Текст книги "Дело Кинг Тута. детектив"

Глава четырнадцатая. Творящие жизнь

Старенький двухмоторный «АН-24», пробившись сквозь низкую пелену облачности, вышел к посадочной полосе аэродрома города Усинска. Злой, пронзительный ветер гнал редкие хлопья снега, стекла иллюминаторов покрылись изморозью, корпус тряхнуло один раз, другой, двигатели натужно завыли, набирая обороты, затем смолкли. Самолет подрулил к зданию аэропорта, и остановился.

Хотя серый фургон «Мицубиси» с броской надписью во весь борт «Нефтьалмазинвест» подъехал к самому трапу, все же гостей успело изрядно прохватить заполярным ветерком, пока они не нырнули в теплый салон.

– У вас всегда так холодно? – осведомился Точилин, потирая руки.

– А сейчас не холодно, – весело отозвался встречающий, молодой человек приятной, вполне столичной наружности – один из топ-менеджеров, которого Славинский отрядил на встречу. – Всего минус тридцать два градуса. Жара по-нашему.

Впрочем, олигарх позаботился, чтобы гости не пострадали от непривычной для них «жары». Тут же их нарядили в фирменные куртки – на синем фоне алый треугольник – подбитые мехом, и каждому вручили по песцовой шапке.

По обледеневшей дороге микрофургон шел уверенно, на большой скорости, от него не отставал многоместный джип с вооруженным сопровождением. Мария молчала, Дима болтал без умолку, расспрашивая молодого человека о жизни вдали от мировых цивилизаций. Так и выразился «мировых цивилизаций», в последнее время привыкнув мыслить планетарными категориями.

Пронеслись по центральной улице Усинска и выскочили на окраину. Еще пятнадцать минут езды по прекрасной асфальтированной дороге, и перед ними выросла административная громада усинского управления фонда «Нефтьалмазинвеста» – белого кирпича шестнадцатиэтажное здание в виде массивной круглой башни, увенчанной стеклянным куполом.

– Здание усинского офиса выстроено по личному проекту Сергея Петровича, – с придыханием сказал молодой человек. – Работы велись около шести лет. Единственная высотка в Заполярье. Построить такое здание в условиях вечной мерзлоты возможно только на уникальном фундаменте, проект которого выполнил известный японский инженер Харо Маруку. Под стеклянным куполом располагается оранжерея и бассейн. Специальные установки поддерживают тропический микроклимат. Мощные гелиевые лампы создают солнечный эффект. Когда их включают по праздникам, стеклянный купол виден за десятки километров.

– Когда бабки есть, что угодно сляпать можно, – равнодушно сказал Точилин. – А вот отец мой двухэтажную дачу под Решетихой выстроил. За десять лет вложил всего пять тысяч рублей, а смотрится на пятьдесят.

Молодой человек поперхнулся, но вскоре продолжил тем же восторженным тоном

– В этом здании, которое еще не полностью сдано в эксплуатацию, уже действует «Музей народов Севера», в котором находится самая обширная экспозиция предметов искусства и старины; на седьмом этаже располагается постоянно действующая выставка драгоценный камней «Щедрая душа России». Алмазы, среди которых имеются экземпляры во сто карат и больше, золотые самородки, хрустальные друзы…

– Простите, а вся щедрая душа России, как я понимаю, в собственности господина Славинского?

На этот раз навязчивый гид окончательно сбился и порекомендовал не уезжать, не попробовав оленины в брусничном соусе.

Разместили гостей всемирно известной нефтяной компании в номерах четырехзвездного отеля, занимавшего второй и третий этаж здания. И спустя час их принял сам олигарх, распустив совещание ответственных работников раньше времени.

– Мария, как вы? – бросился к египтологу Славинский, когда они вошли. – Я, честно говоря, перепугался, когда секретарь доложила мне о вашем звонке. Надеюсь, мои люди успели вовремя?

