Текст книги "Оттепель. Действующие лица"

Воронцов Владимир Васильевич (1906–1980)

М. А. Суслов и В. вроде бы были женаты на родных сестрах. Это не доказано, хотя многое могло бы объяснить. Во всяком случае, карьеру они делали вместе: в Ворошиловске, как назывался тогда центральный город Орджоникидзевского края (здесь надо помнить, что исконное ставропольское название и городу, и краю для газеты «исконным» не было, а будет возвращено только в 1943-м), В. с 1937 по 1941 год служил ответственным редактором краевой газеты «Орджоникидзевская правда», затем с 1941 по 1947 год был одним из секретарей Орджоникидзевского (и позднее соответственно Ставропольского) крайкома ВКП(б) и несколько лет (с февраля 1939 по ноябрь 1944-го) под началом как раз Суслова.

И то ли они удачно сработались, то ли благоприобретенное родство возымело значение, но, когда Суслов в 1947 году был утвержден секретарем ЦК партии, он, спустя какое-то время, и гипотетического свояка вызвал в Москву. Сначала инструктором Отдела пропаганды и агитации ЦК, чуть погодя назначил заведующим сектором радиовещания, а с 1953 года и вовсе взял к себе в помощники.

Выше по карьерной лестнице В. уже не продвинулся, но позиции Суслова как партийного идеолога с каждым годом укреплялись, так что одновременно рос и аппаратный вес самого В. Что он советовал патрону и в чем ему помогал, надо в дальнейшем изучать по документам, а нам В. интересен тем, что, помимо всех других обязанностей, у него с годами образовалась и своя, личная тема.

Имя этой теме – Маяковский, светлый образ и наследие которого, по глубокому убеждению В., надо было вырвать из-под ига Л. Брик и ее окружения. Так что здесь ближайшим конфидентом и соратником В. стала Людмила Владимировна, старшая сестра поэта, а она мало того что Лили Юрьевну на дух не переносила, так еще и повторяла, что это Брики и их друзья с еврейскими, по преимуществу, фамилиями «загубили хорошего, талантливого человека, а теперь продолжают чернить его честное имя борца за коммунизм»[647]647
  Идеологические комиссии ЦК КПСС. С. 143.


[Закрыть].

Первый бой был дан, когда в 1958 году в академической серии «Литературное наследство» вышел 65-й том под названием «Новое о Маяковском», в котором Л. Брик опубликовала 125 писем и телеграмм поэта к самой себе[648]648
  Особую ярость у врагов Л. Брик вызвали ее слова в предисловии к публикации: «Когда я сказала ему <О. М. Брику> о том, что Маяковский и я полюбили друг друга, все мы решили никогда не расставаться. Маяковский и Брик были тогда уже близкими друзьями, людьми, связанными друг с другом близостью идейных интересов и совместной литературной работой. Так и случилось, что мы прожили нашу жизнь, и духовно, и большей частью территориально, вместе».


[Закрыть]. И уже 7 января 1959 года В. и его постоянный соавтор – партийный журналист А. Колосков в газете «Литература и жизнь» отозвались на эту публикацию чрезвычайно резкой статьей «Новое и старое о Маяковском», протестуя и против вторжения в интимную жизнь Маяковского, и против, соответственно, принижения его облика лучшего, талантливейшего поэта советской эпохи. Спустя два дня Суслову поступило негодующее письмо Л. Маяковской, 27 февраля пришло такое же по тону послание журналиста-международника Ю. Жукова, 6 марта докладная записка министра культуры СССР Н. Михайлова. Но круче всех, что и можно было ожидать от художника слова, еще 10 января в личном письме на имя Суслова высказался Ф. Панферов, оценивший весь том «Лит. наследства» как «галиматью», которую

состряпали такие молодчики, как Катанян, Пицкель, Розенблюм, Февральский под редакцией Виноградова, Зильберштейна, Макашина и Храпченко. Видимо, правильно народ утверждает, что порой и на крупное здоровое тело лепятся паразиты. В данном случае паразиты налепились на образ Владимира Маяковского… и удивительно, что это делается под маркой Академии наук СССР[649]649
  Идеологические комиссии ЦК КПСС. С. 143.


[Закрыть].

Первыми дрогнули академики, и 21 февраля под напором А. Метченко, В. Щербины, Д. Благого «и других» на заседании Отделения литературы и языка члены редколлегии «Литературного наследства» В. Виноградов и М. Храпченко (при, отметим, упорствующем И. Зильберштейне, фактическом руководителе издания) свои ошибки признали. Но маховик был уже запущен, и на увещевающе-мирную статью А. Туркова (Новый мир. 1959. № 3) сначала все та же «Литература и жизнь» (10 апреля), а затем и «Литературная газета» (16 апреля) ответили неподписными редакционными отповедями с выразительными названиями – «Против клеветы на Маяковского» и «Против искажения исторической правды». Тут уже стало окончательно понятно, что надо принимать административные меры, то есть, как еще 9 марта предложили Л. Ильичев и Д. Поликарпов, «укрепить состав редакции „Литературного наследства“, отстранив от работы Зильберштейна, как недобросовестного литературоведа»[650]650
  Записка отделов ЦК КПСС от 9 марта 1959 г. // ЦХСД. Ф. 11. Оп. 1. Д. 350. Л. 43–46. Цит. по: https://roslavl.ru/history/favorit/hrapchenko/izfondov.html.


