Текст книги "Не суди"

Посоветовав разбить нашу группу контролёров на две части, из которых одна должна оставаться в частях Южной Группы под командованием нач. штаба ОДВА Лапина, а другая должна отправиться в район Манчжурии – Джалайнара и пообещав в ближайшее время свидеться для более подробного разговора, Василий Константинович предложил мне явиться в тот же вечер на совещание командиров и политработников в Штаб Армии.

Там я встретил немало знакомых по прежней службе в Красной Армии и некоторых товарищей, с которыми мы сдружились за долгий путь от Москвы до Хабаровска. У всех было приподнятое состояние. Все с нетерпением ожидали выступления Блюхера. Для многих это была первая долгожданная встреча с человеком, о котором складывались легенды, песни и стихи, с человеком, чья жизнь и деятельность была примером героизма, примером служения партии и народу.

Меня окружила безусая молодежь и забросала вопросами о том, как выглядит Блюхер, правда ли, что он внук немецкого маршала Блюхера – победителя Наполеона при Ватерлоо, очень ли требователен и строг командующий, правда ли, что он лично вёл 51-ю Дивизию на штурм Перекопа. И много – много различных вопросов наперебой задавали командиры и политработники, перебивая друг друга и не слушая ответов.

В это время вышел Василий Константинович и спокойно, деловито, дорожа каждой минутой, без всяких вводных слов, без пафоса и нажима начал говорить о том, какая обстановка сложилась в нашей стране, в мире, на КВЖД, по ту и эту стороны границы с Китаем.

Коротко и сжато он обрисовал положение и дал оценку противоборствующим силам. Рассказав коротко о роли империалистов США, Англии и Японии, спустивших с цепи китайских наймитов, В.К. остановился на том, как рабочие Уругвая дали средства ОДВА на постройку самолета, о том, как германские рабочие шлют привет командованию Дальневосточной Армии и отказываются грузить оружие для китайских генералов, и привёл много других примеров интернациональной пролетарской солидарности.

Особый интерес вызвал рассказ о том, что Всекитайская Федерация профсоюзов обратилась к китайскому пролетариату с воззванием по поводу событий в Манчжурии. Федерация призвала всех рабочих Китая вести самую энергичную борьбу с захватом КВЖД нанкинскими генералами. Возвание подчеркивало, что КВЖД захвачено в интересах империалистов, которые хотят использовать Манчжурию как плацдарм для своих противосоветских действий. В возвании говорилось, что только в полном единении с мировым пролетариатом, ведя борьбу за защиту СССР, китайские рабочие добьются своего освобождения.

С другой стороны китайские троцкисты во главе с членом ЦК китайской компартии Чен-Ду-Сю во время конфликта на КВЖД говорили, что китайская компартия не должна говорить китайским рабочим: – Защищай СССР – отечество мирового пролетариата.

В заключение Василий Константинович призвал в этот напряжённый и ответственный момент для страны и армии командиров и политработников, всех коммунистов быть впереди, быть образцом выполнения своего священного боевого долга перед партией и Родиной.

Он не обещал, что «закидаем шапками», наоборот он говорил, что у противника вдвое большее численное превосходство, что на подходе к линии фронта китайские генералы форсированно подтягивают еще 2–3 дивизии и большое количество современной техники, что несомненны жертвы, но что главное наше преимущество состоит в том, что наш красноармеец знает, что рискуя жизнью, он отстаивает завоевание революции, свою родину, полным хозяином которой он является, тогда как китайский солдат является рабом помещика и кулака и не хочет воевать и умирать за него.

Так говорил Василий Константинович, и каждое его слово большевика и командира, уважаемого и любимого человека, падало на благодатную почву. Каждое слово Блюхера было очень близким, ясным и понятным и вызывало и укрепляло веру в дело коммунистической партии, в дело Советской власти.