Точилин тогда, в особняке на Большой Полянке, не разглядел Славинского. Он ему показался старше. А сейчас перед ним был довольно молодой мужчина в плотном обтягивающим спортивную фигуру джемпере и черных джинсах. Свежий цвет лица, серые глаза, открытый взгляд, твердое пожатие руки. Он бы и без своих миллиардов мог завоевать сердце красивой женщины.

– Со мной все в порядке, – ответила смущенно Бергман. – Спасибо, вам Сергей Петрович. Выручили нас.

– Возмутительно! Лишь недавно министр внутренних дел в Думе докладывал нам, что разгул криминала в прошлом, а на поверку оказывается, что бандиты спокойно устраивают дикую охоту на ученых по всей России.

Дима охотно поддержал тему, не сводя пристального взгляда с олигарха:

– Беспредел! Ученых лупят битой по башке, режут кухонными ножами, расстреливают из автоматов, и нет от гангстеров спасения ни за рубежом, ни в сельской глубинке.

Однако ничего, кроме радости от встречи в лице Славинского сыщик не прочитал. Да и тема была свернута в секунду.

– Мой отдел безопасности займется этим, – сухо сказал он. – Бандиты должны быть наказаны. Отдыхайте, а вечером встретимся за ужином.

– Вы говорили о коллекции лорда Ассекса, – напомнила Мария. – Мне не терпится ознакомиться с каталогом.

– Обязательно. Вам принесут. Но я вас прошу, вначале постарайтесь отдохнуть, вам столько пришлось пережить.

Ужин накрыли в небольшом банкетном зале, с одной стороны окнами выходящей на унылую заснеженную пустыню с разреженными, остекленевшими от мороза рощицами карликовых деревьев, исчерченную колеями вездеходов, с другой стороны – в тропическую оранжерею. Щелканье и пересвист птиц, пальмы, густые вечнозеленые кустарники, лужайки, усыпанные цветами…

Стол был сервирован в основном морепродуктами, хотя рядом с каждым лежала алая книжица меню, из которого можно было заказать дополнительно к тому, что имелось. Дима воспользовался ею, чтобы к белой рыбе и лобстеру добавить отбивную из свинины с гарниром из зеленого горошка.

Прислуживала расторопная девушка в летнем сарафане, обнажавшем плечи, тех же фирменных цветов: синий и алый. У входа стоял охранник – рослый парень в синей униформе. Он с тоской посматривал на левое плечо своего тщательно отутюженного пиджака, на котором какая-то птичья мелочь из оранжереи уже оставила свою отметину.

Мария говорила:

– Представьте себе, какая мучительная дилемма встала перед египетскими художниками после того ужасного дня, когда грубая солдатня ворвалась в мастерскую главного скульптора Тутмоса и разбила палицами шедевры Амарны. Из разграбленного и поверженного города надо было уходить. Вслед за последними жителями потянулись и мастера со своими семьями и учениками. Селились на окраинах Фив, Гелиополя, Мемфиса в убогих лачугах. Каждый день уходил на поиски тяжелой, поденной работы, чтобы принести домой немного хлеба и молока. И каждый вечер один и тот же вопрос в голодных глазах детей и жены – что дальше? Вельможи, покровительствующие ахетатонским художникам, частью были убиты, часть их бежала, другие поспешили явиться ко двору Эмхереба и в присутствии высщих жрецов Амона покаяться в «совершенных ошибках». И конечно, уже ни один из них не посмел бы дать ни одной монеты тому мастеру, чей стиль был выпестован мятежным фараоном. Скульптора в Древнем Египте называли «санх» – творящий жизнь. Ведь считалось, что если даже мумия будет повреждена, то скульптурное изображение, максимально реалистичное и с точностью отражающее внешний облик покойного, обеспечит ему загробное существование. Поэтому талантливый художник в прямом смысле давал жизнь, пусть и посмертную, своему заказчику. И вот богоподобный творец, «санх», беспомощный, с провалившимися от недоедания щеками, теперь низведен до уровня простого «немху», то есть простолюдина. Разумеется, изгнанники из ахетотонского рая встречались, общались между собой. Шли бесконечные разговоры типа: «Ты знал Мернептаха? – Знал. – Ему удалось пристроиться камнерезчиком в Луксорах. Там возводят усыпальницу для наместника, и платят довольно неплохо». «О, великий Атон! Когда-то Мернептаху прочили великое будущее. Вспомнить только его дивный сад, который он создал в северном дворце Хататон. Стены расписаны зелеными стеблями папирусов, колеблется под ветром тростник, сверает голубизной своих лепестков цветок лотоса. Распустив хвосты, тихо воркуют голуби; стремительно летит к воде зимородок; повернул голову встревоженный чем-то маленький сорокопут…» – «А ты помнишь Яхмоса?» – «Великого Яхмоса, лучшего ученика Тутмоса?» – «Да, он теперь в Фивах и с удовольствием штампует статуи в старой доброй традиции: у всех прямо поставлены головы, одинаково расположены руки и ноги; мужские фигуры окрашены в кирпично-коричневый цвет, женские – в желтый; волосы черные, одежды белые» – «Кошмар!» – «Лучше всех удалось пристроиться Небтави. От одного гелиопольского сановника он получил заказ на отделку внутренних покоев его загородной резиденции. Тот желает видеть вокруг себя цветение Нила по время большого разлива. И обещал не вмешиваться в его работу». И, горестно качая головой, они расходились. Одни умирали от голода, другие шли в храмы Амона в подмастерья к скульпторам, которые были в фаворе у первосвященников Амона. Шли в мрачные, темные мастерские, где их ждал рутинный труд, изматывающий конвейер из однообразных статуй, похожих друг на друга.

