Текст книги "Не суди"

Приложения к главе № 4

Приложение № 19. Автобиография И.Г. Броуна

Приложение № 20. Об Исааке Бабеле.

Весной 1920 года по рекомендации Михаила Кольцова под именем Кирилла Васильевича Лютова был направлен в 1-ю Конную Армию под командованием Будённого в качестве военного корреспондента Юг-РОСТа, был там бойцом и политработником. В рядах 1-й Конной он стал участником Советско-Польской войны 1920 года.

Первые же публикации рассказов цикла «Конармия» оказались в явном контрасте с революционной пропагандой того времени, создававшей героические мифы о красноармейцах. У Бабеля появились недоброжелатели: так, Семён Будённый был в ярости от того, как Бабель описал жизнь и быт конармейцев, и в своей статье «Бабизм Бабеля в „Красной нови“» (1924) назвал его «дегенератом от литературы». Климент Ворошилов в том же 1924 году жаловался Дмитрию Мануильскому, члену ЦК, а позже главе Коминтерна, что стиль произведения о Конармии был «неприемлемым». Сталин же считал, что Бабель писал о «вещах, которые не понимал. «Вытащил» Бабеля из этой опасной «заварухи» Максим Горький. В ответ на нападки Будённого, Горький заявил: «Читатель внимательный, я не нахожу в книге Бабеля ничего „карикатурно – пасквильного“, наоборот: его книга возбудила у меня к бойцам „Конармии“ и любовь, и уважение, показав их действительно героями, – бесстрашные, они глубоко чувствуют величие своей борьбы».

«Хлебнул» Бабель и коллективизации: «вернувшись из очередной поездки по районам коллективизации, он сказал своему другу И. Слониму, что происходящее в деревне намного страшнее того, что ему доводилось видеть в гражданскую войну. Дошедшие до нас рассказы Бабеля о коллективизации, „Гапа Гужва“ и „Колы-вушка“, могут служить косвенным подтверждением этому свидетельству».

15 мая 1939 Бабель был арестован на даче в Переделкино по обвинению в «антисоветской заговорщической террористической деятельности» и шпионаже (дело № 419). При аресте у него изъяли несколько рукописей, которые оказались навсегда утраченными (15 папок, 11 записных книжек, 7 блокнотов с записями). Судьба его романа о ЧК остаётся неизвестной.

На допросах Бабеля подвергали пыткам… Бабеля вынудили признать связь с троцкистами, а также их тлетворное влияние на его творчество. Что якобы руководствуясь наставлениями троцкистов, Бабель намеренно искажал действительность и умалял роль партии. Ещё Бабель «подтвердил», что он вел «антисоветские разговоры» среди писателей, артистов и кинорежиссёров (Ю. Олеша, В. Катаев, С. Михоэлс, Г. Александров, С. Эйзенштейн), «шпионил» в пользу Франции. Военной коллегией Верховного Суда СССР он был приговорён к высшей мере наказания и был расстрелян на следующий день, 27 января 1940. Расстрельный список был подписан Секретарём ЦК ВКП(б) И.В. Сталиным. Прах писателя захоронен в Общей могиле № 1 Донского кладбища.

А вот последние данные из рассекреченных материалов: «Бабеля не расстреляли, как это принято считать, в сороковом году. Он шёл по этапу и, обессилев, упал. И его просто оставили умирать на дороге. Написано, что его похоронили в общей могиле – но вряд ли кто-то вернулся за ним, мёртвым, чтобы донести его тело до общей могилы. Великий писатель умер в сугробе, в лесу – да, в сороковом году». (Владимир Войнович. «Литературное»). По некоторым свидетельствам Бабель пробыл в тюрьме до 1952 года.

Глава 5. Жизнь после гражданской

Отец вспоминает:

«Только – только окончилась Гражданская война. Покончено с основными врагами Советской власти. Позади интервенты всех мастей и национальностей. Деникин, Врангель, Юденич, Краснов, Каледин и многие другие. Потерпела поражение панская Польша Пилсудского. Освобождены жизненные центры страны, дающие хлеб, уголь, нефть, металл.

