных циклах и календарях – майя, египетских жрецов, китайских мудрецов и т. д. В качестве обоснования цикличности времени используется перечисление видимых периодических явлений: дни и ночи, времен года, движения планет и т. д. Тем самым осуществляется подмена: реально существующие периодические явления и процессы объявляются свойством времени. Отсюда делается следующий «логический» шаг: все события в мире являются циклическими, повторяющимися. Далее встраиваются различные мировоззренческие религиозные концепции. Скажем, условно «европейская»: от Античности через Средневековье (алхимический змей Уроборос, пожирающий собственный хвост) к различным концепциям «вечного возвращения», определяющим годовые циклы богослужений во всех авраамических религиях («Что было, то и будет» – Екклесиаст) и в философских системах (Шопенгауэр, Ницше и др.). Более глубокое понимание времени и в рамках религиозного мировоззрения состоит в сочетании линейного и циклического движения, образующего движение спиралевидное. Условно «азиатская» концепция цикличности времени предстает в виде бесконечного цикла повторений-перерождений (колесо Сансары) в индуизме, повторяющихся циклов китайского календаря и т. п. При этом в ставшем популярным китайском календаре каждый одноименный год (Петуха, Свиньи и т. д.) несет в себе повторяющиеся, ему присущие особенности и свойства. И индийские и китайские представления о времени и о цикличности явлений, разумеется, гораздо глубже, чем коммерциализированные празднования «китайского Нового года» и игры в соответствующие символы. Соответственно, и разговор об этом требует более глубокого погружения, которое я здесь совершать не планирую. Мне хотелось подчеркнуть лишь одну важную мысль: из наблюдаемой повторяемости каких угодно процессов и явлений не вытекает никаких «свойств времени». Речь может идти о свойствах этих явлений и процессов, но не о «свойстве времени». Не «время циклично», а «явления бывают цикличны».

Подспудно (а иногда и открыто) противопоставление «утраченного людьми» свойства ощущать «цикличность времени» представлению о линейности времени является проявлением мировоззренческой (и политической) борьбы «консерваторов» с концепцией «прогресса». И в той и в другой позиции немало верного, оправданного. Но в своих радикальных формах «консерватизм» выглядит как мракобесие и религиозно-фанатичный фундаментализм, а «прогрессизм» – как циничное оправдание нахрапистой алчности и порабощения одних людей другими.

Философы, в том числе и те, которые пользуются часами, не удовлетворены описанием «технического», или «физического», времени. Они хотят понять его философскую, онтологическую суть. Выше мы этого слегка коснулись, теперь продолжим. Процесс постижения природы времени растянулся на тысячелетия и далеко еще не завершен. От Аристотеля до Гуссерля, Хайдеггера, от Ньютона до Эйнштейна, Минковского и Козырева – и еще многих и многих мыслителей волновала и продолжает волновать природа времени. Меня это тоже волнует. Но прежде чем поделиться своими волнениями, приведу довольно длинную цитату.

«…Что же такое время? Кто смог бы объяснить это просто и кратко? Кто смог бы постичь мысленно, чтобы ясно об этом рассказать? О чем, однако, упоминаем мы в разговоре как о совсем привычном и знакомом, как не о времени? И когда мы говорим о нем, мы, конечно, понимаем, что это такое, и когда о нем говорит кто-то другой, мы тоже понимаем его слова. Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю. Настаиваю, однако, на том, что твердо знаю: если бы ничего не происходило, не было бы прошлого времени; если бы ничто не происходило, не было бы будущего времени… И если бы настоящее всегда оставалось настоящим и не уходило в прошлое, то это было бы уже не время, а вечность; настоящее оказывается временем только потому, что оно уходит в прошлое. Как же мы говорим, что оно есть, если причина его возникновения в том, что его не будет! Разве мы ошибемся, сказав, что время существует только потому, что оно стремится исчезнуть?