Не будет преувеличением сказать, что назначение командующим ОДВА Блюхера, этого мудрого талантливого полководца, удары которого не раз испытывали на себе китайские генералы и их империалистические хозяева, было мудрым решением партии, не в малой степени решившее исход и ликвидацию советско – китайского конфликта и, вместе с этим, поражение всех враждебных СССР сил.

Описывать подробно боевые операции ОДВА вряд ли необходимо, т. к. они уже описаны в книге В. Душенькина «От солдата до маршала».

После многократных нападений, налётов, артиллерийских и пулемётных обстрелов наших пограничных частей и мирных жителей и не менее многочисленных предложений с нашей стороны об урегулировании конфликта, после разгрома Сунгарийской флотилии и гарнизонов от Лахасусу до Фукдина в ночь с 16 на 17 ноября китайские войска значительными силами при поддержке артиллерии перешли в наступление на станицу Абагатуевскую и разъезд № 86. Провокационные действия китайских войск в это же время имели место не только в Забайкалье, но и в Приморье, где происходили ежедневные обстрелы наших пограничников и мирных жителей, свидетелем которых мне лично пришлось быть в районе Полтавской, Турьего Рога и налетов на нашу территорию из района Мишаньфу.

После того, как китайская конница перешла нашу границу в районе Турьего Рога и посёлка Первомайский и начала теснить наши пограничные части, командование ОДВА приказом Блюхера вынуждено было принять со своей стороны контрмеры. В результате части ОДВА, как в Забайкалье, так и в Приморье, отбив 17 ноября наступление китайских войск, преследовали их на китайской территории, оттеснив их подальше от нашей границы. В ходе этой операции было взято в плен и разоружено много тысяч китайских солдат и офицеров, отобрано большое количество винтовок, пулеметов, пушек, боеприпасов и много боевого снаряжения.

После разгрома китайских генералов все наши требования были полностью удовлетворены и закреплены Хабаровским протоколом.

Еще не сразу после подписания договора наступило полное спокойствие на КВЖД. Кое – где еще блуждали маленькие группы разбитых китайско – белогвардейских банд. Получив сокрушительный удар, Мукденские политики и китайская военщина уже не решались нарушить соглашение.

Председатель Совета Народных Комиссаров Рыков, докладывая на сессии ЦИК СССР, сказал о действиях ОДВА: «упорство китайского правительства не могло не повлиять на непосредственное ознакомление китайской военщины с мощью нашей армии. Вся заграничная печать вынуждена сейчас признать, что наша армия обнаружила совершенно исключительную организованность, совершенно исключительную выдержку и исключительно бережное отношение ко всему мирному населению Китая, с которым ей пришлось соприкасаться во время последних операций».

Наши войска вернулись домой, вернулся в Хабаровск и В.К. Блюхер. Немедля, учитывая положительный опыт войны, её некоторые ошибки и промахи и героические дела нашей армии, он начал вести работу по дальнейшему подъёму боеспособности и политико – морального состояния частей ОДВА.

Так как моя группа контролеров работала почти во всех частях, то нам часто приходилось встречаться с командующим в Никольско-Уссурийске, Спасске, Гродеково и многих других местах, в которых он побывал и инспектировал. Особое внимание он уделял беседам с красноармейцами, командирами и политработниками, часто напоминая мне, что залог успеха нашей работы в теснейшей связи с армейской общественностью.

Как это ни странно, некоторые политработники из ложно понятого престижа считали, что не следует слишком широко при ревизии частей общаться с красноармейцами, что, якобы, такое общение может подорвать авторитет и единоначалие командно – политического состава армии.

В.К. Блюхер мягко, но решительно отмёл эту ничем не оправданную позицию, идущую вразрез с традициями нашей партии, а при моём докладе на Реввоенсовете Армии о результатах работы полевого контроля во время боевых операций, он, резюмируя высказывания по моему докладу, подчеркнул особую важность привлечения широкой армейской общественности, указав, что в этом сила нашей партии, нашей армии и что кто этого недооценивает, тот ничего не понимает и не учитывает особенности нашего советского строя. Тут же он одобрил наши неоднократные выступления в газете «Тревога» с освещением хода ревизии частей и показа виновников зла.