– Неужели не найдено письменных памятников, в которых бы остались отголоски трагедии? – спросил Точилин. – Такие мощные проблемы возникли у ваших санхов и ни один из них не пожаловался потомкам?

Славинский посмотрел на него таким тяжелым взглядом, что молодому детективу стало нехорошо. Правда, в тот момент он объяснил себе этот взгляд, как крайнее недовольство олигарха тем, что он опять прервал речь Марии.

– Извините, – откашлялся Точилин. – Маша, продолжай, так увлекательно.

Сергей Петрович раздавил золотой десертной ложечкой ягоду клубники – белоснежные холмы в хрустальной чаше с мороженым окрасились в ярко-красный цвет. И спросил:

– Мария, вы знаете, о чем я подумал во время вашего печального рассказа?

– О чем же? Боюсь, я так долго говорила, что можно было подумать обо всем на свете, – засмеялась она.

И этот чистый, жизнерадостный смех приподнял мужчинам настроение.

– Вы упомянули о неких «фиванских жрецах», как о чем-то давно известном и бесспорном. Давно образовался некий штамп, клише, которые рисуют нам привычный жуткий образ колдунов и чернокнижников. Сидят этакие замшелые консерваторы в подземных лабиринтах своих мрачных храмов, интригуют против всего человечества, заговоры против солнца и света устраивают, нехорошие. А никто не пробовал задаться вопросам, кто они такие на самом деле, кто был их бог Амон и что он значил? Вот послушайте!

Славинский с упоением пролекламировал:

– «Слава тебе, Амон,

Прославлю я в гимнах Имя Его,

Воздам хвалы Ему до высоты небес, во всю ширь земли,

Воспою мощь Его пред всеми на юг и на север плывущими.

Побойтесь Его!

Скажите о Нем сыну и дочери, великому и малому.

Расскажите о Нем поколениям и поколениям, еще не рожденным.

Поведайте о Нем рыбам в потоке и птицам небесным.

Говорите о Нем знающему Его и не знающему Его.

Побойтесь Его!»

Как вы думаете, где нашли эту молитву? На пышном официальном памятнике у врат Луксорского храма? Вовсе нет! В скромной маленькой гробнице художника, подчеркиваю, художника Небра. Однажды его сын Нахтмин тяжело заболел. Отец и братья воззвали в горе к Амону, и тот «ответил просящему». Нахтмин выздоровел, и счастливый отец увековечил на стеле гимн благому божеству.

Сергей Петрович поднялся и заходил по роскошному ковру. Девушка, явившаяся за посудой, замерла в дверях с подносом.