[Закрыть].

И плохи были бы дела у историков литературы, не будь Э. Триоле, сестра Л. Брик, замужем за Л. Арагоном, поэтом и членом ЦК французской компартии. Арагон, – как в начале мая проинформировал ЦК КПСС все тот же Ю. Жуков, – «придя в раздраженное состояние», выразил решительный протест, к нему на Старой площади не могли не прислушаться – и все разрешилось относительно малой кровью: редколлегию «Литературного наследства» все-таки «укрепили» правоверными литературоведами, 66-й том, где предполагалась публикация воспоминаний Л. Брик и Э. Триоле, в свет не вышел, но Зильберштейна все-таки оставили на месте.

В., впрочем, не унялся, в октябре 1967 года настояв, вопреки сопротивлению Лили Юрьевны, на переносе музея Маяковского из квартиры Бриков в Гендриковом переулке на Лубянку, в проезд Серова[651]651
  «У нас, – 3 ноября написала сестре Л. Брик, – такая неприятная новость: музей М<аяковско>го переносят в Лубянский проезд, освободив там 4 этажа „Дома Стахеева“. Это постановление секретариата ЦК и обжалованию не подлежит… Сработали это – долго старались за нашей спиной – Людмила и те двое, которые схулиганили обо мне в „Известиях“. Один из них работает у Суслова и все может» (Брик Л. – Триоле Э. Переписка. С. 527).


[Закрыть]. Но основное сражение развернулось уже в 1968-м, когда в 8-томном собрании Маяковского, вышедшем в «Библиотеке „Огонька“» под редакцией Л. Маяковской, А. Колоскова и самого В., были полностью сняты все посвящения Л. Брик, а в «огоньковских» статьях В. и опять же А. Колоскова «Любовь поэта» (№ 16) и «Трагедия поэта» (№ 23, 26) доказывалось, что Б. – вообще-то самозванка и что настоящее чувство связало поэта в последние годы жизни только с парижанкой Татьяной Яковлевой.

Этот, – как 9 апреля записал в дневник П. Антокольский, – «в высшей степени наглый и грязный пасквиль о „любвях“ Маяковского», направленный «почти неприкрыто против Лили Брик»[652]652
  Антокольский П. Дневник. С. 93.


[Закрыть], взбудоражил всю литературную общественность. Вновь гневно высказался Л. Арагон, а в Москве за Лили Юрьевну попытались заступиться и К. Симонов, и С. Кирсанов, и И. Андроников, и Б. Слуцкий[653]653
  А вот А. Твардовский, к которому тоже обратилась Л. Брик, в заступничестве ей отказал, заметив в ответном письме, что «авторы „разысканий“ недостойны того, слишком велика была бы честь для них, чтобы опровергать их» (цит. по: Романова Р. Александр Твардовский. С. 704).


[Закрыть], но никого из них в печать не пропустили. На жалобы же в инстанции либо не отвечали, либо отвечали глумливо – вот так, например: «Тов. Слуцкому, – процитируем справку Отдела пропаганды ЦК КПСС от 4 июня, – сообщено, что редакциям газет и журналов предоставлено право самим решать вопрос о целесообразности тех или иных статей, не имеющих официального характера»[654]654
  Цит. по: Фаликов И. Борис Слуцкий. С. 202.


[Закрыть].

Скандал, словом, загасили. Но спустя еще 10 лет в той же «Библиотеке „Огонька“» вышло очередное собрание сочинений Маяковского, на этот раз в 12 томах, в комментариях к которому выпады в сторону Л. Брик стали еще более оскорбительными. И тут уже – благодаря то ли симоновскому письму Брежневу[655]655
  «Генсек, – как вспоминает Н. Биккенин, – передал письмо Суслову, который поручил Зимянину совместно с двумя отделами ЦК провести расследование. В комиссию вошли Г. Л. Смирнов, А. А. Беляев, И. Ф. Сеничкин (зав. сектором издательств) и я. О результатах ее работы было доложено Суслову. В итоге пятый том был изъят и переиздан с восстановленными посвящениями, заново была утверждена редколлегия издания, а своего помощника Суслов отправил на пенсию» (Биккенин Н. Как это было на самом деле. С. 183).


[Закрыть], то ли очередному протесту Л. Арагона – реакция властей предержащих последовала незамедлительно: из редколлегии изгнали всех авторов «огоньковских» публикаций, в томе, в котором воспроизводились «антибриковские» инсинуации, были сделаны купюры, Макарова, директора Музея Маяковского, уволили, да и самого В. отправили наконец на заслуженный отдых.