На этом заседании Реввоенсовета мне довелось быть свидетелем, как приехавшая делегация уральских рабочих с исключительной теплотой и любовью поздравила Василия Константиновича с разгромом китайско – белогвардейских банд и вручила ему в подарок шашку из булатной златоустовской стали, инкрустированную уральскими умельцами.

Как живой стоит передо мной небольшой, щуплый, седой, с опущенными книзу чумацкими усами старейший член делегации, вручивший шашку Василию Константиновичу. Обращаясь к Блюхеру, рабочий сказал, что шашка острая, сделана руками рабочих и что дарится она ему для того, чтобы и дальше он разил врагов революции, рабочего класса так, как он делал это до сих пор. Речь его была не напыщенной и не слащавой, а наоборот, она была произнесена сурово и требовательно, как речь старшего наставника своему хорошему ученику, от которого требуется больше того, что он дал до сих пор. Он обращался к Василию Константиновичу по – отцовски на ты, Блюхер же, принимая подарок, смиренно слушал наставления старшего с благодарностью и уважением.

Покидая Дальний Восток и прощаясь с Василием Константиновичем, я увозил из армии дарованную им мне частицу его мудрости и опыта большевика и полководца.

Прошло ещё пять лет. Осенью 1935 года болезнь привела меня в подмосковный санаторий «Барвиха», где лечился и Блюхер.

Иные условия, иные грани характера Василия Константиновича, грани самородка твёрдого и вместе с тем мягкого и блестящего. Эти грани привлекали к нему молодых и пожилых, журналистов и артистов, политических деятелей и хозяйственников, партийных работников и дипломатов.

Для всех у Василия Константиновича находилось доброе и умное слово, всех он чем-то привлекал. Это – глубокая искренность, личное обаяние, жизнерадостность, чувство юмора, живой интерес к людям и жизни, исключительная скромность.

Он занимался спортом: играл в теннис, катался на коньках, любил продолжительные прогулки, и все это он делал вместе с окружающими его людьми. Он очень любил детей и мог долго возиться и играть с детьми, приезжавшими навестить своих родителей, лечившихся в «Барвихе». Дети же, остро чувствуя расположение и любовь к ним, в свою очередь льнули к Василию Константиновичу.

(На снимке: Барвиха – санаторий Совмина СССР, 1935 год)

В это время в «Барвихе» лечилось много известных, именитых людей.

Это были Народные артисты СССР Качалов, Климов, Блюменталь-Тамарина, замечательный советский журналист Михаил Кольцов, строитель Турксиба Шатов, дипломат Потемкин, старейшие большевики и соратники Ленина Ганецкий, Гопнер, Аллилуев, Председатель Совета Народных Комиссаров Украины Любченко и много других. Общение с ними обогащало и было интересным и познавательным.

Все они восприняли постановление ЦИК Совета Народных Комиссаров о присвоении звания Маршала СССР Блюхеру как должное и заслуженное.

Так же восприняли это трудящиеся нашей страны. Ярким примером тому может служить следующий эпизод: на следующий день после присвоения Василию Константиновичу звания маршала в театре имени Вахтангова состоялась примьера пьесы Афиногенова «Далёкое». Маленькая станция на Дальневосточной магистрали и люди, населяющие этот маленький клочок земли. Случайная порча вагона приводит на станцию командира корпуса Красной Армии Малько. В соприкосновении с ним заново ощущают себя, свое существование, свой труд обитатели станции. Их жизнь наполняется новым содержанием.

Основной конфликт пьесы упирается в общемировую, общечеловеческую проблему жизни и смерти. Комкор Малько, страдающий неизлечимой болезнью, не склоняет своей головы перед лицом смерти. Находящаяся в то время в «Барвихе» актриса театра Вахтангова В.Г. Вагрина (О ней я расскажу позже, в 9-ой главе), пригласила Василия Константиновича посмотреть этот спектакль. Вместе с ним поехала его жена и несколько товарищей.