– В конце третьего тысячелетия до нашей эры Великое Древнее Царство пало. Казалось, Египет не возродится никогда. Разбитый на мелкие княжества, он представлял собой легкую добычу для диких племен, которые могли стереть остатки первой цивилизации на Земле. Спасение пришло с Юга. Там, в пятистах километрах от Мемфиса в небольшой плодородной долине было расположено несколько мелких поселений. Его жители поклонялись богу войны Монту и богу плодородия Амону. Из этих ростков и выросли стовратные Фивы и их покровитель Амон-Ра. В 2051 году до нашей эры на трон фиванского княжества взошел Ментухотеп. Он объединил земли Египта под своей властью, и история продолжилась. Началась эпоха Среднего Царства. Вот с этого момента и пошло возвышение Амона-Ра – Бога-воителя, Бога плодородия, Бога-солнца…

– Ну, предположим, что воинственный фиванский божок вначале не имел атрибутики древнейшего бога Ра. Он потихонечку присвоил их себе, когда на плечах свирепых южных египтян вошел в земли северян, – с иронией заметила египтолог, и насмешливо процитировала: – Вышли люди из его глаз, вышли боги из его уст».

– Естественно! – моментально отреагировал Славинский. – Старые, дряхлые боги были вынуждены сложить с себя регалии, не справившись с обязательствами перед народом, который на них молился, перед народом, который вверил им свою судьбу. А теперь переместимся на тысячу лет позже, к тому времени, когда завоеватели-гиксосы покорили страну Кемет, как звался тогда Египте и, казалось, навсегда. Кто пришел спасителем? Опять великий Амон-Ра! Именно фиванцы под предводительством правителя Секненра подняли восстание против пришельцев, поработивших их страну, и в длительных, жестоких сражениях разбили их наголову, положив начало Новому Царству. Кто стоял за победами? Великий Амон-Ра!

Славинский, успокоившись, сел.

– И вот неблагодарный Эхнатон, правитель, севший на трон царства в один из самых благополучных периодов истории, осмелился поднять руку на Создателя этого царства. Что из этого вышло, вы, Мария, знаете лучше меня. Религиозные войны, непрерывные потери земель на северо-востоке из-за активности хеттов и палестинских правителей. Эхнатон, поклоняясь отвлеченному символу, какому-то кружочку, не замечал, как рушится Тысячелетнее царство, как варвары с юга и севера отгрызают от страны по кусочку, как в стране началась анархия и беспредел. Добро, превратно понятое фараоном, превратилась во вседозволие, Любовь обернулась попустительством, анархией, смешением кастовых слоев…

– Не согласна! – твердо сказала богиня. – Этот, как вы изволили выразиться, «кружочек», наверное, самое высшее достижение религиозной мысли той эпохи. Боги Египта, да и прочего мира все еще так были похожи на людей или животных, и с трудом вычленялись из могущественных сил, повелевавших природой. Атон вначале изображался в виде мужской фигуры с головой сокола, Амон – с головой барана. И Эхнатону, величайшему мыслителю, понадобилось всего лишь несколько лет, чтобы пройти путь, который остальное человечество проделало за многие века – он первым осознал, что Сущий, Высший творец бестелесен. Он везде и повсюду, он – внутри нас и вовне. Посмотрите, как это близко соотносится с христианским догматом Святого духа! Поэтому он приказал изображать Вседержителя не антропоморфной фигурой, а знаком, символом. Он постиг природу Высших сил больше, чем те, кто им поклонялся в силу своей профессии. И был последователен. Он понял, что рожденный от женщины и мужчины не может быть богом, и все претензии властителей называться сыновьями бога смешны и беспочвенны. И вместо слова «бог» в титулатуре Эхнатона стали употреблять повсеместно «властитель» или «владыка обеих земель», «добрый властитель». Он, предтеча христианства, понял, что не Зло и Насилие правят миром, а Любовь в ее высшем смысле.