Еще остались маленькие очаги японских интервентов и белогвардейщины на Дальнем Востоке и в Закавказье, еще гуляли по стране банды, вернее, уже маленькие бандочки, поддерживаемые воинствующим кулачеством, особенно на Украине, на Полтавщине, на Дону и Кубани, а партия уже призывала восстанавливать разрушенное 7-летней войной хозяйство; рабочий класс становился к станкам, паровозам, крестьяне с удовлетворением и удовольствием, соскучившись по земле, выходили на поля, на данную им Советской властью землицу. Уже строились планы электрификации и коллективизации страны, начала остро ощущаться нехватка в квалифицированных кадрах. Часть старых кадров, изменив своей родине, ушла за кордон вместе с белым офицерством, часть притаилась, выжидая «а что выйдет у коммунистов?», в меру сил и возможностей саботируя и мешая восстановлению хозяйства, иные, по – своему «честные», ничего не поняв и встав «в позу», предпочли работе с большевиками толкание на толкучках, продавая и обменивая барахло, торгуя спичками и долго и нудно разглагольствуя в своих больших холодных квартирах у пылающих жаром на метр «буржуек» за стаканом морковного чая о судьбах России, о том, что она находится в непроглядной мгле и о том, что без «передовой и мыслящей» интеллигенции, без «соли земли», т. е. без них, большевикам не справиться.

Большого количества интеллигенции, оставшейся преданной своему народу, явно не хватало для выполнения тех «архитрудных» и грандиозных задач, которые стояли перед страной.

Партия дала клич «Учиться!», и рабочая молодежь валом повалила на рабфаки. Мы, военные политработники, быстро поняли, что без специального образования нам будет трудно работать в армии, а особенно вне её – в народном хозяйстве. Но Центральный Комитет партии и Реввоенсовет, считая, что еще рано демобилизовываться, всячески пресекал демобилизационные настроения даже для продолжения образования. Тогда армейские коммунисты в университетских городах заполнили аудитории, совмещая работу с учёбой. Трудно это было, очень трудно, так как в то время очень часты были переброски с места на место, а часто и внезапные марши, как это имело место при ликвидации банды Антонова на Тамбовщине, куда были направлены курсанты 57-х пехотных курсов, где я был заместителем комиссара курсов.

И все же, будучи принятыми осенью 1921 года в Институт Народного хозяйства, мы, группа политработников, во главе с заместителем начальника Политуправления Украинского Военного округа тов. Эйдельманом держали в руках, наряду с винтовкой, учебник.

Летом 1922 года, сдав зачеты за первый курс правового отделения института, я был назначен начальником вновь организованного Политотдела Отдельной Крымской бригады курсантов, куда мне было предложено немедленно выехать. Прибыв в Симферополь и занявшись организацией политотдела бригады и ознакомлением с семью военно – учебными заведениями разного профиля, дислоцированными во всех крупных городах Крыма, я, вместе с тем, тут же оформился как студент второго курса юридического факультета Симферопольского университета.

Снова (третий раз) в Крыму. Симферополь, внешне, живет жизнью сытого советского города. Но, присмотревшись, приходишь к выводу, что «то, да не то». Правда, товарищи объясняют это спецификой города, южным комфортом. Все так. Та же нэповская публика, нэповский размах, полагающий, что он утвердился, и утвердился навсегда, цинизм нэпманов, южные красочные и обильные базары с меднолицыми таврическими кулаками и их дородными подругами, торгующими плодами благодатного края прямо с арб, запряженных большерогими волами. Все колышется, шумит, орёт многотонно и многоязычно.

Много беспризорников – особенно на рынках. В глазах – голодный дерзкий блеск, в неописуемых лохмотьях, черные, грязные. На первый взгляд трудно отделить цвет тела от дырявых грязных лохмотьев. То здесь, то там истошный крик потерпевших от набегов беспризорных. Вот в одном месте с жестокостью алчных собственников-кулаков бьют маленькое живучее существо.