Перед началом второго акта на авансцену вышел Народный артист Захава и сообщил, что на спектакле присутствует Маршал Советского Союза Блюхер и что весь коллектив театра сердечно поздравляет его с присвоением ему звания маршала. Весь зал встал и, обернувшись к ложе, где находился Василий Константинович, долго и бурно приветствовал его. До сих пор я помню лица зрителей, взволнованно и сердечно аплодировавших ему (отец вместе с мамой сидел в ложе Блюхера).

И еще один эпизод, явно противоположный рассказанному: в ложе напротив сидел Секретарь ЦК ВКП/б/, член Политбюро, Нарком путей сообщения, Секретарь Московского комитета партии Каганович. Он так был упоён титулами и властью, что не счёл для себя возможным вместе с переполненным залом зрителей и артистами приветствовать нового маршала СССР Блюхера. Из ложи, где находился Блюхер, мне хорошо было видно, как Каганович, насупленный и явно недовольный овацией, устроенной зрителями Блюхеру, не встал, а отодвинулся вглубь ложи для того, чтобы не принять участия в приветствии.

На следующий день по просьбе больных был устроен праздничный обед. Все было очень скромно. Было то, что в обычном обеде, но в отличие от будничного на этот раз расставленные по всей столовой столы были собраны в Т-образную форму. В центр стола был приглашен Василий Константинович, и перед ним был поставлен большой торт, к которому «прикладывались» все, любящие сладкое, особенно те, которым по характеру болезни это было запрещено. Много волнующих, сердечных слов было произнесено в адрес маршала. Они были произнесены с глубокой искренностью и любовью.

Вечером состоялся концерт, где я с большим интересом наблюдал с каким сожалением Василий Константинович смотрел на увядающее искусство старейшей балерины Народной артистки Гельцер, горячо аплодировал певице Лидии Руслановой и заразительно смеялся, вернее от души хохотал, когда выступала замечательная эстрадная артистка Мария Миронова, особенно когда она исполняла свой, тогда коронный, номер «Телефонные разговоры».

Снова отъезд. Василий Константинович еще оставался в Барвихе, оставался в расцвете сил и таланта. Но больше я его живым уже не увидел».

В дополнение к изложенному в начале главы привожу несколько абзацев из книги В. Шевченко «Маршал В.К. Блюхер. Мифы и реалии» – Приложение № 23, а в Приложении № 24 – некоторые сведения о семье и кончине Василия Константиновича.

Приложения к главе № 6

Приложение № 22. Маршал Блюхер. Тяжкий путь.

«Он много и упорно учился, хотел даже сдать экзамен при гимназии на аттестат зрелости. Каждый вечер, после работы на заводе, он ходил в Собачий переулок к студенту-репетитору Нагорному. Нагорный был энергичный юноша, бравшийся за одну зиму пройти с учениками полный курс гимназии. Он задавал Блюхеру чудовищные уроки. Один из питомцев Нагорного, учившийся у него вместе с Блюхером, вспоминая об этом времени, сознается, что от обилия заданного все ученики Нагорного совершенно шалели и один только Блюхер упорно и точно выполнял все требования неистового репетитора.

В июне 1916 года он вступил в ряды РСДРП. К началу Октябрьской революции Блюхер являлся членом Самарского Военно-Революционного Комитета. После установления Советской власти в Самаре он стал помощником комиссара Самарского гарнизона и начальником губернской охраны революционного порядка.

