Текст книги "Не суди"

В перерыве я пошел на сцену и там повел разговор с Левиным и Секретарем Окружкома. Рассказав им вкратце обо всем, я обратил внимание на то, что при рассказе об избиениях в Окротделе НКВД они как-то сжались, начали нервничать и пристально смотреть в мою сторону. Обернувшись, я за своей спиной увидел человека в форме НКВД, тупое и невыразительное лицо которого мне сразу же не понравилось.

– Ну, Иона Григорьевич, вот тот, кто тебе нужен. Знакомься, это начальник Горотдела НКВД, – провозгласил с явным облегчением Левин, – ты вот поговори с товарищем, а мы потом с тобой продолжим разговор на пароходе. Ведь в Куйбышев мы поедем вместе?! Условившись, что через 2 часа я буду в Горотделе и там мы обо всем поговорим, я с тяжелым сердцем, терзаемый страшными сомнениями и борясь с настойчиво вползающим в меня страхом, направился в домик Ленина.

С осмотром дома, чистого, простого, уютного своей интимностью и простотой обстановки, проходила моя крайняя возбужденность, накопленная за последние дни. Зал с чинно стоящими вдоль стен стульями, с люстрой над большим столом, с большим роялем в углу, с блестящим крашеным полом, комнаты девочек и мальчиков с простыми аккуратно прибранными кроватями и еще более простыми, почти самодельными, полками с обилием книг, сад немного запущенный, милый и дорогой твоему сердцу тем, что здесь бурлили страсти, чистые и смелые, идейные и мужественные, благородные мечты о лучшем будущем для всех людей на земле.

Все это направляло мысль на то, что не может быть что-то рядом с этим чистым, честным, благородным и глубоко человечным Ленинским – через улицу застенок, избиение, кровь советских, ни в чем не повинных людей.

С этой мыслью я и направился к назначенному времени в Горотдел НКВД.

Войдя в просторный кабинет, я сразу же увидел на письменном столе много толстых дел.

– Вот Вы говорите, что невинных людей держат в тюрьме, а эти, так называемые, невинные люди собственноручно подписывают протоколы о признании своей вины в контрреволюционных деяниях, – потрясая толстым делом, провозгласил начальник Горотдела.

– Я еще ничего не говорил и ничего утверждать не могу, иначе я бы к вам не пришёл. Я знаю только одно, что люди завода деморализованы, насторожились, чего-то ждут, работа идет из рук вон плохо, а из уст в уста ползут какие-то слухи.

– Эти слухи распространяют враги народа, которых на заводе много. Они разделят участь сидящих у нас, поэтому-то эти диверсанты мутят заводской народ, а Чайка никаких мер не принимает!

Все это было сказано с перекошенным злым лицом и в очень повышенных тонах, срывающихся на крик.

Затем, успокоившись, он прочел мне два – три протокола показаний работников завода, показав мне их собственноручные подписи.

Я вышел ошеломлённый, подавленный, но вместе с тем с ощущением и уверенностью, что в доме, из которого я вышел, творятся противозаконные дела, что эти дела наносят огромный вред партии и стране, а главное, что в стране наступил какой-то новый период и что чьи-то сильные и властные руки толкают страну на беззаконие и страшный произвол.

От этих мыслей становилось жутко и очень страшно. Страх, положительно, обволакивал меня, не давая ни одной минуты думать об ином. Куда бы ты не шёл, с кем бы ты не разговаривал, что бы ты ни делал, всюду тебе сопутствовал страх и состояние обреченности и беспомощности в борьбе с ним.

Сколько мыслей, сколько дум. Особенно в пути на пароходе от Ульяновска до Куйбышева.

Отделавшись от людей, в частности от Чайки и его рыдающей жены, которая была уверена в том, что в Куйбышеве Чайка будет арестован, я ухожу на корму и часами простаиваю у перил, глядя только вниз, только в воду, только на зыбь, оставленную пароходом. А мысли неупорядоченные, скачущие с предмета на предмет, но всё время связанные с виденным, слышанным и пережитым за последние полтора месяца. И время от времени одна и та же мысль преследует тебя: а что, если сейчас – за борт и в воду, благо – плавать не умею, быстро пойду ко дну, и всему конец.