(На снимке: типичная картинка – приятное развлечение посетителей рынка: бьют воришку-беспризорника)

Существо молчит, извивается, сжалось в комочек, инстинктивно защищая уязвимые и болезненные места, живот, грудь, лицо, а кулачье сопит и с остервенением трудится. Когда же ты отдираешь от него его жертву, он на тебя смотрит налитыми кровью глазами с непревзойденной ненавистью, но ничего сделать не может, так как он видит, что на боку у нас наганы. Кулак, грязно ругаясь, в бессильной ярости отходит и быстро смешивается с толпой.

Поднимаем мальчика. Он дико озирается и рукавом вытирает обильно текущую из носа кровь, а в другой руке крепко держит яблоко. Дорого же он уплатил кулаку за это яблоко.

Ведем его к Симферопольскому вокзалу в детприемник. Мальчик покорно идет, держа меня за руку, и ест яблоко. Не доходя до вокзала, мы обнаруживаем, что он исчез и исчез бесследно, несмотря на то, что мы его до вечера разыскивали. Усталые, полные горестных впечатлений, раздумий, мы возвращаемся домой. Не доходя 50 метров до дома, мы услышали странные и необычные звуки. Темная южная ночь не позволила нам увидеть, что и кто издает такие звуки, и нам показалось, что это мяукает кошка, но, подойдя к крыльцу, мы увидели шевелящееся и надрывающееся от криков существо.

Наклонившись, мы его взяли и внесли в дом. При рассмотрении, это оказался мальчик месяцев 3–4 от роду, завернутый в легкое тряпье, в нем каракулями записка, мол «прокормить не могу, прошу воспитать или сдать в детские ясли. Зовут мальчика Саша». Что было делать? Нести в ясли? Уже скоро полночь, куда нести – не знаем, а ребенок всё сильнее и сильнее плачет. Разбужен весь дом. Две старушки, у которых мы снимали комнату, кряхтя и охая, явились помочь нам. Но ни они, ни мы ничего существенного предложить ребенку не смогли кроме размягченного в воде и завернутого в марлю хлеба. Пососав его, малец выкинул жвачку и принялся снова орать. Тогда мы придума ли подсластить жвачку. Это понравилось. Пососав минут пять, ребенок уснул, но вскоре снова потребовал сладкую жвачку, и так до самого утра. Мы не сомкнули глаз. Завернув ребенка в свою нательную рубашку и гимнастерку, мы отправились в ясли, предварительно созвонившись с здравотделом и узнав, где они находятся. Кто-то из работников здравотдела заверил нас, что в яслях ребёнку будет хорошо. Мы этим заинтересовались, потому что ребёнок стал нам за эту ночь близок и дорог, несмотря на принятые нами ночные муки, а может быть именно потому, что мы их приняли. Явившись в ясли, мы сдали ребёнка сестре. Она приняла ребёнка и записочку. Записала кто его принёс, и мы, сказав, что берём над ним шефство и что мы будем о нем справляться, удалились.

В коридоре, при выходе мы обратили внимание на стоящую там большую плетенную корзину, небрежно накрытую простыней. Присмотревшись, мы увидели две детские ножки и рядом с ними головку. Приоткрыв простыню, мы пришли в ужас, увидев, что это детские трупики, приготовленные для того, чтобы их унести и похоронить. Смущенные сестра и няня начали нам что-то объяснять. Каждый день мы справлялись о здоровье Саши. На седьмой день нам сообщили, что Саша умер от воспаления легких. Бредут по рынку голодные женщины с детьми на руках и у подола. Кажущееся изобилие на рынках и в нарождающихся магазинах нэпманов идёт в полное противоречие с магазинами рабкоопов, ютящихся на второстепенных улицах и выставляющих на своих полках и витринах обилие зубных и иных немыслимых щеток, вплоть до конских, гуталин, пудру и другие в том же роде товары.