Блюхер (на снимке) был активным участником гражданской войны. В 1918 году во главе отряда направлен на Южный Урал для борьбы с частями войскового атамана Оренбургского казачества полковника А.И. Дутова. С июля 1918 заместитель, а в августе – командующий партизанской Уральской армией. В тяжелейших условиях совершил 1500-километровый рейд от Оренбурга к Уралу. За это Блюхер стал первымкавалером ордена Красного Знамени (1918). Затем командовал дивизиями, был зам. командующего армией, начальником укрепленного района. В наградном листе ВЦИК от 28 сентября 1918 года говорилось: «Бывший сормовский рабочий, председатель Челябинского ревкома он, объединив под своим командованием несколько разрозненных красноармейских и партизанских отрядов, совершил с ними легендарный переход в полторы тысячи верст по Уралу, ведя ожесточенные бои с белогвардейцами. За этот беспримерный поход тов. Блюхер награждается высшей наградой РСФСР – орденом Красного Знамени под № 1».

Дивизия Блюхера участвовала почти во всех завершающих операциях по освобождению Сибири от колчаковцев.

В июле 1920 года Блюхер получил приказ о переброске дивизии на Южный фронт на борьбу с Русской армией П.Н. Врангеля.

…. 51-я дивизия в последних боях против Врангеля покрыла себя неувядаемой славой. «Невзирая на тяжелые жертвы, в обстановке невероятных лишений она до конца выполнила свой долг перед Республикой и, потеряв 75 % состава, штурмом овладела всеми линиями обороны противника, пробив своей грудью дорогу в Крым. М.В. Фрунзе».

27 июня 1921 года Блюхер назначен председателем Военного совета, главнокомандующим Народно – революционной армии Дальневосточной республики и военным министром ДВР.

«Из книги К. Паустовского «Маршал Блюхер»:

«Имя Блюхера окружено славой освободителя. Ни один из завоевателей – полководцев прошлого не мог сказать, как Блюхер: – Волочаевская эпопея показала всему миру, как умеют драться люди, желающие быть свободными».

В 1935 году Блюхер стал одним из пяти первых маршалов Советского Союза.

В.К. Блюхер, к своему несчастью, имел непосредственное отношение к развязыванию Большого террора в своей армии: в июне 1937 года он возглавил военный трибунал по «делу военных».

Во время конфликта с японцами на озере Хасан в июле-августе 1938 года в СССР было заявлено о крупной победе, но по итогам операции на Хасане оказалось, что РККА потеряла значительно больше солдат, чем японская армия, и не смогла полностью выполнить поставленной задачи. Блюхер был арестован в октябре 1938 года. Его обвиняли в военно-фашистском заговоре и пытались заставить признаться во вредительских действиях во время террора и боев на Хасане».

(На снимке: первые маршалы. Слева направо: Тухачевский, Ворошилов, Егоров (сидят), Будённый и Блюхер (стоят).

Приложение № 24. В. Блюхер. Семья. Конец.

«1. Дочь Зоя вспоминала: «Отец был натура могучая, неуемная, подчас противоречивая. В нем уживались железная воля, твердая решительность, порой жесткость с удивительной мягкостью, чуткостью, сентиментальностью…».

2. Блюхера и всех его родственников арестуют 22 октября и доставят во внутреннюю тюрьму НКВД на Лубянке. Арестованному присвоят номер 11, первый допрос состоялся 25 октября. Его перекрестно вели заместитель народного комиссара внутренних дел СССР комиссар государственной безопасности 1-го ранга Берия и начальник отделения особого отдела Главного управления государственной безопасности НКВД старший лейтенант И.А. Иванов. За 18 дней его будут допрашивать 21 раз обвиняя в антисоветской, шпионской деятельности в пользу Японии, семь раз лично Берия.

3. «…Этим же решением к расстрелу были приговорены первая жена Блюхера Галина Покровская и жена брата Лидия Богуцкая. Еще через четыре дня расстреляли вторую жену бывшего командующего Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии (ОКДВА) Галину Кольчугину. Третью – Глафиру Безверхову – еще ровно через два месяца Особое совещание при НКВД СССР приговорило к восьми годам исправительно – трудовых лагерей. Чуть раньше, в феврале, был расстрелян и брат Василия Константиновича капитан Павел Блюхер – командир авиазвена при штабе ВВС ОКДВА (по другим данным, умер в заключении в одном из лагерей на Урале 26 мая 1943 г.)» Из статьи «Бесславная кончина. Василий Константинович Блюхер» в http://kommandir.info»

Глава 7. Лагеря вы мои, лагеря

Из записок отца.