Чтобы на покое он смог сосредоточиться на любимом деле – коллекционировании афоризмов и высказываний великих людей, которые издавались и переиздавались объемистыми фолиантами под названиями то «Служение музам» (1976, 1981), то «Симфония разума» (1976, 1977, 1978, 1979, 1980, 1981), то «Чаша мудрости» (1978), то «Могущество знания» (1979), то «Жизнь и книга» (1981).

Ozon, правда, предлагает нам еще и посмертный сборник В. «Стихи» (1984), но купил ли хоть кто-нибудь эту книгу, прочел ли?

Высоцкий Владимир Семенович (1938–1980)

Истинно всенародной слава В. стала на исходе Оттепели. Однако самая первая песня «Татуировка» была им, недавним выпускником Школы-студии МХАТ (1956–1960), написана летом 1961-го. И сам он еще со времен студенчества был «настоящим буйным» или, прибегнем к нынешнему определению, «безбашенным»: много пил, старшим прекословил и особой дисциплинированностью не отличался. За что, разумеется, был наказан: в Театре имени Пушкина, куда он попал по распределению, ему ничего толком не давали играть, с Театром миниатюр тоже не сложилось, в «Современнике» от ворот поворот. Второстепенные роли во второсортных фильмах какие-то деньги приносили, но положения никак не выправляли.

Дурная молва в течение долгих четырех лет будто бежала впереди, и вся надежда оставалась только на Театр на Таганке, куда Ю. Любимов совсем недавно был назначен главным режиссером. И тут показания участников судьбоносного события расходятся. Ю. Любимов впоследствии любил вспоминать, что он, прослушав несколько песен, В. взял сразу. Тогда как Н. Дупак, тогдашний директор театра, утверждает, что всё «было наоборот. Любимов сказал: „Зачем нам еще один пьющий актер?“ Но мне Высоцкий приглянулся скромностью и великолепным чувством ритма. Поэтому я решил оставить его на испытательный срок»[656]656
  Дупак Н. Любимов брать Высоцкого не хотел! Интервью В. Сергеева // Экспресс-газета. 2009. 13 мая.


[Закрыть].

Как бы там ни было, 9 сентября 1964 года В. был на два месяца зачислен во вспомогательный состав труппы, 19 сентября, подменяя заболевшего актера, вышел на сцену как Второй бог в спектакле «Добрый человек из Сезуана», а 14 октября получил и собственную роль драгунского капитана в представлении по лермонтовскому «Герою нашего времени». Талант и необыкновенная страстность молодого артиста дали о себе знать сразу, его задействуют в «Антимирах», в «Павших и живых», в «Десяти днях, которые потрясли мир», ему дают главную роль в «Жизни Галилея», он в роли Хлопуши срывает овации в «Пугачеве» – становится, словом, одной из звезд Таганки.

И вести себя он начал уже как звезда – в ноябре 1965 года его впервые укладывают в больницу на, так сказать, добровольно-принудительное лечение от алкоголизма, и случаи, когда на спектакли его будут привозить из больниц в сопровождении врача, станут отныне повторяться. Ю. Любимов лютует, подписывает приказы о выговорах, об отчислении, но окончательно расстаться с В. он уже не сможет.

Да его и не поняли бы – в параллель театральной растет киношная популярность В., а его песни – спасибо магнитоиздату – катятся по стране. Первые сольные концерты еще в апреле 1965-го проходят в Ленинградском институте высокомолекулярных соединений, а дальше больше – клубные площадки в Москве, в других, куда позовут, городах. Конечно, все это пока полулегально, но пробьет и час официального признания – в июне 1967 года на экраны выйдет фильм С. Говорухина «Вертикаль» с поющим В. в главной роли, почти сразу же за ним «Короткие встречи» К. Муратовой, и в том же июне в Доме актера ВТО состоится большой вечер, да не простой – с участием ведущих актеров Таганки, с ученой лекцией профессора А. Аникста, начатой словами о том, что он едва смог пробиться на этот вечер сквозь толпу, штурмующую здание[657]657
  «Вечер Высоцкого прошел замечательно, – свидетельствует В. Золотухин. – Народу битком, стояли даже в проходах…» (Золотухин В. Знаю только я. С. 32).


[Закрыть].

Конечно, В. не один тогда вышел на эстраду с гитарой. Однако на песни Б. Окуджавы и А. Галича откликнулась прежде всего интеллигенция, а В. полюбили, кажется, все слои советского общества – от генералов и академиков до уголовников и сантехников. И ведь кого полюбили – полукровку, балованного москвича, который даже в армии не служил, выпускника элитарного столичного вуза, никогда не знавшего ни тюрьмы, ни сумы, о чем он пел с таким знанием дела!.. Но полюбили же – может быть, потому, что, – говорит Ю. Трифонов, –

по своему человеческому свойству и в творчестве своем он был очень русским человеком. Он выражал нечто такое, чему в русском языке я даже не подберу нужного слова, но немцы называют это «менталитет» (склад ума, образ мышления). Так вот – менталитет русского народа он выражал, пожалуй, как никто[658]658
  Цит. по: Шитов А. Юрий Трифонов. С. 638.