– Ваш величайший мыслитель любовь и добро проповедовал огнем и железом, – саркастически заметил Сергей Петрович. – Могущественный временщик и верховный жрец Туту в своей гробнице говорит о гибели ослушников фараона на плахе и сожжении их тел, а это, согласитесь, страшная вещь для египтян, – «он подпадает под меч, огонь поедает его плоть». Эхнатон рассылает карательные отряды по обоим землям, чтобы подавить волю ослушников, не щадит ни в храмах, ни в гробницах даже имени своего отца. Добрый властитель, очень добрый…

– Тут нечего возразить, – скорбно потупилась Мария, точно она сама была виновна в излишней жестокости Высшего жреца Атона. – Эхнатон-гуманист и Эхнатон-властитель иногда не дружили друг с другом.

Задремавший было молодой детектив очнулся. Видя, что ученый диспут затягивается, и он вот-вот опозориться перед Марией, уткнувшись носом в тарелку с салатом, поднялся:

– Пойду, посмотрю ваш садик.

Однако спорщики не обратили на него внимания, и Дима спокойно, миновав охранника, который также боролся с одолевавшей его дремой, вышел в оранжерею.

Глава пятнадцатая. Преступления, которых нет

Тропический сад Точилина не впечатлил. После райского уголка в доме покойного Сахиба Новбари его трудно было удивить чем-то подобным. Он медленно прогуливался по резиновым коврикам узких дорожек мимо кадок с пальмами и хвойными растениями, коих здесь был широкий выбор – от можжевельника до китайского кедра; проволочных вольеров, в которых мирно дремали утки. Прошел в дальний конец и там наткнулся на металлическую сетку высотой около метра. Она огораживала затененный бамбуком бассейн в виде мелкого озера с темной, неприятной пахнущей зеленой водой, в которой лежали серо-коричнево замшелые коряги. Одна из них шевельнулась, два живых и темных немигающих глаза уставились на детектива.

– Фу ты, Господи, напугали! – отскочил от сетки Дима.

Коряги оказались крокодилами небольших размеров. Милые, но довольно агрессивные создания стали разевать длинные зубастые пасти и поводить, точно собаки, хвостами то в одну, то в другую сторону.

– Вас что, здесь не кормят?

– Кормят, – ответил один из них хриплым мужским голосом. Дима оглянулся. Из кустов выступил парень в синем с миниатюрной рацией в руках. – Но близко подходить не стоит.

– Спасибо, я это уже понял. Не подскажете, как выбраться из этого зоопарка?

– Дальше по синей дорожке.

Детектив прогулялся до двери, над которой горело красное табло «Exit», и вышел в коридор, который вел к овальной площадке с лифтами.

«Пора бы осмотреться», – решил он и двинулся по часовой стрелке. Помещения на шестнадцатом этаже были в основном служебные, двери заперты. Рядом с одной из них он остановился, сделав вид, что нагнулся к развязавшемуся шнурку, прислушался – из комнаты шел машинный гул, из щели под дверью выбивался теплый воздух… скорее всего, вентиляционные установки. Спустился этажом ниже, и… на этом его обход закончился. Навстречу ему шла молодая симпатичная женщина в деловых темных брючках, розовой блузке с отложным воротничком, с черными, зачесанными назад волосами, в больших дымчатых очках – по виду стильная секретарь-референт, каких можно встретить в любом крупном офисе. Не доходя до стоящего, как столб, детектива, она остановилась рядом с дверью с номером 1513, вставила ключи в замок, провернула несколько раз, и вошла.

Не исключено, что он ошибся, не исключено, что он нарвется на скандал, но Точилин, оправившись от шока, оглянулся – народу поблизости не было – быстро последовал за ней. Так быстро, что красотка не успела закрыть за собой. Закрыл сам Точилин, прислонившись к дверной филенке.

– Здравствуйте, – сказал он, пристально вглядываясь в ее лицо. – Очки, пожалуйста, снимите!

От неожиданности она ойкнула и отскочила от него, прижав кулачки к груди.

– Что?!

«Точно – она!»

– Не надо снимать очки. Я и так понял, что когда-то мы с вами были знакомы. И очень близко. Правда, тогда вы были блондинкой и не говорили по-русски.