Оживление в этих магазинах наблюдалось только в дни выдачи продуктов питания по карточкам, в остальные же дни в магазинах царило полное затишье. Но города жили, люди трудились. Возвращались мужья, отцы и сыновья, жаждущие мирного труда и мирной жизни. Не всем еще можно было дать работу. Страна только начала восстанавливать своё хозяйство, немалая часть предприятий была разрушена, другие не имели топлива, сырья и энергии. Безработица и длинные очереди на биржах труда (ниже, на снимке) с постоянными регистрациями и перерегистрациями были спутниками городов Крыма.

В довершение всего, крайне националистически настроенное советское руководство автономной Республики в лице Председателя ЦИКа Ибрагимова и его родственников и друзей, сошедших с гор и амнистированных советской властью, усугубляло и без того тяжёлое положение в Крыму».

Примечание. Эту главу, целиком переписанную из дневников отца, я иллюстрирую по тексту фотографиями тех лет. Они легко доступны в интернете типовыми запросами. Например: «нэп симферополь фото» или: «украина беспризорники 1920–1923 фото» и т. д.

Приложение к главе № 5

Приложение № 21. Копия из записок И. Броуна

Глава 6. И на Тихом Океане. Блюхер

Отец продолжает:

«МОИ ВСТРЕЧИ С БЛЮХЕРОМ

«Василий Блюхер (на снимке) – герой Перекопа, штурмовых ночей Спасска, организатор победы над японо-белогвардейскими интервентами Дальнего Востока, первый носитель ордена Красного Знамени, победитель во множестве сражений и больших операциях – не подлинный ли мастер большевистского военного искусства?» – писал Михаил Кольцов в «Правде» 21 ноября 1935 года, на следующий день после присвоения Василию Константиновичу звания Маршала Советского Союза. Больше четверти века прошло с тех пор, как трагически оборвалась жизнь Василия Блюхера, но он стоит перед моим взором, живой, жизнерадостный, слегка улыбающийся, со всезнающей мудрой смешинкой в глазах. Нельзя без глубокого волнения думать о том, сколько мог ещё сделать этот солдат революции для народа, для партии, для советских вооруженных сил. Сколько мог он своей высокой ленинской идейностью и полководческим гением сохранить жизней в Великой Отечественной Войне.

Годы, прожитые Блюхером – это захватывающие и увлекательные страницы героической борьбы и побед. В нём воплотились несравненные качества сынов народа – военных руководителей из рабочих и крестьян.

Он, как и множество ему подобных командиров Красной Армии, убитых во времена сталинского произвола, – это лучшие из лучших, достойные из достойных железного племени командиров Красной Армии.

О Василии Константиновиче Блюхере уже написано, но ещё немало необходимо сказать, чтобы воскресить в памяти народной героический путь пролетария, большевика, воина, солдата и маршала».

