Текст книги "Оттепель. Действующие лица"

Айги (Лисин) Геннадий Николаевич (1934–2006)

А. из тех, кого называют «поэтами без биографии». Рассказывать почти что не о чем: чуваш, сын деревенского учителя, погибшего в годы Великой Отечественной войны. Рано стал писать стихи на родном языке, с 15 лет печатался в чувашской периодике и, окончив Батыревское педагогическое училище, в 1953 году по рекомендации национального классика П. Хузангая поступил в Литературный институт.

Был он пока похож на всех, и С. Бабенышева, рецензируя рукопись, поданную на конкурс, особо выделила в ней посвящения Сталину, в которых «молодой поэт сумел найти новый поворот темы, найти для передачи этого всеобщего чувства любви – новые слова»[21]21
  Цит. по: Огрызко В. Вознесший чувашскую поэзию на мировой уровень // Литературная Россия. 2017. 17 февраля.


[Закрыть].

Был он – еще лучше, наверное, сказать – как tabula rasa. «В моей, – вспоминает А., – „чувашской глуши“ очень плохо было с книгами. ‹…› В столицу я приехал, зная из русских поэтов XX века только Маяковского»[22]22
  Айги Г. «Все – здесь…» Херсон: Пилотные школы, 1997. С. 18.


[Закрыть]. А тут – музеи и библиотеки, антикварные издания Ницше и будетлян, институтские занятия под руководством М. Светлова, дружеское расположение Б. Пастернака[23]23
  В 1990 году А. о своих взаимоотношениях с Б. Пастернаком написал проникновенный очерк «Все – здесь…», впоследствии неоднократно переиздававшийся.


[Закрыть] и Н. Хикмета, знакомство чуть позже с Д. Бурлюком и Р. Якобсоном, приезжавшими в Москву, круг Б. Ахмадулиной, Е. Евтушенко, Р. Рождественского, других сумасшедше талантливых сверстников.

Душа пошла в рост, стихи отныне и навсегда стали иными, ни на чьи уже не похожими. Сначала написанные еще по-чувашски, а ближе к пятому курсу уже и по-русски, они либо вырастали из подстрочников, либо, оставаясь по происхождению подстрочниками, притворялись стихами.

Непохожесть ни на кого – тоже по тем временам крамола, и дипломному сборнику «Завязь» не дали дойти до защиты: мало того что разгромили на комсомольском собрании, мало того что исключили из ВЛКСМ, так в мае 1958 года отчислили еще и из института – «за написание враждебной книги стихов, подрывающей основы метода социалистического реализма». В комсомол А. уже не вернулся, а диплом, год помотавшись по Сибири и пробив в Чебоксарах книгу стихов «Именем отцов» на чувашском языке (1958), все-таки получил.

Ни кола, ни двора, ни столичной прописки, ни постоянного заработка, и слава богу, что друзья А. устроили его в Музей Маяковского, где он, никуда не высовываясь, проработал десять лет в должности заведующего изосектором (1961–1971). Переводил на чувашский «агитатора, горлана, главаря» и – исключительно для заработка – поэму «Василий Теркин», выпустил на родине несколько книг опять-таки на чувашском («Музыка на всю жизнь» – 1962; «Шаг» – 1964; «Проявления» – 1971). Но всесоюзному читателю удалось показаться всего лишь дважды – 26 сентября 1961 года в «Литературной газете» с предисловием М. Светлова была напечатана подборка стихов, переведенных Б. Ахмадулиной, а во 2-м номере «Нового мира» за 1962 год под рубрикой «Из чувашской поэзии» появились четыре стихотворения, два из которых в переводе Д. Самойлова.

На этом, собственно, и все. Было, разумеется, хождение в самиздате, но достаточно, думается, ограниченное, так как загадочные стихи А., лишенные сюжетности и социального нерва, далеко не всякому читателю оказывались по уму. Зато уже в 1962 году одно стихотворение А. вышло на польском. И дальше больше: Чехословакия, Швейцария, Франция, Англия, Венгрия, Югославия, Нидерланды, Швеция, Дания, Финляндия, Болгария, Турция, Япония…

Понятно, что переводчиков привлекал прежде всего талант А., действительно самородный. Но надо и то принять во внимание, что его верлибры с их ребусным наполнением, простым словарем и причудливой архитектоникой хороши именно для перевода, воспринимаясь западными ценителями как явление не столько чувашской и русской, сколько европейской поэзии.