[Закрыть].

Родился миф, и абсолютно всё – запои, слухи о наркотиках, женитьба на Марине Влади, «мерседес», редкий тогда в Москве, – этому мифу соответствовало как нельзя лучше. Что ж, – замечает П. Вегин, – «в мире были битлы, в России – Высоцкий. Они равны по значению, по силе созданного, по силе их влияния»[659]659
  Вегин П. Опрокинутый Олимп. С. 95.


[Закрыть]. Недаром же так популярна легенда о том, как В. шел по улице в Набережных Челнах, а его со всех подоконников магнитофоны приветствовали его же песнями.

В. пытались остановить, по крайней мере, придержать – запретами концертов, запущенными «в народ» гадкими россказнями, фельетонами в газетах, но, хоть нападки и приводили его ко все учащавшимся срывам, со статусом любимца нации поделать ничего уже было нельзя. Тем более что В. все удавалось – первые пластинки, и сразу же миллионными тиражами, звездные роли на Таганке, в фильмах «Служили два товарища», «Опасные гастроли», «Маленькие трагедии» и особенно «Место встречи изменить нельзя».

В., правда, хотел, чтобы к нему относились не только как к актеру и автору-исполнителю песен, становившихся все отчаяннее, но и как к профессиональному литератору: брался за сценарии, за прозу, сочинил спектакль «Алиса в стране чудес» для грамзаписи, а песенные тексты отделывал как самоценные баллады или лирические монологи. Поэты-современники дружбу с В. ценили, пытались ему покровительствовать, но… Кроме песенников и нотных сборников пробиться удалось лишь в «День поэзии–1975», да и то всего с одним стихотворением, вдобавок изувеченным.

Поэтому подлинным дебютом стали двадцать стихотворений, вошедших в неподцензурный альманах «Метрополь» (1979), когда век В. на земле был уже измерен. Зато дальше – за посмертным сборником «Нерв» (1981), который составил Р. Рождественский, последовали публикации в «Дружбе народов» (1981. № 5; 1986. № 10), «Литературной Грузии» (1981. № 8), «Авроре» (1986. № 9). Пока еще робкие, но перестройка, когда В. присудили Государственную премию СССР (1987), будто плотину прорвала – хлынули книги, двухтомники и трехтомники, собрания сочинений, безбрежная как самодеятельная, так и профессиональная высоцкиана.

В своей книге «В Союзе писателей не состоял» Вл. Новиков подзаголовком поставил слова «Писатель Владимир Высоцкий» (1991), и это тогда еще звучало вызовом. А сейчас звучит как констатация факта, для всех очевидного. Так что если споры и идут, то лишь о том, крупнейший ли В. русский поэт второй половины XX века или «беззаконная комета в кругу расчисленном светил».

Соч.: Собр. соч.: В 4 т. М.: Время, 2008, 2022; Стихотворения: В 11 т. СПб.: Амфора, 2012.

Лит.: Влади М. Владимир, или Прерванный полет. М.: Прогресс, 1989; Мир Высоцкого: Исследования и материалы. Вып. 1–6. М.: ГКЦМ В. С. Высоцкого, 1997–2002; Новиков Вл. В Союзе писателей не состоял: Писатель Владимир Высоцкий. М.: Интерпринт, 1991; Золотухин В. Секрет Высоцкого: Дневниковая повесть. М.: Алгоритм, 2002; Новиков Вл. Высоцкий. М.: Молодая гвардия, 2002–2021 (Жизнь замечательных людей; девять изданий + три переиздания в других издательствах); Высоцкий: Исследования и материалы: В 4 т. М.: ГКЦМ В. С. Высоцкого, 2009–2012; Крылов А., Кулагин А. Высоцкий как энциклопедия советской жизни: Комментарий к песням поэта. М.: Булат, 2010; То же. СПб.: Вита Нова, 2010; «Всё не так, ребята…»: Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег. М.: АСТ, 2017; Смехов В. «Здравствуй, однако…»: Воспоминания о Владимире Высоцком. М.: Старое кино, 2018; Богомолов Н. Бардовская песня глазами литературоведа. М.: Азбуковник, 2019. С. 155–218.

Г

Галансков Юрий Тимофеевич (1939–1972)

Из заочников истфака Московского университета Г. исключили за вольнодумство еще на втором курсе (1961). Недолго проучился он и на вечернем отделении Московского историко-архивного института (1965). И где бы Г. ни работал – электриком в театре, лаборантом в техникуме, разнорабочим в Гослитмузее – смысл жизни у него был один: открытый протест, борьба за свободу – и личную, и для советского народа, и для всего человечества.