«Блюхер, Василий Константинович (1 дек. 1890 – 9 нояб. 1938). Прадеда Блюхера (по имени Фектист), крепостного, отданного в солдаты и вернувшегося с Крымской войны со многими наградами (полный Георгиевский кавалер), помещик в восторге назвал Блюхером по фамилии знаменитого прусского фельдмаршала времён наполеоновских войн. Прозвище со временем превратилось в фамилию. В течение многих лет германские исследователи пытались доказать, что Василий Константинович является завербованным красными ротмистром австро – венгерской армии графом Фердинандом фон Галеном, попавшим в русский плен в 1915 году. Только через много лет от этой версии отказались. Кстати, есть еще много загадок и легенд о жизни Блюхера: и о его двух Георгиевских крестах и звании унтер – офицера, и о его образовании, и невероятном взлёте карьеры сразу после революции. Легенды о Блюхере и таинственны, и авантюрны. Смесь данных советской, иностранной и эмигрантской прессы дает неплохой фон для большого авантюрного романа: „Блюхер – рабочий от станка“, „Блюхер – первоклассный иностранный организатор – авантюрист типа Требич-Линкольна“, „Блюхер – образованный русский офицер“, „Блюхер – слесарь Мытищинского вагоностроительного завода“, „Блюхер – русский унтер – офицер“, „Блюхер говорит с сильным немецким акцентом“, „Блюхер – майор Титц, офицер австрийского генерального штаба“, „Блюхер – член коммунистической партии с 1916 года“, „Блюхер – военнопленный германский офицер, бывший правой рукой полковника Бауера“… Недаром его называли «Генерал Немо» и «Полководецпод псевдонимом». Отец – Константин Павлович Блюхер. Мать – Анна Васильевна Медведева. Василий был первым ребёнком в семье. Всего в семье было четверо детей. После одного года обучения в церковно – приходской школе в 1904 году отец увёз Василия в Петербург на заработки. Он работал «мальчиком» в магазине, чернорабочим на заводе, а в 1909 году, переехав в Москву, поступил слесарем на Мытищинский вагоностроительный завод под Москвой. В 1910 году за призыв к забастовке был арестован и приговорён к тюремному заключению. В 1913–1914 годах работал в мастерских Московско-Казанской железной дороги. В начале Первой Мировой войны он призван в армию. Приказом по полку от 2 июля 1915 г. № 185 Блюхер был награждён Георгиевской медалью IV степени за номером 313935. В графе «время оказанного подвига» дата стоит – 28 ноября 1914 года. 8 января 1915 года на реке Дунаец под Тернополем Блюхер был тяжело ранен разорвавшейся гранатой в левое бедро, левое и правое предплечья. Был разбит тазобедренный сустав, из-за чего левая нога стала короче на 1,5 см. В бессознательном состоянии доставили его в армейский полевой госпиталь. Восемь больших осколков было извлечено из его тела. Сильно были повреждены обе ноги. Осмотрев храброго солдата, профессор Пивованский произвел очень сложную операцию и приложил все усилия, чтобы спасти ему жизнь. Блюхера дважды выносили в морг как умершего. После длительного лечения в марте 1916 года Блюхер был уволен из армии врачебной комиссией главного военного госпиталя с пенсией первого разряда. С апреля 1916 года работал в Казани в гранитной мастерской, а затем на заводе в Казани».

Дальнейшее этой статьи о Блюхере я выношу в Приложение № 22.

«В октябре 1938 года отстранённый от должности маршал Блюхер лечился в Адлере, на даче Ворошилова в пансионате «Бочаров Ручей», где и был арестован 22 октября 1938 года. Специальным поездом доставлен в Москву. 24 октября в 17 часов 10 минут его с Курского вокзала привезли на Лубянку во внутреннюю тюрьму НКВД СССР. Поместили в камеру № 93 и присвоили ему тюремный номер «11». За восемнадцать дней пребывания Блюхера во внутренней тюрьме НКВД, со дня ареста и до кончины, его допрашивали двадцать один раз (с 26 октября 1938 года допросы проводились и в Лефортовской тюрьме). Семь допросов арестованного № 11 провел лично Берия, одиннадцать – начальник отделения ОО ГУГБ НКВД СССР старший лейтенант Иванов, три – оперуполномоченные ОО ГУГБ НКВД И.И. Головлев и Д.В. Кащеев.

В собственноручных показаниях, написанных в течение 6–9 ноября 1938 года, он признал себя виновным в том, что был участником антисоветской организации правых и военного заговора. 9 ноября 1938 года в 22 часа 50 минут, находясь под следствием, В.К. Блюхер скоропостижно умер в кабинете врача внутренней тюрьмы. Спустя два часа Меркулов приказал отправить труп Блюхера в морг Бутырской тюрьмы для судебно – медицинского вскрытия. По заключению судмедэкспертизы (судебно – медицинский эксперт Семеновский), смерть маршала наступила от закупорки лёгочной артерии тромбом, образовавшимся в венах таза. Рано утром труп Блюхера был перевезен в крематорий и предан кремации.