Можно предположить, что и у нас чиновники, смотрящие за литературным базаром, понимали стихи А. так же: во всяком случае, вступить в Союз писателей его не приглашали, но и не мытарили особо. Лишь после того как подборки А. – на русском, естественно, языке – стали появляться в эмигрантской периодике, после того как В. Казак выпустил сборник «Стихи 1954–1971» в Мюнхене (1975), а М. Розанова собрание стихотворений «Отмеченная зима» издала в Париже под грифом «Синтаксиса» (1982), тучи над А. стали вроде бы сгущаться. Но и то злобились не столько московские, сколько чебоксарские власти: «после публикации моих стихов в журнале „Континент“ в 1975 году, – как рассказывает поэт, – я ни разу не смог поехать в Чувашию в течение десяти лет, – друзья предупреждали, что не будет для меня „жизненных гарантий“»[24]24
  Амурский В. Геннадий Айги: «Была, кроме „Вех“, и смена атмосфер» // Дети Ра. 2006. № 11.


[Закрыть].

Свой удел поэта, признанного на Западе, но в России почти никому неизвестного, А. переносил стоически. Официально принял вместо отцовской родовую фамилию Айги (1969)[25]25
  Утверждают, что один из предков поэта произносил чувашское слово «хайхи» («вон тот»), опуская начальный звук, – так возникло семейное прозвище «Айги».


[Закрыть]. Жил впроголодь, конечно, но дружил с такими же изгоями, как и он сам: поэтами «лианозовской школы» и С. Красовицким, художниками Вл. Яковлевым, А. Зверевым, И. Вулохом, композиторами А. Волконским и С. Губайдулиной. Собрал из своих переводов на чувашский язык внушительные антологии «Поэты Франции» (1968), «Поэты Венгрии» (1974), «Поэты Польши» (1987), составил «Антологию чувашской поэзии», которая была издана на английском, венгерском, итальянском, французском и шведском языках. И писал себе, зная и надеясь, что его «стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед».

С началом перестройки этот черед действительно настал. И поэт, который, – по его признанию, – провел «три десятилетия вне официальной „литературной жизни“», в конце 1980-х – начале 1990-х годов ненадолго оказался публичной знаменитостью. Пошли – сначала бурно, но становясь, впрочем, все более редкими – публикации в толстых литературных журналах, появилось больше десятка – малотиражных, впрочем, – сборников в России, и домосед, казалось бы, А. объездил полмира, много раз бывал в Германии, Франции, Америке, Швеции…

Общенародная слава его, однако же, обогнула. Не могла не обогнуть, учитывая состав его стихов, которые способны понять (и уж тем более полюбить) только немногие званые и избранные. И учитывая модус вивенди, жизненную философию, о которой А. так сказал в одном из своих интервью:

Никакая «Перестройка», никакая «Гласность» не меняет давнее русло моего жизневыдерживания, – скажем, в «творческо-экзистенциальном» смысле. Мешать – может. И мой «труд» – не дать вторгнуться этим силам («Перестройке» и «Гласности») в продолжающееся подспудное движение моей творческой судьбы, – ничто внешнее не должно нарушить его внутреннюю обособленность. Вот всё[26]26
  Амурский В. Геннадий Айги: «Была, кроме „Вех“, и смена атмосфер» // Дети Ра. 2006. № 11.


[Закрыть].

Таким он и вошел в историю. Для одних как местночтимая святыня, лауреат республиканской Государственной премии (1990) и народный поэт Чувашии (1994). Для других – были и такие высказывания – как шарлатан, чьи сочинения не имеют никакого отношения к русской традиции[27]27
  См. например: Куприянов В. АЙГИтация: Миф, придуманный «западными» славистами // Литературная газета. 2004. 23–29 июня.


[Закрыть]. Для третьих как безусловный гений и обновитель русского стиха, намного опередивший свой век. А для большинства как одна из самых неразгадываемо загадочных, непостижных уму фигур в русской поэзии.

На его могильном камне написано просто – АЙХИ.

Соч.: Разговор на расстоянии: Статьи, эссе, беседы, стихи. СПб.: Лимбус Пресс, 2001; Поля-двойники. М.: ОГИ, 2006; Стихотворения: Комментированное издание. М.: Радуга, 2008; Собр. соч.: В 7 т. М.: Гилея, 2009.