«Вставайте, / Вставайте, / Вставайте! / О, алая кровь бунтарства! / Идите и доломайте / Гнилую тюрьму государства!» – звучало у подножия памятника Маяковскому, и,

когда он поднимался на постамент, площадь – свидетельствую – замирала. Не потому, что стихи были гениальные, а потому, что это были те дерзкие слова, которых ждала, с которыми была заодно молодая, не желающая повторять ошибки отцов аудитория. «Человеческий манифест» Юрия Галанскова был знаменем и паролем «Маяковки», –

вспоминает Л. Поликовская[660]660
  Поликовская Л. Мы предчувствие… предтеча… Площадь Маяковского 1958–1965. М.: Звенья, 2007.


[Закрыть]. Эту поэму, – говорит А. Даниэль, –

обычно ему не удавалось дочитать ‹…› до конца: появлялись дружинники, и начиналась потасовка. Вряд ли сам Галансков воспринимал свою декламацию как акт литературной жизни; скорее – как выступление оратора-подпольщика на маевке[661]661
  Эпоха кончилась, когда ушел Юрий Галансков // https://bulletin.memo.ru/b19/16.htm (* внесен Минюстом РФ в реестр иностранных агентов).


[Закрыть].

Во всяком случае, власть понимала действия Г. именно так: «пацифиста-мятежника», – как он назвал себя в одном из стихотворений, – задерживали, отправляли на психиатрическую экспертизу, подвергали обыскам, а в газетном фельетоне отнесли к «злобствующим отщепенцам», «подонкам», «жалким одиночкам», которые, «не рискуя выйти на белый свет, роются в мусорных ямах, на задворках жизни» (Комсомольская правда. 14 января 1962).

Г. между тем упорствовал: сотрудничал с первенцем самиздата – сборником «Феникс» (1961), отправлял в КГБ вразумляющие письма в защиту политзаключенных, нафантазировал себе некий ВССВР (Всемирный Союз сторонников всеобщего разоружения) и сочинял его программные документы, провел 11 июля 1965 года перед посольством США в Москве одиночный пикет в знак протеста против американской интервенции в Доминиканской Республике, а 5 декабря того же года участвовал в первом «митинге гласности» в Москве…

Уже этот перечень поступков свидетельствует о том, что политические взгляды Г. вряд ли были отчетливыми, зато его человеческие качества оказались безусловно неординарными: ведь, по его глубокому убеждению, «подпольный литератор – обязательно гражданин Родины и человек чести, поэтому он никак не может пройти мимо издевательства над своей Родиной и над ее лучшими сынами»[662]662
  https://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=13029. (* Внесен Минюстом РФ в реестр иностранных агентов.)


[Закрыть].

В силу этой убежденности Г. писал публицистически раскаленные стихи, прозу и меморандумы, составил самиздатский сборник «Феникс-66», куда, помимо его текстов, вошли стихи смогистов, письма О. Мандельштама и Н. Бухарина, статьи А. Синявского, Г. Померанца и Э. Генри, принял участие в подготовке «Белой книги» о процессе над писателями-«перевертышами» и даже заявил о своем вступлении в НТС путем, как он выразился, «самоприема»[663]663
  Мученики и палачи: Юрий Галансков // Посев. 1999. № 7. http://possev.org/jornal/archiv/nomer/ne_99/ne799/ne7999.htm.


[Закрыть].

Вот на этом терпение власти, завинчивавшей гайки, чтобы затормозить подъем диссидентского движения, окончательно лопнуло. 17 января 1967 года Г. был арестован и, пройдя вместе с А. Гинзбургом, В. Лашковой и А. Добровольским по так называемому процессу четырех, 19 января 1968 года приговорен к 7 годам колонии строгого режима.

Этот срок, наверное, можно было бы скостить, подписав, ссылаясь на действительно тяжкую болезнь, прошение о помиловании. Но он отказался наотрез. Напротив, и в лагпункте 17-а, что в поселке Озерный солнечной Мордовии, Г. принимал участие в акциях протеста, объявлял голодовки, вел себя по-прежнему как человек, право имеющий.

А 4 ноября 1972 года умер в лагерной больнице от перитонита, вызванного неудачной операцией, которую провел лагерный врач-самоучка.

Была его смерть случайной или неслучайной – так вопрос стоять не может. Вся история короткой и яркой жизни Юрия была историей добровольного бесстрашного восхождения на крест. Вечная память тебе, Юрий! Свет, бывший в тебе, не угаснет, ибо это свет добра, истины, жизни, –

сказано в некрологе, который подписали А. Сахаров, А. Синявский, В. Максимов, Н. Горбаневская, А. Гинзбург, другие знаковые фигуры правозащитного сопротивления[664]664
  Галансков Ю. [Соч.] Frankfurt/Main: Посев, 1980. https://vtoraya-literatura.com/pdf/galanskov_yuri_1980__ocr.pdf.