– Вы обознались, – неуверенно сказала она, отходя к столу с компьютером.

Точилин сделал шаг вперед и схватил ее за руку.

– Если я не ошибаюсь, на сгибе локтя у вас две очень миленькие родинки. Вот они. А на шее еще одна, ее видно, когда ваши волосы по подушке разлетаются в приступе неудержимой страсти…. Хелло, Сьюз Кэтлин!

– Что вы себе позволяете?! Кто вы такой?

– О-о, только не надо дешевой игры в угадайку! – засмеялся детектив. – Теперь и вы, надеюсь, вспомнили, как нежно прикусили мою шею, чтоб, так сказать, поставить отметину на теле насильника и доказать суду, как сильно вы сопротивлялись.

– Что ты здесь делаешь? – прошипела она, отталкивая его и хватаясь за телефонный аппарат. – Ты сейчас должен парится в английской кутузке. Я вызываю охрану.

– Don’t do it3333
  Не делай этого!


[Закрыть]! – засмеялся Дима, присаживаясь на стол. – А я тогда вызову милицию. Вот будет интересно разобраться, кто ж все-таки такая Сьюз Кэтлин – сотрудник российской нефтяной компании или лондонская проститутка?

– Не твое дело, – она прикусила губу и стояла перед ним в явной растерянности, не зная, на что решиться.

– Я не хочу шума, – миролюбиво сказал Дима, выдергивая шнур из телефона. – Тебе, моя первая английская любовь, он не нужен так же, как и мне.

– Тогда что тебе надо?

– Признаться в любви. Ты на меня произвела тогда сильнейшее впечатление. «Came to me, baby!» Как вспомню…

Он положил ей руку на бедро и притянул к себе. Она не сопротивлялась и только сказала, откидывая голову назад:

– У тебя явные успехи в английском языке!

– Ну, мои успехи не сравнить с твоими! Русским ты сейчас владеешь почти безупречно. Я сказал почти, поскольку не очень уверен в том, что ты сможешь мне внятно объяснить, что ты делала в моем номере. Кто тебя попросил развлечь одинокого молодого русского туриста?

– Я ошиблась. Отдыхала с моим бой-френдом в той же гостинице. Была немножко «под шофе» и хотела сделать ему сюрприз…

– И залезла в мою постель?

– Извини.

– Извини? Мне пришлось просидеть ночь в полицейском участке! Где ты была в это время?

– Со мной быстро разобрались, я вернулась в свой номер.

– Не забыв дать показания, что я напоил тебя в ближайшем пабе и буквально на плечах затащил в гостиницу?

– Никаких показаний я не давала. Рассказала полисменам, все как было. И они меня отпустили. Хватит меня тискать!

Она попробовала отстраниться от него, но он прижал ее к себе, ощутив, как напряглось ее сильное тело.

– Прекрасная версия для допроса в прокуратуре. Ни единой зацепки. Меня самого привлекут к уголовной ответственности за оговор, когда ты в ответ на мое заявление расскажешь эту историю с невинной ошибкой.

– Убирайся! – оскалила она мелкие, ровные, как у хищной белочки, зубки.

– Ну, нет! Раз с тобой говорить бесполезно, то тогда займемся делом.

– И каким же? – уперлась она сжатыми кулачками в его грудь.

– Займемся тем же самым, чем мы занимались и при первой нашей встречи, – прошептал он, и в его глазах загорелись веселые, шальные огоньки.

– Извращенец! – сказала она, задыхаясь. – Сюда же могут войти в любую минуту!

– Я успею. Как и тогда! – пожал он плечами и приник губами к ее шее. Правой рукой он скользнул под блузку, нащупал застежку-молнию на брючках, потянул вниз…

Она напряглась, пытаясь высвободиться изо всех сил, дверь без стука распахнулась…

– Светлана Яковлевна! – прогудел мужской голос.

Застигнутые в столь недвусмысленной позе «любовники» обернулись… На пороге стоял подтянутый седовласый мужчина в строгом костюме и красном галстуке.