Лит.: Новиков Вл. Так говорил Айги: Устный дискурс поэта // Russian Literature. 2016. № 1. Vol. 79. P. 73–81; Робель Л. Айги / Пер. с франц. О. Северской. М.: Аграф, 2003; Айги: Материалы и исследования: В 2 т. М.: Вест-Консалтинг, 2006; Творчество Геннадия Айги: литературно-художественная традиция и неоавангард: Материалы междунар. научно-практич. конференции. Чебоксары, 2009; Капитонова И. Поэтический мир Геннадия Айги. Чебоксары: Гос. книжная палата Чувашской республики, 2009.

Аксенов Василий Павлович (1932–2009)

Перед тем как 7 марта 1963 года вызвать А. на расправу в Свердловском зале Кремля, Хрущев, уже успевший к тому времени разъяриться, буркнул: «А вы из-за отца мстите, что ли, нам?» В ответ же прозвучало: «Нет, он жив… Он член партии…»[28]28
  Цит. по: Вирабов И. Андрей Вознесенский. С. 234.


[Закрыть]

И действительно, родители А. выжили: отец после восемнадцати лет лагерей и ссылки, мать тоже отбыла свои восемнадцать, и в 1948 году 16-летнему сыну даже разрешили приехать к ней на Колыму. Так что школьный аттестат он получил в Магадане, а в медицинский институт поступил в Казани (1950), откуда перевелся в мединститут уже Ленинградский (1954–1956). Отдал должное и врачебной практике, правда, сравнительно недолгое – всего четыре года.

Возможно, потому что А. рано почувствовал себя писателем: дебютировал «совершенно дурацким», – по его определению, – стихотворением «Навстречу труду» в газете «Комсомолец Татарии» (24 декабря 1952 года), но в журнал «Юность» постучался уже с прозой.

Его там ждали: В. Катаеву, амбициозно мечтавшему переменить весь ландшафт советской литературы, остро не хватало только одного – авторов действительно новых и безобманно талантливых. Поэтому, по легенде, наткнувшись в одном из аксеновских рассказов на фразу «Стоячая вода канала похожа на запыленную крышку рояля», главный редактор будто бы сказал: «Он станет настоящим писателем. Замечательным. Дальше читать не буду. Мне ясно».

Рассказы «Наша Вера Ивановна» и «Асфальтовые дороги» (1959. № 7) публика, однако же, не заметила. Но через год явились «Коллеги» (1960. № 6–7)[29]29
  Авторское название этой повести – «Рассыпанной цепью» – было изменено по совету В. Катаева:
  – Русские врачи издавна называли друг друга «коллегами». Не дать ли такое название повести?
  – «Коллеги», «Коллеги», – повторил про себя Аксенов, – действительно, звучит (Петров Д. Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие. М.: Эксмо, 2012).


[Закрыть], и автор, что называется, проснулся знаменитым. По его повести устраивались читательские конференции и писались школьные сочинения. Ф. Кузнецов, тогда либеральный, заявил, что «первая повесть двадцатисемилетнего врача поможет многим юным занять свое место в атаке» (Литературная газета, 14 июля 1960). На «Мосфильме» полным ходом шли съемки одноименного фильма с В. Ливановым, В. Лановым и О. Анофриевым (1962) в главных ролях. А., по рекомендации Ю. Бондарева, тоже еще либерального, принимают в Союз писателей, избирают чуть позже депутатом районного совета, вводят (вместе с Е. Евтушенко) в редколлегию «Юности» (1963–1969).

«Коммунизм – это молодость мира», и ранние 1960-е в самом деле время преимущественного протекционизма по отношению к «мальчикам» – молодым и дерзким. Впрочем, желательно бы умеренно дерзким, и все было хорошо, пока А. делал вид, что отмежевывается от преданных ему стиляг, и простецки призывал их: «Вы не динозавры, ребята! Вспомните, что вы современные советские люди, поднимите головы в небо. Неужели вы не увидите там ничего, кроме неоновой вывески ресторана?» (Литературная газета, 17 сентября 1960). И совсем другое дело, когда герои «Звездного билета» (Юность. 1961. № 6–7), «Апельсинов из Марокко» (Юность. 1963. № 1), романа «Пора, мой друг, пора» (Молодая гвардия. 1963. № 4–5) если еще и не бунтуют в открытую против казенной догматики, то пытаются спастись от нее бегством.