[Закрыть].

И что сохранилось для следующих поколений? Конечно (или все-таки вероятно), стихи. «Галансков, – говорит Ю. Кублановский, – был поэт, поэт даровитый, хотя и не захваченный поэзией полностью. Но в общественной памяти он скорее останется как герой», как, – прибавим еще и высказывание Л. Бородина, дружившего с Г. в лагере, – «рыцарь нелегальщины, воспитанник московской полубогемы, на несколько порядков превосходивший себе подобных мужеством и душевной добротой…»[665]665
  Бородин Л. Без выбора, с. 136.


[Закрыть]

Соч.: Юрий Галансков. Frankfurt/Main: Посев, 1980; Юрий Галансков. Ростов-н/Д.: Приазовский край, 1994.

Лит.: Процесс четырех: Сборник материалов по делу Галанскова, Гинзбурга, Добровольского и Лашковой. Амстердам: Фонд имени Герцена, 1971; Хроника казни Юрия Галанскова в его письмах из зоны ЖХ-385, свидетельствах и документах. М.: Аграф, 2006.

Галич (Гинзбург) Александр Аркадьевич (Аронович) (1918–1977)

Он мог бы выучиться на профессионального стихотворца, но, поступив после окончания девятого класса в Литературный институт (1935), предпочел ходить не туда, а в Оперно-драматическую студию К. Станиславского. Мог бы стать артистом и даже играл у В. Плучека и А. Арбузова, затем, освобожденный ввиду порока сердца от воинской службы, выступал в ташкентской эвакуации и во фронтовых театрах, но, постепенно разуверившись в своих сценических талантах, окончательно выбрал амплуа драматурга.

Началось еще до войны – с экспериментального спектакля «Город на заре», где он в феврале-мае 1941 года не только играл одну из ключевых ролей, но и был одним из соавторов коллективного текста. После Победы, когда, кстати сказать, Гинзбург по совету А. Таирова взял псевдоним, составив его из букв своей фамилии, имени и отчества, – пьесы хлынули бурным потоком, и одна из них – водевильно глуповатая, но смешная комедия «Вас вызывает Таймыр», написанная вместе с К. Исаевым (1948), – что называется, сорвала кассу. Г. позднее окрестит ее «романтической мурой»[666]666
  Галич А. Соч. Т. 2. С. 225.


[Закрыть], строгие театралы уже тогда морщились, начальство укоряло авторов в безыдейной пошлости, однако спектакль многие тысячи раз с аншлагами прошел по сценам страны, а когда неизбалованных советских зрителей покорил кинофильм «Верные друзья» (1954), снятый по его сценарию, за Г., и вроде бы навсегда, закрепилась репутация удачливого, хотя не слишком взыскательного драмодела.

Самому Г., в 1955 году ставшему полноправным членом Союза писателей, этой сомнительной славы было, впрочем, мало, как мало утешали и гонорары, быстро превратившие его – особенно по завистливым слухам – в одного из самых обеспеченных писателей страны. Требовался прорыв к иным высотам, и Г. на волне прекраснодушных мечтаний XX съезда извлекает из загашников начатую еще в 1945-м «Матросскую тишину» – пьесу, где вся проблема в том, что патриотическую мистерию, вполне обычную для тех лет, разыгрывают персонажи с подозрительными еврейскими фамилиями[667]667
  «Да и легендарная „Матросская тишина“, пьеса, с которой собирался начать свой славный путь ефремовский „Современник“, – даже она, запрещенная, главным образом, ежели не единственно, из-за „еврейской темы“, была, в сущности, образцово-советским произведением. Образцово!» (Рассадин Ст. Книга прощаний. С. 218).


[Закрыть]. Ее пытались поставить в Ленинградском театре имени Ленинского комсомола (май 1957)[668]668
  Однако, – рассказывает Г., – «некое весьма ответственное и таинственное лицо – таинственное настолько, что не имело ни имени, ни фамилии, – вызвало к себе директора Ленинградского театра имени Ленинского комсомола и приказало прекратить репетиции „Матросской тишины“.
  – Но позвольте, – растерялся директор, – спектакль уже на выходе, что же я скажу актерам?!
  Таинственное лицо пренебрежительно усмехнулось.
  – Что хотите, то и скажите! Можете сказать, что автор сам запретил постановку своей пьесы!..» (Галич А. Генеральная репетиция. М.: Сов. писатель, 1991. С. 326).


[Закрыть], в нескольких других театрах, но по требованию начальства тут же снимали из репертуара. Надеяться оставалось лишь на небольшую школу-студию МХАТ, которая, преобразовываясь в «Современник», сделала ставку не только на идеологически безупречных «Вечно живых» В. Розова, но и на, предположительно, скандальную «Матросскую тишину».