«Шел конец 1939 года. Фашизм набирал силу. Гитлер расчищал себе путь на восток, путь на Советский Союз. Он грабит огромные богатства покорённых стран, обеспечивая свои тылы и заставляя их работать на войну.

И это в то время, когда Сталин уверял народ и партию, что мы сильны и что мы будем воевать только на чужой территории. Сталинские опричники Ежов и Берия вот уже третий год обезглавливали партию и Красную Армию, систематически, жестко и беспощадно уничтожали замечательных большевиков – командиров и политработников.

Ноябрь. Ночь. Меня привезли из Лефортовской тюрьмы в Бутырскую»

«Не знал, куда везут: то ли освобождать, то ли расстреливать. Мозг сверлит одно и то же: расстреливать, расстреливать, расстреливать….Наконец, приехали. Слышатся приглушенные голоса и уже громче: —«Давай!». Машина снова трогается и через несколько секунд останавливается.

Открывается дверь «чёрного ворона» и голос: – «Выходи!». Оглядываюсь и вижу знакомый мне двор и «вокзал», как его удачно назвали заключенные. Как это ни странно, радуюсь этому и думаю: теперь буду жив!

Надзиратели поторапливают и для того, чтобы мы не столкнулись с другими заключенными, всё время стучат по пряжке пояса тяжёлым ключом от камер, давая этим знак, чтобы идущий навстречу заключенный повернулся лицом к стене. Наконец, меня втолкнули в бокс, рассчитанный на то, чтобы в нем либо стоять, либо сидеть на узенькой дощечке, упираясь коленями в дверь.

(На снимке: зловещая Лефортовская тюрьма. Самая знаменитая в России тюрьма, хоть и находится почти в центре Москвы, на самом деле совершенно недоступна. Случайный прохожий может много раз обойти ее вокруг, прикоснуться к железным воротам, куда въезжают автозаки, пощупать крепкую кирпичную кладку, – все равно ничего не поймет. Внутрь хода нет никому, кроме заключенных, следователей и сотрудников администрации).

Трудно дышать, не знаешь который час, утро или день, ночь или вечер. Время тянется мучительно медленно и вдруг, когда ты меньше всего ожидаешь, раздаётся скрип замка и снова: – «Выходи!».

В кабинете, в который меня ввели, сидит молодой человек, перед ним большая пачка постановлений Особого Совещания, из которой он берёт верхнюю, сверяет анкетные данные и предлагает: – «Читайте и расписывайтесь!». Слова и буквы пляшут перед глазами. Запомнилось только одно – «8 лет исправительно-трудового лагеря».

(На снимке: не менее знаменитая Бутырка).

Баня, стрижка и выход во двор, и тут только дошло до сознания, что ведут меня в бывшую церковь-пересылку. В ней уже немало людей, в основном, так называемых «врагов народа». Многих знаю, все устраиваются на полу, так как коек не полагается. В камере чисто и светло. Осматриваемся и делимся новостями и известиями с воли. Обращают на себя внимание двое заключенных, бывших работников НКВД. По опыту мы хорошо знаем, что расспрашивать и интересоваться биографией заключенных работников НКВД не следует: захочет, придет время, – сам расскажет.

Гуляя по камере с бывшим работником охраны членов правительства Хохловым, мы присматриваемся друг к другу. Дня через два он рассказывает мне как он вместе с другими тремя своими товарищами «брал» Блюхера в Сочи на Ворошиловской даче, где тот отдыхал с 4-мя детьми, в том числе с 8-ми месячным сыном Василином.