10 марта 1939 года уже посмертно задним числом он был лишён звания маршала и приговорён к смертной казни за «шпионаж в пользу Японии (В Дайрене Блюхер якобы занимался шпионской деятельностью в пользу Японии), участие в антисоветской организации правых и в военном заговоре».

11 ноября 1938 года дело по обвинению Блюхера было прекращено за смертью обвиняемого».

Как на самом деле погиб Василий Константинович узнал в тюрьме мой отец. Об этом – моя следующая глава.

Я привел большую справку о жизни и деятельности Василия Константиновича Блюхера по двум причинам: 1. Это был, на мой взгляд, Человек с большой буквы. 2. Его хорошо знал и восхищался им мой отец. По возвращении в Москву мои родители дружили с женой Блюхера Рафой (Глафира), отец в чём-то помогал ей. (Из письма мамы мне в Казахстан в феврале 1961 г.: «Завтра идём на блины к Рафе Бл., она всегда пересылает тебе приветы – прими их»).

Продолжу воспоминания отца:

«Я хочу рассказать о нескольких встречах, о многих с живым и об одной с убитым Василием Константиновичем.

Стянув в Крым остатки разгромленной деникинской армии, барон Врангель, получив из Франции и Англии щедрую поддержку оружием, амуницией и финансами, применяя свирепый террор к рабочим и крестьянам, двинулся завоёвывать «единую и неделимую» Россию и въехать в белокаменную на белом коне.

Панская Польша под нажимом Франции ускорила нападение на Советскую Россию и отвлекла значительные силы Красной Армии, тем самым дав возможность барону Врангелю выползти из Крымского полуострова и двинуться на север для того, чтобы выйти в тыл юго – западному фронту и захватить Донбасс. Над советской страной снова нависла огромная опасность. Снова партия и Ленин приковывают внимание и силы партии к южному фронту, направляя туда тысячи коммунистов. Коммунистов в партии уже не единицы, ими насыщены действующие части. К августу 1920 года в Красной Армии было 300 тысяч большевиков, что составляло половину всей партии.

Командующим Фронтом назначается М.В. Фрунзе, выдающийся деятель партии и полководец. Из Сибири, после разгрома Колчака, перебрасывается 51 Дивизия Василия Блюхера, имя которого в Красной Армии уже стало широко известным.

Дивизия, выгрузившись в Апостолово, двинулась к Каховке и там сходу вступила в ожесточенную схватку с превосходящим по количеству и оснащенным танками и другой боевой техникой противником.

В тяжелых боях дивизия удерживает Каховский плацдарм около двух месяцев, не раз переходя в контрнаступление. Политработники дивизии нам рассказывали, что в этих боях создавалось впечатление, что Блюхер одновременно был абсолютно во всех частях и подразделениях дивизии.

Первая Конная Армия форсированным походным маршем из – под Замостья и Грубешева движется на Южный Фронт вопреки тому, что все радиостанции Пилсудского, захлебываясь, сообщали о полном разгроме 1-ой Конной и пленении Буденного. Около 20 тысяч сабель с пулеметными тачанками и артиллерией спешат на юг, делая по 90 километров в день, чтобы не упустить «черного барона» и не дать ему укрыться и укрепиться за узким Перекопским перешейком и, уничтожив живую силу врага, ворваться в Крым на его плечах.

Мы, политработники 1-ой Конной, знали и видели много прославленных командиров в своих рядах и гордились ими. Вместе с тем, нам очень хотелось увидеть В.К. Блюхера – любимца уральских рабочих и сибиряков, о котором нам рассказывали много легендарных случаев. Очутившись с группой политработников в Каховке, мы увидели группу военных и крестьян, окруживших стройного подтянутого командира, сжимавшего обеими руками портупею. Он оживлённо беседовал с окружающими. Из отрывочных фраз явствовало, что разговор идёт о форсированном подвозе к передовым позициям снарядов, патронов и продовольствия. Это был В.К. Блюхер, который, закончив беседу, быстро сел на коня и рысью удалился.