И глухое сопротивление чиновников, возможно, удалось бы преодолеть, не явись в январе 1958 года на генеральную репетицию Г. Товстоногов, которого дирекция МХАТа прочила тогда в художественные руководители нового театра, и не заяви он вдруг, что «нет, не тянут ребята!.. Им эта пьеса пока еще не по зубам! Понимаете?!»[669]669
  Там же. С. 362. Эту историческую фразу, которой был, по сути, запрещен спектакль, запомнили, каждый по-своему, и другие участники генеральной репетиции: «Пьеса неплохая. Но молодые актеры „Современника“ еще художественно несостоятельны для решения такой сложной проблемы» (М. Козаков, с. 204–205); «Пьеса так хороша, так совершенна, а ребята так молоды, так неопытны. Пройдет два-три года, они наберутся опыта, поднатореют и сыграют всё лучшим образом…» (О. Табаков, т. 1, с. 180); «Мол, вы замечательные ребята, прекрасно играете. Но зачем вам это нужно, зачем из десятого класса – сразу в выпускной курс института? Для вас это слишком сложный материал» (И. Кваша, с. 121).


[Закрыть]

И всё. «Банкета не будет. И цветов не будет, аплодисментов, вызовов на поклон ‹…›, потому что прежде всего не будет самого спектакля»[670]670
  Галич А. Соч. Т. 2. С. 368.


[Закрыть]. И не будет – пока что – нового Г.

Поднаторев в своем ремесле, он по-прежнему кует за пьесой пьесу, за сценарием сценарий, и некоторые из них удачны, как кинофильмы «На семи ветрах» (1962), «Дайте жалобную книгу» (1964), а в большинстве своем очень даже так себе, но денежки приносят исправно. И ведет себя Г., – как вспоминает Ю. Эдлис, – «пижон пижоном – белые носки, трубочкой, по моде, брюки, из кармана свешивалась тонкая золотая цепочка от часов, вид самоуверенный, чуть высокомерный, как полагается любимцу дам»[671]671
  Эдлис Ю. Четверо в дубленках и другие фигуранты: Свидетельства соучастника. М.: АСТ; Астрель; Олимп, 2003. С. 236–237.


[Закрыть]. И у начальства он тоже был на полном доверии, – сочиняя, например, сценарий советско-французского фильма «Третья молодость» о балетмейстере М. Петипа, Г. в 1963-м прожил полгода в Париже, «причем, – свидетельствует его биограф, – без всяких „сопровождающих лиц“ от разного рода творческих союзов и компетентных органов»[672]672
  Аронов М. Александр Галич. С. 185.


[Закрыть].

Песни, правда, уже писались – и не типа «Комсомольской прощальной», которая после 1947 года звучала из всех радиоточек (мол, «до свиданья, мама, не горюй, не грусти, пожелай нам доброго пути»), и не те рискованные, но еще приемлемые, что на паях сочинялись Г. вместе с Г. Шпаликовым, а форменная, как ни крути, антисоветчина.

Его бы вовремя тормознуть все тем же компетентным органам, но Г. защищается сценарием фильма «Государственный преступник» (1964) про чекистов, которые ловят фашистское охвостье, и даже получает Почетную грамоту КГБ СССР. Вручение, – как со слов Г. рассказывает доктор физико-математических наук профессор М. Каганов, –

происходило при скоплении зрителей <в клубе КГБ>. Вручал заместитель председателя КГБ. Пожимая руку, вручающий спросил: «Не вы ли автор известных антисоветских песен?». Галич ответил: «Я автор песен, но не считаю их антисоветскими». – «Мы пока тоже», – завершил разговор КГБист[673]673
  Там же. С. 181.


[Закрыть].

Они, ограничиваясь профилактическими беседами, терпели действительно долго: во всяком случае, не препятствовали полуофициальным и частным концертам, дали Г. возможность зимой 1967-го возглавить сценарную мастерскую при Союзе кинематографистов, снять по его сценарию и выпустить на экран советско-болгарский фильм «Бегущая по волнам», в сентябре того же года поставить на сцене филиала МХАТа его совместную с И. Грековой пьесу «Будни и праздники», сдать в печать сборник «Сценарии – пьесы – песни».

Однако 7–12 марта 1968-го состоялся фестиваль авторский песни в новосибирском Академгородке, и то, что пел там Г., что он там говорил, было воспринято как объявление открытой войны режиму. Местные обком, горком, райком взбеленились, организаторов фестиваля примерно наказали, а в инстанции, вместе с разгневанной статьей ветерана войны Н. Мейсака «Песня – это оружие» (Вечерний Новосибирск, 18 апреля 1968), полетели депеши с требованием незамедлительно пресечь[674]674
  Аппарат ЦК КПСС и культура. 1965–1972. С. 470–474.


[Закрыть].