Став, говоря нынешними словами, «иконой стиля», многими своими молодыми читателями А. понимался еще и как своего рода нравственный ориентир, а такое терпеть было уже невозможно. Так что крик Хрущева в Свердловском зале был в этом смысле последним предупреждением, хотя судьбу А. он все-таки не сломал. Время на дворе стояло гибридное, правая рука не всегда ведала, что делает левая, и уже на четвертый день после исторической встречи с вождями А. по протекции А. Аджубея благополучно улетел в Аргентину[30]30
  Как сказано в комментариях к записным книжкам А., «поездку в Аргентину после разноса в Кремле устроил симпатизировавший ему Алексей Аджубей, зять Хрущева, главный редактор газеты „Известия“, чтобы уберечь его от неизбежных преследований на родине» (Аксенов В. «Одно сплошное Карузо». С. 229).


[Закрыть]. Вернувшись, он, впрочем, по настоянию друзей-«юностинцев»[31]31
  «Нас могут теперь прикрыть, говорили сотрудники редакции. Надо что-то делать. Что можно было сделать? Естественно, надо было показать партии, то есть пресловутой этой Старой площади, что мы с нашим новым подходом, с лучшим пониманием современной молодежи принесем больше пользы «общему делу», чем замшелые бюрократы. ‹…›
  Тогда-то и появились на свет различные заявления авторов журнала, признающих какие-то якобы совершенные «ошибки», в том числе моя статья „Ответственность“ в „Правде“, составлять которую мне помогала чуть ли не вся редакция. Все вздыхали, поднимали глаза к потолку, разводили руками – надо спасать журнал!» (Аксенов В. «Одно сплошное Карузо». С. 327–329). По сообщению Г. Красухина, «статья „Ответственность“ в „Правде“ написана в основном не Васей, а Стасиком Рассадиным. Вася по ней прошелся, так сказать, рукой мастера. И до тех пор, пока они с Рассадиным смертельно не поссорились, благодушно говорил, что в „Правде“ статья Рассадина под псевдонимом „Аксенов“».


[Закрыть] все же отнес в «Правду»[32]32
  Как отмечено 8 июня в докладной записке Идеологического отдела ЦК КПСС, это письмо в «Правду» А. принес «„по своей инициативе“. ‹…› С подобными заявлениями выступили в „Правде“ Р. Рождественский, А. Васнецов, Э. Неизвестный» (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1958–1964. С. 635).


[Закрыть] статью «Ответственность» (3 апреля 1963) – не то чтобы покаянную, но переполненную упреками самому себе за «легкомыслие» и «неправильное поведение»[33]33
  И. Эренбург, которому на встрече в Кремле тоже досталось, в свою очередь упрекнул А. в легкомыслии. Сказал ему в частном разговоре, – цитируем по дневниковой записи С. Ласкина, – вот что: «Слишком легко говорить об ответственности – это не нужно. И для чего так сразу! Ведь Вам ничего не угрожало. Теперь не стреляют – пули не настоящие, а бумажные… Меня ужасно ругали, но я ничего не писал» (Ласкин С. «Да, старик, тебе повезло как надо…»: Василий Аксенов в дневниках 1956–1989 годов // Знамя. 2017. № 5. С. 176).


[Закрыть].

Время, повторимся, было гибридным. Поэтому роман «Звездный билет» при советской власти отдельным изданием так и не вышел, но его экранизацию «Мой младший брат» в августе 1963 года все-таки выпустили в массовый прокат. Да и сам А… Его «Дикой» (Юность. 1964. № 12), «Победа» (Юность. 1965), другие рассказы середины 1960-х, его пьеса «Всегда в продаже», поставленная «Современником» в июне 1965-го[34]34
  «Как это здорово! – спустя год, 10 июня 1966 года, записал в дневнике С. Ласкин. – Блестящая игра ума, тонкость и очень смело. Зал аплодировал долго, не берусь даже сказать сколько, да еще как!» (Там же. С. 180).


[Закрыть], его «Затоваренная бочкотара» (Юность. 1968. № 3)[35]35
  До этого повесть побывала в «Новом мире», но… Вот фрагмент из дневников Алексея Кондратовича:
  «Ася Берзер принесла рукопись Аксенова „Бочкотара“.
  – Это же плохой писатель, – пожал плечами А. Т. Мол, что я буду читать.
  – Начинал он интересно.
  – И начинал неинтересно» (Кондратович А. Новомирский дневник. С. 106).