Тяжело переживал Василий Константинович арест и путь от Сочи до Москвы. Мрачный, он все время ходил по вагону и не находил себе места, молчал, задумывался и часто находился в состоянии прострации. Всех детей, в том числе и грудного Василина, при аресте отобрали у матери и сдали в Детский Дом, а Василина, под другим именем, отправили в сочинский Дом Ребенка. Жену Блюхера Глафиру Лукиничну держали в другом купе и не разрешали общаться с мужем. По прибытии в Москву Блюхера сразу же перевезли в Лефортовскую тюрьму, а его жену – в Лубянскую.

На этом оборвался разговор с Хохловым, так как о дальнейшей судьбе Блюхера он ничего не знал.

Вызывал интерес другой бывший работник НКВД К…. Маленький, худощавый, беспокойный, он чувствовал себя чужим среди нас. На вопрос где и в каком отделе он работал до ареста К. давал нечленораздельные ответы.

Это было тем более странным, что наше прошлое ушло, отодвинулось, что все думали о настоящем и особенно о будущем. Куда повезут? В какой лагерь? Будем ли мы работать и на какой работе? Можно ли будет связаться с семьями?

В пересыльной камере наше положение считалось лучшим в сравнении с камерами Бутырской, Лубянской и особенно Лефортовской тюрьмы. Тут узнавались судьбы многих и многих большевиков, известных в партии. Каждый из 100 человек нашей пересылки за время так называемого следствия встречался со множеством людей, которые, в свою очередь, рассказывали о судьбах людей, сидевших с ними, но никто не знал судьбы Василия Константиновича Блюхера, несмотря на то, что я почти всех расспрашивал о нём.

Наконец, нас погрузили в тюремные вагоны. В купе, в которых нормально должно помещаться 4 человека, заталкивалось по 20–22 заключённых. Нас повезли. Тернист был этот путь. Никто не думал о физических страданиях, а их хватало с лихвой. Настроение с каждым днем ухудшалось от дум и моральных страданий и от того, что в Свердловской и Новосибирской пересылках нас встречали воры, грабители – рецидивисты с криками: «Фашисты! Нашего Сталина хотели убить! Приедем на место – дадим вам дрозда!».

Из рассказов мы убеждались, что нам, так называемым «контрикам», предстоит работать на самых тяжёлых работах, так как иные работы и руководство нами даются только заслуживающим доверие «бытовикам», как назывались воры, взяточники, бандиты и прочая накипь уголовного мира. Но положительно все, за редким исключением, оставаясь верными сынами партии, были глубоко убеждены, что все это чудовищное избиение преданных партии людей не может долго продолжаться и трагическая истина всплывет наружу. Вечное: – «За что? Почему? – Так надо!» беспрерывно сверлило мозг и не давало ни минуты покоя – почему «Так надо»? Многие верили и не сомневались, что Сталин разберётся. Потерявшие же веру в Сталина отмалчивались либо кивали головой то – ли в знак согласия, то – ли не соглашаясь».

Прерву отца и приведу несколько примеров веры и почитания «божества». Явление это было массовым, даже на пороге смерти, особенно среди коммунистов.

В подтверждение слов отца – несколько цитат:

«…я готовлюсь душевно к уходу от земной юдоли, и нет во мне по отношению ко всем вам и к партии, и ко всему делу – ничего, кроме великой, безграничной любви…. Моя внутренняя совесть чиста перед тобой теперь, Коба. Прошу у тебя последнего прощенья (душевного, а не другого). Мысленно поэтому тебя обнимаю. Прощай навеки и не поминай лихом своего несчастного».

Н. Бухарин

10. XII.37 г.».

АПРФ. Ф. 3. On. 24. Д. 427. Л. 13–18. Маш. копия. Л. 19–22. Автограф.

«Мне вспомнились высказывания Ивана Петровича Павлова… Он определенно считал, что самые редкие и самые сложные структуры мозга – государственных деятелей. Божьей милостью, если так можно выразиться, прирожденных. Особенно ясно для меня становится это, когда в радио слышится Сталина речь… такая власть над людьми и такое впечатление на людей…»

Академик В. И. Вернадский

«От 500 ударников учебы, посланных комсомолом во всесоюзный пионерский лагерь «Артек», от самых счастливых среди счастливых детей Советского Союза мы шлем вам, родному и любимому, наш пионерский сердечный привет. Примите наше ребячье спасибо и передайте его всей партии, всему рабоче – крестьянскому правительству, и нашему почетному артековцу Вячеславу Михайловичу Молотову и всем рабочим и колхозникам за все, за все, что Вы сделали для советских детей».