За нею набегает следующая мысль: «как можно, ведь это же самоубийство. Как может коммунист, вместо борьбы за правду, кончать жизнь так нелепо, без борьбы, как самый типичный мелкобуржуазный интеллигент, не имеющий идейной опоры в жизни. Да, но я могу сделать так, что это будет не самоубийство, а несчастный случай. Вот этот прут свободно вынимается из гнезда, а … его возьму и положу на пол, а сам – в воду и конец. Конец думам, раздирающим тебя и жгущим тебя, как огнем, конец страху этому – впервые за всю революционную жизнь появившемуся чувству. А главное – это самый благоприятный исход для семьи, для жены, для трех детей, для друзей и товарищей. Несчастный случай – тяжело, печально, но умер коммунистом, преданным делу революции.

– Да, но ведь самоубийство, это не только признак слабости, но и признак какой-то вины; если я ни в чём не повинен, то, что бы со мной не было, и что бы со мной не делали, я должен бороться за свою невиновность».

И тут впервые у меня появилась мысль, которая потом – в тюрьмах, кабинетах следователей – получила свое практическое объяснение: а как же бороться? Если ты борешься с царской полицией и охранкой, это одно – ты ведешь борьбу с существующим строем, ты знаешь, что на твоей стороне общественное мнение. Ты знаешь, что ты выразитель лучших благородных дум народа. А сейчас тебя берут, лупят свои же советские люди, коммунисты, называют врагом народа, и ты не только не имеешь поддержки у народа, но он презирает тебя, как человека, который хочет у него отобрать все завоеванное кровью и жизнью отцов, братьев, матерей и сестер. А ведь этой кровью я сам завоевывал всё, чем мы живем и дышим.

Что же это такое? Что творится? Почему с каждым днем всё больше и больше исчезают люди, творцы новой жизни, люди, известные народу, любимые народом, люди, уважаемые за идейность и принципиальность? Почему каждый день раздаются выстрелы и коммунисты кончают жизнь самоубийством?

Особенно меня не оставляет мысль о самоубийстве Гамарника и расстреле Якира.

Нахлынули воспоминания, и целая «галерея» замечательных людей и замечательных дел отвлекли меня от мрачных мыслей о бренности жизни».

Тяжёлая, во всех отношениях, получилась эта глава – сочувствую вдумчивому читателю. Мне тоже оказалось тяжело пропустить через себя сделанные «раскопки» о событиях и людях. Мучил вопрос: кто начал и чем всё закончится? Каково будущее моих детей и внуков? Всё страшное, что происходило, – в природе человечества или отдельных уродов? Но чтобы завершить эту главу, я должен войти в самое начало. Мне больно это делать: честные люди поколения моего отца и сам отец, прочитав следующие страницы, могли бы посчитать свою жизнь великой ошибкой. Облегчает мои мучения цитирование интервью А.Г. Латышева газете «Московский Комсомолец», автора книги закрытых архивных документов «Рассекреченный Ленин», изданной в годы перестройки в 1996 году. Книгу мне удалось скачать с интернета, добавлять в интервью я буду только фотографии. Около 1990 года в журнале «Коммунист» было опубликовано одно из указаний Ленина связанное, если не ошибаюсь, с уничтожением священников. БОльшего потрясения от прочитанного за всю жизнь не помню. Через несколько дней я положил свой партбилет на стол парторгу. В институтской парторганизации более чем в 1 тысячу человек это был, пожалуй, первый случай в те годы. Партийного разбирательства не было, публично мне в глаза никто не высказался. Но вернусь к Латышеву.

Вот что рассказывает Латышев о своей работе:

«В течение трех месяцев в конце 1991 года как члену «Временной депутатской комиссии парламентского расследования причин и обстоятельств государственного переворота в СССР» мне представилась возможность работать над документами Ленинского фонда (ф.2) сначала в архиве Института марксизма – ленинизма при ЦК КПСС, а после прекращения допуска в этот архив вторую половину этого срока в Центральном архиве КГБ СССР с фондами, относящимися к ленинскому периоду отечественной истории.