Это была не встреча с прославленным полководцем, а только знакомство, и то одностороннее и мимолетное. Прошло 8–9 лет. Это были годы бурного развития страны Советов, годы восстановления и реконструкции народного хозяйства, принятия 16 съездом партии первой пятилетки и выдвижения рабочим классом лозунга «Пятилетка в 4 года!».

Это были и годы борьбы с белогвардейцами и интервентами на Дальнем Востоке, с басмачеством в Средней Азии и бандами Антонова и многих других.

Во внешних делах нас непрестанно прощупывали империалисты, они искали слабые стороны бурно и стремительно набирающего силы Советского Союза. Налёт на Полпредство в Пекине, на Торгпредство в Лондоне, официальный разрыв дипломатических отношений Англии с СССР, разгром советских консульств в Кантоне и Харбине и измена, предательство Чан-Кай-Ши и переход его в лагерь империализма и контрреволюции. Во всех этих событиях Василий Константинович, так или иначе, принимал самое деятельное участие в качестве Главкома Народно – революционной Армии и Флота, дипломата при переговорах с японцами, организатора дисциплинированной кадровой армии, Главкома и военного министра, организатора разгрома белогвардейцев под Волочаевкой и освобождения Дальнего Востока от Белой армии и интервентов.

Характерно для деятельности большевика и полководца Василия Блюхера, что не успевает он осесть на относительно мирной работе, как партия и её ЦК снова и снова посылают его туда, где решаются судьбы революции и национально-освободительного движения.

По просьбе Сун-Ят-Сена Василий Константинович направляется военным советником Кантонского революционного правительства. Весь мир узнал Блюхера – генерала Галина (как его называли в Китае) по его выдающимся успехам в Великом Северном походе.

Обо всем этом мы, политработники Украинского Военного Округа, знали по отрывочным рассказам товарищей, знавших Василия Константиновича лично или слышавших о его боевой деятельности из третьих уст. Естественно, что имя Блюхера становилось легендарным как в армии, так и в народе.

И тут мы узнаем, что Василий Константинович назначен помощником командующего УВО. Округом командовал И.Э. Якир, разделивший впоследствии участь Блюхера и убитый годом раньше.

Я тогда работал зам. начальника Госфинконтроля УВО и Черноморского флота. Первая встреча произошла в кабинете Василия Константиновича, где я докладывал о результатах ревизии всего хозяйства одного из корпусов УВО.

У Блюхера присутствовали представители командования и политработники этого корпуса. Это была одна из первых ревизий всего финансового, продовольственного и артиллерийского хозяйства, произведенных на месте, т. е. в частях корпуса. До этого ревизии проводились по отчетным документальным данным, которые присылались к нам в Харьков, где контролеры зарывались в бумаги, не видя ни живых людей, ни условий жизни и быта части.

Эта первая моя встреча с Василием Константиновичем вылилась в скрупулезный допрос, экзамен, но экзамен и допрос не сухого бездушного экзаменатора, а человека до тонкости знающего быт, жизнь и деятельность части, человека благожелательного и, вместе с тем, требовательного, человека, который может тебя многому научить и передать тебе свой огромный опыт большевика и командира. Василий Константинович задавал вопросы, главными из которых были: «А сколько вы провели собраний с красноармейцами, командирами и политработниками, сколько было выявлено непорядков и злоупотреблений по их выступлениям, сколько газет было посвящено ревизиям корпуса и какой реальный результат выступлений печати?».

Одним словом, Василий Константинович настойчиво направлял нашу мысль, нашу деятельность на то, что контроль над хозяйственной деятельностью будет тогда действенным и эффективным и принесет пользу, когда он будет опираться на активную помощь и работу масс.