Если и будущее, и прошлое существуют, я хочу знать, где они. Если мне еще не по силам это знание, то все же я знаю, что, где бы они ни были, они там не прошлое и будущее, а настоящее. Если и там будущее есть будущее, то его там еще нет; если прошлое и там прошлое, его там уже нет. Где бы, следовательно, они ни были, каковы бы ни были, они существуют только как настоящее. И, правдиво рассказывая о прошлом, люди извлекают из памяти не сами события – они прошли, – а слова, подсказанные образами их: прошлые события, затронув наши чувства, запечатлели в душе словно следы свои. Детства моего, например, уже нет, оно в прошлом, которого уже нет, но когда я о нем думаю и рассказываю, то вижу образ его в настоящем, ибо он до сих пор жив в памяти моей.

Мы измеряем время, пока оно идет, и можем сказать, что этот промежуток времени вдвое длиннее другого или что они между собой равны, и вообще сообщить еще что-то относительно измеряемых нами частей времени. Оно измеряется, следовательно, пока проходит; когда оно прошло, его не измерить: не будет того, что можно измерить. Но откуда, каким путем и куда идет время, пока мы его измеряем? Откуда, как не из будущего? Каким путем? Только через настоящее. Куда, как не в прошлое? Из того, следовательно, чего еще нет, через то, в чем нет длительности, к тому, чего уже нет.

Время, становясь из будущего настоящим, выходит из какого-то тайника, и настоящее, став прошлым, уходит в какой-то тайник».

Эти цитаты взяты из текста, написанного более 1600 лет тому назад! В 397–398 году н. э. в Северной Африке в Нумидии, в городке Тагаст, которому суждено было исчезнуть, как и самой Нумидии. Теперь это земли Алжира, а город, возникший спустя столетия на руинах Тагаста, называется Сук-Ахрас. Могиле автора этих строк повезло больше, чем городу и государству. Аврелий Августин – так звали автора – родился в Тагасте в 354 году, а умер неподалеку в городе Гиппон (Hippon), поэтому его после смерти стали называть Аврелий Августин Иппонийский, но более всего он известен как Блаженный Августин. Он причислен к лику святых и Католической, и Православной церковью. Согласитесь, что вышеприведенный текст не может не восхищать – и ясностью мысли, и стилем. Жизнь и труды Блаженного Августина достойны и памяти, и изучения, и почитания. Его мать – христианка (Св. Моника), отец – язычник, римлянин, землевладелец. Жизненный путь Августина был достаточно извилист и насыщен разными событиями, изменением взглядов и образа жизни. Жил он и в Карфагене, и в Риме, и в Медиолане (Милане). Неподалеку от Милана и упокоились его останки, которые сперва были захоронены в Сардинии (Гиппон в те дни, когда он умирал, был взят варварами, и ученики Августина ради спасения тела от поругания вывезли его на остров), а три столетия спустя выкуплены королем лангобардов Лиутпрандом и захоронены в Павии близ Милана. Блаженный Августин оставил после себя немало трудов, среди которых наиболее известными считаются «Град Божий» и «Исповедь». Он был, несомненно, человеком огромной эрудиции, ума и таланта, и то, что память о нем священна, совершенно справедливо. Вышеприведенные рассуждения о времени – цитата из «Исповеди». Но не упустим возможность привести еще одну его цитату, совершенно не относящуюся к делу, но показывающую, быть может, ускользающую из распространенных знаний о нем широту его натуры: «Добрый Боже, дай мне целомудрие и умеренность… Но не сейчас, о Боже, ещё не сейчас!»

Вот что сказал выдающийся немецкий философ Эдмунд серль о рассуждениях Августина, касающихся времени: «Анализ (о)сознания времени – давний крест дескриптивной психологии и теории познания. Первым, кто глубоко ощутил огромные трудности, которые заключены здесь, и кто бился над ними, доходя почти до отчаяния, был Августин. Главы 14–28 книги XI "Исповеди" даже сейчас должны быть основательно проштудированы каждым, кто занимается проблемой времени».

Мы, быть может, и не проштудировали, но прикоснулись. Так что – пойдем дальше!