По ленинской тематике, начиная с ноября 1991 года, я опубликовал более 150 неизвестных ленинских работ, около 200 журнальных и газетных статей, издал книгу «Рассекреченный Ленин» и брошюру «Ленин: первоисточники». Неудивительно, что первыми обнародовались и широко обсуждались рядом авторов те труды вождя, в которых проявлялась его чудовищная, не побоюсь этого слова, людоедская жестокость. Многие конкретные приказы «расстрелять», «повесить», «перерезать» ни в чем не повинных сограждан опубликованы уже в факсимильном варианте, их подлинность не вызывает сомнений. Несколько примеров. Ленинское указание Троцкому в Петроград осенью 1919 года: взять 10 тысяч заложников, поставить позади них пулеметы, расстрелять несколько сот, благодаря чему добиться успеха в наступлении на Юденича. Даже Гитлер не использовал своих соотечественников в качестве «живого щита»».

Итак, интервью Латышева газете с моими комментариями и добавлениями других высказываний и фотографий я выношу в Приложение № 10.

На «закуску» я привожу выдержку из выступления в Париже знаменитого писателя, автора не только прекрасных лирических повестей и стихов, но и трагических записок о революционных днях России – Ивана Бунина (Приложение № 11).

Приложения к главе № 2

Приложение № 3. Копии записок И. Броуна.

Приложение № 4: Карьера Г. Ягоды:

– с июля 1934 года Ягода возглавляет (наряду с Главным управлением государственной безопасности – ГУГБ) образованный Народный комиссариат внутренних дел – (НКВД СССР).

У историков Ягода получил прозвище «Русский Фуше» (кстати, Лаврентия Берия они называли так же). Напомню: Жозеф Фуше – комиссар Конвента времён Французской революции, жестоко подавлявший народные выступления; во времена Наполеона Бонапарта Фуше трижды становился его министром полиции, дважды его предавая ради Бурбонов. Фуше был одним из могущественнейших людей своего времени.

Всегда язвительный Лев Троцкий так отозвался о Ягоде: «Очень точен, чрезмерно почтителен и совершенно безличен. …. он производил впечатление усердного ничтожества». А это отзыв дружившего с ним Максима Горького: – «… дорогой, мужественный и стойкий революционер».

В 1935 году Ягоде первому было присвоено звание «Генеральный комиссар госбезопасности», что соответствовало воинскому званию маршала.

Многие исследователи считали, что при такой ничем не ограниченной власти Ягода стал опасен Сталину. Это во многом объясняет конец его карьеры.

25 сентября 1936 года Сталин и Жданов дают телеграмму в Москву из Сочи, где они отдыхали:

«Москва, ЦК ВКП(б). Т.т. Кагановичу, Молотову и другим членам Политбюро ЦК.

Первое. Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско – зиновьевского блока. ОПТУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела. Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова.

Второе. Считаем необходимым и срочным делом снять Рыкова по Наркомсвязи и назначить на пост Наркомсвязи Ягоду. Мы думаем, что дело это не нуждается в мотивировке, так как оно и так ясно. ……………………….

Четвертое. Что касается КПК, то Ежова можно оставить по совместительству председателем КПК с тем, чтобы он девять десятых своего времени отдавал Наркомвнуделу, а первым заместителем Ежова по КПК можно было бы выдвинуть Яковлева, Якова Аркадьевича. 5. Ежов согласен с нашими предложениями…

Сталин, Жданов. 5/1Х.36 г.»

Приложение № 5. Расстрельщики.

Для приведения в исполнение приговоров о расстреле создавались строго засекреченные расстрельные команды. При центральном управлении ВЧК – ОГПУ – НКВД эта команда, сформированная для Москвы (60 % всех расстрелянных) состояла из 15 человек (рука с трудом поднимается писать по отношению к ним это слово – «человек»). На приводимых мною фотографиях – 7 из них.