Много раз за время пребывания Василия Константиновича на посту Командующего УВО (я не оговорился, т. к. за 13-ти месячное пребывание в округе В.К. Блюхер фактически командовал им, ввиду того, что Командующий войсками УВО И.Э. Якир в течение 1928–1929 годов учился заграницей и в округе числился номинально) мне приходилось докладывать ему лично или на заседаниях Реввоенсовета УВО о результатах ревизии частей округа, и он всегда был беспощаден к разгильдяям и преступникам, строг и крайне требователен к людям, недооценивающим значения хозяйственно – материального состояния частей, прост и доступен к рачительным хозяевам, обращающимся к нему за помощью. Нам – контролерам он не раз твердил, что только в тесной связи с широкой общественностью, с красноармейцами, командирами и политработниками гарантия успеха нашей работы.

Выполняя наказ своих хозяев – империалистов США, Англии и Японии, пытавшихся вновь и вновь развязать войну против Советского Союза, Чан-Кай-Ши, Чжан-Сюэ-Лян и прочие китайские горе-вояки 10 июля 1929 г. начали захват Китайско-Восточной железной дороги, находящейся по договору в совместном управлении Советского Союза и Китая. Захват дороги сопровождался грабежами, убийствами, массовыми арестами тысяч советских граждан – рабочих и служащих КВЖД и заключением их вместе с семьями в концлагеря и тюрьмы. Так, в Сумбейском лагере было заключено 1161 советских граждан, в том числе 16 детей. В тюрьме содержались 82 человека, из них 7 женщин. 35 человек подвергнуто пыткам. Без вести пропало 25 человек. На линии КВЖД убито 5 человек и скончалось от ран и побоев 3 человека (газета «Тревога» от 5/10/1929 г., № 24). Вместе с китайскими бандитами действовали остатки разбитых русских белогвардейцев. К нашим границам подходят крупные соединения китайских войск. Организуются банды белогвардейского отребья, совершающие налеты на наши пограничные заставы и населённые пункты. Банды забрасываются и вглубь нашей территории и сеют смерть и пожары нашему мирному населению. Наша выдержка, терпение, спокойствие и предложение разрешить конфликт мирным путем расцениваются империалистами как проявление слабости. ЦК партии и Советское правительство 6 августа 1929 г. организуют Особую Дальневосточную Армию и назначают командующим этой армией В.К. Блюхера, предложив ему немедленно вступить в исполнение своих новых служебных обязанностей.

С этого момента характер событий начинает резко меняться. На Дальний Восток в Особую Дальневосточную Армию под командованием В.К. Блюхера со всех военных округов, со всей страны устремились командиры, политработники и непрекращающийся поток заявлений добровольцев.

В конце августа 1929 года я с группой контролеров был вызван из Харькова в Москву, где решением Председателя Совета Народных Комиссаров Союза был назначен начальником Полевого Контроля Особой Дальневосточной Армии.

Девять дней пути до Хабаровска в скором поезде, заполненном до отказа умудренными опытом гражданской войны, закалёнными в боях командирами и политработниками и восторженными, ищущими героических подвигов молодыми, только что закончившими военно – учебные заведения, командирами, многому научили и о многом заставили подумать.

Наконец, мы приехали в Хабаровск. Золотая Дальневосточная осень, теплая и ласковая, ещё больше ободрила нас.

Придя на приём к Блюхеру, мы доложили ему, что решением Председателя Совета Народных Комиссаров СССР создан полевой контроль Особой Дальневосточной Армии, в задачу которого входит контроль над деятельностью органов снабжения и расходования материальных и технических средств в фронтовых полевых условиях.

Василий Константинович сказал, что он об этом знает и дал понять, что он один из авторов этого нового для Красной Армии мероприятия. Глядя на меня, улыбаясь, он спросил: – «Разумеется, как и в Украинском Военном Округе, мы будем контролировать с широкой помощью и участием красноармейцев, политработников и командиров?»

– «Конечно, Василий Константинович, как Вы нас и учили!»