Есть любопытная точка зрения: время неподвижно, оно вообще никуда и ниоткуда не «течет». «Это не время идет куда-то – это мы приходим и мы уходим. Время остается там, где оно есть, где оно было всегда. Это не ручей; мы – ручьи. Время не может быть ручьем, потому что оно не вещество» – так пишет Ошо. И еще: «Подумайте о пространстве… вы никогда не думаете о пространстве как о ручье. Пространство есть всегда: вы приходите и уходите… но пространство остается на месте… Если время – четвертое измерение пространства, то это значит, что ни пространство не идет никуда, ни время не идет никуда». Ошо, размышляя о времени, приводит мысли Махавиры о том, что душа («самайя» на санскрите) – это и есть время. Душа – самая сокровенная суть нашего существа, это то, что никогда не изменяется, это единственное, что всегда остается, все остальное продолжает течь. Наша душа, наш глубинный наблюдатель – это и есть время. Единственная реальность на свете – это «сегодня», это «здесь и сейчас». В этом самом мгновении содержится вся вечность, все прошлое и все будущее, и это мгновение – внутри нас. Мы просто не всегда осознаем его необъятность.

Здесь я себя остановлю, чтобы не превращать свои размышления в попытку реферата по философии – и неуместно и не по силам. Упомяну – и для демонстрации каких-то своих сведений об этом и для тех, кто настроен более серьезно, чем я, – несколько философских трудов, в которых обсуждается время. Например, Мартин Хайдеггер «Бытие и время» и многочисленные комментарии его переводчика Владимира Бибихина; Джеральд Уитроу – «Естественная философия времени». Скажу, что с 1966 года существует Международное общество по изучению времени, издается журнал «KronoScope» (США). У нас в стране на базе МГУ существует Институт исследований природы времени, есть целое направление в науке – темпорология.

Когда-то я размышлял надо мною же заданной задачей: придумать такую способность или умение, которое было бы уникальным, но при этом бесполезным. Я придумал такое: внутреннее свойство автоматически определять точное время – без часов, без взгляда на солнце и т. д. Этот ответ удовлетворял условиям поставленной мною же задачи: умение уникальное, а пользы, в общем, никакой.

В тот момент я еще не думал о довольно глубоких вещах, лежавших рядом. То, что у человека нет «органа времени»[2]2
  В 2017 году исследователи Джеффри Холл, Майкл Росбаш и Майкл Янг (США) разделили Нобелевскую премию по медицине за то, что обнаружили участок ДНК, который отвечает за биологические часы. Ген определяет выработку специального белка, который накапливается в клетках ночью и расходуется днем. Эти колебания и соответствуют циркадным ритмам – циклическим колебаниям интенсивности различных биологических процессов, связанных со сменой дня и ночи.


[Закрыть], я фиксировал как данность. Но я тогда не знал о двух фактах. Первый – рассуждения И. М. Сеченова: «В самом деле, только звук и мышечное ощущение дают человеку представление о времени, притом не всем своим содержанием, а лишь одною стороною, тягучестью звука и тягучестью мышечного чувства. Перед моими глазами двигается предмет; следя за ним, я двигаю постепенно головой, или глазами, или обоими вместе; во всяком случае зрительное ощущение ассоциируется с тянущимся ощущением сокращающихся мышц…» Второй факт – эксперимент французского геолога Мишеля Сифра, который в 1962 году провел два месяца в пещере на глубине 135 м с главной целью, как он писал, «познать, уловить самое неуловимое и наименее познаваемое – время…». Он знал, что в условиях изоляции длительность циклов «сон – бодрствование» изменяется, и, находясь в пещере, пытался рассчитать прошедшее время с учетом вероятного, но чувственно им не воспринимаемого изменения длительности своих субъективных суток по отношению к суткам астрономическим. Тем не менее, когда 14 сентября в 6 ч 30 мин ему сообщили о завершении эксперимента, то, по его расчетам, было еще только 8 ч утра 20 августа. То есть на чувственном уровне прошло чуть более месяца, в то время как в действительности – два.

Этот и многие другие эксперименты, и наблюдения показывают, что «индивидуальное время» течет со своей индивидуальной скоростью, мерилом которой являются собственные ощущения и эмоции. Философы в этой связи ввели два, так сказать, сорта времени: физическое и антропологическое, то есть то, в котором мы просто живем.