Главный – Василий Блохин (на снимке), начальник комендатуры ОГПУ – НКВД – МГБ СССР с 1926 до 1953 года. На его личном счету, по разным оценкам, 15–20–50 тысяч (!) расстрелянных, в том числе И. Якир, М. Тухачевский, И. Уборевич, В. Чубарь, И. Косиор, А. Косарев, его могучие начальники Н. Ежов и М. Фриновский, писатели И. Бабель и М. Кольцов, режиссер В. Мейерхольд и многие другие. От палача – чемпиона отстали (по 10 тысяч лично расстрелянных) С. Надарая и Петр Магго (на снимке, внизу) – большой учитель своих неопытных временных подчинённых: «у того, кого ведешь расстреливать, руки обязательно связаны сзади проволокой. Велишь ему следовать вперёд, а сам, с наганом в руке, за ним. Где нужно, командуешь «вправо», «влево», пока не выведешь к месту, где заготовлены опилки или песок. Там ему дуло к затылку и трррах! И одновременно даёшь крепкий пинок в задницу. Чтобы кровь не обрызгала гимнастёрку и чтобы жене не приходилось опять её стирать».

Другой из расстрельной команды – А. Емельянов (на снимке) вспоминал: – «Водку, само сабой, пили до потери сознательности. Что не говорите, а работа была не из лёгких. Уставали так сильно, что на ногах порой едва держались. А одеколоном мылись. До пояса. Иначе не избавиться от запаха крови и пороха. Даже собаки от нас шарахались, и если лаяли, то издалека». А сам Василий Блохин работал «интеллигентно»: до и после пил только чай, на «работу» одевал кожаный фартук ниже колен, краги и картуз, в перерывах отдыхал, листая любимые книги по коневодству (в его библиотеке их было около 700). Его дневная «выработка» не превышала 200 человек. Он в этом деле оказался не чемпионом: комендант внутренней тюрьмы НКВД Грузии, а затем личный телохранитель Л. Берии С.Н. Надарая славился уникальной скорострельностью: за ночь он расстреливал до 500 человек.

Неудивительно, что умирали исполнители рано, до срока, или сходили с ума. В. Блохин, будучи уволен в 1953 году в генеральском звании из органов МГБ по болезни (гипертоническая болезнь 3 степени) и лишённый звания 23 ноября 1954 года, умер от инфаркта 3 февраля 1955 года. По другим сведениям – застрелился.

Приложение № 6. Осуждены (по годам):

Приложение № 7. Л.М. Каганович

В 1928–1939 гг. – секретарь ЦК ВКПБ. С 1930 г. – член Политбюро. В 1930–1935 гг. – секретарь Московского комитета партии, руководил «реконструкцией» Москвы, при которой были снесены многие архитектурные памятники, включая храм Христа Спасителя и Сухареву башню. В 1929–1934 гг. руководил борьбой «против кулацкого саботажа» и «защитой колхозо-совхозной собственности», – таким образом, за расправу над крестьянством Каганович несет прямую ответственность (почти все антикрестьянские указания ЦК подписаны не Сталиным, а Кагановичем). Закон «о трех колосках» 1932 г., по которому многие десятки тысяч человек отправились в Сибирь за попытку «хищения колхозной собственности» – его инициатива. За это был награжден орденом Ленина. В 1933 г. возглавил сельскохозяйственный отдел ЦК партии. В 1933–1934 гг. руководил «чисткой партийных рядов от троцкистов» (итог – тысячи исключенных из партии, что в то время влекло за собой увольнение с работы и выселение из квартиры, а нередко – и сразу арест). В 1935–1944 гг. – нарком транспорта СССР, поощрял использование рабского труда заключенных при строительстве и ремонте железных дорог, он же выискивал и уничтожал на транспорте «врагов народа», что часто приводило к параличу целых отделений железнодорожной сети. С 1937 г. параллельно руководил тяжелой, топливной промышленностью, в 1938–1940 гг. – замнаркома нефтяной промышленности. На февральско – мартовском пленуме ЦК партии был наиболее ярым сторонником развертывания массовых репрессий. Подписи Кагановича стоят на 189 расстрельных списках, по которым было убито свыше 19 тысяч человек. Он же утверждал «лимиты» на аресты по регионам – так, 26 апреля 1938 г. утвердил «лимит» по Иркутской области на 4000 человек, «по первой категории» – расстрел.