Газета «Комсомольская правда», 1935 год, 27 июня.

Снова отец:

«Еще один внутрилагерный этап, и мы на месте. Непроходимая тайга, 50-градусные морозы, полутораметровый снег. В глубокой тайге – пятистенный бревенчатый барак разделенный на две равные половины. В одной половине – 100 заключенных, а в другой – 7 надзирателей и в тамбуре – 3 собаки. В десяти шагах от барака – уборная, тоже разделённая на две половины. Упаси бог пользоваться половиной охраны. Поэтому по утрам у уборной, предназначенной для заключенных, большая очередь. Темно, утро еще не наступило, но приближение его чувствуется по увеличивающейся очереди. Очередь движется, колышется, пританцовывает, по густому пару от дыхания можно определить, где начало и где конец очереди. На дверях и косяках барака наледь, дверь хлопает, и клубы пара врываются в барак. Еще раз хлопнула дверь, и вот ко мне на верхние нары взбирается К. и шепотом: – «Хочу с тобой поговорить! Я – бывший начальник Лефортовской тюрьмы, никому из вас об этом не говорил, так как, если урки узнают, то мне – конец! Они меня безусловно проиграют. Знает только Хохлов». И дальше следует рассказ о том, что он ни в чем не повинен, что создали липовое групповое дело и что ему дали 10 лет, а главврачу Лефортовской тюрьмы Р… – 15 лет. Остальным – разные сроки. Когда он отвел душу о своей горькой доле, я ему начал задавать вопросы, и одним из первых был вопрос: – «Видел – ли ты Блюхера? Расскажи, что с ним стало!».

(На снимке: типичная картина на этапе и при конвоировании с работы и на работу)

Минуты раздумья, а затем, махнув рукой, он начал рассказ. Многое мне пришлось повидать и услышать за 2 ½ года пребывания под следствием почти во всех московских тюрьмах, много я слышал рассказов о ходе, так называемого, следствия, да и сам испытал за эти годы немало. Много замечательных подлинных большевиков я видел и слышал за 5 ½ лет пребывания в лагерях и почти за 10-летнее пребывание в ссылке, но то, что я услышал о 16-дневном «следствии» над Блюхером, о его трагической гибели, меня потрясло так, что я долго не мог придти в себя.

Прошло около 25 лет, но этот рассказ я помню почти дословно и ясно себе представляю картину следствия по делу Блюхера в натуре, так как и мне довелось побывать в Лефортово и пройти «полный курс» Ежовско-Бериевских наук».

Тяжело прерывать отца, особенно на этом месте. За 21 год, что мы прожили бок о бок, у него не хватило «духа» хоть что-то рассказать нам о прохождении «курса Ежовско-Бериевских наук». Однажды я увидел у него на ноге два красно – коричневых пятна и спросил о них. Он коротко ответил: – «Карцерная стойка». Во – исполнение несбывшейся воли отца и его товарищей (никто из них тоже никогда ни словом не обмолвился при мне о пытках) я приведу описание «стандартных» методов выбивания доносов на себя, применявшихся во времена Ежова и Берии. Кстати сказать, почти до конца 1936 года в тюрьмах и лагерях пытки, как правило, не применялись: били, но изощрённо – чтобы не оставлять на теле особых следов. Если помните, тов. Сталин «развязал» следователям руки: пытки разрешил и «мудро» обосновал. В книгах и воспоминаниях многих «сидельцев» есть описания издевательств и пыток, я же приведу неполную, конечно, систематизацию их и некоторые иллюстрации. Описание «забав» следователей я вынесу в Приложение № 25 – чтение не для слабонервных.