Как я выше писал, стало модным приписывать людям древности наличие свойства ощущать время не линейным – из прошлого в будущее без остановок, – а цикличным, каковым оно проявляет себя в смене времен года, дня и ночи, рождения и смерти. Думаю, однако, что люди в древности были и умны и проницательны, они вполне улавливали отличие времени сакрального от бытового. У древних греков, достигших высочайших высот и бездонных глубин в философии, было два слова для обозначения двух разных типов видов времени: хронос и кайрос. Хронос – это практически то же самое, что и просто время, имеющееся во всех остальных языках: мера последовательности событий, количественная мера, именно от этого греческого слова происходит хронология. Что касается кайроса, то это не способ что-то измерять, это особое качественное состояние мгновения, в которое нужно действовать, чтобы достичь удачи: благоприятный момент, миг удачи. Эти мгновения возникают и исчезают непредсказуемо, ничто не предвещает их появления, и надо быть начеку, надо успеть сориентироваться и «схватить удачу». Поэтому античные греки изображали бога Кайроса с лысой головой, украшенной одной прядью на лбу – наподобие хохла запорожских казаков. Смысл этих деталей в том, что ухватить Кайроса можно только за эту прядь, а если он уже пролетает мимо, повернувшись лысым затылком, то схватить его будет не за что. Да, мы нередко «упускаем шанс» и «теряем время». Неплохой афоризм в этой связи придумал французский писатель Жюль Ренар: «Только время не теряет времени». Есть и русская пословица с несколько иной дидактикой: «Если всюду торопиться, так ни на что времени не хватит».

Помимо «практической возможности», которую Кайрос предоставляет людям, в самой концепции этих двух типов отражено представление о двух ипостасях времени: количественном и качественном. В ходе непрерывного течения хроноса все время или время от времени рождается некое «иное время» с особым качеством, дарующим новые возможности, перспективу развития. То есть время не только бесконечно, но и обновляет само себя в качественном отношении.

Вечность – это бесконечность самого времени и бесконечность существования во времени. Вроде бы это очевидно и просто. Но не совсем уж это «просто», учитывая многочисленные вариантами ответа на вопрос: что такое время? Я бы хотел обратить внимание на самое, быть может, распространенное использование понятия «вечность» в христианском вероучении. В нем есть «муки вечные» и «жизнь вечная». Вот что я в этой связи думаю: жизнь «вечная» (та, которой награждаются праведные души после смерти, по окончании земной жизни) лишена смысла! Потому что она – вечная. У вечной, бесконечной жизни просто не может возникнуть смысла. Это какое-то растительное, предельно примитивное состояние вечного блаженства – какой уж тут смысл. И про «муки вечные» тоже хочется сказать: их не может быть – пребывание «в вечности» лишает чувства времени; «времени нет» и «время бесконечно» – практически тождественные понятия. Вечное не ощущается как длящееся.

А теперь я приведу цитату из эссе Х.-Л. Борхеса «Время»:

«Итак, мы поставили проблему времени. Возможно, мы сейчас не решим ее для себя, но мы можем сравнить предлагавшиеся решения. Самое древнее из них принадлежит Платону, у которого его заимствовал Плотин, а затем и Святой Августин. Эта идея – одно из самых прекрасных изобретений человека. Я полагаю именно человека, но, если вы религиозны, вы, должно быть, думаете иначе. Это прекрасное изобретение – вечность. Что такое вечность? Вечность – не сумма всех наших вчера. Вечность – это все наши вчера, все вчера всех разумных существ. Все прошлое, все неизвестно когда начавшееся прошлое. И настоящее. Мгновение, охватывающее все города, все миры, межпланетное пространство. И наконец, будущее. Еще не сотворенное, но тоже существующее во времени.

Теологи считают вечность мгновением, в котором чудесным образом объединены эти разные времена. Воспользуемся словами Плотина, глубоко прочувствовавшего проблему времени. Плотин говорит: существуют три времени, и все три – настоящее. Одно – непосредственное настоящее, мгновение, когда я говорю. То есть мгновение, когда я говорил, ведь это мгновение уже относится к прошлому. Другое время – настоящее прошедшего, оно называется памятью. И третье – настоящее будущего, то, что видится нашим надеждам и страхам.