В 1937 г. по поручению Сталина неоднократно выезжал в регионы для проведения репрессивных кампаний: Киевская, Ярославская, Ивановская, и другие области; итог поездок – многие сотни арестованных. В 1957 г. после разрыва с Н. Хрущевым снят со всех постов, в 1961 г. исключен из партии. Умер 25 июля 1991 г., похоронен на Новодевичьем кладбище. Автор неоконченных мемуаров и многочисленных писем».

Добавлю к этому совсем немного: «делил» с Молотовым 1–2 места как самое приближённое и доверенное лицо Сталина. Ни разу не усомнился в его гениальности и правоте. Однако после войны попал в опалу у Сталина, и зная характер вождя, ждал для себя самого худшего. Каганович был причастен, практически, ко всем государственным тайнам, но ни одной из них, несмотря на давление и требование антисталинского времени, не раскрыл – слишком глубоко был вовлечён в преступления партии и вождя. На карте страны того времени было около 130 географических наименований, связанных с именем Кагановича, в том числе – московский метрополитен (назван по предложению Сталина).

(На снимке: Каганович в обнимку со Сталиным)

Приложение № 8: Знаменитые люди о Сталине.

Уинстон Черчилль:

«России очень повезло, что когда она агонизировала, во главе её оказался такой жесткий военный вождь. Это выдающаяся личность, подходящая для суровых времен. Человек неисчерпаемо смелый, властный, прямолинейный и даже грубый в своих высказываниях… Однако он сохранил чувство юмора, что весьма важно для всех людей и народов, и особенно для больших людей и великих народов. Сталин также произвел на меня впечатление своей хладнокровной мудростью, при полном отсутствии каких – либо иллюзий. Я надеюсь, что заставил его поверить в то, что мы будем верными и надежными соратниками в этой войне – но это, в конце концов, доказывается делами, а не словами».

(Из речи Черчилля 8 сентября 1942 года, которую он произнес в британском парламенте – речь по итогам своего визита в Москву в августе 1942.)

И.Ф. Риббентроп (Германия):

«В те тяжелые дни после окончания боев за Сталинград у меня состоялся весьма примечательный разговор с Адольфом Гитлером. Он говорил – в присущей ему манере – о Сталине с большим восхищением. Он сказал: на этом примере снова видно, какое значение имеет один человек для целой нации. Любой другой народ после сокрушительных ударов, полученных в 1941–1942 г.г., вне всякого сомнения, оказался бы сломленным. Если с Россией этого не случилось, то своей победой русский народ обязан только железной твердости этого человека, несгибаемая воля и героизм которого призвали и привели народ к продолжению сопротивления. Сталин – это именно тот крупный противник, которого он имеет как в мировоззренческом, так и в военном отношении. Если тот когда-нибудь попадет в его руки, он окажет ему все свое уважение и предоставит самый прекрасный замок во всей Германии. – Но на свободу, добавил Гитлер, он такого противника уже никогда не выпустит. Создание Красной Армии – грандиозное дело, а сам Сталин, без сомнения, – историческая личность совершенно огромного масштаба».

И.Ф. Риббентроп. Тайная дипломатия III Рейха.

Анри Барбюс – французский писатель, журналист и общественный деятель в международном коммунистическом движении:

«Вот он – величайший и значительнейший из наших современников. Он ведет за собою 170 миллионов человек на 21 миллионе квадратных километров. Он соприкасается в работе с множеством людей. И все эти люди любят его, верят ему, нуждаются в нем, сплачиваются вокруг него, поддерживают его и выдвигают вперед. Во весь свой рост он возвышается над Европой и над Азией, над прошедшим и над будущим. Это – самый знаменитый и в то же время почти самый неизведанный человек в мире».

(А. Барбюс. «Сталин»).

Приложение № 9. Продолжение интервью А. Столярова «Новой Газете» и другие комментарии.