[Закрыть] – наверное, лучшее из написанного А. на пограничной полосе между почти дозволенным и прямо запрещенным. И вел он себя тоже, скажем так, по-всякому: то в начале 1966-го откажется подписать заявление, протестующее против реабилитации Сталина[36]36
  «Составил письмо Эрнст Генри, подписали Чуковский, Паустовский, Слуцкий, Тендряков, В. Некрасов, Катаев. Отказались Симонов, Алигер, Евтушенко, Аксенов», – еще 1 февраля записывает в дневник Раиса Орлова (Орлова Р. «Родину не выбирают…» // Знамя. 2018. № 9. С. 161).


[Закрыть], то месяцем спустя едва не попадет в кутузку за попытку организовать – по пьяной, впрочем, лавочке, – демонстрацию на Красной площади в праздничный день смерти тирана[37]37
  Как сообщил по инстанциям секретарь Московского горкома ВЛКСМ В. Трушин, А. и вместе с ним задержанные дружинниками Ю. Мориц, А. Гладилин, В. Гнеушев, супруги Тоом пытались отрицать свои антисоветские намерения, однако «не случайно на площади оказались корреспонденты зарубежной прессы (в том числе „Нью-Йорк Таймс“, „Унита“, а также французских, бельгийских и др. газет)» (цит. по: Огрызко В. Охранители и либералы. Т. 2. С. 291–292).


[Закрыть].

Оттепель, однако, сходила на нет, публикации задерживались, зарубежные поездки отменялись. Да и возраст взывал, надо полагать, к однозначности, поэтому, начиная с процесса А. Синявского и Ю. Даниэля, подпись А. всегда возникает под коллективными обращениями в защиту оклеветанных и осужденных, а в мае 1967 года он направляет в президиум IV съезда писателей собственное письмо с требованием прекратить «невероятное долголетнее непрекращающееся давление цензуры», которое «опустошает душу писателя, весьма серьезно ограничивает его творческие возможности»[38]38
  Аксенов В. «Ловите голубиную почту…». С. 397–398.


[Закрыть].

Прямым диссидентом А., однако же, не стал, и его поведение в 1970-е годы отнюдь не бодание теленка с дубом, но своего рода игра в кошки-мышки. Когда для себя, в стол пишутся вещи заведомо непроходимые («Ожог» – 1975, «Остров Крым» – 1977–1979), а на продажу идут либо шаловливо-детские повести «Мой дедушка – памятник» (1972), «Сундучок, в котором что-то стучит» (1976), либо беллетризованная биография наркома Красина «Любовь к электричеству» для серии «Пламенные революционеры» (1971, 1974), либо перевод романа Э. Доктороу «Рэгтайм» (Иностранная литература, 1978. № 9–10), либо и вовсе сочиненный в компании с О. Горчаковым и Г. Поженяном пародийно-хулиганский роман «Джин Грин – неприкасаемый» (1972) – «пухлый, – как заметил в своем блоге Е. Сидоров, – беллетристический капустник, не более того».

Значимыми исключениями в этой череде вполне невинных литературных упражнений оказались «Круглые сутки нон-стоп» (Новый мир. 1976. № 8) и «Поиски жанра» (Новый мир. 1978. № 1)[39]39
  Выразительна характеристика, какую новомирский главный редактор С. Наровчатов дал в письме Д. Самойлову от 13 марта 1978: «Васька Аксенов – прохвост. Из-за него „Н. мир“ чуть не опоздал с выходом, а 39 сотрудников едва не лишились квартальной премии. Он торчал в Париже и трепался всему свету, что его не хотят печатать, а мы ждали его подписи в свет. Через год я, наверно, отойду и опять напечатаю его очередную галиматью» (Давид Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе. С. 185).


[Закрыть], пропущенные в печать, когда власть еще пыталась делать вид, что терпит А., и А., в свою очередь, еще притворялся, что терпит ее.

Но всякому терпению приходит конец. А. вместе с Ф. Искандером, Вик. Ерофеевым, Е. Поповым составляет неподцензурный альманах «Метрополь» (1979), подает документы на выезд (1980)… Начинается совсем другая история, о которой многое стоило бы рассказать, но, наверное, не здесь.