– Рабочий день еще не закончился, – задумчиво сказал он, глядя себе под ноги, потоптался в нерешительности и, бросив «Я подожду!», вышел.

– Боже, какой ты болван! Что ты наделал! – застонала она, и решительным движением, наконец, высвободилась.

Детектив не держал ее, с усмешкой сунув руки в карманы.

– Нашей любви помешали, зато я теперь знаю, что вас зовут Светлана, что вы здесь действительно работаете… В отделе кадров подскажут домашний адрес и телефон. Вы, скорее всего, приезжая, как и все менеджеры Славинского, и трудитесь вахтовым методом: Москва – Лондон —Усинск.

– Тебе это даром не пройдет! Маньяк!

– Да, маньяк, на том и стоим, – бросил он и посмотрел на часы. Уходить надо было срочно, но уходить ой как не хотелось. В его руках был карлик и ушел, Сьюз Кэтлин упускать было нельзя…

– Послушай, девочка, – горячо и убедительно зашептал детектив, оглядываясь на неплотно запертую дверь. – Себя я защитить смогу, за мной стоят серьезные люди, – солгал он. – Но ты сейчас в большой опасности. Я тебя видел, я с тобой говорил…. Для них ты никто, уберут, как ненужного свидетеля.

Он быстро чиркнул на бумажке цифры.

– Я живу в этом номере. Буду еще дня два. Вот тебе мой сотовый… Владельцам твоих роскошных ножек объяснишь, что я тебя не узнал, был под хмельком и начал приставать. В конце концов, ты же имеешь право на личную жизнь! See you late!

Все произошло настолько быстро, что лондонская любовница не успела придти в себя от сумасшедшей встречи, как он исчез.

Ожидающий Кэтлин-Светлану красногалстучный господин посторонился, когда молодой человек выскочил из кабинета, но тот качнулся и неловко зацепил его плечом.

– Эй, ты! – на лице мужчины отразилась брезгливость, – осторожнее!

– Извините, – пробормотал детектив с пьяной ухмылкой. Оглянулся по сторонам – никого – и грозно рявкнул:

– Ты что, свечку пришел держать, старый козел? Не требуется – кругом электричество.

Выругался отборным матом и пошел, демонстративно сплевывая на коридорную дорожку.

Дмитрий надеялся, что за время его отсутствия разговор свернет с темы осточертевших для него древних египтян, но, увы, просчитался. Более того, обстановка за столом накалилась, и маленькая богиня всевластному олигарху спуску не давала.

– К величайшему памятнику «Книги мертвых» жрецы Амон-Ра не имеют никакого отношения. Да и что могли служители его культа, кроме того, как безудержно рваться к власти, сосредотачивая в своих руках несметные богатства.

– Наивно, как наивно! – захохотал Славинский, откинувшись на спинку кресла. – Вы спрашиваете, что могли великие фиванские маги, слава о чудодейственной силе которых не меркнет до сих пор?! Позвольте неожиданный вопрос: вы читали «Православный календарь»? Это сборник кратких рассказов о святых, празднуемых христианской церквью. Мне как-то случайно довелось его перелистать, и я наткнулся на любопытные истории. Калужский чудотворец Тихон Луховский одним взглядом парализовал руку князя, посмевшего замахнуться на него плетью. Воры пытались ограбить жилище преподобного Григория, жившего в XI веке. Святой навел на них сон, и те проспали пятеро суток. Когда очнулись, то так ослабели от голода, что не могли идти. В том же веке архимандрит Богоявленского монастыря в Ростове деревянной тростью при большом стечении народа разбил на мелкие кусочки каменного идола весом в тонну. Преподобный Кирилл Белозерский крестом и молитвой потушил пожар, грозивший спалить весь монастырь. Вот что могли христианские жрецы, если позволено мне их будет так назвать. В ожесточенной борьбе с язычеством, подвергаясь непрерывным гонениям, тем не менее, они добиваются поразительных результатов. А вам в голову не приходило такой вопрос: до каких высот могли подняться фиванские жрецы в тишине и покое своих храмов, имея возможность в течение десятков веков совершенствовать духовную и магическую практику? Говард Картер сказал… да, тот самый человек, который однажды заметил, что гробница – самое безопасное место на земле, – «И вновь овладело нами ощущение таинственности, благоговения перед давно минувшими, но все еще могущественными тайными силами, витающими над гробницей». У меня нет сомнений, что «могущественные тайные силы» вдохновляли фиванских жрецов. Языческое египетское богословие развивалось дольше, чем существует вся европейская цивилизация – более 3600 лет. Насколько далеко они заглянули в тайны мироздания, в тайну управления силами Вселенной?