«Паровоз «Иосиф Сталин» – самый мощный пассажирский паровоз Европы. Комбайн «Сталинец», получивший на Всемирной выставке в Париже 1937 года диплом «Гран при». Танк тоже – «Иосиф Сталин», созданный в 1943 году. Чем этот танк прославился? В каких боях? Не имеет значения. Названо его именем – значит лучший советский танк.

У него аномальная психика. В 1927 году академик Бехтерев ставит ему диагноз – «паранойя». На другой день академик Бехтерев умирает. Тело кремируют, выяснять причины смерти запрещено. Тем не менее, параноидальные признаки налицо: комплекс «сверхценных идей», деформирующий поведение, гипертрофированное представление о собственной значимости, патологический эгоизм, неспособность критически оценивать свои поступки, подозрительность, обидчивость, агрессивность – всякий несогласный тут же превращается во врага. Даже дочь Сталина, явно симпатизировавшая отцу, отмечает резкую анизотропность его психики: друг мог запросто стать врагом, но обратный процесс был закрыт. Враг – это уже враг навсегда. А врагов необходимо уничтожать».

На одной из ежедневных ночных пьянок во второй половине 30-х годов Сталин задал тему для беседы: «– Каково наивысшее наслаждение для мужчины?» Его ответ звучал так: – «Высшее наслаждение – найти для себя врага и раздавить его, а потом выпить бокал хорошего грузинского вина» (Ю. Борев. Сталиниада). Пристрастие Сталина к несовершеннолетним почерпнуты из секретного письма председателя КГБ Ивана Серова Никите Хрущеву от 18 июля 1956 года:

«И Надежде Аллилуевой, когда он стал с ней сожительствовать, в 1917-м, было всего лишь шестнадцать. Существует, между прочим, и версия, согласно которой она была сталинской дочерью, и однажды он ей сказал об этом (после чего их и без того тяжелые отношения превратились в сущий ад). Во всяком случае, по некоторым сведениям, с матерью Надежды, Ольгой, у 23-летнего Сталина был любовная интрижка во время его наездов в Баку в 1900–1901 гг. (Надежда Аллилуева родилась в сентябре 1901-го).

После смерти Аллилуевой (опять же – помимо версии самоубийства, существует и версия, согласно которой она была собственноручно застрелена Сталиным), отец народов некоторое время сожительствовал с женой ее брата Павла, Женей Сванидзе. Потом род Сванидзе (а это были родные его первой, рано умершей жены Екатерины) Сталин извел почти под корень, равно как и род Аллилуевых. Не миновала кровавая коса и бедную Женю».

Продолжаю цитировать А. Столярова.

«Он беспощаден даже к кругу самых близких ему людей. Уничтожает почти всех Сванидзе – родственников своей первой жены. Приказывает арестовать приятеля своей дочери, с которым у той бурный роман. Надежда Аллилуева, его вторая жена, кончает самоубийством. Он никогда ничего не прощает. Может ждать много лет, чтобы потом отомстить. Он отправляет в концлагеря жен Молотова и Калинина, расстреливает жену Поскребышева, своего личного секретаря, доводит до самоубийства брата Кагановича, Михаила, зато именем самого Кагановича, словно в насмешку, называет московский метрополитен. Он необыкновенно жесток. Во время «дела врачей», узнав, что арестованные не дают требуемых показаний, в бешенстве кричит: «Бить их, смертным боем бить!..» Издает указ о применении смертной казни к подросткам. Теперь можно казнить даже детей, начиная с двенадцати лет. Санкционирует пытки, ничем не отличающиеся от истязаний Средневековья.

…Гигантское кровопускание непрерывно ослабляет страну.

Он очень плохой оратор. Речь его косноязычна, голос невыразителен, слаб и тускл. У него бедный словарный запас. До конца жизни он не может выдавить из себя грузинский акцент. Он не умеет зажечь словом сердца. Не может всколыхнуть, повести за собой массы людей. Отсюда его ненависть к «говорунам», особенно к Троцкому – они способны на то, что ему не дано».