«Спрос на Аксенова сегодня больше, чем на экземпляры его произведений», – заметила З. Богуславская. Поэтому что ни говори, как ни вспоминай более поздние десятилетия, но память об А. – это прежде всего и по преимуществу память все-таки об Оттепели – о завидной жизни советского плейбоя и его заоблачной в те дни славе, память о времени, про которое лучше всего сказать собственными же словами Василия Павловича: жаль, что вас не было с нами.

Соч.: Собр. соч.: В 5 т. М.: Юность, 1994; Желток яйца. М.: Эксмо, 2002; Вольтерьянцы и вольтерьянки: Роман. М.: Эксмо, 2007; Редкие земли: Роман. М.: Эксмо, 2007; Таинственная страсть: Роман о шестидесятниках. М.: Семь дней, 2009; Василий Аксенов – одинокий бегун на длинные дистанции. М., 2012; «Одно сплошное Карузо». М.: Эксмо, 2014; «Ловите голубиную почту»: Письма. М.: АСТ, 2015; Остров Личность. М.: Эксмо, 2018; Лекции по русской литературе. М.: Эксмо, 2019.

Лит.: Солоненко В. О книгах, книжниках и писателе Василии Аксенове. М.: Три квадрата, 2010; Кабаков А., Попов Е. Аксенов. М.: АСТ, 2011; Петров Д. Василий Аксенов. М.: Молодая гвардия, 2012 (Жизнь замечательных людей); Щеглов Ю. «Затоваренная бочкотара» Василия Аксенова: Комментарий. М.: Новое лит. обозрение, 2013; Есипов В. Четыре жизни Василия Аксенова. М.: Рипол классик, 2016.

Алексеев Михаил Николаевич (1918–2007)

Родившись в семье маломощных середняков на Волге[40]40
  Его отец, председатель сельсовета, в середине 1933 года был арестован за то, что выдавал «незаконные» справки некоторым односельчанам, чтобы они смогли разъехаться по городам и спастись от голода. В начале 1934 года отец умер в Саратовской тюрьме. Примерно тогда же, в феврале 1934-го, в родном селе Монастырское от голода умерла и мать будущего писателя.


[Закрыть], написав множество книг о сельском житье-бытье, в разряд мастеров деревенской прозы А. все-таки не попал. То же и с войною – служил, участвовал в сражении под Сталинградом и в битве на Курской дуге, был награжден боевыми орденами и свой фронтовой опыт отразил в десятках произведений, но в ряду певцов «окопной правды» не числился тоже.

Уж не загадка ли? Да нет, все очень просто. Принимая посильное, порою деятельное участие в стычках многочисленных литературных, журнальных «партий», А. неизменно брал сторону одной-единственной, той, которой кавычки не нужны. Став членом ВКП(б) еще в 1942-м, он так всегда и понимал себя – прежде всего как писателя-коммуниста, солдата партии Ленина – Сталина.

Его первые и почему-то приключенческие повести «Конец Меченого волка», «Привидения древнего замка», «Коричневые тени», написанные еще в Австрии во время службы военкором в советских оккупационных войсках, такой высокой миссии, безусловно, не соответствовали, отчего так и остались в рукописи. А вот роман «Солдаты» соответствовал полностью. Жаль лишь, что автору с его неполным средним образованием не хватало профессиональных навыков, да и элементарной грамотности не хватало тоже. Поэтому редакция «Знамени», одобрив замысел, но намучившись с многомесячной редактурой, роман все-таки отклонила, отклонил и «Новый мир», так что многострадальные «Солдаты» увидели свет только в провинциальных «Сибирских огнях» (1951).

Тем не менее роман – и здесь мы можем положиться лишь на воспоминания А. – чуть было не получил Сталинскую премию. Однако, когда лауреатский список уже сверстали, к Сталину пришла телеграмма от С. Сергеева-Ценского с просьбой присудить премию крымскому прозаику Е. Поповкину, и отзывчивый вождь народов по совету К. Симонова будто бы заменил беззащитных «Солдат» на поповкинскую «Семью Рубанюк»[41]41
  См. интервью с А. в книге: Бондаренко В. Пламенные реакционеры. С. 71.


[Закрыть].

Такие сообщения о недополученной славе будут множиться в устных рассказах А. Нам же лучше сосредоточиться на подтвержденных фактах и сказать, что А. приняли в Союз писателей (1951), из Вены в октябре 1952 года перевели редактором в московский Воениздат, где ему удалось отличиться, «очень напористо», – по словам Л. Лазарева[42]42
  Лазарев Л. Шестой этаж. С. 73.