– Сдаюсь, сдаюсь, – захлопала в ладоши раскрасневшаяся Бергман. – Я ничегошеньки не смыслю ни в духовной, ни в магической практике.

– Да кто сейчас в ней смыслит! – досадливо отмахнулся олигарх. И непонятно было, то ли это положение дел его устраивает, то ли огорчает. – Я прошу задуматься: двадцать четыре века просуществовала в неизменяемом виде удивительно целостная система взглядов на мир. Эта система обеспечивала выживание могущественной империи, находившейся в постоянно враждебном окружении. Уже за одно это она заслуживает уважения. Поэтому правомерно задать такой вопрос, каким секретом владели фиванские жрецы, что им удавалось держать многомиллионную массу в своем подчинении такое невообразимое количество лет?

– Ответ на него существует, – снисходительно улыбнулась Бергман. – Изолированность Египта, застывшее развитие производительных сил… При традиционном образе жизни изменять традиционные взгляды на мир не было нужды.

– Да что такое ваши «взгляд на мир» – от христианства до атеизма? Картинки. Обычные картинки. Ну, поставь не одного Бога, а трех в центр, ну убери ему бороду или наоборот, пририсуй… влепи вместо него кружочек или атомную решетку… что изменится? Ты веришь в одну картинку, вот Дмитрий Сергеевич – в другую, на острове Пасхи будут верить в третью… Суть в другом. Одна картинка работает, а другие – всего лишь изображение. Вспомните, если раньше за «картинками», то есть целостными взглядами на мир стояли народы, эпохи, цивилизации, то, начиная с античности, «картинки» малюет любой мало-мальски образованный человек с оригинальным взглядом. Ницше, Соловьев, Бердяев…. Все позднейшие учения последователей Моисея, Иисуса, Адонирама и Мухаммеда – лишь невнятные недомолвки; вся позднейшая обрядность – лишь неловкое приспособление древнего ритуального наследия; все таинства – лишь подобие или профанация!

Утомленная долгим спором Мария решила сменить тему:

– Между прочим, Сергей Петрович, Дима не только умеет хорошо стрелять из пистолета, но и обладает превосходным логическим мышлением. Два дня назад он легко мне доказал, что фараон восемнадцатой династии Тутанхамон был убит вследствие заговора жреческой аристократии.

– Да? – рассеянно посмотрел на молодого человека Славинский. – Не хотите ли меня познакомить с вашей гипотезой?

«По-моему, они оба не заметили моего отсутствия», – подумал детектив, нисколько не огорчившись, и вздохнул:

– Что в ней толку? Доктора признали, что несчастный юноша скончался от элементарной небрежности лечащих врачей. И все моя гипотеза рухнула, так и не став достоянием широкой общественности.

– И все же?

– Просто покумекали с моим другом. – Дмитрий секунду помолчал.

– Саша Соколов погиб, защищая нас, – тихо сказала Мария.

– И пришли к выводу, что Тутанхамон должен был умереть. И он умер. От несчастного случая, болезни или… неважно. Главное, что умер.

– Кровосмесительные браки фараонов не способствовали крепкому здоровью потомков, – равнодушно, как всем известную истину, сказал олигарх. – Многочисленные генетические экспертизы доказали, что все они были кровными родственниками. Ничего удивительного, что жизнь светских владык была коротка.

– Я читал, – кивнул Точилин. – Женились на дочерях, спали с кровными сестрами и с детьми от кровных сестер, лишь бы трон все время оставался в правящей династии. Здоровье, действительно, у египетских царей было неважным.