Подтверждение вышесказанного – в воспоминаниях члена югославского руководства Милована Джиласа «Беседы со Сталиным», который посещал Вождя в 1944–48 годах: «он был очень маленького роста и не слишком хорошо сложен. Туловище его было коротким и узким, а ноги и руки слишком длинны. Его левая рука и плечо казались какими-то негибкими. У него было довольно большое брюшко, волосы редковаты, хотя голова не была совершенно лысой».

Продолжаю цитировать А. Столярова.

«Неизвестны примеры его личной храбрости. Тот же Троцкий сам водил в атаку бойцов. Сталин, участник трех войн, ни разу не был на передовой. Единственный случай, который можно рассматривать как проявление мужества, – в октябре 1941 года остался в Москве, когда падение ее представлялось практически неизбежным. Правда, держал под парами поезд, готовый в любую минуту вырвать его из огня».

Прерву на минуту А. Столярова и приведу портрет Сталина в мнении современной психологии (Фобии известных людей. Мед. Энциклопедия):

«Страхи же товарища Сталина, очевидно, во многом определили трагическую участь многих его соратников. Так, генералиссимус страдал токсикофобией (боязнь отравления). Так же Сталин патологически боялся авиаперелётов (авиафобия). Так, будучи главнокомандующим, он ни разу не был на фронте. А в Потсдам на мирную конференцию отправился на поезде под усиленной охраной. Кроме того, знаменитые ночные бдения Сталина позволяют подозревать у него сомнифобию (боязнь ложиться спать). Известно, что засыпал он в состоянии полного истощения, до которого себя доводил по ночам».

И снова к А. Столярову:

«У него не было никаких военных талантов. Во время гражданской войны он провалил оборону Царицына, важного стратегического узла, за что был изгнан оттуда Троцким. Во время Польской войны, вопреки приказам командования, упорно, вместе с Егоровым и Буденным, двигал Юго-Западный фронт на Львов, открывая фланг армии Тухачевского. Тухачевский после поражения не скрыва л, что виновником «катастрофы на Висле» считает именно Сталина. Сталин этого Тухачевскому не простил. Перед Второй мировой войной он фактически разгромил советскую армию. Из пяти маршалов СССР были расстреляны трое, командармы (следующая воинская ступень) репрессированы были все, флагманы флота (по – нынешнему адмиралы) – практически все, командующие корпусами – практически все, командующие дивизиями и бригадами – более половины. Армия лишилась самых опытных командиров.

Он допустил грубый просчет с нападением Германии на СССР. Не принял элементарных мер по приведению войск в боевую готовность. Потерял из-за этого авиацию, артиллерию, танки, позволил немцам ценой не слишком больших потерь прорваться почти на тысячу километров в глубь страны….».

А это из воспоминаний маршала Г. Жукова:

«… Не скрою, нам тогда казалось, что в делах войны, обороны И.В. Сталин знает не меньше, а больше нас, разбирается глубже и видит дальше. Когда же пришлось столкнуться с трудностями войны, мы поняли, что наше мнение по поводу чрезвычайной осведомленности и полководческих качеств И.В. Сталина было ошибочным…».

«…Анализируя причины катастрофического провала Харьковской операции… Основная причина нашего поражения здесь кроется в ошибках Верховного Главнокомандующего…».

«…Накануне войны в Красной Армии почти не осталось командиров полков и дивизий с академическим образованием. Более того, многие из них даже не кончали военных училищ, и основная их масса была подготовлена в объеме курсов командного состава. Нельзя было не считаться и с моральными травмами, которые были нанесены Красной Армии и Военно-Морскому Флоту массовыми репрессиями…».

Вернусь к А. Столярову:

«Был весьма посредственным стратегом в международной политике. В середине 1920-х отверг союз коммунистов с европейскими социал-демократами – левый фронт был расколот, это расчистило путь к власти Гитлеру.

Не имел особых административных способностей.

Превратил коллективизацию сельского хозяйства страны в национальную катастрофу. Голод, который разразился в результате разгрома крестьянства, унес жизни семи миллионов людей. Цена индустриализации СССР оказалась запредельно большой. Все его административные действия отличала низкая эффективность. Результат достигался за счет чрезмерных затрат сил и средств.