А теперь перейдем к тому решению, которое дал Платон; оно кажется произвольным, но я надеюсь показать вам, что это не так. Платон говорил, что время – текучий образ вечности. Он начинает с вечности, с Вечного Существа, желающего отразиться в других существах. Но в вечности это невозможно. Отражение должно осуществиться последовательно. Время становится текучим образом вечности. Как сказал великий английский мистик Уильям Блейк, "время – дар вечности". Если бы нам было даровано все бытие!.. Бытие больше Вселенной, больше мира. Если бы нам лишь однажды показали все бытие, мы были бы раздавлены, сломлены, уничтожены. Мы бы погибли. Время – дар вечности. Вечность позволяет нам жить в последовательностях. У нас есть дни и ночи, часы и минуты, у нас есть память, есть сиюминутные ощущения, и, наконец, у нас есть будущее, будущее, которого мы еще не знаем, но предчувствуем или боимся.

Все это нам дано в последовательности, потому что мы не вынесли бы безмерной тяжести совокупного бытия Вселенной. Таким образом, время становится для нас даром вечности. Вечность позволяет нам жить в последовательности. Шопенгауэр сказал, что, к счастью для нас, наша жизнь делится на дни и ночи, бодрствование прерывается сном. Утром мы встаем, проводим день, а потом засыпаем. Если бы не было сна, жизнь стала бы невыносимой. Мы не были бы хозяевами наших наслаждений. Целостность бытия для нас невыносима. Поэтому все, что нам предоставляется, дается постепенно.

Со схожими идеями связана концепция переселения душ. Возможно, как верят пантеисты, мы растворены во всех минералах, всех растениях, всех животных, всех людях. Но, к счастью, мы этого не знаем. К счастью, мы верим в индивидуальности. И если бы мы не были обмануты, эта цельность раздавила бы нас».

Прокомментирую. Прежде всего, просто призову получить вместе со мной удовольствие от встречи с Борхесом. Он мне – и миллионам почитателей во всем мире – нравится. И его рассуждения, и его эрудиция поучительны и благотворны. В этом фрагменте важной является, прежде всего, отправная точка: идея вечности, существующая «в формате» платоновской идеи, то есть сродни некой бестелесной сущности, витающей «где-то там» и живущей своей жизнью. Этой идее вечности приписано желание: отразиться в других существах. Не вижу решительно никаких оснований приписывать какой-либо платоновской идее желаний. Платоновские идеи «по идее» самодостаточны, и до всего прочего у них нет (не должно быть) дела. Однако это – ошибочное, на мой взгляд, – предположение не отменяет прекрасной метафоры: «время – текучий образ вечности». Просто это не образ, возникший в связи с «желанием» идеи, а образ, созданный человеком (Платоном), размышлявшем о вечности и о времени.

С размышлениями о вечности тесно связаны размышления о бесконечности (См. Бесконечность) и о бессмертии (См. Бессмертие).

Время для писателя, сочиняющего сложный роман, такой, например, как «Война и мир», это довольно гибкий инструмент, позволяющий мгновенно перемещаться из одной эпохи в другую, из сферы переживаний одного персонажа в мир размышлений другого. И при этом у всех описываемых событий своя скорость движения времени: для нетерпеливого, томящегося ожиданием, время течет медленно, для страшащегося приближения неприятного события – быстро… Эти особенности людской психологии писателям известны, и они их красочно описывают, стремясь к полноте раскрытия чувственно-образного мира своих персонажей. Загадочную фразу произнес Валентин Катаев в «Святом колодце»:

«…Я мог приказать разбудить себя в определенное время, хотя времени, как такового, в общем, не существует». К этой мысли он вернулся и в «Алмазном венце»: «Только что я прочел в черновых записях Достоевского: "Что такое время? Время не существует, время есть цифры, время есть отношения бытия к небытию…" Я знал это уже до того, как прочел у Достоевского. Но каково? Более чем за сто лет до моей догадки о несуществовании времени! Может быть, отсюда моя литературная «раскованность», позволяющая так свободно обращаться с пространством».