[Закрыть], – отстаивая интересы издательства в «паскудной тяжбе» с В. Гроссманом, от которого требовали вернуть аванс за принятый в печать, но не выпущенный роман «За правое дело». Ну а дальше… Дальше демобилизация из армии в чине подполковника[43]43
  Полковником он станет только через двадцать с лишним лет по приказу министра обороны Д. Устинова.


[Закрыть], учеба на Высших литературных курсах (1955–1957)[44]44
  «Жизнь так складывалась – не дошел до высших сфер образования, – рассказывал А. – Да, окончил Высшие литературные курсы, сидел за одной партой с Астафьевым и Чингизом Айтматовым. Только полного высшего образования у меня нет» (Тюрин Ю. Рядом с большим писателем // Москва. 2018. № 5).


[Закрыть] и этапы уже собственно писательской службы: член редколлегии «Литературной газеты» по разделу русской литературы при В. Кочетове (1957–1960), первый заместитель главного редактора «Огонька» при А. Софронове (1960–1965), секретарь правления Союза писателей РСФСР при Л. Соболеве (1965–1968).

Служил всюду исправно – и высшей власти, и той, что поближе. Например, еще работая в «Литгазете» под началом В. Кочетова, откликнулся на его роман трехподвальной панегирической статьей «Братья Ершовы ведут бой» в дружественном еженедельнике «Литература и жизнь» (3 сентября 1958)[45]45
  И. Шевцов, кстати сказать, процитировал выразительный отзыв В. Кочетова об. А.: «Он хороший парень, но, если бы он оказался на оккупированной территории, немцы сделали бы его бургомистром» (Кашин О. Один против мирового сионизма // Русская жизнь. 2007. 7 декабря).


[Закрыть]. «С ревизионизмом и нигилизмом, на какое-то время захватившими и некоторых литераторов», сражался, конечно, тоже, писал духоподъемные статьи под названиями типа «Взращенная партией» (Литературная газета, 9 июля 1957). Что же касается А. Софронова и Л. Соболева, то они чувствовали себя с таким замом, будто за каменной стеной, и смело могли пускаться как в долгие зарубежные путешествия, так и в еще более длительные творческие отпуска.

С таким опытом можно было А. уже и на первые позиции претендовать. Естественно поэтому, что едва освободилось место главного редактора в «Москве», как А. тотчас же на него назначили, и правил он этим журналом с 1968 по 1990 год. Борозду не портил, идеологическую дисциплину блюл свято: уволил, скажем, вскоре после своего назначения заведующую отделом поэзии Е. Ласкину за публикацию «идейно вредного» стихотворения С. Липкина «Союз И» (Москва. 1968. № 12)[46]46
  Симонов А. Парень с Сивцева Вражка. С. 325–326.


[Закрыть].

Журнал, при его предшественнике Е. Поповкине расхристанный, заметно присмирел. Авторами номер раз стали С. Бабаевский, П. Проскурин, другие проверенные автоматчики партии, в редакции воцарились, – вспоминает Д. Тевекелян, недолгое время работавшая с А., – «урапатриотический дух, велеречивый официальный восторг всем происходящим в стране, готовность руководства поддержать любое, самое нелепое решение власти ‹…›, косяком пошли трескучие пресные повести, тенденциозные статьи, никакая очеркистика»[47]47
  Тевекелян Д. Интерес к частной жизни. С. 207–208.


[Закрыть]. А сам А. опять отличился, открыв своей фамилией известное коллективное письмо «Против чего выступает Новый мир?» (Огонек, 26 июля 1969).

Не все, впрочем, было так мрачно: в подшивках «Москвы» за те годы можно найти и интересные историко-литературные публикации, и нашумевшие в свое время романы «Семнадцать мгновений весны» Ю. Семенова (1969. № 11–12), «Ягодные места» Е. Евтушенко с напутствием В. Распутина (1981. № 11), еще что-то. Поэтому и не надо бы было А. на склоне лет приписывать себе честь открытия еще и «Мастера и Маргариты», на самом-то деле опубликованной в «Москве» за два года до назначения А. на пост. Так ведь приписал же, в интервью «Российской газете» от 4 ноября 2002 года красочно рассказал и о своих отношениях с Е. С. Булгаковой, и о боях с цензурой, даже вздохнул напоследок: «Роман я прочитал в рукописи, и он потряс меня». И не надо, право слово, не надо бы в другом уже интервью утверждать, что в январе 1970 года на юбилее Исаковского Твардовский, изгоняемый из своего журнала, «оказывается, в кулуарах не только хвалил алексеевскую прозу, но и выражал сожаление, что в редактируемом им „Новом мире“ ее несправедливо критиковали»[48]48
  Турков А. И пошло себе гулять по белу свету… // Знамя. 2007. № 7.