Его нельзя было назвать интеллектуалом. Еще Ленин, обсуждая на политбюро какое-то назначение, с усмешкой сказал: «Ну, умного там не надо, направим Сталина». Книг, вопреки легендам, он читать не любил, предпочитал им кино. Иногда смотрел в специально оборудованном кинозале два – три фильма подряд. Образованным мог казаться только на фоне своего окружения. Буденный – унтер-офицер, Ворошилов – три года сельской школы, пастух, Каганович – грузчик, сапожник, Микоян – духовная семинария, Молотов – два курса Политехнического института, Берия – строительное училище, Калинин – токарь, лакей. По настоящему образованных людей не терпел – вообще относился к ним с подозрением. Плохо знал историю, практически не знал философии; математика, физика, биология представляли для него темный лес. Свел весь марксизм к нескольким догмам, которые, правда, вызубрил наизусть….Не обладал чувством юмора. В лучшем случае мог сказать «баня – маня». Шуток в свой собственный адрес не переносил. Дачу в Кунцево украшал вырезками из «Огонька».

Как же он побеждал? Почему «вождь уездного масштаба», как назвал его Каменев, смог стать вождем великой страны? Что позволило ему одолеть грозных соперников, каждый из которых был явно талантливее его?

Бажанов, секретарь Сталина в 1920-х годах, утверждает, что никакими текущими делами Сталин не интересовался, никаких бумаг, даже из политбюро, не читал, во всем полагался на мнение секретарей.

Зато однажды, войдя без предупреждения к нему в кабинет, Бажанов увидел, как Сталин прижимает к уху телефонную трубку, провода от которой идут в ящик письменного стола. Прослушку смонтировал коммунист из Чехословакии, инженер, который после этого был казнен как шпион».

Хочу дополнить мнение Бажанова о «великом» трудолюбии и работоспособности Сталина. Автор, по рассекреченным книгам регистрации посетителей кабинета Сталина, провёл подсчёт его ежедневной рабочей нагрузки. Это составило порядка 2–3-х часов. В статье: «Самоотверженная работа или пьяные оргии: чего больше было в жизни Сталина?» иерей Николай Савченко пишет:

«Чем же занимался Сталин каждый день, если работа занимала так немного времени? Это были ночные обеды, каждую ночь с обильными выпивками. По воспоминаниям лиц из ближайшего круга советского вождя обед на даче проходил в узком кругу членов Политбюро и продолжался обычно около 6-ти часов. Как правило, он начинался в промежуток с 10 часов вечера до полуночи и продолжался до 4–6-ти утра. После окончания обеда изрядно выпившие гости расходились спать. Наутро Сталин вставал поздно, опохмелялся, завтракал, отдыхал, ел еще раз и только к вечеру ехал на работу. Следующую ночь все повторялось. В ходу на застольях была ненормативная лексика, сальные шутки с хохотом. Особенно Сталин любил спаивать своих собутыльников до полной потери контроля. Сохранились многочисленные воспоминания, как Сталин давил на человека до тех пор, пока он не напивался до беспамятства. Сталин также любил заставлять членов Политбюро танцевать друг с другом. Позже Хрущев прямо на пленуме ЦК сказал под стенограмму, как его накачивали коньяком через клизму на таких пьянках. Это признание Хрущева достаточно хорошо показывает моральный уровень советских руководителей. Изредка на подобных оргиях присутствовали посторонние гости. Так, например, Уинстон Черчилль, сам страдавший расположенностью к алкоголю, испытал на себе сталинское пьяное раздражение. В его воспоминаниях передан эпизод, когда советский лидер осыпал его пьяными оскорблениями и беспрестанно наливал спиртное. Подобное же пережил и министр иностранных дел Германии Риббентропп, когда сразу после подписания пакта с Молотовым он был напоен Сталиным до состояния тяжелой алкогольной интоксикации. В подвале дачи Сталина всегда находились большие запасы алкоголя…..В итоге оказывается, что, в среднем, Сталин тратил на пьяное застолье примерно в 2–3 раза больше времени (6 часов), чем на рабочие приемы в кабинете (2–3 часа). Это никак не вяжется с образом аскета и трудоголика».

Продолжу цитировать А. Столярова.