И пресекли: книга в издательстве «Искусство» была остановлена, спектакль «Будни и праздники» выброшен из репертуара, замысел игровой кинокартины о Федоре Шаляпине сорвался, и только фильм «Вас вызывает Таймыр» по странному недосмотру проскочил на экран (1970). Что же касается секретариата Московской писательской организации, 20 мая 1968 года разбиравшего персональное дело Г., то Г. представил туда письменное объяснение, где сделал вид, что признает свои ошибки:

Я допускаю, что в целом ряде своих песен я оказываюсь небрежен и недостаточно точен в формулировках, применяю порою излишние вульгаризмы и грубости – что (особенно на слух) позволяет истолковать содержание и смысл моих песен превратно.

А старшие товарищи из секретариата сделали вид, что приняли эти объяснения на веру: «Это должно вам послужить уроком» (С. Наровчатов); «Здесь случился какой-то просчет, – конечно, не по ухарству, не по браваде. Просто вы просчитались, и это надо принять вам к сведению» (В. Розов); «Вы поберегите себя. ‹…› Не портите себе биографию. Вы не знаете, кто сидит в зале, не ублажайте вы всякую сволочь» (С. Михалков)[675]675
  Галич: Новые статьи и материалы. Вып. 3. М.: Булат, 2009. С. 328–345.


[Закрыть].

Обошлось, словом, на первый раз только строгим предупреждением. За Г. были вроде бы готовы еще побороться, но на следующий год он выпустил сборник «Песни» в зарубежном «Посеве», и пути назад уже не было: 20 декабря 1971 года Г. был исключен из Союза писателей, в 1972-м – из Союза кинематографистов и даже из Литфонда, 17 июня 1974 года получил разрешение на выезд по израильской визе, а 25 июня навсегда покинул Россию – с твердой надеждой: «Когда я вернусь…». Впереди были Норвегия, Мюнхен, выступления на Радио «Свобода», краткосрочные поездки с концертами в США и Израиль, нелепая, наконец, смерть в парижской квартире[676]676
  «Саша, – пересказывает В. Катанян слова Ангелины Николаевны, вдовы Г., – давно мечтал о какой-то необыкновенной стереосистеме „Грюндиг“. Когда ее привезли к нам, рабочие сказали, что подключать ее должен завтра специалист. Я ушла в магазин, а Саша стал чего-то соединять, взялся за батарею отопления, его пронзило током, и, когда я вернулась, он лежал без сознанья, но живой. Я бросилась звонить, но все дело решали минуты и, пока ехали врачи, Саша умер у меня на руках» (Катанян В. Прикосновение к идолам. С. 93).


[Закрыть].

Его пьесы, кроме «Матросской тишины», идущей в театре «Табакерка», забыты, проза – автобиографическая повесть «Генеральная репетиция», роман «Блошиный рынок», начальные страницы романа «Еще раз о чёрте» – привлекают внимание только историков театра и литературы. Зато остались песни, великие песни. И осталась загадка – отчего этот преуспевающий бонвиван и циник с барственными замашками так резко разломил вдруг свою судьбу?

Друживший с ним Ю. Нагибин полагает, что Г. «вынесло наверх неутоленное тщеславие. ‹…› Он запел от тщеславной обиды, а выпелся в мировые менестрели… Вот поди ж ты!..»[677]677
  Нагибин Ю. Дневник. М., 1995. С. 348. (Запись от 27 декабря 1977 г.)


[Закрыть]. На этот вопрос, и всякий раз по-разному, отвечал и сам Г. – на концертах, в частных беседах. Например, А. Синявскому он, «сам удивляясь», ответил так: «Да неожиданно как-то так, сам не знаю… – разводя руками вокруг физиономии, похожий на светлого сыча… – Вот так поперло. Поперло, и все»[678]678
  Цит. по: Аронов М. Александр Галич. С. 124.


[Закрыть].

Соч.: Соч.: В 2 т. М.: Локид, 1999; Возвращается вечером ветер. М.: Эксмо, 2003; Матросская тишина. М.: Эксмо, 2005; Стихотворения и поэмы. СПб.: Академический проект; Изд-во ДНК, 2006 (Новая библиотека поэта); Когда я вернусь. СПб.: Вита Нова, 2016.

Лит.: Заклинание Добра и Зла: А. Галич. М.: Прогресс, 1991; Галич: Новые статьи и материалы. Вып. 1, 2, 3. М., 2001, 2003, 2009; Корман Я. Высоцкий и Галич. М.; Ижевск: НИЦ «Регулярная и хаотическая динамика», 2007; Батшев В. Александр Галич и его жестокое время. Франкфурт-н/М.: Лит. европеец, 2010; Аронов М. Александр Галич: Полная биография. 2-е изд., испр. и доп. М.: Новое лит. обозрение, 2012; Крылов А. Проверено временем: О текстологии и поэтике Галича. М.: Либрика, 2020; Богомолов Н. Бардовская песня глазами литературоведа. М.: Азбуковник, 2019. С. 221–398.