Мне эта броская мысль «в свое время» (было мне, наверное, лет 16–17) понравилась, как нравился вообще Катаев. То, что это не просто броская фраза, а нечто, уходящее в философскую глубину, стало мною осознаваться гораздо позднее.

Вот еще один пример рассуждений о существовании и несуществовании времени. Их автор – Петр Демьянович Успенский, выдающийся исследователь «таинственного», «чудесного», эзотерического. Вот что он пишет в своей книге «Новая модель Вселенной», написанной в эмиграции на английском языке и изданной в Лондоне в 1930 году. Приведу довольно длинную цитату, благо избранный жанр моего сочинения (эссе) это вполне допускает.

«Проблема времени – величайшая загадка, стоящая перед человечеством. Религиозное откровение, философская мысль, научное исследование и оккультное знание – все сходятся на одном, на проблеме времени, и все приходят к ее одинаковому решению. Времени нет! Нет непрерывного и вечного возникновения и исчезновения явлений. Нет вечного фонтана являющихся и исчезающих событий. Все существует всегда! Есть только вечное настоящее, Вечное Теперь, которого не в силах ни охватить, ни представить себе слабый и ограниченный человеческий ум. Но идея "вечного теперь" вовсе не есть идея холодной и беспощадной предопределенности, точного и непременного предсуществования. Совершенно неверно сказать, что раз все уже существует, раз уже существует далекое будущее, раз наши поступки, мысли и чувства существовали десятки, сотни и тысячи лет и будут существовать всегда, то значит нет жизни, нет движения, нет роста, нет эволюции. Люди говорят так и думают, ибо они не понимают бесконечного и хотят измерить глубины вечности своим слабым, ограниченным, конечным умом. Разумеется, они получат самое безнадежное решение, какое только может быть. Все есть, ничто не может измениться, все существует заранее и извечно. Все мертво, все неподвижно в застывших формах, среди которых бьется наше сознание, создавшее себе иллюзию движения, движения, которого в действительности нет. Но даже такое слабое и относительное понимание идеи бесконечности, которое доступно ограниченному интеллекту человека (при условии, что оно развивается в правильном направлении), достаточно для того, чтобы разрушить "этот мрачный фантом безнадежной неподвижности". Мир есть мир бесконечных возможностей! Наш ум следит за развитием возможностей всего в одном направлении. Но фактически в каждом моменте есть множество возможностей, огромное их число. И все они осуществляются, только мы этого не видим и не знаем. Мы видим только одно из осуществлений; в этом и заключается бедность и ограниченность человеческого ума. Но если мы попробуем представить себе осуществление всех возможностей настоящего момента, затем следующего момента и т. д. и т. п., мы почувствуем, как мир бесконечно разрастается, непрерывно множится и делается неизмеримо богаче, совершенно не похожим на тот плоский и ограниченный мир, который мы себе нарисовали. Представив себе это бесконечное многообразие, мы ощутим на мгновение "вкус" бесконечности и поймем неправильность и невозможность подхода к проблеме времени с земными мерками. Мы поймем, какое бесконечное богатство времени, идущего во всех направлениях, необходимо для осуществления всех возможностей, возникающих в каждый момент. И поймем, что сама идея возникновения и исчезновения возможностей создается человеческим умом потому, что иначе он разорвался бы и погиб от одного соприкосновения с бесконечным существованием. Одновременно с этим мы ощутим нереальность всех наших пессимистических выводов перед громадностью раскрывающихся горизонтов. Мы почувствуем, что мир бесконечно велик, и всякая мысль о какой-либо ограниченности, о том, что в нем чего-нибудь может не быть, покажется нам просто смешной».

Время является весьма гибким инструментом не только в литературе, но и в театре, в кино. Управление темпом повествования – важнейшее умение режиссера и актера. Состояние тревожного ожидания (саспенс) – вот что так мастерски формируют у зрителя хорошие режиссеры. Захватывающее действие, от которого невозможно оторваться, тот самый экшн, на котором построены все современные боевики и фильмы-катастрофы.