[Закрыть].

Сомнительна – последний уже пример – и многократно изложенная А. новелла о том, как в 1984 году ему «единогласно, при тайном голосовании, присудили Ленинскую премию» за роман «Драчуны», но в это время как на грех вышла посвященная роману статья М. Лобанова «Освобождение», разгневавшая Ю. Андропова, и… И безвинного А. премии лишили «уже после голосования по присуждению. Заставили отменить решение. Роман „Драчуны“ признали антисоветским, и премию Ленинскую решили передать другому. ‹…› Перечеркнули результаты и дали Мустаю Кариму»[49]49
  Алексеев М. Кровь и голод: Беседа с В. Бондаренко // Завтра. 2001. 3 июля.


[Закрыть].

И все бы вроде ладно. Если забыть про последовательность событий, про то, что роман вышел в 1981 году (Наш современник. № 6–7, 9), токсичная статья М. Лобанова была напечатана в 1982-м (Волга. № 10), а «Драчуны», пройдя сквозь кремлевское сито, допущены к голосованию, то есть предварительно одобрены в ЦК, только через полтора года – в апреле 1984-го.

Досадные, нечего говорить, эти «ошибки памяти». Тем более что среди столпов т. наз. секретарской прозы А. – писатель как раз не из самых плохих: «Вишневый омут» (1962), «Хлеб – имя существительное» (1964), «Ивушка неплакучая» (1970–1974), те же «Драчуны» по письму вполне добротны, так что и теперь востребованы доверчивой массовой публикой, и при жизни неплохо читались. Да и к имени этому привыкли за десятилетия: депутат Верховного Совета РСФСР, непременный делегат партийных съездов, Герой Социалистического Труда (1978), орденоносец, лауреат Государственных премий РСФСР (1966) и СССР (1976).

На перестройку А. ответил военно-патриотическим романом «Мой Сталинград», а его журнал, как и все, ворохом публикаций из «запрещенной классики». Но каких? Гумилевские «Записки кавалериста», набоковская «Защита Лужина» – вещи замечательные, но лишенные социального нерва, а растянувшаяся на два года публикация из номера в номер карамзинской «Истории Государства Российского» и вовсе выглядела жестом либо отчаяния, либо полной растерянности. Так что свою отставку А. принял смиренно (1990), а доживал на покое. Ездил только в Саратов на вручение ежегодной премии, которой губернатор Д. Аяцков дал его имя. Хлопотал сначала перед Ельциным, потом перед Путиным о возвращении городу на Волге гордого имени Сталинград[50]50
  Алексеев М. «Мы свое сказали…»: Беседовал В. Грибачев. https://rospisatel.ru/alekseev-int.htm.


[Закрыть], дописывал, хотя не успел дописать, роман «Оккупанты» о том «как нас встречали в 1944–1945 годах в освобождающейся от фашизма Европе. Дороги и в Чехословакии, и в других странах цветами были уложены»[51]51
  Бондаренко В. Пламенные реакционеры. С. 74.


[Закрыть].

И ни на йоту не поступился принципами, сказав в одном из предсмертных интервью:

Величайшая коммунистическая идея ни в чем не виновата. И кто бы ни пытался доказать обратное, всегда терпел провал. Советский Союз был величайшей державой, в мире их было всего две, вторая – Соединенные Штаты. А теперь…[52]52
  Алексеев М. «Мы свое сказали…»: Беседовал В. Грибачев. https://rospisatel.ru/alekseev-int.htm.


[Закрыть]

Соч.: Собр. соч.: В 8 т. М.: Молодая гвардия, 1987–1988; Избр. соч.: В 3 т. М.: Русское слово, 1998; Журавушка. М.: Вече, 2012; Драчуны. М.: Вече, 2014; Ивушка неплакучая. М.: Вече, 2018; Мой Сталинград. М.: Вече, 2018.